Потерян в море

Пролог

Слабость поглощала тело, размывая очертания реальности. Команды офицеров, крики сражающихся, грохот орудий — смазывались в неясный гул, заполняющий собой разум. Ясное небо, ослепительно-голубое, простиралось наверху дрожащим маревом. Четким оставалось только лицо ожившего мертвеца, закрывающее собой небосвод. Острые черты, искаженные шрамами, зеленые глаза, полные отчаяния, и тонкие губы, с которых срывались слова. Слишком живой, чтобы быть реальным.

Когда-то ему говорили, что перед смертью нужно очистить душу. Раскаяться в грехах, отпустить обиды и смиренно уйти на покой, оставив после себя лишь светлую грусть. Но боль, выворачивающая внутренности, заставляла желать только одного: жизни.

— Нет-нет, ты не можешь бросить меня…

Голос мертвеца настойчиво прорывался сквозь пелену беспамятства, не давая окончательно провалиться во тьму. Если перед ним предстал призрак, давно погибшего человека, может быть, он и сам уже мертв?

— Ты заберешь меня?

С трудом задав вопрос мертвецу, он ощутил, как окружающее пространство меркнет. Последнее, что увидел: полупрозрачный силуэт многорукого чудовища, возникший позади призрака в ореоле зеленых вспышек. А после мир окончательно утонул во тьме.

Религия учит, что после смерти есть загробная жизнь, где каждая душа несет ответ за свои деяния. У древних греков это был Аид и его царство мертвых. Язычники севера остерегались чертогов Хельхейма, а христиане верили в Ад и Рай.

Вот только его не ждало Чистилище.

Благословенная темнота, лишенная боли, взорвалась десятками тысяч зеленых и красных огней. Они впивались в несуществующее тело и оплетали цепями душу, не пуская достичь чего-то невероятно важного и сжигая в своем пламени жизнь. Он пытался кричать и корчился в агонии, оплакивая и сам не зная что. Людей? Воспоминания? Прошлое? Или загробную жизнь, до которой так и не смог добраться? Ответа он не знал. А уже через полсотню ударов сердца, мир наполнился звуками и ощущениями.

Он вздохнул полной грудью, потерявшись в криках ужаса. Перед глазами появились десятки изображений, происходящих одновременно в нескольких местах: соседний корабль, лишенный мачт; матрос, застрявший на реях; человек, прыгающий за борт, и множество других, сменяющихся безумным калейдоскопом. Но он растерянно остановился на одном из них, где палубные доски поглощали тело мертвого мужчины. Дерево окрашивалось в алый, пока плоть исчезала среди щелей, будто отрывающих куски. Он видел эту картину под разными углами, и от этого его начинало мутить. Хотел коснуться своего лица, но вместе с рукой в воздух поднялись канаты и щупальца. Где-то хлопнула дверь и перекатилось ядро. Тело показалось слишком большим, неповоротливым и обладающим неясным числом лишних конечностей.

В голове всплыло слово, которым он теперь являлся: корабль. Но разве бывают такие парусники? Непонимание происходящего пробудило в сердце страх, а следом за ним пришла ярость. Не разбираясь и не задумываясь, он пытался дотянуться до каждого чужака рядом. Канаты и щупальца принялись хватать перепуганных людей, до которых получалось достать, и расшвыривать их в разные стороны.

— Дьявол… Это ты! Старик, это ты! — знакомый голос прорвался сквозь неистовство, которое он учинил.

Корабль замер. Попытался сфокусироваться на говорящем, и переборов тошноту, увидел его. Мужчина с немного безумным взглядом зеленых глаз цеплялся за фальшборт и смотрел прямо ему в душу.

— С ума сойти, — шептал человек, которого он не просто знал. Ощущал, как себя. — Господи, как такое возможно?

Целый вихрь чужих эмоций накрыл его. Вместе с ними пришли знания и понимание. Он — корабль, фрегат. Мужчина на борту — его человек, часть души. И они очень голодны и истощены. Канаты, держащие людей, сжались крепче.

Глава 1. Жизнь после жизни

Ласковые волны лазурного моря бережно касались обшивки «Отверженного», игриво пробегались по ракушкам на днище и соблазнительно пенились за кормой. То тут, то там виднелись дельфины, невесть как оказавшиеся близ гавани и теперь сопровождающие пиратов в открытую воду. Носовая фигура — безобразное чудовище с телом человека и головой осьминога, — цеплялась щупальцами за бушприт и паскудно скалилась. Команда пиратского судна уже давно привыкла к чудачествам Отверженного и, занятая отплытием, не обращала на него никакого внимания. Только молоденький юнга с короткой косичкой, подобранный капитаном в порту перед плаванием, то и дело косился на нос судна.

— Ну-ну, старик, не пугай мальца, — тихий шёпот дрожью прошелся по обшивке, проникая в камбуз. — Рано.

Капитан «Отверженного», известный во многих водах под прозвищем Фанатик, а на деле носящий имя Грахго, любовно прикоснулся к теплому дереву. Ладонь отозвалась привычным покалыванием, словно сотни маленьких молний разом впились в кожу — так реагировала жила жизни судна. Это ощущение было даровано не многим. Только самым везучим или живучим, что в ремесле пирата было одним и тем же. Матерый боцман сравнивал его с первым прикосновением шлюхи к девственнику, и не сказать, что он был далек от истины. По крайней мере, Отверженному это сравнение особенно нравилось.

— Че рот раззявил, крысеныш?!

Зычный бас старпома могли бы услышать и на берегу, что уж говорить о бедном юнге, стоявшем к нему совсем близко? Мальчишка подскочил, испуганно вжимая голову в плечи и прикрывая глаза. От этого смачный подзатыльник не стал менее болезненным.

— Кто за тебя палубу драить будет? Он?! — старпом кивком головы указал на носовую фигуру, чьи темные провалы глаз, казалось, впились в тощего пацана.

— Н-нет…

Юнга кинул испуганный взгляд на нос корабля. Отверженный пренебрежительно хмыкнул и дернул ротовыми щупальцами. От этого действия мальчишка, спешащий взять замызганную тряпку, запутался в своих же ногах, моментально растянувшись во весь небольшой рост на досках. Первым рассмеялся боцман, чей смех напоминал не то крики больной чайки, не то здорового осла. Его тут же подхватила остальная команда, заполнив маленький мир судна заразительным весельем. Отверженный раззявил пасть в беззвучном смехе вместе со своей командой, хаотично шевеля щупальцами и подергивая многочисленным такелажем.

— Вставай, парень, — Фанатик легко поднял юнца за шиворот, чуть щуря зеленые глаза из-за яркого солнца. — Я познакомлю тебя со своим братом.

— Как скажете, капитан, — пролепетал юнга, не до конца веря в происходящее.

Грахго уверенно и не торопясь направился на нос корабля, пока мальчишка робко семенил за ним по пятам, то и дело оглядываясь по сторонам. Отверженный чувствовал, как разнится их походка. И дело было даже не в самом шаге, а в жизни, что обитала в телах. Когда капитан ступал на судно, то по доскам сразу же разливалось тепло. Точно такое же тепло появлялось всякий раз, когда Отверженный входил в родную гавань, а канаты крепили к такой знакомой пристани. Для корабля Фанатик был сродни огню в зимнюю ночь. Горячий и опасный, но дарующий жизнь. От юнги веяло иным. Он был легким, пугливым, едва ощутимым. Слабым бризом, что появляется мимолетной иллюзией в штиль и исчезает быстрее, чем просоленные доски успеют им насладиться.

— Вообще, нам не обязательно идти к носу, — Грахго усмехнулся точно так же, как морда осьминога усмехалась до этого.

Фанатик взял юнгу за плечи, с силой выводя перед собой и подталкивая к борту, чтобы узорчатые щупальца и морда оказались у него прямо перед глазами. Совсем недавно мальчишка завороженно наблюдал за фрегатом с пристани, только мечтая оказаться частью команды, о которой по пиратскому городу ходило столько слухов. Теперь же, взирая на монументальную фигуру, являющую собой смесь человека и глубинного монстра, юнец уже не был так уверен в своем решении.

— Отверженный — это не только фигура. Это весь корабль от носа и до кормы, включая канаты и петли. Это глаза и уши капитана, — мужчина произносил слова негромко, наклонившись к самому уху мальчишки.

Отверженный видел, как в испуге расширяются тёмные глаза мальца, как белеют плотно сжатые губы. Ощущал сладкий страх, вызывающий слабую дрожь предвкушения у самого фрегата.

— Теперь ты один из нас, малец. Но запомни, — капитан выпрямился. Голос его изменился. Стал тягучим и глухим, напоминающим низкий рокот зверя, притаившегося меж скал: — запомни хорошенько. Мы не отдаем людей на корм акулам. Мы скармливаем их носовой фигуре…

— Плоть от плоти, — произнес старпом, крепко хватая юнгу за руки.

— Кровь от крови, — присоединился боцман, вытягивая левую руку паренька над палубой.

— Одна душа, — Фанатик полоснул кинжалом по ладони мальчишки.

— В жизни и после смерти, — подхватила команда.

Десятки алых капель упали на палубу, жадно впитываясь в начищенные доски. Юнга рухнул на колени, с суеверным ужасом взирая, как кровь исчезает без следа, пока в его голове еще гудела странная молитва команды. Переведя взгляд на изувеченную ладонь, мальчишка забыл, как дышать: кровь на порезе пенилась, словно на раскаленной сковородке, падая вниз розовой пеной и оставляя после себя затянувшийся шрам. Капитан по-отечески потрепал торчащие волосы юнги.

Отверженный улыбнулся.

В его власти теперь была еще одна душа.

***

Они покинули безбашенный порт Гар-Нуэра, что являлся сердцем пиратства на этих широтах, пять дней назад, оставив за кормой обломки быстроходной шхуны, случайно оказавшейся на пути. Добычи с нее было откровенно мало. Но команду это не сильно расстраивало. Они приняли встречу со старой «Омелией», как первый танец, обещавший размять мышцы и дарующий возможность вкусить слабый отголосок настоящей битвы. Отверженный не мог винить их в этом. Словно застоявшаяся в стойле породистая лошадка, корабль с удовольствием бросился в погоню, ощущая в воздухе запах кипящей крови в жилах матросов.

Глава 2. "Мотылек"

Бушующий шторм оказался не страшен «Отверженному» и его команде. Яростная стихия выплюнула слегка потрепанный фрегат где-то в районе Малых Антильских островов, что не сильно помешало планам капитана. Да и как можно было помешать столь простой цели, как поживиться золотом с торговых судов, случайно оказавшихся на пути? А потому, исправив небольшой ущерб, нанесенный штормом, и почтив память пары смытых в море товарищей кружкой рома, пираты спустили черный флаг и отправились на поиски добычи.

— Ты чего, Малёк? Неужто шторм так напугал? — Джеймс Джонсон, по прозвищу Чайка из-за татуировки крикливой птицы на правой щеке, прислонился спиной к фальшборту с насмешкой разглядывая вялого юнгу, который уже пять минут завязывал канат. Точнее пытался его завязать, но все было тщетно.

— Нет-нет! — мальчишка тут же замотал головой.

Он не хотел прослыть трусом, но разве мог сказать Чайке, что дело вовсе не в шторме? Как-то неуютно было ощущать себя воскрешенным усилиями странного корабля, особенно, когда это самое воскрешение никак не проявлялось. Мальку даже порой начинало казаться, что все души-звезды, галактики и летающий во мраке неба корабль мерещились ему, пока болтался тряпичной куклой в щупальцах Отверженного. Но затем он смотрел на скалящегося осьминога, ловил на себе пристальные взгляды капитана и понимал: все было реально.

— Да брось! Я когда впервые попал в шторм, думал обделаюсь от страха, ха-ха, — Чайка заухмылялся, растрепав и без того лохматые волосы юнги.

— Почему?

Мальчишка искренне удивился такому признанию. Джеймс казался ему сорвиголовой, который не ощущал страха. Уж больно отчаянно вел себя пират, с легкостью обезьяны взбираясь на реи, встречая большие волны с улыбкой и с готовностью кидаясь в драку даже против человека вдвое больше себя. Старая донья, у которой Малёк жил и работал последние годы, говорила, что у таких людей горячая голова. Раньше юнга не очень понимал как это, но теперь, наблюдая за Чайкой, все вставало на свои места.

— А ты попробуй провисеть на канате где-то за бортом, когда тебя то и дело швыряет из стороны в сторону!

— Ерунда, — Гарри-Порох, улыбчивый мужчина лет двадцати пяти с непослушной копной светлых волос, пренебрежительно махнул рукой. Оказалось, он все это время спокойно подслушивал их разговор. — Свой первый шторм я встречал на торговом судне, а вот после него вылавливали меня уже пираты «Зари».

Пока юнга слушал рассказ, открыв рот, Чайка подозрительно прищурился.

— Как же не потонул, а? Брешешь небось, белобрысый!

— Зуб даю! — Порох, для достоверности, не иначе, двумя пальцами подцепил один из своих верхних зубов.

— Золотой? — невинно улыбнулся Малёк.

— Держи карман шире, мелочь, — Гарри отвесил пацану несильный подзатыльник под смех Чайки.

— Куда уши развесили, бездельники?

Саром, уперев кулаки в бока, недовольно взирал на веселую троицу. Стоило устроить им выволочку для профилактики, но боцману не очень хотелось этого делать. После шторма юнга, и так подглядывающий на пиратов с опаской, стал совсем молчаливым и закрытым. А теперь, вон, шутить пытался.

— Мы учим Малька вязать узлы, Саром! — быстро нашелся Чайка, нагло улыбаясь.

— Один узел в четыре руки учите? — боцман приподнял бровь. — Совсем уж мозги растеряли? Ладно Гарри, — Саром махнул рукой в сторону главного канонира «Отверженного», — у него от залпа пушек давно крыша течет, но ты-то Чайка куда?

— А я за компанию, — Джеймс примирительно приподнял руки, возвращаясь к своей работе.

Гарри-Порох не заставил себя долго ждать, поспешив убраться подальше от недовольного боцмана. Саром проводил их взглядом, а затем обернулся к приунывшему юнге.

— Ну что, Малёк? Я покажу тебе простецкий узел. Но потом подойти обязательно к Келпи, скажешь я послал. Он научит тебя вязать лучшие узлы во всем Гар-Нуэра.

— А как мне найти Келпи?

— Это рыжий ирландец без одного уха. Гляди…

Боцман споро показал юнге простой, но крепкий узел, которым можно было закрепить канат. Вот только это все равно не освобождало пацана от науки морских узлов, которую ему теперь обязательно нужно было постичь.

***

Капитанский мостик был непривычно пуст. Грахго прогнал всех, лично встав у штурвала и теперь ведя фрегат только ему известным маршрутом. Те, кто плавал с Фанатиком не первый год, знали — он любит сам править кораблем, но остается на мостике один лишь в те минуты, когда что-то усиленно обдумывает. Тогда некая мысль не дает капитану находится в тесных стенах каюты, а окружающие люди не позволяют поймать ее за хвост. Подобное происходит не часто, но заканчивается всегда чем-то, поистине, грандиозным. В прошлый раз пушки «Отверженного» разнесли в клочья приморский городок, где должен был появиться новый губернатор из далекой Испании, а команда разжилась полным трюмом золота и серебра, обчищая руины. В другой раз, Грахго погнал фрегат в тяжелое плавание до Малабарского побережья Индии. Ходили слухи, будто «Отверженный» скрывался от гнева короны, чьи военные суда рыскали по всему бассейну Карибского моря несколько месяцев. Но истинную причину знал только сам капитан, который и получил свое прозвище за подобные трюки и мелькающее во взгляде безумство.

Глава 3. Сердце Каттальтты

Тяжелый якорь рухнул в воду, подняв фонтан брызг и спугнув мелкую рыбешку, что сновала в небольшой бухте в избытке. Он пропорол дно, волочась за фрегатом и поднимая водоросли, пока корабль полностью не остановился. Вокруг было удивительно спокойно, тихо. Игривые волны омывали неровный берег, где тревожной полосой простирался пляж, покрытый черным песком. Зажатый между лазурной водой и буйной зеленью острова, он казался потусторонним и чужеродным. Нездешним. Кроваво-красные и золотые лучи закатного солнца вырисовывали кривые тени, окрашивали песок и листья в яркие цвета смерти, добавляя миру манящей, но пугающей магии. Однако Отверженный, спрятанный полумесяцем берега от любопытных глаз, вплетался в окружающий его пейзаж так, словно был рождён именно здесь, являясь неотъемлемой частью.

— Только затонувших кораблей тени, — Саром зябко передернул плечами, напряженно вглядываясь в густые джунгли.

Команде их вынужденная стоянка не нравилась. Они бы предпочли двинуться дальше, проведя ночь среди открытого моря под бескрайним звездным небом. Но запасы пресной воды подходили к концу. К тому же, Отверженный не переставал тяжело вздыхать, вилять такелажем и пытаться коснуться каждого члена экипажа через поток эмоций, и все ради того, чтобы его правый бок привели в порядок после встречи с «Мотыльком». Неумелая картечь местами выбила щепки, а кое-где оставила трещины. В итоге, после пары неспокойных дней, настырный фрегат добился своего. Было решено провести поверхностный ремонт и пополнить запасы воды на ближайшем острове. Вот только ближайший остров теперь казался не самым удачным местом.

Капитан «Отверженного» спустился на бак, заинтересованно разглядывая берег, пока команда неуверенно толпилась на палубе.

— Капитан Ваймс с «Жемчужины» уже бывал здесь, — Фанатик усмехнулся, предвкушающе улыбаясь. — Все, как он сказал… Надо же. Кто бы мог подумать?

Слова Грахго немного успокоили команду, но не смогли окончательно прогнать тревогу. Почему-то этого места хотелось сторониться. Может, нечто нечеловеческое скрывалось за зеленью в его глубине? Или все было намного прозаичнее, и матросов тревожил непривычный песок? Сказать наверняка было нельзя.

— Приготовьте шлюпку, — от короткого приказа капитана команда зашепталась. Плыть на шлюпке в ночь на неприветливый остров никто не хотел. — Джодок, Мартин, вы со мной.

— Капитан, — Ловкий Эр неуверенно замялся, но увидев приподнятую в ожидании бровь Фанатика, продолжил: — Вы хотите сойти на берег сейчас?

— Именно.

— Разумно ли?

Грахго приподнял уже обе брови, разглядывая старпома так, будто перед ним стоял не человек, а надоедливая муха.

— Моряки с «Жемчужины» рассказывали всякое…

— Да-да, — взлохмаченный пират поддержал Эра. — Че ток не говорили!

— Сами-то много правды говорили за бутылкой рома в трактирах Гар-Нуэра? — ироничный вопрос капитана заставил команду смущенно стушеваться.

К этому времени шлюпка была готова. Чернокожий Джодок уже сидел в ней, спокойно ожидая, пока спустятся мрачный Мартин и Фанатик. Отверженный следил за всеми приготовлениями молча. Ему не нравилось, когда капитан покидал корабль, но он не ощущал от острова угрозы. Скорее наоборот. Из недр его тянулась знакомая сила, сродни той, которой был пропитан и сам Отверженный. И пока команда фрегата с не самыми радужными лицами следила за уходом Грахго, лишь двое смотрели иначе. Отверженный, любующийся уходящим солнцем, и Малёк, чувствующий отголоски эмоций фрегата, а потому смотрящий на остров с любопытством, а на Мартина и Джодока с завистью. Юнга бы тоже хотел сойти на берег.

— Малёк! — Саром перевел недовольный взгляд на мальчишку, который чуть ли не приплясывал у левого борта. — А ты сиди и не ёрзай. Понял меня, парень? Что б с корабля ни ногой!

Отверженный удивленно оторвался от созерцания заката, оглядывая удаляющуюся спину боцмана. Недоумение легко можно было прочесть на морде осьминога. Он решительно не понимал, как непутевый юнга мог куда-то деться с корабля, если до ближайшего берега нужно было добраться на шлюпках. А Малёк, при всех своих достоинствах, не выглядел как тот, кто сможет сидеть на веслах достаточно долго. Фрегат посмотрел на юнгу, чтобы убедиться в правдивости своих мыслей. От этого взгляда парнишка поежился.

«Капитан не вернется до ночи.»

Юнга пораженно замер, не понимая, как этот голос, обволакивающе тихий, маняще успокаивающий, напоминающий урчание кошки, оказался в его голове. Он не сразу понял, что голос принадлежал Отверженному. Но когда осознал, завертел головой, пытаясь понять, а слышал ли его еще хоть кто-то?

«Только ты.»

Омерзительная, пугающая, но теплая улыбка расползлась по морде Отверженного. Он посмотрел на одинокий фонарь, все дальше удаляющийся в сторону берега. Но фрегату не нужен был свет или маяк, дабы найти своего капитана. Он ощущал его так. Закрывал свои глаза и видел глазами Грахго. Мутно, нечетко, но все-таки видел.

— Почему не вернётся? — очень тихо спросил юнга, боясь, что кто-то из команды его услышит.

«Зов уходит в сердце. Надежда Грахго растет.»

Корабля забавляло непонимание на лице Малька. Он смотрел на мальчишку и улыбался, пока тот все сильнее хмурился. Тогда Отверженный подтолкнул канатом юнгу ближе к себе, чтобы обхватить тонкую руку щупальцами. Кожа мальчишки была горячей, а дерево корабля холодным. Но чем дольше они касались друг друга, тем более обжигающим становилось прикосновение. Через него юнга почувствовал команду. Подвыпившего боцмана, что, приобняв старпома за плечи, громко говорил смеющемуся перед ним Гарри-Пороху: «Не жди от женщин добра!». Худого Тома и Косого Билла, что играли в кости под улюлюканье остальной команды. Он едва ощутил громаду Отверженного, который словно застыл за ним сгустком мрака, где изредка вспыхивали маленькие огоньки жизней команды. Но прочувствовать каждого не успел. Сокрушительным цунами на мальчишку обрушилась всепоглощающая надежда. Она рвала его душу, терзала, гнала вперед, заставляла сжимать кулаки сильнее, едва ли позволяя остаться на месте. Юнге потребовалось время, чтобы понять: надежда терзала не его, а капитана.