Посвящение

Пролог

Часы на городской ратуше пробили половину первого ночи. Стволы лип громко заскрежетали, прогибаясь под неистовыми порывами ветра. Валяющийся рядом с водостоками мусор закрутился в бешеном вальсе, а затем резко взмыл в воздух.

Небо над ночным Берлином ярко осветило изогнутой молнией. Гром прогудел низким басом, возвещая людям о приближении ливня.

Несмотря на поздний час, улица по-прежнему была довольно многолюдной. Туда-сюда проносились вездесущие дежурные патрули, пьяные офицеры, сбившиеся в кучки, неразборчиво вопили «Августина», не забывая при этом похотливо ощупывать своих, точно таких же подвыпивших дам.

Где-то истерически заорал кот. В подворотне что-то громко лязгнуло, и оттуда медленно выплыла темная высокая фигура.

Замерев на секунду перед мостовой, она, покачиваясь, двинулась в сторону сквера, изо всех сил стараясь оставаться в неровно падающей на тротуары тени.

В этот самый момент к горлу Даниеля Айхлера приставили нож, и с силой прижали к стене:

− Давай же, дорогуша… − ехидно пробормотал здоровенный как гора детина, затянутый в форму СС. − Выворачивай карманы!

В лицо трясущемуся от страха парню ударил отвратительный запах шнапса, разбавленный резкими нотками бриолина, от которого волосы и толстые щеки нападавшего блестели так, словно он побывал в чане с маслом.

− Заканчивай, Людвиг! − недовольно прошипел второй мужчина, стоявший чуть поодаль. − Кажется, я что-то видел. Не хотелось бы наткнуться на штурмшарфюрера Штольца в компании его громил! Говорят, на прошлой неделе двух ребят так отделали, что и родная мать теперь не признает…

Здоровяк самодовольно усмехнулся, обнажив свои крупные, покрытые желтым налетом зубы, и сильнее прижал острие к шее Даниеля.

− Да не волнуйся ты так, Фрицци! Сейчас наша дамочка откроет свою «сумочку», а затем, спокойно пойдет по своим делам, верно?

− В н-и-и-зж… н-и-и-зж… − лепетал парень, указывая своим длинным тощим пальцем на оттянутый нижний карман проеденной молью шерстяной куртки. − Воз… воз…

Нудно воющий ветер вдруг резко затих, а на асфальте заблестели дождевые капли, которые с каждой секундой все сильнее начинали осыпать собой все вокруг.

− Что? − проорал Людвиг. − Громче!

− По-моему, он хочет сказать, что его бумажник лежит в нижнем кармане… Людвиг, куриные твои мозги, отпусти же его! Только трупа нам еще не хватало!

Даниель лихорадочно затряс головой, давая понять, что его поняли правильно.

Здоровяк разочарованно вздохнул, и недовольно швырнул паренька на землю, понимая, что «шоу», к сожалению, на сегодня окончено. Круглые очки в дешевой проволочной оправе слетели с переносицы Даниеля и глухо приземлились на асфальт.

Первой мыслью, пронесшейся в голове у молодого человека, когда он поднялся и снова почувствовал земную твердь под ногами, была мысль о том, чтобы сорваться с места и броситься прочь. И чем быстрее, тем лучше.

Но, пару мгновений спустя, незаметно оглядевшись по сторонам, Даниель с грустью понял, что это, увы, невозможно.

Позади его тянулась глухая кирпичная стена, по бокам были густые заросли можжевельника, а впереди, прямо перед поворотом на главную аллею − путь преградили два здоровяка, которые вот-вот выпотрошат его как рыбу.

Дела действительно были настолько плохи, что Даниель, не в состоянии придумать ничего лучше, бессильно запустил руку в карман и неторопясь выудил оттуда кожаный потрепанный кошелек, надеясь на то, что это спасет ему жизнь.

Широченная ладонь Людвига одним махом выхватила бумажник из рук молодого человека.

− Ну, что там? − нетерпеливо пробормотал Фрицци.

Людвиг довольно хмыкнул, и, весело подмигнув Даниелю, ответил:

− Да этот одуванчик просто миллионер! Не удивлюсь, если в его карманах найдется еще что-нибудь…

Даниель сразу же понял, на что намекает проклятый эсесовец, и нехотя вынул из-под подкладки еще несколько купюр, которые всегда держал про запас, на случай «экстренной ситуации».

− Вот, − тихо прошептал он. − Это все, что у меня есть.

Людвиг протянул свою огромную ладонь к заветным шуршащим «бумажкам», но пронырливый Фрицци его опередил, и одним резким движением вырвал деньги из трясущейся ладони Даниеля.

− Все, Людвиг, мы получили то, что хотели. Пора убираться отсюда. Он нам больше не нужен.

Людвиг смерил Фрицци презрительным взглядом, и, недовольно хмыкнув, обратился к оправляющему одежду парню:

− Считай, что тебе повезло, дорогуша. Если бы не мой друг, то мы с тобой неплохо позабавились бы…

Даниель испуганно уставился на нациста. Тот, снова оскалив свои отвратительные зубы похотливо ухмыльнулся, и его огромный, начищенный до блеска сапог, с силой опустился на валявшиеся на земле очки.

Послышался тихий хруст.

Подняв ногу, Людвиг отступил назад и тщательно вытер подошву об асфальт. Так, словно он выпачкался в чем-то мерзком.

− Всего тебе хорошего, дорогуша…

С этими словами он резко развернулся на носках, и развалисто побрел к Фрицци.

Глава первая. Перемены

Глава первая. Перемены

Громкий писк будильника резко ворвался в мой затуманенный сном разум и молниеносно стер последние остатки ночных грез. Мозг послал телу сигнал о пробуждении, и я нехотя приоткрыла свой правый глаз. Светло-зеленые яркие цифры возвещали о том, что сейчас семь утра.

− Только не это… − недовольно протянула я себе под нос, и со всей силы шлепнула ладонью по кнопке отключения сигнала.

Комната снова погрузилась в ласкающую слух тишину, нарушаемую лишь монотонным гудением воды в радиаторе. Моя голова рефлекторно рухнула обратно на подушку.

Не прошло и минуты, как за дверью послышались шаги. В комнату, словно метеор, влетела мама:

− Амелия Гумберт, подъем! Завтрак уже на столе!

Одним резким движением она развела в стороны тяжелые парчовые занавески, и в лицо ударил ослепительный поток света, окончательно пробудивший меня ото сна.

Я приподнялась на локте и смерила маму презрительным взглядом:

− Мам, ну что ты со мной делаешь?! Это же просто неприлично, будить свою дочь такими бесчеловечными способами!

Мама рассмеялась, и, подхватив со стоящего рядом с окном кресла небольшую подушечку, с задором запустила ею прямо в меня:

− А, по-моему, способ − что надо! Нам ведь больше не нужны опоздания, верно?

Я откинула теплое ватное одеяло в сторону, опустила ноги на прохладный дубовый паркет, и громко застонала:

− Мам, ну пожалуйста! Прошу тебя, не начинай все заново…

Она опустилась на кровать рядом со мной, и, приобняв за плечи, примирительным тоном проговорила:

− Девочка моя, я знаю как тебе сейчас тяжело… − ее горячая ладонь ласково потрепала меня по волосам. − Но пора, наконец, уже двигаться дальше! Тебе следует как-то развеяться. Сходи куда-нибудь с друзьями, развлекись, выпусти пар. Так больше продолжаться не может…

Да, я была полностью согласна с мамой − так продолжаться действительно больше не могло. Нужно срочно переступить через себя, и как можно скорее начать возвращаться к нормальной, наполненной позитивными эмоциями жизни. К тому же, конец семестра был уже на носу, а с оценками у меня было совсем плохо.

Мама глубоко вздохнула, и начала нервно растирать виски своими тонкими длинными пальцами с ногтями, украшенными темно-красным, почти что черным лаком:

− Если в ближайшее время не будет никаких улучшений, то мы обратимся к врачу. Твой отец на этом настаивает.

− Что?!

Я резко вскочила с кровати, и обреченно схватившись за голову, начала нарезать нервные круги по комнате.

− Мам, да я в полном порядке! Мне не нужна помощь психотерапевта, ясно?! Я в состоянии самостоятельно справиться со своими проблемами…

− Но ведь ты сломала ему нос на прошлой неделе! Мне потом двадцать раз пришлось извиняться перед Еленой Дмитриевной за твой поступок! Ты не в состоянии контролировать свои эмоции! Я даже думать боюсь о том, что будет, если ты снова сломаешься и…

− И снова попытаюсь вскрыть себе вены? − закончила за нее я, нервно теребя пальцем ноги паркетину, по темно-коричневой поверхности которой замысловато «растекся» солнечный луч.

Мама закрыла лицо руками и громко всхлипнула:

− Господи, да что же ты с нами делаешь, дочка?!

По ее щекам потекли слезы, а грудь содрогнулась от подошедших к горлу рыданий.

Я тупо стояла в стороне и уже, наверное, в миллионный раз, проклинала себя за свою глупость, и за все то, через что маме с папой пришлось пройти за последние несколько месяцев.

«Мама права. − Подумала я про себя. − Действительно, пора, уже, браться за голову и переставать быть такой закоренелой эгоисткой!».

Я согнула ногу в колоне, оперлась ей о матрац, и приобняла маму за содрогающиеся от рыданий плечи. Моя щека осторожно легла на ее мягкий золотистый затылок. Ноздри «защекотал» легкий аромат «шанели».

− Мам, прости меня… − тихо прошептала я. − Я не хотела снова делать тебе больно.

Мама замерла, а затем тихо вздохнула. Ее голубые глаза покраснели от слез, а дыхание все еще было неровным:

− Милая, я просто хочу, чтобы все снова было по-прежнему. Хочу, чтобы ты снова стала той жизнерадостной, веселой девочкой, которая никогда ничего не боялась, которая ни перед чем не останавливалась и всегда во всем стремилась быть первой!

Из-за приоткрытой двери до моего слуха доносилось приглушенное звучание телевизора.

По ногам жутко дуло:

«Наверное, мама открыла балкон в их с папой спальне», − подумала я, а вслух произнесла:

− Может, во всем я, конечно, первой быть не смогу… а вот оценки подтянуть действительно не мешало бы! И чем скорее, тем лучше.

Глаза мамы просветлели. Уголки ее губ дрогнули, и уже через секунду мы обе сотрясались от хохота.

− Господи! − вскрикнула я, снова взглянув на будильник. − Уже двадцать минут восьмого! Если не выдвинусь через двадцать минут, то снова опоздаю…

Я со всех ног понеслась в ванную, по пути, чуть не сбив с лап толстячка Марса − нашего огромного белого персидского кота, который медленно ковылял на кухню на запах приготовленного мамой бекона.

Глава вторая. Встреча

− Ну давай же! − заорал Андрей, пытаясь перекричать и без того шумную толпу, заполнившую зал. − Врежь ему!

Грохнул громкий взрыв. Направляемые безумным пламенем и гремящие миллионами звонких колокольчиков осколки «рассыпались» по залу.

− Андрей, заткнись! − Ксандр пнул друга в бок. − Не мешай смотреть!

Сидящая рядом со мной Кейша стянула с переносицы 3D-очки и громко вздохнув, протянула:

− Не понимаю, как только мы могли согласиться пойти на эту «мальчишечью» ерунду… Совершенно бездарное зрелище!

− А по мне, совсем ничего! − отозвалась Полина. − Погони, драки, перестрелки… а еще − Стетхем в главной роли! Чего еще можно желать?

− Лучше бы мы пошли на мультфильм… − недовольно протянула я, поднимаясь с места. − Пойду немного проветрюсь.

Лиза подозрительно глянула на меня:

− Ты же не собираешься уйти? − в ее зелено-голубых глазах читались хитринки. − Амелия Гумберт, только попробуй это сделать, и я тебя убью!

− Я просто хочу купить воды… − пояснила я, и стала пробираться к проходу.

В зале было невероятно душно и темно. Ускорив шаг, я добралась до задних рядов, на которых восседала целая туча парочек, которых происходящее на экране действо волновало, очевидно, в самую последнюю очередь.

Выскользнув в прохладный коридор, я сразу же направилась в кафе.

Звук моих шагов громким эхом отлетал от стен, а из-за плотно закрытых дверей раздавался приглушенный рокот толпы и гудение спецэффектов. В конце коридора уборщица натирала пол.

Не успев спуститься, я услышала позади себя быстрые шаги. Обернувшись, я увидела, как из-за пролета появилась запыхавшаяся Кейша:

− Ам, подожди меня! Я, конечно, понимаю, что Андрей действительно СТАРАЛСЯ, выбирая фильм, но… ЭТО ВЫШЕ МОИХ СИЛ!!!

Я улыбнулась, и приобняла подругу за плечи:

− Умоляю, в следующий раз, не доверяйте это задание парням… А Андрею в особенности!

Вместе мы добрались до кафе, и, сев за один из свободных столиков, заказали себе по большому стакану содовой с мятным сиропом.

Здесь было довольно тихо, и, на удивление, не так многолюдно, как в зале. В основном, места занимали мило ворковавшие друг с другом парочки, которые либо уже посмотрели очередную новинку жанра романтической комедии, либо только собирались.

− Господи, как же приятно промочить горло! − протянула я, с удовольствием втягивая в себя газировку через тонкую полосатую трубочку. − В зале так душно!

Подруга утвердительно кивнула, и поправила свою густую черную шевелюру:

− Знаешь Ам, мне так до конца и не верится, что ты сейчас здесь, с нами! Совсем, как раньше… Я так переживала за тебя все это время.

Я благодарно улыбнулась, и накрыла лежащую на столешнице холодную ладонь подруги своей:

− Я знаю Кей. Спасибо тебе за поддержку. Спасибо всем вам… Мне и самой не верится, что я, кажется, все же смогла пережить разрыв с… − как же тяжело было произносить ЕГО имя вслух, −…Эдуардом.

Кейша поправила толстый серебряный браслет, украшенный бирюзой и аккуратно примостившийся на ее хрупком запястье. В голубых глазах подруги читалось сочувствие:

− Станет ли тебе легче, если я в сотый раз скажу, как мне жаль? Эдуард поступил с тобой, как самый настоящий подонок!

Я сделала еще пару глотков светло-салатовой, искрящейся от пузырьков жидкости и тяжело вздохнула.

− Променять любимую девушку на безмозглый мешок с деньгами… Это так низко!

Подруга неодобрительно помотала головой, и, допив напиток до конца, громко стукнула толстым дном стакана по мраморной столешнице.

− Не беспокойся Кей… − отозвалась я. − Теперь я в полном порядке. До сих пор не понимаю, как можно было быть такой глупой и слепой. Ведь все было ясно с самого начала. Я прекрасно понимала, что его мать не позволит нашим отношениям вылиться в совместное будущее.

Я немного помолчала, а затем добавила:

− Как бы я хотела повернуть время вспять…

Скрытые под черной водолазкой неровные шрамы терлись о ткань, назойливо напоминая о своем «присутствии» на моих запястьях.

− Все будет хорошо, Амели… − прошептала Кейша, прижимая меня к себе. − Ты помнишь, как в одиннадцать мы поклялись друг другу в вечной дружбе?

Я горько усмехнулась, пытаясь заглушить подошедшие к горлу слезы. Перед мысленным взором пронеслось жаркое лето две тысячи пятого. Тогда мы с ребятами сидели в сооруженном в саду у Лизы шалаше (мы постоянно торчали там чуть ли не с самого рождения), и клялись друг другу в том, что останемся лучшими друзьями несмотря ни на что. Ксандр тогда стащил у отца его швейцарский нож, и мы, совсем как в кино, скрепили свое обещание кровью, ни на секунду не задумываясь о том, что можно подцепить заражение крови.

Воспоминание было таким четким и ярким, что на секунду мне показалось, что я снова ощущаю запах свежескошенной травы и костра, что стоит только открыть глаза, и в шалаш резво войдет дедушка, чтобы угостить нас своим фирменным морсом с корицей…

Глава третья. Вечеринка

Последующие полтора месяца пролетели совершенно незаметно. Май, заполненный сплошными контрольными и тестами, наконец-то подошел к концу и сменился экзаменационным июнем.

Я полностью вернулась к обыденной, кишащей сплошными проблемами жизни.

«Забросив» стеснение и обиду куда подальше, я снова полностью сосредоточилась на учебе, и начала набирать самые высокие баллы по всем возможным предметам.

Каждое мое утро, к превеликому удовольствию Кейши, начиналось с пробежки, прохладного душа, и, конечно же, качественного макияжа, на который я почти полностью наплевала во время своей затяжной депрессии.

Про тот случай с зеркалом я совершенно забыла, свалив все на переутомление и разыгравшееся на нервной почве воображение.

Отношения с мамой по-прежнему были напряженными, но тот факт, что моя успеваемость снова пришла в норму, ее полностью устраивал. Что касается папы, то он также был в полном восторге от всего происходящего. После нескольких недель, проведенных дома, он снова вернулся в Бразилию, но я была рада тому, что в этот раз − со спокойной душой и позитивным настроем.

Некоторые ребята из университета все еще продолжали бросать на меня косые взгляды, но я старалась не обращать на это особого внимания.

Даже Даниель заметил произошедшие во мне перемены, и поэтому пригласил поучаствовать в научно-исторической конференции, которая проходила как раз за несколько недель до начала экзаменов. Сроки «подпирали», а у него как раз не хватало участника. Сначала я отпиралась, но потом все же согласилась, чтобы хоть как-то отблагодарить преподавателя за проявленную обо мне заботу.

С Эдуардом на занятиях я за все это время практически не пересекалась. Он изредка появлялся на лекциях, посвящая почти все свое время тренировкам, поскольку на носу «висел» финальный матч по футболу. С кем МГУ обещал сразиться в этом году, я не имела ни малейшего понятия, поскольку единственной вещью, не выходившей у меня из головы − был ненавистный Анджей.

С момента той самой неожиданной встречи в кинотеатре, мы с ним так и не поговорили.

Когда пару дней спустя я пришла на занятия в своих любимых, обтягивающих ноги черных джинсах, вязаной кофте от «Москино», обнажающей плечи, а также в стильных замшевых «брогах», большинство присутствующих в аудитории ребят окинули меня одобрительными взглядами. Естественно, кроме «госпожи» Петровской и ее преданной «свиты», занимающей первые ряды.

Я знала, что эта высокомерная девица терпеть меня не может, так как когда-то Эдуард дал ей от ворот поворот. Не привыкшая проигрывать дочь крупного бизнесмена, сразу же «заточила» на меня зуб, и так и ждала любого удобного случая для того, чтобы отомстить. Я была абсолютно уверенна в том, что именно она растрепала всем вокруг о том, что со мной произошло.

Смерив высокомерных девиц безразличным взглядом, я протопала к своему месту. Эдуард тогда, кинув на меня быстрый взгляд, мигом выудил из сумки ноутбук, и поспешил поскорее открыть крышку.

Анджей же, сидевший чуть поодаль, помахал мне и приветливо улыбнулся. В его глазах так же читалось одобрение.

Еще несколько дней спустя после этого, нам с ним все же удалось немного поговорить перед началом семинара по философии.

Мы сверили домашние работы и немного поговорили о… Шекспире. Когда я все же набралась смелости для того, чтобы спросить его о той девушке, с которой мы видели его возле кинотеатра, в аудиторию вошел преподаватель, и мне пришлось вернуться на место.

Последующие несколько недель я была так сильно занята подготовкой к экзаменам, что времени не хватало даже на то, чтобы ненадолго встретиться с ребятами. Все мы успокаивали себя тем фактом, что нас ждет поездка в Европу, и уж там мы не упустим возможности хорошенько повеселиться.

Каково же было мое облегчение, когда Дмитрий Анатольевич Алексеев − наш преподаватель по английскому, удовлетворенно хмыкнул, и, поставив «пятерку», передал мне «зачетку».

Последний в этом году экзамен, наконец-то был позади.

Я со скоростью звука вылетела из аудитории, и, громко смеясь, весело завертелась вокруг Кейши, словно заправская балерина.

− Поверить не могу! Мы это сделали!

− Поздравляю, дорогая! − подруга радостно меня обняла. − Даже не верится, что каникулы наконец-то начались!

Ксандр стоял возле самых дверей и недовольно хмурился. Следующим на сдачу должен был идти он.

− У кого-то они начались, а у кого-то еще под бо-о-оольшим вопросом…

− Ну, милый… − протянула Лиза, обнимая возлюбленного за шею, − Не переживай ты так! Все будет хорошо! Если мы с Марком сдали французский, то ты-то точно с английским справишься!

Марк, стоявший у меня за спиной, что-то внимательно вычитывал с экрана планшета:

− Не беспокойся, приятель! − обратился он к Ксандру. − Если Андрей сейчас выйдет и сообщит, что ему удалось заполучить положительную оценку, то можно считать, что ты УЖЕ сдал.

Не прошло и секунды, как тяжелая дубовая дверь отворилась, и оттуда показался раскрасневшийся от волнения Андрей.

− Аллилуйя! − завопил он и подскочил к нам. − «Четверка»! − причитал друг, радостно открывая «зачетку», и тыча пальцем в графу с оценкой, − И это при том, что учить я начал только вчера! Предпоследний билет попался! Ответ на него я сегодня утром в метро прочитал…

Глава четвертая. Здравствуй, Прага!

Мой затылок и правая часть лица пылали так, словно к ним приложили кусок раскаленного железа. Я неуверенно открыла глаза, но почти сразу же поспешила закрыть их обратно, поскольку яркий поток света беспощадно ослепил меня. Ноздри ласкал приятный запах белых орхидей и свежеприготовленной яичницы, а до ушей доносились приглушенные звуки босановы.

Я снова открыла глаза. Вокруг плыли непонятные тени, «слепляющие» все в одно большое нечеткое пятно. Мозг отчаянно не хотел просыпаться, надеясь остаться в приятном забытьи.

Поняв, что мое лицо попало под «зону действия» небольшого солнечного лучика, прорвавшегося в комнату сквозь узкую щелку, образовавшуюся между плотно сдернутыми шелковыми занавесями, я нехотя откатилась в менее освещенную часть кровати. Автоматически потянувшись вниз, чтобы нащупать одеяло, я наткнулась на свою обнаженную ногу, и замерла.

Резко подскочив на кровати, я медленно начала воспроизводить события прошлого вечера.

− Только не это… − протянула я, понимая, что лежу в постели Анджея.

Мои глаза начали лихорадочно изучать окружающую обстановку, пытаясь вспомнить хотя бы что-то, но уже пару мгновений спустя я поняла, что это абсолютно пустая затея.

В комнате царил приятный полумрак. Одеяло валялось на полу, простыни были измяты точно так же, как и подушки, а мое тело оказалось облачено в белую хлопковую рубашку, которая, судя по размерам, ну никак не могла принадлежать мне.

− Мамочки… − я начала лихорадочно ощупывать собственное тело, пытаясь понять, есть ли на нем белье.

Убедившись, что «все на месте», я облегченно вздохнула, и осторожно коснулась пальцами прохладного паркета.

В огромном зеркале, висевшем над комодом в противоположной стороне комнаты, я узнала свою испуганную физиономию. Мои волосы растрепались, глаза были заспанными, но тушь, к счастью, все же не потекла.

Посмотрев на тумбочку, я увидела лежащую там серебряную заколку-крабик, инкрустированную мелкими розовыми кристаллами.

Недолго думая, я взяла ее в руки, и кое-как собрала волосы.

Добравшись до массивных дубовых дверей, я осторожно приоткрыла одну из них, и высунула нос в гостиную.

Широкое окно, точно также, как и в спальне, было плотно занавешено. На шикарных диванах, обтянутых светло-бежевой кожей, в творческом беспорядке были разбросаны старинные книги, всевозможных цветов и размеров. На резных комодах из красного дерева красовались замысловатые антиквариатные вазы, заполненные букетами с орхидеями и белыми розами. В правой части просторного помещения стоял белоснежный рояль, рядом с которым примостилась старинная банкетка на изогнутых ножках. Все убранство комнаты завершали всевозможные постеры к старым фильмам, развешанные на стенах в стильных рамочках.

Я неуверенно прошла вперед, и, оглядевшись, обратилась в пустоту:

− Анджей… Анджей, ты здесь?

Никто не ответил. Лишь замечательный голос Аструд Жилберту поведывал мне и пустой комнате о «Девушке из Ипанемы».

Подойдя к роялю, я осторожно провела ладонью по гладкой лакированной поверхности инструмента, но так и не решилась взять ту пару аккордов, что хранились в моей памяти со времен музыкальной школы.

Переведя свой взгляд выше, я заметила, что на закрытой крышке лежит начищенная до блеска серебристая флейта, а также массивный овальный медальон с замысловатым орнаментом.

Оглядевшись вокруг, словно боясь того, что меня кто-то застукает, я осторожно взяла его в руки и раскрыла. Внутри оказалось две фотографии.

На той, что была в левой половине медальона, была изображена женщина с шикарными волнистыми волосами цвета воронового крыла и крупными выразительными глазами. На ее шее красовалась широкая темная лента, в центре которой примостился огромный изумруд. Вид у женщины был настолько печальный, что начинало казаться, что из ее глаз вот-вот хлынут слезы.

На фотографии в правой половине так же была изображена женщина, но в отличие от первой, совсем юная, почти девочка. Ее белоснежные волосы были собраны в аккуратный пучок, светлые глаза, испещренные мелкими крапинками, с хитринкой смотрели в объектив, а тонкие, слегка приоткрытые губы, словно застыли в ожидании чего-то.

− Интересно… − протянула я вслух. − Кто они такие? Фотографии выглядят очень старыми…

Послышался тихий щелчок. Я вздрогнула. Медальон звонко шлепнулся на паркет, и отлетел в сторону. Аппарат для проигрывания грампластинок тихо щелкнул, а затем снова завел «Девушку из Ипанемы».

Рухнув на колени, я мигом запустила руку под рояль, понимая, что лучше вернуть эту вещицу на место прежде, чем Анджей откроет дверь.

Послышался еще один щелчок. Зацепившись кончиком указательного пальца за ненавистную цепочку, я резко вскочила на ноги.

Уложив медальон на место, я не придумала ничего лучшего, чем усесться на банкетку, и открыть клавиши. Послышались первые аккорды «К Элизе» Бетховена − единственного произведения, которое я могла исполнить не краснея.

Краем глаза я увидела, как Анджей появляется из прихожей и лениво приваливается к дверному косяку.

− Доброе утро… − приветливо протянул он. − Не знал, что ты умеешь играть.

Лишь доиграв мелодию до конца, я осторожно захлопнула крышку обратно и, улыбнувшись, ответила: