Последняя тень

Пролог

Пролог

Глухой стук деревянных сандалий оглушал сад. Шелковый ремешок на них до боли сдавил скомкавшуюся складку кожи, а белый таби уже окрасился красным. Так она спешила через весь дворец сообщить о важной новости. Пролет за пролетом, огибая жилища, минуя зацветающие сакуры и по щиколотку утопая в мокрой от росы траве быстрые ноги морщинистой служанки встречают порог дзёнина.

– Кто такая? – останавливают ее сторожевые, грубо схватив за плечи.

– Пустить! – отвечает той же грубостью запыхавшаяся. Пряди ее собранной прически вымокли от пота и непослушно выбились, чуть прикрывая лицо. – Пустить! Я одна из повивальных! Голов захотели лишиться, щенки?

Цепкие пальцы синоби на жилистых плечах хмурой тетки слабнут. Одарив опасным взглядом двоих крепких мужчин, она шершаво прыснула им в спину:

– Мальчишки. Давно ль вас оттуда мне доставать доводилось?!

Во дворце, впрочем, как и во всех владениях дзёнина в такое время свет и любой его намек был непозволительной роскошью, но повивальная без труда нашла место, чтоб разуться и тихо прошла в залу – самую выбеленную комнату во дворце. Отблеск гладкого зеркального мрамора на полу и стенах позволял увидеть очертание человека и тяжелый серый дым, исходящий от его длинной трубки, который густо стелился по полу. Служанка низко поклонилась, что осталось для дзёнина незамеченным.

– Явилась… – нехотя произнес мужчина, переминаясь в кресле, втягивая легкими тошнотворный дымок. – Ну. Говори. Не только же ты пол сюда марать пришла, – добавил он, повернув голову, от чего повивальная, подобно цапле, мгновенно подняла сбитую ногу, изкоторой давно сочилась кровь.

– Прощения просим, господин!

– А… – отмахнулся мужчина, показывая всю брезгливость к этому жесту и служанка затихла. – Она выжила?

– Мертва.

Недолгое молчание, раскрасневшийся на конце мундштука уголек, затем смолянистый выдох и дзёнин в светлом полураспахнутом кимоно медленно поднялся с кресла, крепко сжимая кулак. Он был явно нетрезв. О том говорили плотный перегар и открытый кувшин рисового спирта, стоящий рядом.

– Так и знал, – стиснул зубы мужчина. Он пытался скрыть свое состояние, встав на ноги более чем решительно, но эта дрожь в словах… ее было не скрыть. – Значит, превозмогая боль и вытерпев все мучения она напоследок подарила мне сына. Наследника… – сурово утешил себя он.

Повивальная молчала, сжимая зубами язык.

– Ч-что? – заплетаясь, фыркнул дзёнин, ожидать от которого за дурные вести сейчас можно было чего угодно. Женщина сжалась. – Хочешь сказать, я был не в силе тогда и смог сотворить только девчонку?! – прохрипел он.

– Нет, господ…

– Наш род, – врезает мужчина своей речью, как больной пощечиной. – он еще никогда не был так опозорен! Женщина будет слабой наследницей. О, черти… и все это на моем веку. Какие же демоны захотят связываться с девкой? С самим воплощением слабости!

– Господин…

– Ты верно посмотрела? Может быть, сквозь темноту ты не недоглядела чего недостающего, а?

– Господин, это девочка! Прекрасное,божье создание…

– Ты, верно, шутишь надо мной?Божье… мы уж давно богам не молимся! – разъярился дзёнин и глаза его запылали огнем, а в голове прошипели нечеловеческие ноты. – Вон! Поди, вон! Все вон! Все-е-е!!!

Оставшись в одиночестве, дзёнин поддел пальцами узкое горлышко кувшина и отяжелевшими, будто приросшими к мрамору ступнями, пошатываясь зашлепал в другую комнату.

– И что ты мне оставила после себя, Саёри? Как могла ты так опозорить меня после смерти? – он повалился к очагу. Два ободряющих, на мгновение приводящих в чувства глотка выжигающего горло спирта и дзёнин откинулся назад, прижавшись щекой к прохладному татами. – Я позволю себе сегодня плакать о тебе, Саёри, – еле двигает он челюстью, теряя каплю соленой влаги, надоедающе долго скатывающуюся по лицу. Он не смахивал слезу нарочно. Ждал, пока она, щипая, иссушит его кожу. По-своему прощался с женой. В голове дзёнин мутно перебирал мысли о том, как хрупкая девочка сможет заключить сделку с демоном, который должен стать для нее соратником и помощником. Демонов интересовали сильные волей и духом, сильные телом. Но никак не слабость.

Еще во времена первых варваров, когда на изолированный остров Шэн пришли чужаки, предок дзёнина – Великий Кохэку, без устали молил богов помочь ему защитить свой клан, свой народ и свою землю. Он разбивал лоб о молитвенный камень, каждый день только больше теряя людей в жестоком бою стали и пламени.

И его плачь был услышан однажды.

Демонами.

И Кохэку мужественно связал себя сделкой с одним из них. На его плачь откликнулся демон Тэнгу. Он мог крушить варварские постройки, рвать лошадей надвое, но Тэнгу, взамен на возможность поселиться на вершине горы Ояма и жить среди людей, дал кусок металла, который достал прямо из царства безграничной тени. Из одной части этого металла было наказано выковать меч, не имеющий гарды – защиты между лезвием и рукоятью. Этому мечу дать имя – последняя тень. Тот, кто станет владеть этим мечом, не будет знать ни усталости, ни времени. Из второй же части металла Тэнгу просил смастерить тончайшие доспехи, что способны защитить все тело под тканной одеждой.

Выбрав одного простого, но крепкого работягу из своего клана, Кохэку удостоил его честью и отдал блестящие доспехи. За одну ночь варвары были изгнаны, а дзёнин и безымянный воин стали историей не только клана Зецуэй, но и достоянием всего острова Шэн.

Однако, мало кто знает почему на самом деле Кохэку отдал доспехи...