​Пролог

Сказка старая, как само время. Чудовище, красавица и добрая фея-наставница. Ровный путь сюжета приводит к счастливому финалу. Фея-наставница учит доброй житейской мудрости, красавица расколдовывает чудовище и все живут долго и счастливо. Но что если фея вовсе не фея, а циничная ведьма-интриганка, отправившая красавицу на съедение чудовищу, чтобы потешить своё самолюбие? Что если проклятие с чудовища не снять, да и он сам не стремится стать кем-то другим? Что если и красавица стремится к совсем другой концовке этой истории? Тогда всё заканчивается в тёмной пещере ведьмы-интриганки, одержимой властью настолько, что ресурсом для достижения цели становятся её самые близкие.

Красавица больше не красавица. Отныне она сама отчасти ведьма, а отчасти чудовище. Рука об руку они вот-вот свергнут ведьму-интриганку, и построят своё долго и счастливо, навсегда похоронив пещеру в прошлом. Возможно, это единственно достижимый финал для такой истории.

Под землёй холодно. Им всегда холодно, после одного особенного последнего чаепития с сестрой, которой они доверяли, как себе. Они не дышат, не могут шевелиться и не живут, хотя и умереть не могут. Не могли. Всё, что им оставалось до недавнего времени – это мысли. И боль от растущих сквозь тела цветов. Доказательство, что всё ещё живы.

«Подумать только, мы бежали в Город, чтобы избежать смертной участи и не быть похороненными в земле. И что теперь?»

«От судьбы не уйти. Бежать можно сколько угодно. Но финишная линия рано или поздно настигнет!»

По языку в горло проскальзывают горько-сладкие капли. Смертоносная чёрная арника. Поцелует нежное сердечко и оно остановится навсегда. Таким стал их финал. Смерть в угрюмой пещере, превращёнными в беспомощные живые грядки для морозника. Где-то в глубине пещер судьба настигает последнюю ведьму ковена.

«Каждый умирает в одиночестве. Кажется так говорят. Что бы ни случилось, как бы не повернулась жизнь, но даже в кругу друзей или семьи, смерть настигает каждого по отдельности. Ни путь праведника, ни путь грешника не подстелют соломки… но я рада, что наша незавидная участь подарила нам единую на всех смерть. Даже в этот страшный час мы не одиноки!»

Гаснущий хор разумов вспоминает давнее время, будто ищет тот момент, когда пути назад не осталось...

​Глава 1 – Патрисия

Не ты выбираешь свою судьбу, она выбирает тебя.

И те, кто знал тебя до того, как судьба взяла тебя за руку, не могут осознать всю полноту изменений. Но ты – инструмент совершенного замысла и можешь всю жизнь ожидать своей очереди

 

Июль в тот год стоял непривычно знойным, отчего женщина то и дело стряхивала капли пота со своего лба. Радовало, что кроме лёгкого покрывала на голове ей не было надобности ничего носить, будучи незамужней. Она наблюдала за этим невзрачным домиком уже несколько недель. Ничего особенного. За прошедшие годы не изменился ни капли. Отец семейства со своими старшими сыновьями исправно латали его каждый сезон так, как учили их деды, а дедов их деды.

«Минуют столетия, но они так и продолжат латать дом по велению предков!» – хмыкнула Патрисия, поигрывая пушистым кончиком чёрной косы.

Слежка ей давалась непросто, по большей части из-за глазастых старших сыновей кузнеца, за чьим домом она старалась незаметно приглядывать, как по совпадению находя себе множество занятий недалече. Высокие плечистые наследники стареющего ремесленника с гордостью осваивали мастерство, но горячие сердца и ветер в голове регулярно поворачивали их в сторону крепкой осанистой молодой соседки со смоляными кудрями, что так часто услаждала их взгляд своим присутствием.

От их сальных взглядов ведьма лишь брезгливо приподнимала крылья носа, словно улавливала отвратительный запах. Целью наблюдения были совсем не старшие сыновья, не средние и даже не крепкий, несмотря на возраст, вдовец. Уже несколько недель Патрисия высматривала младшую дочь кузнеца, самого нелюбимого ребенка в семье.

Тощая и мелкая рыжая девушка нечасто попадалась на глаза, всё время проводя в тяжелой для юного организма работе. Сколько лет уже минуло? Пятнадцать? Шестнадцать? Патрис не считала, но помнила ясно, как вчера, как к дверям их дома почти на коленях приполз старший сын кузнеца, тогда совсем ещё юный малец и умолял помочь матери с её бременем. Роды шли очень тяжело. Один из двух в ту грозовую ночь не должен был выкарабкаться. Усталая женщина, чью красоту в точности переняла юная дочь, едва слышным шепотом указала ведьме, кому предстоит дожить до рассвета. Стараниями черноволосой знахарки, взявшей на себя роль повитухи, мать успела перед смертью увидеть дочь, поцеловать сморщенный лобик и судорожно выдохнуть имя. Девочка и сама родилась почти мёртвой. Силами ведьмы «переливать» реку жизни из одного тела в другое, энергия угасающей матери окончательно привела в мир младенца.

На рассвете Патрисия покинула дом овдовевшего кузнеца, чтобы вернуться спустя годы уже за почти сформировавшейся девушкой, которой ещё до рождения Тереза предрекла стать одной из семерых ведьм древнего ковена.

Когда их провидица напророчила начало непростых времен, они спешно покинули деревню, дав обещание вернуться. Несколько лет они кочевали от одного поселения к другому. Три года даже умудрились жить в качестве монахинь уединённого женского монастыря. Последние десять лет шесть необычных женщин провели в Дижоне. Жить под крылом Филиппа Доброго* порекомендовала Тереза, безошибочно предрекая в главном городе герцогства Бургундского самый безопасный для них период. В то неспокойное время, она фактически начала управлять ковеном, подвинув Верховную ведьму. Без её точных прогнозов, откуда ждать беды, шансов избежать очередного гонения на ведьм почти не было. Через пятилетие она предсказывала начало новых витков охоты, заставляя ковен жить в постоянном напряжении. Будто им и без того не доставало хлопот!

В точности по её прогнозу в 1430 году в западно-альпийских областях Европы началось очередное гонение на ведьм. Дело казалось привычным, а принципы выживания среди агрессивной недалекой толпы выверены. Вести себя тихо, не высовываться, а если выпадет такой шанс, держаться как можно ближе к местной церкви, какой бы она ни была. По возможности, оставаться самой серой и незаметной. Идеально, если получится сойти за монахинь монастыря с могущественными покровителями.

Однако ведьмин ковен под предводительством Хельги уже имел огромный опыт выживания. Каждая из ведьм на собственном опыте знала, что вблизи бушующей фанатизмом толпы никакие правила не работают, кроме одного – заблаговременно скрыться с дороги, а лучше вообще исчезнуть из буйного поселения на полвека, пока люди не успокоятся. У постоянного кочевания с места на место было множество положительных сторон. Больше знаний, больше знакомств, больше опыта и меньше риска, что кто-то их запомнит и успеет оговорить. Однако на незнакомок всегда нервно косились. Жить им под вечным подозрением, если бы верховная не умела подчинять себе человеческий разум.

Хельга и Тереза как самые древние, вызывающие абсолютное уважение у Патрисии, ведьмы, привлекали в ковен исключительно полезных новичков. Ковен никогда не разрастался больше чем на семерых ведьм. В предыдущей охоте на ведьм в Южной Фландрии, они на долгое тридцатилетие лишились талантливой травницы Анабель. Даже самая способная ведьма не способна подчинить огонь, поэтому он для всех смертелен. А когда толпа доходит до пика своей жестокой натуры и желает видеть лишь казнь и кровь, то ни контроль разума, ни игры с погодой, их не остановят. Останется лишь беспомощно наблюдать за экзекуцией. Как сказала после казни Тереза, предначертанные события не изменит даже самый искусный провидец.

На закате девушка, а на вид тощая девчушка, скрылась в отчем доме, покинуть который собиралась только на рассвете, чтобы надоить их единственную больную корову. Оценив, что наблюдать больше не за чем, Патрисия вернулась в дом.

​Глава 2 – Хелена

Самая жестокая ирония нашей жизни в том, что приходится сочетать тьму и свет, добро и зло, достижения и неудачи.

Именно это отличает нас друг от друга, но позволяет оставаться людьми.

И в конечном счете ради этого стоит идти на жертвы.

 

– Здравствуй, кузнец, – вежливо склонила голову женщина во вдовьем платке, – сторгуемся?

– Чего пожелаете, мадемуазель? – склонил седую голову ремесленник, дав знак сыну продолжить его работу, чтобы выйти из наспех созданного цеха к пришелицам.

В городе такие самодельные ремесленные цеха держались не больше сезона, потом либо переезжали на другое место, либо исчезали вместе со своими мастерами. Но у кузнеца в голове назревали весьма амбициозные планы перебраться из селения в город, приобрести комнаты или даже домик и с сыновьями организовать настоящую мастерскую, носящую не временный, а постоянный характер. Не на улицах с такими же сезонными торговцами, а ближе к центру, где настоящие люди, истинные мастера. Нужно лишь собрать денег на первое время и избавиться от лишнего рта.

– За сколько продашь свою дочь? – без предисловий спросила Хельга.

– Свою дочь? – кузнецу казалось, что он ослышался.

Нет, он не был удивлен. Молодых девушек и парней часто покупали у родителей для работы в поместьях или на полях. Кому-то нужны были слуги в путешествие. А кто-то не скрывал, что купленные дети пойдут в рабство. Этот вопрос никого не смущал, особенно если детей рождалось с избытком. Вопрос всегда был только в цене. Кузнец опешил от неверия в такой удачный исход. Он почти смирился, что от девки не просто получится быстро избавиться, но лелеял надежду получить с паршивой овцы хоть шерсти клок. Госпоже, в которой кузнец признал их соседку, странствующую со своей семьёй, состоящей из одних лишь девок, он был готов продать дочь и за пару монет. Однако крестьянская скупость диктовала назначить хорошую цену, чтобы быстрее переехать в город и обосноваться до холодов.

Женщина поняла его молчание по-своему и протянула массивный мешочек, позвякивающий на весу.

– Этого хватит?

Трясущимися от волнения руками, кузнец развязал мешочек и заглянул внутрь. Столько он не ожидал выручить даже за дом с коровой, если та поправится, что уж говорить о порченной девке. Переезд в город можно будет начинать уже со следующей недели. Если еще и продать дом, то получится сторговаться…

– Кузнец, ты не ответил! – вывел его из грёз голос второй женщины, стоящей поодаль.

– Разумеется, этого более чем хватит. Когда к вам привести Клодию, госпожа? – раскланялся он.

– Мы уезжаем на рассвете. Вечером я сама заберу твою дочь, если ты не против, – кузнец раболепно кивал до хруста в шее, понимая, что за такие деньги спрашивать зачем шестерым женщинам ещё одна, он не смеет. Пусть хоть утопят в болоте, не его печали.

Женщины покинули его до полудня. Той же ночью ковен пополнился седьмой сестрой.


 

Клодия жадно пила уже третью чашу молока, не понимая откуда появилась такая зверская жажда именно этого напитка. Даже когда коровы перестали давать молоко, девушка не страдала, отдавая предпочтение воде, которой всегда было в достатке. Однако шестеро её «сестёр» смотрели на это проявление нездоровой жажды совершенно спокойно. И за третьей чашей протягивали девушке четвёртую.

После страшной ночи, завершившейся перерождением, минуло несколько дней. На рассвете, ведьмы собрали свои пожитки, переодели новоявленную младшую сестру в удобную для путешествий добротную котту поверх новой камизы*, подарили черную мантию и отправились в город, чтобы уже утром в повозке отправиться в неизвестность. Не выходящая дальше леса Клодия, сносила путешествие на удивление спокойно. Её не угнетала дорога, часы мерной езды и неподвижность в течение всего пути. «Новое тело», а именно так себя ощущала юная ведьма, будто было создано иначе. Более выносливое, менее требовательное и совершенно непознанное. За одну ночь тщедушное тельце выросло на целую голову, стало крепче и заметно округлилось в некоторых местах. Теперь Клодию никто не принимал за ребёнка. Внешне она однозначно выглядела как молодая женщина, ещё не осознающая своей привлекательности. Но повзрослевшее тело с головой выдавали робкий взгляд и привычная боязливость в жестах и поведении. Она словно каждую секунду ожидала удара.

Запомнить имена всех шестерых женщин стало непростой задачей. Память то и дело подводила девушку. Из-за слабой памяти в голову лезли мысли, привитые отцом о собственной никчёмности. До слёз хотелось обратиться к новым сестрам, однако забытые имена вызывали удушающую волну стыда. Младшая не путалась лишь с Патрисией, которую знала будучи дочерью кузнеца, и Хельгой, которая сразу обозначила себя Верховной. В её имени чувствовалась какая-то древняя мощь, которая могла склонить любой, даже самый сильный дух. Она говорила вежливо и ласково с каждой из сестёр, но в их глазах читалась, помимо всего прочего, покорность. Так покоряются главе семьи или королю, но никак не обычной сестре.

– Покойная Анабель наследием своим оставила записи. Немалому тебе предстоит научиться! – вырвала Клодию из раздумий о Верховной, ещё одна сестра.

Она называла своё имя много раз, но девушка постоянно забывала, путалась и робела называть «сестру» по имени. Слишком смуглая для родного края Клодии, с необычными чертами и постоянно отстранённым от реальности выражением лица, она обладала неуловимой привлекательностью. Единожды увидев её лицо, в него хотелось постоянно всматриваться, словно оно может до неузнаваемости измениться в любую секунду. Время от времени «сестра» поворачивала голову в сторону, словно общалась с невидимым собеседником, а её глаза жадно всматривались в пространство. В такие моменты Клодия чувствовала ещё большую неловкость, словно происходило нечто сакральное и закрытое для её понимания.

Загрузка...