ПРЕДИСЛОВИЕ

«В то время были на земле исполины, особенно же с того времени,
как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим,
и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

(Быт. 6:2–4)

Предисловие

1. Камелия. 1992 год.

Камелия – седовласая хозяйка дома Пэйтонс на Паин-драйв – сидела в столовой и смотрела, как за окном рассветает двадцать пятый день августа. Её испещренные морщинами руки смиренно лежали на коленях, а старые часы на тощем запястье отмеряли секунды до наступления нового дня без Дорейна – её воздуха.

Он не появлялся в Джексоне уже полгода. Каждую ночь до восхода солнца Камелия с надеждой ждала появления Дорейна и гнала прочь пугающие мысли, в которых она больше никогда его не увидит. Он дал слово вернуться, и только смерть могла заставить его нарушить обещание. Причин было достаточно: кто-то мог узнать об их отношениях, его могли растерзать дикие оборотни или, еще хуже, свои.

Солнечные лучи крадучись ползли по стенам домов к земле, по миллиметру сжигая последние крупицы чаяний старой женщины. Как только свет коснется асфальта и заполнит улицы, этот день станет очередным без Дорейна. Отчаявшись, Камелия поднялась из-за стола и не заметила набежавших на стекла морозных узоров.

Размытая тень пронеслась перед окном к входной двери, и в следующую секунду нечеловеческая сила сорвала ту с петель. Дверь пролетела прямо перед женщиной и разбилось в щепки о к широкую парадную лестницу. Дом наполнился грохотом и убивающим холодом. Он изморозью расплывался во все стороны от высокой фигуры долгожданного гостя, застывшего на пороге.

Молодой мужчина стоял в дверном проеме неподвижно, глядя в никуда. Истерзанный и изнеможденный после тяжелой битвы он держал в протянутых вперед руках комок освежеванной шкуры, с которой еще стекала кровь и капала на уже начавший леденеть ковер. Но алые капли не замерзали, а значит, принадлежали не простому животному. Это была шкура оборотня. Мужчина держал её на кончиках пальцев, как можно дальше от себя, вместо того, чтобы восполнить силы ценнейшим и по-настоящему живительным для него эликсиром. Как вдруг комок шелохнулся. Не мужчина, до последнего старавшийся сохранить самообладание, а сверток. Только тогда Камелия увидела неистовый страх в глазах долгожданного гостя.

Каждая секунда могла стать последней – для выдержки Дорейна и крохотной жизни, замерзающей в его окаменелых от напряжения руках. Камелия выхватила из них шкуру и со всех ног бросилась к лестнице, на второй этаж, подальше от того, кого боялась больше никогда не увидеть. Он так и остался в дверях с протянутыми руками, не смея двинуться. Его сил едва хватало на сдерживание нечеловеческой жажды, что не оставалось и капли на побег – подальше от Камелии и крохотного существа, которого он явно желал защитить.

Возраст словно отступил на задний план, высвобождая последние запасы возможностей немолодого женского организма. На слабых трясущихся ногах Камелия вбежала в первую же комнату и свернула в ванную. Открыла кран с горячей водой на полную. Пар начал быстро заполнять небольшое пространство. Жизнь в свертке нужно было согреть и как можно скорее. Страх подсказывал, что в первую очередь следовало избавиться от шкуры, сейчас разжигающей жажду Дорейна в разы сильнее, чем простая человеческая кровь. Камелия смела из шкафа стопку махровых полотенец, развернула комок и ахнула. В свертке лежал младенец. На его сморщенной коже еще не успели высохнуть биологические следы и пятна чужой крови. Малютку даже не искупали после рождения. Закутав крохотное напряженное тельце в слои полотенец, женщина положила его в корзину для белья, вышвырнула шкуру в коридор, и снова поспешила в ванную.

Ребенок шевелился, но не издавал ни звука. Камелия поймала на себе его неестественный для новорожденного взгляд – разумный и сосредоточенный. Он следил, как седая старушка сняла с руки часы, достала из шкафчика над раковиной стакан со старым именным скальпелем и улыбнулась маленькой жизни, прижав лезвие к своему запястью, исполосованному застарелыми шрамами.

– Подожди немного, малыш, – еле слышно вывела она дрожащими губами. – Сначала я должна помочь ему, иначе нам с тобой самим понадобится помощь.

Вязкая старая кровь слишком медленно наполняла стакан, и превозмогая страх, Камелия снова провела скальпелем по руке, а потом еще и еще. Вот только когда удалось нацедить стакан до краёв, кровь уже было не остановить.

Женщина выставила вероятное спасение за порог и сунула руку под кран над раковиной. Боли не почувствовала. Только страх, прогоняемый отчаянием и решимостью. Некогда было думать. Дорейн мог сорваться в любую секунду. Лихорадочно оглядев наполнившуюся теплым паром комнату, пока не встретилась глазами со своим отражением, Камелия опустила взгляд на свою грудь, где на бортах халата багровело пятно от чужой крови – крови оборотня. Без промедления она стянула с содрогающихся плеч тонкое одеяние, и прижав к ранам на запястье пятно, небрежно намотала ткань на руку.

– Господи, помоги, – прошептала она и взяла малыша из корзины. Бог был единственным, к кому Камелия никогда не обращалась за помощью, но сейчас он стал её последней надеждой.

Она втиснулась в самый дальний угол ванной, укрывая дитя собой ото всех, и зажмурилась. Никогда в жизни ей не было так страшно. Когда-то хотелось хоть краем глаза увидеть, как Дорейн утолял жажду, но не теперь. Впервые Камелия до глубины души испугалась его сущности.

Глава 1

2. Колин. 2012 год

Где-то в глубине души Колин чувствовала, что с приездом в Джексон всё будет по-другому. Ощутила это, как только оказалась под его открытым небом. Но не верила. Боялась разочароваться, если ничего на самом деле не изменится и уже через несколько месяцев семья снова сорвется в новый город.

В свои двадцать Колин проще было перечислить города США, в которых они с семьей ещё НЕ побывали. Именно города, даже не штаты. И больше половины из них она уже не помнила: ни улиц, ни людей. Её детство смело можно назвать тяжелым. Они с семьёй, извечная троица – папа, мама, Колин – и полгода не задерживались на одном месте. Причиной всему была нестабильная, но весьма прибыльная работа родителей. Они покупали старые дома, приводили в божеский вид и быстро продавали, спеша на поиски нового места. Бесконечные переезды, смена климата, обстановки, окружения истощали как физически, так и морально. Впрочем, у Колин не было выбора. Она смирилась со своей участью, ведь родителей не выбирают.

Аэропорт Джексон-Хол встретил нежной росписью заката и диковинной аркой из лосиных рогов над входом в терминал. Солнечный диск утонул в неровных линиях горизонта, но земля согремала приезжих специально припасенными остатками дневного тепла. Шел август. С приближением ночи, в воздух проникала мерзлота, однако после холодного Преск-Айла, где семье Робинсон-Кук довелось прожить три с небольшим месяца, температура была более чем приятной. Устроившись поудобней на заднем сидении такси вместе с Эвелин, Колин безмолвно наблюдала, как темнеет небо и боролась с внутренним голосом, нашептывавшим ей слова надежды.

Фонари вдоль северной трассы Кэш-стрит, не мигая провожали новых жителей Джексона на протяжении всех девяти миль. Как ночные постовые – несли дозор и освещали строго отведенную им территорию. Такси убаюкивало после долгого утомительного перелёта. Несмотря на бурную беседу молодого водителя и родителей, девушку медленно, но верно, уносило в страну снов. Дальше дороги ничего не было видно, только где-то впереди мелькали огни городка.

«Это к лучшему, – подумала Колин. Она закрыла глаза, сильнее кутаясь в любимую вязаную кофту, и положила светлую голову на мамино плечо. Не хотелось смотреть в окно. – Меньше увижу – меньше запомню». – Она больше не желала привязываться к местам, которые неизбежно придется покинуть. Поэтому, даже хорошо, что они ехали после заката, когда почти ничего нельзя разглядеть.

Сколько Колин себя помнила, они всегда переезжали. Многим местам как нельзя кстати подходит слово «Место», потому что зачастую очередное временное пристанище бывало крайне сложно, а то и вовсе невозможно, назвать «Домом». Просто язык не поворачивался назвать те сараи чем-то столь благородным, подразумевающим под собой уют, тепло, а главное защиту от всякого рода осадков. За пару месяцев родители превращали «Место» в «Дом» – надежный и уютный, где Колин отчаянно хотелось остаться навсегда, прожить в нем до самой смерти. Но как только ремонт подходил к концу, жилище спешно продавалось, и вся семья снова отправлялись в путь. Впору было открывать бродячий цирк «Шапито», не хватало только шатра, а бродячие артисты уже имелись.

Колин всегда интересовал один единственный вопрос: когда же родители насытятся бесконечными путешествиями и уйдут на покой – обоснуются где-нибудь и девушка, наконец, сможет поступить в университет, как и мечтала? Но они только отмахивались, уже устав повторять одно и то же, и в один голос твердили снова, и снова, и снова: «Денег много не бывает!»

Такси незаметно промчалось по дорогам Джексона и остановилось у обочины напротив потускневшей таблички: «Паин-драйв. 632». Эвелин разбудила дочь, тихонько потрепав за колено.

– Что, уже приехали? – поинтересовалась та, выбираясь из машины и спросонья озираясь по сторонам.

Дома на улице стояли достаточно далеко друг от друга, открывая просто невероятный вид на небо. Жаль только свет уличных фонарей слепил глаза и не давал возможности насладиться редкой красотой.

Пока сонная Колин гипнотизировала единственный дом на улице, в окнах которого не горел свет, таксист выложил скупой багаж и, получив расчёт, вернулся в машину. Та с дружелюбным урчанием скрылась за поворотом, оставив приезжих наедине с их новым домом.

Генри закинул на плечо сумку и направился к ближайшему дому, терпеливо волоча за собой чемодан. Колёсики багажа отмеряли метры по гладкой заасфальтированной дорожке ведущей к мрачному и одинокому дому.

С каждым шагом Колин приходилось поднимать голову всё выше и выше. В тени густых ветвистых деревьев, раскачивающихся на ветру с угрожающим потрескиванием, дом нагонял мистический ужас, хоть и не выглядел замшелым замком. В сравнении с жилищами, в которых Колин доводилось останавливаться раньше, это ни шло ни в какое сравнение. Огромное, красивое и цивилизованное.

– Он точно наш? – с недоверием остановилась Колин на полпути к дому и, раскрыв рот, смерила современную постройку до самой крыши. На улицу со стороны подъездной дорожки выходили четыре огромных окна на первом этаже и три на втором – центральное прямо над крыльцом было самым большим. Сколько же дневного света оно могло впустить в дом. Колин невольно задумалась: планируют ли родители оставить его или избавится? Оно выглядело необычно. В чистых и целых стеклах, как в зеркалах, отражалась улица. Мысль о габаритах не могла не радовать. Ведь это означало, чтобы просто обновить такой интерьер нужно минимум четыре месяца, а то и больше.

Колин расплылась в сонной улыбке и сделала неуверенный шаг навстречу к дому.

Загрузка...