Последняя невеста Дракона. Не делай мне больно

ЧАСТЬ первая. Королевство кишит чудовищами. ГЛАВА 1. Я надеюсь, что ты жив и ...

ЧАСТЬ первая. Королевство кишит чудовищами. ГЛАВА 1. Я надеюсь, что ты жив и помнишь обо мне…

Отныне ночь наступает рано.Спи, засыпай, не бойся.Смерть ткёт своё покрывалоИз звёзд, из погибшего солнца.

Его Величество Луи-Филипп задерживает тяжёлую руку на моём хрупком плече, отделываясь от дочери за ширмой фразой:

— Да-да, дорогая, конечно, милая, — точно тем же тоном он обыкновенно отшивает и свою супругу, королеву Флорию.

Я судорожно сглатываю. Внизу живота завязывается неприятный, холодный и пульсирующий ком страха. Король — острая и холодная глыба, упакованная во фрак с налепленной сверху разнузданной улыбкой и переменчивыми светлыми глазами. Его поведение им под стать.

Он охотно играл со мной в игру «горячо — холодно», и она стремительно начинает ему надоедать. Я слишком затянула сладостный момент триумфа, как это некоторые здесь называют, перешла грань игривости и раздражения.

Есть что-то особенно порочное в том, чтобы добиться расположения невинной то ли фрейлины, то ли служанки, особенно если ты король, чьи войны когда-то сровняли с землёй её дом и сожгли дотла её страну.

Я сдерживаю горькую усмешку, как и любые претензии и эпитеты вроде «отвратительный», «мерзкий», «ничтожный», «опасный»…

Луи-Филипп прижимает меня к стене за горло — слегка, даже не надавливая, поглаживая большим пальцем. Он впивается в меня взглядом, под кожу словно вводят раскалённые иглы, но я по-прежнему никак не реагирую. Пусть смотрит. Он не сделает ничего здесь, когда его старшая дочь наряжается за ширмой напротив нас. И в любой момент может позвать меня натянуть повыше чулок.

Хотя, конечно, мог бы. Ему плевать на этикет, плевать на всех вокруг. Но если совсем не следовать правилам наше общение, по всей видимости, не будет так будоражить.

— Красавица, — выдыхает король так, будто бы искал к чему придраться и не смог.

Зная ревнивый характер своей жены и завистливый дочери, он официально приказал сохранять мою чужеземную красоту в первозданном виде. Ведь я — трофей. Только вот он сам не понимает, насколько в этом определении не ошибается.

И это хорошо, пусть его лучше будоражит моя внешность, чем принадлежность к древнему роду белых магов-целителей.

Я считаю, что Луи-Филипп ужасно неотёсан. Пусть все здесь и упиваются внутренним убранством дворца, лоском, позолотой, нарядами, но мне королевская семья видится варварами, людьми недалёкими и жестокими по природе своей. Они живут лишь низменными развлечениями. Какого толка — даже думать не хочется.

— Папочка, я не знаю, лучше сиреневое или персиковое? Какое принцу больше нравится? — звучит как всегда задорный голосок Элизабет.

Луи-Филипп закатывает глаза и отстраняется от меня.

Я незаметно выдыхаю и тут же получаю вопрос:

— Как думаешь? — он произносит это шёпотом и с полуулыбкой, мол она думает, мы у принца анкету брали с его предпочтениями.

Это часто бывает с королём, у меня вдоволь было возможностей выучить его наизусть, как когда-то учила молитвы на чужом, ненавистном мне языке. Этот мужчина, высокий и сильный, ужасно опасный, в конце концов, наместник бога на земле, может склониться близко и начать шептать что-то настолько доверительно и легко, что многие могут потерять сознание от такой чести. А он — и ничего, улыбается, взгляд игривый, будто бы и не король вовсе.

Так просто спрашивает маленькую фрейлину, что надевать принцессе на первую встречу с тем, кому обещана.

Я не выдерживаю, знаю что глупо, но…

— Чёрное, — всё же усмехаюсь.

Король тут же гаркает дочери:

— Персиковое!

— Да, папочка, я тоже так подумала… Варя, иди сюда, помоги кое с чем.

Варя. Я уже давно привыкла к этой вариации своего имени. Но помню, что из него будто бы вынули всё нутро и все смыслы, оставив что-то мило звучащее, как и должно быть у фрейлины принцессы. Варрияра — другое дело, но никто здесь не собирается ломать язык об него. Хотя у моего имени и есть правильное сокращение, как и положено, слово из трёх букв — Яра.

Так в последний раз меня звали почти год назад.

Почти год назад со мной говорили на родном языке. Сложно признаться, но я уже забываю его, и это страшнее взгляда короля, страшнее его рук и намерений.

Я собираюсь отойти к Элизабет, оставив Его Величество позади, но он хватает меня за локоть.

— Попробуй справиться сама, мы немного заняты, милая, — бросает он дочери, и моё сердце уходит в пятки.

Луи-Филипп окончательно потерял терпение.

Правда, раздевать меня прямо здесь он не спешит. Вместо этого усаживает на столик так легко, словно я ничего не вешу. Роняет вазу — летят осколки, выливается вода, белые розы погребены под остатками роскоши. Фарфор хрустит под подошвами его сапог, словно хворост. Я наблюдаю за всем этим так, будто происходящее меня не касается. Сердце трепыхается в клетке рёбер, но королю необязательно об этом знать. Он берёт с соседнего столика зелёное яблоко и ножичек. Аккуратный такой, с королевскими вензелями, чертовски острый. Медленно счищает кожуру и, наконец, выдыхает:

— Долго ты планируешь злиться на меня?

Я замираю, не понимая вопроса и опасаясь, что неправильно его услышала за стуком собственного сердца.

У него тусклые светлые волосы, не достающие до плеч, щетина, за которой просвечивают шрамы, внимательный, испытующий взгляд.

— О чём вы говорите, Ваше Величество? — произношу я едва ли не по слогам.

У меня длинные густые локоны цвета льна, я обрезаю их сама так, чтобы они не доставали до пола, когда стою. Сейчас на местный манер волосы заплетены в полотно из кос, король вытягивает одну из гладких, шёлковых прядей и наматывает на свою ладонь.

— Ты живёшь в моём замке несколько лет, сколько точно, пять? И всё ещё не можешь с этим смириться? — он усмехается остро, вырезает из мякоти яблока кусок и ест с ножа.

Я бы сказала, что это не к добру, но промолчу. Собственно, с его вопросами поступаю точно так же.

ГЛАВА 2. Беседа под луной

ГЛАВА 2. Беседа под луной

На часах полночь, и у меня странное ощущение, будто что-то подобное со мной уже происходило. Едва уловимое и необъяснимое, порождающее тревогу о том, что не смогу удержать, осознать, оставить чувство у себя под рёбрами.

Оно упорхнёт белым мотыльком и раствориться во тьме…

Пламя свечи, лезвие ножа, шуршащий ветвями ветер.

Уже.

Что-то болезненно свербит в сердце. Я облизываю губы, ёжусь и отвожу взгляд от собственного отражения в стали. Пора.

Рядом кувшин с водой, белые лоскуты изрезанной простыни, свеча и нож. Пол так же застелен куском светлой ткани. Ничего нельзя испачкать.

Я устраиваюсь в позе лотоса, подвязываю платье на поясе, чтобы не мешалось, и сверлю взглядом глубокий только зарубцевавшийся шрам поперёк бедра. Начинаю дрожать, могу себе представить как, словно от страха, расширяются мои зрачки. Я плохо переношу боль, особенно подобного толка. Мне неприятно видеть кровь. Каждый раз я уговариваю себя бросить бесплотные попытки достучаться до собственного дара. Смириться уже наконец со своим положением и либо оставить прошлое и попытаться сбежать, либо оставить его и остаться здесь, в тепле… в руках короля.

Звучит ужасно, но мне иногда кажется, что надеется на что-то другое — глупо и наивно. Причём одинаково наивно и кромсать собственное бедро, когда всё, что у меня есть — красота, и ждать принца на белом коне, который вытащит меня из логова дракона.

Чем Луи-Филипп не дракон, под стать Эларису?

Усмехаюсь, пока накаляется лезвие, и провожу им по широкому рубцу, не давая себе больше времени на размышления.

Из глаз тут же ручьём текут слёзы, я с трудом заставляю себя держать зубы плотно сомкнутыми и только тихо поскуливаю. Кожа мгновенно покрывается холодным потом, сердце реагирует неприятными кульбитами, словно ему не по себе стало работать на меня. Я стараюсь глубоко дышать и держаться за свою цель — достучаться до дара, соединить ткани, хотя бы просто остановить кровь. Мне кажется, я только из упрямства не падаю в обморок.

Руки дрожат, я вцепляюсь в ногу, уронив нож.

И с каждым мгновением становится легче. А дальше — только терпеть. Это я умею. Промокаю кровь тряпками, она продолжает стекать, но за ней уж хотя бы видно рану.

Представляю, как ткани соединяются, кровь останавливается, боль исчезает навсегда.

— Пожалуйста… — шёпот валится с искусанных губ. — Пожалуйста…

Сверлю рану взглядом. На мгновение чувствую ещё более яркую боль, тонкую и острую, будто по ране хлестнули ещё раз.

Может, так ощущается сила?

Но никакого эффекта.

Я выдыхаю и валюсь на пол прямо на заранее брошенную позади подушку.

Больше не могу.

Мне говорили, что лучше всего работать со свежими ранами, но в теории я должна залечивать даже многолетние шрамы. Так что у меня есть с чем работать ещё долго. А если не выйдет — придётся пройтись по шраму ещё раз. В том же месте. И так снова и снова.

Ворон говорит, что обычные люди не почувствуют боль, если вскроют старые шрамы, но целители на то и целители, чтобы быть уязвимыми и болезненными, чтобы острее чувствовать боль и страх. Мы так устроены ради баланса и чтобы не натворили дел.

Забавно, потому что дар исцелять я не получила, а его последствия — с лихвой.

Пять лет попыток заканчиваются одним и тем же — обладателю смертельных ран нужно умереть, чтобы я смогла что-то сделать.

— Бестолочь...

Поднимаюсь снова, пропитываю тряпки кровью и оставшимися лоскутами перевязываю бедро. Рука на это уже набита.

Кляну себя за это, но дурацкие мысли снова скачут к королю и его дурацким выходкам и словам. Может быть, он поссорился с супругой и решил отыграться с моей невольной помощью?

При всей моей ненависти к нему есть один нюанс… Он мог хотя бы попытаться взять меня силой всё это время, никто бы его не остановил.

Хотя ему нравится играться, словно разжиревшему коту, может быть, дело только в этом.

Дурацкие мысли. Моя жизнь в королевском замке каждый день по кусочку съедает меня прежнюю, горящую только зыбкой влюблённостью, скорбью, верой в обещание, ненавистью. Всё чаще думаю о том, как буду жить без Элизабет в замке и как буду вести себя с Филиппом.

Что он скажет о моей ране, если её увидит?

Я… совершенно запуталась. И некому меня встряхнуть.

Выдыхаю.

Вспоминаю о кольце и на глазах наворачиваются жгучие слёзы.

Касаюсь прохладного металла, осторожно обнимаю свои колени, морщась от боли.

Мой принц…

Я ведь даже не знаю его, только помню тепло объятий и попытку утешить. Блеск голубых, чистых глаз. Он был красив, но я уже не могу вспомнить подробностей и воображение каждый раз рисует новый образ.

— Я знаю, ты мёртв, ты был убит на войне, — шепчу, чувствуя, что схожу с ума. — А если жив, значит, я тебе не нужна. Или ты в беде, Лун… А я ничего не могу сделать. Я думала — открою силу и сбегу тебя искать. Ведь тогда от меня будет толк, я смогу тебя выручить, но я просто… смазливая деревенская девка.

ГЛАВА 3. Город Мёртвых

ГЛАВА 3. Город Мёртвых

Под аккомпанемент тряски мне смутно видится, как бледная Элизабет провожает взглядом родной замок, как машет заполонившему улицы народу белым платком в знак своей невинности, покорности, жертвенности.

Как всё ещё не понимает, что творится и не до конца верит в происходящее. Хлопает своими длинными ресницами и сдерживает слёзы, потому что так приказал король.

Сердце сжимается, на очередной кочке я чувствую вспышку боли и медленно прихожу в себя. Не понимаю, где я. Не сразу вспоминаю, почему вообще задаюсь таким вопросом.

Помню разговор с Филиппом и то, как легко он пристыдил меня. Помню, как перебирала вещи Элизабет, едва не плача. Как говорила с королевой…

А затем была удавка.

Закашливаюсь, горло саднит. Соображаю, что я на улице, больше не трясёт, рядом слышится ржание коней.

Медленно открываю глаза и обнаруживаю себя привязанной поперёк седла, словно мешок с картошкой. Морщусь от чувства, будто меня порезали на мелкие кусочки, закинули в ящик и хорошенько растрясли.

И всё же мне повезло больше, чем рыцарям короля, сопровождающим карету с принцессой. Я только сейчас замечаю грудой сложенные тела и хныканье где-то позади.

— Элизабет, — хриплю, прокашлявшись, каждое слово дерёт горло изнутри, дико хочется пить, — ты здесь? Что случилось?

Я пытаюсь змеёй выползти из пут, но ничего не выходит. Позади раздаются шаги, и в таком положении они напрягают на два порядка сильнее, чем когда я сидела на крыше замка.

Не понимаю. Я ожидала, что Флория изуродует меня (на самом деле, ожидала уже много лет, не дура ведь), что убьёт или продаст в какие-нибудь далёкие страны, как диковинку, чтобы на эти деньги заказать себе у мастера новое колье. Время выбрала удачное, Луи-Филипп сегодня был совершенно не расположен ко мне, видимо, в королевстве действительно дела идут не слишком хорошо. А в итоге я в лесу, у горы трупов и… кто-то развязывает меня.

Едва не сваливаюсь с коня, но сильные руки приходят на помощь и здесь. Меня, случайно или специально проведя ладонью по груди и другим прелестям женского тела, ставят на землю. И я с трудом сдерживаю позыв опорожнить желудок. Вышло бы очень некрасиво, но точно бы полегчало.

Терплю несколько мгновений, глубоко дышу и только после этого оборачиваюсь.

— Эдвард?! — узнаю жгучего брюнета, любовника принцессы сразу же.

Он одет так, будто охотился неподалёку, я не могу сдержать улыбку и едва ли не бросаюсь к нему на шею. Неужели повезло?.. Боги, надеюсь, что…

Вздыхаю и отшатываюсь. Не повезло. Это становится ясно, когда из тени выходят люди, совершенно непохожие на рыцарей. Какие-то наёмники. И Эдвард вместе с ними.

Я вздрагиваю, когда слышу дрожащий голос Элизабет, которая зовёт своего дружка. Он спешит к ней, я перевожу взгляд на наёмников и иду за Эдвардом. Мне не препятствуют.

Принцесса утирает слёзы в карете.

— Ужасно, — всхлипывает она, — зачем вы всех убили у меня на глазах?

— Я ведь просил не смотреть, — напоминает Эдвард.

— Да, но… — она переводит взгляд на меня и тут же его отводит. — Прости, ладно? — выдавливает из себя с трудом и начинает частить. — Флория сказала, что меня дракон точно съест, а тебя — может, и нет.

А.

Я ничего не отвечаю, после удушения и весёлой поездочки медленно соображая.

— У меня не было выбора. Она такая добрая, представляешь? Пожалела меня, всё устроила, наняла людей, позвала Эдварда. Мы с ним уедим на Север и там поженимся. Она сказала, что всё устроит. Представляешь?

Принцесса с таким воодушевлением рассказывает мне, словно я всё ещё её фрейлина и стану радоваться и хвалить королеву.

Но если это правда — я уважаю Флорию.

Она сильно рискует.

Надеюсь, из-за любви к Элизабет, а не ненависти ко мне.

— А ты ведь… Ты, может, и выживешь. Правда, я верю в это.

— Почему же? — мне действительно интересно.

Элизабет мнётся, но всё же тараторит:

— Ну, ты ведь такая красивая. Сразу видно, что принцесса. В смысле дракон скорее поверит, что ты принцесса, чем я. И ты особенная, всех с ума сводишь и будто не понимаешь этого! Папочка, такой безразличный, он стал проводить со мной больше времени, когда появилась ты. Он любит тебя. Тебя бы он никогда не отдал, — у меня замирает сердце оттого, с какой уверенностью и простотой Элизабет это говорит, даже без обиды, просто как факт. У меня слёзы на глазах наворачиваются, а в горле застревает прогорклый ком. — Может, дракон тоже сойдёт с ума? Может, ты спасёшь королевство? Я знаю, что ты не любишь нас, но ведь… Ведь ты добрая, Варечка.

У меня дёргается угол губ.

Я просто… не могу на неё злиться. Совсем.

Кидаюсь в карету, принцесса вскрикивает, Эдвард наверняка напрягается, но я лишь делаю то, чего обычно избегаю — крепко обнимаю её и целую в высокий лоб.

— Хорошо, фрейлина должна защищать свою госпожу. Меня только… Я ведь согласилась бы, если бы знала, что такое возможно провернуть…

— Прости-прости, Флория запретила говорить с тобой.

Я набираю в грудь побольше воздуха и выдыхаю.

Эдвард открывает один из сундуков с приданым и забирает украшения.

— Королева дала нам достаточно золота, — замечает Элизабет.

— Это на всякий случай, твоей фрейлине украшение всё равно ни к чему. Уже.

Он не разделяет оптимизма принцессы, что же, здравая позиция, но я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы…

— Правильно, зачем мне жемчуга, если я собираюсь убить дракона.

Элизабет сначала пугается, затем на её лице виднеется оттиск восхищения. Я не выдерживаю и добавляю:

— А затем вернусь в замок и убью твоего отца.

Она тут же сникает.

— Надеюсь, у тебя не получится. Второе.

Я лишь киваю в ответ.

Эдвард уводит её. Она до последнего не отводит от меня взгляд.

Их путь лежит в другую сторону, и он гораздо более продолжительный. Мне же ехать меньше недели. Не верится, что логово дракона так близко.

ГЛАВА 4. В логове чудовища

ГЛАВА 4. В логове чудовища

Мне кажется, что здесь слишком комфортно и светло для желудка дракона. Это если учитывать, что мои глаза всё ещё закрыты. Боюсь показывать, что очнулась, потому что чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Но и ждать неизвестно чего — невыносимо. Горло чешется, свербит изнутри, я с удовольствием прокашливаюсь и открываю глаза.

Боли больше нет. Я странно себя чувствую, но это не похоже на лихорадку.

Свет исходит от огнесветов — драгоценных кристаллов, светящихся разными оттенками синего. Они выложены будто мозаикой вместе с разноцветными каменьями, которые не светятся, но разбавляют цветовую гамму красными, зелёными, оранжевыми и сиреневыми отблесками. Вижу пейзажи, дерево, чей-то дом, девушку… Но долго концентрировать на этом внимания не получается.

Я всё ещё чувствую на себе взгляд. Обернуться не решаюсь. Вместо этого зависаю, пытаясь понять, откуда журчит вода. И замечаю в отдалении стену из неё, льющуюся от прорези сверху в прорезь внизу. Выгибаю бровь, выдыхаю и всё же поднимаюсь с валуна, что расположен, должно быть, в центре этой… пещеры?

Здесь немного душновато и в то же время влажно. Огнесветы выложены лишь с одной стороны и дальше от них сгущается вязкая темнота. В которой я с трудом замечаю чей-то силуэт вместе с блеском глаз.

Вздрагиваю, не успеваю вымолвить и слова, как меня обрывает хриплый мужской голос:

— Доброй ночи, принцесса, — в нём тут же улавливаю усмешку, на которую сердце отзывается болезненным ударом. — Ты была так возмущена во сне, всё бормотала о пренебрежении и этикете. Прошу меня простить, — он делает шаг ко мне, но это не играет особой роли, — здесь впервые особа королевских кровей, я, конечно, польщён… Вот только меня забыли спросить, нужна ли мне визгливая девчонка, почему-то, с гниющей ногой.

Я догадываюсь проверить внутреннюю сторону бедра и отступаю ближе к огнесветам. Рана перевязана недавно и насколько я понимаю, она больше не гноится.

— Это несчастный случай в дороге, — заявляю я, помня, что должна «умасливать» чудовище.

— Разве? Ране уже несколько дней. Ты отправилась с ней в путь.

Я… просто не успела подготовиться. Вспоминаю, как меня против воли увезли в лес и поставили перед фактом, и передёргиваюсь. Эти люди ведь ещё и умудрялись надеяться на меня. Змеюку такую.

Сейчас больше волнует даже не утихнувшая лихорадка, а тот факт, что дракон… говорит со мной? Или, может быть, это слуга? Вдруг я что-то не так поняла?

— С кем я говорю? Я... я приехала к чуд… дракону!

Раздаётся смех, который я узнаю. Поджимаю пальцы ноги, чтобы почувствовать со мной ли кольцо, мотаю головой.

— Эларис?

Смех продолжается. Разве я сказала что-то смешное?

— Зачем было вылавливать меня тогда на крыше? Что ты собирался сказать? Почему только в следующую полную луну?

Он выходит из темноты окончательно — и я вскрикиваю и забиваюсь в угол.

Всё тот же мужчина, которого я видела ночью. Тёмные волосы теперь стали гораздо короче, половину лица скрывает платок, глаза серебристые, лунные, такие светлые, что даже страшно. Ошмётки кожаного плаща, из которого торчит… драконье крыло.

Чёрное, огромное настолько, что я не понимаю, как он может волочить его за собой.

Я тяжело сглатываю. Страх за себя сменяется уколом… сочувствия?

Он выглядит измученным, бледным с синей сеткой вен под глазами. Несмотря на крыло… Передо мной человек. У меня в голове не укладывается, как этот мужчина может быть драконом, что уничтожил огромный город, и в лапах которого до сих пор пропадают сотни невинных девушек.

Взгляд у него жёсткий и требовательный.

— Ты соврала, Варрияра, ты вовсе не принцесса.

— Откуда всё же… знаешь моё имя?

— Я — дракон. И знаю многое. Не принимай, — ухмылка издевательская, — на свой счёт.

Он злится, у меня дёргается угол губ.

— И всё же ты пришёл тогда и обещал вернуться! И всё же ты не убил меня сейчас и даже вылечил…

— Хотел убить, — в его голосе слышится рокот, дракон одаривает меня убийственным взглядом, — но смог сдержаться. Подумал, с тобой можно сделать что-нибудь поинтереснее… И насчёт полной луны — забудь.

— Почему?

— Знаешь, как в сказках сказывают? Если мужчина просит невесту не смотреть на него раньше времени, а она его ослушивается, всё ломается.

— Я не понимаю.

Он ведёт шеей, она неприятно хрустит, я морщусь и пытаюсь объяснить:

— Я даже не знала, что ты — дракон. Предполагала, видела когти, но понятия не имела, что именно к тебе еду вместо принцессы!

— Я предпочёл бы Элизабет, — звучит так вкрадчиво, будто объясняет мелкой дурочке, что она ему не нравится, причём, таким тоном, будто у него этих дурочек по десять на дню, хотя о чём это я…

Дракон тянет меня на себя цепкими пальцами и накрывает кожаным крылом, от которого всё ещё исходит жар, пусть и не такой, как днём. Он собирается что-то сказать, но я его обрываю вопросом: