Потерянная наследница

Пролог

Почерневшие от времени ворота тяжело вздохнули и, нехотя распахнув мощные объятия, выпустили на волю небольшую процессию. Обитая дорогой материей повозка покинула пределы крепостных стен и, зашуршав мелкими камешками укатанной дороги, неспешно покатилась прочь. Напитанный свежестью утренний воздух звенел щебетом птиц, а придорожная трава, не успев очнуться от сна, поблёскивала искрами крупной росы. Сидящая в повозке женщина обернулась и, не спуская глаз с каменного креста, наложила на себя святое знамение. Всё в облике дамы говорило о благородном происхождении, хотя холщовое блио[1] и скромный тканый пояс не соответствовали блеску доспехов сопровождающих её рыцарей. Исполнив ритуал, женщина уселась поудобнее и, глубоко вздохнув, с надеждой взглянула на возглавляющего процессию господина.

– Юстиниан, как ты думаешь, господь услышал наши молитвы?

– Я искренне верю в это, моя дорогая, – ответил он.

– Мы, не испугавшись войны, отправились в такую даль, – задумчиво говорила дама. – Я столько дней стояла перед святой Марией на коленях, всё это время постилась, пожертвовала все свои украшения на благо храма... – она замолчала и глубоко вздохнула. – Да я бы и большее отдала, лишь бы бог сжалился надо мной и, наконец, подарил мне дитя.

– Это место славится чудодейственной силой, – отозвался Юстиниан. – Говорят, даже воздух здесь дарует исцеление. Главное надеяться, Магнерата… Надеяться и верить…

– Конечно… – пролепетала женщина и виновато посмотрела на мужа. – Но время уходит. А я за столько лет так и не смогла подарить тебе сына.

– О чём ты, Магнерата? Я буду рад любому ребёнку. Мне всё равно, мальчик это будет или девочка, лишь бы только он появился.

Супруга вновь вздохнула и печально оглядела окрестности. Напоминая могучие волны застывшего океана, вокруг вздымались изумрудные холмы, но восхитительные пейзажи Лангобардии не радовали даму, она продолжала пребывать в глубокой задумчивости и унынии.

Минуя монастырские луга, гудящие жужжанием пчёл и треньканьем кузнечиков, путники оказались у маленькой речушки и решили в благодатной тени деревьев переждать полуденную жару. Рыцари спешились, и Магнерата, покинув повозку, направилась к ручью. Беззаботно болтая, воины подшучивали друг над другом, а дама, зачерпнув прохладной воды, с наслаждением ополоснула лицо. Солнечные лучи, пробираясь сквозь листву, вспыхивали в прозрачных струях весёлыми зайчиками, а чарующие звуки леса действовали умиротворяюще. Присев на поваленное дерево, Магнерата прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. «Нет, Господь не оставит меня», – наслаждаясь прохладой и тишиной, подумала она, как вдруг ей почудился крик.

– Ты слышал? – Женщина настороженно взглянула на супруга.

– Что? – недоумённо пожал плечами Юстиниан.

– Вот снова! – женщина разволновалась и поднялась на ноги. – Кто-то зовёт на помощь.

Мужчины, насторожившись, замерли и прислушались. В наступившей тишине явственно раздались крики, и, озабочено переглянувшись, рыцари поспешили к лошадям.

– Оставайся здесь, – вскочив в седло, приказал Юстиниан жене.

– Ты бросишь меня одну?! – Голос женщины задрожал.

Несколько мгновений он сомневался, но, опасаясь за супругу, согласился:

– Хорошо, садись в повозку, – проговорил Юстиниан и строго посмотрел на возницу. – Головой отвечаешь за госпожу! – предупредил он. – Если что, скройтесь в лесу! – напутствовал господин и, пришпорив коня, во главе отряда помчался на шум.

– Господи, в какое неспокойное время мы живём! – перекрестилась Магнерата. – Когда же закончатся эти бесконечные распри между синьорами и королём?

– Время всегда неспокойное, – невозмутимо отозвался возница и тронул вожжи.

Всадники спешили на доносящиеся из леса голоса, и совсем скоро их глазам открылась неприглядная картина: человек семь разношёрстно одетых оборванцев потрошили повозку благородных путников. Двое охранников, пронзённые стрелами, лежали у обчины, и пара грабителей стягивала кольчугу с третьего заколотого рыцаря. Остальные разбойники рылись в сундуках и беззастенчиво раздевали мёртвых господ.

Рыцари Юстиниана, обнажив мечи, атаковали, и, завидев серьёзного противника, грабители поспешили скрыться в чаще. Но опытным воинам не составило большого труда нагнать их, и совсем скоро подлые людишки отправились держать ответ перед Создателем.

Стоило звону метала стихнуть, как повозка с Магнератой выехала к месту побоища. Увидев растерзанные тела, она побледнела, а взглянув на распластанную на земле женщину, неистово перекрестилась. В надежде, что та ещё жива, синьора подошла ближе и, прикоснувшись к шее несчастной, прислушалась, не пульсирует ли в её жилах кровь. С сожалением понимая, что жертве уже не помочь, она тяжело вздохнула и поднялась. Дама уже хотела вернуться в повозку, как неожиданно услышала слабое поскуливание. Не понимая, откуда доносится странный звук, Магнерата огляделась и, вновь услышав всхлип, заглянула под повозку.

На миг сердце женщины замерло и в следующее мгновение взволновано затрепетало. Девочка примерно двух лет, беспомощно размазывая слёзы по щекам, смотрела на неё испуганными голубыми глазищами, и синьора ласково улыбнулась.

– Дитя… Выходи, – как можно мягче проговорила она, но малышка, недоверчиво рассматривая незнакомку, не двигалась с места. – Бедняжка… – вздохнула Магнерата. – Не бойся. Я не дам тебя в обиду. Иди же ко мне, – ласково позвала она, и девочка несмело выползла на дорогу. – Кто ты? – спросила Магнерата, но бедняжка, уставившись на трупы, всхлипывала и молчала. Желая избавить ребёнка от страшной картины, женщина повернула девочку лицом к себе и, погладив по голове, спросила: – Как тебя зовут?

– А… мм… са, – давясь слезами, судорожно икала девочка.

– Успокойся, милая, пойдём, – синьора подхватила ребёнка на руки и понесла к своей повозке. Усадив малышку на обитую тканью лавку, Магнерата напоила её родниковой водой и достала из корзинки спелые фрукты. – На, попробуй, очень вкусно.

Глава 1

Тяжёлые своды замка давили гнетущей тишиной. Густой сумрак заполнил углы просторной залы, и тлеющие свечи не решались неосторожным треском нарушить мрачный покой. Лишь самые проворные лучи, пробираясь сквозь щели в ставнях, рисовали на сером камне замысловатые узоры и, осторожно подкрадываясь к массивному резному креслу, слабо освещали восседающего на нём статного господина. Похоже, сам человек вовсе не замечал заигрывания солнца, участливо ласкающего его тёмную, но уже седеющую шевелюру. Закинув голову назад, мужчина прикрыл глаза, и со стороны казалось, будто он спит, но внимательный взгляд мог бы разглядеть на его загорелых щеках влажные бороздки, исчезающие в чёрной густой бороде. Такое проявление слабости со стороны господина выглядело более чем странным. Прожитые годы наложили на его не лишённое привлекательности лицо отпечаток суровости, а плотно сомкнутые губы говорили о непреклонном характере и силе воли.

Звенящее безмолвие неожиданно нарушили лёгкие шаги, и, поспешно утерев грубой ладонью лицо, мужчина открыл глаза. Из глубины, освещаемой редкими факелами галереи, появилась одетая в тёмные одежды дама.

– Ваше величество, госпожа хочет вас видеть, - смиренно проговорила она.

Не проронив ни слова, король поднялся с места и так же молча проследовал за шуршащей одеждами служанкой. Остановившись возле резной двери, он глубоко вздохнул и, постаравшись придать лицу более радостное выражение, наконец, вошёл внутрь.

– Ильдегарда, надеюсь, тебе лучше, – он подошёл к лежащей на огромной кровати женщине и присел рядом.

Рассыпавшиеся по подушке каштановые волосы подчёркивали восковую бледность дамы, и весь её вид не излучал здоровья. Бедняжка выглядела измученной, а покрасневшие глаза говорили, что совсем недавно она проливала слёзы.

– Ваше величество, позвольте мне уйти в монастырь и там закончить свои дни! – женщина с мольбой воззрилась на короля.

– Что на тебя нашло, Ильдегарда? – болезненно поморщился король. – Да, наша утрата тяжела, но ты обязательно поправишься и…

– Нет, это господь наказал меня! За мои грехи он отобрал наших детей! – торопливо перебила она и тут же сникла. – Сначала младшего сына… потом и старшего. А теперь и нашу новорожденную девочку.

– Откуда такие вздорные мысли? Какие твои грехи? – мягко возразил венценосный супруг и угрюмо вздохнул. – Это я за свою жизнь совершил их столько, что вовек не отмолить. Скорее, это за мои прегрешения всевышний наслал на нас такие напасти. – Он взял руку жены и поднёс её к губам. – Ничего, Ильдегарда. Ты ещё достаточно молода и сможешь родить мне наследника.

– Нет, Сигмар[1]! Ты – король, и всё, что ты делал, ты делал во благо королевства! – горячо воскликнула она. – А я… Я виновата... И перед богом, и перед тобой, и перед той несчастной старухой. А особенно перед невинным ребёнком... Я должна была сказать тебе, но промолчала. И вот господь напомнил мне о моём проступке. Когда моя девочка умерла, я окончательно поняла: это моё наказание… За то, что я не позволила тебе разыскать твою дочь…

– О чём ты? – нахмурился король. – Ариссинды давно нет в живых.

– Это не так, ваше величество…– королева виновато отвела глаза. – Принцесса, возможно, жива.

По лицу мужчины пробежала тень…

Почти пятнадцать лет прошло с того злополучного лета, но Сигмар хорошо помнил последний день, когда он провожал юную супругу в соседнее королевство. Его земли раздирала междоусобная война, и он, надеясь уберечь королеву и дочь от опасности, отправил Розалинду к её родителям в Швабию. Но судьба посмеялась над Сигмаром. Он сумел отстоять замок и наголову разбил мятежников, а вот королева с охраной попала в засаду. Тело Розалинды привезли обратно в Павию, а судьба дочери оставалась неизвестной. Среди убитых девочки не оказалось, не нашли также и останки её няньки, Ауроны. У Сигмара ещё оставалась надежда, что старухе удалось бежать и спасти принцессу, и он даже посылал верного помощника Герхарда на её поиски. Но усилия Герхарда ничего не дали, а последующие события заставили короля и вовсе отложить поиски дочери.

Понимая, что королевская армия ослабла, претендующие на трон синьоры вновь подняли бунт. Тогда Сигмар, не откладывая, заключил новый союз и взял в жёны принцессу франков Ильдегарду. Такой ход сыграл в усилении его войска серьёзную роль, а также способствовал повышению личного влияния короля. Распри длились три года, пока Его величество методично не передавил всех противников и не заставил синьоров подчиниться. Поскольку нянька с девочкой за это время так и не объявилась, все решили, что принцесса погибла.

Занятый укреплением власти Сигмар смирился с потерей дочери, особенно, когда Ильдегарда подарила венценосному супругу сына, а позже и второго. Казалось, всё складывалось замечательно, его земли процветали, как неожиданно пришла беда. Сначала поля выжгла засуха, затем выдалась холодная зима, а последний год окончательно подорвал силы короля. Страшная болезнь, не щадя никого, прокатилась по королевству и, пробравшись в замок, унесла жизнь обоих наследников.

У Сигмара оставалась надежда на скорое рождение нового ребёнка, и он очень надеялся, что это будет мальчик, но Ильдергарда с трудом разрешилась от бремени мертвой девочкой и сама уже вторую неделю не понималась с постели. Врачеватели, ссылаясь на потрясения страшного года, не обещали ничего хорошего, и короля терзали тяжёлые предчувствия.

И теперь, услышав упоминание о давно потерянной дочери, Сигмар в недоумении воззрился на супругу. Виновато опустив глаза, Ильдергарда вновь заговорила:

– Когда я для венчания ехала к вам, ваше величество, мы остановились на ночлег в монастыре. Услышав, что я невеста короля, монахини приняли меня со всем почтением, а поутру, когда мы снова собирались отправиться в путь, мне сообщили, что одна больная женщина умоляет меня о встрече. Правда, монахини предупредили, что бедняжка не в себе, но, желая оставить о будущей королеве добрую память, я отправилась в келью несчастной. Там меня встретила пожилая женщина. Сама она передвигалась с большим трудом, у неё отнимались ноги, а увидев меня, она упала на колени и, причитая о своих грехах, всё повторяла: «Стрекоза жива. Стрекоза жива!».

Глава 2

Главная зала королевского замка гудела сдержанным рокотом. Толпясь вдоль стен, благородные мужи сбивались в стайки и, озабоченно переговариваясь, не упускали из вида представителей противоборствующих коалиций. Среди разодетой в лучшие наряды пёстрой толпы особо выделялись два человека.

Окружённые многочисленной свитой синьоры пристально осматривали присутствующих, но сквозь напускную любезность в их повадках проскальзывало пренебрежение к окружающим. Один из господ выглядел более солидным, благодаря брюшку, выпирающему из-под узкой котты[1]. Его синий наряд, пошитый из тонкой шерсти, поблёскивал золотой вышивкой и отличался дорогой тесьмой с вплетёнными в неё драгоценными камнями. Второй синьор превосходил первого ростом и затмевал всех остальных роскошью плаща, подбитого иноземным соболем и скреплённым на плече массивной золотой фибулой. Господа с нетерпением посматривали на пустующий трон, но высказывать недовольства не решались.

Король не спешил выходить к подданным, а из потаённой комнаты на пару с Герхардом наблюдал за гостями:

– Смотри-ка, маркиз Адемар Сполетто не иначе как уже примеряет корону, – Сигмар кивнул в сторону дородного господина в синей котте.

– Как и его кузен, герцог Умберто Асти, – буркнул вояка, разглядывая высокого синьора.

– Да, пока эти двое заодно, – задумчиво отметил король и фыркнул: – Но, если им удастся потеснить меня, они тут же затеют свору между собой. Никак не успокоятся. Спят и видят себя с короной на голове.

– Этого нельзя допустить, – нахмурился Герхард. – Распри ввергнут королевство в хаос, и наши «добрые» соседи не преминут воспользоваться нашей слабостью.

– Не переживай, мой верный командор, я постараюсь избежать этого, – твёрдо заявил Сигмар, и оба направились в залу.

Вопли труб, перекрывая гул разговоров, призывали вассалов к тишине и торжественной встрече Его Величества. Публика затихла и устремила взоры к массивным дверям. В следующий миг они распахнулись, и Сигмар в сопровождении тазиндов[2] и Герхарда прошёл сквозь склонившийся строй подданных. Заняв своё место на резном троне, король сделал знак, позволяя гостям опуститься на расставленные вдоль стен лавки. Сурово оглядев вассалов, Сигмар заговорил:

– Мы собрались здесь, дабы обсудить, как преодолеть последствия страшной болезни, прокатившейся по нашим землям в минувшем году, – начал речь король, краем глаза отмечая хищное выражение на лицах синьоров Сполетто и Асти. – Все слышали, какое горе постигло меня: оба моих сына скоропостижно скончались, – печально произнёс Сигмар, и стоило ему сделать паузу, как его бесцеремонно перебил герцог Асти.

– Да, мы сочувствуем вашему горю, Ваше величество, но страна не может остаться без наследников! А потому следует незамедлительно решить, кому перейдёт трон после вашей смерти.

– Смотрю, Умберто, ты меня уже хоронишь? – зло прищурился король. – А не слишком ли торопишься?

Тяжёлый взгляд Сигмара мало кто мог выдержать, и герцог, не желая в одиночку принимать удар, многозначительно посмотрел на собравшихся синьоров. Но благородные мужи, неловко отводя глаза, не торопились поддерживать смельчака, решившего бросить вызов королю.

Никто из присутствующих не сомневался: главными претендентами на трон после Сигмара были герцог Асти и маркиз Сполетто. Родословная каждого не уступала знатностью королевской, чем они страшно кичились. Матери герцога и маркиза являлись родными сёстрами, а потому Умберто и Адемар приходились друг другу кровными родственниками, что не мешало им постоянно ссориться. Оба брата давно мечтали водрузить на свою макушку Железную корону[3], а поскольку корона была одна, а голов – две, они никак не могли прийти к согласию, считая, что на сопернике венец королевской власти будет смотреться гораздо хуже.

Правда, у герцога Асти не было законных сыновей, и это низводило его до нынешнего положения короля Сигмара и увеличивало шансы маркиза Сполетто, если, конечно, герцог не решится признать законным наследником бастарда. Но примут ли подобный ход остальные синьоры, оставалось сомнительным, а потому сегодня в королевском замке ожидались горячие споры.

Не дождавшись поддержки благородных мужей, маркиз Сполетто нарушил затянувшуюся тишину:

– Всякое может случиться, Ваше Величество, – вкрадчиво проговорил он, и его губ коснулась лисья улыбка. – Последние события показали, лучше заранее решить этот вопрос. Тем более, всем известно, королева тоже очень плоха.

От последних слов желваки на скулах Сигмара дрогнули: Ильдергарда оставалась единственной законной наследницей его власти, и на миг он даже подумал, а не подстроена ли её болезнь? Но в следующий момент король взял себя в руки и язвительно оскалился.

– Хорошо. Раз вам так не терпится, я готов назвать имя наследника, – холодно проговорил он, и все присутствовавшие взволнованно зашушукались.

Синьоры ожидали совсем другого: они готовились к долгим дебатам, когда, отстаивая кандидатуры коалиций, можно получить наибольшую выгоду и для себя. Зал шуршал недоумённым шелестом, и Сигмар, выждав паузу, отчеканил:

– Трон перейдёт к моей дочери.

Публика на мгновение замерла, но в следующую миг вместо осторожного шороха воздух всколыхнул глухой рокот.

– О какой дочери идёт речь? – первым возмутился маркиз Сполетто. – Которая две недели назад родилась мёртвой?

Довольный реакцией противников король усмехнулся:

– Адемар, ты забыл, что у меня есть старшая дочь? Ариссинда!

– Ваше величество, похоже, горе помутило ваш рассудок, – вновь вступил в разговор герцог Асти. – Ариссинда уже пятнадцать лет как мертва. – Он обвёл саркастическим взглядом присутствующих и остановил глаза на короле. – У тебя нет живых наследников, Сигмар!

– Ты ошибаешься, Умберто, – губы короля растянулись в довольной усмешке. – Принцесса жива. Совсем недавно я узнал об этом. Чувствуя скорую кончину, её нянька Аурона подробно описала свои злоключения. Вот её письмо! – Сигмар торжествующе потряс свитком. – Этот документ подтверждает, что Ариссинда осталась жива.

Глава 3

Благородные мужи не стали задерживаться в королевском замке. Каждому не терпелось донести до своих земель горячую новость, и уже на следующий день из столицы во все стороны потекли вереницы всадников и повозок. Наблюдая из окна за суетой отъезжающей публики, Герхард угрюмо хмурил широкие брови. Мужественное лицо рыцаря выглядело суровым. Возможно, это пересекающий скулу шрам добавлял его облику такое впечатление, хотя карие глаза командора оставались живыми и пытливыми.

– Ваше величество, может, стоило всё-таки разыскивать принцессу тайно? – спросил он, внимательно рассматривая герцога и маркиза. – Боюсь, что эти синьоры не откажутся от желания заполучить корону и постараются избавиться от наследницы.

Король подошёл к окну и, взглянув на кузенов, проговорил:

– Думаю, ты прав… Ариссинде на самом деле грозит опасность… Но на тайные поиски могло уйти много времени, а у нас его не было, – король вздохнул. – Не переживай, мой верный командор, теперь всем претендентам на трон мы умерили аппетиты.

– Главное найти её. А уж я позабочусь о безопасности принцессы, – Герхард озабоченно нахмурился. – Я помню Ариссинду двухлетней девочкой. С тех пор столько воды утекло. Наверняка она сильно изменилась, – воин задумался и по-доброму улыбнулся. – Уверен, наша малышка стала настоящей красавицей.

Король тоже расцвёл в мечтательной улыбке:

– Свою дочь я узнаю среди тысяч других девушек, – заверил он и, неожиданно хитро прищурившись, взглянул на товарища. – Ты не забыл об особой примете Ариссинды?

– Такое забудешь, – хмыкнул Герхард и, виновато вздохнув, покачал головой. – О ней, кроме нас с вами, никто не знает.

– Да, – печально отозвался король, – а нянька и королева Розалинда унесли эту тайну с собой в могилу.

Мужчины помолчали, и Сигмар вновь уверено проговорил:

– А знаешь, наверное, даже хорошо, что герцог Асти и маркиз Сполетто навязали к тебе в отряд своих сыновей. Лучше иметь врагов на виду, чем ждать от них засады в любой момент. А после моего предупреждения, надеюсь, они трижды подумают, чем затеют какие-либо козни.

– Пожалуй, вы правы… – подумав, согласился командор. – Лучше иметь этих двух шалопаев перед глазами, глядишь, и папаши станут благоразумнее.

– Ну что ж, нам остаётся молиться и ждать, когда мой указ разлетится по королевству. Думаю, скоро мы получим сведения о Ариссинде.

Покинув Павию, маркиз Сполетто и герцог Асти бок о бок ехали по дороге. Свита синьоров, не мешая сюзеренам обсуждать насущные дела, держалась на почтительном расстоянии, а потому кузены были откровенны.

– И что, Адемар, ты думаешь о неожиданно воскресшей принцессе? – кисло скривившись, спросил герцог Асти.

– Я помню этого ангелочка, – хмыкнул маркиз Сполето. – Белокурые кудряшки, голубые глаза…

– Для этой девицы было бы разумнее не воскресать, – злобно прошипел герцог и открыто взглянул на кузена. – Полагаю, нам следует объединить усилия, если мы хотим потеснить Сигмара на троне.

– Рассчитываешь сам на него сеть, Умберто? – усмехнулся маркиз.

– Ты же понимаешь, Адемар, у меня больше на это прав, чем у кого бы то не было, – важно надул щёки герцог.

– У тебя из детей только девочки, – свысока взглянул синьор Сполетто. – А потому перед тобой встанет тот же вопрос, что теперь стоит перед Сигмаром.

– У меня есть сын! – возмутился Умберто.

– Бастард, – поморщился Адемар. – А у меня законный наследник. Поэтому лучше тебе посодействовать моему восхождению на трон.

– И зачем мне помогать тебе? – фыркнул герцог Асти. – Какая мне разница кому служить: тебе или Сигмару.

– Не скажи, кузен, – маркиз слащаво улыбнулся. – При мне ты будешь находиться рядом с троном и занимать ведущую роль, а не как сейчас зависеть от прихоти короля.

– Надеюсь на это, – с подозрением взглянул на родственничка Умберто, но вслух свои сомнения высказывать не стал. В глазах герцога сверкнули хищные искры, но маркиз не успел их заметить и, довольно раздуваясь, проговорил.

– В конце концов, мы же братья. Хоть и двоюродные, а родная кровь и должна помогать друг другу, – стараясь изобразить благодушие, Адемар улыбнулся, но эта улыбка скорее походила на оскал волка.

– Согласен. По крайней мере, пока Сигмар носит корону, – прищурившись, ответил Умберто.

– Так, значит, мы с тобой объединим усилия в поиске этой девчонки? – оживился маркиз Сполетто.

– По рукам, – охотно отозвался герцог. – Но как нам уберечь сыновей от наказания, если с принцессой произойдёт несчастье? – задался он вопросом.

– Да, уж… В чём, чём, а в уме и хитрости Сигмару отказать сложно, – поморщившись, согласился Адемар Сполетто.

– И что будем делать? – Умберто хищно сжал губы.

– Надо обставить дело так, чтобы мой Ландари и твой Эрвин остались вне подозрений, – Адемар устремил задумчивый взгляд вдаль.

– Ну что ж. Тогда ждём новостей о принцессе, – усмехнулся герцог.

– Подозреваю, что все светловолосые и голубоглазые девушки королевства заявят свои права на трон, – предположил маркиз и засмеялся.

– Кстати, ты не знаешь, что было на обратной стороне медальона королевы? – Умберто озабоченно нахмурился.

– Примерно, – скривился Адемар. – Если связывать изображение с родом Буше, то на лицевой стороне должно быть изображение леопарда с высунутым языком. А на обратной? – он задумался. – Это, может быть, либо птица, либо оливковая ветвь. Я больше склоняюсь, что это всё же ветвь. Но нам дела нет, что изображено на тыльной стороне медальона, – фыркнул он. – Главное, это знает Сигмар, и его задача отыскать свою дочь.

Вскоре всадникам предстояло разъехаться, и, распрощавшись, каждый последовал в свои земли. Синьоры подгоняли коней, попутно строя планы, каким образом заполучить Железную корону.

Среди прочих путников по дороге неторопливо катилась, запряжённая крепким мулом[1], скромная повозка. Не желая глотать пыль, возница держался на некотором расстоянии от процессии герцога и маркиза, а вскоре и вовсе свернул в другую сторону. Стоило повозке скрыться от посторонних глаз, как к ней подъехал одинокий всадник. Лицо человека скрывал монашеский капюшон, хотя посадка и манера держаться, выдавали в нём опытного воина, а не смиренного служителя господа. Возница остановил мула, и всадник, спешившись, поклонился.

Глава 4

Стоило известию о воскресшей принцессе облететь королевство, как в Павию со всех уголков Лангобардских земель потянулись гонцы. Первые весточки о Ариссинде порадовали короля, но, когда к замку потянулись не только посыльные, а целые вереницы граждан, жаждущих представить Его Величеству претендентку на трон, он начал злиться. Возле городских ворот собрался пёстрый табор, и каждый из прибывших утверждал, что именно он привёз потерянную королевскую дочь.

Такого бедлама Сигмар не ожидал. Мечтающих попасть ко двору опекунов «принцесс» не заботили ни возраст претенденток, ни их внешняя схожесть с королевой Розалиндой, и в результате под стенами замка собрались девицы всех мастей, комплекций и возрастов: начиная от девочек лет семи и заканчивая зрелыми матронами. Всё это шумело, ругалось и толкалось в горячем стремлении проникнуть за обитые железом ворота.

Решение вопроса очень быстро нашёл Герхард. Обратившись к толпе, он объявил, что король примет всех. После такого обещания люди воодушевлённо загалдели, но командор тут же строго предупредил, что если обнаружится обман, то опекун самозванки получит пятьдесят ударов плетьми и штраф в размере пятидесяти денариев[1], а сама лжепринцесса отправится в монастырь на пожизненное послушание и покаяние. Услышав о наказании, собравшиеся у стен люди неожиданно потеряли былой задор, и количество желающих получить земли и титул резко пошло на спад. Скопище принцесс начало резко таять, а к утру и вовсе рассосалась, будто его и не было вовсе.

Несмотря на первую неудачу, надежда найти наследницу у Сигмара всё же оставалась. Теперь сообщения о девушках приходили более осмотрительно, и опекуны не тащили девиц ко двору. Из всех заявленных претенденток доверие вызывали лишь четыре. Для проверки подлинности медальона и последующей доставки принцессы в Павию король снарядил отряд. Следуя прежней договорённости, маркиз Сполетто и герцог Асти прислали своих сыновей, и в назначенный день оба молодых человека в сопровождении оруженосцев пожаловали к королевскому замку.

Первым во двор въехал маркиз Асти, вызвав своим появлением у женской половины замка бурное оживление. Эрвин совсем не походил на своего отца. Видимо, его матушка была редкостной красавицей, поскольку рыцарь больше напоминал прекрасного принца из сказки. Держа в руке шлем, маркиз невозмутимо восседал на сером в яблоках жеребце, а его новенькая кольчуга, поблёскивая на солнце, заставляла зрителей щуриться. Чувствуя всеобщее внимание, молодой человек горделиво вскинул красивую голову, и его тёмно-русые волосы завидной гривой рассыпались по плечам. Серые глаза Эрвина холодно скользнули по толпе зевак и остановились на появившимся в воротах всаднике.

– Кузен, – учтиво кивнул рыцарю маркиз Асти, и тот ответил небрежным поклоном.

Граф Сполетто не уступал троюродному брату ни в стати, ни в привлекательности, но выглядел он несколько иначе. Доспехи Ландари были более тусклыми, а щит имел следы царапин и повреждений. Непослушные вихры цвета пережаренного каштана выбивались из-под потемневшего шлема, а на загорелом лице явного повесы блуждала насмешливая улыбка. Карие глаза графа поблёскивали лукавыми искорками, выдавая в нём непоседу и забияку. Гнедой конь под стать хозяину нервно перебирал ногами, торопясь пуститься вскачь, и всаднику приходилось постоянно натягивать поводья.

Глядя на благородных синьоров, можно было догадаться, что кузены не испытывают друг к другу дружеских чувств. Бесконечное соперничество передалось от отцов их детям, и каждый из родственников снизошёл лишь до сдержанного приветствия. Ни один не соизволил спешиться, чтобы раскрыть тёплые объятия брату или хотя бы удостоить того крепким пожатием руки.

Во двор вышел Герхард, и, получив последние наставления от короля, отряд пустился в путь. Шествуя бок о бок, кузены некоторое время молчали, но, насторожено взглянув на маркиза, граф Сполетто спросил.

– Вам не кажется, ваше сиятельство, что мы здесь скорее заложники, – хмыкнул он.

– Ещё как кажется, кузен, – поморщившись, согласился маркиз Асти. – На свиту так некстати ожившей принцессы мы мало походим. Но в свете того, что нам предстоит исполнить, меня это ничуть не удивляет.

– И что же нам предстоит сделать? – граф игриво прищурился.

– Не прикидывайся, – перешёл на шёпот Эрвин и сердито зыркнул на кузена. – Разве твой отец тебе ничего не говорил?

– Говорил, – фыркнул граф. – Но одно дело рассуждать за стенами замка, другое – ехать под конвоем. Я видел, как командор сделал знак тем двоим громилам за нашей спиной, чтобы они не спускали с нас глаз, – он осторожно кивнул назад.

– И тебя это испугало? – с издёвкой хмыкнул Эрвин.

– Ничуть, – Ландари горделиво повёл плечом.

– Я рад, – отозвался маркиз и вздохнул. – Теперь мы заодно, и нам придётся терпеть друг друга.

– С тем, что придётся терпеть твою заносчивую физиономию, я согласен, – усмехнулся граф. – А вот что ты подразумеваешь под «заодно», я не понимаю.

– Наши отцы обо всём договорились, – напомнил Эрвин. – Нам нужно придумать, как избавиться от наследницы Сигмара, да так, чтобы никто не подумал на нас.

– Разве? – Ландари, удивлённо вскинув бровь, насмешливо взглянул на кузена. – Ошибаешься. Мне таких указаний отец не давал. Убивать женщину… – он показательно поморщился. – Нет. Это не по мне. Женщины предназначены совсем для другого. – Повеса многозначительно улыбнулся.

– Ты, что, не собираешься мне помогать?! – растерялся Эрвин.

– Конечно, нет. Наоборот… Я всеми силами буду препятствовать твоим гнусным планам, – граф язвительно усмехнулся.

– Что это значит? – маркиз сурово нахмурил брови.

– А то, что у моего отца другие планы на принцессу, – продолжал издеваться Ландари и, поймав очередной гневный взгляд кузена, решил больше его не дразнить. – Я должен жениться на ней, – признался он и, заметив удивлённое выражение лица собеседника, ухмыльнулся. – Да. Я стану мужем Ариссинды, а значит, после смерти Сигмара вместе с жёнушкой мне прейдёт Железная корона. И мне придётся править страной, – граф тяжело вздохнул.

Глава 5

Древний город встретил королевских посланников невообразимой суетой, которая обычно наблюдалась в преддверии либо рыцарского турнира, либо ярмарки. На подъезде к главным воротам царил шумный гвалт: здесь толпились пешие путники, на них покрикивали благородные всадники, и тех, и других оттесняли повозки богатых синьоров, а следом за господами пытались пролезть и телеги простолюдинов. Доблестные стражи, пытаясь сохранить порядок, пропускали за стены всех по очереди, не забывая при этом взымать с приезжих пошлины, что изрядно задерживало поток. Люди толкались, ругались и спорили, но тут над толпой разнеся повелительный рык:

- С дороги! – гаркнул командор, оттесняя конём особо назойливых граждан.

Человеческая масса, перекатываясь сдержанным рокотом, вязко расступилась, и десятки глаз с любопытством, а какие и с недовольством, воззрились на грозную процессию. Отряд величественно шествовал сквозь людской стой, как неожиданно на пути Герхарда появилась преграда. Неповоротливая повозка с пёстрым пологом из кусков разношёрстной материи, застыв на месте, ожидала, когда толпа впереди позволит тронуться с места.

Земляная насыпь, скатываясь в обе стороны на пару локтей, оставляла для проезда узкую обочину, и, поднимая пыль, всадники, как река обтекает островок, окружили фургончик. Поравнявшись с возницей, Герхард, зло сплюнув вездесущую пыль, рявкнул:

– Тебе было сказано освободить путь! – возмутился он, и пожилой возница виновато заморгал:

– Да куда ж я денусь со своей колымагой? Коли съеду с дороги, моя лошадёнка не выкарабкается обратно.

Оценив правоту слов старика, командор шумно выдохнул и поехал вперёд, вновь оглашая округу грозным голосом.

– Дорогу!

Эрвин благополучно протиснулся мимо фургона, а шествующий за ним Ландари, едва удержав коня от соскальзывания с насыпи, зарычал:

– Да что б тебя! – граф грязно выругался и, разозлившись, замахнулся плетью на возницу.

– Не смей! – раздался мальчишеский голос, и, выскочив из облака пыли, владелец голоса ловко перехватил кнут. – Своих рабов будешь стегать! А мы вольные люди!

Желая наказать наглеца, Ландари резко потянул хлыст, подтащив к себе и вцепившегося в него мальчишку:

– Я и вольным могу укоротить язык и спесь! – воскликнул он, но, взглянув на паренька, осёкся на полуслове.

В огромных синих глазах граф не заметил ни капли страха. Глаза смотрели с вызовом и упрямством, но главное – принадлежали они вовсе не парню…, а девушке. К удовольствию рыцаря, глаза оказались не единственным украшением незнакомки: густые волосы, собранные на затылке в хвост, шёлковыми волнами струились по плечам и своей чернотой оттеняли благородную белизну кожи своей хозяйки. Тёмные тонкие брови на нежном лице сердито хмурились, алые губки, плотно сомкнувшись, говорили о твёрдости духа, а прямой носик, дерзко вскинутый вверх, не оставлял сомнений: девчонка не собирается отступать. Разглядывая простолюдинку, Ландари тут же потерял былое раздражение и сполна оценил все её достоинства: и привлекательное личико, и изящную шею, и хрупкие плечи, и, конечно, небольшую высокую грудь, скрывающуюся за лифом простого крестьянского платья.

Пока благородный кавалер бесцеремонно разглядывал незнакомку, его минутное замешательство нарушил возница. С проворством, удивительным для старика, он соскочил с козел и, закрыв собой девушку, воскликнул:

– Просите, синьор! Моя неразумная дочь совершенно не сдержана! Прошу вас не сердитесь на неё! Накажите лучше меня!

Ландари уже не сердился, а, снова взглянув в глаза девушки, одарил её ослепительной улыбкой.

– Может, она всё же вернёт мой кнут? – проговорил он и засмеялся. – Или синьорина предпочитает, держась за него, последовать за мной?

– Тассия! – Отец выразительно взглянул на дочь, сжимавшую в руках хвост плети, но девушка, не обратив на шутку рыцаря внимания, продолжала хмуриться:

– Если, сеньор, пообещает больше им не размахивать, – пробурчала она.

– Обещаю, – примирительно хмыкнул Ландари, и Тассия выпустила кнут.

На звуки перепалки из фургончика показался коренастый детина, а следом за ним выскочили двое похожих как две капли воды парней. Последней на землю ступила довольно крепкая женщина, по-видимому, матушка большого семейства, и вся эта компания напряжённо уставилась на благородного господина.

Граф ещё раз окинул девушку заинтересованным взглядом, задорно улыбнулся и поспешил догнать отряд. Поравнявшись с маркизом Асти, Ландари, щурясь на солнце, всё ещё продолжал улыбаться.

– Чего это ты сияешь, словно получил неожиданное наследство, – покосившись на кузена, поинтересовался Эрвин.

– Да так… Просто настроение хорошее, – сам не понимая своей радости, пожал плечами граф.

Подъехав к воротам Дертоны, Герхард рыкнул на стражников:

– Какого дьявола вы тут собрали столько народа?

– Так наш сеньор по случаю вашего прибытия даёт большой пир, – пояснил страж, наметанным глазом определив, что перед ним как раз ожидаемые посланники короля. – Знать со всей округи приглашена в замок. А следом за сеньорами едут и торговцы, и крестьяне, и лицедеи. Каждый из них надеется заработать.

Услышав ответ привратника, Ландари с усмешкой взглянул на кузена:

– Похоже, сюзерен Дертоны уверен, что в стенах его дома живёт настоящая принцесса, – проговорил он и криво усмехнулся. – Тем лучше. Значит, наше странствие надолго не затянется.

– Ты настолько уверен в себе? – иронично скривился Эрвин. – Надеешься вскружить девушке голову за каких-то два дня?

– Тоже мне невидаль! Бывало, крепости сдавались и быстрее! – заносчиво ответил граф и молодцевато выпятил грудь. Кузен лишь презрительно поморщился, и Ландари, с сарказмом взглянув на него, тихо проговорил: – Зато, братец, за такой срок ты точно не сможешь лишить её жизни.

– Сначала следует узнать, насколько она настоящая, – огрызнулся маркиз.

Не желая больше дразнить кузена, Ландари нагнал командора и поинтересовался:

Глава 6

Оказавшись за пределами каменных стен, Ландари вздохнул полной грудью, словно ему только что удалось сбежать из темницы. Солнце последним приветствием окрасило горизонт, и граф в надежде, что не все лавки успели закрыться, поспешил к торговым рядам. Несмотря на приближение ночи, тесные улочки бурлили народом. Появление королевских посланников тревожило умы горожан, и они, взахлёб обсуждая сие знаменательное событие, не спешили отправляться на покой. Слоняясь среди людей, Ландари прислушивался к разговорам, и его любопытство вскоре было вознаграждено. Остановившись возле прилавка с сыром, граф рассеянно разглядывал товар, когда услышал:

– Неужто наша юная госпожа дочь самого короля? – вопрошал крестьянин, явно приехавший из дальней деревушки.

– Непонятно только, когда она ею успела стать, – хихикнула всезнающая торговка. – Нашу Ариссинду до недавнего времени звали Адальгисой.

– Но, может, наш господин не хотел раскрывать тайну её происхождения? – наивно предположил мужичонка.

– Да ладно! – фыркнула баба. – Моя двоюродная сестра служит в замке посудомойкой, она помнит, как эта самая Альдагиса появилась на свет. Если только наша госпожа умудрилась согрешить с королём, – хохотнула она.

– Выходит, господин надеется обмануть короля? – оторопел крестьянин.

– Скоро узнаем, что получится из его затеи, – хмыкнула торговка.

От сердца Ландари окончательно отлегло. «Хвала Господу! Мне не придётся идти наперекор отцу!» – подумал он и мысленно трижды перекрестился. Радуясь своему открытию, граф взбодрился и, заслышав звуки музыки, поспешил к освещаемой факелами площади. Там было особенно многолюдно. Толпясь возле импровизированной сцены, публика глазела на выступление заезжих лицедеев, и Ландари присоединился к зрителям. Простенькая комедия показалась ему довольно скучной, и, услышав с другой стороны площади громкие возгласы, он решил посмотреть, чем же там развлекают народ.

Сквозь кольцо зевак рыцарь с трудом протиснулся в первые ряды, и его глазам предстало захватывающее действо. Атлетически сложенный парень играючи жонглировал увесистыми булавами, каждая из которых весила, наверное, не менее десяти ливров[1]. Поразив публику своим мастерством, здоровяк отложил тяжёлый снаряд и, подхватив подкову, разогнул её, будто в его руки попал ивовый прутик. Поражаясь силе циркача, публика одобрительно гудела, и Ландари вместе со всеми от души ему аплодировал. Закончив выступление, здоровяк поклонился и скрылся за пологом повозки.

Неожиданно граф понял, что это именно тот фургон, который помешал ему на подъезде к городу. Интерес Ландари к представлению значительно возрос, и, непонятно отчего разволновавшись, он с нетерпением ждал следующего номера. На смену силачу выскочили близнецы, и под переливы флейты и ритм бубна парни взялись исполнять акробатические трюки. Они так ловко кувыркались и подбрасывали друг друга, что публика только диву давалась и ахала от каждого умопомрачительного сальто или сложной стойки на руках. Но теперь рыцарь почти не следил за представлением, всё его внимание переключилось на музыкантов. Рядом с играющим на флейте стариком, в котором Ландари сразу узнал нерасторопного возницу, стояла Тассия. Одетая в красное платье она задорно била в бубен, а её лицо озаряла ослепительная улыбка. При всей своей незатейливой простоте девушка была безумно хороша, и сколько граф ни пытался следить за ловкостью близнецов, его глаза, не желая слушаться, всё время пялились на циркачку.

Когда все решили, что представление закончено, Тассия передала бубен одному из близнецов и сама вышла в центр круга. Вокруг неё расставили горящие свечи, и, выхватив из-за пояса кнут, девушка пустилась в пляс. Длинный хвост кнута вихрем вращался вокруг неё, стрелой взлетал к почерневшему небу, змеёй извивался под ногами. Казалось, ещё немного – и он ужалит свою хозяйку, но всякий раз гибким движением или изящным прыжком она избегала укуса кнута, и танец продолжался. Публика зачаровано следила за циркачкой, в её движениях было столько страсти и жизни, что даже самые тусклые глаза разгорались восторгом. На мгновение Тассия остановилась, и воздух прорезал звонкий щелчок кнута. В тот же миг пламя одной свечи погасло, при том, что сама свеча осталась стоять на месте. Вздох восхищения прошелестел над ареной, а танцовщица вновь пустилась по кругу. Плеть, выписывая немыслимые узоры, заворачивалась кольцами и вздымалась волнами, и никто не мог предугадать, какую свечу она погасит следующей. Свист хлыста сливался с одобрительными возгласами зрителей, а девушка, порхая по арене, напоминала невесомого мотылька.

Не спуская с Тассии горячего взора, Ландари жадно ловил каждое её движение. Блеск синих глаз завораживал графа, улыбка алых губ манила, а ловкость девичьего тела будоражила кровь. Восхитительные ножки, время от времени выглядывая из-под красной юбки, заставляли сердце учащённо биться, и рыцарь забывал, как дышать. По его жилам разливалось томительное тепло, и поглощённый удивительным танцем Ландари не замечал ничего вокруг.

Загасив последнюю свечу, Тассия выполнила заключительное «па» и поклонилась.

Над площадью разнёсся ликующий рёв, и пока восторги публики оставались горячи, циркачка поспешила собрать вещественное подтверждение своего таланта. Подхватив бубен, девушка направилась вдоль рядов зевак, награждая каждого щедрого дарителя ослепительной улыбкой. Возможно, именно эта улыбка и заставляла горожан охотно развязывать кошельки, по крайней мере, мужскую часть зрителей.

Дожидаясь, когда Тассия подойдёт к нему, граф выудил из кармана серебряную монету, как вдруг услышал над ухом знакомый голос.

– Вот ты где! Я всю округу обыскал, а ты, оказывается, на фигляров пялишься, – проговорил маркиз Асти и, взглянув на циркачку, понимающе хмыкнул. – Хотя… – он расплылся в язвительной улыбке. – Соглашусь, эта плебейка довольно привлекательна, – Эрвин лукаво взглянул на кузена и засмеялся. - Похоже, ты предпочитаешь объятия площадной плясуньи принцессе?

Глава 7

Стоило ногам Тассии коснуться камней улочки, как словно из-под земли рядом с ней появились братья-близнецы.

– Ну, наконец-то! – буркнул Ильдес. – Мы уже хотели идти за тобой и отдубасить этого синьора. – Он гордо выпятил грудь

– Всё в порядке, – Тассия наспех отряхнула подол и потянула парней за собой. – Бежим!

Компания пустилась наутёк, а оказавшись на достаточном расстоянии от таверны и убедившись, что погони за ними нет, они перешли на шаг. Близнецы на полголовы были выше сестры. Выглядели они несколько худощавыми, но в их движениях ощущалась сила и ловкость, что не удивительно для людей, ежедневно выполняющих сложные трюки. Шевелюры парней такого же иссиня-чёрного цвета, как и у Тассии, непослушными прядями спадали на лоб, а пытливые глаза близнецов напоминали цветом лесной орех. Если посторонним братья казались абсолютно похожими, то сестра их легко различала. У старшего Ильдеса на левой скуле имелась маленькая родинка, а нос и подбородок выглядели более заострёнными, чем у младшего Орсо, родившегося на мгновение позже.

– Ой, Тассия, если отец узнает, где ты была, он страшно рассердится, – предупредил Орсо и вздохнул. – И нам влетит за то, что пошли у тебя на поводу!

– Глупо отказываться от денег, когда они сами идут в руки, – хихикнула девушка и, подбросив в воздух кошелёк, ловко его поймала. Мешочек мелодично звякнул, и, ощутив в ладони приятную тяжесть, она подмигнула братьям. – Увидев такое количество серебра, отец, наверняка, простит меня.

– Конечно, ты у него любимица, – беззлобно фыркнул Ильдес.

– Зато теперь мы сможем купить новую лошадь, отремонтировать фургончик, и на костюмы ещё останется, – она расцвела в довольной улыбке.

– А если этот синьор обвинит тебя в воровстве? – засомневался Орсо.

– Пусть только попробует! – надув губки, Тассия с вызовом вскинула носик. – Все слышали, как он обещал отдать эти деньги мне!

– Всё же ты с огнём играешь, – покачал головой Ильдес.

– А мне не привыкать, – задорно вскинув подбородок, воскликнула сестра и снова засмеялась. – Особенно приятно оставить с носом такого важного зазнайку! Пусть не думает, что может всё купить! И будто он умнее всех!

Братья не стали спорить, и компания поспешила выскользнуть за городские ворота.

На ночлег фургончик циркачей остановился на окраине Дертоны, поскольку тратить заработанные деньги на постоялом дворе глава семейства счёл неразумным. Бродячие артисты никогда не знали, что ожидает их завтра, а потому к благосклонности фортуны относились настороженно и рачительно берегли каждый потёртый медяк. Привычное к походной жизни семейство обосновалось неподалёку от ручья, и вскоре округу заполнили ароматы жареного на костре мяса. Сегодня циркачи устроили настоящий пир, и на прикрытом холщовой тряпицей коробе мать разложила сыр, фокаччу[1], фрукты, и даже кувшинчику с вином нашлось местечко. Мясо, шипя жирными каплями на углях, успело подрумяниться соблазнительной корочкой, но близнецы и дочь где-то слонялись. Складывая на блюдо аппетитные куски, отец сердито поглядывал в темноту ночи, и стоило Тассии с братьями появиться в свете костра, как он заворчал:

– Где вы бродите? Я надеялся лечь спать пораньше, чтобы с первыми лучами отправиться в путь. Слышали новость? Здешнюю девицу не признали принцессой, а потому королевские посланники не станут задерживаться в Дертоне. А значит, и нам здесь больше делать нечего.

– Вот купим новую лошадь и тронемся! – загадочно улыбнулась Тассия.

– Какую новую лошадь? – глава семейства настороженно оглядел дочь и, заметив, как близнецы старательно отводят глаза, приказал: – А ну, выкладываете! – Брови отца сурово сошлись на переносице, и девушке пришлось пересказать события минувшего вечера.

Слушая дочь, мать с укоризной покачала головой:

– Тассия, Тассия! Пойти к мужчине! В кабак! Не ожидала от тебя такого!

– Мамочка, это не опасней, чем стоять у деревянного щита, когда отец метает в меня ножи! –возразила девушка. – Я же всё рассчитала!

– Вот как выпорю тебя! Рассчитала она! И вас заодно! – отец сердито взглянул на близнецов и потянулся к плети.

– Ротхари! Остынь! – всполошилась мать, но Тассия, лаской подскочив к старику, обвила его шею руками.

– Ну ведь ничего не случилось! – она умильно заглянула в глаза отца и поцеловала его в щёку. Лицо мужчины сразу смягчилось, хотя он и пытался сурово хмуриться. Тогда дочь, развивая успех, показала кошель. – Зато смотри, сколько денег я принесла! Ты же сам говорил: и кобыла старая, и повозка вот-вот развалится.

– Под стать нам с матерью, – согласился Ротхари и вздохнул.

– Нет! Вы у нас ещё хоть куда! – подмигнула плутовка и снова чмокнула отца в щёку, чем окончательно растопила его сердце.

– Тогда, пожалуй, следует отправляться прямо сейчас, – вступил в разговор старший сын. – И окольной дорогой. Вдруг синьор решит вернуть свои деньги и обвинит тебя в воровстве? – Он озабоченно взглянул на Тассию.

– Синьор сам обещал отдать эти деньги! Так нечестно! – девушка от возмущения даже топнула ножкой.

– О какой чести может идти речь, когда дело касается денег? – усмехнулся отец и покачал головой. – Васко прав. Богатые никогда не стали бы богатыми, если бы следовали законам чести и испытывали угрызения совести. – Он тяжело вздохнул. – А ну-ка, складывайте всё в повозку, поужинаем в дороге, – заторопился глава семейства и протянул к дочери руку – Давай сюда кошелёк!

Тассия охотно передала мешочек, и Ротхари, высыпав его содержимое в платок, туго завязал деньги в узелок, а искусно вышитый кошель бесследно исчез в костре.

– Вот так, – удовлетворённо крякнул отец и передал узелок матери. – Гиса, спрячь от греха подальше.

Женщина понимающе кивнула и поспешила исполнить поручение мужа. Откинув одну из досок на дне повозки, она сложила деньги в тайничок и снова вернула доску на место. Жизнь давно научила бедных скитальцев осторожности. В дороге легко наткнуться на желающих опустошить твои карманы. И не только разбойники промышляли столь неприглядным ремеслом, благородные рыцари также не гнушались вытрясти медяки у сирых и бедных, которых они вроде как клялись защищать. Но, возможно, подобные поборы они считали платой за свою защиту? Только возникал вопрос: а кто защитит простого человека от них самих? Но, как известно, во все времена сила всегда права, а власть сильного не признаёт права слабых.

Глава 8

Путь королевских посланников лежал через цветущие равнины и живописные холмы, покрытые тенистыми лесами. Но красоты природы мало заботили рыцарей, привыкших к лангобардским пейзажам. Стараясь нигде особо не задерживаться, Герхард поторапливал людей, и к полудню четвёртого дня отряд шествовал по улицам Варезы. Городок расположился в долине зеркальных озер с чистейшей горной водой, пополняемой снегами величественных Альп. Крепостные стены в окружении растительности выглядели живописно и несколько сказочно.

На этот раз всадников не удивила оживлённая толчея города, они успели сжиться с повышенным интересом к своим персонам, а главное – к возложенному на них ответственному поручению. Представительная кавалькада уверенной поступью двигалась к замку, когда внимание Ландари привлекло сборище ротозеев на площади. Если быть точнее, граф заметил в толпе промелькнувшее красное платье. Придержав коня, он смог убедиться, что обладательницей яркого наряда является Тассия, и вместо того, чтобы последовать дальше, подъехал ближе к импровизированной арене.

Потеряв кузена из вида, Эрвин обернулся. Отыскав глазами застывшего на площади Ландари, маркиз удивился и поспешил к нему. Вскоре он понял, что привлекло внимание графа, а у самого Эрвина брови полезли на лоб.

Возле большого деревянного щита, раскинув в стороны руки, стояла знакомая циркачка. Бесстрашно улыбаясь, девушка застыла на месте, а седой мужчина, предварительно завязав глаза, метал в неё ножи.

Маркиз, затаив дыхание, следил за опасным представлением и, увидев приятеля Ландари, с насмешкой проговорил:

– Не удивительно, кузен, что девчонка оказалась тебе не по зубам. Похоже, она самого чёрта не боится!

– Полагаешь, твои зубы крепче? – фыркнул Эрвин и, развернувшись, тронул коня. – Ты остаёшься? – с насмешкой взглянул он на приятеля.

– Немного задержусь, – отмахнулся граф Сполетто и, заметив на губах кузена ироничную улыбку, поспешил оправдаться: – Потолкаюсь в толпе, может, узнаю, чего интересного о местной претендентке на трон.

– Ну-ну… – хмыкнул Эрвин и поскакал догонять отряд.

Избавившись от кузена, Ландари направил коня ближе к арене. Последний нож под дружный вздох публики вонзился над головой девушки, и Ротхари, скинув повязку, поклонился. Предлагая оценить искусство циркачей чем-то более весомым, чем одобрительные возгласы, Тассия подхватила бубен и поспешила собрать с восторженных зрителей дань. Награждая толпу улыбками, девушка обходила ряды, когда, наконец, заметила всадника. По её лицу проскользнула тень тревоги, но в следующий момент она снова широко улыбнулась и продолжила своё занятие. Правда, демонстрируя абсолютное спокойствие, Тассия время от времени украдкой косилась на рыцаря, и под его пристальным вниманием щёки её полыхали.

Наблюдая за девушкой, граф Сполетто с трудом сдерживал улыбку, и стоило ему перехватить её взгляд, как он, насупив брови, осуждающе покачал головой. Тассия опасливо насторожилась, но, разглядев в глазах рыцаря смеющиеся искорки, моментально разгадала его благодушный настрой и воспрянула духом. Упрямо сложив губки, она открыто посмотрела на синьора. Девушка явно не испытывала никаких угрызений совести ни за разбитый о голову маркиза кувшин, ни за прихваченный с табурета кошелёк.

Усмехнувшись, Ландари вопросительно приподнял бровь. Поняв его немой вопрос, Тассия кивнула на стоящего возле повозки справного мерина[1] и, состроив умильную рожицу, широко развела руками, откровенно намекая, куда ушли деньги. Граф засмеялся и, вновь покачав головой, развернул коня.

Расправив плечи, Ландари горделиво поехал по площади, абсолютно уверенный, что девушка провожает его взглядом. Желая в этом убедиться, он оглянулся и, встретившись с Тассией глазами, вполне довольный собой улыбнулся. От неожиданности девушка смутилась, но тут же, капризно дёрнув плечиком, демонстративно отвернулась. Рыцарь вновь засмеялся и направился к торговым рядам: он в самом деле намеревался получить сведения о местной кандидатке в принцессы.

Поравнявшись с прилавком с разложенным на нём хлебом, граф спешился и, выбрав ароматную булочку, кинул хозяину серебряную монету. Пекарь собрался отсчитать сдачи, но Ландари, тут же испробовав выпечку, его остановил:

– Не стоит, уважаемый. Хлеб у тебя отменный, – подмигнул он, и хозяин прилавка покраснел от удовольствия. – Лучше расскажи о вашей принцессе, – предложил синьор.

Пекарь оказался словоохотливым и всезнающим, и Ландари услышал занимательную историю. Оказалось, девушка, проживающая в доме синьора Дезидерио, ему не родная дочь. От первого брака у господина было двое сыновей, которые, к несчастью, погибли во время междоусобицы, а вот второй брак долгое время оставался бездетным.

– И неудивительно, – хихикнул рассказчик. – Синьор Дезидерио далеко не юнец. Молодая супруга долгое время не могла понести ребёнка, и желая умилостивить Господа, синьора на полгода уединилась в монастыре. По возвращении госпожа долго ходила печальной, а после и вовсе занемогла. Ни врачеватели, ни знахари не знали, как ей помочь, и ранее цветущая женщина угасала на глазах. Но в одно прекрасное утро синьора заявила, что во сне к ней явилась Дева Мария и сказала, что если они с мужем примут, как своё, чужое дитя, то госпожа сразу вылечится и даже родит ребёнка. Барон Дезидерио не мог противиться пророческому сну, – важно пробасил пекарь. – Но главное – во сне Святая Дева указала точное место, где следует забрать дитя. Вот так и появилась наша Ариссинда в доме господина Дезидерио.

- Ариссинда? Приёмную дочь синьора зовут Ариссинда? – разволновавшись, переспросил граф.

– Да. Такое имя дала девочке синьора Эрмелинда, – пожал плечами пекарь и, округлив глаза, добавил: – И что удивительно! В самом деле, где-то через год у супругов родился чудный мальчик. Такой крепыш! И господин в нём души не чает. Впрочем, как и в приёмной дочери, считая, что это она принесла в его семью счастье.

Поблагодарив за рассказ, Ландари поспешил в дом синьора Дезидерио. Выходило, девушка, живущая там, вполне могла оказаться дочерью короля. «Надеюсь, она хотя бы хорошенькая», – вспоминая предыдущую претендентку, мысленно хмыкнул граф. Когда он добрался до места, королевских посланников уже пригласили в главный зал на смотрины принцессы.

Глава 9

Воздух оставался всё ещё тёплым, но уже не томил грудь удушливым зноем. Ночь, лениво наползая с гор, заполнила улицы сиреневым сумерками, и Ландари с наслаждением вдохнул свежие ароматы вечера, смешанные с терпким дымком уже зажжённых факелов. К его изумлению, городская площадь бурлила задорным весельем, наверное, даже большим, чем в господском доме, и, не долго думая, граф поспешил туда.

Даря друг другу искренние улыбки, люди под незатейливую мелодию лихо отплясывали, и шумный праздничный водоворот притягивал всё больше горожан. Никто здесь не мерился богатством нарядов или роскошью украшений, никто ревниво не следил за статусом места за столом или сладким куском, никто не кичился знатностью рода. В своей бедности все здесь были равны и одинаково счастливы.

Наблюдая за пляской, Ландари неожиданно заметил Тассию. Всей душой отдавшись танцу, девушка, едва касаясь земли, неслась по кругу, и широкая юбка алыми волнами плескалась вокруг её стройных ножек. Её движения отличались лёгкостью и грацией, а сама она просто искрилась радостью и жизнью. Озорной поток пляски неожиданно подхватил и графа, и, окунувшись в беззаботное буйство, Ландари совсем забыл, что он - высокородный синьор. Повторяя несложные движения, рыцарь кружился в толпе и незаметно для себя оказался рядом с Тассией. Столкнувшись с синьором, девушка на мгновение замерла и захлопала ресницами.

– Вы что, преследуете меня? – она насторожено покосилась на неожиданно кавалера.

– А есть за что? – хмыкнул Ландари.

– Те деньги ваш знакомый сам пообещал мне отдать, – Тассия сердито нахмурила бровки.

– Знаю. Тому я был свидетелем, – улыбнулся кавалер и проникновенно проговорил: – Я здесь не ради того кошелька… Я мечтал насладиться светом твоих глаз. Я искал тебя, моя прелесть. – Расплывшись в улыбке, Ландари поклонился.

Вихрь веселья окружил парочку пёстрым кольцом, и граф, ухватив девушку за руку, повёл её в танце. Услышав, что наказание ей не грозит, Тассия повеселела и с новым азартом пустилась в пляс.

– Ох, и мастак ты врать! – засмеялась она.

– Ничуть! Я говорю от чистого сердца, – состроил обиженную гримасу Ландари и лихо закружил девушку вокруг себя. – А по поводу денег не переживайте, синьорина. Маркиз Асти сумел смириться с их потерей.

– Так он маркиз? – Тассия округлила глаза, но тут же гордо вскинула носик. – Да будь он самим королем! Это не даёт ему право оскорблять бедную девушку! – воскликнула она и с интересом взглянула на кавалера. – А ты что, его вассал?

– Вот уж нет! – фыркнул рыцарь.

– Так зачем тогда притащился в Варезу? – хихикнув, она вновь удивлённо захлопала длинными ресницами. – Ну мы понятно. Как только отец услышал о поиске принцессы, он мигом смекнул, что следом за королевскими посланниками потянутся и ротозеи всех мастей. Вот и решил на этом подзаработать. Видишь, сколько народа собралось? – циркачка кивнула на танцующих людей. – Пока синьоры собирают пиры в своих замках, глядишь, и нам немного перепадёт. – Она задорно подмигнула и, разглядывая кавалера, предположила: – Наверное, ты странствующий рыцарь. Тоже надеешься разбогатеть?

– Нет, синьорина. Я и есть один из королевских посланников, – не стал скрывать Ландари, но, к его изумлению, эти слова произвели на девушку обратное впечатление: вместо ожидаемой заинтересованности, в глазах Тассии появилось разочарование.

– Ах, вон оно что! – Теперь девушка смотрела с опаской. – Раз ты не из свиты маркиза Асти, значит, служишь командору.

– Опять не угадала, – улыбнулся Ландари.

– Всё понятно. Ты вассал графа Сполетто, – хмыкнула Тассия.

– Ты близка к истине, – неопределённо ответил кавалер, но услышав презрительные нотки в её голосе, насторожился. – И чем же тебе не угодил граф Сполетто?

– Мне – ничем, – пожала она плечами. – Но слышала, он тот ещё пройдоха! Впрочем, как и его кузен, маркиз Асти.

Ландари очень захотелось расспросить, чем вызвана такая нелестная оценка его персоны, но танец закончился, и площадь, замерев, загудела множеством голосов.

– Надо передохнуть, – проговорила Тассия и, сдув с разгорячённого лица упавший на лоб локон, огляделась.

Заметив пустующую у стены дома лавочку, девушка кошачьей походкой направилась к ней, и граф, заворожённый мягким покачиванием бёдер, безропотным бараном последовал за циркачкой. Затылком чувствуя взгляд кавалера, Тассия обернулась и в этот момент, неосторожно насупив на камень, споткнулась. Предотвращая её падение, Ландари рванулся вперёд, и она оказалась в его объятиях. Встретившись взглядами, оба замерли и забыли, как дышать. Они находились настолько близко, что каждый видел своё отражение в глазах друг друга, и что-то незримое и удивительно прекрасное заволокло сознание обоих. Тепло рук, проникая сквозь ткань, растекалось по телу волнующей истомой, заливая щёки жаркой волной и сдавливая грудь томительным удушьем. Не замечая ничего вокруг, ни Тассия, ни граф не могли пошевелиться, и ни ему, ни ей совершенно не хотелось разрушать неведомое очарование удивительного момента. Но тут взгляд Ландари скользнул к манящим губам, и не в силах противится порыву, он наклонился и коснулся их.

Нечаянный поцелуй оглушил, ослепил, обдал жаром и оторвал от земли. Губы простой девушки были такими нежными, трепетными и сладкими, что Ландари окончательно забыл, где он находится. Сердце в груди тревожно вздрагивало, душа восторженно пела, и сквозь заполнивший разум туман он неожиданно понял, что никогда ранее не испытывал ничего подобного. Ещё крепче стиснув Тассию в объятиях, граф отдался страстному порыву, и мир вокруг него перестал существовать.

Прикосновение губ малознакомого мужчины заставило сердце девушки замереть и вновь помчаться в бешенной скачке. Её дыхание перехватило, колени задрожали, и странное незнакомое тепло заполнило тело. Нет, этот поцелуй не был первым в жизни Тассии. За ней как-то ухаживал бродячий менестрель, посвящая возлюбленной слезливые баллады, и, сжалившись над поклонником, она пару раз позволила ему себя поцеловать. Тогда девушка не поняла, чего это люди придают столько значения такому странному занятию? Что приятного в том, чтобы елозить языком в чужом мокром рту? И так и не получив ответа, Тассия поспешила расстаться с поклонником. Но теперь она парила в необъяснимом полёте, и поцелуй казался ей чарующей песней, затрагивающей неизведанные струны души.