Последний из рода Нимаэ

Пролог

Темные коридоры, смрад из смеси запахов: — плесень, гниль, пот, кровь и выделения. Что еще может быть в притоне наркоманов? Скрипучие половицы, подранные и выцветшие за многие года обои, разбитые плафоны и висящие на одних лишь проводах лампочки. Длинный коридор наполнялся людьми в форме, все как один в черных комбинезонах с капюшоном, маской на лице. Всего оперативников по уничтожению нежити десять человек.

Все спецы и сильнейшие в отделе, как говорится, лучшие из лучших. И это не силовики простаков, которые кроме вышибать дверь и вязать всех подряд ничего не умеют. Эти юноши и мужчины учились годами, закалялись в боях, даже спали на полигонах, чтобы заработать свой статус «Кво». В руках у них, как ни странно, палочки и кольца, незаменимые магические атрибуты, окружает их фигуры в непроглядной темноте светло-фиолетовый свет.

Открывая каждую дверь отдельно, освещая помещение и произнося заклинание солнечного света, спецы оставляли в комнатах лишь горстки пепла. Единичные случаи, мелкие сошки, молодняк, только обращенные. Но они пришли за взрослыми кровососами, хозяевами этой квартиры, а не их сожителями. Хозяева нашлись так же быстро. Картина, представшая перед магами отдела зачистки, не вселяла радость. На разваливающихся диванах, в полной темноте, при затхлом спертом воздухе, юноши и девушки спали и отходили от агонии и оргии. Доноры и хищники, все происходило здесь, именно в этой комнате.

Кровососы мирно спали рядом со своими жертвами, не опасаясь гостей и охотников, глупо и беспечно. Охотники видели откровенную кучу из обнаженных тел, переплетенные ноги, руки, все в крови, смазке и сперме, этот запах бил в нос, как протухший сыр. Девушки, юноши, жертвы монстров, каждый из них был покрыт укусами, живого места не было, все в крови, а так же изнасилован не по одному разу, а то и коллективно. Разговор был короткий. Шепотом произнесенное заклинание солнечного света уничтожило опьяненную от крови нежить, оставив только жертв, все еще спящих от эйфории и влияния вампирской магии. Чтобы убедиться, что нежити в доме не осталось, командир распределил бойцов по оставшимся комнатам и помещениям.

— Дир, — позвал одного из бойцов главный, — иди туда, — показал направление, молодой мужчина с серыми глазами и выбившимися из-под шапки светлыми прядями кивнул и молча пошел на кухню. Палочка с приготовленным заклинанием была наготове.

Остальные, как и приказал капитан, разошлись по комнатам. На кухне никого не было. По крайней мере, произнесенное им заклинание не оставило пепла. Открывая дверь с осторожностью, охотник шагнул внутрь, дверь за ним захлопнулась. Но он мгновенно успел среагировать и закрыть глаза от вспышки, направил палочку и произнес: «Lux» и яркая сиреневая вспышка осветила кухню. На его голос прибежали оперативники. Спрашивали как он и что с напавшим и не укусил ли. Дир отрицательно покачал головой и показал на пол. Под его ногами пепел, как и во всех остальных комнатах, больше вампиров не было. Лишь их жертвы, которые пройдут очищение и если понадобиться, будут уничтожены.

— Гнездо зачищено. Всех забираем и в лечебницу, — скомандовал главный.

Тут же прибыла подмога, телепортом со всеми необходимыми зельями и оборудованием. Тихое помещением наполнилось разговорами, приказами и терминами, лекари говорили на своем, а оперативники на своем. Пытались договориться. Всех пострадавших осмотрели, усыпили, окутали магией и увезли в отдельном коконе, восстанавливая и исцеляя. Пока описывали место спячки и кормушки, юный светловолосый охотник вышел из дома, оглядываясь по сторонам.

Его трясло, по спине бежал холодный пот, словно начиналась лихорадка. По телу бегали мурашки, одновременно с этим бросало в жар. Убедившись, что за ним нет слежки, Дир встал спиной к широкому стволу дерева. Дрожь по всему телу не отступала, а нарастала с каждым вздохом. Рука, которой он закрывал глаза от вспышки света, горела и холодела одновременно. Закатав рукав формы до сгиба локтя, охотник выругнулся.

— Укусил таки, сволочь!

Рука дрожала, как и все его нутро. На его руке два характерных прокола от клыков. Под кожей расползалось темное пятно, растекался яд. Он все еще оглядывался, боялся, что кто-то увидит и без суда упокоит. А ему еще предстояли некоторые дела.

Яд нежити расползался по венам, они темнели, пока только на руке, уже завтра вечером процесс будет завершен и останется только вкусить крови. Яд уже не выведешь. Осталось дождаться обращения и встречать рассвет с раскрытыми шторами. Именно так он и собирался сделать. Для этого расправил рукав, принял решение и отозвал на пару слов главного охотника. Попросился домой, и как не странно, капитан отпустил. Не только его, но и всех ребят из группы зачистки. Для них работа и смена на сегодня закончена.

— Дир, иди, выспись, — похлопал его по плечу капитан. Дирран самый молодой истребитель отдела. В его тридцать все только начинают карьеру, а он уже пять лет как сотрудник. Маг всегда считал себя любителем Судьбы и Удачи. И вот, Судьба и Удача повернулись к парню задом. А по-другому не скажешь. Его, одного из лучших в отделе по зачистке укусил какой-то мелкий упырь, оставшийся непонятным образом в живых после заклинания света. Судьба, мать ее!

— Капитан, завтра придете ко мне вечером, разговор есть, — капитан не стал вдаваться в подробности. Дирран просто так не попросит. Согласился и отправил юношу спать. Ночка была адской. И он даже представить себе не может на сколько, особенно для парня.

Вернулся юноша домой дрожа от холода всем телом. Яд распространялся с невиданной скоростью. Холодела кровь, переставало биться сердце. Его валило с ног от усталости. Но не время. Нужно как можно дольше протянуть в сознании. Он живет не один. И стоило Диру открыть дверь, как его с улыбкой и тихим шепотом встретил самый дорогой и близкий человек, и как страшно его терять.

— Дир, ты вернулся! Как операция? — едва держась на ногах, опираясь о стену, спросил молодой человек в пижаме, пушистых тапочках и в махровом халате поверх. Его шатало, мотало и он готов был рухнуть на пол. Но не в его характере лежать, особенно если ему об этом говорят. Он всегда все делает наперекор. Знает, брат будет недоволен тем, что он не в постели, в его-то состоянии, но все равно он каждый раз встает и его встречает, выслушивая недовольное ворчание.

1 глава «Воспоминания в агонии»

Дирран

Часы обращения стали для меня самым настоящим адом. Казалось я уже во владениях Люцифера, прохожу круги его пыток и наказаний. Но нет, я все еще на бренной земле. Осознаю все свои ошибки, которые хотелось бы исправить, да только поздно, слышу мысли, за которые было стыдно. Вижу поступки, которых не должно было быть. Но главный грех перед предками — это наше с братом соперничество, в котором не было никакого смысла.

Между нами, со школьных лет, была тихая, молчаливая война. За первенство в роду Нимаэ, за статус наследник рода. Границы и выставленные барьеры сделали нас с братом почти врагами. Лишь род и имя рода нас с ним объединяло. В остальном, мы с Рэмом были чужими людьми, носившими одно имя рода и герб семьи на груди.

Но все изменилось, война между нами закончилась, наступил мир, когда образ надменного чистокровного мага, «ходившего по облакам», упал на землю, оставшись черепками фарфоровой чашки. Поспособствовал этому Рэм сам лично, отказав в брачном союзе особе древнего магического рода, с богатой историей и влиятельными родственниками за спиной. Папа — личность в правительстве Туманной страны, дядя — министр Бронзовой, брат — младший тогда еще советник в магическом совете старейшин. Мать — леди древнего рода, одна из красивейших женщин магического сообщества.

— Ты все равно будешь моим! — услышал я как-то брошенную фразу вслед брату, от той самой девы с невыполнимыми запросами.

Почти все в окружении брата знают, если он отказал один раз, то будет отказывать, из личных принципов и дальше. Никому его не переубедить. Решение, угрозами ли, подарками ли, обещаниями ли, не изменить. Даже неважно, кто о свадебном союзе попросит. Хоть сам старший старейшина, или правитель страны. «Нет» и точка.

Только дева семьи Маэльдир, не знающая слова «нет», решила во чтобы то ни стало окольцевать брата, став леди Нимаэ. Ничего не подозревающий брат, уже в который раз отказавший деве Маэльдир, со мной, как того требовали указания старейшин, пришел на собрание древних родов. На время мы с братом забыли о выстроенной между нами крепости, увенчанной пиками и смертельными проклятиями. Сидели на занимаемом ранее родителями месте, ведя, как ни в чем не бывало, светские беседы.

Совет и старейшины, поднимали на повестку дня вопросы магического характера, обсуждали обстановку и покинувшие мир живых рода. Поминали ушедших на почет глав и поздравляли тех, кто занял их место. В том числе и нас с братом. Ведь в прошлое собрание, пятнадцать лет назад, здесь сидели наши покойные родители.

— Теперь мы видим, что род Нимаэ в достойных руках, — сказал главы рода Маэльдир, отец той самой настырной леди. — Не откажитесь, сир Рэймур, от бокала вина и дружественного союза с нашей семьей, — такими словами и бокалом вина, на глазах совета старейшин и глав древних семей, он делал Рэю предложение руки и сердца от лица своей дочери.

Но Рэм, как сидел на своем месте подле меня, так и сидел. Лишь еще больше нахмурился. Магия внутри его источника клокотала, трещала и шипела, как змея. Жаждала обрушить свой гнев на виновного. То есть на главу Маэльдир. Не поддаваясь на провокацию дара, с силой сжав кулаки, посмотрел на главу стальным, режущим грань добра и зла взглядом, отвечая на предложение:

— Нет, глава Маэльдир, — сказал брат, посмотрев на наследницу рода, с лица которой сходила улыбка, а по розовым щекам, из изумрудных глаз потекли дорожки соленых слез.

— Папа! Вот видишь! — устраивала истерику избалованная девица, подбегая к отцу, — он и тебе посмел отказать! — и ткнула в брата пальцем.

Под шепотки старейшин и глав древних семей, осуждающих поведение молодого поколения, их распри в стенах павильона совета, глава Маэльдир лично подошел к брату и предложил ему брачный союз в последний раз. При этом его взгляд временами был устремлен и в мою сторону, с просьбой усмирить брата и повлиять на него. Да только видеть в роду Нимаэ эту склочную и нахальную девицу, без толики воспитания и уважения к мнению других, получил и от меня отказ в содействии. Тогда:

— Если из-за тебя, щенок, с моей Мари что-то случится…

Но папочка, идущий на поводу у дочери, не уловил момент, как его славная, избалованная дочурка, выйдя в центр зала совета, приставила к горлу нож, обращая на себя внимание криком: «А так? Ты примешь предложение?». На губах ее безумная улыбка, из глаз продолжают литься слезы. Рука, хоть и дрожит, но уверенно держит рукоять.

— Мари, не дури! — пытался уговорить ее отец одуматься, да только бесполезно. Как и все попытки, магией и заклинаниями забрать из рук оружие. Любое движение и лезвие касалось кожи, оставляя дорожку крови. — Сопляк! Соглашайся! — требовал глава, но Рэм и бровью не повел, в ее сторону не посмотрел. Повторил то же самое слово из трех букв: «нет».

— Сир Дирран, хоть вы… — смотрит с надеждой в мою сторону глава Маэльдир, желающий спасти свое неразумное дитя, но я, как и брат непреклонен. Вина в том, что она с клинком у горла не наша, а его и родни. Это они довели девочку до срыва и слов:

— Встретимся в другой жизни! — с последующим лишением себя жизни. С такой же улыбкой, с текущими слезами, на глазах совет и глав древних семей, посредине зала лежало тело когда-то красивой, перспективной волшебницы. Голос матери и брата девушки оглушили стены павильона совета стенаниями и криками, обвиняющими брата и меня в том, что их девочка покончила с собой.

— Это ваша вина, глава Маэльдир, — сказал брат, покидая совет.

Слова обвинения в адрес брата со стороны старейшин нашли отклик, но отрицательный. Главы семей также приняли нашу сторону, вынося единое мнение — юноша имеет право отказать, он — личность, а не разменная монета. Он — наследник древней магической семьи. Почти ее глава. А дева — избалованная и заигравшаяся девчонка, не получившая желанную игрушку. Родители же, воспитавшие наследницу такой — истинные виновники ее смерти.

— Ты все равно пожалеешь, Рэймур Сильдир Нимаэ! — сказал в спину уходящему брату глава семьи, прижимающий к груди остывающее тело дочери.

2 глава «Перерождение»

Дирран

Воспоминания на время отступили, но я продолжал гореть изнутри. Боль и холод сменялись поочередно. Меня выворачивало, трясло, как при лихорадке. Казалось, что собственными ушами слышу хруст ребер, позвоночника. От боли и резких перепадов температур, я искусал все губы, но крови так и почувствовал, раны моментально затягивались. Когда обжигало грудь, и сердце переставало биться — глотал ледяные соленые слезы. Когда дыхание замирало в оцепенении, щеки опаляло жгучими слезами с примесью крови. Это последние в этой жизни слезы. Дальше только солнце и пепел. Но до этого момента надо дотянуть.

За стеной, в такт мне, слышу болезненный крик брата, ему тоже плохо. Его тело умирало, как моя душа. Медленно, мучительно. А на суициде стоял блок. Брат умоляет предков, дать ему сил и прекратить эти мучения. Он воет в голос и пытается палочкой проткнуть себе глотку, послать заклинание или просто наглотаться таблеток. Но проклятие работает. Из раза в раз.

Именно сейчас, зная, что я слышу, он предлагает своей крови. Просит наконец-то его отпустить. Говорил, что последние капли магической и жизненной энергии, не дающие ему переступить за грань загробного мира, будут отданы мне, для перерождения. Что, забрав его жизнь, освободив от страдания, я исполню обещание, данное несколько лет назад. Даже припомнил мне это:

— Ты пообещал быть все оставшееся время рядом. Говорил, что плевать на давнюю вражду и обиду.

И кто меня за язык тянул обещать ему его освободить, когда не останется терпения? Давая клятву, не думал, что получиться так. Думал, я все же найду ублюдка, его проклявшего. Но нет. Слишком мало мое влияние, даже несмотря на статус наследника древнего рода и заслуг перед отделением стражи. Все практически идеально проведенные операции по зачистке ничто, по сравнению с влиянием семьи Маэльдир.

— Дир, пожалуйста! — умолял брат.

Ему и правда осталось недолго, это я понимал, как и то, брату в разы больнее, чем мне сейчас. Его агония длится дольше. Моя всего каких-то несколько часов, а его боль, это накопленные в течение долгих лет страдания. Не отступающие, а порабощающие тело, душу, разум. На личном упрямстве, силе воли и желании закончить этот ад, съедающий его день и ночь, он пытается встать. Откидывая одеяло, поднимается. Слышу, как шуршат тапочки, как на плечи ложится теплый, махровый халата, а затем скрип кровати. Потом медленные шаги до двери. А я не могу выйти и уложить его обратно в кровать.

— Нет, — рыкнул я, — ляг на место! Рэм, береги силы, — но он меня не слышит.

Идет, едва передвигая ногами, опираясь о стену. Дыхание прерывистое, отдается хрипом и скрежетом о ребра, за которыми все еще бьется сердце. Открывается его дверь. Несколько долгих шагов и он рядом. Упрямство и эти вписанные в манеру поведения принципы, всегда меня поражали, бесили и одновременно восхищали. Я так не мог. У меня была цель, я ее добивался, но не ценой жизни, как это делал Рэм.

— Я не отступлю, — и слышу его более четко, значит, уже зашел в комнату, — я уже здесь, у тебя не будет выбора, прости меня Дир, — голос едва слышен, и воспринимается скорее как шелест листьев или ветра в кроне деревьев. Даже голос почти мертв.

Я на инстинктах забиваюсь в угол, самый темный в комнате. Между кроватью и тумбочкой есть угол, куда не попадает свет, даже при полностью открытых шторах. Брат идет к окну. Резко открывается штора, убегать мне некуда. Сейчас день в самом разгаре, путь отступления перекрыт солнечным светом. А убиться в пепел не получится, так как я еще не полностью обратился. Будет только боль, много боли и ожогов. Но не пепел вместо тела.

Брат все ближе и ближе. А я все сильнее и больнее вжимаюсь в угол тумбочки. Мои силы для сопротивления на исходе. Я уже не вижу его лица, лишь прозрачную фигуру, потоки крови переплетающиеся между собой, едва бьющееся сердце, и черные сгустки в районе солнечного сплетения — это проклятие, то самое из-за которого погибает мой брат.

— Рэм, я не могу, — но он все ближе, — уйди, прошу тебя. Мне осталось вытерпеть каких-то пять часов и все, дела я передам тебе или поверенному, а потом ко мне придет капитан и покончит со мной, — на это я рассчитывал, когда звал его к себе вечером. Подгибаю под себя колени и опускаю вниз голову, обнимая руками, раскачиваюсь, — уйди, пожалуйста, уйди, — но он уже сидит около меня.

Его рука у моего лица, едва касается щеки, заправляет длинную челку за ухо и поднимает за подбородок, прося смотреть на него, в глаза. Я смотрю на него и не вижу брата, лишь тень, которая от него осталась, и смерть в глазах. Нитей жизни осталось совсем немного. Это значит, что у него и правда осталась от силы пара дней. Магии и энергии хватит лишь на эти дни. А если я выпью его крови, то этой энергии не будет и проклятие свершится.

— Дир, прими, — протягивает руку, — и освободи меня от невыносимой боли и бессилия, — на словах блеснул сталью кухонный нож. Следом порез и капли стекают по его запястью, — пойми, я так больше не могу, пусть это будешь ты, а не то, что живет внутри меня эти долгие пять лет, — поднимая взгляд, вижу его лицо.

Черные круги под потускневшими карими глазами, бледная, почти прозрачная кожа, худой, изнеможенный, от него даже магией не пахнет, а он был сильным волшебником. Сильнее меня, пусть и не намного. Его кровь пахнет смертью, сырой землей и могильным камнем. Он прав, ему осталось недолго.

— Я проживу не дольше твоего, — он кивает, улыбается, а я беру его руку, притягиваю к себе. Голова Рэма на моем плече, кончиком языка слизываю алые капли. По мне словно ток пробежал, наполняя каждую клеточку энергией. Боль отступает. Его улыбка, вымученная, мне напоследок, стала самым лучшим воспоминанием. Лишь детские были похожи на эту. Обычно брат меня награждал оскалом или ухмылкой. А тут, как ребенок, открыто и нежно, как и положено брату.

— Дир, прости меня за все, — но я не отвечаю, а погружаю клыки в вену. Брат вздрогнул, а я сделал первый глоток, потом еще два. Когда понял, что хватит, отпускаю руку брата. Меня снова как током ударило, но теперь боль прошла окончательно, туго-натянутые нити распрямились и сгладились, сущность полностью мной завладела.

3 глава «Новая жизнь»

Дирран

Не знаю сколько пролежал, и сколько сейчас времени, но, как и сказал капитану, я планировал закончить свою жизнь. Но перед этим проверил чистоту и порядок. Как парни и обещали: посуда чистая, мусор выкинут, а кухня сверкает чистотой, даже запах чистящего средства с лимоном бьет в нос. Со спокойной душой я собирался исполнить данное слово. Для этого пошел в свою комнату.

Настенные часы показывали час дня. Это значит, что солнце должно во всю палить. Несмотря на осень, дни еще солнечные, туч и проливных дождей не планировалось. Мне предстояло раскрыть шторы и стоять до тех пор, пока не сгорю полностью. Набравшись решимости, увидев перед глазами последние моменты жизни брата — дернул шторы, чтобы их распахнуть. Но произошло несколько вещей, нарушивших план.

Первое — меня обожгло, больно, очень, словно кипяток. Второе — я не смог стоять у открытого окна и на всей доступной мне скорости скрылся в тени комнаты. Я пытался много раз вернуться к раскрытому окну, но снова оказывался в углу, стоило солнцу опалить жаром кожу. Попыток было больше десяти. И я понял, что все не так просто. Прислушавшись к себе, уловил в голове и крови четкий приказ не умирать.

— Рэймур!

Брат отдал последние крохи энергии на приказ, пока я поглощал его силы с кровью. Магия его и моя смешались, сущность восприняла его, как создателя, и теперь организм отказывался совершать суицид. Очередных попыток сгореть в лучах солнца, после осознания виновного, было еще с полсотни. Но каждый раз, вновь и вновь, вплоть до темноты, я оказывался в углу между кроватью и тумбочкой. Этот скот меня переиграл! Обрек на ненавистную жизнь. Был бы некромантом, призвал бы его и еще раз упокоил.

— Сволочь, Рэм, какая же ты сволочь! — шипел я сквозь клыки, ощущая болезненное жжение на коже от влияния ультрафиолета.

Когда же солнце село окончательно, и в комнате наступила темнота, я покинул укрытие и пошел в комнату брата. С момента смерти брата я так и не решился переступить порог его комнаты. Вина за то, что он ушел в иной мир, а я так и не нашел и не призвал к ответственности виновного малефика меня останавливала. Именно поэтому я и не видел письма, оставленного им на тумбочке около нашего общего фото из детства. Когда раскрыл — рухнул на его кровать.

«Дорогой брат!

Если читаешь эти строки, значит, я мертв, а ты нет, и не сможешь. Прости меня за это, но я не мог поступить иначе. И это не считается победой. У нас братская ничья. Уезжай из города, начни новую жизнь и попробуй меня простить за то, что не оставил тебе выбора.

Р. С. Нимаэ»

— Я хотел умереть, но ты, брат, решил иначе! — сказал, смотря на фото, с силой сжимая бумагу. И как жаль, слезные железы мои пусты. Иначе, слезы гнева давно бы опалили мои щеки! — Ты всегда все решаешь за других, брат, даже в обход их желаниям. За это я тебя ненавижу. Но и люблю! — сказал, вставая с кровати. Закусив губу до крови, продрав его клыком, согласился: — Жить в облике вампира, раз это твоя последняя воля, я буду по правилам, чтобы не попадаться. — Запуская руку в волосы, которые останутся такими на все оставшееся время моей мнимой жизни, выдохнув, сказал: — Хорошо, что эти правила мне известны. Но в следующей жизни я тебе этого не прощу. Никогда и ни за что.

Все еще держа в руках его письмо, думал, что сделать с обещанным прахом. Что-то сжигать нет смысла, поэтому сделаю по-другому. Улечу в раскрытое окно, пусть думают, что я рассыпался прахом по ветру. Так будет правильно. Чем подстраивать смерть или выдавать сожженные вещи за мои останки. Собрал любимые вещи, деньги на первое время, даже палочку взял, открыл окно и призвал сущность, вылетев мышью.

***

В клане вампиров Туманного континента…

В темном, не освещаемом кабинете, за столом, в роскошном кожаном кресле, откинувшись на спинку, вальяжно и расслабленно, сидел глава самого древнего клана ночных бродяг. Аристократ, проживший не одну сотню лет, слыл как среди сородичей и слуг, так и среди смертных и волшебников, жесточайшим и кровожаднейшим кровососом тысячелетия. За оторванные головы своих противников и врагов, перешедших его дорогу, главу туманного клана прозвали Безголовым. Имя этого древнего вампира внушает страх в души и сердца даже самых матерых охотников на нежить.

— Глава, — со стуком, в кабинет Безголового зашел его заместитель, имя и личность которого, не меньше внушает страх и ужас в разум горожан Туманного и соседних континентов, — мои радары засекли весьма перспективного юношу, только перерожденного и вставшего на путь крови. — И предоставил папку с личным делом. Когда глава открыл и прочитал информацию, был впечатлён. Как родословной юноши, так и послужным списком. К тому же было упоминание о брате, о котором парень последние годы заботился. Проклятый удаленно, он угасал на его глазах, а потом стал последним пунктом в перерождении.

— Занятно, — клыкастая, белоснежная улыбка и алые радужки, сверкнувшие в темноте кабинета, дали понять заместителю, что он угодил главе. — Хочу с этим юношей пообщаться, — и все. Эти слова были понятны вампиру, стоящего перед ним. Раз глава хочет, то он это сделает в ближайшее время и в лучшем виде.

— Как прикажете, глава! — и с поклоном покинул кабинет древнего.

Перехватить мальчишку Нимаэ, не проблема для заместителя. Но чтобы все было в лучшем виде, нужна была боевая поддержка, особенно с его-то послужным списком. К тому же, он маг высшей ступени, признанный советом древних родов, как сильнейший глава рода. И он явно владеет, даже после перерождения, дарами своего рода. Перестраховка не помешает.

Собрав отряд из сильнейших и способнейших кланников, владеющих магией, заместитель Безголового, прозванный Снежным аспидом, за ледяные магические способности, направился к пристанищу юноши, которое ему предоставил один знакомый торговец информацией. Некий кумихо по имени Ю Та Ру, к которому Нимаэ обратился за документами и новой личностью. Ночной клуб с выпивкой на любой вкус и принадлежность была известна в Туманном своей репутацией. Здесь, или за наличные, или за услуги кормили и ночного брата. Чаще за наличность.