Последние дни моей жизни

Часть 1. Глава 1. Начало конца.

Я умер в 22 года. "Мало прожил" - скажут многие, может быть, кто знает, много это было или мало. Уже это не имеет никакого значения. Вы хотите узнать, как меня зовут? Я не уверен, что достоин, чтобы меня звали по имени, да и произносить вслух его необязательно... Зовите меня просто Сова.

В тот день я наконец-то решил покончить с этим адом, в который превратил свою жизнь. Знаете, начать с чистого листа мне так и не удалось. Когда я возвращался домой, проходя мимо маминого любимого парка, я встретил свою судьбу. Не в значении "найти свою любовь", не поймите неправильно, тем человеком был мой брат с ножом в руке. Возможно, я сам виноват в том, что он решился на это. Возможно, не стоило мне втягивать его в банду. Не стоило портить им всем жизнь. Тогда бы и кара не настигла меня. "Бог наказывает всех и каждого." - таковы были мои мысли в тот момент, когда Дэниел вонзил нож мне в грудь, задев сердце, пронзив лёгкое и бросив меня истекать кровью на песчаной дорожке. Как назло с неба начали падать и больно разбиваться о моё лицо капли дождя. Я всегда любил дождь, но в тот момент не мог им насладиться достаточно. Вся одежда вымокла, не только из-за дождя, но также хорошо пропитавшись кровью, она так неприятно облепляла тело, что даже и пошевельнуться было невозможно. Стало так холодно. Смерть была близко. Почему Дэниел плакал в тот момент? Он же это сделал по приказу папочки, а значит и не жалел. Но в тот момент я точно видел слезы на его глазах. Мне могло померещиться, но вроде бы даже он попросил прощения. Конечно, братец, с радостью прощу тебя за своё убийство. Что ты как неродной? Ударь меня ещё раз, милости прошу, я же так хотел избавиться от своей дерьмовой жизни, но, признаюсь, не таким образом. Из нашей шайки отморозков живым никто не уходит. Я ведь знал это, но всё равно решил, что раз уж я такой особенный, то мне позволят умереть для них, но родиться во второй жизни. Я особенный. Смешно от своих же слов. Именно потому что я такой особенный меня и прирезали, как свинью.

Мама будет плакать. Как она без меня сможет прожить? Я обещал о ней заботиться, а сам покидаю в самый сложный для неё момент. Ей нельзя нервничать, но, чувствую, убиваться по мне она будет долго. Станет винить себя во всём, приходить на мою могилу и плакать. Интересно, а меня похоронят на кладбище или за ним? Папочка позаботиться, чтобы моё убийство выставили самоубийством депрессивного подростка от осознания никчемности своей жизни. Она, наверное, не будет ставить табличку, у неё нет моих фотографий, да и без фамилии как-то неказисто всё будет выглядеть. Зато цветы там будут всегда - моя мама обожает розы, да и я их почему-то полюбил. Красивые розы с шипами, манящие, но такие неприступные.

А ведь сидя неделю назад с Эриком, моим другом детства, я и подумать не мог, что наше решение уйти таким обернётся. Прямо нож в спину... Ха-ха, из последних сил можно и улыбку натянуть, чтобы не подумали, что я умер с сожалениями, хотя это и не было правдой. Я - Сова, недостойный даже человеческого имени, должен был умереть. За то, кем я был, за то, кем я стал, за то, от кого отказался. Я молился об этом дне. Молился об отпущении моих грехов и, наконец, получил то, чего хотел.

Чтобы всё понять, надо окунуться в моё детство. Нет, конечно не в те деньки, когда я щеголял в памперсах и кричал на каждую деревяшку. Я говорю о, примерно, половине своей жизни, о своих десяти годах. Дырки во мне тогда ещё не было, как впрочем и мозгов, ведь именно из-за того дня двенадцать лет назад моя жизнь пошла под откос, а я стал тем, кем являюсь сейчас. Киллером и почти мёртвым членом звериной мафии нашего слишком маленького для больших амбиций городка.

В 10 лет дети уже ходят в школу и заканчивают... 4 класс? Простите, я так и не получил полного образования. Отходив пару классов, я самовольно покинул эту тюрьму из тупых одногодок и отправился на поиски работы. Угадайте, сколько предпринимателей посылало меня обратно в школу, даже не выслушав до конца? Молодцы те, кто догадался, на самом деле абсолютно все, но я не стал их слушать, а продолжал искать, пока меня не нанял дядюшка Жане, он умер от сердечного приступа лет пять назад, но до того момента процент от своих гонораров я всегда переводил на его счёт. Ему я был многим обязан. Деньги в тот период были нужны под завязку, поэтому я и принял решение пойти на работу. Отец свалил по-английски ещё до моего рождения, оставив мать одну в трущобах. Я знал об этом, но даже как-то ни разу не задумывался об этом уроде, который думал только о себе. Я думал лишь о том, что должен был защитить её, что я теперь был ответственен за её жизнь. Моя мать была больна с рождения. Какое-то психическое заболевание, но до моего отца она с ним справлялась, однако с того момента, как он её бросил, ей стало заметно хуже. Она почти не ходит, мало разговаривает, а иногда случались и приступы неконтролируемой агрессии. Я никогда на неё не злился за это, никогда не винил её в этом. Все крики, побои я простил, ведь я знал, что это была не она в те моменты. 

Возвращаясь к своей первой работе, скажу, что дядюшка даже не заставлял меня работать сверхурочно или выполнять какие-то непосильные для десятилетки задачи. Наоборот, сейчас мне кажется, что он меня жалел, потому что кроме зарплаты, я всегда получал пакет с продуктами вечером, а с утра - свежеиспеченный хлеб. Он держал маленький продовольственный магазин, где я сортировал продукты, перетаскивал ящики и иногда рассчитывал покупателей на кассе. Моё смазливое личико делало своё дело и милые покупатели часто оставляли мне сдачу. В нашем квартале мы все друг друга знали, поэтому им было известно, что с моей мамой. Кто-то даже предлагал свою помощь, например, тётушка Нэн приглядывала за мамой, пока я был на работе. У неё доброе сердце. Я до сих пор жалею, что столько наговорил ей вчера. А ведь мог промолчать.

Я столько раз убивал, но никогда не думал, что это такой медленный процесс. Поэтому люди просят перерезать им горло или всадить пулю в лоб? Чтобы вот так, как я, не страдать? Поскорее бы, поскорее...

Часть 1. Глава 2.

Не думайте, что я забыл о вас, дорогой слушатель. Вам интересно, что случилось 12 лет назад? На самом деле я, как обычно, работал у дядюшки, в тот день было много посетителей, я как раз перетаскивал пустые ящики, когда наткнулся на одного из покупателей по дороге. Он мне сразу не понравился, но я, как обычно, улыбнулся и, извинившись, пошёл дальше. Не успел я сделать и пары шагов, как он меня окликнул. 

- Мальчик, ты здесь работаешь? 

- Нет, - тут же ответил ему я, - Я помогаю дедушке в магазине. 

- Почему ты не в школе? 

- У нас каникулы. 

- Но учебная неделя только началась, из какой ты школы? 

- Дядя, меня учили не разговаривать с незнакомыми, - избежав ответа на вопрос, я быстро ушёл. Тогда его пристальный взгляд, а затем короткий разговор с дядюшкой, меня вообще не волновали. То, что он остался в магазине, наблюдая за мной, также не потревожило мой детский наивный ум, заставив думать, что он один из этих, о которых нам рассказывают мамы в детстве, предупреждая не вступать с ними разговор и не уходить в подворотни. Рабочий день закончился, поэтому я, попрощавшись с дядюшкой, который почему-то с опаской в тот день смотрел на меня, ушёл к себе, по дороге забежав в аптеку и купив лекарства. Оглянувшись на выходе из магазина и второй раз - у аптеки, я облегчённо вздохнул и поспешил домой. Встав на мысочки, я открыл дверь и, войдя, застал маму на кухне. Она резала овощи и варила что-то, наполнявшее комнату запахом пряностей.

- Мам, я дома! - поставив всё на стол, я побежал к ней, обняв при встрече. Она улыбнулась, по обычному, не слишком сильно, но так, насколько ей хватило сил.

- Мой руки и садись. Ужин почти готов.

Быстро закончив, я вернулся и сел, дождавшись мамы и её самый вкусный овощной суп.

- Как сегодня в школе? - спросила она, отрезав кусок хлеба. Я принёс его утром, но сказал, что она сама его купила вчера на рынке. 

- Всё как обычно. Учительница меня хвалила на уроке математики. - Я любил выдумывать истории про свои будни в школе, будто бы я там и вправу учился. Мама меня всегда внимательно слушала, посмеиваясь с моих шуток или поступков. Потом она гладила меня по макушке и говорила: "Ешь быстрее, не то остынет". Тот день шёл как нельзя лучше, я как раз рассказывал ей, как мы с друзьями нашли ящерицу на заднем дворе, как вдруг в дверь позвонили. Мама медленно встала и пошла к двери, в то время, как у меня в груди зародилась неприятное и съедающее чувство. Я услышал какой-то мужской голос и тихий мамин, а затем её кашель и удивлённый вздох. Я вышел из комнаты в прихожую и увидел того мужчину из магазина, он что-то говорил маме, придерживая её за руку. 

Завидев меня, он поманил меня пальцем. Я же остался стоять на месте, неотрывно смотря на маму, которая почему-то закрыла лицо руками. Видя, что я не желаю подходить, он сам прошёл в нашу квартиру, мама ему не препятствовала. Сев передо мной на корточки, он заговорил:

- Мальчик, как тебя зовут?

- Кто вы такой?

- ...пожалуйста, не груби ему, - мама обернулась ко мне. - Этот человек из органов опеки. Он видел, как ты сегодня работал у мистера Жане. Это правда? - я молчал. Оба взрослых смотрели на меня, но все по-разному. Этот мужчина смотрел вызывающе и даже с толикой презрения, а мама, наоборот, ласково и со страхом. Мне никогда не нравилось, когда она на меня так смотрела. Так, как будто бы не верила в моё вранье и хотела получить ответ, подтверждение тому, что её ангелочек не мог ей врать. Я хотел быть для тебя тем ангелом. Но тем вечером я решил не лгать, а сказать правду. Не было никаких криков, но тогда я почувствовал по-настоящему, что значит стать для кого-то разочарованием. Дальше меня постоянно будет преследовать это чувство, но тогда это было в новинку. Как только он ушёл, мама ушла в нашу комнату и не выходила оттуда до вечера следующего дня. Чтобы немного улучшить своё положение я решил пойти в школу, а не к дядюшке. Деньги были нужны, но мамино доверие я хотел вернуть. В классе на меня все смотрели с удивлением. Наша учительница - мисс Мария - всегда меня жалела, поэтому даже когда я ушёл, она иногда звонила моей маме и рассказывала, какой я молодец, или даже выдумывала, с кем я подрался на перемене. Моя ложь была настолько продуманной, что даже директор была уверена, что я ходил на занятия, а перестал после ухудшения маминого самочувствия и последующего переезда в другой город на лечение. Придя в класс, первым делом я подошёл к мисс Марии. Та была рада меня видеть, но почему-то сказала, что мне будет лучше перевестись в 3 класс, если я решил снова браться за уроки. Я уверил её в том, что точно потяну программу. Я и сам иногда занимался с мамой дома, поэтому ничего нового я не усвоил, поэтому и даже не понял той причины, по которой я сюда пришёл. Было невероятно скучно наблюдать за этими людьми вокруг. Я снова вспомнил, почему я не любил школу. Хотя 4 класс был цветочками по сравнению с тем, что меня ожидало в старшей школе. После занятий, я поспешил в магазин к дядюшке, но тот оказался закрыт. Дома я его также не обнаружил, а в связи с освобождением времени, я решил пойти в соседний квартал. Там прямо по соседству с нашими трущобами жили богачи, с полными денег кошельками. Прогуливаясь там, я часто замечал детей с их неродными матерями, которых они называли нянями, видел дорогие машины и много злых людей. Моя улица мне всегда нравилась больше, там хотя бы не избивали за съеденное яблоко и не бросали в грязь за то, что ты наступил на чью-то ногу. Именно в этом квартале и жил мой друг Эрик. Иногда между занятиями с приходящими круглые сутки людьми, его выпускали в город, и тогда мы общались сутками напролёт, обсуждая наши непохожие миры. Однажды его мама застала его за игрой со мной и сильно накричала на меня, обозвав грязным оборванцем. Её запреты никак не подейстовали на нашу дружбу. Наоборот, после месяца его домашнего ареста я снова выманил его на улицу и познакомил с моей мамой. Ему сразу она понравилась, как и он ей. Моя мама всем нравилась, её доброта не знала границ, и каждый раз, когда я приводил Эрика, она будто бы чувствовала это и готовила нам печенье. Вот бы хотя бы ещё раз почувствовать этот запах. Эрик был младше меня на год, поэтому, будучи старшим, я оказывал на него особое влияние. То, что многие сейчас могут назвать авторитетом, в те времена превратилось в почитание и даже присуждение божественности. Но я всегда злился на него за это. Бог один, и это явно не я. Остановившись рядом с его домом, я стянул с себя рюкзак, кинув на землю, и подобрал с тропинки маленькие камни. Я прекрасно знал, что сейчас он с очередным учителем или читает няне вслух, но можно было хотя бы подразнить его. Кинув первый камушек, который звонко ударился об оконную раму, я широко улыбнулся, тихо посмеиваясь. Бросив второй, я увидел, как кто-то открыл шторы и высунулся из окна. Его рыжая голова посмотрела вниз и, увидев меня, влетела обратно в комнату. Через пару минут он уже выскочил из парадной двери и под лай соседкой собаки перепрыгнул калитку. 

Часть 1. Глава 3.

Здание, куда меня привезли было похоже для меня на психдиспансер. Ужасно белые стены, белые обои, белые халаты на взрослых, решетка вокруг здания со двором и запах больницы. На самом деле это место оказалось приютом. Там было около 30-ти детей, может чуть больше, может чуть меньше, на самом деле состав наш часто менялся из-за визитов новоиспеченных родителей, кроме всего все они чему-то радовались. Я не понимал, чему именно, да и сейчас не очень-то понимаю. Отношения с ними у меня сразу не заладились, как и со взрослыми. Я всегда считался более развитым по сравнению с моими ровесниками, поэтому и общаться любил я со взрослыми, но даже так те, кто окружал меня в том приюте, были слишком глупыми и нелепыми. На меня не кричали, мне не приходилось выживать, но всё же мне не хватало там самого главного. Я, будучи особо общительным, избегал всех вещей, что раньше делали меня счастливым. Я не общался с другими детьми, перестал есть и каждый день "вянул", как говорили эти глупые взрослые. Я хотел сбежать. Когда мне пришла в голову эта мысль, а случилось это в одну из бессонных ночей, мой мир перевернулся. Раньше избегая внешнего мира, теперь я гулял всё время, что мне было позволено, ел, как за двоих, и расспрашивал всех, кого мог, об устройстве приюта. Они решили, что я свыкся с судьбой и принял её, но они очень сильно ошибались. Месяц, и я был готов. День моего побега совпадал с днем встреч с потенциальными родителями. Обычно я сидел в комнате, но, как назло, меня заставили выйти и находиться в общей комнате. Но я был так возбужден в преддверии вечера, что спокойно согласился. Находиться там и глохнуть от криков было поистине невыносимо. Сев в углу у стены, я взял первую попавшуюся книгу, а увидев название "Детские сказки", выбросил её куда подальше, уже представив следующие часы визга, воплей и отсутствия внимания. По сравнению с другими детьми я был заметно ниже ростом, скажем так, даже в свои 22 я не превышал отметки в 160 сантиметров. Меня не замечали, но это играло только на руку, их внимание мне не было нужно. В голове я ещё раз мысленно проговорил все пункты плана, как вдруг меня прервала женщина, осторожно подошедшая ко мне. Это увидел её муж, который также приблизился, и теперь они оба стояли надо мной и почему-то странно и неловко улыбались. 

- Привет. - первая заговорила девушка, помахав мне рукой. Они считают, что я умственно отсталый или со всеми детьми так себя ведут? В руках она сжимала мистера Пенни, так я назвал этого некрасивого монстра, которого другие считали котом. Его глаза были сделаны из пуговиц чёрного и красного цвета, а рот вышит вручную. Им было так жалко денег на нормальную игрушку, или эта женщина всерьёз считает, что лучший подарок это тот, что сделан своими руками? Но мне он нравился. Я не был уродцем, но мистер Пенни чем-то походил на меня. Такой же сшитый, никому не нужный, но притягательный. Зато мистер Пенни может быть уверен, что любят его не за внешность. Эти взрослые поговорили со мной о моих хобби и всё время спрашивали, насколько мне тут хорошо. И что мне надо было отвечать? Взяв в пример подслушанные разговоры от других, я отвечал всё с точностью да наоборот. Втирал им про то, что люблю давить котят, обожаю этот приют и что из игрушек мне нравятся измученные и старые, нежели новые и дорогие. Признаюсь, плюшевые игрушки - моя слабость. Он на меня так жалостливо смотрел своими разными глазами, что я не мог сопротивляться. В конце остался только я и эта женщина. Её муж ушёл поговорить с кем-то, а впрочем я застал его за дискуссией с одной из воспитательниц. Та девушка ходила со мной по приюту, осмотрела нашу комнату и погуляла со мной по двору. Привыкнув к её компании, я даже не заметил, как затянулся наш разговор. В конце, когда они уже уходили, она подошла отдельно ко мне и вручила мистера Пенни, сказав, что ещё вернётся. Мне было её жалко. Мне она понравилась. Но я твёрдо решил сбежать отсюда, поэтому дождавшись отбоя и пролежав без движения до полуночи, я начал действовать. Нас проверяют каждые пару часов, траекторию их обхода я выучил наизусть, поэтому бесшумно и незаметно я добрался до заднего крыла, выходившего во двор. Я был уже почти у двери. Я видел засов, металлическую ручку, стекло запотевших окон. Но рядом с дверью стоял наш главный. Его кабинет находился прямо напротив учительской, поэтому тут он мог быть только в двух случаях: либо он курил, либо он кого-то ждал. В обоих случаях оставался риск быть обнаруженным. Почему именно сегодня? В первый раз, находясь в опасной ситуации, было страшно. Но и потом этот страх никуда не исчез. Он словно пожирал меня, заставляя ладони запотевать, а ноги каменеть. Я не считал себя трусом, но тогда был один из самых первых моментов страха для моего детского ума. Я вернулся. Проклиная себя всю оставшуюся ночь, я прикинулся больным и остался в кровати до обеда. Мне было тошно от самого себя за то, что из-за какого-то страха я не мог пошевелиться. Рядом с подушкой сидел мистер Пенни, но мне казалось, что даже он осуждающе на меня смотрел своими разноцветными глазами. Я сжал его и притянул к себе. В тот же миг я услышал её голос в нескольких метрах от меня. Не заметив, как она зашла, я удивлённо привстал и уставился на эту девушку, в то время, как она тут же улыбнулась, только завидев моё лицо. Я сел. Она подошла ближе. 

- Воспитательница сказала, что ты заболел. Я переживала, как ты себя чувствуешь?

Я не уверен, что тогда произошло. Эмоции накатили, словно волной, а я не мог больше сдерживаться. Моя мама всегда говорила, что мальчики не должны плакать, говорила мне это каждый раз, когда я падал или меня задирали. Я помню, что сказал ей тогда, помню, как пообещал ей быть сильным. Таким сильным, чтобы она мной гордилась. В тот момент во мне родился маленький мужчина. Он рос вместе со мной и поддерживал всегда. Этот маленький мужчина был крупнее меня во всём, но всё же он был и моей частью. В тот день я не смог сдержать слез. Было стыдно и страшно, но она меня не осудила. Её крепкие и нежные руки обвились вокруг моего маленького тельца и сильно прижали к себе. Она меня не ругала, не злилась оттого, что я плачу. Наоборот, я запомнил лишь то, что она не проронила ни слова. Это было так до жути приятно, что я снова вспомнил мамины объятия и уже не смог остановиться. Мистер Пенни упал с кровати, я этого не заметил, но она наклонилась, чтобы специально его поднять и отдать мне. 

Часть 1. Глава 4.

Когда мы остановились, на улице был уже вечер. Возможно, я заснул в машине, потому что очнулся я уже в чьей-то кровати. Чуть поодаль сидела какая-то женщина и прочищала дуло пистолета. Как только я сел в кровати, она переключила на меня своё внимание и поднялась с дивана. 

- Диди сказал тебя привести, как проснешься.

- Кто такой Диди?

- Человек, который спас твою задницу. Собирайся. 

Привели меня на кухню, там этот Диди стоял у плиты и что-то готовил, при этом на столах я отчетливо видел блеск ножей и стали, пуль и винтовок. 

- Пришёл? - он повернулся ко мне со сковородкой, на которой допекался последний блин. - Бьянка, ты можешь быть свободна. Голоден? - последняя фраза предназначалась уже мне. Я не ел с утра, поэтому стыдливо согласился. За столом мы сидели только вдвоём, а в углах комнаты стояли широкоплечие гиганты, которые всё время переглядывались. Как и водитель они ничего не говорили, но я знал, что моё присутствие вызывает вопросы. У меня они и сами были в голове.

- Почему ты меня взял с собой? - наконец я подал голос, ещё не приступив к блинчикам. Вместо ответа он снова потрепал меня по голове, а сам подвинул тарелку ко мне ближе. Рядом стояло варенье, какая-то неизвестная мне золотистая вязкая жидкость и растопленое масло. Я взял масло, немного поколебавшись, потому что мне стало до безумия интересно, что это за желтая подлива.

- Ты не ешь мед? Робб, разве дети не любят сладкое? - он обратился к какому-то мужчине. Я не запомнил всех приспешников папочки, разве что самых преданных и тех, которые не померли от его пули в первые три года нашего знакомства. 

- Да, Босс, дети обычно любят сладкое. Я не знаю… - он заметно нервничал. А я в то время взял баночку и принялся изучать “мед”.

- То есть ты хочешь сказать, что ты мне сказал предложить мелкому мед, при этом не зная, что же всё-таки ему понравится? - он вытащил пистолет из-под пиджака и наставил на Робба, взведя курок. - Что же мне сейчас мешает пустить тебе пулю в лоб за твою халатность? - Я не мигая смотрел на дуло, направленное на человека. 

- Не стреляй! - я закричал. Помню, как вскочил со стула и потянул его вниз за плечо. Все в комнате так перепугались, что даже не шевелились. - Пожалуйста, не надо! - Без понятия, что на меня тогда нашло, потому что этого Робба я самолично пристрелил спустя лет шесть за предательство. Но тогда я был ещё слишком мягкотелым. Папочка опустил пистолет. Он смотрел на меня, сжимающего ткань его костюма и смотрящего на него. В моих глазах не было страха. Я не знаю почему, не знаю зачем, но я обнял его. Мои маленькие детские ручки обвились вокруг его шеи и утянули вниз на уровень моего роста. В душе, а может и вслух, я повторял одни и те же слова: “не стреляй, не стреляй, не стреляй”. Отбросив заряженный пистолет в сторону, он наклонился ближе к земле и поднял меня на руки, свои кулачки я не разжимал. В комнату вошел Николай, это тот первый секретарь, который ранее поймал меня, чуть ли не упавшего от толчка Диди. Тот вошёл и оценил обстановку. Больше всего его поразил я на руках у его босса. Тот же меня прижимал, гладил по волосам и затылку, повторяя моё имя, шептал мне его на ухо. Это было жутко. Я нашёл глазами Николая и указал взглядом на пистолет на полу. Он его подобрал и, вытащив магазин, положил на один из столов. Снова посмотрел на меня. Диди всё ещё шептал имя своей дочери, поэтому я ему ответил. Ответил, назвав папой, ответил, сказав, что всё в порядке. Я хотел отцовской любви, хотел, потому что никогда не не ощущал, хотел, потому что, хоть я его и ненавидел, что бы я ни говорил о нём, но всё же я хотел хотя бы раз это почувствовать. 

- Я здесь, всё хорошо. - мой детский голос звучал в тишине комнаты. Наконец Николай заговорил, окликнув Диди. Он сказал, что у папочки встреча, что ему пора идти, их ждут дела. Диди подошёл к Николаю и к моему удивлению передал тому также на руки. Я почувствовал себя драгоценной куклой, хотя это и было максимально стремно. Словно в прострации, он забрал своё пальто и вышел. За ним последовали несколько человек, а мы с Николаем остались стоять на кухне. 

- А ты не робкого десятка, пацан. - с акцентом сказал он. 

- Опустите меня, пожалуйста, на пол. - сказал я, ощущая, как начинаю постепенно краснеть. Николай заторопился, он поставил меня ногами на мягкую подушку стула. Вскоре он спросил, чем мне хотелось бы заняться, я же ответил, что хотелось бы блинчиков. Мы снова сели за еду, а я снова начал с вопросов.

- Кого он звал тогда? - Николай вздрогнул. 

- Вы очень похожи на покойную дочь господина. Она погибла год назад в одной из перестрелок. Он её безумно любил, эта потеря его сломила. А вы с ней - он осекся, - даже слишком похожи. 

- Это поэтому на меня все смотрят? - Уставившись на него, я не мог не заметить, как он раздвоился, поплыл, а затем и закружился. Он мне что-то говорил, а я лишь смотрел, прежде чем протянуть руку к его лицу и спросить:

- Дядя, почему вас шесть? - Николай потрогал мой лоб, а потом куда-то меня положил. Я потерял сознание, поэтому дальше помню только больничную койку и иглу в вене с капельницей. Легкое сотрясение мозга. Та машина оставила мне подарочек. Я медленно открывал глаза, а передо мной сидел Диди, напряженно перебирающий пальцами. Я словно в бреду начал мотать головой, чем привлек его внимание. Он подошёл и положил ладонь мне на лицо. 

- Если притворяешься, то делай это правдоподобнее. - прошептал он мне на ухо, похлопав по лицу. Я разозлился и нахмурил брови. Не такого я ожидал отношения к больному ребенку. Шторы распахнулись и я увидел девушку из приюта с её мужем. Она пошла ко мне, а её муж остался рядом с Диди. Я понял, что это он их вызвал. Девушка что-то мне говорила, я будто бы и не слушал, туго перебинтованная голова всё ещё болела. 

Диди встал.

- Ты уже уходишь? - спросил я. Раз за разом совершая свои ошибки, я уже не мог выйти из этой роли. Я стал для него его потерянным ребенком, всем своим видом и поведением повторяя ту застреленную девочку. Если бы можно было вернуться в прошлое, первым же делом я бы ударил себя по лицу. Может дети и могут вести себя странно и необдуманно, но я был сверх кретином. Я не понимал, как сильно раню Диди своими словами, как сильно он ко мне привяжется, как сильно я об этом буду жалеть. 

Часть 1. Глава 5.

Я не чувствовал себя частью этой семьи, тем более не признавал за собой право ходить здесь, как хотел, куда хотел, и говорить со всеми. Я брал всё, что мне давали, соглашался со всем, что они говорили, проживая свои дни, как пустая оболочка. Чак часто со мной разговаривал, в основном я его слушал, мысленно представляя себя на месте его будней. Дэниел так и продолжал меня игнорировать, как бы родители не заставляли его со мной хотя бы здороваться. Я был старше, поэтому считал свои долгом не реагировать. Я был старше, поэтому считал, что справлюсь со всем сам. Лилия училась уже в лицее, поэтому она уехала раньше на учёбу, оставив нас наслаждаться последними днями августа. Я много думал о том, чем займусь в сентябре.  Я не горел желанием вернуться в школу. Разве что хотел снова вдыхать аромат новых учебников, эти сладкие нотки клея, щепок и краски. В моей старой школе я запомнил именно это со своего последнего дня. Но это больше не будет моим местом, которое я так давно покинул. Мои опекуны хотели отправить меня в новую, в ту же, куда ходили Чак и Дэниел. Я особо не переживал, но лёгкое возбуждение всё же было. В нём же я провел эту неделю, получая раз за разом новые принадлежности для школы. Я был рад обычной ручке, тонкой тетрадке и, особенно, новой форме. Этот выглаженный пиджак, твёрдая белая рубашка и чёрные шорты младшей школы. Я не мог отойти от зеркала, не мог перестать смотреть на этого нового человека, что был якобы мной. Галстук чёрной рукой обвивался вокруг моей шеи, но даже это заставляло меня чувствовать себя по-новому. Длинные коридоры, свет ярких ламп, огромные окна - все приводило меня в однозначный восторг. Моя новая семья называлась Фендер, я никогда ещё не был с фамилией, поэтому и к этому приходилось привыкать. По результатам вступительных я был в 6 классе, однако по математике обходил многих старшеклассников. В точных науках мне не было равных, а мои результаты всегда удивляли. Математика, физика, аэродинамика… Ничего не напоминает? Было решено оставить мои скрытые таланты до лучших времен, а меня самого в десять лет отправили в 6 класс, где все были старше меня на 3 года. 

Это был ад. Не такого я ожидал от своего класса, но теперь я выучил наизусть, что значило "сидеть на скамейке запасных". Новенького посадили на первую парту перед всем классом, и так я обнаружил ещё одну свою особенность. Эта особенность стала моей главной проблемой. Чем ближе я подходил к доске, тем хуже я видел, что писал преподаватель. Даже сидя на первой парте, я едва различал буквы. С возрастом моя дальнозоркость стала ещё хуже, и в будущем я не буду видеть чётко ближе соседнего дома. Аномалия не слишком заботила меня в детстве, но школа выявила всё, чему я не придавал никакого значения.  

- Фендер! - конечно я не отреагировал. Получив фамилию сегодня утром, я не запомню её к середине дня. Он подошёл ко мне, постучав своей деревянной палкой по моей парте, чем вызвал хохот остальных детей. 

- Мистер Фендер. Мне надо повторять по 2 раза? Я что, по вашему, попугай? 

Да, он однозначно был похож на попугая. Нос клювом, маленькие глазки, гладкая лысина и пестрый шарф. Я засмеялся. В моей старой школе ему бы сразу придумали кличку, но здесь похоже все были такими. Я много фантазировал о школе, но никогда бы не думал, что это будет настолько скучно и несправедливо. За мой смех меня выгнали из класса, но даже это не задело меня. Первый раз, как меня выгнали из класса. Я был счастлив. Улыбаясь, я сидел в коридоре, пока на том конце не появился директор. Он видел меня сегодня утром, поэтому смутно, но запомнил, кто я такой. В класс я вошёл уже под руку с этим старичком, который долго о чём-то разговаривал с профессором, пока я сидел на своём месте, наблюдая за происходящим. Что было потом, я уже и не запомнил, потому что все мои воспоминания стекаются к моменту после школы. Парень - мой новый одноклассник - нагнал меня в коридоре, пихнув в спину. Я упал, а он ногой отбросил мой рюкзак, наступив мне на грудь. 

- Эй, сирота. Думаешь, раз ты трущобный отброс, то можешь вести себя неблагодарно? Думаешь, ты нам ровня? 

Его морда исказилась в ухмылке, а собравшиеся рядом решили, что происходящее было верхом развлечения. Я им его и устроил. Не впервой было набивать лица избалованным маменьким сынкам. Он не понял, как я на него набросился и явно не ожидал, что я разобью ему нос и выбью челюсть. Пару ударов мне достались, но оставленные синяки доказали мне то, что всё было реальным. Это была лучшая драка, потому что я вышел из неё безусловным победителем. Меня оттаскивали три взрослых мужика, держа так крепко, что у меня аж кости затрещали. Я наконец-то почувствовал облегчение. Тяжело дыша, я успокоился, вытирая кровь с лица, глядя на испачкавшуюсь форму и сожалея о том, что позволил ей порваться. Я первый раз её надел, первый раз окунулся в настоящую школьную жизнь и снова стал тем, от кого меня так старались оторвать. Они вырвали меня из трущоб, но эта форма не делала меня школьником. Не делала тем, кем я не являюсь. В общей суматохе я убежал. Я всегда сбегал, когда становилось слишком сложно. Это гнусная привычка не покинула меня и по сей день. Как вы думаете, почему я захотел уйти от папочки? Потому что признал свои ошибки? Нет. Я сбежал. Сбежал от вопросов, на которые не было ответа, от своих проблем, которые я был больше не в силах выносить. Сбежал от самого себя. Каждый раз я обещал себе, что не буду больше уходить, но никогда я не сдерживал это обещание. И сейчас, я в силах это признать. 

Когда мне было плохо, я всегда ходил к Эрику. Опустив моменты, когда я напивался вхлам вместе с ним, он мог всегда меня успокоить. Он никогда не прогонял, отменял все свои дела и просто слушал. Наверное и сейчас я неосознанно пошёл к нему. Мои ноги несли меня неизвестно куда, а я сам был в прострации. Пошёл дождь. Мир наполнился свежим запахом, на меня тихо начали падать капельки воды, а я остановился. Я любил дождь. Я любил это ощущение мороза по коже, как одежда сковывала моё тело, как мои ботинки разбивали лужи на тротуаре, как влажные волосы облепляли мой лоб. Мне нравилось всё в нем. Кровь на рукавах пестрела алыми пятнами, выделяясь особенно ярко в сером воздухе. Я стоял в неоновых лучах какой-то вывески, пытаясь оттереть её, стереть эти стыдные пятна на моих запястьях. Из заведения выходили люди, снова входили, а я всё тёр, пока у меня не заныла кожа и не заболели итак перебитые костяшки. Кто-то остановился рядом со мной. Я поднял голову и увидел Николая. Сказать, что я удивился - ничего не сказать.