Матрас подо мной был насквозь мокрый. Пот стекал по спине, по лицу, капал с кончика носа. Мне было жарко и душно, но я лежал полностью укутанный теплым одеялом и истекал своим же телесным соком. Я не мог. Просто не мог стянуть одеяло со своей головы и глотнуть свежего морозного воздуха. Я боялся. Боялся, что выглянув из-под мокрой ткани, вновь увижу в темноте ее лицо: бледное, недовольное, с искрящимися злобой глазами.
Она будет качать головой и пытаться снова доказать свою правоту. Она всегда была права! Или, по крайне мере, так считала.
Она всегда и всем была недовольна. Моей работой: «Тебе нужно найти другую работу. Ты со своими дурацкими рисунками не приносишь в дом ни копейки. А детям нужная новая одежда и вкусная еда. В конце концов, я не могу тянуть всё на себе!»
Моей внешностью: «Побрейся, тебе совсем не идут усы!»
Любой моей помощью: «Нет, ты смотри, смотри! Обои не встык идут. Как можно было так приклеить?»
И, в принципе, мной: «Да что ж ты за человек-то такой, разве нельзя было купить сметану с нормальным сроком годности. Где твои глаза были? На заднице?»
А самая любимая фраза, которую я готов был набить себе на веках, чтобы никогда не забывать: «Я не договорила!»
Пот всё стекал и стекал. Я задыхался от гнилого запаха собственного тела. Но выбраться до рассвета было выше моих сил. В ушах стучало. Я-НЕ-ДО-ГО-ВО-РИ-ЛА. Раз за разом одна и та же фраза. Тук-тук-тук. Я-НЕ-ДО-ГО-ВО-РИ-ЛА.
Я не мог. Не мог.
- Да заткнись ты уже! – в ярости я скидываю на пол мокрое одеяло. Прыгаю голыми пятками на линолеум. Прилипаю. Размахиваю руками в разные стороны. – Ты договорила! Ясно тебе? Всё! Договорилась! И больше не сможешь сказать ни слова!
Я верчу головой. Не вижу ничего, кроме силуэтов нашей старой мебели в темноте.
«Тише- тише…» - просыпается голос в моей голове: «Ты разбудишь детей, и они снова начнут задавать один и тот же вопрос: папа, а где мама?»
Я отлепляю пятки от липкого пола. Медленно подхожу к двери, оставляя мокрые потные следы на старом линолеуме. Тишина.
Где мама, да - где мама? Как мне ответить детям на их вопрос? Как рассказать о том, что их договорившаяся мать находится в полутора метрах под землей. Не одна. О, нет! Не одна. Вместе с каким-то Анатолием Говорухиным. Да, вот это чувство юмора у Вселенной. Именно у человека с такой фамилией оказалась единственная свежезакопанная могила на всем местном кладбище. А все знают… Все ли? Что легче и более безопаснее копать рыхлую землю. Безопаснее для меня, конечно. Ведь сразу будет заметно, если перекопать старую землю. К новой претензий не будет.
Ах, да, всё случилось прямо здесь. Пол до сих пор не до конца отмылся от ее мерзкой сукровицы.
«Да подними ты повыше правый угол!» - ее ворчание щекотало уши до боли, когда я прибивал очередную нужную ей полочку к стене: «Руки у тебя из одного места растут. Только и знаешь, что валяться на диване, да каракули свои выводить. Зачем я вообще замуж за тебя, такого обалдуя, вышла? Всю жизнь мне испортил…»
Моя рука с зажатым в ней молотком непроизвольно опустилась вниз. Полка грохнулась следом, оставив вмятину на линолеуме. Я честно хотел уйти.
«Я не договорила!» - заорав она схватила меня за руку. Молоток с размаху сам вонзился со всей силы ей в лицо. Один раз, второй, третий.
В ушах стучало: «Тук. Я-НЕ. Тук. ДО-ГО. Тук. ВО-РИ. Тук. ЛА.»
Все бы хорошо. Но она и после смерти не оставила меня в покое. Приходит ко мне каждую ночь во сне. В темноте. Она в моей голове. Мне кажется, что я схожу с ума. Но это же не так?
Тишина. Дети спят. И мне надо хоть немного поспать.
Спать.
Я возвращаюсь к своему мокрому матрасу. Падаю на спину и закрываю глаза.
Дззз. Дззз. Дззз. Завибрировал на прикроватной тумбочке мой телефон. Беру его в руки. Щурюсь. Сон?
На экране высвечивается: ЖЕНА.
Точно сон…
- Алло? – мой голос хрипит то ли спросонок, то ли от страха.
- Последнее слово все равно будет за мной. Я не договорила, - хрипит трубка на полу. Я задыхаюсь и думаю лишь о том, кто отвезет завтра детей в школу?