Меня зовут Йоханесс Гейне. Мне двадцать два года. Я бывший рядовой сто второй пехотной дивизии Германской армии, а это моё последнее письмо. У него не будет точного адресата, ибо у меня никого не осталось из близких или друзей: война лишила меня всего, что у меня было, оставив лишь душевные раны, которые я, наверное, не вылечу уже никогда.
Всё началось, когда наступление германской армии захлебнулось. Наша дивизия расположилась во французском городе Нуайон, где недавно перешла в глухую оборону.
Я со своими сослуживцами стояли у заброшенного кладбища в небольшом городском предместье, когда ефрейтор Ганс Брюгер неожиданно окликнул нас, указывая на один из старых склепов, стоящих поодаль от замшелой каменной ограды.
- Большой, - отметил рядовой Фридрих Кант, подходя к ограде, прогнав со своего пути мирно спящего у ограды пса, больно пнув его по яйцам, - Наверное, принадлежал какой-нибудь зажиточной местной семье.
- Как думаете, там может быть что-нибудь ценное? – спросил хрипящим голосом рядовой Маркус Мюллер, служащий в расстрельной бригаде, тщательно и нежно протиравший тряпкой свою винтовку.
- Вряд ли, - отвечал ефрейтор, провожая похотливым взглядом сестру милосердия, - Они же христиане, а не язычники, чтобы забирать на тот свет всё ценное.
- А пошли посмотрим и убедимся, - обернулся Фридрих, смотря на нас с лицом человека, который вот-вот откопает сокровище испанской короны, - Наверняка там может быть что-то ценное.
- Да ладно вам, - сказал я, нервно потирая ладони, - Там кроме крыс и пауков никого нет. Какой смысл? Да и не так уж и богато он выглядит.
- Так и скажи, что боишься, Йоханесс, - весело ответил Ганс, толкая старую решетку ворот.
Большая решётка со страшным грохотом и скрипом неохотно поддалась, открывая путь на старое кладбище. Резко подул невесть откуда взявшийся холодный ветер, пробравший меня до костей.
- Ты идёшь или нет, крольчонок? – громко окрикнул меня Маркус.
- Д-да, и-иду, - нервно сглатывая, ответил я, следуя за своими сослуживцами.
Старая дубовая дверь склепа была заперта и несмотря на то что время сильно потрепало деревяшку, она ни в какую не хотела поддаваться на обрушивающиеся на неё удары немецких винтовок и сапог.
- Ну вот, - облегчённо ответил я, - Закрыто. Не судьба нам значит. Давайте, идём, а то лейтенант искать будет.
Фридрих, не обращая на меня никакого внимания, молча зарядил винтовку и выпустил обойму в старую дверь, после чего мощным пинком выбил расстрелянную доску.
- Господи, ребята! – воскликнул я, поражённый их поведением, – Да что вы же творите?! Если лейтенант узнает…
Но те уже вошли внутрь, совершенно не обращая на меня никакого внимания. Как только заглохло эхо выстрела, кладбище погрузилось в абсолютную тишину: ни ветра, ни птиц, ни единого шороха. Было слышно только копошение внутри тёмного покрытого мхом и вьюнком старого склепа. Послышался громкий голос Ганса, требовавший войти. Ноги мои словно вросли в землю. Чувство какой-то неизбежной трагедии сдавливало грудную клетку. Я вошёл внутрь только после третьего приказа ефрейтора.
Внутри не было ни единого оконца, ни малейшей щели, через которую мог бы проникнуть свет. В центре, образуя прямоугольник стояли каменные саркофаги, а вокруг них едва хватало пространства, чтобы ходить. Дверь хоть и была открыта почти нараспашку, но заходящее солнце почти не давало света. Свет солнца едва доходил до основания двух первых саркофагов, а дальняя стена и вовсе пропадала во мгле. Было холодно, звук эхом отражался от тёмных стен, будто в глубоком колодце, воняло сыростью и затхлостью.
Войдя в склеп, я увидел, как мои товарищи уже сталкивают огромную каменную крышку. Помещение сразу наполнилось резким запахом сырости. С улицы подул сильный промозглый ветер. Отражаясь от каменных стен, он походил на чей-то страшный вопль. По моему телу пробежала крупная дрожь. Пока трое солдат хищными глазами смотрели на результат своей работы, я нервно оглядывался в сторону скрипучих кладбищенских ворот, в надежде, что нас никто не увидит.
- Делим по-честному, - прорычал Ганс, опуская руку вглубь саркофага, - Этот мой. Тот тебе, Маркус. Этот дальний твой, Фридрих. А этот твой, Йоханесс.
Свободной рукой он указал на один из саркофагов, находящийся прямо возле входа. Пока он доставал содержимое своей гробницы, а Фридрих с Маркусом открывали свои, я оглядел монолит, доставшийся мне: огромное в половину человеческого роста каменное изваяние. Вероятно, по его сторонам были сделаны какие-то узоры или рисунки, но мох полностью скрыл их. Я стоял, не решаясь прикоснуться к старому камню, ощущая какой-то первобытный ужас, словно если я сейчас открою саркофаг, то выпущу наружу силу, которую даже сам Господь не в силах будут одолеть.
Я поднял глаза, и новая волна ужаса буквально пригвоздила меня к месту: словно падальщики мои сослуживцы раздирали лежащие в саркофагах старые скелеты, снимая с них немногочисленные, но богатые украшения: золотые серьги с кольцом и большое колье с алмазом достались Гансу, Маркус получил пару изящных золотых браслетов, а Фридрих забрал себе серебряные подвески вместе с парой золотых колец с драгоценными камнями. Стоило ему закончить, он со злобной ухмылкой похлопал череп по тому месту, где должна быть щека и буквально кинул его обратно в тьму саркофага. Как только солдаты полностью обчистили покойников, их взгляды, полные какого-то нечеловеческого бешеного ликования, обратились ко мне. Они ждали, ждали, когда я открою свой саркофаг и достану свои трофеи.
Подчиняясь их беззвучному приказу, я отбросил тяжёлую крышку. Я уже привык к гнилому запаху, но, когда смрад полился из моего саркофага, меня едва не вывернуло. Старые кости были покрыты сгнившей шерстью и старыми потемневшими лохмотьями. Труп явно принадлежал мужчине. Вероятно это был глава семьи.
- Ого! – воскликнул Фридрих запуская руку в полусгнившие кости, - Да ты, дружище, куш сорвал!
Он поднял истлевшие руки мертвеца, на которой болтались массивные золотые браслеты, а на безымянном пальце висело обручальное кольцо с камнем. Ганс достал то, что вероятнее всего было тростью, с красивым резным набалдашником, в который был вставлен синий камешек. Маркус сорвал с шеи покойного огромное золотое колье со множеством мелких камешков.
Я стоял, едва сдерживая ужас, молча смотря на то, как эти трое рассовывают добычу по карманам с таким видом, будто бы они обчистили самого канцлера, а не заброшенный склеп неизвестного богатого рода. Мой взгляд невольно упал на довольно массивный череп главы семейства, аккуратно лежавшем на почерневших от времени и сырости подушках, со взором, устремлённым в низкий потолок.