— Странно. Магда давно должна была вернуться. До аудиенции всего час, а Кейси ещё не готова, — мама хмурится и поглядывает на дверь.
Всего-то и осталось что уложить волосы. Придирчиво осматриваю себя в зеркало. Поправляю подол нежно-зелёного платья и прячу улыбку. Я стараюсь ничем не выдавать себя, но от одной мысли, что снова увижу его, внутри всё сладко замирает, а пальцы сводит от волнения.
Дэймэллиан…
Император пригласил нас, чтобы обсудить возможную помолвку с наследным принцем. Это ещё ничего не гарантирует, и я далеко не единственная претендентка, но мама считает, что мои шансы высоки.
— На Магду не похоже, может, что-то случилось? — отец откладывает в правую стопку очередной документ и поднимает задумчивый взгляд на дверь.
— Давай пока подберём тебе драгоценности, дорогая.
Мама достаёт увесистую шкатулку. Младшая сестра моментально оживляется, спрыгивает с дивана и юркой ящеркой протискивается маме под локоть, чтобы засунуть в шкатулку свой любопытный маленький нос.
— Ясми! Где твоё воспитание, юная айтесс!
— Мамочка, можно и мне что-то плимелить? — Ясми поджимает губы и поднимает на маму виноватый взгляд.
— Смотри, мама, камень в этом кольце подойдёт под цвет моего платья, — достаю тонкое колечко со светло-зелёным самоцветом.
— Слишком простое для встречи с Императором, Кейси. Даже не изумруд, всего лишь хризолит. Хотя бабушка считала, что это кольцо оберегало её.
Хитрая Ясми перестаёт строить глазки маме и переводит взгляд, полный тоски на меня. Знает, что мне трудно ей отказать.
— Ладно, сестрёнка, можешь его примерить, только аккуратно.
С горящими от восторга глазами Ясми надевает явно большое ей кольцо на указательный палец и бежит хвастаться папе, но спотыкается о коварно изогнутую ножку дивана, взмахивает руками и падает… успеваю подхватить её в последний момент.
Ясми поднимает испуганные глаза и показывает палец без кольца.
— Так, не расстраиваемся, — заговорщически подмигиваю и игриво щёлкаю сестру по кончику носа. — Сейчас мы его найдём.
Опускаюсь на колени и начинаю шарить руками по ковру. Ясми следует за мной. Мама хмыкает и осуждающе качает головой. Довольно типичная для нашей маленькой семьи ситуация.
Раздаётся стук в дверь, и мама идёт отпереть резную створку.
— Ну наконец-то, — бурчит отец.
В поле моего зрения попадает отблеск зелёного камня, улыбаюсь и тянусь за колечком.
Мамин вскрик и шум резко отодвигаемого стула застают врасплох.
— Что вам нужно? — грохочет отец. — Немедленно отпустите мою жену!
Моё секундное оцепенение проходит и я инстинктивно зажимаю рот Ясми ладонью, заставляя её пригнуться ниже. Из-за высокой спинки дивана нам не видно дверной проём, но и мы оказываемся скрытыми от чужих глаз.
— Именем Императора, вы арестованы по подозрению в заговоре против короны!
По позвоночнику прокатывается волна липкого страха.
— Это явная ошибка, — голос отца звучит угрожающе, но я распознаю в них нотки острой тревоги. — У вас есть приказ? К слову, вы до сих пор не представились!
— Моё имя вам ни к чему, а приказ у меня, разумеется, есть, — голос говорящего наполняется издевательской патокой.
Свет торшеров за диван не попадает, оставляя нас в относительной тени, поэтому я тихо выдыхаю, опускаю голову почти к самому полу и осторожно выглядываю из-за спинки дивана.
Невысокий мужчина в алой форме, достаёт из кармана сюртука сложенную бумагу и протягивает отцу. Его лица мне не видно, лишь тёмные, собранные в низкий хвост волосы и немного профиля.
Сбоку от него стоят императорские гвардейцы, которые удерживают бледную маму. Один из гвардейцев при этом зажимает ей рот, что нарушает все мыслимые и немыслимые правила приличий.
— В документе стоит подпись наследного принца… — отрывается от бумаги отец и поднимает глаза, полные с трудом сдерживаемого гнева. — Это очевидное нарушение протокола.
— Что вы, истэр Хайтенс… какие нарушения? — мужчина в алом делает театральные паузы, наслаждаясь растущим напряжением. — Ох, истэр… неужели вам не сообщили? Императору сегодня стало плохо. Его Величество без сознания и как вы понимаете, он пока не может подписывать документы… Поэтому наследник был вынужден временно взять бразды правления в свои руки.
Ехидство в его голосе можно черпать ложкой.
— Это какой-то бред! Я Смотрящий за Западными территориями и член Верховного Совета! Мы находимся во дворце по личному приглашению Императора! Раз ему нездоровится, то я требую аудиенции наследника!!!
— Вы не в том положении, чтобы что-то требовать! — тон говорящего резко меняется, словно ему надоела эта игра. — Впрочем, хватит церемоний. Увести обоих!
Сердце бьётся так громко, что мне кажется вот-вот и меня услышат.
Два высоких гвардейца молча подхватывают отца под руки и силой тянут в сторону выхода. Бросаю короткий взгляд на испуганную Ясми. Она зажимает себе рот, подняв к лицу подол светлого платьица. Притягиваю её к себе, обнимаю и руками закрываю маленькие ушки.
— Вы не имеете права! Отпустите меня немедленно! Я требую ознакомиться с материалами обвинения! — отец упирается и получает удар кулаком в живот от человека в алой форме.
Мама вскрикивает, но её возглас гасится крепкой рукой гвардейца.
— Вот в камере и ознакомитесь… достопочтенный истэр, — акцент на слове “достопочтенный” звучит как приговор. И я больше не тешу себя иллюзиями.
Резная створка двери захлопывается за гвардейцами с гулким стуком, знаменуя раскол нашей жизни на до и после. Крепче обнимаю Ясми и сильнее прикусываю изнутри щёку, пытаясь остановить злые слёзы.
Обожай, обожай, но прежде склонись,
Но прежде склонись, начинай падать ниц,
Звезда рождена, у меня много лиц,
Обожай, обожай, но прежде склонись.
Два года спустя
Дэймэллиан
— Вас четверо… я один. Сегодня со мной останутся трое из вас. Как мне решить… кто это будет?
Лалиана, Мивэй, Ранея… Бринна ревниво переглядываются, бросая друг на друга уничтожающие взгляды. Я бы выгнал их всех прямо сейчас, но у меня запланирована особенная игра... и для одной из них уже готова допросная камера.
— Я так соскучилась, — Бринна подаёт голос первой, томно дышит, изящно опускается на колени рядом со мной и преданно заглядывает в глаза.
Фальшь. Всё что угодно, только не преданность. Я знаю, какие интересы у этого ядовитого онарийского цветка, но благосклонно улыбаюсь, принимая её в игру.
— Я всё ещё решаю… — поднимаю выжидательный взгляд на оставшуюся троицу.
— И я скучала... — Лалиана опускает глазки и ведёт изящным плечиком. — Вы стали холодны ко мне, мой принц… моё несчастное сердце обливается кровью каждый день и каждую ночь, что я не вижу вас.
— Насколько сильно ты хотела меня… видеть?
— Больше, чем вы можете себе представить, мой принц. Каждый удар моего сердца для вас. Каждый вздох я делаю с мыслью о вас.
Умираю со скуки. Хоть бы одна нарушила ожидания и имела достаточно дерзости встать и уйти… не унижаться, не льстить и не играть по моим правилам. Наверное, всё же, проблема во мне, но я не знаю, как выйти из этого порочного круга.
— Пожалуй, сегодня останутся только те… в чью преданность я поверю, — поднимаю глаза на Мивэй и успеваю поймать момент, когда краска сходит с её лица. — Сыграем в “Правда или ложь”. Я задаю вопросы и за каждую верную догадку позволяю снять с меня один элемент одежды...
— А если кто-то ошибётся? — несмело шепчет Бринна, поднимая на меня напряжённый взгляд.
Умная девочка. Знает, что я не люблю простые игры.
— Советую не ошибаться… — от ровного холодного тона вся четвёрка напрягается, — если хотите остаться.
Растягиваю губы в добродушной улыбке и слышу пару едва заметных выдохов. Рано расслабились.
— Итак… Бринна, правда ли, что Лали любит ягодное суфле?
— Правда, — выдыхает, немного озадаченная простотой вопроса.
— Верно.
Мы все это прекрасно знаем, но четвёрка радостно хлопает в ладоши, словно действительно рады глупой игре и правильному ответу Бринны, которая теперь с соблазнительной улыбкой тянется снять с меня камзол.
Благородная айтесс призывно изгибается, игриво пробегает пальцами по предплечьям, а получив свой трофей, томно вздыхает и почти незаметно проводит рукой по моей груди, делая вид, что поправляет пуговицы рубашки. Но я уже не обращаю на неё внимания, переключаясь на…
— Мивэй! Моя милая Мивэй… — пухлые губы блондинки немного бледнеют, но при этом растягиваются в сладкой улыбке. — Правда ли, что Ранея отдалась одному из гвардейцев, постоянно охраняющих мои покои?
Сладкая улыбка на лице Мивэй превращается в застывшую кукольную маску, а Ранея падает на колени, поднимая на меня глаза, стремительно наполняющиеся слезами:
— Это была ошибка, мой принц… я готова на всё, чтобы вы меня простили!
— Ранея, ты нарушаешь правила игры. Вопрос был задан Мивэй, и она не успела ответить, — строго вздёргиваю бровь, наблюдая, как Ранея быстрым неосознанным движением облизывает пересохшие губы.
— Это была ошибка… простите…
— Помнишь, я советовал не ошибаться?
— Тот гвардеец… он был совершенно непробиваем! Не позволял пройти в ваши комнаты, чтобы сделать сюрприз и порадовать вас… — Ранея никогда не отличалась большим умом, но это слишком даже для неё.
— Видимо, не так уж непробиваем, — расслабленно откидываюсь на спинку кресла. — Мне не нравится, когда моей охраной манипулируют, даже ради милых развратных сюрпризов.
— Подобного больше не повторится, мой принц… вы же знаете, что ради вас я готова на всё…
Меня не интересуют моральные принципы Ранеи, но меня заботит собственная охрана, за которой приходится пристально следить. Из восьми гвардейцев, регулярно охраняющих покои, положиться можно лишь на троих. Остальные — новенькие, которыми пришлось заменить предыдущих “ошибавшихся”... и вот из этой ненадёжной пятёрки один уже выбывает.
— Итак. Этот раунд игры не засчитывается. Ранея нарушила правила… — окидываю долгим ленивым взглядом притихших благородных айтесс. — Но я дам ей шанс исправиться, если Лалиана правильно ответит на следующий вопрос.
Девушка подбирается и смотрит на меня, затаив дыхание:
— Лали, детка, — ласково улыбаюсь, — правда ли, что Мивэй шпионила за мной и передавала кое-кому сведения, подслушанные в конфиденциальных разговорах?
Прошлым вечером пытались убить одного из моих шпионов, и он не просто “один из”, Крон — мой личный советник и единственный, кому я пока ещё доверяю. Вчера на его карету напали, а его самого ранили. Крона спасли лишь навыки бывшего шпиона. Он прыгнул в реку и смог уйти от нападавших вплавь… Проблема в том, что теперь один весьма интересующий меня документ попал не в те руки.
И вот вопрос: кто мог знать о наших планах? Все последние разговоры с Кроном не выходили за пределы моих личных покоев. Даже его появление здесь оставалось незамеченным, потому что он пользовался скрытым ходом.
Кейси
— Обыскать здесь всё, мне нужны документы. И приведите девчонок! Они должны быть в своих комнатах.
Жмурюсь, стараясь взять себя в руки. На панику нет времени, и голова начинает работать в лихорадочном режиме. Если комнату будут обыскивать маги, то нас найдут. Но если нет… тогда у нас есть шанс… Делаю Ясми знак, чтобы замерла и накрываю нас иллюзией. Сидим тихо и даже дышать стараемся через раз.
Высокие сапоги останавливаются возле самой моей коленки. Ещё шаг и этот человек просто споткнётся о нас, разрушив нашу маленькую иллюзию.
— Гант, иди сюда, помоги просмотреть бумаги, не могу найти то, что нужно хозяину.
Тяжёлые сапоги делают крутой разворот, противно скрипнув о паркет каблуками и удаляются в сторону говорящего.
Это не гвардейцы, на их одеждах нет никаких опознавательных нашивок, значит, здесь не государственный, а чей-то личный интерес. А это плохо. Очень плохо.
— Хаосовы ррахи, это всё не то. Где этот ублюдок Хайтенс мог держать документы?
— Может, успел передать их в отдел дознания?
— Хозяин говорит, что Хайтенс намеревался лично показать их Императору на аудиенции, значит, они должны быть где-то здесь. Ррах…
Бумаги? Может это те бумаги, на которые отец попросил наложить иллюзию? Папка лежит на самом видном месте, но текст внутри искажён на ничего не значащие записи. Эти люди не маги, иначе заметили бы небольшие колебания силы…
Мужчины начинают выворачивать ящик за ящиком, выкидывают вещи из шкафов и комода и всё больше раздражаются. Успеваю вовремя прикрыть иллюзией шкатулку с драгоценностями и она остаётся незамеченной.
— Может, магия? Артефакт? Чары? — наконец, доходит до одного из них.
— Тогда я пойду к хозяину и попрошу его выделить для поисков одарённого, а ты поищи в будуаре.
Маги нас раскроют в два счёта. Поэтому как только один выходит за дверь, а второй скрывается в будуаре, мы с Ясми выбираемся из-за дивана. Подхватываю шкатулку с драгоценностями, зачарованную папку с документами, которая зачем-то так понадобилась некоему хозяину и, прикрывшись иллюзией, тихонько выскальзываем за дверь.
Коридор пуст. Так и думала, что гвардейцев дворцовой охраны убрали. Не нужно быть шибко умным, чтобы понять: то, что здесь происходит, выходит за рамки интересов отдела дознания.
Тихими мышками двигаемся от одного угла, к другому, постоянно прислушиваясь.
— Держи их!
Со спины слышится топот гвардейских сапог. Мы с Ясми пытаемся бежать, но тело цепенеет от ужаса. Меня хватают за плечи и начинают трясти...
— Кейси! Кейси! Проснись...
Открываю глаза, пытаясь проморгаться. Маленькая ладошка накрывает мои губы, и я слышу громкое шипение Ясми:
— Тшшш!! Кейси! Это же я, — забирается ко мне на колени и обнимает.
Похоже, я уснула в детской. Хотя называть бывшую коморку для хранения инвентаря воздушным словом “детская”, можно лишь с изрядной долей фантазии и цинизма.
— Тебе снова снился страшный сон?
— Да…
Этот сон снится часто и каждый раз с разными вариациями, но никогда не заканчивается хорошо.
В действительности же, в тот вечер, нам удалось выбраться из дворца, прикрывшись иллюзией. Ну если не брать в расчёт ряд сложностей, то почти так и было…
В полутьме комнатки замечаю, что Мик тоже проснулся и сейчас настороженно прислушивается.
— Кейси, мне показалось, что наверху снова кто-то ходит… — шепчет Ясми.
Судя по напряжённому взгляду Мика, она права, хотя я пока ничего не слышу.
Последние пару лет мы живём в подвале заброшенной гостиницы. Когда-то мой отец выкупил это здание и начал приводить в порядок, но открыть гостиницу так и не успел…
После обвинения их с мамой отвели в тюремные казематы Дворца Правления, а потом объявили, что оба покончили собой в тюремной камере, не выдержав позора... но мне сразу было понятно, что их убили. Отец бы до последнего отстаивал свою невиновность, тем более что и не было на нём вины… уж это я точно знаю.
— Итак, малыши, вам нужно лечь и постараться уснуть. Даже если там кто-то ходит, их поприветствуют наши ловушки, а мы пока попробуем выспаться.
— Кейси, расскажешь историю?… — тоскливо шепчет Ясми — Ты же знаешь, мы с Миком не можем уснуть, когда в гостиницу залезают посторонние.
Мик, как всегда, не произносит ни слова, но согласно кивает, поддерживая Ясми.
— Ладно, но при условии, что вы уляжетесь и будете вести себя тихо.
— Будем! — шепчет Ясми, слезает с моих колен и забирается на свою кровать.
— Тогда слушайте. Одним из самых сумрачных и промозглых дней осени по городским улочкам брёл странник…
Одет он был в лохмотья и едва переставлял уставшие ноги. Молча протягивал странник руки к прохожим, но никто не остановился, чтобы предложить ему хотя бы немного хлеба. Прохожие брезгливо отворачивались, оставляя странника стоять с протянутой рукой.
А когда ночь, растекаясь мраком, опустилась на город, страннику ничего не оставалось, как сесть подле холодной каменной ограды.
Тощая бродячая кошка появилась словно ниоткуда. Она остановилась рядом и с надеждой взглянула на странника. Тот протянул к ней посиневшие от холода руки. Кошка продолжала стоять, не убежала. Тогда странник поднял дрожащее животное и прижал к себе, укрывая своими лохмотьями от ветра…
Замечаю, что Мик трёт сонные глазки кулачком, и тянусь, чтобы потрепать его по тёмной макушке:
— Укладывайся на подушку, малыш, и слушай дальше лёжа.
Мик, как обычно, накрывается старым штопаным одеялом с головой, оставляя себе лишь маленькое окошко. Внимательные серьёзные глазки продолжают следить за мной, стараясь не упустить ни слова.
— Бродяга знал, что эту ночь ему не пережить, так пусть хоть одно бездомное существо спасётся. На грани сна и яви он услышал, как кто-то обращается к нему: “Есть ли у тебя желания, странник?” “Я хочу жить и помогать жить иным!” — ответил нищий. Кошка оказалась древним воплощённым посланником Светлых Небес. Она наградила странника даром жизни, так появились первые маги целительства.
Я люблю власть. Власть питает меня, позволяя прогибать мир так, как это угодно мне.
Дэймэллиан
Дэймэллиан
Звук уверенных шагов отражается от стен, покрытых светлым, сверкающим на солнце мрамором. Просторные коридоры дворца наполнены ароматом цветов и лучами восходящего солнца.
Каждый, кто замечает меня, подобострастно склоняется. Молодые айтесс, “случайно” оказавшиеся в этот ранний час на моём пути, соревнуются в изящности поклонов и бросают томные взгляды из-под трепещущих ресниц.
Лишь охрана остаётся на своих постах, недвижимые, словно каменные истуканы.
Из зала Верховного Совета доносится шум. Смотрящие о чём-то спорят, но при моём появлении наступает ожидаемая тишина. Мгновение, и десятки уважаемых истэров склоняют свои головы.
Ощущение собственной власти всегда поднимает мне настроение.
— Благого утра. Совет открыт.
Верховный Совет — двадцать пять королевских родов, которые несколько поколений назад объединились в одну Империю. Империю Даанавэр.
В каждом, кто сейчас, шурша одеждами, занимает своё место за золотым столом, течёт королевская кровь.
Обвожу собравшихся скучающим взглядом.
Я знаю, что кто-то из этих достопочтеннейших истэров стоит за попыткой отравить моего отца. Знаю, но молчу. Предпочитаю вычислить предателя, не пролив рек крови, поэтому действую осторожно.
— Ваше сиятельное высочество, позвольте мне начать заседание с важного заявления…
Милостиво киваю и перевожу взгляд на пустующие соседние кресла. Кресла моего сводного брата и отца — Императора.
Когда братец присутствовал на Совете, я мечтал заткнуть его. Надоедливый выскочка. Сильный маг, подчинивший дар Хаоса. На его фоне я всегда казался конченым неудачником.
Мне хотелось вытолкать Эдерриона из зала Совета, из Дворца, из моей жизни…
Теперь же, когда брат заперся в Рассветном Дворце, я как никогда ощущаю себя уязвимым. Этот ублюдок защищал меня, даже когда я делал всё, чтобы он меня ненавидел.
— …Итак, мы пришли к выводу, что проект развития ремесленных школ принца Эдерриона, следует закрыть! — заканчивает Смотрящий за благосостоянием истэр Миррак под аплодисменты членов Совета.
Совет тоже ненавидит младшего принца — Эдеррион мешает им делить власть. Мне же Совет благоволит, считая “удобным”.
Справедливости ради, нужно сказать, что с детства мне втолковывалось одна истина: "Правителя делает свита". И я был лоялен к элите. Я позволял Верховным Смотрящим принимать решения самостоятельно... но с недавних пор всё изменилось.
Кто-то из сидящих за этим столом дёргает за ниточки, расшатывая Империю. Кто-то намеренно ухудшает положение граждан. Кто-то разжигает ярость в сердцах простых людей. Кто-то слишком очевидно желает мятежа...
— Протестую, — мой холодный спокойный голос заставляет нескольких истэров вздрогнуть.
— П-простите, ваше сиятельное высочество? В-вы п-против? Но почему?
— Да. Я против закрытия ремесленных школ, потому что они уже работают и средства из казны уже потрачены, — откидываюсь на высокую спинку кресла, обвожу членов Совета скучающим взглядом.
— Но нам придётся ждать, когда они окупятся и всё это время поддерживать их работу за счёт казны!
Сдерживаю ухмылку. Как будто это действительно их заботит.
Их задача урезать влияние младшего принца везде, где это возможно. Моя задача — вернуть доверие мелкого ублюдка. Это вторая причина, почему мне не выгодно закрытие школ.
Первая же и главная причина: простолюдины и без того недовольны правящей семьёй. Закрытие школ — станет ещё одним шажоком к мятежу.
Вот только я молчу о том, что вижу интриги Совета насквозь, поэтому прикрываюсь интересами казны:
— Полагаю, лучше подождать, когда ремесленники доучатся и начнут приносить казне прибыль. Если школы закроются кто возместит казне потери? — останавливаю взгляд на Смотрящем за благосостоянием: — Истэр Миррак, разве не ваша подпись стоит под документом, одобряющим этот проект младшего принца?
— Я… а… я… — Миррак открывает и закрывает рот, ища взглядом поддержки у других членов Совета.
— Ещё раз спрошу: если закроем ремесленные школы, то как окупим подготовку помещений и учителей? М? Слушаю ваши идеи…
Кажется, тишину в зале можно пощупать.
— Как вижу, идей нет… в таком случае предлагаю отложить вопрос, — откидываюсь на спинку кресла и внимательно слежу за каждым.
Похоже, они удивлены, что мои интересы выходят за пределы собственной спальни… Хаосовы ррахи… я слишком рано вступил в игру… или не рано?
— …Не правда ли, ваше сиятельное высочество?
— Что именно? — кажется, я упустил, о чём они говорили.
— Ваша мудрость безгранична, и вы понимаете, что если баловать народ, то у них пропадёт желание работать! Ради блага Империи простолюдинам нельзя давать слишком много поблажек!
Неопределённо киваю, стараясь вникнуть в суть.
— Тогда мы пришли к окончательному решению. Минимальный тариф проезда на кораблях воздушного крейсирования поднят до двух лир!
Два лира… это много или мало? Что можно купить за два лира? Мои запонки стоят несколько сотен лир, а пишущее перо — около трёх десятков. Правда, моё перо инкрустировано самоцветами, и его не нужно макать в чернила, как обычные перья.
— Итак, полагаю, на сегодня мы закончили с вопросами благосостояния Империи! — Миррак растягивает губы в притворной улыбке и поворачивается ко мне. — Ваше сиятельное высочество, нам не терпится узнать о вашем решении по поводу помолвки. В нынешнее неспокойное время подобная весть стала бы светлым лучиком радости для граждан Империи!
Для граждан Империи лучиком радости стала бы хорошая порция хмеля и отмена половины новых законов. Но если с хмелем всё просто, то для изменения законов мне теперь нужны надёжные союзники. А что может объединить рода лучше, чем брак?
Дэймэллиан
— Да, уважаемые истэры. Я выбрал... — делаю паузу, смакуя нервозность достопочтеннейших. — И объявлю имя будущей принцессы на завтрашнем балу.
Хочу насладиться лицом Лали, когда она узнает о нашей помолвке. Будет неинтересно, если о таком важном событии ей сообщит отец. Предвкушающе откидываюсь в кресле.
— Поздравляем с будущей помолвкой, ваше сиятельное высочество, и находимся в благоговейном нетерпении! — первым выходит из ступора Веринион, изображая фальшивую радость. Остальные тоже подтягиваются, начинают натянуто улыбаться и медленно аплодировать.
В дверях появляется Атонс, глава личной охраны. Едва заметно киваю, дозволяя ему подойти.
— Крон. Вы сказали сообщить вам, если его состояние изменится. Целители делают всё возможное, но...
Поднимаюсь и уже на ходу бросаю:
— Заседание Верховного Совета окончено.
Я умею сохранять хладнокровие, даже когда внутри всё разрывается от бессильной ненависти. В мыслях я готов придушить каждого сидящего за тем столом, потому что кто-то из них стоит за бардаком, который творится в моей жизни, но со стороны, кажется, словно меня ничто не заботит.
Уверенным шагом направляюсь в лекарское крыло, уверенно захожу в палату Крона, приказываю лекарям выйти вон. Нет смысла просить их “что-то сделать”. По их бледным лицам понимаю, что они сделали всё возможное, потому как отвечают за это головой.
— Крон… — склоняюсь над ним, позволяя себе сбросить маски. Сейчас в них нет смысла. Собственное лицо отражает беспомощность и сожаление.
За последние годы Крон стал моим личным посланником Светлых Небес, предотвратив немало дряни, которая должна была осыпаться пеплом на мою голову.
— Простите… что… покидаю… вас… мой… принц… — кажется, будто каждое слово он выталкивает из себя с трудом, его голос почти не слышен.
— Я отомщу за тебя. Лучшие маги-законники ищут напавших…
— Они… всего лишь… исполнители… — прикрывает веки, собирает последние силы и поднимает на меня угасающий взгляд. — Спасибо... что поверили... в меня... Прошу… берегите… себя… мой... принц...
Его глаза стекленеют, знаменуя уход за грань Светлых Небес. Хочется встряхнуть его за плечи и приказать жить, хочется смести со стола бесполезные колбы с лекарскими настоями, хочется свернуть шею целителям и магам, что не нашли способ спасти его… мне всегда хочется больше, чем я могу себе позволить.
— Найдите их.
Цежу сквозь зубы, покидая палату.
Атонс кивает.
Разумеется, нападавших ищут, и это даже не входит в задачи главы личной охраны… но Атонс знает, кого подключить. Пусть перевернут весь Данааполис, но достанут мне этих выродков.
Направляюсь в своё крыло, когда меня догоняет Миррак.
— Ваше сиятельное высочество, позвольте мне переговорить с вами наедине?
Мне хочется пытать его калёным железом, пока он не расскажет всё, что может быть интересно лично мне и службе тайного дознания, но…
— Позволяю. Следуйте за мной в кабинет.
— Ваше высочество, у меня есть некоторые предположения относительно младшего принца Эдерриона.
— Слушаю.
— Мне поступили сведения, о том, что сеть императорских ремесленных школ, является прикрытием для сбора определённого контингента.
— Выражайтесь яснее, Миррак. Мы не в шарады играем.
— Ммм... просите, я... это сложно произнести вслух, — тяжело выдыхает и промакивает лоб. — Ходят слухи, что под крышей этих, так называемых школ, собирают недовольных, которые желают смены власти.
Я знаю, что это ложь. Миррак не впервые хочет убедить меня, что младший принц жаждет занять моё место… ещё месяц назад я бы засомневался, но не теперь. И всё же мне интересно, как далеко зайдёт Смотрящий за благосостоянием.
— И кого же эти недовольные желают видеть во главе Империи? — слежу за каждым его неосознанным жестом, пытаясь понять, может ли Миррак быть тем самым кукловодом, что дёргает Советников за нужные ниточки.
— Того, кто активно себя проявляет, создавая себе славу через такие вот проекты. Вашего брата!
— Моего брата слишком боятся, чтобы жаждать видеть его на троне.
Мессир тёмного дара… я лично позаботился о том, чтобы Эдерриона считали исчадием бездны. Народ скорее поверит, что именно мой брат стоит за всеми проблемами Империи… Но Миррак или те, кто его подослали, считают, что могут разыграть карту моей неприязни к брату. Вот только чего они добиваются?
— Не скажите, ваше высочество. По Империи гуляют противоречивые слухи, — протягивает мне газету, которая ещё пахнет типографской краской, — Вот здесь обсуждается, что…
Резко останавливаюсь и поворачиваюсь. Мне надоело ходить вокруг да около:
— Иными словами, вы всё это время пытаетесь сказать, что народ недоволен мной и возлагает надежды на Эдерриона, а мой брат активно содействует этим настроениям. Верно?
— Именно так, мой принц, — Миррак опускает глаза, изображая кротость. — У меня есть доказательства, что ваш брат провёл тайную сделку с королевством Тайрхал и выкупил большую партию лиллума!
— Неужели?
— Да! — Миррак с заговорщическим видом достаёт увесистый кристалл из кармана камзола.
Ловко выхватываю кристалл из его тонких пальцев, чтобы взглянуть на просвет.
Лиллум. Пространственный кристалл. Эдеррион тайно строит десятки портальных арок и без лиллума они не будут работать. Когда у граждан Даанавэр появится возможность бесплатно перемещаться порталами, воздушное крейсирование будет разорено. Значит, и власть Вериниона, самого богатого члена Совета… рухнет.
Итак, они думают, я ничего не знаю. Забавно, потому что именно я приказал скрывать от Совета строительство новых порталов.
Миррак дёргается, когда я прячу кристалл во внутренний карман своего жилета. Он действительно думал, что я верну его ему? Лиллум бесценен, а люди Миррака просто украли его у моего брата.
— И как же кристаллы помогут младшему принцу... свергнуть меня? — выжидательно поднимаю бровь.
— Надеюсь, ваше высочество, ррахи устроят вам горячий приём в преисподней…
Лали хочет добавить что-то ещё, но отец дёргает её за руку, старательно отводя от меня взгляд.
Хаосовы ррахи… отчаянно выворачиваюсь, подтягиваюсь, скользя пальцами о гладкий паркет. Пытаюсь выбраться, заставляю себя игнорировать нарастающую боль в бедре, панику и шум в ушах… но оборачиваюсь, уловив запах гари. На помпезных диванах с золочёными ножками разгорается алое пламя. Словно оголодавшее, оно пытается сожрать всё, до чего способно протянуть свои языки. Стены холла Лунного Света зачарованы от огня древними рунами, но свежий деревянный настил пола и мебель… нет.
— Они празднуют, когда наши дети вынуждены голодать! — прорывается сквозь шум и гомон. — Так зачем нам такие правители?
Напротив меня, у тронного возвышения отчаянно бьются несколько гвардейцев. Они закрывают меня широкими спинами, не подпускают ко мне мятежников… но их меньше… сильно меньше, чем тех, кто наступает.
Кто-то успевает вскочить на возвышение, и немедля, бросается в мою сторону. В глазах повстанца триумф, смешанный с бликами пламени, в них предвкушение, азарт и смерть. Длинный нож, коим мясники разделывают мясо, проскальзывает в волоске от шеи. Успеваю перехватить руку и со всей силы заламываю запястье, заставляю повстанца визжать от боли, падая на колени и роняя своё орудие.
Едва не пропускаю удар, не заметив, как подкрался ещё один. Хватаю выпавший нож мясника и впиваюсь им в чужую плоть. Не вижу. Не смотрю. Действую на инстинктах. Так же, как с теми, кому давал шанс в тёмной допросной камере. Едва выхватываю краем глаза происходящее. Едва успеваю реагировать.
Моих палачей отбрасывает волной боевой магии. Зажмуриваюсь, касаясь груди, по которой расползается горячая влага. Рана неглубокая, лезвие прошло по касательной. Пальцы нащупывают что-то твёрдое возле сердца. Достаю кристалл лиллума. Не помню, зачем переложил его сюда, но если бы не он, нож бы прошёлся глубже.
Пламя подбирается, заволакивая грязным дымом холл Лунного Света. Сквозь серую пелену вижу крадущиеся силуэты. Слишком много.
В одном из моих перстней накопитель магии. Лишь крохи, необходимые для работы с артефактами… но этого может хватить… может…
Поворачиваю кольцо внутрь ладони и сильнее сжимаю кристалл. Ударяю лиллум о бронзовый обруч люстры, ещё раз, ещё, ещё… ну же... просыпайся бесполезная стекляшка… в последний миг перед лицом возникает рука с факелом, а перед глазами проносятся все последние дни…
Был ли какой-то смысл в моём существовании? Глупый вопрос, зачем-то вертится в моей голове.
Вспышка и меня выворачивает, подбрасывая в невесомость. Тело скручивает тошнота, лёгкие вспыхивают, а голову сжимает тупой болью.
Основательно пожевав, пространство выплёвывает моё тело в холодную лужу… нет, не в лужу.. какое-то болото… или не болото…
Сверху накрывает ливень, под коленями вязкая грязь. Я скольжу по влажной траве, пытаясь уцепиться за выступающие ползучие корни. Мне это удаётся. Оборачиваюсь. В нескольких аршинах ниже склон обрывается словно надкусанный бурлящими водами злобной весенней реки.
Подтягиваюсь на последних силах. Словно животное, действую на инстинктах. Заглушаю боль, игнорирую дрожащие мышцы, раз за разом впиваюсь в землю скользящими пальцами, вгрызаюсь в корни… и ползу. Ползу, пока не оказываюсь на самом верху. Переворачиваюсь на спину, раскинув руки и с силой проталкиваю воздух в горящие лёгкие.
Я жив… жив…
Где я?
***
Кейси
Солнечный диск подсвечивает со спины растрёпанные ветром светлые волосы и от этого кажется, что его голова окружена золотым ореолом.
Он стоит рядом с Императором, такой величественный и недосягаемый. Старший наследник. Его сиятельное высочество, принц Дэймэллиан. Почти божество.
Из-за того, что солнце светит в глаза, лица принца не разглядеть, но мне чудится, что он скучает, ожидая лишь, когда торжественная речь его отца закончится и можно будет покинуть Площадь Империи.
Звук громыхнувших барабанов заставляет подпрыгнуть на месте. Тут же ощущаю широкую успокаивающую ладонь отца на плече. Поднимаю на него глаза. Он улыбается, указывая пальцем вверх. Поднимаю взгляд и едва не открываю рот от изумления. В небе творится настоящая сказка. Маги иллюзии знают своё дело. Люди, собравшиеся на площади, то и дело изумлённо охают. Я тоже охаю… и возвращаю взгляд к нему.
Солнце всё ещё мешает рассмотреть лицо, но очевидно, что он даже не смотрит на небо. Вместо этого разглядывает толпу, скользя ленивым взглядом по своим подданным. Наследник поворачивает голову в мою сторону. Его лицо размывается, окружённое солнечным ореолом. Отступаю, пытаюсь прикрыть руками своих родителей.
— Взять этих людей под стражу! — небрежно указывает в нашу сторону, разворачивается и уходит.
— Нет! Пожалуйста, не нужно! — бегу следом за принцем, продираюсь, сквозь толпу, но его спина в белой мантии снова и снова ускользает от меня.
— У вас есть дозволение на аудиенцию? — слышится отовсюду
— Нет… — кричу и продолжаю бежать за Дэймэллианом.
— Без дозволения мы вас не пропустим… — нестройный хор голосов, превращается в гул: — Не пропустим, не пропустим к нему, не пропустим…
Просыпаюсь.
Снова он… ненавижу!
Постель смята, а щека влажная. Хочется пить. Опускаю ноги на ледяной пол, тут же отдёргиваю. Похоже, во сне с меня случайно слетели носки. Нахожу их в углу постели. Может, я пыталась бежать?
Хмыкаю и пытаюсь нащупать на полу плетёные тапочки.
Понимаю, что ещё раннее утро, когда бреду в нашу самодельную умывальню. Открываю краник, радуясь, что у нас есть вода. Пусть и только холодная.
Еды почти не осталось, но вдоль узкого длинного прохода висят засушенные пучки трав. Проверяю их и облегчённо выдыхаю. Сегодня я смогу их продать.
— Получается четыре тёмных пятака, вот держи, Кэс. Эй, ты чего? Опять зависла?
Вздрагиваю, выпадая из фантазии и, кажется, краснею до кончиков ушей. Хорошо, что он не умеет читать мысли.
На прилавке лежат монеты и завёрнутый в вощёную ткань кусок сыра. Неловко улыбаюсь Питтэру и сгребаю пятаки, пряча в потайной карман.
— Ну тогда я пойду? Да? — складываю сыр в корзину. Корзину закрываю и пытаюсь закинуть за плечи. — Увидимся на весенней ярмарке?
— Ах да, Кэс… забыл сказать, я не смогу пойти на гуляния. У меня появились дела. Но пятого дня на закате буду ждать тебя у заброшенного портового склада.
— А-э-м… да… хорошо, Питтэр…
Портовые склады не самое романтичное место... хотя там довольно уединённо. Можно сидеть вместе, болтать и наблюдать, как солнце опускается в воды залива.
На прошлой неделе он пригласил меня на прогулку в городской парк. Мы бродили по дорожкам, наслаждаясь свежей зеленью, Питтэр держал меня за руку, а я от волнения путалась в словах. Но вокруг прогуливались респектабельные горожанки и я чувствовала себя… словно кусок мешковины, случайно затесавшийся в стопку шёлка.
Наверное, Питтэр заметил, что мне было неуютно и позаботился, чтобы на этот раз я чувствовала себя… увереннее?...
— Будь у портовых складов, когда солнце коснётся воды. Запомнила, Кэс?
— Д-да, конечно, — прячу смущённую улыбку и пытаюсь в третий раз нащупать рукой непослушную лямку, чтобы уже, наконец, закинуть громоздкую корзину, себе за плечи.
Пока вожусь, дверь в лавку отворяется. Приятный аромат парфюмерных масел наполняет небольшое помещение и Питтэр расплывается в широкой улыбке:
— Благого утра, Синтия! Как всегда, свежа, словно лепесток асантии и прелестна словно луч утреннего солнца! — его голос наполняется патокой и это меня задевает.
Нужно выкинуть глупости из головы. Она покупательница, а он ведёт себя как радушный хозяин. Мне здесь делать нечего, но ноги будто врастают в пол.
— Ох, Питтэр, ты просто меня успокаиваешь, — её голос звенит колокольчиками. — Я сегодня совершенно не выспалась. Маменька настояла, чтобы мы пораньше заехали в салон, туда как раз привезли новые шляпки от солнца. Если бы не поспешили, разобрали бы всё самое лучшее! А ты знаешь, как опасно с моей светлой кожей находиться на солнце!
И она поднимает ладошку в тонкой перчатке, чтобы заправить за маленькое ушко идеальный золотистый локон. Поверх её белокурых волос действительно красуется небесно-голубая новая шляпка.
Мне казалось, Питтэр до этого широко улыбался… чушь! Вот теперь улыбка стала по-настоящему широкой. Кажется, ещё немного и его лицо треснет как перезрелый арпус.
— Тебе, как обычно? Может, добавить молодого сыра? О, погоди-ка! — спохватывается и отрезает рыжий толстый ломтик, кладёт его на фарфоровое блюдце и протягивая девушке. — Вот, Синтия, попробуй, это наша новинка с особыми специями. Головка только вызрела и ты первая, кроме нас с отцом, кто этот вкус оценит.
Синтия прельщённо улыбается, снимает перчатку и подносит сыр к ярким губам. Медленно, не сводя с парня глаз, откусывает маленький кусочек.
— Ох, Питтэр, это просто чудесно, думаю, и маменьке понравится. Заверни-ка нам четверть головки. И остальное, как обычно.
Юный хозяин лавки ловко справляется с задачей и выкладывает на прилавок аккуратно завёрнутые увесистые ломти разных видов сыра.
— Ты слышал, что на городской площади обещали установить карусель? Не могу дождаться, чтобы на ней покататься!!
Я переступаю с ноги на ногу, стараясь не дышать, потому что отчего-то ощущаю себя лишней и именно в этот момент взгляд Питтэра падает на меня.
— Кэс, ты ещё здесь? Что-то хотела?
Краем глаза замечаю, как морщится милый носик посетительницы.
— А... эээ... мм… да. Я бы хотела кусочек того нового сыра... вот, — протягиваю, только что полученные от него четыре чёрных пятака.
— Это дорогой сыр, уверена?
— А… ну да… конечно.
Пожимает плечами и отворачивается, чтобы отмерить маленький кусочек. Рядом слышу тихое хмыканье... висок прожигает колкий взгляд.
Питтэр кладёт сыр на прилавок. Забираю его, вежливо благодарю, гордо вздёргиваю подбородок и… выплываю и из лавки на улицу.
Светлые Небеса, Кейси! Четыре пятака! Да на них можно было купить целых два больших хлеба!...
Зажмуриваюсь и, как учил отец, мысленно перечисляю все древние королевские рода, объединившиеся в нашу Империю. Это помогает успокоиться.
Как глупо. Сержусь на себя. Ведь ещё нужно купить хлеба, бобов, хоть немного масла, муки и кореньев. Ясми и Мик, должно быть, уже голодны. Надеюсь, оставшихся монет мне хватит.
Осматриваюсь по сторонам и вспоминаю, что не накинула на голову платок. Сняла его перед тем, как показаться Питтэру. Быстро прикрываю волосы бурой тряпицей и надвигаю её пониже на лоб, почти скрывая глаза.
Закупаю необходимую провизию, складывая всё в корзину. Последние пятаки трачу в пекарне на серый большой калач с хрустящей корочкой. Хлеб одуряюще пахнет и у меня во рту собирается слюна. Нужно поспешить к детям и вместе насладимся долгожданной трапезой.
Осматриваю улицу через мутное окошко пекарской лавки, и не заметив ничего подозрительного, ступаю за порог.
Дёргаюсь, когда жёсткие пальцы сжимаются на моих предплечьях.
— А вот и наша бабочка попалась, — знакомая издевательская усмешка срывается с тонких губ долговязого парня с бритым затылком. — Маркиз соскучился по тебе, милашка. Как ты могла уйти не попрощавшись?
— Так это она? — усмехается второй бритый, чьё лицо я вижу впервые.
— Да. Наша маленькая фокусница. Хозяин будет рад вернуть себе мага иллюзий.
Вырываться бесполезно, и всё же я дёргаюсь, начиная кричать, вот только стоит мне пискнуть, и рот зажимает ладонь. В нос бьёт запах сырой рыбы, а в бок впивается что-то острое.
Долговязый Сай тянет меня за угол, торопится скрыться с людной улицы.
Дэймэллиан
С трудом разлепляю глаза. Нестерпимо хочется пить. Пытаюсь осознать, что я такого мог сделать, чтобы вместо своей мягкой постели очнуться на сырой земле у ствола разлапистого хвойного дерева.
Вспомнил…
Лучше б забыл.
Тело бьёт крупный озноб, словно весь холод сырой земли въелся в него. Хочу повернуться, но ногу болезненно тянет и мне приходится снять штаны, чтобы осмотреть своё тело.
По коже расползается тёмное пятно.
Надеюсь, это только ушиб. Ррахова люстра… Кто-то вовремя повредил её цепи. Но ситуация забавная, какой бы дерьмовой она ни казалась. Я жив и горю желанием найти каждого, кто в этом замешан. Лично откручу их жалкие головы.
Люди не могут объединяться без лидера. Кто-то должен их собрать, настроить и вывести в одно время… У вчерашнего кровавого бала должен быть влиятельный лидер. Не удивлюсь, если это тот, кто стоит за отравлением отца.
Пальцы сжимаются, предвкушая сладкий момент моего возвращения. Почти ощущаю, как мой кулак входит под рёбра предателю.
Осталось лишь вычислить ублюдка.
Ррах… Бедро снова пронизывает боль и это заставляет меня думать о насущном.
Нужно выбираться из леса, найти ближайший город и потребовать у Смотрящего, чтобы гвардейцы сопроводили меня во дворец.
Кое-как выползаю и поднимаюсь. Идти могу, но каждый шаг вгрызается в тело болью. Приходится сжать зубы и думать о том, что скоро это закончится. Императорские целители знают своё дело.
И всё же хорошо, что я жив.
Лиллум был добр ко мне, и портал выкинул не посреди океана, и не на заснеженную горную вершину. Впору считать себя счастливчиком.
Откидываю рукой волосы и задеваю ухо.
Ауфф… почему так больно? С ухом тоже что-то не так, оно болит… также, как часть лица.
Гребённый Верховный Совет. Жалкие предатели… чего им не хватало?
Приходится брести, подволакивая ногу. Через полчаса мне приходит в голову поискать палку. Ещё через полчаса подходящая ветка, наконец, попадается мне на глаза. Сил нет, но злость помогает идти... Через несколько часов понимаю, что такое, когда сил действительно нет.
Хочется пить и, кажется, мой желудок жрёт меня изнутри. Я уже не знаю, на чём сосредоточиться. Боль играет на моём теле, как на излюбленном инструменте.
Какой звук она извлечёт следующим?
Стон? Хрип? Жалкий скулёж? Отчаянный вой?
Сжимаю зубы и просто бреду, опираясь на кривую старую ветку.
Падаю на колени перед мелким ручьём. Как животное, лакаю холодную воду. Набираю в ладони, чтобы умыться. И снова пью. Вода ещё никогда не была такой вкусной.
Когда солнце начинает клониться к закату, я набредаю на едва заметную тропу и заставляю себя ковылять быстрее.
Я могу не пережить ещё одну ночь в лесу.
Солнце — предатель. Не ждёт, ускользает сквозь ветки деревьев, оставляет с тьмой один на один. Тропа — единственный верный союзник, выводит меня на опушку. Отсюда заметен дымок. Он манит. Обещает спасительное тепло.
Когда в воздухе начинает остро пахнуть дождём, я добредаю до селения. Радуюсь убогим домишкам.
В окнах темно. Значит, все уже спят?
Стучу в чей-то дом. В тёмном проёме появляется здоровый мужик, окидывает меня подозрительным взглядом.
Мне смешно. Какой-то плебей смеет так на меня смотреть? Но я благосклонен сегодня. Готов довольствоваться малым. Хочу лишь пищу и кров…
— Пойди вон, бродяга! Здесь не жалуют попрошаек! Прочь!
Его глаза сверкают праведным гневом, а в руке появляются вилы.
И я отступаю.
На краю селения стоит хлев, неподалёку — перекошенное строение. Здесь хранят сено и, похоже, это лучшее, на что я мог рассчитывать в эту ночь.
Когда я зарываюсь в колючую траву с головой и дышу, пытаясь хоть как-то согреться, снаружи уже шумит дождь. Нужно всего лишь дожить до утра. Надеюсь, эти глупцы не погонят меня хотя бы отсюда…
Что-то выдёргивает из сна. Оно копошится у лица мутными пятнами, и я подскакиваю.
Ррах! Грызуны!
Мутные пятна пищат и испуганно разбегаются. Откидываю дрожащей рукой с лица прилипшие волосы. Меня лихорадит. Мечтаю снова закрыть глаза и просто лежать, но снаружи уже пробирается свет.
Солнце, сегодня ты тоже предатель…
Я покидаю селение, когда из дворов уже слышны голоса. Не горю желанием общаться с жалкими невеждами. Едва ли с них будет мне толк.
Ухмыляюсь. Они упустили свой шанс.
У дороги стоит указатель, и надпись на нём вселяет надежду: "Тиоренхеш". Пытаюсь вспомнить, где слышал это название, но голова гудит от слабости, а боль в бедре мешает мыслям собраться.
Тиоренхеш… Возможно, я окажусь в ближайшем городке засветло.
Добредаю на чистом упрямстве. Приходится часто останавливаться, чтобы перевести дыхание. Спасаюсь тем, что представляю врагов в сырых допросных камерах. Сладкая картинка проясняет сознание и притупляет боль.
Окна особняка Смотрящего за городком Тиоренхеш, горят яркими огнями. Похоже, он сегодня развлекается. Злит, что приходится являться в таком виде. Парадный камзол в грязи после борьбы со скользким склоном. На мне кровь. Моя и тех, в кого я вонзал кинжал. Но я жив и уже предвкушаю горячую ванну.
Перед воротами стоят гвардейцы. Приказываю им впустить меня и сопроводить к Смотрящему.
— Смотри-ка, Гайн, давно ли ты встречал такого наглеца? — гвардейцы смеются и угрожают своим оружием. — Пошёл вон, грязный попрошайка!
Мне хочется свернуть их шеи за подобную дерзость… но я отступаю.
Я приведу себя в порядок и тогда подумаю, как добраться до Смотрящего. Может, через управление законников?
Хочу есть, спать и помыться. И нужно найти зеркало. Нестерпимо болит часть лица и ухо. Денег у меня, разумеется, нет, но на каждой пуговице парадного камзола — драгоценные камни. Для простолюдинов это целое состояние.
Запах еды отзывается судорогой в пустом желудке, и ноги сами несут в сторону лавки. Круглолицый мужичок уже запирает двери, когда я останавливаю его:
Кейси. Несколько дней спустя
Сегодня утром я снова видела на рынке бродягу. Когда сильный порыв ветра откинул капюшон его потрёпанного старого плаща, мне удалось рассмотреть лицо.
Он молод. Вероятно, прежде лицо его не было лишено красоты, но сейчас его украшают нездоровая бледность и протянувшийся от уха до шеи свежий уродливый ожог.
Должно быть, он испытывает нестерпимые мучения. Рана от ожога воспалена, и ему срочно требуется лечение. А ещё я понимаю, что этого лечения он не получит. Потому что на всё нужны монеты...
— Кейси, ты больше не будешь читать про бродягу и кошку, которая исполняет желания? — выдёргивает из мыслей голосок Ясми.
— Давай дочитаю завтра, Мик уже спит, и ты засыпай.
Обнимаю сестрёнку и помогаю получше укутаться в ветхое одеяло.
Что-то неприятное ворочается в груди. Нужно было выбрать другую историю на сегодня, но Ясми попросила снова почитать легенды “Даров Светлых Небес” и теперь тот бездомный не выходит из моей головы.
Сегодня, когда ветер сорвал с него капюшон, я случайно встретилась с ним взглядом. Всего несколько мгновений, после чего он спрятал лицо.
Мысленно сравниваю его взгляд с разгневанным и удивлённым взглядом мужчины, у которого я пыталась украсть хлеб.… он или не он?...
Я не воровка и никогда не была ею… но тот день был слишком дрянным, чтобы лелеять свои принципы и гордость. Я не думала о том, что поступаю плохо, лишь о том, что дома меня ждут голодные дети...
Но голод и чувство вины — плохие советчики. Я действовала необдуманно и могла попасться.
Хорошо, что остатки магии в накопителе помогли мне скрыться от гвардейцев. Жаль, что они не помогли добыть еды и накормить детей. В ту ночь мы засыпали голодными.
И всё же он или не он?
Взгляд похож, но мужчина с моста не показался мне бедняком. О такой корзине полной снеди, бедняки и мечтать не могут!
Светлые Небеса, Кейси, пора уже выкинуть из мыслей и бродягу, и мужчину с моста! Что тебе до них? Своих забот мало?
И всё же…
Сон уже укачивает в своих нежных объятиях, а взгляд цвета расплавленной стали всё ещё продолжает преследовать меня.
***
Приходится встать до рассвета. Засушенных трав почти не осталось, и чтобы хоть как-то выкрутиться, я хожу за городскую стену собирать цветы. Некоторые горожанки берут их, подражая богатым айтесс. Мой букет стоит лишь пару мелких монет, тогда как цветы из оранжереи — удовольствие не из дешёвых.
Жаль, что дожди не позволяют отправиться в леса за новым сбором. Монеты нужны срочно — голоду плевать на мои оправдания...
Умываюсь холодной водой и снова одеваюсь как мальчишка. Ухожу в рассветных сумерках, когда дети ещё спят. В чуланчике спрятана кастрюлька с вчерашней похлёбкой и краюха серого хлеба. Сестрёнка умеет позаботиться о себе и накормит Мика.
Мне нужно торопиться. Теперь я могу позволить себе торговать лишь короткое время на рассвете, пока лавки только начинают открываться. Покупателей в это время совсем мало, так что рассчитывать на многое не приходится. Но бритые придут, когда торговцы заработают свои первые деньги и им будет чем с ними расплатиться. Я должна успеть убраться с рынка до этого времени.
Порыв ветра пробирается под тонкую куртку, проникает до самых внутренностей, и едва не срывает с головы кривоватую кепку.
Из-за дождя торговля сегодня идёт плохо, но когда я уже решаю, что пора уходить, дождь прекращается, и сквозь тяжёлые тучи неуверенно выглядывает солнце. Может, стоит рискнуть и немного задержаться?
Мне удаётся продать ещё пару букетов и мешочек засушенных трав, когда замечаю знакомую фигуру бродяги. Он пошатывается и ковыляет вдоль стены. Глаза его скрыты тенью глубокого капюшона, а в руке кривая неотёсанная палка. Бродяга останавливается, облокачивается о стену и съезжает по ней на мокрую после дождя брусчатку. Мимо проходит пара горожанок, морща свои холёные носики…
— Прочь с дороги, отребье! — пихает Меня локтем упитанный прохожий.
Едва не падаю, пячусь, чтобы удержать равновесие и задеваю другого мужчину. Он раздражённо кривит губы и выбивает из моих рук лукошко с букетами.
Нежные цветы рассыпаются, украшая собой грязные лужи, а меня кто-то вздёргивает за шкирку.
Гвардеец! Ррах… только законников мне сейчас не хватало.
— Всё ли в порядке, уважаемый? — вежливо интересуется гвардеец у лощёного мужчины, который выбил букеты из моих рук.
— Этот оборванец налетел на меня! Возможно, он хотел меня ограбить!
— Я? Я просто… меня самого толкнули! А этот мужчина выбил из моих рук букеты! — пытаюсь объясниться, хотя мне больше всего на свете хочется высказать этому хаму всё, что я думаю о его манерах.
— Да как ты смеешь открывать свой рот, поганец?! — раздувает щёки мужчина, а гвардеец бросает на меня осуждающий взгляд.
На меня! Осуждающий взгляд!
— Господин гвардеец, — рядом оказывается бродяга. Его глаза всё так же скрыты под тенью глубокого капюшона, а голос звучит глухо, будто каждое слово даётся ему с трудом: — Я видел, как этого мальца толкнул другой прохожий. Он пятился назад, когда случайно задел этого уважаемого господина. Уверен, это простое недоразумение. Парень просто должен принести свои извинения и впредь не зевать по сторонам.
Гвардеец смотрит с сомнением, будто решает, стоит ли и дальше со мной возиться, но продолжает держать за шкирку. Мне претит извиняться перед лощёным хамом, но я киваю, подтверждая слова бродяги, и бормочу извинения.
Гвардеец предлагает мужчине проверить свой кошелёк и когда тот убеждается, что ничего не пропало, меня, наконец, отпускают.
Бродяга не узнал меня? Или узнал, но не стал выдавать воровку? А ведь меня всё ещё могут искать, и стоит ему заикнуться…
Но мужчина в рваном плаще молча разворачивается и ковыляет обратно к стене. Он опускается на мокрую брусчатку, подтягивает колени и прислоняется к стене спиной, откидывая на неё голову.
Бродяга делает неуверенный шаг, перенося вес на свою палку. Его ведёт, и я ловлю его, подставив своё плечо. Тяжёлый.
Шаг, ещё шаг. Выйдя из-под укрытия, ощущаем всю прелесть весеннего ливня.
Бродяга начинает дрожать ещё больше. От холода, от напряжения, от слабости.
Шаг… ещё шаг.
Ррах… как же мы дойдём?
Он надсадно дышит. Его лёгкие не в порядке?
Шаг… ещё шаг.
Молча ковыляем по пустынным улицам, встречая лишь редкие, проносящиеся мимо кареты.
Шаг… ещё шаг.
Когда мы добираемся до гостиницы, я готова упасть без сил. Разумеется, я не поведу его в наше убежище. Не настолько я не в себе, чтобы тащить незнакомца туда, где живут дети, поэтому перед поворотом останавливаюсь и объясняю, что дальше мы пойдём, только если он позволит завязать себе глаза.
Бродяга хмурится, но, сказать по правде, не такой уж большой у него выбор. Либо довериться, либо остаться на улице.
Он буравит меня нечитаемым взглядом, словно ищет подходящие слова, даже приоткрывает рот… но в итоге покорно прикрывает глаза, позволяя повязать поверх колючий шарф.
Когда немного оклемается, просто выведем его отсюда под иллюзией, и он не найдёт дорогу обратно. Мало ли в городе подвалов.
В узком тупике останавливаюсь у неприметной дверцы. Она, как и другие выходы убежища, замаскирована хламом.
Оглядываюсь. Кроме нас, никого.
Нащупываю ключ в щели каменной кладки и отпираю дверь. Снимаю со стены масляный фонарь.
Медленно спускаемся по каменной лестнице.
Я давно не появлялась в этой части подвала и сейчас немного морщусь от запаха сырости. Когда-то здесь располагалась прачечная и котельная, а в кладовых хранили инвентарь. Сейчас же на полу валяется всякий хлам, покрытый слоем пыли.
Зато здесь осталась комнатка для отдыха охраны. В неё я и веду бродягу.
Мы с Ясми обжили закуток в противоположном углу здания. Навели там порядок, убрали мусор, помыли полы и стены. На одном из этажей гостиницы нашли стол с треснутой ножкой и приволокли его вниз. Там же нашли почти целые стулья. В гостинице ещё было чем поживиться, когда мы решили здесь прятаться.
Чтобы хоть немного облагородить новый “дом”, пришлось проявить изобретательность. Например, мы резали старое тряпьё на полоски, и вместе с Ясми плели из них коврики. Не скажу, что у нас уютно, но это лучшее, на что мы до сих пор могли рассчитывать…
Толкаю дверь, и она со скрипом поддаётся. В бывшей комнатке для отдыха охранников стоит грубая дощатая койка, а к стене прислонен соломенный матрас. Он выглядит пыльным, но и бродяга не то чтобы “вот прям сейчас из умывальни вышел”.
— Я так понимаю, что уже могу это с себя снять? — тот, о ком я думаю, криво ухмыляется и сдёргивает шарф. Осматривается.
— Повяжи пока шарф на шею, — говорю и отворачиваюсь, чтобы осмотреть комод. Внутри ничего интересного, но это и не удивительно. Всё ценное, что мне удалось найти, я уже перепрятала.
Рядом с этой комнаткой есть умывальня для работников. Иду туда, поворачиваю кран и радуюсь, когда из него брызжет ржавая вода. Значит, трубы в рабочем состоянии и механизм подачи воды всё ещё работает.
— Как тебя зовут? — спрашивает, когда я возвращаюсь. Его голос всё такой же сиплый и надсадный.
Бродяга опирается о стену, но я вижу, что даже это даётся ему с трудом.
— Зови как хочешь, — какая разница, он здесь не надолго.
— А ты не слишком общительна.
ОбщительНА? Он понимает, что я девушка?
Хорошо, что в этот момент я стою к нему спиной, потому что иначе он увидел бы, как округляются мои глаза.
Но как это возможно, ведь на мне иллюзия?
Нащупываю накопитель, висящий на шнурке на моей шее. Может, опустел? Нет, я бы почувствовала…
Украдкой оцениваю ауру бродяги. Он не маг. Не вижу ни намёка на дар.
Значит, это всё же он… тот, у кого я украла хлеб? Он видел волосы, когда я упала и потеряла кепку. Уличные пацаны не носят длинных волос, а приличным девицам негоже обрезать косы.
Но я же под иллюзией... хмм... получается, он видит перед собой девицу с грубоватыми чертами, которая переоделась парнем? Так? Забавно...
Ставлю на стол лампу. Молча подтягиваю и раскладываю на кровати соломенный матрас. Он не особо свежий, но это всяко лучше, чем холод каменных ступеней.
— Сиди здесь. И извини, но придётся немного побыть в темноте.
Поднимаю на него взгляд и с трудом удерживаюсь, чтобы не передёрнуть плечами. Смотрит так, словно это не ему требуется помощь, а я здесь маленькая букашка, которая умудрилась перевернуться на спину и отчаянно бьёт по воздуху лапками.
— Фонарь здесь только один и мне он нужнее, — зачем-то оправдываюсь. Внутри разливается раздражение на саму себя и ещё почему-то смущение.
Парень ничего не отвечает, но отлипает от стены, пошатываясь, ковыляет к постели и усаживается на соломенный матрас.
Теперь он решил играть в молчанку? Ну и ладно… очищу совесть перед Светлыми Небесами и избавлюсь от него. Пусть катится своей дорогой.
Когда пробираюсь скрытым коридорчиком к обжитой части подвала, мысленно перебираю всё, что мне понадобится. В бывшей комнатке для охраны сейчас не сильно теплее, чем на улице и я радуюсь, что у меня есть пара маленьких магжаровен. Я берегу их на крайний случай, но парню сейчас нужнее.
— Кейси, тебя долго не было! — Ясми подбегает ко мне, бросаясь в объятия.
— Прости, я нашла того бродягу и привела в другую часть подвала, — мне приходится быть с Ясми в меру откровенной. Она должна понимать, что происходит, чтобы быть осторожной. — У него почти не было шансов оклематься самостоятельно. Но я попрошу тебя не выходить в ту часть подвала, хорошо? Он незнакомец, и я не представляю, чего от него ожидать… к тому же это именно он тот, у кого я пыталась украсть хлеб.
— Оу… ясно, — её личико становится серьёзным. — Тебе понадобится горячая вода? Я поставлю котёл.
— Спасибо, милая. Да, нужно приготовить лекарственный отвар из тех трав, что остались.
Кейси
От яркого солнца немного слезятся глаза, но я продолжаю вглядываться и даже дышу через раз.
Я знаю, что вокруг люди, на праздниках всегда много людей… но представляю, что кроме меня и наследника больше никого нет. Светлые волосы взлетают от порыва ветра, сплетаются с лучами солнца и становятся золотым сиянием вокруг его головы. Я хочу стать этим ветром, чтобы безнаказанно коснуться его волос.
Вокруг раздаются радостные возгласы: что-то прекрасное происходит в небе. Праздничное представление в самом разгаре, но праздник меня мало интересует.
“Император благосклонен к нашей семье, через несколько лет Кейси может стать принцессой…” Слова отца заставляют сердце биться чаще, каждый раз, когда я думаю об этом. А думаю я об этом слишком часто.
Может, если я проберусь ближе, то смогу рассмотреть его?
Одноцветные наброски тушью в газетах лишь разогревают любопытство. Они отличаются друг от друга, словно художники каждый раз видят принца по-разному, и мне очень хочется узнать, есть ли среди тех рисунков хоть один, что действительно на него похож. Всматриваюсь, ощущая резь в глазах...
— Ваш род предал корону! Вы арестованы за измену! — мужчина в кроваво-алом камзоле нависает надо мной, перекрывая солнце и тень от его фигуры сгущается, растёт, словно стремится поглотить всё вокруг, оставить лишь холод, тьму и одиночество.
Голова наследника поворачивается в мою сторону, и я чувствую взгляд, полный ледяного презрения. Открываю рот, чтобы закричать, но тень уже пробралась в мои внутренности. Крик застывает в горле…
Ррах! Всматриваюсь в темноту своей комнатки. Сердце всё ещё продолжает неистово стучать, а на лбу выступают бисеринки холодного пота.
Дурацкий сон! Ненавижу!!!
Поднимаюсь, зная, что уже не усну.
Сквозь продухи в стенах подвала слышится шум дождя и тянет влагой. Эта весна особенно мерзкая и промозглая. Плотнее кутаюсь в вязаную шаль.
Похоже, ещё слишком рано.
Ставлю котелок, чтобы приготовить похлёбку с крупой и овощами. Однообразная пища надоела, но я благодарю Светлые Небеса за то, что у нас есть еда. За последние несколько дней мне даже удалось немного пополнить запасы. Вот только как их растянуть до тех пор, пока я наберу и высушу новые сборы трав?
Пока варится крупа, нахожу в нашей кладовке простыни. У одной по центру большая дыра, другая надорвана с краю. То, что надо.
Простыни, подушки и другие полезные вещи я нашла, когда обыскивала комнаты номеров. Всё ценное там уже успели прибрать до нас, но кое-что ещё оставалось.
Нужно переодеть моего гостя в чистое, поэтому я раскраиваю нечто вроде туники с коротким рукавом. Никаких изысков, просто кусок ткани, который складываю так, чтобы место сгиба приходилось на плечо. Остаётся только сшить по бокам и обработать края.
Делаю на глаз, но с хорошим запасом, чтобы туника была свободной. Из второго полотна крою штаны.
К моменту, когда просыпается Ясми, у меня уже готова рубаха, и я дошиваю штаны. За этот год я неплохо набила руку, орудуя иголкой. Хотя раньше я иногда составляла маме компанию за вышивкой, но то было другое.
На месте пояса штанов продеваю верёвочку, чтобы можно было завязать.
— Одежда для бродяги?
— Ага.
— Кейси, что если отнести ему нашу Айю?
— Солнышко… — открываю рот, чтобы сказать: “Легенды Светлых Небес — это всего лишь легенды, и наша кошка не умеет исполнять желания нищих странников”… но я хочу, чтобы Ясми верила в чудо, поэтому говорю другое: — Позже… позже мы так и сделаем, заодно и проверим, действительно ли наша Айя волшебная.
После завтрака складываю в заплечный мешочек кое-какие вещи, недошитые штаны и тунику. В одну руку беру миску с похлёбкой, а в другую — чашу с горячим целебным настоем.
— Кейси, тебе помощь нужна?
— Я справлюсь. Оставайся и поиграй с Миком.
В комнате бродяги тепло, и уже нет запаха сырости. Магжаровня раскидывает яркие рыжие блики, но они меркнут, когда я ставлю на стол масляный фонарь.
Подхожу к постели и осторожно убираю прядь волос, чтобы осмотреть ожог. Краснота немного уменьшилась, значит, я всё делаю правильно.
Бледные веки вздрагивают, и я встречаюсь с изучающим серебристым взглядом:
— Благого утра, — стараюсь быть вежливой и даже улыбаюсь, но в ответ не слышу ни звука.
Так и будет играть в молчанку?
“А ты не слишком разговорчива” — кажется, это были его последние слова? Его задело то, что я не назвала имени?
Пфф… молчать совершенно не в его интересах, но у меня нет желания испытывать на прочность гордость бродяги.
— Кейси… меня зовут Кейси, — произношу, нанося на ожог целебную мазь.
— Благого утра… Кейси, — уголок его губ дёргается в едва заметной, но довольной улыбке.
Хочется закатить глаза. Ну что за ребячество?
— Твой ход. Назовёшь своё имя?
Он садится на постели, а я ставлю перед ним чашу с отваром.
— Можешь звать меня… Дэйм.
“Можешь звать”? Серьёзно? Он даже сейчас умудряется сделать мне одолжение. Да что с ним не так?
Заставляю себя отнестись к нему со снисхождением, решаю списать такое поведение на… хмм... на что списать-то? На переживания?
— Отвар лучше выпить горячим… Дэйм, — улыбаюсь самой своей терпеливой улыбкой.
Когда он допивает, молча ставлю перед ним миску с тёплой похлёбкой. Бродяга старается вести себя непринуждённо, но я вижу, как жадно он втягивает запах, слышу, как старается незаметно сглотнуть, и замечаю дрожащие от предвкушения длинные пальцы, когда он подносит миску к губам.
Дэймэллиан
Девчонка возвращается к обеду, с новой миской похлёбки и целебным отваром. На комоде, помимо прочего, появляется кувшин с чистой водой.
К этому моменту я успеваю полностью помыться, переодеться, улечься в свежую постель, начать злиться, перестать злиться, попробовать заснуть, снова начать злиться, подумать о том, что меня должны вовсю искать, о том, что сделаю сразу по возвращении во дворец, о том, что отныне перестану отказываться от услуг служанок в умывальне… пусть моют меня в четыре руки…
— Дэйм?
— М? — когда я доедаю горячую похлёбку, Кейси уже успевает вычерпать из бадьи грязную воду и выволочь саму бадью из комнаты.
— Я спросила, есть ли у тебя другие раны, помимо ожога, которые нужно обработать?
— Нет.
Мелкие царапины и заживающие сбитые костяшки не в счёт, там уже нечего лечить.
— Уверен?
Открываю рот, чтобы ответить: "Разумеется, уверен"… но вовремя останавливаю себя, делаю скорбное лицо и говорю другое:
— У меня очень болит поясница, должно быть, там ушиб, — мне даже не нужно лгать: тело всё ещё ощущается так, словно по мне потопталось стадо северных веренов.
Кейси замирает, её брови немного сходятся на переносице, а на скулах разливается румянец. Хмм… её что-то смущает?
Внимательно наблюдаю за удивительно живой мимикой и уже решаю, что сейчас она просто уйдёт, заявив, что ушибы — это не раны и лечить их необязательно… но девчонка решительно кивает каким-то своим мыслям и просит перевернуться на живот.
Прежде чем я это делаю, успеваю рассмотреть сосредоточенно поджатые губы.
Почему меня так забавляет эта ситуация?
Я намеренно не помогаю ей, просто прикрываю глаза, когда чувствую, как аккуратно поднимается ткань туники.
— Оу… ох… — в её голосе искреннее переживание, которое приятно отзывается внутри. — Я не могу сказать, целы ли твои кости… но у тебя большая, почти чёрная гематома на половину поясницы.
Не удивлён, те выродки, не пытались быть нежными, но, к счастью, не успели нанести серьёзных травм.
— Ммм… у меня есть мазь, которая может немного облегчить боль и ускорить заживление, — она что-то говорит, а я мысленно уговариваю её положить на спину свою маленькую ладонь, как она делала, когда касалась моего лба, проверяя жар. — Если… если ты не против, я, наверное… я могла бы… если ты, конечно, не против… нанести её, — девчонка едва не заикается.
Отворачиваюсь, чтобы она не видела выражения моего лица:
— Если тебя не затруднит… Кейси…
По комнате разливается резкий травяной запах, а её пальцы робко касаются кожи. Эти касания действуют неожиданно сильнее, чем умелые ласки моих фавориток.
Пытаюсь скрыть частое дыхание и сцепляю зубы, радуясь, что лежу на животе…
— Больно? — в её голосе угадывается сочувствие. — Потерпи немного, я же стараюсь аккуратно.
Потерпеть? Вжимаю лицо в подушку, чтобы не рассмеяться в голос и не испортить себе всё развлечение. В этот момент её пальцы опускаются к самому поясу штанов, и мысли перетекают в другое направление.
Что у неё там за мазь такая, может, в ней дело?
— Вот и всё. Думаю, теперь тебе просто нужно отдохнуть. Лучше оставайся на животе, пока мазь окончательно не впитается.
Касания прохладных пальцев исчезают с поясницы.
И всё?
Избалованное тело требует продолжения, но девчонка поднимается, забирает пустую посуду и спешно уходит, оставляя меня лежать в одиночестве с задранной рубашкой.
Чувствую себя крайне странно.
Кейси
Жар никак не отливает от лица, и я захожу умыться холодной водой, словно это поможет вымыть из головы образы последних минут.
Светлые небеса, я только что бесстыдно рассматривала голого мужчину! Ну хорошо, не голого… я приподняла рубашку лишь до середины спины, но и этого достаточно. К тому же прежде я никогда не касалась обнажённого мужчины… ну хорошо, не обнажённого, но… зачем я вообще предложила ему это сделать? Он и так пользуется моей добротой и заботой сверх меры. Как бы мне это ещё не вышло боком…
Нет, как только он встанет на ноги, нужно будет увести его отсюда подальше, да так, чтобы он не смог найти обратную дорогу.
Для нашей безопасности... и моего спокойствия.
***
Вечером я ещё раз быстро заглядываю к нему с небольшой миской похлёбки и чашей лекарственного настоя. Пока он ест, стараюсь вообще не смотреть в его сторону, протираю пол и кладу возле кровати один из лоскутных ковриков.
Перед глазами то и дело встаёт картинка спины, увитой сухими мышцами, немного выпирающие рёбра и уходящие вверх под задранную тунику чёрные линии странного накожного рисунка.
Интересно, какая спина у Питтэра?
Вчера утром мне пришлось забежать в сырную лавку в образе мальчишки и сунуть Питтэру записку от себя самой. В записке я сообщила, что очень сожалею, но не смогу встретиться с ним на пристани.
Надеюсь, он не сильно на меня в обиде, просто сейчас мне совсем не до свиданий.
Торговки говорили, что дожди должны уже прекратиться, потому что первые чайные ландыши распустились, да и желтобрюхие кортавики летают высоко. По всем признакам начинается период ясной погоды. А мне очень нужно пойти в лес за новыми сборами, иначе совсем скоро будет не на что пополнять запасы еды…
Ловлю себя на том, что, не моргая смотрю в одну точку, держа в руке мокрую тряпку... при этом в комнате стоит подозрительная тишина. Оборачиваюсь и упираюсь в изучающий серебристый взгляд.
Спешно отвожу глаза, подхватываю пустую миску, бубню “благой ночи” и сбегаю из его комнаты. Кажется, он хочет что-то сказать, но я уже прикрываю за собой дверь.
Следующим утром приходится встать очень рано. Дождь перестал лить ещё с вечера, и немного распогодилось. Значит, можно попробовать пройтись до ближнего леса: там неопасно, но и травы не особо ценные. А если погода продолжит радовать ясными деньками, то можно и до болот сходить. Вот там уже должны прорасти весьма ценные травы.
Дэймэллиан
Передо мной сидит девочка лет семи с такими же кудряшками, как у Кейси и с деловым видом объясняет, что я должен выпить несколько ложек отвара, который ещё утром приготовила её сестра.
Рядом со столом, на плетёном из каких-то тряпок ковре, играет с трёхлапой кошкой немой мальчик.
Кейси до сих пор нет...
Утром я обнаружил в комнате миску с остывающим завтраком и отвар. Девчонка решила вообще перестать со мной общаться? В чём её проблема? После того как она лечила ушиб на моей пояснице, она старается даже не смотреть в мою сторону… и это отчего-то раздражает. Я ждал её, чтобы осторожно выяснить, в чём дело, но ни после завтрака, ни в обед она не пришла.
Как это понимать?
Попытка уснуть ни к чему не привела. Я был раздражен.
Когда ожидание стало невыносимым, решил выйти из комнаты и немного прогуляться. Я уже осматривался снаружи, но каждый раз спешил вернуться в нагретую комнату и забраться под тёплое одеяло. Наверное, я до конца своих дней буду ненавидеть холод.
Протягиваю руку к палке, но передумав, оставляю в углу — уже не особо нужна. Пара дней отдыха и покоя практически вернули мне радость движения. Меня не шатает от слабости, и боль в бедре не вспыхивает при каждом шаге. Осталось лишь тупое, ноющее ощущение.
У меня была мысль попросить Кейси намазать своей волшебной мазью ещё и бедро, но что-то подсказало промолчать...
Подхватываю со стола масляную лампу и выбираюсь за дверь.
Итак. Я уже понял, что нахожусь в подвале. Заброшенное место, слои пыли и какие-то обломки.
Но откуда-то же девчонка приходит?
Скорее всего, живёт наверху и спускается сюда ко мне. В голову закрадывается вопрос: а с кем она живёт? Родители? Муж? Да ну… если бы у неё был муж, она бы не заливалась так румянцем при мысли о том, чтобы осмотреть мужскую спину. Значит, родители… может только один родитель или даже более пожилые родственники?
Почему она ничего о себе не рассказывает? Пф… Глупый вопрос. Потому что видит перед собой бездомного.
Как же меня всё это раздражает! Потом обязательно приглашу девчонку во дворец и буду с наслаждением наблюдать, как округляются зелёные глаза на её бледном личике.
Губы растягиваются в предвкушающем оскале. Ничего не могу с собой поделать. Всегда любил эффектные представления.
Только заставлю её принести клятву молчания: не стоит никому знать, что со мной произошло. Может, даже предложу ей место горничной? Будет мыть меня перед сном в ванной своими прохладными пальцами.
Ррах! Сдались мне её пальцы?
Снова начинаю раздражаться и возвращаюсь к своей комнате. Присаживаюсь на корточки и опускаю пониже лампу. Ищу следы. Кругом пыль, то это не должно стать проблемой.
На полу, как и на лице Кейси тонкие, едва заметные искажения. Если бы не руны, испещрившие моё тело, я бы этого и не заметил, но я вижу сквозь иллюзию. И то, что Кейси использует магию вызывает ряд вопросов.
Сложно представить мага, которому бы пришлось воровать еду на улице. Обычно все они легко находят достойную работу и тёплые места, если не в самом дворце, то в любом из имперских ведомств.
И если уж совсем откровенно, то за магами в Империи идёт настоящая охота. Их становится всё меньше, особенно в последние годы.
Следы приводят к куче хлама. Осматриваю его и нахожу проём, замаскированный под часть стены.
Как интересно.
Дверь оказывается запертой, но если я правильно понимаю, то где-то рядом вполне может быть спрятан запасной ключ.
Внимательно осматриваю следы на полу и стены. В стороне от двери немного натоптано. Почти незаметно, но мне достаточно, чтобы понять, где искать.
Я оказываюсь прав: в нижнем ряду кладки стены есть слабое искажение, а в щели между большими серыми кирпичами обнаруживается и сам ключ.
Хах.
Дверь поддаётся, и я попадаю в узкий коридор. Перед сáмым входом лежит плетёный круглый коврик. Здесь немного теплее, и после холода с той стороны двери, я наслаждаюсь тем, как понемногу расслабляются мышцы. Туника и штаны не сильно греют, а мою накидку Кейси куда-то унесла.
Слышу детский голос и тихо иду в ту сторону.
Через несколько шагов передо мной открывается небольшое помещение. Комнатой это можно назвать с большой натяжкой, и всё же здесь стоит мебель, чисто и почти уютно.
Не спешу себя обнаруживать. Наблюдаю из-за угла за девочкой, которая деловито накладывает в миску еду из котла, висящего над жаровней. Она несёт миску на стол, где на двух тканевых салфетках уже лежат ложки. Затем берёт из покосившегося шкафчика ещё одну миску и проделывает то же самое, после чего снимает котёл, отставляя его в сторону.
— Мик, садись есть!
Перевожу взгляд и замечаю мальчика, который не сводит с меня глаз.
— Мик?
Мальчик вытягивает руку и молча указывает на меня пальцем.
Девочка резко оборачивается, в её глазах отражается страх. Приходится выйти из-за угла и поднять руки в успокаивающем жесте.
Пытаюсь подобрать слова, чтобы как-то объяснить моё нахождение здесь и не напугать детей ещё больше, но взгляд девочки оценивающе скользит по мне, и на её лице неожиданно расплывается улыбка:
— А, бродяга… заходи, есть будешь?
М?
— Всё нормально, Мик. Кейси шила это для него, я узнала по одежде, — поясняет своё резко изменившееся отношение, обращаясь к мальчику.
Тот серьёзно кивает и забирается на место за небольшим круглым столиком, одна из резных ножек которого обмотана тряпкой. При этом мальчик ни на мгновение не спускает с меня настороженного взгляда.
— Садись, раз пришёл, у нас ещё немного осталось, — девочка указывает ладонью на свободный стул, после чего идёт к котлу и по-хозяйски накладывает содержимое в третью миску.
— Благодарю, — мерзкое тянущее ощущение в пустом желудке подталкивает шагнуть вперёд и сесть, куда указала девочка.
Ощущаю себя при этом очень странно.
— Извини, там было мало, а я ещё для Кейси хотела оставить, — поясняет свои действия ребёнок, перекладывая в мою миску немного каши и овощей из собственной порции.
Дэймэллиан
До меня долетают обрывки шёпота:
— Ясми, солнышко… это ты… — Кейси.
— Нет, он сам… — Ясми.
Острое чувство, что мне не рады, сгущается и проникает во внутренности, скручивая их холодом. Я уже давно не маленький и научился не обращать внимания на подобные вещи, но отчего-то именно сейчас отголоски прошлого накатывают саднящими воспоминаниями.
Хочется скривиться. Едва заметно морщусь и стараюсь подавить в себе непрошенные эмоции. Я почти забыл, какого это — ощущать себя нежеланным… лишним.
— Благой ночи, — поднимаюсь и, ни на кого не глядя, ухожу в другую часть подвала.
Запираю дверь со своей стороны, оставляя ключ при себе. С Кейси станется перепрятать его подальше.
Хотя её сложно винить.
Всю ночь ворочаюсь, стараясь при этом не потревожить заживающий ожог. Ещё слабое тело жаждет отдыха, но разум отказывается ему потакать. Разум — предатель: тащит на поверхность тени прошлого, которые я мастерски запихал подальше, желая забыть…
— Как вы могли не уследить за этим? — рокочет отец.
— В-ваше Императорсоке Величество… простите, мне нет оправдания, — бледнеет гувернёр-наставник.
Шестилетний Эдеррион мнётся рядом, потирая разбитый локоть, над которым уже хлопочет целитель, окутывая своей магией.
Я не стремился сделать ему больно, но искренне желал, чтобы он отцепился и больше не бегал за мной. Мелкий прилипала. Вечно лезет. Я надеялся незаметно улизнуть, почти провёл охрану, и надо ж было наткнуться в коридоре на выродка с его гувернёрами. И как только заметил меня издалека?
— А ты? — отец обращает гневный взгляд на меня, и я привычно вытягиваюсь по струнке. Смотрю в глаза, мечущие молнии. — Поднял руку на брата?
Не вопрос, утверждение.
— Он мне не… — хочется рыкнуть, но под тяжёлым взглядом глотаю оставшиеся слова и тут же жалею, что вообще открыл свой рот.
Тот факт, что отец признал сына фаворитки, ещё не делает мелкого выродка моим братом. Из-за него и из-за этой потаскухи моя мать сбежала из дворца в Обитель Светлых Небес. Приняла сан послушницы и скрылась от внешнего мира… бросила меня. Прямо в день моего девятилетия.
Теперь бывшая любовница уверенно разгуливает по залам дворца, наводит свои порядки и ведёт собственные игры, убирая тех, кто прежде не был с ней достаточно осторожен. Это то, к чему она всегда стремилась. Это то, что она получила, родив Императору одарённого ребёнка.
Одарённого… именно о таком наследнике мечтал отец.
— Дэймэллиан, — от тона его голоса веет холодом: — До меня доходят дурные слухи. Я надеялся, они преувеличены, но теперь вижу твоё истинное отношение к брату. Оскорбления в его адрес недопустимы. Императорская семья сильна, пока сильна наша связь. Младший принц вырастет и станет тебе опорой.
Пока что он стал моей занозой в… ладно, я всё понимаю. Умом. Нехорошо называть мальца бастардом при лишних ушах. Но гнев кипит глубоко внутри и стоит дать ему повод, как он прорывается, даже если я стараюсь сдержаться…
— Я понимаю, Ваше Величество и постараюсь… исправиться… — слова даются тяжело. Мне обидно, что опять виноват именно я, хотя считаю себя такой же пострадавшей стороной. Но всем наплевать на то, что у меня в душе. Главное, чтобы внешне я придерживался строгих правил и изображал послушание.
Отец шумно выдыхает.
— Ты разочаровал меня Дэймэллиан. Снова. На тебе лежит великая миссия. Будущий правитель не может позволить себе забываться и подвергать сомнению силу и целостность семьи, — съёживаюсь под прямым стальным взглядом, осознавая, что мне не избежать очередного наказания. — Твоё воспитание требует контроля и дисциплины, именно поэтому я так строг с тобой.
— Отец…
— Стража! — громкий голос режет слух, и я вижу победную улыбку на лице своего гувернёра. Этот слизняк всегда радуется моим наказаниям. — Пять плоских плетей старшему принцу и неделя в своих комнатах. Его запрещено навещать всем, кроме слуг и гувернёра-наставника.
— Отец! — несколько долгих мгновений смотрю ему прямо в глаза, но он равнодушно закрывается. Лишь едва поджатые губы выдают, что ему не совсем безразлично… но это меня не спасает. Никогда не спасает…
Кейси
Это был тяжёлый день. И всё же я благодарна Светлым Небесам. Мне удалось выбраться из леса.
Лицо и руки жгло от мелких царапин, оставленных тонким игольчатым кустарником, а сердце билось о рёбра, потому что мне всё время казалось, что кто-то следит за мной из тьмы.
Но я вырвалась. И даже смогла сориентироваться по звёздам, выйдя к одному из знакомых окрестных селений.
Собаки выдавали моё присутствие напряжённым лаем. Пришлось прикрыться иллюзией и ускорить шаг — никто не любит чужаков, бродящих мимо домов в сумерках.
До Тиоренхеш добралась, когда на город опустилась глубокая ночь и все приличные жители спрятались в свои уютные безопасные дома. Пришлось потратить второй накопитель и снова прикрыться иллюзией.
Я скользила по городу невидимкой, но даже так приходилось двигаться перебежками, стараясь не шуметь. Я боялась натолкнуться на одного из магов, прислуживающих Маркизу. Они бы не прошли мимо, заметив одинокого одарённого под иллюзией. Я уж не говорю о том, что бы было, если бы кто-то меня узнал… “сбежавшая бабочка Маркиза”.
К нашему убежищу добралась, окончательно выбившись из сил. Увидев Ясми, бросившуюся мне на шею, с трудом сдержала слёзы облегчения, но испугалась, увидев бродягу. Мысль о том, что кто-то посторонний находился рядом с детьми пока меня не было, заставила внутренности неприятно сжаться.
Как он вообще попал в нашу часть подвала? Не нужно было его приводить в убежище… Но как иначе? Бросить на улице, понимая, что сам он вряд ли выберется? И остаться с этим до конца своих дней? Мерзкий выбор. И я до сих пор не решила, правильно ли поступила...
Дэймэллиан
Кейси вспыхивает, поджимает губы и вылетает из лавки. Бросаю раздражённый взгляд на самодовольного слизня, ощущая, как чешутся почти зажившие костяшки пальцев.
— И чего тебе на улице не ждалось? — шипит, когда я её догоняю. А мне хочется развернуть девчонку и впиться в губы так, чтоб навсегда выбить из её кудрявой головы дурные мысли.
Этот “Питтэр” не достоин ни единого её взгляда… тем более такого взгляда.
Почему на меня никто никогда не смотрел так?
Нет, мне смешно жаловаться. Вереницы благородных девиц буквально преследуют меня, “случайно” оказываются в “нужных” коридорах, частенько пытаются подкупить стражу, чтобы попасть в мою спальню, “случайно” сталкиваются со мной даже там, где я не ожидаю их увидеть… они пожирают меня глазами, трепещут длинными ресничками, умоляют обратить внимание и даже устраивают слёзные спектакли, доказывая свои искренние чувства… но ни одна ни разу не посмотрела на меня так, как Кейси смотрела на этого слизня!
Хочу коснуться её локтя и заставить девчонку поговорить со мной, но Кейси неожиданно ударяет меня в грудь, разворачивается и срывается с места. Перебегает дорогу перед самым носом у кареты.
Слышится испуганное ржание и отборная брань кучера, но карета едет дальше, а Кейси... словно растворяется.
Значит, всё-таки решила от меня избавиться.
После её вчерашнего испуганного взгляда чего-то подобного я ожидал, и всё же меня пробирает мерзкое леденящее разочарование.
Осматриваюсь. Похоже, Кейси догадалась о моём маленьком секрете и просто спряталась. Я бы мог найти её… мы оба знаем, что иллюзия её не спасёт... но навязываться какой-то девчонке? Мне? Бегать за ней, когда она сама отталкивает? На такое я не подписывался.
Слышу скрип собственный зубов и ощущаю нарастающее раздражение.
Разворачиваюсь и широкими шагами, игнорируя тупую боль в бедре, направляюсь в сторону высокого светлого здания на соседней улице. Самое время побеспокоить законников.
Последние дни я обдумывал разные варианты и понял, как мне лучше провести переговоры. Меня должны искать. А раз так, то лишь полный идиот откажется от сведений о местонахождении наследника Империи!
Мне просто нужно добраться до кого-то из начальства.
Захожу в центральные двери и осматриваюсь, пытаясь сообразить, как здесь всё устроено.
Да, я всё ещё выгляжу не лучшим образом, но теперь хотя бы могу стоять, не опираясь о стену. Наверное, поэтому меня не гонят прочь, принимая за опустившегося пьянчужку.
Перед добротной резной дверью стоит высокий шкафообразный гвардеец. Слева от него расположился небольшой столик, за которым сидит круглощёкий мужичок в форме.
Я сообщаю, что у меня важные конфиденциальные сведения для старшего дознавателя. Круглощёкий лениво осматривает меня, затем медленно поднимается и скрывается за резной створкой.
Бардак, а не работа. Кажется, Крон говорил, что именно в Тиорренхеш пропали несколько наших дознавателей? Если здесь все законники такие неповоротливые, то меня не удивляет творящийся в городе беспорядок.
Дверь отворяется и меня пропускают в кабинет. Наконец-то! Шкафообразный заходит следом.
За богато отделанным столом, в мягком кресле, сидит ещё один круглощёкий истэр и крутит в своих пухлых ручках какую-то безделушку.
— Так что за сведения? — в меня упираются нетерпеливые маленькие глазки.
— Я хочу сообщить о том, что знаю, где находится старший принц Империи.
— Эка невидаль! Все мы знаем, где он находится.
Что?
— В каком смысле?
— Ты сюда шутить пришёл? — слегка багровеет мужчина.
— Погодите. Как это вы знаете, где находится старший принц? Разве он не пропал после нападения на Дворец Правления? У меня есть сведения о том, где он находится!
— Какие сведения? Старшего принца никто не ищет, потому что всем известно, что он находится во дворце! — старший дознаватель поднимается, подхватывает лежащую справа от себя газету и трясёт ею перед моим носом. — Все газеты трещат, что на сегодняшнем балу наследник объявит о своей помолвке!
— Это невозможно! — выхватываю газету из его рук, пытаясь найти и прочесть то, о чём он говорит.
— Стража! Эй! Уведите его отсюда и больше не смейте пускать ко мне всякую шваль!
— Стойте! Нет! Это недоразумение! Наследник не может находиться во дворце! — я упираюсь, потому что шкафообразный гвардеец уже тянет меня к выходу.
— Это почему же? — ехидно усмехается дознаватель.
— Потому что это я! Я Дэймэллиан, старший сын Императора и наследник Даанавэр! — шиплю сквозь зубы, мечтая схватить этого идиота за горло и как следует встряхнуть. Он даже не пытается разобраться! — Вы не можете просто отмахнуться от меня, не проверив эти сведения! Потому что, если вы ошибаетесь — вас осудят за халатность!
— Что?? — взвизгивает старший городской дознаватель и бьёт своим пухлым кулачком по столу так, что сотрясаются даже его собственные щёки. — Как смеет этот… это… открывать свой рот?! Всыпать плетей и запереть в камере!
— Нет! — упираюсь из последних сил, потому что преимущество явно не на моей стороне. — Стойте! Разберитесь в этом деле!... Подождите!... Золото! Обещаю, вы получите много золота…
Кричу уже в закрытую дверь, когда меня практически волочат по коридору на лестницу, ведущую вниз.
***
Не знаю, сколько времени я провёл здесь. Ненавистный холод сырой камеры уже пробрался до самых костей, и теперь меня бъёт озноб. Пытаюсь заснуть на жёсткой тюремной койке, но спина саднит после огненных поцелуев плети. И всё же мне повезло — тюремщик сжалился надо мной, сочтя сумасшедшим, и не захотел наказывать в полную силу...
Ррах и Хаос! Чему я радуюсь? Всё это немыслимо! Моя голова просто отказывается воспринимать происходящее…
Что вообще происходит, если все считают, что я во дворце?
Дэймэллиан
Высыпаю в ладонь несколько монет. Интересно, это много или мало?
— Эй! Сколько мне ещё здесь сидеть? Я уже давно всё осознал и отныне намерен держать в тайне своё происхождение! — я намеренно дурачусь, пусть так, пусть видит во мне городского безумца, лишь бы выпустил отсюда.
Тюремщик снова хохочет. Как и в тот момент, когда гвардеец рассказал ему, за что меня приказал наказать старший дознаватель.
— Вот уж странно, что тебе не поверили! — сквозь хохот выдавливает коренастый мужчина, смахивая тыльной стороной ладони слезу. — Ваше высочество!
— Послушай, у меня есть немного монет, увы, не золотых, но, может быть, ты примешь их от меня… как символ моей благосклонности…
Подбрасываю звонкие пятаки, и тюремщик впервые смотрит на меня с интересом. Простодушно улыбаюсь и вытягиваю сквозь решётку руку с лежащей на раскрытой ладони горсткой монет. Если он захочет, то просто заберёт их… но я смотрю в его глаза и надеюсь, что не ошибся.
— Хм… ну, раз отныне ты намерен скрывать своё происхождение… то здесь тебе более делать нечего. Никаких особых указаний по тебе не поступало, а проучить… так толку-то дурачков наказывать?
Забирает всё, кроме одной монеты, и открывает скрипучую дверь.
С удивлением рассматриваю оставшийся пятак. Хм, он решил, что я простодушно отдал ему всё, что у меня было?
— Оставь. Будет, на что хлеба купить, — по-своему истолковывает моё удивление тюремщик.
Как мило.
На улице уже смеркается, и я замечаю нарядных горожан. Вспоминаю, как Ясми говорила про ярмарку: “Кейси обязательно вернётся, потому что обещала нам пойти на весенний праздник” — этими словами она успокаивала Мика… и саму себя.
Вдоль торговой улицы и на городской площади уже идут гуляния. Отовсюду слышится смех, музыка и тянутся одуряющие запахи уличной еды.
Сглатываю, продолжая внимательно рассматривать прохожих, но мне мешают сгустившиеся сумерки и то, что людей вокруг слишком много.
— О, Питтэр, ну конечно, хочу!
Слух вырывает из общего гула знакомое имя. Ни на что не надеюсь, но оглядываюсь.
Довольно скалюсь.
“О, Питтэр”, да ты просто радуешь меня сегодня!
Парень галантно придерживает за локоть смазливую блондинку.
Следую за парочкой, но продолжаю осматриваться: внимательно, пристально, с азартом… с предвкушением.
Огненное шоу, где блондинка манерно смеётся и хлопает в ладоши, уличные лавки, где он покупает ей горячий шоколад и сладости,
— Ты обещал карусель! — щёки девицы раскраснелись.
— Конечно, Синтия, для тебя, что угодно…
Какая прелесть.
Белое чудо. Красавица-карусель — сердце праздника. Расписана пурпуром и золотом. На крыше и столбцах мерцают россыпи магических огоньков, они подмигивают впечатлённым зевакам, обещая исполнить их детские мечты.
Каждый, от мала до велика, хочет оказаться на одной из тех маленьких белых лошадок, что мерно плывут по кругу, рассекая пространство ночи.
Вверх-вниз — качают своих всадников на мягких волнах. Вверх-вниз.
Зачаровывают. Завораживают. Влекут.
Кейси
Дети подпрыгивают в нетерпении, когда мы собираемся на большую весеннюю ярмарку. Сегодня улыбается даже Мик.
Маленький кукольный театр привлекает, заставляя детские лица светиться, а глаза гореть от восхищения. Но сказка заканчивается и Ясми тянет нас в центр площади, откуда доносится нестройный хор голосов и шум веселья.
Большой костёр взметает искры до небес. Толпа, взявшись за руки, поёт песни, водя вокруг хороводы.
Я держу в своих руках детские ладони и двигаюсь в неспешном ритме хоровода, повторяя за всеми знакомые песни…
— Выбирайте себе конфеты, мальчики, — пожилая торговка расплывается в добродушной улыбке, когда мы рассматриваем карамельные фигурки.
Да, все мы снова одеты, как мальчишки. Так безопаснее. Наши друзья — сгустившиеся сумерки и кепки, надвинутые на лбы. Иллюзия лишь слегка меняет черты лица, почти незаметно. Силы так мало, что её и маг разглядит лишь вблизи.
Мик выбирает сладкую звёздочку, а Ясми фигурку кошки. Радуюсь, что сегодня у меня есть монеты. Предвкушение праздника пропитало город, и утром я удачно торговала, продавая травы и букеты.
Дети с вожделением хватают карамель и переглядываются. Захлёбываются восторгом.
Мимо пролетает мыльный пузырь, он лопается на кепке Мика. Ясми следует взглядом туда, откуда он прилетел.
— Кей! — она намеренно сокращает моё имя. — Кажется, там карусель!
Беру обоих за руки и пробираюсь в нужную сторону.
Мелодия приближается, скользя по коже мелодичным перезвоном, обещает подарить немного радости.
На нашем пути — Врата Весны. Кованая арка, густо оплетённая душистыми цветами. Меж цветов прячутся алые фонарики. Хорошая примета: пройдя Врата, подарить поцелуй тому, кто рядом.
Ясми улыбается шире и тянет туда. Арку проходит пожилая пара — мужчина наклоняется и нежно целует свою спутницу в щёку. Шагаем следом, и я целую в щёку Ясми. Мик от меня смущённо уворачивается, но сестрица с хохотом целует его в нос, хватает насупленного мальчика за руку и тащит ближе к карусели.
Позади слышится смущённое девичье хихиканье. Кто-то задевает моё плечо, и я оборачиваюсь… чтобы увидеть, как во во Врата Весны, не замечая никого вокруг, вбегает молодая пара: парень тут же тянет девушку на себя и накрывает распахнутые губы поцелуем.
По счастливым лицам скользят алые отблески. Жадно впиваюсь в них взглядом. Пальцами тянусь к собственным губам. Пытаюсь представить, каково это… когда целует мужчина.
Питтэр… как жаль, что ты не рядом…
Ясми и Мик пританцовывают под переливы мелодии, купаются в мерцании уютных огней карусели.
Два арлекина завлекают публику и развлекают тех, кто ждёт своей очереди у карусели. Они дурачатся, когда выдувают тонкими трубочками стаи пузырей.
Ясми и Мик рассматривают их с приоткрытыми ртами.
Кейси
— Очень больно? — тяжёлые ладони ложатся на плечи, горячее дыхание щекочет край моего уха.
Вздрагиваю.
Как он меня нашёл?
— Не твоё дело! — шиплю сквозь зубы.
— Она хороша, да? Точёное личико… яркие губы… чудесное платье… — его тон звучит так спокойно, словно мы обсуждаем погоду. — И, похоже, не из бедной семьи. Неплохая партия для лавочника.
— Тебя это не касается, бродяга! — сбрасываю с плеч его ладони и оборачиваюсь.
Худой высокий силуэт в балахоне. Капюшон опущен так низко, что скрывает взгляд. Из-под грубой ткани торчат непослушные кончики светлых волос.
Мерцающие огоньки карусели высвечивают острые скулы с впалыми щеками и чертят чёткий контур бледных губ.
— Меня это не касается… — проводит большим пальцем по моей щеке, стирая слезу. Подносит палец к своим губам… и слизывает солёную влагу. — Но согласись, злость приятней, чем слёзы.
Не сразу осознаю, что он сказал.
Злость…
Да… бродяга заставил меня злиться, и раздражение высушило слёзы. Боль ещё скалится внутри, но её цепкие когти ослабили на горле свою хватку.
Отворачиваюсь. Мне не нравится, что бродяга так легко читает меня.
Взгляд снова замирает на карусели. Почему Питтэр так поступает? Может, я что-то не так поняла? Но к чему тогда были все его улыбки и знаки внимания?
— Задай себе правильный вопрос, Кейси, — бродяга прямо за моей спиной, и его шёпот греет край моего уха: — Зачем он хочет встретиться с тобой в заброшенных доках?… Вдали от посторонних глаз… наедине… там, где вас… не застукают.
— Хватит! — злюсь и делаю шаг в сторону, но он повторяет моё движение, снова оказываясь за спиной. — Питтэр бы не стал… не поступил бы так со мной.
— Уверена? Хочешь поспорим, что именно для этого он и позвал тебя?
Очередной виток карусели.
— Но… я бы точно не стала с ним…
— Правда? Ты так смотрела на него, таяла от каждой улыбки… добыча сама плыла к нему в руки… было бы глупо отталкивать её.
— Т-ты! — разворачиваюсь к нему и ударяю в грудь ладонями. — Зачем преследуешь меня? Зачем говоришь мне всё это? Чего ты хочешь? — пытаюсь поймать его взгляд в тени капюшона.
— Правильный вопрос: чего хочешь ты, Кейси? — шагает чуточку ближе и нависает надо мной всем своим немаленьким ростом.
Чувствую, он продолжает изучать меня, как учёные изучают насекомых:
— Хочешь мести?
— Нет... — отворачиваю голову и успеваю заметить, как Мик хлопает в ладоши.
— Месть помогает притупить боль, зеленоглазка. Делает её не такой острой, — гипнотизирует меня своим шёпотом.
Месть? Разве способна она мне помочь?
— Я не… это его жизнь и его выбор. Просто я сама… глупо ошиблась. Не так всё поняла…
— Хочешь взять его вину на себя? Серьёзно? Кейси, этот слизняк готов использовать тебя для своего удовольствия, пока решает вопрос с этой Синтией. Возможно, даже представлял бы на твоём месте её... всё ещё считаешь виноватой себя?
— Питтэр бы не поступил так! — от его намёков у меня пересыхает во рту и потеют ладони. — Возможно… возможно, этому есть другое объяснение. Я просто поговорю с ним и…
Карусель замедляется. Питтэр помогает Синтии спуститься и тянет её в нашу сторону. Они не замечают никого вокруг, когда вбегают во Врата Весны.
Хочу отвернуться, но Дэйм за плечи разворачивает меня к ним лицом.
— Нет, Кейси. Заставь себя досмотреть, — шепчет в самое ухо. — Не оставляй себе и шанса на иллюзию. Будь честна с собой. Анализируй.
Питтэр притягивает Синтию и мне даже кажется, что я слышу его стон. Его рука уверенно сжимается на талии, затянутой в голубой бархат.
Больно.
— Тебе не нужен разговор, чтобы понять. Ты уже и так всё знаешь. Вопрос лишь в том… как выйти из игры, с достоинством и сохранив остатки своей гордости.
— Что ты имеешь в виду?
— Представь, что целуя Синтию, он думал бы о тебе. Уже не так больно? М?
— Как?
— Я научу, — уголок его рта дёргается, рождая кривую ухмылку. — Обещаю, тебе понравится.
Молчу. Внутри лишь пустота, беспомощность… и злость.
— Соглашайся…
Дэймэллиан
Давай, зеленоглазка. Соглашайся. Мне не везёт без тебя.
— Я… — хмурится. — Ладно. Хорошо. Ты голоден?
Выдыхаю.
— Голоден. Замёрз. Устал.
Прошлая ночь была не лучшей в моей жизни, и я бы не отказался вернуться в тёплую постель в её убежище.
— Думаю, дети тоже уже утомились, — наблюдает, как мальчик устало трёт глаза...
***
В комнатке тепло, и я больше не чувствую тянущую пустоту в желудке. Снова благодаря Кейси. Даже боль воспалённой спины заметно притупилась.
Но мне не спится.
Тело ломит от усталости, вот только мысли бесцеремонно топчут моё спокойствие, водят в голове свой лихорадочный хоровод.
Кто-то действительно занял моё место или это всего лишь сказка для газет?
Цель? Избежать волнения в народе, убедить, что во дворце всё спокойно?
Или тот, кто всё затеял, боится слишком скорого возвращения младшего принца в столичный Дворец? А Эдеррион вернулся бы, узнав, что я пропал… вернулся бы со всей мощью тёмного дара Хаоса.
Враг знает это.
Но что, если сам Эдеррион замешан в этом? Почти все Верховные Смотрящие были на кровавом балу. Со своими семьями! Стали бы они так рисковать, зная о нападении?
Хосовы ррахи… как мне вернуться, если я не знаю, кому доверять?
Возможно, само моё появление у стен дворца станет последним, что я сделаю в этой жизни. Тем более, если кого-то выдают за меня. Под покровительством Верховного Совета такое провернуть вполне возможно.
Фальшивый принц под маской иллюзии?
Но маги бы иллюзию раскрыли… или нет? Быть может, магов подкупили? Запугали? Заменили?
И что с невестой? Для отвода глаз?
Тогда бьюсь об заклад, моей невестой оказалась Бринна. Веринион не упустил бы шанс. Да и такая помолвка никого б не удивила… но дальше что?