Последняя ветвь семьи Прутяну

Глава 1. Мы – единственное, что осталось.

Зимой дороги у гор Бучеджи были коварны и капризны – нередко Тсера видела печальные картины, мелькающие в телевизоре: прикрытые темными брезентами тела, диктор выводил на первый план окоченевшего от холода журналиста с красным носом и стоящие на заднем плане машины скорой. Удручающая картина. После нее праздничные рекламы казались нелепыми и слишком яркими, но людям свойственно быстро забывать плохое, если оно не касается их напрямую.

Будто издеваясь над ней, внутренний голос монотонно бубнил то об одной аварии, то о другой, пальцы, вцепившиеся в руль, стали влажными. Мрачный настрой младшего брата не позволял расслабиться. Дечебал сидел на переднем пассажирском сиденье, глухо клацая по планшету и недовольно ежась. Стоило Тсере немного расслабиться, он поднимал темно-карие глаза на дорогу и страдальчески вздыхал, морщась с таким отвращением, что сводило скулы. На третьем часу пути она сдалась, на мгновение скосила на него взгляд, поджала губы.

– Что-то не так?

– Я еду в богом забытое место только потому, что ты не умеешь переживать горе. Все нормально, Тсера, совсем ничего, что свой выпускной год я хотел бы провести в комфортной обстановке в кругу знакомых. Пригласить Ани на последний вечер, в конце концов.

Он заводил эту песню каждый день, ничем новым это не обернулось бы… Но она, не способная оставить надежды объяснить настоящее положение дел, каждый раз ввязывалась в этот разговор. И, сокрушенная, махала рукой, пытаясь спастись бегством от внимательного взгляда ворчливого подростка.

Их родители погибли в собственном доме год назад, пока дети отдыхали, хохотали и танцевали в гостях у общего друга. Тсера много думала об этом – если бы они остались дома, может, она смогла бы услышать крадущегося по ночным коридорам грабителя? Быть может, это ее вина? И каждый раз старалась грубо себя одернуть: они погибли бы все вместе. Кто не спит в четвертом часу утра? Но каждую ночь ей продолжали сниться кошмары: липкий пол под босыми ступнями и тонкая кисть мамы, свисающая с кровати. Тсера заметила ее первым делом, когда заглянула в приоткрытую дверь. Просыпаясь, пытаясь схватить хоть немного стылого воздуха губами, она неизменно видела темный силуэт в дверном проеме: кошмар не желал разжимать своих цепких пальцев, он преследовал ее наяву.

Верно, каждый горюет по-своему, каждый должен это пережить, но порою она не могла переступить порог собственного дома, цепляясь за дверной косяк и беспомощно опускаясь на колени. Трижды престарелая, дошедшая до маразма соседка вызывала службу опеки, пытаясь убедить сотрудников, что сумасшедшая молодая девчонка не может стать опекуном собственного брата.

«Вы только посмотрите, она разрушит мальчонку психику, его нужно спасать!»

Тогда она глушила нервный смех, закусывала внутреннюю сторону щеки так, что рот наполнялся солью. Единственный, способный довести до сумасшествия, невинно хлопал глазами, протягивая вызванным сотрудникам по кусочку яблочно-медового штруделя.

«Тсера – единственный свет в моей жизни, вы даже не представляете, насколько она заботлива».

А когда те уходили, отряхивая с длинных по-мышиному серых юбок крошки, он осуждающе сжимал челюсти, впивался в ее предплечья сильными длинными пальцами, отчаянно встряхивал.

«Очнись, Тсера, возьми себя в руки, мы – единственное, что осталось друг у друга»

И она старалась. Правда, старалась. Делала сармале по воскресеньям, а по средам, когда приходили его друзья – коричные рогалики. Она готовила, стирала и убирала, она поставила на паузу свою жизнь. Просто пытаясь прийти в себя, убедить, что жизнь не закончилась. Она все еще жива.

Не получив от сестры никакого ответа, Дечебал громогласно фыркнул, зло дернул на себя дверцу бардачка и швырнул в него планшет.

– Тебе Эйш уже двенадцатый раз звонит, должно быть, что-то важное.

– Я за рулем. – Коротко и ясно. Она и сама прекрасна чувствовала вибрацию у собственного бедра, но чертова метель не давала отвлечься ни на мгновение. Казалось, порывами ветра сметет сами горы, сойдут лавины. Не самый лучший день для переезда, но она боялась передумать.

– Без проблем. Тогда я сам. – Она не успела убрать руку с руля, когда вредный говнюк дернулся в ее сторону, натягивая ремень безопасности. Палец быстро нажал на разблокировку и салон наполнился возмущенным голосом ее литературного агента.

– Святые мученики… Копош, ты в своем уме? Как ты могла сбежать после такой чудесной новости?! Еще один дополнительный тираж, Тсера, еще один! Если ты продолжишь в том же духе, Общество румынских писателей и издательство знаешь куда тебя пошлют? В задницу, Тсера, в самую глубокую и безвылазную! Уму непостижимо, она создала лучшую книгу года, нет, столетия! И затихла… Я не могу выбить из тебя новую рукопись уже год, ни одной страницы или идеи, скоро твои гонорары подойдут к концу, и ты себе даже жалкого куска хлеба не купишь, ты будешь жить в горестности и рванье!

Чем громче становился поток воплей, тем ярче расцветала улыбка на губах Дечебала. Мелкий засранец рисковал остаться без еды на ближайшие две недели. Тсера обреченно втянула воздух трепещущими ноздрями и шумно выдохнула. Эйш по ту сторону телефона выдохлась, теперь слышались шумные звуки глотков, видимо, та решила промочить горло перед следующим фееричным заходом. Стоит отметить, Тсера вполне удачно уворачивалась от этого разговора последние два месяца. Постоянные тиражи ее прошлого романа позволяли еще какое-то время не думать о будущем. Она невероятно прекрасно писала про любовь. И никогда сама ее не чувствовала.

Звуки глотков закончились, послышался глубокий вдох и Тсера поспешно заговорила, не позволяя новой тираде обрушиться на ее несчастную голову.

– Погоди, Эйш, стой. Я сейчас как раз занимаюсь работой, тебе не о чем больше беспокоиться.

Редактор по ту сторону мобильного подавилась воздухом, закашлялась.

– Ты правду говоришь?

Мелкий поганец тут же поднес трубку к своим губам и широко осклабился, в напускном осуждении качая головой.

Глава 2. Твое вкусное мясо.

До смерти родителей она никогда не видела снов. Каждый раз, когда Тсера закрывала глаза и удобнее устраивалась в постели, ее накрывала темнота. Плотная, вязкая, всепоглощающая, через нее не доносился шум, не мелькали образы, Тсера не видела вообще ничего. Безразмерное ничто, из которого она выбиралась с рассветом. Мать смеялась и называла ее жаворонком, потирая заспанные глаза и накладывая на тарелку свежие папанаши[1]. Отец целовал в макушку, пожимая плечами:

«Гляди на жизнь проще, лягушонок, зато ты не видишь кошмаров. Я где-то читал, что не все люди видят сны, это абсолютно нормально!».

А она завороженно слушала воодушевленно рассказывающего о приключениях и победах над драконами Дечебала, заливая досаду жидким медом, слизывая липкие творожные крошки с губ и забывая дышать.

Кто-то называл это замечательным режимом, это ведь чудо: закрыл глаза в одиннадцать, открыл в шесть. Отдохнувший и свежий. Ее всегда удивляло, что другим сон мог принести дурное настроение или разбитое состояние.

Когда Дечебал подрос и вступил в прекрасный пубертатный возраст, он закидывал левую руку ей на плечо, а второй взлохмачивал и без того пушистые волосы.

«Копош, ты знала, что каждый сон – маленькая смерть? Возможно, он возвращает нам кусочки прошлых жизней или открывает подсказки на будущие. Ты ведешь себя, как древняя ворчливая старуха – наверняка ты проживаешь свою последнюю жизнь, так что не будь такой мерзкой, сестренка. Научись наслаждаться дарованным тебе».

Этой ночью она слышала каждый шорох. Казалось, дом жил. Нашептывал ей свои ужасные тайны свистом ветра за окнами, тянулся подрагивающими шторами, вычерчивал истории сражений с невиданными чудовищами инеем на стеклах. За все время до рассвета Тсера трижды проваливалась в дрему, а затем вскакивала на ледяных от остывшего пота простынях, затравленно оглядываясь, протягивая дрожащую руку к светильнику.

«Это всего лишь воздух в трубах, дому нужно больше времени, чтобы прогреться, пар вырывается изо рта именно поэтому».

Копош слышала легкие шаги, слышала, как кто-то шепчет ее имя каждый раз, когда она пыталась закрыть глаза. И этот шепот сливался в бессвязный горячечный бред: он звал, умолял и обещал… Первые солнечные лучи Тсера встречала, упираясь невидящим взглядом в пыльный грязный балдахин.

Впервые за жизнь она чувствовала себя настолько вымотанной и уставшей после ночи. Хотелось свернуться клубком и подремать.

В двери резко забарабанили, она вскочила и с возмущенным оханьем тут же нырнула обратно под одеяло – холод стоял просто невыносимый.

– Вставай, Тсера, я опоздал, опоздал, представляешь?!

Грохот на лестнице заставил улыбнуться. Кажется, Дечебал перескакивал через несколько ступеней сразу, резво перебирая ногами. Затем послышался удар, сглаживаемый ворсом мягкого ковра и ругательство. Пришлось подниматься.

При дневном свете комната выглядела еще более мрачной и блеклой. На комоде и в изножье кровати удобно устроился толстый слой пыли, а полоса обоев у шкафа покрылась махровой плесенью и отвалилась.

Сколько же денег нужно вложить в это место, чтобы выгодно продать? Обеспокоенно поежившись, Тсера быстро натянула на себя вчерашнюю одежду, вытащила из сумки блокнот с ручкой и спустилась на первый этаж.

Дечебал уже суетился у выхода: зашнуровывая сапоги, он быстро потянулся за стоящей на полу под вешалкой бутылкой кико[2], сделал два громких глотка, поспешно дожевал припрятанное за щекой и задрал на нее голову:

– Сегодня я получу табели с занятиями и, если повезет, к полудню буду уже дома. Я там… это… глянь мои джинсы, пожалуйста, может их можно реанимировать? И котел сдох, вызови мастера, я вчера видел теткину записную книжку, она валялась на журнальном столике у черного входа, может, и домашний телефон рабочий.

– Как тебя угораздило порвать штанишки? – Улыбаясь, Тсера перевела рассеянный взгляд с возмущенно шуршащего потолка на брата. Он мученически скривился, выставляя вперед другую ногу. За спиной младшего Копоша виднелся худой рюкзак – брат явно не озаботился подготовкой к первому школьному дню.

– Я нашел небольшое помещение, ведущее в библиотеку. Не понимаю, для чего оно вообще создано, если можно было просто сделать выход к стеллажам. У меня складывается ощущение, что наш пра-пра дед, или кто там строил дом, был ненормальным параноиком, считавшим, что его коллекцию пыльных книжек растащат посторонние. И эту комнату… Довольно сложно назвать гостевой, там такое, Тсера… Не смейся, хорошо? Меня нехило напрягли все эти распятия и… В общем, зашей штаны, я о большем не прошу. – Резко махнув рукой на прощание, он под возмущенный вопль сестры схватил ключи от машины, оставленные ею вчера на косо прибитой ключнице, и громко хлопнул дверью на прощание.

Теперь ей придется спускаться в город за продуктами пешком. Кто знает, какие пакеты она потащит обратно, если в Братишоре не удастся поймать такси.

– Мелкий уродец. – Констатировав очевидное, Тсера с коротким смешком направилась в кухню, – хотелось самой убедиться, что с котлом все печально, а не кажущийся смышленым брат не умеет правильно включать отопление и обладает интеллектом значительно ниже того, который она от него ожидала.

Кухня оказалась в плачевном состоянии, уже ступив на порог, Тсера окинула ее тоскливым взглядом и молча открыла блокнот.

Плита была времен шестидесятых, холодильник успешно прятал свой возраст за бурыми разводами и слоем жира у ручек. Открыв его, она увидела гору заплесневелых продуктов и разбитое тухлое яйцо в миске. К горлу подступила тошнота, Копош трусливо захлопнула створку и брезгливо вытерла руку о бедро, передернувшись всем телом. Разобрать старые залежи она малодушно попросит Дечебала, если не управится с остальными делами раньше.

После беглого осмотра котла под подрагивающим светом фонарика в телефоне, она была вынуждена признать: тот сломан. На дисплее мигала красная надпись, перезагрузка не дала никакого результата. А после беглого просмотра форума, на котором советовали перезапустить водную систему и очистить циркуляционный насос, она обреченно вписала еще один пункт в расходы и вышла, аккуратно прикрыв за собой двери.

Глава 3. Противник ваш дьявол.

«Она встретила его тогда, когда жизнь уже не имела смысла…»

Пальцы Тсеры застыли над клавиатурой ноутбука, пока она ненавидящим взглядом пробивала монитор. Раздражение горячим языком вылизывало кожу между лопатками.

Глупость какая. И теперь весь мир героини схлопнется до огромных карих глаз и урчащего голоса? Созависимые отношения – не то, о чем она хочет писать. Если бы только Эйш это услышала, Тсера получила бы неплохую затрещину. Потому что взаимная мания хорошо продается, потому что девушкам не хватает брутальных парней, с наскоку решающих все проблемы и подкармливающих клубникой со сливками. Они вытягивали их со страниц.

Ее первый роман не был таким, он резал по живому, топтал все наивное, что могло оставаться в человеке, живущем в нынешних суровых реалиях... И когда Тсера была почти уверена, что Эйш отряхнет от нее руки и сдастся, ее приняли. Посыпались десятки комментариев на форумах, зарябило в глазах от отзывов: «Это так дерзко, так по живому!», «Я проплакала три дня, больше не хочу никогда читать…». Тиражи разлетелись, печатные станки типографии не справлялись с нагрузками.

Теперь Эйш ждала от нее чего-то за гранью. Чего-то настолько невероятного, что оно сбило бы литературное сообщество с ног, опрокинуло бы навзничь.

А на первых страницах засидевшейся в собственном горе Тсеры норовили появиться типичные абьюзеры и клишировано-несчастная-героиня. Литературный редактор задушит ее и прикопает у Южных Карпатских гор.

Брезгливо зажав пальцем клавишу удаления, Тсера поерзала, удобнее устраиваясь на диване в холле. Дечебал нашел целую гору пледов в кладовке и теперь она была закутана до самого кончика носа. В камине напротив уютно трещал огонь, пускал алые отсветы по лицу, лизал жаром, стоило протянуть к нему босую пятку из-под теплого кокона.

Так ощущается покой? Легкая тяжесть в желудке после поглощенного торта, запах духов Дечебала, зацеловавшего всю макушку, прежде чем разжать свои руки и пойти перезванивать мастеру, морозные узоры на широких окнах и вой ветра в темноте за окном.

Сейчас она чувствовала себя защищенной. На мгновение показалось, что она помнит это место – помнит другим, живым и веселым, наполненным лаем собак и детским хохотом. Тсера почти готова была поклясться, что видела вышивающую маму на этом самом диване. Черные, как смоль, волосы падали длинным вьющимся каскадом до самых колен. Она делала очередной алый стежок, прежде чем поднять на Тсеру ореховые глаза и широко улыбнуться. Она говорила что-то о суетливости и честности…

Задумавшись, Копош не сразу услышала тяжелые шаги ремонтного работника. С его глубоких подошв текло, каждый шаг обозначался грязной песочной лужицей, в некоторых проплывали небольшие кусочки подтаявшего сбитого в узкие полосы снега. В этот же миг со ступеней второго этажа принялся спускаться Дечебал. Увидев, что мужчина закончил, он резво нагнал его, перетягивая внимание с работающей Тсеры на себя. Встрепенувшись, та отложила ноутбук на подушки рядом и выжидательно приподнялась, на что брат только успокаивающе махнул рукой. Мужчина тоже не обратил на нее особого внимания, повернул голову к младшему Копошу.

– … так, принимай работу, хозяин. Промывай систему время от времени, я б котел вообще заменил, ну ты сам все видел, – дождавшись понимающего кивка, он усмехнулся в реденькие аккуратно подстриженные усы, растер вспотевшую от проделанной работы макушку с начинающейся залысиной и продолжил, – в ванну сразу не ныряйте, вода может пойти алой – уж больно много там ржавчины. Пока отстоится, пока все выйдет, да и на водонапорной станции бывают огрехи, фильтры постоянно встают. Это вам не водица с Трансильванских Альпов и не Бухарестское водоснабжение, закупились бы вы, ребятки, фильтрованной водой. С нашей можно почки потерять.

– Еще раз спасибо за понимание, вы здорово нас выручили, – широко улыбнувшись, Дечебал вытянул из кармана желтую купюру в пятьдесят леев. Мужчина ловко выдернул ее из пальцев младшего Копоша, не глядя сунул в нагрудный карман.

– Оно и понятно, в доме-то этом всякого можно повидать. Кровавой ванны не грех и испугаться, вы же непривычные. Считай, сам Господь Бог миловал, меня сразу вызвали.

– Всякого? – голос подвел Тсеру, напряженно дрогнул. Оба говорящих повернули к ней головы, непонимающе приподнимая брови. Кто бы мог подумать, что из сжатой волнением глотки вырвутся надтреснутые неясные звуки? – Здесь происходило что-то раньше?

– Так всяким известно – «к замку Прутяну все дурное тянут». – Его слова прозвучали детской страшилкой, Дечебал нахмурился, а не заметивший этого работник продолжил. – Когда Дайчия руки на себя наложила, сюда вся местная ребятня стеклась, двери выломать пыталась, в окна пролезть. Да только каждый раз их отваживало что-то. Единожды вообще шум поднялся, сын моего давнего друга две ноги переломал, на месяц замолк. А когда язык снова заворочался, сказал, что видел здесь мужчину, перекинувшегося волком. Приколича, похоже… Ну дети на то они и дети, увидел зверя, перепугался, а голова сама все дорисовала.

Спину обдало холодом, пустило по венам ток. Выпутавшись из пледа, Тсера спустила ноги на пол и поднялась, делая пару шагов к дверям. Пальцы нервно пробежались по спутанным прядям, закинули копну волос на левое плечо.

– Дайчия Прутяну наложила на себя руки?

Озадаченный их незнанием, сантехник почесал затылок, его взгляд нервно забегал от брата к сестре.

– Ну так… В спальне ее нашли, она повесилась. Те же дети и приметили, что в одной из комнат денно и ночно свет горит, силуэт непонятный мелькает.

Дечебал нервно присвистнул, глядя на вытянувшееся лицо сестры, и приобнял мужчину за плечи, разворачивая к двери:

– Вот она, суровая жизнь. Ну спасибо еще раз, было очень приятно познакомиться, может встретимся когда-нибудь еще… – Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, пустила эхо к сводам высоких потолков, Дечебал повернул торчащий в замочной скважине ключ.

– На этой неделе приедет служба по охране животных, в библиотеке тоже полно летучих мышей, они загадили все, это отвратительно.

Глава 4. Очарованный ядовитой стригойкой.

Подушечки Тсеры скользнули по ледяному плечу, сердце бросилось в галоп, кровь зашумела в ушах. Кожа оказалась твердой. Твердой настолько, словно была высечена из мрамора… Тсера двинулась выше, вывела опасливую дорожку к шее с глубокими бороздами голубых слипшихся вен и артерий, склонилась, упираясь второй рукой в противоположную сторону гроба. Сделав глубоких вдох у застывшего лица, она шумно выдохнула через приоткрытый рот и с облегчением рассмеялась: ничем не пахло. Разве не должно настоящее иссохшее тело пахнуть хоть чем-нибудь?

Нависая над бутафорским покойником, она до рези в глазах вглядывалась в сеточки морщин у прикрытых тонкими веками глаз, в проступающие вены и, казалось, почти виднеющуюся легкую щетину на подбородке. Кто бы ни был мастером, вышло у него потрясающе. И ужасающе. Только что же за материал так точно копирует изъяны человеческого тела? Тонкие нити губ оказались такими же твердыми. Когда пальцы нашли почти у самого уголка странную выпуклость, Копош нахмурилась, наклонилась еще ниже, пытаясь рассмотреть. Собственная тень, брошенная на гроб, значительно усложняла дело. Когда удалось найти симметричную выпуклость у второго уголка, она вздрогнула, зрачки понимающе расширились.

Это не просто бутафорский труп – страшное непонятное тело, которым пугают детей. Должно быть, у ее родственников было слишком извращенное чувство юмора – в гробу лежал «вампир». Она убедилась в этом, когда подушечка указательного пальца скользнула в углубление между губ, нащупав острый клык. И в этот миг мир полыхнул алым, трусливо сжался, пуская перед глазами темную рябь. У самого уха раздался тихий шепот, приподнимающий волоски горячим дыханием:

– Кооо-поо-ш…

Палец, касающийся клыка, обожгло болью, Тсера громко взвизгнула, отдергивая руку и ударяя затылком наотмашь назад. Глухой стук сменился вполне знакомым громким оханьем и шлепком на пол. Настолько привычно, что она почти задохнулась от облегчения, когда оборачивалась: на полу сидел Дечебал. Мерзкое порождение самой преисподней, которое она уговаривала родителей вернуть обратно в роддом сразу после того, как он срыгнул на нее во время первого знакомства. Брат растирал переносицу и смаргивал подступающие слезы, глядя на свет пыльных ламп.

– Ты долго думал, Дечебал? Серьезно?! – сжимающий глотку страх еще не убрал когтистую лапу, вместо звонкого укора вырвался невнятный сип. Тсера досадливо скривилась.

– На самом деле ни секунды, – засранец выглядел беззаботно. Широко улыбаясь, он протянул ей руку, рассчитывая на помощь. Тсера осталась на месте. Невероятно сильно захотелось пнуть его в коленную чашечку в тот самый миг, как он предпримет попытку подняться самостоятельно. Неожиданно его улыбка смазалась, уголки губ резко дернулись вниз. – Тсера, твоя рука… Ты где успела пораниться?

Взгляд опустился на пульсирующий болью палец – порез оказался глубоким. Она простояла совсем недолго у гроба, но его серебряный край и пол рядом разукрасили крупные алые капли. Обернувшись, она увидела их и на бутафорском трупе. Теперь он выглядел зловеще. Казалось, окрашенный в алый рот вот-вот приоткроется, а по нижней губе скользнет синеватый язык, слизывая соленые капли. Господь, она настолько живо это представила, что на какую-то секунду ей показалось, что веки «вампира» дрогнули.

Дечебал за спиной бесшумно поднялся, безмолвно извиняясь, растер ей предплечья. Она своевольно повела плечом, скидывая руку, брат только громко хмыкнул.

– Пошли, Ван Хельсинг, обработаем твою боевую рану. Кто знает, где раньше валялось это чучело. Прикольно, только на настоящий труп совсем не похоже. С такой температурой вонь в комнате стояла бы несусветная, а то, что лежало в гробу, совсем бы тебе не понравилось.

Его уверенность успокаивала так же сильно, как твердый камень, который она чувствовала под подушечками пальцев. Но было что-то… Чему Тсера не могла дать никакого объяснения. Что-то, что приподнимало волоски на загривке дыбом, заставляло кровь в венах леденеть, течь медленнее.

– Дечебал. Помоги закрыть гроб…

Мягкий горловой смех разнесся по комнатке, спрятался в полках с книгами, опустился к ногам. Тсера упрямо поджала губы.

– Ладно, если тебе так будет спокойнее, давай закроем его.

Наклоняясь за прислоненной к боку крышкой, Тсера поняла, что погорячилась со своей глупой затеей: стоило напрячь руку с пробитым пальцем, кровь тонкой струйкой заскользила по серебряному боку, полилась на бутафорию, заляпывая синеву кожи яркими разводами. Ей бы рану обработать, а она… Дечебал сосредоточенно нахмурился, проступили на мускулистых руках вены, напряглись жилы, сжались челюсти. Было понятно: большую часть веса Тсера даже не чувствовала, брат берег ее, как мог.

И когда он успел стать таким взрослым?

Мгновение, и крышка поехала вперед, сантиметр за сантиметром закрывая гроб. Когда она опустилась до конца с тихим шелестом серебра о серебро, Копош вспомнила, как дышать. Дечебал шумно отряхнул руки, по старой привычке прохрустывая один сустав пальца за другим.

– Пошли, забинтую.

– Я хотела бы посмотреть книги. Интересно, что могут хранить в таком месте?

– Учет покупки крупы, счета, да что угодно, Тсера. Ты можешь вернуться сюда в любое время, прекрати заляпывать все кровью и давай поднимемся в комнату за аптечкой, – закатив глаза, Дечебал закинул руку на плечо сестры, громко чмокнул в макушку и потянул ее за собой.

Кровь так и не свернулась. Проклятые тромбоциты будто не знали о собственной функции в ее организме. Удивительно, но боль исчезла практически полностью, она напоминала о себе легкими импульсами при шаге, когда Тсера поднималась по ступеням, прижимая руку к груди. Все остальное время она ощущала странное холодное онемение. Должно быть, всему виной адреналин, который выделился благодаря дурной выходке братца.

Пока она промывала палец под ледяной струей воды, Дечебал успел прихватить аптечку из своей комнаты и завывал заунывные мотивы прямо под дверью, заставляя сосредоточенно хмуриться. Кровь так и не остановилась.