Прижавшись лбом к холодному стеклу, Настя вглядывалась в светлые зимние сумерки. Стекло было прозрачное, как родниковая вода. Девушка старалась не дышать, потому что если окно не запотевало от дыхания, то казалось, что стоит она на улице посреди сверкающих искр разноцветного снега. Снег, конечно, не был разноцветным, но мечтать никто не запрещал. А помнить запрещали, поэтому Настя давно перестала рассказывать про волшебника, который когда-то спас её от холода.
Особенно не любила эту историю мама, она всегда перебивала дочку, говоря гостям, что тогда она под стол пешком ходила. Но Настя помнила, что в то время до края стола уже носом доставала, а под него только на четвереньках могла забраться. В этих воспоминаниях она была уверена так же сильно, как в том, что дверь тогда закрывалась очень туго, и открыть её маленькой девочке с улицы было трудно из-за неудобной ступеньки. Про дверь-то все помнили. И про то, как спохватились, что нет Настюши дома. Нашли девочку на улице посреди снегопада, босую, в одном лишь тонком платье, не замерзшую и не простудившуюся, и посчитали это чудом. Таким чудом, которое без волшебника случилось. Глупые взрослые.
Дома Настя не была три года, родителям она врала, что сильно отстает по учебе, а праздники – идеальное время, чтобы изучить нужные книги в библиотеке. Родители гордились, что их дочь учится в Королевской академии, и не обижались. Впрочем обманывала Настя только наполовину: на самом деле она была отличницей, библиотека притягивала девушку только тем, что раньше академия называлась Магической.
Волшебство запретили указом короля пятнадцать лет назад, и оно тут же исчезло. С памятью было сложнее. Искореняли, как могли. По королевству сразу после указа стали гастролировать шоу-разоблачения, где популярные чудеса проигрывали научным обоснованиям. В первые годы почтовые ящики активно захламлялись газетами, в которых научные статьи чередовались с сообщениями о шарлатанах, называющих себя магами.
Девушка легла на старый диван со скрипучими пружинами. Взгляд её упал на связки газет на шкафу. Она поморщилась от того, что родители хранят этот научный хлам до сих пор.
– Это моё.
Настя вздрогнула, услышав голос Катарины: сестра вошла в комнату незаметно и сейчас смотрела на газеты, как и Настя.
– Через год я тоже поступлю в академию, – уверенно сказала Катарина. – Я уже прочла половину, а самое интересное записываю. Ты привезла мне книгу, которую я просила?
Катарина не просто не верила в волшебство, как и большинство девочек и мальчиков её поколения, но и любила читать о том, почему магии никогда не существовало. Настя с сожалением наблюдала за этим увлечением младшей сестры, в детстве она рассказывала Катарине сказки, подсказывала, когда ждать чудес, но чудес сестра так и не увидела. Катарина считала Настю глупой мечтательницей, они часто ссорились, но скучали друг по другу. От сестры в академию приходили самые длинные письма, увлекательные, добрые, это было лучшей поддержкой для девушки, которая среди студентов так и не нашла друзей. Поэтому «Магию разоблачений» она не могла не привезти.
– Держи, – Настя вручила сестре увесистый сверток, перевязанный нарядной лентой.
– Я не думала, что она такая большая, – удивилась Катарина и, сев на диван, занялась распаковкой.
– Здесь два тома. Второй том издали совсем недавно, первый тираж раскупили мгновенно, – пояснила Настя и улыбнулась, видя, как счастлива сестренка.
Лицо Катарины уже не было надменным, она превратилась в визжащую от радости девочку: никто в городе еще и не слышал о втором томе, а она держит его в руках. Раз десять поблагодарив, сестра убежала к подругам хвастаться подарком, несмотря на протесты матери, которая кричала вслед, что уже накрывает стол к ужину.
* * *
В дороге Настя не выспалась совершенно. Дормез, в котором она ехала последний участок пути, всю дорогу ужасно трясло, от чего попутчица постоянно причитала и ругала кучера. Дороги здесь не ремонтировались со времен переноса столицы.
Девушка помнила день отъезда короля. Она сидела на облучке около отца и хорошо видела пышную процессию. На площади толпились люди. Лица у многих были как на похоронах, неподалеку всхлипывала женщина. Со стороны кабака доносился пьяный гомон: перепивший мужчина говорил, что короля надо остановить и отговорить уезжать, двое пытались удержать раздурившегося друга. Слева, между шарабаном и стеной, пристроилась горбатая старуха, ища спасения от давки, что периодически усиливалась от того, что все хотели подойти поближе.
– Родилась в магической столице, а помру в провинциальном сером городишке, – в сердцах сказала старуха, ударив клюкой о камни мостовой.
В тот момент к Насте вернулась вера в чудеса. Родители не верили, просили выкинуть дурь из головы, говорили, что магии не существует. А старуха верила, хранила память о чудесах. И Настя поклялась хранить. И искать.
Поступить в Королевскую академию было сложно, но каждый раз, когда усталость укладывала на лопатки, открывалось второе дыхание: нужно было дойти до конца, чтобы раскрыть секрет потерянной магии.
Размышления прервала сестра, заглянувшая в спальню:
– Почему не спишь? Ты же хотела рано встать и поехать с отцом.
– Привыкла по ночам заниматься с учебниками, не получается заснуть, – зевая, ответила Настя.
Катарина вошла, прикрыла за собой дверь и шепотом сказала:
– Я узнала про «Лавку чудес». Она переехала с главной площади на перекресток Торговой улицы и Зимнего переулка. И вывеска у неё теперь другая. Но это не важно, потому что лавка закрылась еще летом, когда умер Йоган Всезнающий.
– Спасибо.
Насте стало тепло на душе, она не думала, что Катарина узнает для неё про лавку: сестра не любила разговоры про магию и яро защищала позицию технической эволюции и всеобщего просвещения.
Но именно в книгах, которые каждой буковкой доказывали, что магии не существует, Настя находила подсказки. В летние каникулы, например, она посетила север королевства, о котором в старых газетах было больше всего заметок «Осторожно, мошенники». Жители деревень твердили, что в магию не верят, но по привычке, а не от души. Никто из них не пожаловался в жандармерию на девчонку-раскольницу. Наоборот, слыша провокационные вопросы, они прятали от её глаз амулеты.