– Не жди многого, и тогда будет легче, – говорила старая бабка Вереск, подслеповато приглядываясь к моей коже, и вырывая щипцами очередной волос. – Тиульбы жестокие и закаленные воины, они не добиваются любви, а приходят и берут, что им надо. А уж повелитель у народа – всегда таков, что преумножает эти качества многократно.
– Уй! – пискнула я, когда она уже в сотый раз больно прищипнула кожу.
– Что ж поделать, – вместо извинений говорила она, – если уж самой старой положено собирать молодую невесту. А глаза мои давно потеряли свою зоркость. Тебя мы берегли, Цветочек, от дурных мыслей, от случайных взглядов, от опасных свиданий, от лишних разговоров, что могли породить никчемные домыслы… Ни одна из дев Дивеллона так зорко не охранялась, как ты. И если вожаку тиульбов нужна первозданная чистота, какая только может быть на этом свете, он ее получит. Дивеллон никогда не обманывает тех, кто готов защитить его от беды. Так повелось издревле, что сила наша не в воинах, а в чистоте. И сейчас тиульбы готовы за тебя отдавать свои жизни, сохраняя их нашим сынам и дочерям.
В комнате было прохладно, а мне приходилось лежать на постели у окна совсем обнаженной, чтобы Вереск не пропустила ни одного волоса.
– Но что будет потом, когда они заберут меня из дома, и я останусь на этой суровой земле совсем одна?
– Никто не может этого знать, моя девочка, – Вереск отвернулась, будто ей захотелось кашлянуть, но я-то знала, что она пытается скрыть предательскую слезинку. Ей было меня жаль.
И от этого вокруг моего сердца сжимался тяжелый железный обруч.
– Что из себя представляет этот Айволин Дегориан мне неизвестно, кроме того, что он обещал нам за принцессу Дивеллона свою защиту… Каков он: добр или зол, весел или угрюм – того не ведаю. Знаю лишь, что у тиульбов женщина, выходя замуж, попадает полностью во владение супруга. И как только опустит муж полог семейного ложа, отныне она должна во всем ему угождать и повиноваться. Даже если будет он жесток, она не смеет никому жаловаться на свою горькую долю. Ее же, бедную, осудят первой.
Я тут уже и вовсе всхлипнула, даже не пытаясь сдержать слез.
– Ну полно, полно тебе, не для того я тебе этого говорила, чтобы ты слезы заранее лила, – погладила жесткой рукой меня старуха. – Хотя лучше поплачь здесь и сейчас. Но как только выйдешь из этой комнаты – больше ни одной слезинки. Никогда. С того момента будешь ты уже не наш Цветочек, Иммериль. Не ты за нами будешь, а мы укроемся за тобой, вся наша долина и люди ее населяющие, когда ненавистные аторхи придут за нашими землями, нашими домами, нашей кровью… Мы все посмотрим на тебя с надеждой.
Аторхи! Одно только слово это внушало ужас в сердца привыкших миру жителей Дивеллона. Откуда они взялись, словно однажды выбрались из-под земли и покатились по миру, захватывая все новые и новые территории. Они не выдвигали требований и не договаривались ни с кем. Словно порождения чьего-то злого умысла, они появились из ниоткуда и не преследовали иной цели, кроме как захватывать и уничтожать. Темные лицом и волосами, с дикими глазами и острыми зубами, в битвах они не жалели ни своих, ни чужих. Когда-то они казались далекой угрозой, отголоски которой доносились до нас с Того конца мира. Теперь же они шли по материку и небольшие отряды были замечены не так далеко от нашей долины.
– Вереск, почему мы не можем закрыть большие ворота и спастись здесь, в долине Сиреневых Роз, заготовить еду, всё необходимое, и переждать самое страшное время? Тиульбы, демарфены, иттеросы – все воинственные народы уже объединяются, чтобы дать бой аторхам, так говорили вчера перехожие странники, что пережидали снежную бурю в малом зале. Пока они будут сражаться, мы сможем молиться за них тем богам, которым они служат. Мы будем внушать их воинам храбрость и отвагу, готовить заговоренное вино, заготавливать священные травы и исцелять их раны…
– Потому что не все так просто, – прервала мои размышления Вереск. – Ты просто еще дитё малое, хоть и вошла в возраст невесты.
В дверь забарабанили.
– Тиульбы едут! За принцессой!
Обруч на сердце сжался с невыносимой силой. Мне захотелось соскочить с постели одеться и бежать, что есть мочи, куда глаза глядят. Кровь прилила к лицу и Вереск, чувствуя это, сжала крепко мою руку и строго произнесла: – Держись, Цветочек… От тебя сейчас зависит слишком многое. Глупо думать, что правители живут, как им вздумается, в угоду своим капризам и пожеланиям. Одним своим рождением вы уже должны. Должны людям, которые ждут от вас защиты. И ты должна. У тебя было много времени жить беззаботно, у многих и того нет. А теперь пришло время отдать долг.
– Я не могу, – вдруг затряслась я мелкой дрожью, как осиновый листочек, когда поняла, что вот-вот меня вырвут из родного дома и увезут в страну, о которой я толком ничего и не знаю.
– Можешь! – грозно прикрикнула на меня Вереск. – И будешь. Будешь теплым воском и сладким мёдом для Айволина, пока есть угроза для Дивеллона. Будешь улыбаться и мыть ему ноги.
– Я принцесса Долины!! Я не буду никому мыть ноги!
– Тогда ты обречешь нас всех на мучительную смерть. Ложись, я еще не закончила!
– Аааа! – топнула я ногой, но повиновалась, укладываясь назад, пока дневной свет позволял моей троюродной бабке разглядеть хоть что-то, иначе она истыкает меня щипцами наугад.
– Вереск, Цветочек, – стучала своими кулачками в дверь малышка Мидара, – Впустите!
– Чего тебе? – распахнула дверь старуха, которая прикалывала к моей голове тонкую золотую сеточку, закрывающую лицо.
– Там все вас ждут уже так сильно, что не могут. Владыка Иммерион устал глядеть то и дело на двери.
– Ай, сломалась булавка! – недовольно проворчала Вереск. – Мидарка, сбегай в мою комнату, принеси, только такие нужны. К этой вуали другие не идут. А хотя, ты не найдешь… Я сама. Подождут, никуда не денутся. Не простолюдинку собираем все-таки. А принцессу Священных Земель.
Оня тяжело зашагала из комнаты, иногда издавая тяжелые вздохи и причитания.
Мидара, шустренькая и пресмышленная девчушка, которой было еще лет пять до того, чтобы заневеститься, вдруг шлепнулась передо мной на коленки и обняла за ногу:
– Цветочек, миленькая, не ходи туда, уж лучше помереть! Вот, вот, на… Я принесла тебе, – она вынула из кармана маленький золотой кинжальчик в крошечных ножнах, пригодный разве что для очистки яблок от кожуры. Вот, не смотри, что он маленький, он очень острый. Не надо тебе замуж… Не надо туда!
– Да что такое-то? Отлепись уже от моей ноги, малышка! Я ж не могу не выйти! – попыталась я ее успокоить, принимая в руки ножны.
– А то! Что я недавно узнала от Шиялки, что помогает на кухне посуду мыть… Про замуж! У них младшая кухарка на днях вступила в брак с селянином, и Шиялка им вина понесла в опочивальню, да замешкалась по дороге, там котенок мяукал, она его побежала изловить… А когда донесла кувшин…
– Да что ж ты узнала? – воскликнула я в нетерпении, думая, что хуже моего положения уже не сыщешь.
– А то… – торопливо зашептала Мидара, с ужасом заглядывая своими огромными карими глазищами в мои глаза, – что на брачном ложе происходят ужасные вещи. Как только мужчина ложится с женщиной на постель, между ног у него вырастает палка… Вот такая! – она развела руки в стороны. – И она начинает этой палкой жену свою колотить так страшно, что та плачет и кричит! Я не хочу, чтоб тебя били палкой, ты такая хорошая. Ты со мной и в башенки играла, и песенки сочиняла, венки научила плести по-хитрому.
– Может, это не у всех так, может, селянин тот кухаркин хворый какой? – испуганно переспросила я.
– У всех! – зарыдала Мидарка, размазывая слезы по щекам. – У всех! Шиялка спрашивала у своих, те посмеялись над ней, но рассказали!
Тут уже я не выдержала и тоже заревела.
– Это что здесь деется? А ну иди отсюда, – заругалась вернувшаяся с золотыми булавками Вереск. – скажи, что скоро выйдет невеста!
Застав нас с Мидаркой ревущими навзрыд в объятиях друг друга, она совершенно вышла из себя.
– Несправедливо это, – выкрикнула девчушка старухе, поднимаясь на ноги и утирая мокрый нос рукой, – почему она должна за всех страдать? Нечестно!
– А ну, кыш! – прикринула на нее моя прабабка и заворчала. – Всё сбили, волосы порастрепали, это что ж произошло тут.
– Ничего, – ответила я, глядя безжизненным взглядом в стену и сжимая в руках украшенный янтарными бусинами кошелечек, в который припрятала Мидаркин подарочек.
– Про слезы помни!
– Угу.
В большом зале на высоком серебряном троне, украшенном искусными цветами из драгоценных металлов и камней, восседал правитель Священных Земель, владыка долины Сиреневых роз, род которого шел аж от светлых ведов, что владели тайными знаниями. Долина же и была последним оплотом в мире, где бережно сохраняли крупицы древних знаний. Был владыка Иммерион мрачен, как никогда, ведь за всю долгую жизнь было дано ему всего три дочери и ни одного сына. И двум старшим дочерям судьбой было начертано рано покинуть этот мир и отправиться в царство спящих цветов. Две глубокие борозды печали и горя пересекали его лоб и сейчас уже почти наметилась третья. Младшую, самую позднюю дочь, Иммериль, он так рьяно берег от внешнего мира, что и вовсе не думал, что когда-то отдаст ее в руки чужого мужчины.
Пятеро тиульбов стояло напротив трона, все как на подбор высокие и широкоплечие, с лицами, заросшими жесткой щетиной за время пути в Долину роз, и то, то видел он, ему не нравилось.
– И кто же из вас Айволин Дегориан? – нахмурившись спросил он, понимая, что ни один из прибывших чужеземцев не имеет знаков власти на своей одежде.
Темноволосый тиульб с т-образным шрамом на левой щеке сделал шаг вперед и взял слово:
– Король тиульбов Айволин Первый сейчас возглавляет отряды, что бьются с аторхами у подножия Лысой горы на границе Демарфы и Солоса…
– Как зовут тебя? – прервал его король.
– Килиан Борх, ваше величество. Я правая рука короля и только мне он доверил сопроводить вашу дочь в Излаумор. И это лично отобранные мной закаленные и опытные воины, которые обеспечат принцессе безопасность в пути, – он указал на четверых других воинов.
Иммерион поднялся на ноги и, поддаваясь порыву гнева, воскликнул:
– Я отдаю Дегориану, простолюдину, силой и хитростью заполучившему трон тиульбов в свои руки, самое ценное, что осталось у меня и моего народа, последнюю розу Дивеллона, а он не утруждает себя лично явиться за ней? Какое оскорбление! В Иммериль течет кровь ведов и многих поколений королей Долины! И ваш безродный властитель должен ценить оказанную ему честь!
Борх при этом не выказал ни малейшего замешательства или попытки оправдать своего правителя, более того, он проявил еще большую наглость, произнеся:
– Мы можем оставить вашу дочь вам, владыка Иммерион, и сейчас же покинуть Долину Роз. Мы можем перед этим даже принести свои извинения. Но когда у ваших ворот встанет орда аторхов, ни один тиульб не придет вам на помощь. Надеюсь, вы тоже это понимаете.
При этих словах он легко коснулся широкой ладонью рукояти меча, что висел у него на поясе.
– … Дегориану, простолюдину… – донеслись до меня, стоявшей за дверями зала, слова отца.
Меня отдают простолюдину! Обычному человеку! Принцессу Дивеллона – простолюдину!
Зима в моей родной Долине отличается от зимы в остальном мире. Я знаю это по рассказам тех, кто был в других государствах. Наша зима особенная, она не обижает живых существ. Ни один человек не замерз насмерть в Долине Сиреневых Роз. Бывает, что вода в деревянной кадке, что забыли занести в дом, промерзнет на всю толщину, да так, что кадка потрескается, а выпивоха, что перебрал вина в питейной и улегся посреди улицы, утром встанет, отряхнется, и поеживаясь, побредет домой. Говорят, что она не трогает только своих, но ни об одном замерзшем у нас чужаке мне тоже слышать не доводилось.
Тиульбы притащили к Великому дому уродливую одноместную повозку, которая выглядела так убого, что даже глядеть на нее мне было оскорбительно. Моя собственная зимняя колесница, обитая мехом, с подножкой из резного тиса, стояла неподалеку, затейливо украшенная, легкая, изящная, теплая.
Но Борх был непреклонен и здесь. Что толку от хваленых закаленных воинов, если они то и дело приговаривают о какой-то опасности? Неужели тиульбы так трусливы?
Перед тем, как мне ступить на подножку этого черного сундука, годного больше для перевозки прогорклого масла, чем людей, старая Вереск не выдержала и схватила Борха за рукав:
– Позволь мне с ней поехать! Я не доставлю хлопот, вы меня даже и не заметите!
Но тот, не меняя своей интонации ответил, как и прежде на все просьбы, свое одинаковое “нет”.
Тогда Вереск выкинула вовсе удивительную штуку, которой никто от нее не ожидал. Она ловко вынула из моей головы золотую острую шпильку, слегка задев кожу, и оцарапала ей руку Борха, который занимался тем, что распрягал свою лошадь, чтобы поставить ее в пару с той, что повезет мою колесницу. Тот от неожиданности дернул локтем и ударил старуху в грудь. Вереск отшатнулась и ее подхватило на руки несколько человек. Я не сдержала крика ужаса и подбежала к ней в с тревогой, что тиульб зашиб ее насмерть. Много ли нужно дряхлому человеку?
– Ты что творишь, старая? – крикнул sq6Adm8a Борх, ошалело глядя на нее. А Вереск старыми скрюченными пальцами творила знаки, о смысле которых никогда мне не рассказывала.
– Раз не дал мне ее сберечь, теперь это твое дело. Я увязала тебя с ней. Коль с девочкой случится что, твой конец наступит быстро.
– Уезжаем! – крикнул Борх делая вид, что не принял всерьез случившееся, но было ясно, что слова Вереск произвели на него впечатление. По крайней мере, я углядела в его взгляде смятение, быстро сменившееся показным равнодушием. Но меня с детства учили замечать все, что можно увидеть глазами. И немного догадываться о том, чего увидеть глазами нельзя.
Народу у крыльца столпилось много, откуда только узнали, что меня выдают за тиульба? Пятеро иноземцев жителям Долины не пришлись по душе. Все видели тяжесть моего положения, ибо это чувство висело в воздухе, словно меч, подвешенный на волоске.
Тем унизительнее было, согнувшись в поясе, проталкиваться внутрь убогой колесницы, где были набросаны меховые одеяла, такими же одеялами меня кто-то укрыл сверху. В ногах у меня стоял небольшой ларец с ведовскими снадобьями, – не все из них я понимала и знала, и недавно сорванной сиреневой розой. Мужчины, кроме Борха, ехали верхом. Тот же занял небольшой приступочек на моей колеснице, чтобы править лошадьми.
– Куда везут нашу принцессу? – переговаривались в толпе. – Куда ее везут?
Я услышала властный отцовский голос, который призвал людей к спокойствию. Лошади, запряженные в мою горе-колесницу, тронулись с места. Кто-то запустил камнем в нашу процессию и тиульб, ехавший от меня по правую руку громко выругался. Они пришпорили коней. Меня качало, как в очень быстрой колыбели, благо меховые одеяла не позволяли телу больно биться о стенки экипажа. Узкое окошко, больше похожее на бойницу в башенке, не позволяло наслаждаться видами Долины, хотя я надеялась на это последнее утешение, да и света давала ровно столько, чтобы можно было различать день сейчас или ночь.
Было темно, тесно и безысходно. Казалось, что для меня в этой жизни не будет ничего хорошего. Всадники преимущественно молчали, изредка обмениваясь короткими фразами, касавшимися выбора дороги.
Я постаралась расположиться так, чтобы тело мое затекало как можно меньше, и, прикрыв глаза, вся обратилась в слух, почти видя четверых всадников, едущих по краям моей колесницы и пятого, что сидел впереди и правил лошадьми. Через три-четыре шааза* я уже знала, как зовут каждого из них. И различала их голоса по сказанным, пусть даже очень тихо, словам.
В Долине Роз не было воинов, наши мастера не славились умением искусно создавать оружие, в наших питейных не собирались толпы почитателей кулачных боев. Но всякий, от простого селянина до главного ведуна в храме, понимал, что имя человека может иной раз стать оружием, разящим не хуже меча из закаленной стали. Оно же может послужить средством, сохранившим от падения в объятия смерти.
Даррох, Ворон, Десволин, Туман. И Килиан Борх. Так звали моих сопровождающих. Надо полагать, что двое из них, а именно чернобровый и остроносый Ворон, и Туман, обладатель бороды с большой долей проседи, носили вместо имен прозвища. Даррох и Десволин - родовые имена. Но это не меняло сути.
К вечеру мы покинули Долину, и стало ощутимо холодать. Я закуталась в одеяла так, что наружу выглядывал лишь кончик носа. Как всадники переносили этот холод, укрываясь лишь тонкими шерстяными плащами, для меня было и вовсе загадкой.
Борх скомандовал остановку.
Мне остановка требовалась уже достаточно давно, ведь и принцессы имеют нужды, обусловленные телесными необходимостями. Но как объяснить эту потребность пятерым мужчинам?
Хвала предкам-ведам, Борх велел всем отвернуться, подавая мне руку и помогая выбраться из своей клетушки, от путешествия в которой у меня, несмотря на все попытки размяться, затекли все конечности. И сам также повернул голову в сторону.
Сыскав средь деревьев подходящее местечко, я кое-как справилась с одеялами и юбками, и к большой своей радости, смешанной с изрядной долей унижения, свершила все, что требуется. Затем расправила свои сложные одежды в обратном порядке. Впереди меня скрипнул снег под чьими-то шагами. Я подняла глаза и увидела то, что заставило меня оглушительно взвизгнуть. Точнее, сказать того.
Еле слышно просвистел воздух возле моего уха – это клинок Килиана мелькнул на мгновение серебристым отблеском, в тот же миг Десволин грубо дернул меня за локоть, оттаскивая подальше от аторха.
Он, Ворон и Даррох как по команде обнажили мечи и окружили меня с трех сторон и замерли, напряженные, как натянутые струны. Туман мягко обходил пятачок заснеженной земли, который мы занимали, вглядываясь в сумеречный лес, который вдруг стал выглядеть жутким и враждебным.
В просвете между плащами Десволина и Дарроха я разглядела как Борх отпинывает в сторону нечто круглое – голову чудовища? Было страшно и одновременно любопытно: я ведь ни разу не видела ни одного аторха, только слышала о них да еще видела рисунки, которые передавались из рук в руки и разносились по миру перехожими людьми.
– Едем дальше! Привала не будет! – хмуря темные брови, сказал командир нашего маленького отряда.
– Ну, один аторх – не самое страшное, что могло произойти! – сказал самый молодой из тиульбов, русоволосый Десволин, который был истинным исполином и обладал таким широким разворотом плеч, что в шерстяном плаще выглядел просто горой. Я читала в его голосе самонадеянность.
– Только где ж ты видел, чтобы они бродили поодиночке? – Туман, кажется, понимал немного больше и не разделял его спокойствия. – Что-то его приманило.
– А главное, так близко к Долине… – присоединился к нему Килиан. – Напугалась? – он посмотрел он на меня с долей участия во взгляде.
Почему тиульб решил вдруг, что после происшедшего он может так запросто обращаться ко мне, как к одной из своих низкородных подружек, было неясно. Но, положа руку на сердце, страху я натерпелась большого. Однако их разговор испугал меня сильнее самого аторха – эти страшные твари были совсем близко к моему дому. Кто знает, может быть жертва моя будет напрасной, и я даже не успею достигнуть Излаумора, прежде чем орда темнозубых монстров… Впрочем, не будем об этом даже помышлять.
Но тиульбам знать о моих страхах было ни к чему, поэтому я повела плечами настолько выразительно, насколько это можно сделать внутри мехового одеяла, и молча проследовала в свою куриную клетушку на колесах. Все в мгновение ока расселись по своим коням, и клетушка вновь покатила. Воины, думая, что я ничего не слышу, переговаривались.
– Видали, какая? – тихо засмеялся Десволин, уверенный, что скрип колес и цокот копыт заглушают для меня его слова.
– Такое чудо вижу впервые, – ответил ему Туман. – Как будто куколку фарфоровую везём. Дурные у меня предчувствия, ох, дурные…
– И у меня также, – кашлянул Борх.
– А я впервые вижу и девку с сиреневыми волосами. И аторха, который вместо того, чтобы сразу кинуться и разорвать свою добычу, стоит и любуется на нее, – мрачно подытожил Ворон.
– Даррох, ты чего думаешь? – спросил неугомонный Десволин, у которого вдруг развязался язык.
– Я думаю, что дело наше неблагодарное, и шкурами рискуем мы зазря, – со вздохом пояснил рыжий тиульб, который по причине недостатка зубов сильно шепелявил.
– Это почему это?
– А потому как, даже если мы благополучно доставим Айволину невесту в Излаумор, Волчица тут же придушит ее. И хорошо, если только ее, а не вместе с нашим королем, удумавшим обжениться.
Тут мои уши напряглись на пределе своих природных возможностей. О какой волчице идет речь?
– Айна проглотит и не поморщится. Это да, – хохотнул Десволин.
– Заткнитесь уже, – буркнул на них Килиан Борх. – Едем молча. Ждем желтоглазых.
Дальше воцарилось молчание. Под однообразное покачивание и шорох колес я погрузилась в глубокий сон.
Во сне мне виделись сиреневые розы, цветущие зимой в нашем саду, отец, обнимающий сестер, которые так и остались навсегда малышками, и Вереск, чертящая охраняющие знаки, стоя на крыльце Великого дома.
– Ты больше не Цветочек, – сказала она мне вновь и начертала очередной знак оберега. – Прощай, Иммериль.
Она ушла! Я широко раскрыла глаза с полным осознанием того, что наша с ней незримая связь вдруг лопнула. Удар Борха убил ее, или Вереск добровольно передавая ему ответственность за меня, отдала то, что удерживало ее в живых?
Что-то было не так. Моя повозка стояла на месте. Негромкое ржание издала лошадь Ворона справа от меня. Я вслушалась и попыталась разглядеть в узенькое окошко хоть что-то, но стояла глубокая ночь и тьма кромешная. Судя по звуку мягкого приземления, Десволин спешился. Остальные уже стояли на ногах. Тихо-тихо вынул меч из ножен Даррох.
Они чего-то ждут. Я выхватила из кошелька кинжал, казавшийся мне не грознее зубочистки, и сжала его рукой, отчего ладонь накрыла почти все лезвие.
Еще мгновение. И послышались топот, рычание, и лязг мечей. Глаза мои разглядели мелькание множества человекоподобных силуэтов. Аторхи, и на этот раз их было много. Коротко вскрикнул Даррох, выругался Ворон.
Моя повозка вдруг начала раскачиваться и повалилась набок, дверцей вниз. Я догадалась, что это сделал силач Десволин, чтобы тварям сложнее было до меня добраться.
Послышался удар, затем еще один: кто-то пытался пробить дыру в моем убежище. Еще немного и внутреннюю обивку повозки разорвал короткий широкий клинок, который с фанатичным упорством стал увеличивать проем. Темная рука пролезла внутрь вслед за клинком и я в исступлении ужаса стала колоть ее своим кинжалом. Рука исчезла, но следом появилось еще две, которые стали ковырять обшивку, отрывая от нее куски. Наряду с этим кто-то другой продолжал долбить повозку снаружи.
Шум боя не стихал, и в появившийся проем сунул голову, а затем и плечи, один желтоглазый. Он потянул ко мне свои руки, и тут же сник, наполовину повиснув в дыре и почти касаясь своим отвратительным лицом моего.
– Жива? – спросил Туман снаружи, и не успела я ответить, как он глухо вскрикнул и повозка качнулась от навалившегося тела.
Не прошло и половины шааза, как все кончилось. У меня испарина выступила на лбу и зубы сжались до скрежета от неизвестности: чья взяла?
Они изменились, Борх и Ворон изменились в своем отношении ко мне, я это ощущала.
После истории с аторхами и спасением двоих товарищей от смерти, они будто стали видеть во мне нечто большее, чем просто предмет повышенной ценности, который нужно доставить в Излаумор сохранным.
Раны Борха, к немалому его смущению, я также перевязала, нанеся заживляющую мазь. Для Ворона, у которого плачевно распухло ухо, надорванное острыми зубами одного из монстров, у меня сыскалось другое средство и небольшой ведовской заговор.
Я видела по тому, как крепко призадумался Борх, что задала ему непростую задачу, утяжелив наш отряд двумя ранеными. При этом Десволин выглядел вполне сносно, а вот у Дарроха рана то и дело открывалась и кровоточила, и я спаивала ему по глотку драгоценную ведовскую микстуру.
Оба были слишком слабы для того, чтобы продолжать путь верхом дальше, при этом просить меня покинуть повозку и пересесть на лошадь, предоставив свое место раненым, Килиан Борх не спешил.
Они с Вороном держали тихий совет, переговариваясь у разложенного костра. Я сидела по другую сторону, грея ноги и напевая старинную песню.
Борх не хотел оставлять товарищей ослабевшими в лесу, но и выхода другого не видел. Однако выход сам нас сыскал в виде большого торгового обоза, хозяин которого не с большой охотой, но согласился поделиться за умеренную плату телегой и лошадью. Ведь два тиульбских боевых коня пали во время нападения аторхов. Таким образом наша унылая процессия потащилась дальше. Воистину королевский кортеж!
– Пять калек, одна принцесса! – хрипел Даррох со своего места. – Оставляйте уже нас! Везите скорее невесту Айволину.
– Оставим, не волнуйся, – заверил его Килиан. – Докатим до ближайшего постоялого двора и там оставим.
Так и вышло. Тем же днем, ступили мы на земли хозяйственных и миролюбивых кетров, и вскоре добрались до крупного постоялого двора. Там Борх позволил всем немного передохнуть и согреться. Волосы мне пришлось по его указанию укрыть широким платком на манер того, как носили замужние кетрянки.
– Не нужно нам привлекать лишнего внимания, – пояснил он. – Не только аторхи могут угрожать невесте короля тиульбов. Врагов у него, что звезд на небе в ясную ночь.
Со двора мы выехали втроем. Ворон верхом и Килиан – на козлах моего курятника, запряженного двумя свежими лошадками.
Даррох и Десволин остались залечивать раны. Причем последний плохо скрывал свою радость – так ему приглянулась хозяйка двора, с которой он то и дело перемигивался на глазах ее возмущенного супруга.
И потянулась бесконечная зимняя дорога с однообразными селениями, изредка попадающимися вдоль большака. Такого густого леса, как на выезде из Долины больше не встречалось, все больше поля с невысокими кустарниками.
Я свыклась с холодом, тряской, скромной пищей и темнотой своей повозки и ужасно радовалась каждый раз, как Борх командовал остановку в харчевнях или постоялых дворах. Иногда удавалось даже помыться в деревянной бадье горячей водой и сменить платье.
Я даже привыкла к тому, что моими единственными компаньонами теперь были двое мужчин, не отличающихся благородным воспитанием. Более того, после первой моей встречи с аторхом, эти двое больше не отворачивались от меня ни при каких обстоятельствах. Надо ли пояснять насколько сильные неудобства и моральные страдания это влекло за собой. По этой причине я очень мало пила и почти ничего не ела.
На дороге нам часто встречались следы диких животных, пару раз я видела в свое крошечное оконце цепь из волков, трусящих друг за другом в редколесье, но нападать хищники не рисковали, по крайней мере, днем. Аторхи до этих мест еще не добрались, и Ворон с Борхом иногда рассуждали о том, что же могло занести столь крупный отряд к границам Священных Земель, где мы с ними столкнулись. Воины полагали, что те оказались там неслучайно и преследовали некую цель.
На пятый день нашего путешествия Борх остановил лошадей, спешился сам и открыл дверцу моей повозки, знаком приглашая выбраться из нее. Что я и сделала, зябко кутаясь в одеяло, и оглядываясь по сторонам.
Мы встали на перекрестке возле огромного черного валуна, вид которого произвел на меня тягостное впечатление.
– Здесь начинаются земли тиульбов, – гордо пояснил Килиан. – Подумал, что вам будет интересно посмотреть на границы будущих владений.
При этом Ворон почему-то насмешливо фыркнул.
Унылый пейзаж наводил лишь тоску: на дороге грязь, на обочинах – снег. Да ворона каркает на одинокой ели.
– Камень предков, – Борх низко поклонился валуну и коснулся его указательным и средним пальцами, что-то бормоча себе под нос. То же самое сделал Ворон.
Видно, и у таких неотесанных вояк есть свои традиции.
– Попросите у него покровительства и помощи, может, внемлет, кто знает, – сказал мне Борх, а Ворон взглянул на него уж больно выразительно.
Я, больше для того, чтобы не оскорблять Борха, по их примеру уважительно поклонилась черному исполину и приложила к холодной поверхности два пальца. В тот же миг короткими вспышками перед глазами замелькали картины прошлого и будущего:
русоволосый мужчина в окровавленном доспехе вынимает меч из ножен, Вереск чертит в воздухе защитные знаки, женщина в мужской одежде хищно улыбается, а затем хохочет мне в лицо, и Килиан Борх, по белой рубахе которого расползается красное пятно крови. Сиреневая роза брошена на снег. А еще аторхи. Огромное войско аторхов усыпало целую равнину меж скалами. Они будто замерли в ожидании приказа к действию. Но кто отдаст этот приказ? Фигура постоянно ускользает и прячется от моего взора за камнями.
– ... У нее припадок! – донесся до меня возглас Ворона.
Борх повел ладонью перед моими глазами. Я отшатнулась от камня, пытаясь справиться с эмоциями, как из ушата, свалившимися на меня разом.
– Ведьмоватая! – тихо сказал Ворон. – Камень заговорил с ней.
– А раз заговорил – значит принял, – утвердил Борх.
В комнате было жарко натоплено. Каминная труба аж гудела от созданной огнем тяги.
Я к большому ужасу обнаружила, что лежу совершенно голой под тонюсеньким покрывалом, которое не скрывает ни малейшего изгиба моего исхудавшего за время путешествия к Излаумору тела.
– Шелк из Иттероса, – неверно расценил мой интерес к покрывалу новоявленный жених. И добавил. – Будущая королева тиульбов достойна жить в роскоши.
В зажиточных домах Долины иттеросийский шелк висел в домах в качестве занавесок, так что меня скорее удивило, что он считает этот не такой уж и редкий материал роскошью.
Я стыдливо натянула покрывало до самого подбородка, чтобы не сверкать хотя бы обнаженными плечами.
– Не волнуйся, Иммериль, – засмеялся он, – все, что требуется, я уже разглядел.
Святые отцы-веды! Да сколько еще жизнь будет меня испытывать этими постоянными унижениями?
– Меня зовут Айволин Дегориан, как ты уже догадалась. Именно ко мне ты так долго добиралась столь опасным путем. Прости, но появление двух крупных отрядов аторхов рядом с нашей твердыней и Долиной стало полной неожиданностью для всех. С остальными опасностями Борх должен был справиться без особенных затруднений.
Пока он произносил это, у меня было время, как следует его рассмотреть.
Король был крепким, и, насколько я могла предположить, высоким, как и те тиульбы, которых я уже знала. Наверное, это было отличительной чертой их народа.
В своем воображении, маясь от безделья в темном курятнике на колесах, я так часто рисовала себе малоприятное и грубое лицо, какое обязательно должен был иметь “хитрый простолюдин”, как его назвал отец, что была уверена, что так оно и будет.
Стесненное положение добавляло этому образу всякий раз, что я думала о суженом, еще и ряд других неприятных черт. В итоге жених мой, по ожиданиям, должен был быть немногим красивее аторха, старым и обязательно дурно пахнуть.
Конечно, спрашивать у сопровождающих о пригожести Дегориана было бы верхом глупости и потерянного достоинства.
Однако настоящая внешность Айволина привела меня в замешательство. Вопреки моей разбушевавшейся фантазии он был достаточно молод, имел мягкие черты лица, волосы средне-русого цвета, остриженные коротко. И честно было бы признать, что он был привлекателен. Для многих женщин, наверняка, он был привлекателен. Я же незаметно потянула воздух ноздрями, чтобы уловить доказательство правоты своих изначальных представлений, но ничего не ощутила. В голове моей зрели вопросы, которые хотелось бы прояснить.
– Могу я задать два вопроса? – сказала я, приподнимаясь на локтях с подушки, потому что задавать вопросы лёжа было крайне неловко. И тут же смиренно улеглась назад: шёлк из Иттероса ужасно скользкая штука. Дегориан склонил голову в знак одобрения.
– Килиан Борх жив?
– Первый вопрос, который мне задает невеста, и связан с другим мужчиной? – Айволин поднял бровь, выказывая свое раздражение.
А ведь я не имела в виду ничего предосудительного, кроме беспокойства за человека, благодаря которому осталась жива на этой дороге.
– Однако, не самое приятное, что может быть, – протянул он, но все же ответил. – Жив. Второй вопрос? Если про Ворона, то он живее всех живых.
– Нет. Если бы аторхи разорвали меня в дороге или я бы, к примеру, замерзла насмерть… Вы бы выполнили свои обязательства перед Долиной?
Айволин сцепил руки замком на коленях и покрутил головой, 6HBmB5i5 словно бы разминая шею.
Для меня эта пауза уже сама по себе послужила достаточным ответом. Значит, благородства ожидать от короля тиульбов было напрасным. Я отвернулась к окну, большей свободы движений позволить себе не могла.
– Уговор был таков, – произнес он, наконец. – Я женюсь на принцессе Дивеллона, и тиульбы гарантируют свою помощь Священным Землям. Свадьбы пока еще не было.
Стало больно и тревожно. Лучше бы он оказался старым уродливым аторхом, но однозначным и честным в своих действиях и обещаниях, чем человеком с лисьими глазами на приятном лице.
– Значит, после свадьбы мне и умирать можно? – вырвалось у меня с негодованием.
– Приятно было побеседовать, – поднялся Дегориан со своего места, оставляя мой возглас без ответа. – Мы договаривались на два вопроса. Встретимся за ужином.
Мне послышался запах кожи от ножен и ремня и слабый аромат древесного мыла, которые возникли, когда он вставал. Ничего неприятного, за исключением первого впечатления, осадком упавшего в душу.
Дегориан вышел, я осталась одна в комнате и сделала глубокий вдох, собираясь на выдохе хорошенько проплакаться, но в дверь постучали и, не спрашивая разрешения вошли.
Перед моими глазами возникла женщина в темном длинном платье с убранными в низкий пучок темными волосами. В руках у нее была одежда для меня, она тут же заговорила:
– Меня зовут Тара, я слежу за многими вещами и порядком в Твердыне Излаумор. Если вам что-то нужно, вы всегда можете обратиться. Позвольте помочь вам одеться…
– Тара, – быстро произнесла я, чувствуя, что ноздри уже предательски подрагивают. – На половину шааза оставь меня одну.
– Но…
– Быстрее! – крикнула я почти зло. – И в следующий раз жди разрешения, чтобы войти.
Тара поджала губы и вышла, громко топая ногами в тяжелых башмаках.
Я же с чистой совестью излила в рыданиях весь свой испуг, разочарование, обиду на жизнь и дикую боль от обмороженных рук и ног. Сейчас бы ведовские мази и микстуры! Унять боль и успокоиться. Вереск велела вовсе забыть о слезах. Наверное, когда-нибудь это у меня получится.
Когда Тара постучала вновь, я сидела на постели уже с сухими глазами.
– Это платье для ужина, – пояснила она, расправляя нечто незамысловатого кроя и тяжелой ткани на кровати. – С волосами тоже пока я вам помогу. В Твердыне сейчас немного женщин. Король приказал сыскать вам какую подходящую девушку из ближних деревень для компании и помощи. А пока что я буду. Тем более, пока пальцы ваши не зажили.
Тиульбы едят много мяса. Вот, что я поняла за время этого отвратительного, болезненного и унизительного ужина. Помимо десятка разновидностей мясных блюд на столе присутствовал лишь один вид хлеба из муки грубого помола, совсем немного разновидностей тушеных овощей и сыр. Интересно, а сладости у них есть?
Дегориан поставил всех присутствующих в неловкое положение. Мы не могли покинуть зал, не дождавшись его, это было недопустимым, при этом отсутствие короля затягивалось.
– Позвольте мне обратиться к вам, принцесса, – негромко заговорила со мной вдруг женщина с веснушчатым лицом, показавшимся мне хотя бы не отталкивающим. Я подняла на нее глаза и согласно наклонила голову, гадая что же ей от меня нужно.
– Мне кажется, вы испытываете некоторое затруднение с приборами и едой, и, если вы не сочтете это наглостью, я могла бы вам помочь. Меня зовут Флора.
Как я догадалась, мужчина, что сидел рядом и взглянул на нее с откровенным неодобрением, был супругом Флоры.
– Я буду вам за это очень признательна, – ответила я ей с благодарностью хотя бы за проявленное участие. – Но только, если это не принесет вам неприятных последствий.
Флора поняла мой намек и, глянув мельком в сторону мужа, заверила спешно:
– С этим я справлюсь.
Она подвинула свой стул ко мне поближе и стала отрезать ломтики еды, накалывать их на вилку и отправлять мне в рот. Как это выглядело со стороны я даже боюсь предположить, наверное, ужасно. Но святые веды, лишь только когда еда оказалась у меня во рту, я поняла, как же была голодна.
– Это сейчас я ношу родовое имя Риульба, а в девичестве я была Флорой Даррох, – тихо сказала она, подавая очередной кусочек. – Мой брат…
– О, – я поняла, к чему она клонит и расценила это как упрек тому, что являюсь причиной, по которой ее брат получил страшную рану. – Мне очень жаль. Но я думаю, что он поправится.
– Я очень вам благодарна, – зашептала она вопреки моим опасениям, – мне сказали, что вы не пожалели на него чудесного средства…
И кто же тебе рассказал, интересно? Я глянула на Борха, который с аппетитом ел и живо переговаривался с человеком, сидевшим рядом. Перевела взгляд на Флору: теперь ее сходство с Даррохом казалось очевидным.
Мое чуткое ухо уловило гулкие шаги за дверьми.
– Ну все, достаточно, – проговорила я женщине, – возвращайтесь скорее к своему мужу.
Она быстро сообразила, чем вызвана моя торопливость, и вернулась на свое место.
Когда Айволин вошел в зал, порядок за столом ничего не нарушало.
До конца трапезы король ни разу не задержал на мне взгляда. И как ему это удавалось, учитывая, что наши стулья располагались ровно друг против друга?
А после до опочивальни меня почти донесли Тара и Флора, ухватив под руки. Я не чувствовала в себе никаких сил, чуть не плакала от того, как замерзла голая спина, и готова была полжизни отдать за одно свое меховое одеяло из “курятника”.
Флору я попросила зайти на следующий день, мне казалось что она может мне прояснить многие вопросы. Тара позднее занесла мне одеяло потеплее и подтопила камин, а затем, посоветовав запереться изнутри, отправилась к себе.
Я блаженно улеглась, разморенная теплом и потрескиванием огня, и, уже погружаясь в сон, услышала легкий стук в дверь.
– Кто? – настороженно спросила я. Но вместо ответа стук повторился.
Нет, нет, я не была готова выбираться из постели. Стук возобновился настойчивее.
Я горько вздохнула и отправилась открывать. За дверью была тишина и темнота. Мне вдруг стало страшно и я заторопилась закрыться изнутри, но разглядела что-то на полу.
– Не может быть! – невольный возглас вырвался из моей груди.
Ларец со снадобьями, брошенный мной посреди дороги на Излаумор! Нашел меня!
Я поскорее занесла его в комнату, задвинула засов и откинула крышку: все осталось на месте за исключением той кровоостанавливающей, что я оставила Дарроху и Десволину. А в освободившейся выемке лежало что-то завернутое в чистую тряпицу. Я с любопытством развернула ее и о чудо великое, обнаружила там крупный спелый персик. Он источал такой дивный аромат, что я сразу же вонзила в него зубы, пользуясь тем, что нахожусь одна. По лицу бежал липкий сок, но я, блаженно прикрыв глаза, расправилась с ним за считанные секунды. Умылась прохладной водой из таза, намазала пораженные руки и ноги своей мазью, которая в отличие от той, что использовал местный лекарь, обещала быстрый эффект, и уснула крепким исцеляющим сном.
Утром я бы спала и спала, но меня разбудил громкий стук Тары, которая принесла таз с теплой водой и мыло, чтобы вымыть мне волосы.
Я села на кровати с таким чувством, словно заново родилась. Кожа после ведовской мази не болела, но ужасно зудела – это было хорошим знаком, хоть и неприятным.
– Его величество уже уехал с тремя отрядами к границам с Демарфией, дозорные донесли, что видели там аторхов, – пояснила Тара, – намыливая мне голову, – поэтому я могу вам принести завтрак сюда, а могу распорядиться, чтобы накрыли в зале.
– Только не в этот холодный склеп! – воскликнула я. – Лучше сюда. Тара, что это за женщина, которая носит мужскую одежду и позволяет себе такое вольное поведение рядом с королем?
– Ааа… Волчица! Это Айна, ваше высочество.
– Имя ее мне уже известно. Мне хотелось бы знать все остальное.
– А больше я ничего не могу сказать, кроме того, что когда его величество Айволин I устроил в Излауморе переворот и убил старого короля, Айна появилась вместе с ним да стала здесь командовать и вести себя так, словно она королева, а не… да простят меня предки за злословие, а не…
– Да кто?
– Не девка из доходного дома. Слухи ходят. Я их не собираю, но и залить уши воском не могу. И как вы с такими дивными волосами живете!
– Ничего в них дивного кроме цвета нет, – засмеялась я. – Желаний они не исполняют, а если обрезать – в миг не отрастут.
– Нет, такую красоту обрезать нельзя.
В то время как я сидела пунцовая до кончиков ушей, переваривая удивительные сведения о телесных отношениях, что связывают мужчину и женщину, Флора продолжала споро плести свою паутину из нитей и плавно, без резких перепадов голоса, говорить.
Не думаю, что она хотела меня успокоить или, наоборот, запугать, а быть может, предостеречь от чего-то, кажется, ей просто нравилось рассказывать. И она говорила, говорила, говорила, пока деревянные палочки в руках двигались все быстрее. А я слушала не только ее голос, но и собственные внутренние чувства, которые стояли на том, что эта женщина хотя бы не желает мне зла.
И была благодарна за то, что она принесла немного света в тот мрак, что царил в моих представлениях о тиульбах, их порядках и самом моем загадочном суженом.
– Наверное, Айволин показался тебе ужасным человеком. И если так, у тебя есть полное право так думать. Но я знавала его еще в те времена, когда он был просто Айвом и наряду с моим братом таскался по улицам Дедры в компании таких же сопляков, ловил крыс, подворовывал у пьяных прохожих и верил, что если рыбачить на дохлого голубя, то можно выловить в местной луже настоящего драконорака.
– Дедра – это большой город?
– Не особо. Но известный, обладает весьма дурной славой, которая тянется за ним и по сей день, – раньше там был самый большой и известный в Тиульбе дом утех. Мужчины всех сословий и возрастов стремились туда, как мухи к подгнившему яблоку. В этом-то рассаднике порока и низменных удовольствий Айволин и появился на свет. Его родила одна из женщин, что занималась там непристойным ремеслом… Вы можете сколько угодно морщить свой носик, но это известный факт и его уже не скрыть.
– Я не морщу нос, мне уже все одно… Только как же вышло так, что человек такого низкого сословия вдруг стал королем?
– Ай… Выскочила коклюшка, – проворчала Флора, поправляя рукоделие. – Мать его и раньше была немного чудной, а после того, как родила, и вовсе помутилась рассудком да начала рассказывать, что сына ей заделал не кто иной, как сам король Магнум, который был в Дедре проездом и не преминул посетить сомнительное заведение. Дурочка, что сказать! Ясное дело, что над мальчишкой и без того насмехались много… С детства она ему говорила, что будет он королем и женится на принцессе. Знать, вросла эта байка ему в самое сердце. А когда было ему тринадцать, то убежал он в Излаумор, пробрался в крепость, исхитрился до самого короля добраться и заявить свои права.
– Ого! И что сделала Магнум? – удивилась я, потому что я в тринадцать лет еще играла в куклы и не могла даже вообразить такого, чтобы покинуть родную Долину по собственному желанию.
– Долго и громко смеялся. А потом приказал высечь наглого парнишку на конюшне, чтобы не болтал ерунды, и вышвырнуть вон. Только упертый Айволин не вернулся в Дедру. Он ушел к военным отрядам на границе с Дермафией, тогда часто у нас были с ними стычки. Много лет он там пропадал, не давая о себе ни весточки. А потому вдруг объявился, да не один, а с небольшой армией последователей. Там, у границ, он нашел Тумана, Борха, Ворона и многих других своих соратников, а братец присоединился к нему уже в Дедре, не раздумывая ни мгновения. Мать Айва, к тому времени уже умерла. И он двинул дальше, обрастая все большим количеством единомышленников, оставив после себя на месте дедрийского дома терпимости лишь дымящееся пепелище. Айна, тогда совсем юная девочка, проданная в дом за долги своих родителей, последовала за ним. Так, со шлюшьего дома в Дедре начался переворот во всей Тиульбе. И завершился он здесь, в Излауморе, страшной резней.
– И все-таки, он, правда, сын Магнума или нет?
– На этот вопрос никто не сможет дать ответа. Но при короле никогда не смей в этом усомниться или посмеяться над его происхождением. В государстве есть люди, которые не приняли нового правителя и разносят слухи, что проклятые аторхи – это наказание за то, что тиульбы приняли власть низкородного человека.
– Но ведь аторхи появились на другом конце света! – усомнилась я в этой теории.
– Когда людям нужно, чтобы одно следовало из другого, они иногда закрывают глаза на некоторые вещи… Тем более, что появление проклятых случилось незадолго после коронации Айволина.
– Ну теперь хотя бы мне стало ясно, зачем его величеству понадобилась высокородная принцесса. Уравновесить свое положение.
– И это тоже, и это тоже, – многозначительно ответила Флора.
Потом, когда она ушла, я еще много размышляла о том, каково это, быть одержимым своей идеей настолько? Каково Дегориану было с самого детства завидовать Магнуму одновременно с этим ненавидеть правителя Излаумора, чтобы потом совершить невозможное и занять его место? И главное, стал ли он после этого жить спокойно, не терзают ли его по ночам демоны прошлого?
Меня стало тяготить нахождение в четырех стенах, и я затребовала у Тары теплую одежду и обувь, чтобы иметь возможность прогуляться. Женщину мое желание привело в большое волнение:
– Ваше высочество, совсем вам ни к чему, выходить из своей комнаты. Небезопасное нынче время, даже в твердыне не нужно бродить по крепости одной.
– Тогда позволяю тебе идти рядом.
– Но его величество будет недоволен, если узнает!
– Мне его величество ничего не запрещал, – меня начало раздражать упрямство Тары. – Поэтому не нахожу ничего предосудительного в том, чтобы чуть-чуть осмотреться в месте, в котором мне придется провести ближайшие дни своей жизни.
“Или даже последние”, – мрачно добавила в своих мыслях.
– Ну как знаете, – сдалась в итоге Тара.
И ведь, действительно, увязалась за мной, что было, впрочем, нелишним, потому что Излаумор был весь пронизан большими и малыми коридорами, словно кротовьими норами. Коридоры причудливо ломались и пересекались, иногда оказывались длинными, иногда слишком скоро обрывались тупиками. У крепости было две высокие башни, на самые вершины каждой из которых вели крутые лестницы. Но я решила осмотреть их в другой раз, сейчас мне больше хотелось выйти на улицу и прогуляться по двору.
Пока Тара тщательно расчесывала мои волосы так, чтобы они лежали одним зеркально-гладким полотном, я выспрашивала у нее все известные сведения о важных гостях, о которых говорил Дегориан.
Необходимость объединения перед лицом общего врага давно назрела, об этом я слыхала еще в Дивеллоне. В стремлении забраться вглубь материка аторхи столкнулись с отчаянным сопротивлением Демарфии. Но даже этот закаленный и воинственный народ нес огромные потери и вскоре запросил помощи у своих исконных врагов – тиульбов. Тиульба и более южный относительно Демарфии Иттерос приняли бы удар следующими. Конечно, властители этих земель единодушно не желали этого допускать, и намеревались ограничить продвижение аторхов территорией Демарфии.
С границы меж Тиульбой и Демарфией Айволин вернулся в сопровождении вождя демарфов Да-Цхатаса и его дочери Деценны.
Ближе к трапезе ожидалось прибытие правителя Иттероса Вальда с племянником и небольшой свитой.
– Уверены ли вы, что не хотите убрать их в прическу? – третий раз спросила меня Тара, имея в виду волосы. На этот вопрос я ответила ей очень недовольным взглядом.
– Каплю жасминового масла добавь на гребень. Дальше я сама, иди.
Я заплела из височных прядей две косы, которые собрала вместе на затылке и закрепила любимой заколкой с серебряной розой. Эта заколка напоминала мне о тех цветах, что украшали трон отца. Будто часть Дивеллона была со мной здесь и сейчас, давая свое покровительство. Еще раз провела гребнем по волосам.
Платье нежно-розового оттенка, что советовала мне надеть Тара и, впрямь, было хорошо, но я его отвергла, ибо оно смягчало, а мне сейчас хотелось другого. Приложила к груди черно-белое и посмотрела в зеркало, затем – светло-зеленое. Надо же как, руки у швей были так грубы, а платья они создали бесподобные: стежок – к стежку. Быть может, секрет крылся в том самом деревянном манекене, созданном по моим меркам, потому что сидели наряды идеально и это несмотря на то, что у нас не было ни единой примерки, не считая снятия замеров. Все платья по велению местной моды закрывали грудь и частично шею, а спину, наоборот, открывали. И даже в таких жестких рамках талантливые мастерицы умудрились обыграть это по-разному. В итоге я выбрала самое, на первый взгляд, простое, темно-коричневое. Среди других оно казалось неприметным, но я примерила и поняла, что не зря. Платье легло на мою талию, как тонкая кожаная перчатка. Закрытое спереди высоким горлом с кружевной отделкой, сзади на спине оно имело фантазийный вырез. На мой взгляд, слишком откровенный, но я уже знала, что для тиульбских женщин высшего сословия это считалось вполне уместным. Вырез завершался аж на поясе и венчался двумя лентами, которые предполагалось завязать в бант.
Я чуть коснулась губ кисточкой с розовым маслом, чтобы увлажнить их, осмотрела себя еще раз в зеркало в полный рост и, выпрямив спину, села на стул в ожидании, когда же Тара меня позовет в обеденный зал.
Ждала долго. Женщина куда-то запропастилась, а мне нужна была ее помощь с лентами. Негромкий стук вырвал меня из размышлений и, полагая увидеть за дверью вечно недовольную Тару в темном платье и с неизменно убранными в пучок на затылке волосами, я слишком поспешно крикнула:
– Заходи скорее! Мне нужна твоя помощь.
А потом еще добавила недовольно:
– Можно быть немного быстрее девликанской черепа…
–…хи. – Закрыла рот в то же мгновение. Ясно же было по шагам, что это не Тара!
Его величество собственной персоной удосужился явиться за мной, чтобы проводить в зал. И стоял сейчас позади, пытаясь подавить улыбку. На нем был темно-синий камзол непривычного мне фасона с рукавами, доходившими всего лишь до середины плеча, из под которого выглядывала белоснежная сорочка. И, конечно же, кожаные штаны, что носили все тиульбы, как я заметила, и простые воины, и привилегированные, вроде Борха, и сам король.
Айволина очень развеселил мой выпад в сторону экономки, поэтому он с самым серьезным видом сообщил мне:
– Прошу прощения, я не хотел заставлять тебя ждать, моя дорогая невеста. Однако не волнуйся, без нас трапезы все равно не начнут. С чем там нужно помочь?
– Я, пожалуй, сама. Спасибо! – пробормотала я и ухватилась за ленты, пытаясь самостоятельно соорудить мало-мальски ровный бант у себя за спиной.
– А ну, все же позволь-ка, – он аккуратно вынул у меня из рук ленты и ловко завязал их бантом, да так искусно затянул петлю и вывел концы, что далеко не каждая горничная смогла бы. Чуть поправил хвосты, как бы невзначай прикасаясь к коже на моей спине, задерживая пальцы дольше необходимого, отчего мне захотелось вскочить с места и стыдливо убежать, и сказал:
– Говорят, тебе совсем не сидится в своих покоях, не могу сказать, что одобряю ночные прогулки по Излаумору.
– А что же мне делать здесь? Сидеть да в стену глядеть? Учиться у Флоры кружева плести?
Айволин посмотрел в зеркало и поправил чуть съехавшую набок корону. Отражение внутри золоченой массивной рамы в свете двух больших канделябров с зажжеными свечами показало нам почти семейный портрет.
– И то правда. Но сейчас все же не лучшее время для подобных дел.
А затем произнес:
– Ты очень красива Иммериль. Я буду горд представить тебя гостям Излаумора. А послезавтра мы станем связаны брачными узами. Как твои руки?
Он взял мои ладони и осмотрел с обеих сторон, пока у меня в голове проносилось это, сказанное словно между делом, “послезавтра”. Неужели так скоро? Конечно, этот день должен был рано или поздно наступить, но получилось, что все же рано.
Еще мне очень хотелось спросить про эту женщину, имя которой было неприятно произносить даже в своих мыслях. И я дала себе зарок, что если сейчас войду в зал и она будет там присутствовать, то даже не сяду за стол. Неважно, какие там гости. И, о ужас, неважно даже, сколько аторхов будет стоять у ворот Долины. Я покину Твердыню сразу же. Пешком ли, в курятнике или верхом на лошади, любым способом. Язык жгло желание произнести эту угрозу вслух, но благоразумие взяло верх, и я решила пока смолчать.
Нож держала женская рука, и прерывистое дыхание за спиной тоже выдавало ее с головой. Но почему-то Айна медлила, неужто боялась ярости возлюбленного?
– Если ты пришла, чтобы убить, чего ждешь? – сдавленным голосом спросила я.
Молчание. Тяжелое дыхание. Лезвие кинжала давило на горло. И эта пауза тянулась бесконечно, вызывая у меня мысль, что Айна пьяна и не может разумно действовать, что подтверждалось хмельным духом, исходящим от нее. Она некоторое время продолжила молчать, а потом зашипела мне в ухо:
– Убить мало. Ты, маленькое мерзопакостное чудище, ведьма в личине куколки.
Ужас, как хотелось закричать, но в горле все пересохло намертво и выходил только осиплый шепот:
– Чем я виновата, Айна? Разве я желала себе этой участи?
– На кровать! – она пихнула меня в спину, при этом лезвие скользнуло по шее, и тонкая теплая струйка скатилась под полурасстегнутый воротник и побежала ниже. – Не дергайся!
Я увалилась в подушки, уткнувшись в них носом, воздуха отчаянно не хватало. Айна поставила между моих лопаток колено и стала методично наматывать мои волосы на руку, приговаривая:
– Он обещал, что ничего не изменится, что это брак во имя укрепления его имени и власти. И теперь я лишняя, теперь я мешаю… Ты колдовка и тварь, не боишься ничего, бродишь ночами по Излаумору, льешь свои зелья, творишь заговоры... Лишаю тебя силы!
Осознав, что она удумала сотворить, я задергалась, одновременно с этим отрывая голову от постели и делая судорожные вдохи. Айна пыталась отрезать мне волосы своим кинжалом, но они поддавались плохо, ей пришлось действовать по прядям. Улучив момент, я дернулась изо всех сил, и что-то с бряцаньем упало на каменный пол. Она выронила нож! Айна тут же сомкнула на моем горле длинные пальцы и стала сдавливать, я ухватилась за них, пытаясь разжать, и захрипела.
– Ваше высочество, можно? – послышалось за дверью.
Вот именно сейчас Тара решила стать воспитанной и выжидать позволения войти. Я замычала в ответ, но вряд ли была услышана.
– Ваше высочество, вы у себя? – настойчиво повторила женщина.
Мне на мгновение удалось оторвать одну руку свихнувшейся Волчицы от своей шеи, но лишь я успела сделать короткий вдох, как опять эта же рука с удвоенным неистовством вцепилась в меня. Правду говорят, что у безумцев сил втрое больше, чем у обычных людей.
– Ваш… Ай, ладно! – решилась все-таки Тара, когда перед моими глазами уже начал меркнуть свет. – Оооой! Убивают! На помощь! – заголосила экономка. – Стража! Принцессу! У-би-ва-ююют!
Что ж ты стоишь и кричишь? Обреченно подумала я. Помогай, дурёха!
Поднялся переполох, моя спальня наполнилась топотом и гулом, и в ней словно разом закончилось свободное место. Айну с трудом оторвали от меня и уволокли куда-то в сторону, хотя она все еще продолжала выкрикивать оскорбления, предназначавшиеся мне, брыкаться и царапаться.
Вдруг шум разом стих, за исключением то всхлипывающей, то смеющейся Айны и звука быстрых и порывистых шагов. Принадлежность этих шагов я теперь уже определяла запросто, не нужно было и глаза открывать.
– Где лекарь? Посмотри-ка, на меня, невестушка. Живая?
Айволин снова в съехавшей набок короне смотрел на меня пристально и встревоженно.
– Живая! – убедился он и стер кровь на моей шее краем своего белоснежного рукава. – Кто на посту был? Кто допустил Айну сюда? – вскричал он, оборачиваясь к своим столпившимся позади подданным, и снова повернулся ко мне. – Ну, все хорошо, все же хорошо, да?
У меня затряслась нижняя губа и подбородок, как случалось иногда у одряхлевшей Вереск.
– Нет, – сказала я, проглатывая комок в горле, что не проглатывался.
И слезы подобрались уже так близко к глазам, что капли почти повисли на ресницах. Нельзя слезы! Тут все, все стоят и смотрят. Все они только и ждут, когда я разревусь, как маленькая девочка!
– Все пройдет, тут небольшая царапина, до свадьбы заживет! – продолжал он издеваться надо мной, не иначе.
– До свадьбы? – я рывком подняла свое тело и уселась на кровати, уставившись на него очень и очень зло. – До свадьбы?
Я впервые повысила голос за время пребывания в Излауморе, ибо душа моя взяла все непролитые слезы и обратила их в волну страшного негодования.
– Да вы тут все сумасшедшие одичалые невежественные… животные! Мужланы в кожаных штанах! И король их главный предводитель!
Айволин посуровел и сложил руки на груди.
– Принцессе нужно немного привести свои чувства в порядок, – произнес он.
Но из принцессы уже потоком полилось все, что она держала в себе эти дни, как прорывает плотину во время половодья, и ничего уже не было в силах меня остановить.
– Тиульбы! Неотесанные грубияны, окруженные такими же грубыми и неотесанными стенами! Какая роскошь? Вот это вот роскошь? Иттеросийский шелк?!
Я схватила покрывало со своей постели и рванула его части в разные стороны. Ткань с треском разошлась.
– Иммериль, остановись сейчас, – сказал мне король. – И я еще смогу сделать вид, что не слышал этого.
– Отвратительно! – я уже и вовсе вскочила на ноги и затопала. – Все мне тут отвратительно, все мне претит! Ваша еда! Ваш дурацкий говор! Ваши эти призраки, которыми вы меня тут пугаете! Ваши эти любовницы, с которыми не покончено… А уже подавай ему свадьбу с настоящей принцессой! Привезли меня в каком-то курятнике! Столько стыда! Я уже трижды чуть не умерла! В Дивеллоне такого ни разу не было!
Все присутствующие смотрели на меня, вытаращив глаза, и иногда перешептываясь.
– Иммериль, – с угрозой в голосе негромко сказал Айволин. – Аторхи еще не побеждены. Ты забыла, зачем ты здесь? Подумай об этом.
– А кто подумает обо мне? Поставил дочь владыки Долины в один ряд с продажной девкой! Потому что сам…
– Кто? – беззвучно спросил меня Дегориан, но я прочитала по губам. И глаза его, обычно серые лишь с тонким зеленым ободком вокруг радужки, стали полностью цвета еловой хвои. И стало даже страшно, но камень скатившийся с горы уже не остановишь, пока он не долетит до самого подножия.
Глава Двенадцатая
В обеденном зале убрали уже со стола грязную посуду и остатки блюд, и принесли тарелки с фруктами, пиво, ягодные взвары и небольшие закуски. Заседание продолжалось. Иногда оно разбивалось на междусобойные беседы по два-три человека, в другой раз все снова собирались вокруг хозяина Твердыни и бурно и бестолково спорили, так и не приходя к единогласному мнению.
Король тиульбов занимал широкое плетеное кресло у большого камина, рядом с ним, устроившись на широких таубертках с массивными ножками, переговаривались двое его неизменных товарищей – Ворон и Килиан Борх.
– У меня не сходится одно, – говорил Борх, – как аторхи миновали Демарфию и прошли по территории Тиульбы незамеченными, чтобы оказаться у входа в Долину и напасть на нас. А затем еще один отряд оказался под носом у Твердыни. Это странно!
– Не то слово, – подхватил Ворон. – Еще страннее, как тот аторх глазел на нашу принцессу, а затем они ценой своих мертвых жизней пытались проковырять ее повозку. Вот уж она где натерпелась страха!
– Знал бы, что так будет, отправил бы за ней двадцатку воинов, – потер переносицу Дегориан. – Только потери у нас хоть и не сравнятся с демарфами, а все равно таковы, что теперь каждый на счету, кто может меч более или менее твердо держатьмв руках. Скоро будем пехоту набирать из селян. Что, надо полагать, не добавит моему образу обаяния в глазах народа. А что до отрядов аторхов у ворот Долины, так если верить племяннику Вальда, тут дело не обошлось без чернокнижия. Может, это тоже колдовство какое-то.
– Не нравится мне он, – высказался Ворон. – Как и все иттеросийцы, того и гляди, вынет камень из-за пазухи. Слишком красив, слишком мудрено говорит…
– И слишком часто глядит, на кого не положено, – довершил за него Дегориан.
– Легок на помине, – сообщил Борх, углядевший, что дверь распахнулась и Этольд с Деценной вернулись в зал. – То с одной принцессой беседы ведет за столом, то с другой прогуливается.
– Однако, если за аторхами стоит человек, пусть даже колдун или еще кто-то, – произнес король, – его можно убить. Это самое важное. Мы ведь относились к аторхам раньше, как к стихии, которая появляется из ниоткуда, словно кара небесная. Как бороться со стихией я не приложу ума, но убить человека – другое дело. Найдем источник зла и уничтожим – искореним проблему.
– Осталось выяснить сущие пустяки, – проворчал Ворон, – кто он и где прячется.
– Или она, – добавил Борх.
Король и Ворон посмотрели на него с недоверием во взглядах.
– Не нужно недооценивать женщин, – сказал Борх. – В левой башне до сих пор валяются такие книги, что мороз по коже. Наша принцесса, кстати, держала в руках одну из них.
– По твоему недосмотру, Килиан! – упрекнул его король.
– Я знаю, что ты велел за ней приглядывать, но я не нянька! – возмутился Борх.
– Нет, Борх, – издевательски похлопал его Ворон по плечу, – ты как раз-таки и есть нянька. Упустишь из виду и все! – он провел ребром ладони по горлу. – Сгинешь и три дня не пройдет!
– Сплюнь, накаркаешь еще, ворона! – прикрикнул на него Борх. – Он все переврал! – повернулся он к королю. – Бабка сказала “конец наступит быстро”, про “три дня” там ни слова не было.
– Так красивше, – парировал Ворон, – но ведь наделал же ты в штаны, Борх, по лицу было заметно. И до сих пор боишься. Так что, гляди в оба за принцесской.
– И скажи мне теперь Борх, что это не ты с камнем предков ее надоумил? – нахмурился Айволин. – Риульба! – позвал он одного одного из своих военачальников, и, когда тот тот поспешил приблизиться, обратился:
– Попроси-ка свою любезную супругу чаще составлять компанию моей невесте. Мне кажется, Флора сможет благотворно повлиять на ее настроения. Только чтоб лишнего не говорила!
– Сейчас же скажу жене, – с готовностью воскликнул Риульба, и с позволения его величества отправился передать пожелание короля Флоре.
– Может быть, и я надоумил! – ответил Килиан в продолжение разговора, когда Риульба отошел на расстояние, не дозволявшее слышать их беседу. – А если б не мы с Вороном, сейчас была б мертва твоя невеста.
– И Борх через три дня, – прибавил Ворон и тут же получил увесистую оплеуху от товарища и сам на него замахнулся. – Полегче!
– За то, что удержали, благодарен, видят предки, я терпел, сколько мог, но вы слышали, что она говорила? – Дегориан снова пришел в раздражение, вспомнив слова избалованной принцессы, родившейся с золотой ложкой во рту. – В общем, я сам за ней теперь пригляжу. Уже дал некоторые распоряжения. Ворон, ты не спускай глаз с иттеросийцев, особенно с молодого.
– Уже, – хитро прищурился Ворон. – И посмотрим, и послушаем, – он приложил ладонь сначала к глазам, затем к уху.
– Борх, на тебе Да-Цхатас с дочерью.
– Выполняю, – Килиан поднялся со своего места.
***
Иттерос – само название этого государства звучало красиво и загадочно, не то что простоватая “Тиульба”. Королева Тиульбы! На слух вовсе неизящно и даже как-то глупо. Мне вспомнился взгляд Этольда из-под длинных ресниц и его трогательное волнение. Как было бы замечательно, как было бы хорошо, если бы отец заключил договор о браке с Иттеросом. Но нет, он принял первое попавшееся предложение, и теперь моя жизнь превратилась в один бесконечный кошмар!
Я представила, как мы с Этольдом, едим виноград из широких блюд, и делимся друг с другом своими мыслями, обсуждаем книги, которые читали днем, по-супружески мило беседуем о всякой всячине. Да, жаль, что в жизни все складывается по-другому. А могло бы… Ну если предположить, не по-настоящему, а просто помыслить о том, что будет, если я воспользуюсь его предложением?
Ноги привели меня уже к двери собственной спальни. Там я столкнулась с лекарем, который в растерянности бродил по коридору в ожидании меня:
– У меня все хорошо, и ничего не болит! – предупреждая вопросы, заявила я ему сердито, понимая что он и не заслужил такого обращения.