Потери и Поиски

Пролог:

Солнце недавно взошло, освещая всю комнату, в которой суетились люди, через приоткрытые занавески. Все бегали туда-сюда, охали, говорили что-то, следуя указам врача, пока женщина, что корчилась от боли уже невесть сколько, кричала, изо всех сил держась за простыню. Подол простыни, как и руки врача, как и его костюм, всё было в крови, скоро трудности должны были закончиться.
И только когда вместе с криком женщины остальные услышали и крик младенца, они облегченно вздохнули. Процедуры были быстро выполнены, ребеночка положили к матери, оба выглядели счастливо, домашние также улыбались, переглядывались, шептались, поздравляли новоиспеченную мать и врача с успешной работой.

Мать с любовью смотрела на сына, поцеловала того в лоб, нежно произнеся: Я назову тебя Аркадий.
Было бы хорошо, застынь этот момент, эта общая идиллия навсегда. Было бы хорошо, если бы следующих событий никогда не происходило, кто знает, может быть, история приобрела бы жанр комедии, повседневности, или легкой романтики, но у одного человека были другие планы.
Словно из ничего, он появился, принёся с собой боль.
Выражение лица матери в тот же момент с лёгкой улыбки сменилось на отвращение, жуткая боль внизу живота пронзила её тело, одной рукой она инстинктивно схватилась за него. Вокруг всё всполохнулись, некоторые выбежали останавливать врача, пока тот всё ещё стоял в коридоре и общался, другие же пытались спросить у женщины, что происходит.
Аркадия тут же забрали из рук матери, дабы та случайно не навредила во время конвульсии.
Из пустоты появился никому не нужный мальчик, никто его не ожидал, никто не был ему рад, никто не дал ему имени. Когда врач принял ещё одного, все стояли в смятении, не понимая, что делать дальше, мать не встретила его улыбкой, так как вторые роды лишили её сил, и она без чувств лежала, тяжело дыша.
Уже ближе к концу дня, поздним вечером, когда мать пришла в себя, она еле-еле, шатаясь, подошла к кроватке, ожидая увидеть там одного, своего сыночку, Аркадия, подумав, что ей приснился сон о втором ребенке. Она ахнула, увидев двоих. Оба мирно спали, оба были похожи друг на друга, так что мать даже не поняла, где лежит Аркадий, а где второй. Однако она всё также легко улыбалась, любуясь на детей, она посчитала это благословением, до тех пор, пока не подошла к ней женщина, осознавшая правду раньше молодой.
"Красивые.." проговорила она, нежно обняв свою дочь, — "Все в тебя, ты умница."
Женщина продолжала улыбаться, не обращая внимания на печаль в глазах её матери.
"Кого-то из них придётся оставить."
Слова, донельзя логичные, разрезали сердце в ту же секунду, она смотрела то на свою мать, то на своих детей, обеспокоенно. Она поняла, как забылась, она поняла, в какой беде оказались дети, она поняла, какую горечь принёс второй ребенок.
"Так нельзя. Они оба -- мои дети."
С печалью в голосе она ответила матери. Та взяла её за руку и отвела от кроватки, они вышли, дабы своим разговором не разбудить младенцев.
"Ты не прокормишь их, одумайся. Да я и не предлагаю отдавать обоих, оставишь первенца себе, а второго родственникам отдадим."
"Я не смогу так, не смогу. Как можно жить, зная, что твой ребенок где-то там, совсем один, среди незнакомых людей?"
"Что ж теперь! А если ты помрешь, в попытках вырастить обоих, думаешь, им лучше будет?"
Она молчала, опустив взгляд, нечего было говорить против правды. Мать махнула рукой и ушла по своим делам, понимая, что разговор ни к чему не приведет. И правда, женщине нужно было побыть одной, подумать, как следует. Одно она уже знала точно, если она отдаст одного из них, она будет всю жизнь винить себя за произошедшее.
Еле-еле дошла она до кровати, вернувшись в комнату, дети всё также мирно спали, она осторожно осматривала их. Тёплое чувство давало надежду на выход из затруднительной ситуации. Она прилегла, отдавшись мыслям.
Знаменательный день так легко омрачился, хотя ещё полгода назад она совсем не так представляла себе рождение ребенка. Тогда она представляла, как будет рад её муж, вернувшись с войны, как он с радостью будет убаюкивать сына, как он горячо её поцелует, и они уложат ребенка, уйдут отмечать на весь вечер. Она вспоминала, как ещё до свадьбы они выбирали имя детям, вспоминала, как он крепко обнял её и закружил, узнав о долгожданной беременности. Она хранила каждое его письмо, каждое его обещание быть рядом, вернуться к рождению сына или дочки, привезти подарки...В груди заболело, ещё незатянувшаяся рана на душе давала о себе знать, она закрыла лицо руками, сжав губы, дабы дети продолжали мирно спать в неведении, они никогда не узнают своего отца. Возможно, будь он живым, они бы смогли вырастить обоих. Увы, всё это останется лишь в мечтах, на деле же ей придется смириться и отдать таких дорогих сердцу детей.
Именно детей, пролежав, рыдая, укрытая легкой простыней, она поняла, либо сама погибнет, и дети окажутся непонятно у кого, либо она сразу отдаст детей кому-то. Они родились вместе, значит, и жизнь должны прожить вместе. Женщина встала, перебирая письма от всех родственников, коих она знала, может, увидев единожды, она откладывала тех, кому можно было бы предложить детей. Руки дрожали, она поминутно оглядывалась на кроватку, дети мирно спали в ложной безопасности.
Наутро её навестила мать, охнув, при виде измученной девушки с синяками под глазами. Она передала матери список родственников, которым можно было бы написать с просьбой о помощи. Мать не спрашивала, она понимала и без слов, крепко обняв свою дочь, посоветовав поспать хотя бы сейчас. Женщина вышла из комнаты, оставив мать наедине с адресатами и детьми, она не смогла бы мирно спать подле них, зная, какой приговор вынесла.
Вот она в легком, белоснежном платье бежит по золотистому полю, Солнце ярко освещает всё вокруг, она падает и нежится в его лучах. Внезапно, она слышит отдаленный голос, что зовет её по имени, инстинктивно, она идет к нему, прижав руки к сердцу. Голос, что давно угас, и возникал в качестве жалкой пародии при чтении писем, на берегу реки, что застыла, она увидела его.
Он смотрел с тоской, пока она протягивала ему руки.
"Скорее, возьмись! Обними меня, позволь детям увидеть тебя хотя бы разок."
Он медленно покачал головой.
"Ты отказалась от своего ребенка, Бог даровал двоих неспроста, и ты так просто отказалась. Прости, не обижайся. Не плачь, никто не осудит тебя за проступок. Однако я заберу своего, когда придет время. Нечего мне смотреть на него сейчас."
Она хотела что-то сказать, хотела перешагнуть реку, но как только слеза её упала в воду, всё занесло буйными волнами, муж исчез, а она упала, всё также протягивая руки в пустоту.
В жизни же женщина вскочила, тяжело дыша, на дворе стоял день, Солнце действительно всё освещало, в зале стояла тишина, никто её не тревожил, она уселась на диване, убрав волосы с лица. Обхватив голову руками, она пыталась вспомнить обрывки сна, к сожалению, она уже не помнила точные слова, но осадок остался на душе. Всё помещение словно замерло, даже часы едва ли тикали, обозначая ход времени, она продолжала сидеть, не двигаясь, боясь спугнуть нужные воспоминания. Ничего не получилось, она легла вновь, укрывшись в пуховом одеяле с головой.
Неделями письма бродили по городам, деревушкам и посёлкам, то тут, то там, родные узнавали о пополнении в их семье, которое им тут же собирались отдать, все присылали письма с поздравлениями, но отказом, придумывая самые разные причины, либо же перечисляя собственные проблемы. Дети немного подросли, открыли глаза, и упорно трясли ручками и ножками в попытке изучить мир, несмотря на то, что всё ещё большую часть времени продолжали лежать в кроватке и мирно спать. Она приходила, только чтобы накормить их, тут же уходя, не в силах смотреть в глаза, прекрасно понимая, что они никому не нужны, кроме неё. По иронии судьбы именно она же от них и отказалась первой. Женщина всё чаще надевала платок, в молитвах за здравие детей и их мирную, счастливую жизнь. Чаще она стояла у двери, у самого входа в комнату, издали поглядывая на них, она хотела взять малышей на ручки, понянчить, поцеловать, в конце концов, однако, как только понимала, что желание сейчас её пересилит, она уходила.
Спустя месяца, где-то в январе нового года, пришло письмо от родственников, пара средних лет, образованная, при деньгах, они были не против детей, тем более, что у самих так и не получилось создать своих. Мать читала их ответ вслух, радуясь, пока женщина сидела, изобразив улыбку, прекрасно ощущая, как в уголках глаз скапливаются слёзы. Всё же в душе она надеялась, что детей никто не возьмет, и она оставит их себе, преодолев все трудности. Тут же было объявлено о сборах для поездки в другой город, слуги заметались, мать ушла собирать самое необходимое для детей, пока женщина, остолбенев, продолжала сидеть на диване, смотря в пустоту. В этот момент и улыбки не было на её лице, она смотрела в окно, на падающий снег, на деревья, что охладели и покрылись инеем. Она должна была сделать то же и самое, но не смогла, сердце больно билось, стараясь вырваться, закричать, остановить процессию. Тело продолжало безучастно сидеть, наблюдая за снежинками.
Впервые за долгое время она взяла их на руки. Оба теплые, живые, такие хрупкие, какое будущее ждало впереди? Дорога мелькала, всё сливалось в белую кашу, она сидела одна с детьми. Серенькие глаза, как у мужа, но светлые волосы, как у неё. Один из них случайно снял варежку с ручки и схватил её за палец, она не вырвала его, но отвернулась к окну, всхлипнув. Всхлипы переросли в неразборчивое бормотание, просьбы простить, слёзы, что капали на укутанных детей. Они молча смотрели, она прикрыла лицо шарфом. На небе, среди туч проглянуло Солнце, вроде бы и светившее своим теплом, а вроде бы и отстраненно наблюдавшее за всем.
Она поцеловала детей, наконец-то улыбнулась им, а после начала нежно шептать, она рассказывала свою историю, своё детство, свою любовь, она наказывала им прожить счастливую и достойную жизнь, не обижаться и не ругаться на неё, она просила не забывать, хранить в памяти настоящих родителей, просила навестить, когда те вырастут. Она долго с ними разговаривала словно хотела провести с ними всё время наперед, прекрасно понимая, что упустит все важные моменты их жизни: они не скажут ей первые слова, не протянут счастливо ручки с подарком в честь дня рождения мамы, она не отчитает их за порванную одежду, не поведет в гимназию, не поможет с уроками, они не расскажут ей о первой любви, не попросят совета, смущаясь...
Настало время выходить, серьезные лица встретили их. Женщина и мужчина с спокойным выражением, укутанные в дорогие меха, сухо поприветствовали женщину, не спросив про детей. Они пригласили гостей к себе, за чаем обсудить все детали. Зайдя к ним, женщина не знала, куда стоит положить детей, не особо-то и желая их отпускать.
"Зинаида, возьми у нашей гостьи наших детей, будь добра."
Зинаида, высокая и худая женщина, что только сняла блестящую шубу, тут же взяла два сверточка в руки, она ушла. Что-то кольнуло в сердце матери, она вздохнула.
"А вы, пройдемте к столу. Всё уже готово."
Мужчина уточнял детали договора, указывал, что мать никогда не сможет вернуться во своему желанию и забрать детей, она пила горький чай, в голове проносилась одна и та же фраза:"..Наших детей.." От денег она решительно отказалась, приняв судьбу такой, какая она есть. В конце они пожали руки, и её уже собирались провожать, разобравшись с всеми вещами, как только она посмотрела на пару.
"Можно я...Попрощаюсь с ними в последний раз?"
Её отвели в комнату, где дети лежали, осматривая новое место, завидев мать, они улыбнулись, она горько улыбнулась им в ответ. Поцеловала их в еле заметные волосы, взяла каждого за ручки. Её голос дрожал, в горле было горько, не то от чая, не то от чувств.
"Прощайте...Нет..Не..Навестите меня сами, хорошо? Пообещайте, что вы вернетесь ко мне живые, здоровые, что вы крепко меня обнимите...Что вы расскажете мне о своей жизни, хорошо? И ты..Аркаша, не обижай младшего братика...Он не виноват, что родился. Я буду за вас молиться."
Она снова поцеловала их, и быстро покинула место, обулась, оделась, пожелала паре всего хорошего. Дверь закрылась навсегда. Одинокая женщина в снегопад шла, она подняла голову, щурясь, смотрела на Небеса, будто бы пыталась увидеть там фигуру, слёзы бесконечно лились весь путь её, молитвами были заполнены мысли.
Это был последний раз, когда я видел эту странную женщину, обрекшую себя на одиночество, женщину, что дала мне жизнь, сама уйдя из неё же. Это был последний раз, когда я видел её лицо, что размылось памятью под напором времени.