Последний праздник

#1

— Мама! — нетерпеливо возвала Оля. — Пора за стол уже садиться, а ты копаешься там!
— Бегу, бегу! — Наталья Игоревна, низенькая женщина предпенсионного возраста, брызнула на себя остатки «Красной Москвы», глянула в треснувшее зеркало и, пригладив платье, поспешила к столу. Её дочка уже втиснула последний салат между мясной нарезкой и бутербродами с икрой, а во главе стола красовалась селёдка под шубой с неровной надписью «ВСЕ!», выведенной майонезом. За окном мигнул свет, и где-то вдалеке завыла сирена — будто репетиция, только без попкорна.
— Ну вот, хоть помирать не стыдно, — со вздохом опустилась на стул Наталья Игоревна. — А то соседка сверху, Зинка, утром ехидничала: «Натаха, ты хоть платье надень, а то в халате в рай не пустят». Как будто сама в своих тапках с помпонами туда пролезет.
— Да ладно, мам, — хмыкнула Оля, разливая шампанское. — Она небось сейчас свой хрусталь выставила, лишь бы перед концом все завидовали.
Этот Конец Света, первый и последний, они встречали вдвоём. Муж Натальи Игоревны год назад умер — упахался на заводе до инфаркта, а всё мечтал в отпуск на юг съездить. Не успел. А Оля так и не нашла себе мужа, отшучивалась: «Да не наступит же конец света». Дошутилась.
- Ну что, за грибок на горизонте? Уходим красиво, - мать с дочкой чокнулись бокалами, и Наталья Игоревна с удовольствием приложилась к игристому напитку. Кроме дешевого советского шампанского она раньше ничего не пробовала, но на Конец Света решила пошиковать. Богатства на крышку гроба не положат, да и крышки-то не будет.
За окном послышался гомон местных алкашей, а на весь двор визжала захлебываясь дешевая китайская колонка. В какафонии звуков Наталья признала песню "Прощай Союз", и сама себе усмехнулась. В девяносто первом было страшнее.
- Знаешь мам, а может и жаль, что оно все так получилось, - грустно вздохнула Оля. По телевизору, прерывая обратный отсчет, началась реклама. Усатый актер, Наталья Игоревна не смогла вспомнить его фамилию, рассказывал о вип лакшери бункере, всего за девятьсот девяносто девять тысяч.
- А что жалеть? То кризис, то война, то автобусы не по расписанию ходят, тьфу, - махнула рукой женщина, - Пусть шандарахнет уже, отдохнем хоть теперь, как люди. А не как собаки, в постоянной гонке за чем-то.

- Уважаемые граждане! Мы подошли к кульминации нашей великой эпохи. Пожили — и хватит. Мы многое пережили: кризисы, войны, экономические падения. Но сегодня, в этот исторический момент, когда последние часы уходящего мира уже тянутся, мы можем с гордостью сказать — мы сделали это. Время пришло, и мы достойно встретили этот день. Помните, что будущее — это не то, что мы построим, а то, что останется. Мы приняли необходимые меры, подготовили бункеры, и гарантии на всякий случай мы тоже предусмотрели. Я хочу поблагодарить каждого из вас за стойкость, за терпение и, конечно, за вклад в стабильность. Ведь что такое стабильность? Это когда в самый критический момент ничего не меняется. С этим, собственно, и поздравляю вас. Всего хорошего и до новых встреч — где бы они ни были, - обращение президента вызвало взрыв смеха во дворе дома.
- Бункеры, - усмехнулась Наталья Игоревна, - хуюнкеры, туда ж никто из простых смертных не попал! Как жили уродами, так уродами и сдохнут.
- Ладно тебе, мам. Пошли лучше на улицу, вон, уже салюты гремят, - Наталья подошла к окну. Молодеж с их двора натягивала между столбами гирлянды, без стеснения запитав их прямо от щитка. Все равно ж, никто платить не будет. Соседи вытаскивали столы во двор, разделяя с билжним последнюю трапезу.
На улице пахло шашлыком и палёной проводкой. Петрович, вечно пьяный сантехник из второго подъезда, орал на всю округу:
— Вася, тащи мангал ближе, щас рванёт, а мы ещё шампура не дожарили!
Рядом Зинка, в тех самых тапках с помпонами, вынесла поднос с пирожками и ядовито пропела:
— Наталья Игоревна, угощайтесь, а то в раю небось такого не дадут!
— Спасибо, Зин, — процедила Наталья Игоревна, — только я свои всё равно вкуснее сделала.
Оля закатила глаза и шепнула матери:
— Мам, ну хоть перед концом не начинайте.
— А что? — огрызнулась та. — Пусть знает, что её сода вместо разрыхлителя мне настроение не испортит.
Во дворе гремела музыка — кто-то врубил «Сектор Газа» на полную, заглушая далёкие сирены. Дети носились с бенгальскими огнями, пока бабки на лавочке обсуждали, что «в их время конец света обещали без такого шума». Наталья Игоревна посмотрела на всё это и вдруг сказала:
— Знаешь, Оль, а ведь и не страшно совсем. Сколько нас пугали — то бомбой, то коммуналкой, то «завтра будет хуже». А теперь вот оно, и даже как-то легко. Хоть раз всё по-честному закончится.
— Ну да, — кивнула Оля, глядя на небо, где уже мигали первые вспышки — то ли салют, то ли что посерьёзней. — Главное, шампанское допить успеть.
Тут из подъезда вывалился сосед Славик с бутылкой водки и крикнул:
— Граждане, тост! За то, что жили, как могли, и сдохнем, как хотели!
Двор взорвался смехом и звоном стаканов. Наталья Игоревна подняла рюмку:
— И за то, чтоб Зинкин хрусталь ей на том свете пригодился!
— Мам! — шикнула Оля, но сама не сдержала улыбки.
И тут небо рвануло светом — будто кто-то щёлкнул выключателем от солнца. Зинка ойкнула и уронила поднос, закрывая глаза руками, а Петрович с мангалом улетел в кусты, не успев выругаться. Стёкла в доме лопнули, как новогодние шарики, и ударная волна снесла гирлянды, столы и чей-то крик: «Ну красиво же!» Наталья Игоревна успела только поднять рюмку и крикнуть:
— За нас, какие уж есть!
А потом всё стихло — только звон в ушах да запах горелой проводки