Посмотри в моё окно

Глава 1

Наташа, или Наталь-Ванна, как называли её дети старшей группы, возвращалась с работы не торопясь. Выпавший в начале ноября снег разбавил ранние сумерки своим глубоким синим цветом, а окна домов, зажигаясь по очереди, напоминали горящую ёлочную гирлянду.

Когда-то, а было это не так уж и давно, лет семь назад, она мечтала о своей собственной квартире и любила, глядя на свет в чужих окнах, представлять живущие за ними семьи. Ей казалось, что за красиво оформленными гардинами, мягко отсвечивающими тёплым светом, люди должны быть непременно любимыми и счастливыми.

Наташа с мамой жила тогда в старенькой хрущёвке в самом центре города, но с тех пор многое изменилось: их дом снесли, и они получили квартиру в другом микрорайоне, на окраине города. Чтобы не тратить много времени на дорогу, она сменила место работы – благо, что детский сад, как и школа, входили в комплексную застройку. Долгое время вид голого поля из их окна угнетал Наташину маму, которая, перенеся тяжёлый инсульт, вынуждена была уйти на пенсию по инвалидности, потому часто смотрела на окрестности нового места жительства в ожидании дочери.

А Наташа вскоре познакомилась с Робертом – высоким красивым парнем. Познакомилась совершенно случайно, в ресторане, где её коллега праздновала свой день рождения. Только вошедшая в новый коллектив, она постеснялась отказаться от беседы с молодым ухажёром.

Чем же привлекла его внимание, Наташа пытается понять до сих пор. Они были из совершенно разных социальных слоёв. Роберт привык если не к роскоши, то к материальному благополучию. Отец его был в советское время чиновником, не утратив и в новой эпохе своих привилегий. Можно было бесконечно поражаться строгостью дорогого интерьера их квартиры, где каждая вещь кричала о том, сколько она стоит, и что лучше руками её не трогать. Конечно, ведь они с мамой создавали свой уютный мирок из вещей более дешёвых… А в доме Роберта царила прямо-таки музейная обстановка, попасть в которую один раз интересно, но жить в ней, как оказалось, невыносимо.

Роберт будет приезжать на дорогой машине, будет дарить ей цветы, а конфеты – маме, будет говорить о том, что дочь такой женщины достойна большего, чем прозябать воспитательницей в детском саду. И Наташа, не считавшая себя красавицей, использовавшая из косметики только тушь для ресниц, смущалась его комплементов. Что-то настораживало её.

Она не знала, что родители Роберта, похвалив сына, уже одобрили его выбор, ведь такая жена всю жизнь будет верна и вряд ли станет претендовать на его богатство в случае развода. И ещё мать Роберта увидела то, чего Наташа не замечала за собой, – она красавица. Пару консультаций визажиста – и её будущая невестка засияет драгоценным камнем. Только знать ей об этом необязательно, а то задерёт свой нос раньше времени.

Не сразу Наташа поддалась на романтичное ухаживание Роберта. Он никогда не приходил и не звонил случайно. Всё у него было размеренно. Если обещал приехать к семи, то приезжал именно в семь и прощался в десять. А Наташа стеснялась спросить, чем он занят после десяти вечера, ведь путь от их дома до дома Роберта на машине – не более пятнадцати минут.

Глядя на состоятельного жениха, Наташиной маме хотелось, чтобы её дочь выбралась из той беспросветной нищеты, в которой они находились со времен гибели отца. Ирина Викторовна с болью и сожалением вспоминала счастливые моменты их жизни. Заводной, жаждущий адреналина, муж был человеком-праздником. Он не мог усидеть на месте. Будучи инженером на авиационном заводе, он организовал туристическую группу, которая занялась альпинизмом. Ирине, как и другим жёнам, время отпуска мужа, когда он уходил в горы, казалось испытанием нервов на прочность. Но счастливый, переполненный энергией Иван возвращался, зацеловывал её и дочку, и Ирина забывала свою клятву – не отпускать его больше от себя. Только однажды майским днём по телевизору объявили, что группа альпинистов из десяти человек, среди которых был и её Ваня, попала под лавину.

Их будут искать, но Ирина просидит десять дней возле телефона, не выключая телевизор. Пугая дочь-одиннадцатиклассницу своим отрешённым видом. А потом, когда диктор назовёт имена погибших альпинистов, потеряет сознание.

Она так и не сможет оправиться после смерти мужа, один за другим перенесёт два инсульта. Ей придётся уйти с работы, потому что ни одному директору не нужен преподаватель географии, которого по четыре месяца нужно заменять другим. Хорошо хоть дочка, поступившая на дошкольное отделение пединститута, училась бесплатно. Но Ирина видела её подруг и понимала, насколько богаче и моднее они одеты, а потому корила за это непутёвого Ивана и себя.

Роберт казался ей наградой Наташе за её терпеливое отношение к болезненному состоянию матери. Девушка не выходила из дома, не убедившись в том, что давление у Ирины в норме и ничто её не беспокоит, никогда не капризничала по поводу еды или новой одежды. Наташа умела довольствоваться тем, что есть. Наверное, испытай Наташа хотя бы раз в жизни влюблённость, она бы поняла, что нет у неё к Роберту никаких чувств, кроме благодарности за то, что он радует своим появлением её мать. Но она всё своё время посвящала сначала учёбе, а потом и трудному уходу за матерью.

***

Роберт сделает ей предложение в присутствии матери, не предупредив заранее, не спросив её согласия. А ей очень хотелось узнать, любит ли он её и куда, уходя от неё, торопится каждый вечер. Только отказать матери жить в спокойствии совесть не позволила: глаза пожилой женщины с появлением видного жениха загорятся счастливым блеском, преобразив лицо, как будто она дождалась возвращения отца. И , опустив ресницы, Наташа сначала промолчит, а потом, поняв, что от неё ждут ответа, даст согласие.

Ирина Викторовна попытается объяснить Роберту, что они не смогут оплатить грандиозный свадебное торжество, и если бы он согласился на скромное застолье в узком семейном кругу, то они были бы ему признательны. Только будущий зять велел ей не беспокоиться об этом, сказав, что все расходы возьмёт на себя.

Глава 2

Наташа резко вздрогнула от громкого автомобильного клаксона: оказывается, она стоит на краю пешеходного перехода, и водитель, уступив ей дорогу, ждёт, когда же она перейдёт на другую сторону. До дома рукой подать, но тёмные окна квартиры заставили её поёжиться от сковавшего сердце холода.

Мамы больше нет. Обещавший золотые горы зять убил её своим заявлением: «Забирайте свою дочь, не способную даже родить ребёнка». Ни он, ни его родители не придут к Наташе в больницу и не помогут на похоронах Мишеньки. Ирина Викторовна с соседками, пока дочь горела и металась в беспамятстве, отвезут гробик на кладбище. На табличке не будет фамилии, только имя и дата.

Поправившись физически, Наташа на долгое время впадёт в жесточайшую депрессию. Врачи предупредили её, что ещё одна беременность может закончиться очень плачевно.

Погружённая в свою невыносимую боль, она сначала не заметит, что мать приволакивает левую ногу, а когда обратит на это внимание, уже будет поздно.

В один из вечеров, когда незнакомый мужской голос через дверь спросит их фамилию и назовётся адвокатом Роберта Юсупова, они узнают, что её бывший муж подал на развод. Этот же самый адвокат под роспись доставит с посыльным личные вещи и одежду Наташи. Ей захочется выбросить всё, к чему прикасались его руки, но мать воспротивится. Девушка подпишет все бумаги, принесённые адвокатом, мечтая навсегда вычеркнуть Роберта из жизни и вернуть фамилию отца. Именно злость вывела её из депрессии, и она увидела, как покачнулась мать, наступив на непослушную ногу.

– Мамочка, мамочка, что же я наделала!.. – винила себя Наташа однажды ночью, проснувшись от непривычного звука, похожего на храп.

Раньше мать не храпела, поэтому Наташа подошла к её постели и включила ночник. Ирина Викторовна была без сознания, глаза закатились, а из горла вырывался при выдохе пугающий хрип.

Наташа тотчас вывала скорую, но приехавшие медики констатировали смерть. Держа ещё тёплые руки женщины, девушка умоляла врачей вернуть ей маму. Ей казалось, что они просто хотят, чтобы она дала им денег, и она действительно вывернула перед ними маленький радикюльчик, служивший общим кошельком.

Медсестра, поджав губы, промолчит, потом выйдет, но вернётся уже не одна, а с соседкой, подтвердившей, что мать Наташи и давно больна.

Обрушившиеся на девушку беды быстро истощат скудный денежный запас, и ей придётся искать работу. Вернее, воспитатели, конечно же, требовались во всех детских садах, но уж слишком низкооплачиваемой была эта работа. Впрочем, она всё равно согласилась занять вакантное место: дети заставляли забыть личное горе хотя бы днём. А по вечерам садилась в кресло возле окна, в котором раньше сидела мама, и смотрела на улицу или в окна домов напротив.

Пока Наташи не было, на противоположной стороне, вырос роскошный коттедж, светящийся разноцветными огнями: новогодней гирляндой украсили не только дом, но и двор.

Раньше бы она нафантазировала, как счастлива семья, собирающаяся в нём за большим обеденным столом, как домочадцы рассказывают друг другу обо всём, что случилось с ними за день, а потом папа читает на ночь сыну сказку, пока мама что-то делает на кухне. Правда, она обязательно прислушивается к самым дорогим для неё мужчинам и улыбается, зная, что родные голоса рядом.

Теперь же воспоминания о похожей на склеп квартире родителей Роберта блокировали радужное восприятие жизни. За занавешенными окнами могло твориться всё что угодно.

***

Наташа вошла в свою небольшую квартиру и, не закрывая на замок дверь, нашла выключатель. Темнота прихожей угнетала её напоминанием о матери, которая неизменно встречала своей мягкой улыбкой и желанием освободить от тяжёлой сумки с продуктами.

Сняв пальто, девушка почувствовала, что её знобит. Включила чайник и, пока он грелся, достала малиновое варенье: болеть ей никак нельзя: напарница на больничном. Пробежала глазами телевизионную программу – ничего интересного. Она налила чаю в большую керамическую кружку, добавила пару ложек пахнущей летом сладости и села в кресло у окна.

На втором этаже дома напротив за не зашторенными гардинами, кажется, и впрямь была семейная идиллия. Во всяком случае, Наташа видела ту её часть, где мужчина читал ребёнку, сидевшему на его коленях, книжку. Она не могла разглядеть их издалека, но лицо малыша то и дело обращалось к отцу. Зная детскую психологию, девушка предположила, что маленький почемучка задаёт вопросы, и взрослый человек, не испытывая раздражения, что-то долго ему объяснял.

Потом свет на втором этаже погас, и она почувствовала радость оттого, что есть всё же на этом свете счастливые семьи. Только радость длилась недолго. Вскоре ворота во двор дома раздвинулись, в него въехала машина, а потом на первом этаже загорелся свет. И в ярко освещённом окне Наташа отчётливо увидела, как тот самый мужчина размахнулся и ударил вошедшую женщину по щеке.

«Больше я никогда не выйду замуж, – думала девушка, складывая покрывало и готовясь ко сну, – таких мужчин, как мой отец, – единицы, и мне со своим плохим везением такого точно не встретить».

В субботу утром она проснулась с ощущением разбитости в теле. Видимо, малина не помогла. Солнечный свет больно резал глаза, слепя выпавшим снегом. Вставать не хотелось, но к понедельнику надо непременно вылечиться, а принимать таблетки на голодный желудок нельзя.

Шаркая шлёпанцами, Наташа поплелась в кухню. Поставив молоко на плиту, она по привычке взглянула на противоположную сторону и замерла: возле открытых ворот стояла полицейская машина, в которую в сопровождении человека в форме садился мужчина. Ему разрешили закрыть ворота – значит, это был хозяин дома. Она не успела разглядеть его, только мрачный силуэт в тёмной одежде и такие же тёмные, растрёпанные волосы.

«Так тебе и надо», – с удовлетворением подумала Наташа, предположив, что женщина нашла в себе силы заявить об избиении в полицию.

Только в понедельник, возвращаясь с работы, она нашла на дороге розу, улыбнулась, представив разиню, выронившего цветок из букета. Но потом, пройдя несколько шагов вперёд, увидела ещё одну и ещё... Сердце сжалось от нехорошего предчувствия: каплями крови на снегу бордовые бутоны указывали направление к тому особняку, где в пятницу Наташа видела избиение женщины.

Глава 3

Ослеплённая светом фар, Наташа не сразу увидела мужчину, вышедшего из машины. Она хотела сказать ему, что с ней всё в порядке, но вместо того, чтобы помочь ей подняться, он схватил её за капюшон и начал грубо трясти, выкрикивая одно слово – «дрянь».

Девушка попыталась отстраниться, но руки скользили по подтаявшему снегу, и она никак не могла найти опору. Боясь, что этот псих ударит её, Наташа прикрыла лицо мокрой от снега ладонью, и, что удивительно, этот жест остановил его. Он как-то сник, широкие плечи безвольно опустились.

Макс, отпустив девушку, сел в машину. Гнева не было – только пустота внутри, от которой стало зябко. Передёрнув плечами, он медленно тронул автомобиль, наблюдая за продолжавшей сидеть на дороге женщиной. Не освещённая фарами, она казалась бесформенной кучей.

– Вот дрянь, – сквозь зубы процедил он, хотя от злости уже почти ничего не осталось. – Ведь наедет кто-нибудь…

А испытавшая шок Наташа приходила в себя. Она не могла поверить, что это произошло с ней. Непонимание беспричинной агрессии, направленной на неё, заставило почувствовать себя маленькой и ничтожной. Вдруг заныли обе коленки, тело охватила дрожь.

«Дубленка, наверное, безнадёжно испорчена», – подумала она, упираясь руками в асфальт и осторожно поднимаясь. В этой позе и застал её Макс, бесшумно сдав назад. Несмотря на брезгливость, жалея, скорее, не её саму, а того несчастного, который нечаянно наедет на эту шлюшку, он открыл дверцу и рявкнул:

– Садись, довезу до дома!

Но испуганная девушка, выпрямившись, засеменила в противоположную сторону, торопясь перейти дорогу. Встречная машина, вильнув, обдала её грязным снегом и запоздало засигналила.

Макс ещё думал, бросить её здесь или всё-таки попытаться уговорить сесть в машину, как неожиданно очередное авто резко обогнуло пьяную девку. И тогда он вышел, в несколько шагов настиг пережидающую встречный поток Наташу, взвалил как мешок на плечо. Она закричала, колотя его по спине, но Макс, открыв заднюю дверцу, бросил её на сиденье.

Она не сразу приняла вертикальное положение: от резкого рывка её прижало к мягкой спинке. Мысли метались: что предпринять? Кричать? Но кто её услышит? А может, вцепиться ему в волосы или расцарапать глаза?

Макс, увидев, что она наконец-то села, включил свет и, глядя в зеркало, спросил:

– Где живёшь? – Однако девчонка молчала. – Да кому ты нужна, пьянь, – фыркнул он, лицом выражая крайнюю степень брезгливости.

И Наташа назвала адрес, готовая, на всякий случай, схватить его за вихор на макушке. Но он довез её до самого дома. Не говоря ни слова, девушка выскочила из машины и скрылась в арке, ведущей во двор.

Макс тяжело вздохнул: ему не хотелось идти в свой дом, где он не был со дня похорон жены. Родители были не против, даже рады, что наконец-то видят внука. Но и мать, и отец отказывались переезжать в другой город. А ему было невыносимо больно оставить сына у них: Никитка постоянно следил за ним взглядом, боясь потерять ещё и отца.

***

Новогодние каникулы оказались для Наташи как нельзя кстати. Два дня она приходила в себя после неудачной попытки повеселиться в кафе.

«Почему со мной, никому не желающей зла, всегда старающейся вести себя правильно, случаются неприятности? – думала она, очищая дублёнку от дорожной посыпки. – Почему из всех девушек в тот вечер именно на меня излил злость этот чокнутый мужик?»

Отлепив бактерицидный пластырь с колен, Наташа обработала их зелёнкой. Хорошо, ещё праздники, а то бы пришлось каждому ребёнку в группе объяснять, почему у взрослой тёти ссадины. Она улыбнулась, вспомнив о шумной ребятне: они бы непременно искренне посочувствовали, сморщившись, как от собственной боли, и обязательно бы припомнили свои падения. От этой мысли на душе посветлело.

«Господи, помоги мне с усыновлением», – в который раз взмолилась Наташа. Сегодня Новый год, а она даже ёлку не поставила: не для кого. Был бы ребёнок – и жизнь наполнилась бы смыслом. А сейчас… неделя времяпрепровождения перед телевизором, где одни и те же лица кочуют с канала на канал. В гости идти не хотелось, хотя сестра матери приглашала её. Нет уж, а то они обе расплачутся, потому что слишком живы воспоминания о том, как было при маме.

Наташа приготовила отбивные из курицы – быстро, недорого и вкусно, сделала салат из кальмаров, положила в вазочку мандарины – хоть запах новогодний пусть будет – и, приняв душ, надела трикотажное платье. Стол, накрытый для одного человека, даже с зажжённой сиреневой свечой аппетита не вызвал. Девушка походила по комнатам, остановилась возле окна в кухне: в доме напротив сквозь портьеры пробивался свет, и иногда двигалась чья-то тень.

«Может быть, воры, – подумала Наташа, решая, позвонить или нет в полицию, – ведь хозяин, скорее всего, в тюрьме...»

Мысль, что она не предотвратила преступление в прошлый раз, заставила набрать номер полиции. Они спросили её фамилию и номер телефона – Наташа назвала. Потом долго ждала, когда же они подъедут.

Проблесковый маячок засветился у роскошного коттеджа где-то через час, вот только вор и не думал уходить. Он вышел на улицу вместе с полицейским, который показывал рукой на её окно. Наташа резко присела, чтобы её не заметили, а потом, рассердившись на себя, ушла в зал и легла на диван, уставившись в телевизор.

Она задремала, а проснулась от разрывов петард и ракет. Вот раззява: проспала приход Нового года. По стенам и потолку комнаты метались отблески взрываемых фейерверков. Наташа села на широкий подоконник и долго глядела на расцветающее разноцветными звёздами небо, а после сняла платье, надела ночную сорочку и приготовилась к отдыху, но спать вообще не хотелось. Тогда она подошла к книжному шкафу, немного постояла, выбирая книгу – все их она уже перечитала. И всё-таки взяла «Рай» Джудит Макнот.

Так, плюхнувшись в тот день на кровать, меняя книги, она пролежит все каникулы, изредка выходя на улицу, подышать свежим воздухом. Тем временем в доме напротив снова было темно.

Глава 4

Анютка поглядела ещё немножко на мальчика и снова легла. Только вечером, когда отец пришёл за Никитой, она, опережая вышедшую вместе с ребёнком Наташу, сказала:

– А ваш Никита сегодня кричал на тихом часе.

– Анечка, ты иди в группу – я сама всё, что нужно, скажу. – Наташа проводила девочку и закрыла за ней дверь.

– Ну, как ты, сын? – Мужчина как будто не слышал слов Анечки.

Он присел, глядя на ребёнка и пытаясь разглядеть что-то в его глазах. Но Никита начал рассказывать о том, как он строил гараж, сколько машин там поместится и какие машинки завтра он возьмёт из дома.

Наташа почувствовала себя лишней: её упорно игнорировал отец Никиты. А мальчуган, похоже, глубоко переживал какую-то драму... Поэтому, собрав всё своё мужество, она обратилась к нему:

– Максим Александрович, Никите, наверное, нужно встретиться с психологом: ему снятся плохие сны. Доктор бывает у нас три дня в неделю, расписание – на двери кабинета. Если вы согласитесь посещать его, я уточню точные часы приёма.

Холодным, словно ледяная корка на снегу, царапающим нервы тоном он произнёс:

– Никита посещает одного из лучших детских психологов, так что нам нет необходимости встречаться еще и с вашим.

– И ещё… – Наташа терялась, когда люди разговаривали с ней в такой манере, но ей хотелось донести до этого сноба, что правила в детском саду для всех одинаковые. – Если у вас возникнет желание вновь принести игрушки, то проследите, чтобы они были обработаны в трёхпроцентном хлорном растворе. Это не прихоть, это делается в целях безопасности всех детей. До свидания, – быстро попрощавшись, она не стала ждать его ответа и, развернувшись, ушла в группу.

«Вот ведь дрянь заботливая, – думал Макс. – Да тебя саму надо в хлорке перед работой мыть». Но Никита что-то рассказывал про какого-то Илью, и мужчина отключил ненужные мысли и эмоции: сын прежде всего.

А Наташа, которая с радостью заменяла напарницу, готовящуюся к защите диплома – та училась заочно, – сейчас очень хотела исключить встречи с мужчиной, испытывающим к ней непонятное презрение. Наверное, что-то в ней не так, если она вызывает неконтролируемую агрессию у них – сначала у мужа, потом у того психа, когда возвращалась из кафе, теперь у Никиткиного отца.

Только седьмого марта, накануне праздника, в объявленный всем родителям короткий день, за Никитой никто во время не пришёл. Ольга Владимировна ждала до последнего, чтобы не оставлять воспитательницу с ребёнком спонсора одну в опустевшей группе, но подъехавший муж поторопил её: дочке подарок не куплен, кругом очереди. И она, извиняясь, оставила Наташе номер мобильного телефона отца Никиты.

Будь это кто-нибудь другой, девушка вряд ли рассердилась бы, но ей хотелось уколоть этого высокомерного типа, и Наташа без зазрения совести несколько раз выходила в коридор, чтобы дозвониться до него и высказать, что она думает о родителях, так самозабвенно отмечающих праздники. Но телефон на все её звонки издавал долгие гудки. Что поделаешь – ребёнок не виноват. Она предложила Никите собирать пазлы, но он, присев поближе к ней, отказался. Наташа обняла его и почувствовала исходящий от ребёнка жар:

– Никита, у тебя что-нибудь болит?

– Нет, мне жарко.

– Давай измерим температуру, я сейчас схожу… – но тут она вспомнила, что медсестра тоже ушла. – У тебя телефон с собой? Давай позвоним папе?

– Я звонил ему, но он не отвечает.

– Хорошо, давай я тебе почитаю, – Наташа сняла с полки книжку и начала читать.

Никита прислонился к ней, рассматривая картинки. Но через час, когда была прочитана не одна книга, ей показалось, что жар у мальчика стал ещё сильнее, и тогда она решилась:

– Никита, хочешь пойти ко мне в гости?

– Хочу.

Наташа вызвала такси – расстояние до дома можно было пройти пешком, однако идти под сырым мартовским ветром больному ребёнку не стоило. Она помогла Никите одеться и, велев сторожу закрыть дверь детского сада, вышла с мальчиком на веранду.

Подъехавший таксист посигналил, и Наташа потянула ребёнка за руку. Но Никита упёрся:

– Я не сяду в машину!

– Почему? На улице ветрено, а у тебя температура. На машине мы через пять минут будем у меня дома.

– Нет, нет! Нет, – в голосе мальчика слышался панический страх. – Пойдёмте пешком!

Наташа отдала водителю деньги за вызов и, взяв Никиту за руку, повела его. Он шёл, а ножки у него заплетались. Жалость заставила Наташу взять ребёнка на руки, и он тотчас обмяк на её плече.

Она не помнит, как донесла его до дома, и, не раздевая, вызвала скорую. Никитка то ли заснул, то ли был без сознания, но девушка аккуратно сняла с него верхнюю одежду и поставила градусник – тридцать девять и три.

Она запаниковала: ей казалось, что скорая едет слишком долго.

***

Этот день не задался у Максима с самого утра. Никита, который всегда легко просыпался, сегодня был вялым и падал на подушку после каждой одетой на него вещи. Макс злился на покойную жену: из-за неё ребёнка пришлось перевести в этот сомнительный садик, да и вместо пяти минут на машине он теперь тратил на дорогу в обе стороны целых полчаса.

Последние сто метров он нёс сына на руках, чего никогда не делал раньше, воспитывая в нём мужчину. А потом почти бегом обратно: в девять утра из-за предпраздничного дня встреча с подрядчиком. Макс хотел построить ещё один ресторан: уж слишком дорого ему обходится аренда.

Не заходя в дом, он сел в машину, и, только подъезжая к офису, обнаружил, что забыл телефон, хотя у его секретаря, Софьи Михайловны, все номера продублированы, так что осложнений быть не должно.

Григорий Семёнович уже ждал его в кабинете, но не сидел на предложенном секретарём кресле, а рассматривал рамки с грамотами и благодарностями, что были размещены на стене. Извинившись, Максим пожал крепкую ладонь подрядчика. Загорелое морщинистое лицо немолодого человека внушало доверие. Чувствовалось, что он не засиживается в кабинете.

Глава 5

Ночью девушка переодела мокрого от пота ребёнка в свою футболку и, напоив, переложила на кровать в спальню, прикорнув рядом. Макс, очнувшийся под утро потому, что тело затекло, пытался понять, почему он спит в кресле. Вспомнив, где находится, встал и на цыпочках подошёл к дивану, на котором ничего, кроме одеяла, не было. Стараясь не шуметь, он прошёл по коридору и в тусклом свете ночника увидел сына, обнимающего во сне Наташу. Постояв около них, чувствуя себя неловко – надо же, он даже не слышал, как они переместились сюда, – Максим вернулся в зал, перевернул влажную от Никиткиной головы подушку на другую сторону и, вытянувшись во весь рост на диване, собирался обдумать своё отношение к этой девушке, но опять заснул.

Утром первым проснулся Никита. Совсем близко он увидел спящую Наталь-Ванну. От неё пахло мамой. Он закрыл глаза, чтобы было как взаправду, но её волосы щекотали нос и щёку. Никита отполз в сторону, положил потянувшуюся за ним прядку на подушку и погладил ладошкой, Наталь-Ванна, как все взрослые, видно, тоже любит утром поспать.

На стене висел смешной ковёр, как у папиной бабушки. Он провёл по нему рукой – мягкий. Сидеть, не шевелясь, было скучно, и Никита перелез через ноги воспитательницы, а потом на цыпочках пошёл исследовать квартиру. Сразу за стеной располагалась кухня. На столе стояла банка с малиновым компотом и его любимое печенье. Только чашек не видно. Он подвинул табурет к навесным шкафам и стал по очереди открывать дверцы – нашёл, выбрал бокал со слонёнком. Покрутил его – хобот и хвост у этого слона можно было связать в узелок: так близко они находились на бокале. Поставив его на стол, Никита попробовал поднять банку – тяжёлая. Тогда он стал наклонять её-то до тех пор, пока компот не потёк в кружку, только вот много компота пролилось на стол… Маленькой тряпочкой, что лежала на мойке, собрать его не удалось, и он снял белое полотенце с крючочка в виде совы. Оно стало сначала красным, как от крови, а потом фиолетовым, зато теперь на столе было сухо.

Никита взял бокал да пачку с печеньем и сел в кресло у окна. И надо же, прямо напротив стоял их дом. Если им с Наталь-Ванной взять бинокли, то можно играть во что-нибудь. А можно фонариками перемигиваться, только надо договориться от правилах. Он допил компот и, отправляя бокал в раковину, громко звякнул об другой.

Наташа вскочила с кровати и, не обнаружив Никитку, бросилась в кухню, а из зала уже спешил Максим. Они столкнулись в дверном проёме.

– Не волнуйтесь, он не разбился, – улыбнулся ребёнок, переминаясь с ноги на ногу возле мойки.

– Доброе утро, Никита. Я смотрю, ты уже позавтракал. Молодец, только тапочки мои надень: пол холодный. Они у порога, – добавила Наташа вдогонку убежавшему с кухни мальчику. А потом, вновь повернувшись к шкафу, спросила: – Вам кофе или чаю? – И, не дожидаясь ответа, достала ручную кофемолку. Почему-то утром глядеть на Никиткиного отца и разговаривать с ним было неловко.

– Кофе.

Максиму кухня сегодня тоже показалась маленькой, он остро чувствовал близость молодой женщины, которая всю ночь не спала из-за его сына, но выглядела прекрасно: никаких разводов туши под глазами, ни размазанной помады, волосы только немого растрепаны. Но, вспомнив, как он отчищал сиденье автомобиля после неё, постарался не поддаться её обаянию.

Шаркая тапочками, прибежал Никита, показать отцу их носы в виде собачьих мордочек. Ребёнка не смущала надетая на себе женская футболка с надписью на английском языке, явно не детского перевода. Эту футболку Наташе когда-то купил Роберт – она носила её дома. Ночью же взяла первую попавшуюся. Максим бы прошёлся насчёт надписи, но Никита заинтересовался кофемолкой:

– А можно мне?

– Держи, – Наташа отдала ему мельницу и стала нарезать сыр да колбасу, поставила маслёнку.

– Вкусно пахнет: наверное, смололся, – протягивая отцу кофемолку, спросил Никита.

Максим взял её и продолжил вращать маленькую ручку. Что-то очень домашнее было в этом действии.

После завтрака Наташа переодела мальчика в высохшую на батарее одежду и, посадив рядом с собой, поставила градусник.

– Тридцать семь и три, – вздохнула она, – надо выпить сироп.

Никита был послушным как никогда, и Максим понимал причину – ему тоже не хотелось уходить из уютной, хоть и старомодной квартиры. Сын скривил губы, готовясь заплакать, когда он стал надевать ему свитерок, но, вдруг что-то вспомнив, спросил:

– Наталь-Ванна, а у вас есть бинокль?

– Есть, театральный. А зачем?

Никита, схватив её за руку, повёл в кухню:

– Вон, видите окно на втором этаже? – Никита указал на коттедж, откуда несколько месяцев назад его хозяина увезла полиция. – Это моё. Мы с вами можем переглядываться в бинокль.

– Это ваш дом? – спросила Наташа у Макса, изменившись в лице.

– Наш, – ответил он и понял, что хозяин коттеджа ей не нравится.

– Папа, а давай ещё побудем здесь? – наклонив голову набок, Никита просительно глядел на него.

– Нам зубы надо чистить, а зубных щёток нет, – нашёлся Максим, – да и игрушек у Наталии Ивановны для тебя тоже нет.

Он ждал, что девушка проявит гостеприимство и, хотя бы для вида, предложит ребёнку остаться, но она молчала.

В прихожей Наташа прислонилась к стене и, дождавшись, когда они оденутся, сказала:

– Вот поправишься, Никита, и придёшь ко мне в гости, – она присела возле мальчика, по привычке проверила, не туго ли затянут шарф, и как на кнопку нажала пальцем на маленький носик. – До свидания, – попрощалась с ребёнком, но даже из вежливости не смогла попрощаться с его отцом.

Мысль, что он откупился от тюрьмы, не давала ей покоя, а скрывать своё отношение к человеку, она не могла. Закрыв за ними дверь, Наташа вернулась в кухню, из окна которой вскоре увидела уходящих отца и сына. Никитка вдруг развернулся и помахал ей, а мужчина, не оборачиваясь, тянул его за руку.

– Гусь лапчатый, – вспомнила она старое ругательство, – ишь, хозяин жизни.