Иногда мне кажется, что я помню её голос.
Тихий, будто шёпот ветра за окном. Она пела мне что-то, гладя по волосам, и запах жасмина наполнял комнату.
Но чем старше я становилась, тем слабее звучала эта мелодия — пока не исчезла совсем, как всё, что связано с ней.
Мне говорили, что моя мать умерла, когда я была совсем маленькой. Что у нас никого не осталось. Что мой отец погиб задолго до моего рождения.
Я верила.
Я училась жить без прошлого, потому что прошлое — роскошь для бедных.
Но однажды, ночью, когда луна стояла высоко и даже собаки молчали, я проснулась от криков. В дверь ломились чужие.
Тётя успела только прошептать:
— Береги перстень… что бы ни случилось.
А потом мир перевернулся.
Меня схватили, связали руки, и я больше не видела ни дом, ни звёзды, ни её лица. Только холод — и дорогу, ведущую в сердце империи.
Я не знала, кто и зачем меня увозит.
И уж тем более не знала, что тот, перед кем меня поставят на колени, — мой отец.
Умида
Утро в нашей деревне всегда пахло дымом и хлебом.
Тётя вставала раньше солнца, растапливала печь, шептала молитву и улыбалась, будто могла обмануть бедность.
— Когда-нибудь всё изменится, Умида, — говорила она. — Главное — не забывай, чья ты кровь.
Я не понимала, что она имеет в виду. Для меня весь мир был — наша лачуга, огород и ручей за домом.
Иногда я доставала старый перстень — единственное, что осталось после матери — и смотрела, как он блестит в лучах утреннего солнца.
— Не снимай его, — тётя говорила это каждый раз, когда замечала, что я держу перстень в руках. — Он оберегает тебя.
Тогда я смеялась: от кого меня может оберечь кусок железа?
Но в ту ночь всё изменилось.
Было душно, даже воздух стоял неподвижно. Собаки выли у колодца, а тётя выглянула в окно и вдруг побледнела.
— Гаси лампу, быстро.
Я не успела спросить почему. Снаружи послышались голоса, мужские, грубые, и стук копыт. Кто-то резко распахнул дверь.
Тётя толкнула меня к задней стене, шепнула:
— Беги, если сможешь. И не снимай перстень. Никогда.
Мир вспыхнул криками, звуком разбитой посуды и тяжёлыми шагами.
Я успела увидеть, как свет факелов скользнул по лицам людей в черных плащах. Они говорили на незнакомом языке.
Меня схватили, завязали глаза. Кто-то приказал:
— Эту — в повозку. Султану нужны девушки.
Последнее, что я услышала, был тихий звук, будто тётя выронила чашу… и тишина.
А потом — тряска дороги, шорох цепей, запах моря.
Я не знала, куда меня везут. Только чувствовала: всё, что я знала о мире, осталось там, в пепле. Что стало с тётей, что станет со мной?