Повариха

Пролог

Мне исполнилось пятьдесят пять лет, когда я поняла, что не выдержу еще пять до нормальной пенсии.

- Вот ранее было хорошо - тебе пятьдесят пять и марш с работы на отдых. А теперь? - вздыхала я, рассматривая себя в зеркало после вчерашних юбилейных посиделок в кафе, где работала уже почти тридцать лет.

- Нет, раньше это место называлось просто столовой и многие рядом работающие граждане и даже не работающие пользовались моей стряпней. Ну, не моей, нас было аж, шестеро на кухне из тех, кто готовит, не считая двух посудомоек, и двух молодых подавальщиц, да еще одну мою подругу, что сидела на кассе. Итого коллектив был приличным аж, одиннадцать баб в одном месте и при том с утра до вечера на одной кухне. Как вам! В квартире, ежели две на одной и то свары не избежать, а тут больше десятка!

Конечно, были и ссоры, и даже доходило до слез, но драк не было и оскорблений тоже. Так, поругаются друг с другом на повышенных тонах, выяснят у кого жопа шире и сиськи крепче и всё. А так-то жили мирно, почти по-семейному. Все про всех знали и все друг дружке помогали, поддерживали при всех властях и годах. Даже когда купили нашу столовку и переделали на новомодный лад, назвав кафе, тоже устояли перед новыми владельцами. Да и те попались вменяемыми и понимающими, что сработанный коллектив лучше не менять, так как работа от этого только выиграет. Для того чтобы все было вовремя и без лишних проволочек, нужен сплоченный коллектив, а он уже был и даже за много лет сплотился. Все друг друга знали, как облупленных: кто сколько брал, кто куда носил, кому и сколько надо было дать, чтобы заткнуть рты. Особенно мнЕ приходилось вертеться. Я же была главшпан, как смеялись мои товарки, то есть старшим поваром или стряпушилой. И я четко следила, чтобы и «овцы были целы и волки сыты» или же, по нормальному говоря, и самим было что кушать и другие тоже ели без обид, то есть вкусно и сытно.

В девяностые был полный облом с поставками и снижение этой самой сытости. Но местное начальство как-то изворачивалось и доставляло продукты, хотя меню было минимальным, дозы и порции урезались. Готовили, считай, из топора. Но все равно народ ходил в столовую - кто по привычке, потому что рядом, кто из недорого и вкусного ассортимента. Мы уж старались, как могли. Ведь и себе надо было что взять и начальству дать. А как же! Они же вертелись, снабжали умирающую советскую столовую. Местные же, что ранее приходили за обедами, теперь обижались, что, мол, мало готовим, и им не достается. А что мы могли! Это уже было указанием сверху. Вот так и держались кое-как.

И уж было, совсем зачахли, как пришел новый хозяин и все повернул по-своему – сделал кафе и начались наши веселые и спокойные денечки. Хозяин оставил нас всех на прежних местах. Временно, как сказал он, мол, посмотрим, что из этого получится. А мы что? Мы трудились не покладая рук, как говорится. Даже себе уносили через раз. Я за этим строго глядела и мимо меня проносить не разрешала. Некоторые ушли, посчитав меня подхалимкой и занудой, а другие поняли и остались. Теперь нас было всего семеро, и среди нашего бабьего царства появился еще и мужик-рабочий, что таскал ящики, коробки и бутыли. Раньше все это делали бабы, теперь же не положено по трудовому законодательству, как объяснил мне новый товаровед тоже из мужчин и также совладелец этого кафе. Итак нас теперь пять баб и два мужика - вот и все работники кухни. Правда, были еще официантки, уборщицы, посудомойки, скорее механики по моечным машинам, метрдотели, швейцары. А там еще и бухгалтерия, бармены и охранники. Так что нам приходилось кормить всех лучше, чем обычного гражданина с улицы, то есть по полной программе. Так что стащить или же урезать что, было просто невозможно. Цены были нормальные для среднего люда, и даже стали готовить на вывоз по заказам, но это уже позже.

Вчера мы отметили мои полвека с пяткой жизни и тридцать пять лет стажа. Вот так получилось в моей судьбе. Сразу после кулинарки пришла сюда и взошла по карьерной лестнице - с помощницы повара до главной поварихи. Не все было гладко, не всегда путь был усыпан цветами, и слез я пролила немало и похвальных грамот, хоть вместо обоев используй, но всегда была веселой, дружелюбной и не сплетницей. А еще у меня была мечта, это уже в девяностые, сделать небольшую гостиницу с завтраками и ужинами, с проживанием и как сейчас говорят про такое новомодным словом – хостел. Но для этого надо было много денег и много «волосатых рук». А еще и здоровья, как не скажи. В мои-то, под шестьдесят, уж и сил было мало, и сердечко подводило иной раз.

Но вчера мы хорошо так посидели! Как раз начальники-хозяева сделали выходной в кафе для моего юбилея, чему я была удивлена. Еще никто меня так не радовал, как эти молодые черти! Устроили в зале поздравления за столом с вкусностями, которые, впрочем, девчонки приготовили сами, без меня. Было много шумных поздравлений, тостов, шампанского и более крепких напитков. Мне подарили три месячных оклада и путевку в Египет в Хургаду аж, на десять дней. Я была в восторге! Да и чего еще надо стареющей бабе, у которой нет детей, и даже никогда не было мужа.

Семьи, как таковой не сложилось, родители умерли по старости. Были отдельные встречи с парнями и мужчинами, но все как-то криво, то есть жениться никто не желал. То ли боялись меня и моего характера, привыкшего командовать, то ли моего большого тела. Все-таки при моем росте в сто восемьдесят вверх и весе в девяносто кэгэ я была не для каждого по зубам. Гром баба – так называли меня сызмальства, еще с первого класса, когда я по росту стояла первой на физре и довольно долго. Потом это было и в училище. Меня даже шпана местная уважала и во дворе дома и везде, где только появлялась. Тут же посматривали на мои широкие ладони и крепкие кулаки. Да и вся я была больше похожа на мужчину с жесткими прямыми волосами, усиками под носом на верхней губе и густым голосом. Вначале я не понимала своей некрасивости, потом расстраивалась, а потом и привыкла.

Глава 1.

Я очнулась от хрипа у моего уха и сдавливания груди. На меня что-то навалилось и придавило. Я отчаянно пыталась оттолкнуть это, но у меня просто не было сил. При том я задыхалась от запах пота и чеснока. И тут поняла, что это не что-то, а кто-то и еще услышала сопение и почувствовала мокрые губы на своей шее. Я еле дышала и тут же взмолилась:

- Пусти! Пусти! – шипела я и крутила головой.

- Это что же такое! – мелькала странная мысль. – Мы падаем, а какой-то муд...жик лежит на мне да еще пытается целовать и лезет мне в трусы!

Кое-как выскользнула из его охвата и открыла, наконец, глаза. Тут я чуть не умерла от страха – передо мной была мужская рожа, с колючей щетиной и пахнувшего так, что я аж задохнулась от вони.

- Пусти! – вновь отталкивала я его, а он все не унимался, и уже хватал меня за грудь и прижимал все сильнее. Я уж потеряла всякую возможность избавиться от него, как он сам быстро соскользнул с меня. Крик женщины, скорее даже не крик, а визг, заставил меня вжаться в то место, на котором я лежала. Это был не крик отчаяния, это был крик злобы и ненависти.

- Ах, ты ж, гадина! – слышалось взвизгивание разъяренной женщины. – Опять ты здесь! Опять на девку прыгаешь! Оторву твои причиндалы! Чтобы забыл, как ими пользоваться! А ты, молодая курва, - вскинула она на меня злые глаза, - опять задом вертела перед моим мужиком! Выгоню! Будешь спать под забором, и жрать со свиньями!

- В-о-о-н! – завершила она свою ругатню, но уже не мне, а тому, кто стоял рядом и спешно натягивал свои штаны. – Я тебе покажу, окаянный!

Тут она подлетела к нему и огрела туго свернутым полотенцем. Он пригнул голову и попытался пробраться между её ударами, но у неё получалось четко и по плечам, и по голове, и даже по согнутой спине. Таким образом она погнала его к дверям и выскочила за ним сама.

- А ты мне смотри! – повернулась она ко мне и погрозила тем же полотенцем. – Еще раз и вылетишь!

Дверью за собой громко хлопнула. Еще недолго слышался её голос и потом утих. Я сидела, прижавшись к стене, прижимая к груди остатки разорванной рубашки, и ничего не могла понять ни где очутилась, ни что произошло. Только что падала с высоты в самолете и вот я теперь здесь на продавленном вонючем матрасе, в какой-то мрачной комнате, что похожа на конуру за свои размеры и темноту, да еще и после странной выволочки от женщины, которая сняла с меня своего извращенца мужа. Хорошо, что вовремя, а то была бы еще и изнасилованной.

Тут я вновь огляделась.

- Где я и что произошло?

Вспомнила последние крики, как падали вещи и люди со своих кресел, как ударился самолет о воду. Но ощущения боли или же агонии не помнила и не чувствовала. Стала ощупывать себя, пытаясь оглядеть, и была страшно поражена, что тело-то было не моё! Вот уж совсем не моё! Куда подевалось мое большое? Взамен я видела, при скромной масляной лампе на табурете рядом, что оно было маленьким и тощим. Грудей не было совсем, так две дулечки рядом, жопка с кулачок, ручки ножки худенькие да росточком точно в половину меня прежней. А вот волосы, что распущены за спиной были мягкие, волнистые и не такие черные. Темные, но все же светлее, чем прежние. Пальцы тоненькие и ручки маленькие.

- Это я лежу в коме или уже на том свете? – мелькнула шальная мысль. – Меня что ж, выловили и я теперь в глюках блуждаю?

Но посидев немного с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе и потом, слыша голоса за дверью, поняла, что все же живая, и что тело у меня другое. То есть это все та же я, только уже и не совсем она самая. Хмыкнула и еще раз осмотрела себя и прощупала.

- Все ж, живая, - констатировала и тут же испугалась.

- А я что ж выходит, вселилась в чужое тело? А где прежняя девчушка? И что мне делать?

Не успела посидеть и прикинуть что к чему, как тут же услышала стук в двери и она распахнулась от сильно толчка. В комнатушку вошла прежняя женщина, что гнала своего мужика.

- Так и будешь сидеть! – закричала она и замахнулась на меня тряпкой. – Давай вставай! Надо работать! Неча жопу просиживать! Давай-давай!

Я подскочила с испугу и стояла перед ней в длинной разорванной рубахе, вся сжимаясь от неожиданности. Куда идти и что делать, когда не знаешь ничего и сама еще не поняла где ты.

- Счас-счас! – только и смогла выговорить.

Она посмотрела в мое отчаянное лицо и, махнув рукой, вышла за дверь, опять же с силой захлопнув за собой. Я огляделась в чего бы переодеться и увидела в углу наваленной кучкой какое-то тряпье. Кинулась и, встряхнув его, увидела платье темного цвета и фартук. Кое-как натянула поверх рваной рубашки. Застежка была спереди на мелкие пуговки, да и то через одну. Многие петли разорваны. Фартук в чем-то - то ли мокрый, то ли засаленный. Еле обернула его вокруг своей узкой талии аж, в два раза. Поискала обувь и нашла какие-то опорки, похожие на обрезанные ботинки с петлями на задниках. Вставила свои маленькие стопки и поняла, что обувка-то размеров на несколько больше. Волосы подняла и поискала какую заколку, но ничего не нашла и просто заплела в косу. Накрыла темным платком, подвязав под неё, и встала у двери. Выдохнула, перекрестилась и толкнула её наружу.

Сразу увидела небольшой темный коридор или угол, как еще назвать, а из него выход в зал, откуда пахло пищей, потом и махоркой. Я все еще не понимала, где я и куда попала и по ходу решила притвориться ничего не помнившей. Хотя, потом поняла, что мне и не надо было прикидываться - меня никто и не спрашивал и не интересовался, потому что я здесь была самой последней уборщицей и посудомойкой. Быстро прошла на свое место работы, как указала мне со злостью моя, как я поняла, хозяйка и дальняя родственница.

Судя по всему, место, где я теперь находилась, было либо трактиром, либо корчмой. Если по-современному, то гостиницей или хостелом, то есть с местами ночевки, едой и даже местными развлечениями в виде менестреля с мандолиной. А еще разбитнЫми подавальщицами, которые не прочь еще и подзаработать своим телом. Их было трое, и работали они в пересменку с утра и до утра. Ночевали тут же в специально отведенном месте, таких же комнатушках, как и у меня, как узнала я потом. Знакомиться со мной из них никто не желал, так как я все же была родственницей хозяйки и имела привилегии в виде постоянной прописки. Хотя если судить по работе, то это просто незавидная привилегия. Подавальщицы же менялись часто, как поняла. Не всем хотелось себя продавать, да и некоторые, накопив достаточно, уходили к своим родным или же замуж. Тут были странные нравы – главное деньги, а уж потом нравственность или же девственность. Хотя так уже и в моем мире вырисовывалось. Деньги правят любым из миров!

Глава 2.

За время своего пребывания я поняла, что самой мне не справиться с тем положением, в котором сейчас находилась и решила начать с малого - сделать себе уют. Когда посетовала хозяйке, что грязно в комнате моей и хотелось бы еще пару платьев и фартуков, то получила по голове тем же полотенцем, что и её муж.

- Может тебе шелк купить или же бархат на платье? – издевалась она. – А то гляди, сам герцог тебя в гости позовет, а тебе и не в чем идти!

- Мне надо как-то стирать грязное. Да в чего же переодеться? А я сама бы сшила себе из простого материала, - уговаривала я её, отворачиваясь от ударов.

- Обойдешься! – хмыкнула она и ушла сердито ворча.

Потом просто перестала просить, потому что Мара, слыша мои сетования, отдала свои старые пару платьев и юбку. Она зло пыхтела при этом, но все же помогла мне раскроить из юбки два фартука, а платья ушила прямо на мне. Я была рада до слез и говорила, что если же ей когда понадобиться моя помощь, то я всегда буду в первых рядах. Та отмахивалась и ушла, ворча под нос, мол, молодые всегда обещают, да не всегда делают. А еще она ссудила меня деньгами, несколькими копейками, на которые я купила у местного лотошника пару лент, нитки и иглы. На одно из платьев нашила их как украшение и надевала всегда, когда начала выходить из своего угла послушать песельника. Закалывала волосы и плела косу с лентами в цвет отделки. На мою прическу уже зыркали девки-подавальщицы и завидовали.

Как-то, еще будучи в своем мире, я увлеклась прическами из длинных волос.

- А что, - улыбалась я, когда бабы мои со смехом удивлялись моему пристрастию, - если я не могу такие прически носить, это не говорит о том, что мне нельзя их делать для себя и дома.

Постепенно это стало моим хобби. Я искала такие прически по разным журналам, присматривалась к актрисам, особенно иностранным или в сериалах с моими любимыми бразильскими, мексиканскими героинями. Перенимала у них даже макияж.

В выходные я садилась перед большим трильяжем, которое осталось еще от матери, и занималась плетением волос. Иной раз не получалось, так как не хватало длины или же не шло к моей грубой морде, но пальцы сами плели косички, затягивали волосы по прядям в узоры, связывали сзади в всевозможные цветы, вальки с заколками или же резинками. Туда же я прикалывала и цветки на манер моих любимых актрис из сериалов.

Я собирала всякие бусинки, блестяшки, пуговки и заколки, делала свои цветки из атласа и бархата, лент и кружев. Обшивала их цветными нитками, приклеивала разную бижутерию и прикалывала к себе в волосы. И вот сейчас мне все пригодилось. А после того, как я показалась в своем наряде да еще с прической и цветком, сделанном самой из двух разноцветных лент, то начала получать и деньги.

Вначале подошла ко мне одна из подавальщиц и попросила сделать что-то подобное. Я сделала, и она заплатила мне, потом пришла еще одна и тоже заплатила. Тут я поняла, что смогу таким образом иметь постоянный капитал, благодаря своему умению. Прикупив на собранные копейки ленты, бусины и заколки у того же лотошника, я принимала теперь заказы на более сложные прически не только для подавальщиц, но и женщин со своей кухни. Делала я все это в личное время, которого у меня было немного, но хватало и на себя и на заработок. Иной раз я тратилась на свечу, чтобы поработать ночью у себя в каморке, иной раз при общем свете в своем моечном углу, пока меня не видели. Там я установила для себя полку, где обедала, так как все остальные ели где придется: кто на полу, кто пристроился у большого стола, кто у стены, стоя. Наши главповара принимали пищу в отдельной комнатке-пристрое специально для них выделенном в углу за занавеской. Они также готовили себе отдельно. Мы же ели что придется. Чаще остатки от общего стола. Я же ела все, что могла собрать из мисок самих клиентов. Вначале меня чуть не вырвало, когда показали, что мне положено есть, потом привыкла и даже смогла выбирать лучшие куски.

- Чему только не наловчишься, когда есть захочешь, - вздыхала я, глядя, как варится и жарятся бараньи и свиные туши в очаге для посетителей в зале. Там работал у вертела специальный парень, помощник повара и следил за прожариванием туши. В зале плыли вкуснейшие запахи мяса, вызывающие слюну и многие требовали горячего именно с того вертела. Делалось это специально, чтобы у посетителей вызвать желание. Да и вид жарившегося в огне мяса подталкивал на это прожорство.

Иной раз в мисках оставалось столько мяса, что я скармливала его всем псам, которые бегали по двору и кошакам, что шмыгали под ногами. И те и другие были нужны: одни стерегли двор по ночам, другие ловили мышей и крыс в кухне и погребах, где хранились продукты.

Про грязь я могу говорить отдельно и много. Сначала я брезговала, боялась даже прислониться к чему либо, все мне казалось липким и сальным. Потом как-то попривыкла и смогла устроить хотя бы свое жилье. Вымыла маленькое окошко под самым потолком и луч утреннего солнца теперь всегда будил меня. Отмыла и стены от потеков и пол от многослойной грязи. Возилась целый выходной свой день, но все же перебрала весь смятый в комки матрас, предварительно простирав, Вытряхнула перьевую подушку, и также перемыв, высушила на солнце, выстирала штопанное старое белье. Комодик, который стоял у стены, помог мне починить сторож, когда я ему выносила мясо на кости от остатков туши на вертеле. Он благодарил меня за такие вкусности. Ему такое было не по карману. Так мы обменивались заботой. Он также сколотил мне и столик с табуретом, на котором я и шила свои цветочки и делала украшения из бусин, нанизывая их на толстую нить. Купила на уже заработанные деньги материал на пару простыней и сорочек, а также нашила себе плавок из темных и светлых кусков ткани на все случаи жизни. Сплела из кусочков тканей косички, что прикупила у того же лотошника, сшила коврик, скрепив нитками. Отделала лентами и бусинами новую кофточку из дешевого шелка и сшила юбку из куска плотного льна. В этом я ходила на рынок, где присмотривала для прически гребешки и заколки с камушками и замысловатыми узорами. Они ценились моими клиентками очень дорого.

Глава 3.

Через неделю мои желания начали сбываться. А случилось это, когда второй повар обварил себе руку. Он открывал крышку с бульоном и получил паровой ожог, при том приличный. Его тут же отправили в комнату и пригласили травницу. Она намазала мазью, завернула в тряпицу и приказала не тревожить руку. К вечеру у него поднялась температура и все уже боялись не помрет ли к утру. Но все обошлось. Хотя ему пришлось остаться в трактире, а главный повар отбыл в замок, на помощь коллеге. Готовились обеды и балы и необходимо было кормить всю эту ораву, хотя бы два раза в день. Нужно было много и вспомогательных рук и хороших мастеров готовки пиршества.

Второй, которого звали Грубель, теперь безраздельно командовал в кухне трактира. Брызла не любила его и всячески перечила прежде, даже нашептывала хозяйке о нем, но та только отмахивалась и ругалась. Брызла подчинялась только первому, шеф-повару по-нашему, Тубелю, приседала перед ним, старалась во всем угодить. Тот, видимо, кое-что ей подкидывал из продуктов. Сама она не могла украсть, так как отвечала за погреба перед хозяйкой, но вот повар мог что-то не доложить в то или иное варево и излишки доставались ей. Все, кто работал в кухне, знали это, знали, что та их продавала налево, как говорится, но делилась ли та деньгами, смутно догадывались.

Всю эту кухонную жизнь я знала, сама была когда-то в центре всех событий с излишками, но здесь это выглядело как-то иначе. Если там мы все были в так называемом плане изъятий, все имели понемногу, то здесь у нас на глазах похитители, просто в наглую, обкрадывали не только хозяев, но в первую очередь посетителей. Им же доставалась пища не такая, как должна быть, а гораздо хуже, но платили, как за истинную готовку. Кроме того пересортица тоже применялась и в большем масштабе: хорошие продукты шли в сторону, гнилые овощи и обгрызенные крысами шматы сала, колбас и сыров обрезались и шли в кормежку.

На это у меня был только один ответ:

- Креста на вас нет!

В кухне царили двое – главный повар Тубель и его помощница Брызла. Доставалось ли что-то и второму, мы не знали и не замечали, но его молчание воспринимали как попустительство и возможное содружество.

Сейчас, особенно в такое время наплыва большого количества народа, можно было поживиться почти в открытую. Хозяин с хозяйкой заняты общими проблемами: расселением, залом, кормежкой и постоем животных, доставкой продовольствия, а кухней владели повар и кладовщица. Кто куда потратил, что сварил и что рассортировал, никому не было дела. Потом, когда закончится эта свистопляска с празднеством, когда будут подсчитывать прибыли и убытки, тогда, возможно, вскроются какие-то махинации. Но кухня всегда была табу, потому что именно на ней и держалось все в трактире.

Целую неделю к трактиру, подъезжали телеги с продуктами и сеном из ближних сел и деревень, заполнялись кладовые, погреба и сеновалы, набирались единоразовые работники на конюшню, в прачечную и уборщицы в зале, пополнялись ряды новыми горничными и подавальщицами. На все это нужны были глаза и подсчеты. Всем было некогда, все были заняты до предела. И на этом фоне я была вроде бы и не у дел - мое место у помывочной с помоями. Но даже и сюда хозяйка наняла еще двух девчонок лет по пятнадцать мне в помощницы, так как посуды прибавлялось и прибавлялось. Отходов тоже. Теперь дюжие дядьки, которые по вечерам служили при входе, смотрели за порядком, и на конюшне, помогали выносить тяжелые бадьи с отходами. В это время приехали и менестрели и даже циркачи. Слетались как мухи на мед все, кто как-то мог заработать. Гостиничные номера были заняты до предела, даже потеснили многих работников самого трактира. Более-менее приличные комнаты срочно убирались, ставились дополнительные спальные нары и лавки, освобождались комнаты даже прислужниц.

Мара переехала ко мне. Так она сказала хозяйке, когда та решила отжать мою комнату, а меня сослать на сеновал, потому что даже чердак был приспособлен под ночевки. Там срочно сколотили полати для двоих-троих ночующих.

Глядя на всю эту чехарду мне почем-то вспомнились слова Толстого:

- Все смешалось в доме Облонских, - хмыкала я, укладываясь в свою чистую постель.

Мара уже успела перебраться ко мне на широкую лавку, которую сколотил для меня сторож. Там же она ночевала до тех пор, пока её и еще двух подавальщиц не забрали в замок. При этом приказала хозяйке на свое место в моей комнате никого не заселять.

- Возможно, мне придется изредка наезжать сюда, но спать я буду здесь, - тыкала она на лавку в комнате.

Хозяйка кивала согласно. А что ей оставалось делать, ведь Мара отдавала ей из своих чаевых почти половину. Как это все ей доставалось все знали, но молчали, потому что девушки самостоятельно решали, как и чем они будут зарабатывать.

Я, как и прежде, занималась прическами в свое свободное время, а в течение дня присматривалась и околачивалась у плиты и разделочного стола. Все уже привыкли к тому, что я иной раз помогала с овощами, чистила и резала их, и тогда многие обращали внимание, как быстро я шинковала, как ровно у меня получалось. Даже второй повар Грубель уже стал лично мне поручать нарезать овощи, если нужно было для кого-то важного из гостей, особенно в закусках. Я могла красиво расположить рыбу и мясо по тарелкам и с ними нарезать красиво овощи, сбрызнуть маслом или уксусом овощи и они не теряли свою свежесть и вид. А еще как-то натерла чесноком свежеиспеченные булки и посоветовала подать их с бульоном из птицы. Посетителю так понравилось это, что он просил даже пригласить повара, сделавшего такую снедь, для благодарности. Но первый повар, Тубель, отправился вместо меня и там раскланивался с посетителем у всех на глазах, принимая на себя все внимание и даже деньги. Я вначале растерялась, потом обиделась, но потом подумала и затаилась.

- Все равно ты меня не переплюнешь, гадина Туб! – шипела я в пол голоса. – Придет и мое время.

И вот оно пришло.

К концу дня, когда шел самый наплыв посетителей, Грубель упал в обморок. Все же ему было трудно еще после болезни стоять целый день на ногах, отдавая приказания, снимая пробы, затевая новые дополнения к обычному меню. Его срочно отнесли в комнату, а руководить кухней было некому. Впереди еще несколько часов самой активной работы. Нужна была замена, при том знающая не только само производство, но и людей, которые могли помогать по мере своих сил и на своих участках. Ранее это выполняли два повара, подменяя друг друга, теперь же было некому.

Глава 4.

С этого дня началось мое триумфальное вхождение на кухню. И пусть пока на трактирную, но в мечтах я уже готовила у себя, в своей небольшой гостинице-хостеле. Здесь же мне надо было встать на ноги и подумать о каком-то выгодном производстве, которое принесет мне столько денег, сколько нужно для открытия своего дела. Прически - мелкие деньги, а мне нужны были крупные поступления. Я ломала себе голову и ничего не могла придумать. В конце концов, оставила эти замыслы и отвлеклась на праздник, устраиваемый герцогом. Тем более что пришла «на отоспаться» Мара и узнала мою новость. Она искренне поздравила меня и была рада, что всё так ловко сложилось. И к тому же рассказала о подготовке в замке.

- Много суеты и много беготни. Там же столовых две – одна небольшая для герцога и важных гостей рыцарей, вторая для обслуги и она большая. Вот и приходится побегать. Если обслуживаешь со знатью, то далеко от кухни и устают ноги, если же их слуг, то руки, так как их больше хозяев. Иной раз так умотаешься, что думать еще и о ночи «нет мочи».

Тут она засмеялась своему же каламбуру. Но, всё же «заработала» и уже половину отдала хозяйке. Так что в жадные лапы Оксы перепадало со всех сторон, только зачем это всё ей? Кому оставит потом? Ведь детей они не имели, а племянников было много и всех их они не жаловали. Как, впрочем, и её. Благо, что она была очень дальней родственницей, считай чужой и в случае чего, моя очередь была бы «шестнадцатой», как говорится.

Мара после сна, когда я принесла ей поесть, рассказывала о самом интересном – о гостях. Это были бароны со своими женами и детьми, в основном взрослыми. Они тут присматривали им пару – дочерям женихов из числа приглашенных рыцарей или же соседей, а парням присмотреться к самим рыцарям и, возможно, те возьмут их в свои оруженосцы. Чаще всего это были вторые или последующие сыновья. Первые получали титул и все имущество по закону о перворождении. Последующие сыновья могли только либо жениться на богатых наследницах, либо же уйти в войско короля и расти там постепенно, получая жалованье и сражаясь за империю. Только и воевать было не с кем, пока мир стоял на всей планете, как узнала я гораздо позже. Разве только с разбойниками и всякой другой местной мразью на дорогах и в лесах. Их-то было достаточно. Люди уходили от тяжелой рабской доли или чаще разорившиеся до нитки обозленные мужики и были даже бедные дворяне. Хотя здесь они назывались иначе, но суть была та же. Объединившись в шайки-банды они нападали на обозы и грабили всех, кто попадался на пути. Потом эти деньги пропивали и прогуливали в таких же придорожных трактирах, которых было много в государстве. Здесь же, в том, где я теперь жила, пока, как говорится, Бог миловал, боялись лютого герцога и старались не появляться в его землях. Но кто знает, что еще будет. От этого у меня также заходилось сердце. Я боялась бандитов всех мастей, помня свои страхи еще с «девяностых». Уж насмотрелась по полное «не могу». Много тогда кровушки пролилось, иной раз и невинной. Так что и это тоже останавливало меня в моих мечтах о самостоятельности в бизнесе.

Я расспрашивала подругу о моде, о манерах, о балах. Мне было интересно все, что касалось молодых девушек: как одеваются, как общаются, как танцуют. Она рассказывала, а я представляла себя в таких же платьях из шелка и бархата, с драгоценностями, с парнями рыцарями в паре и танцующими польку или менуэт, а, впрочем, и вальс. И хотя ни польки, ни менуэта, ни даже вальса я не умела танцевать, в связи со своей бывшей «нескладухой». Но помечтать-то можно! Видела некоторые замысловатые па в исторических кино по телику. Мне тогда казалось, что никогда не смогу так красиво двигаться с моим-то телом, да и где взять такого же партнера. Теперь уносилась в своих фантазиях в бальные залы под руку с…менестрелем! Почему с ним? А с кем же ещё-то! Других мужчин около себя я не видела. Ну, еще какого-то рыцаря могла представить. Но опять же с лицом и статью Сэмиеля,

- Мне так хочется посмотреть на рыцарские поединки! – шептала я Маре, и она усмехалась:

- Приходи и посмотри! Входы и выходы бесплатны.

Я обрадовалась. Ведь об этом я тоже знала лишь через кино, а тут воочию и при том не каскадеры, а настоящие бойцы и все по настоящему. В душе я потирала от нетерпения руки и думала, как отпроситься у Оксы. Теперь мне было сделать сложновато, так как второй повар Грубель загружал меня по полной. Я не только отмеряла под его руководством продукты на то или иное кушанье, но и сама следила за варевом, добавляла или же разбавляла готовку, резала и чистила овощи, пробовала сделанное и даже разливала по мискам и горшкам заказанные блюда. Он только осуществлял руководство, не только как главповар сейчас, но и с одной рукой, вторая же болела.

А народ все прибывал и требовалось много еды. Подавальщицы еле успевали обслуживать. Народ толпился в зале и во дворе, приезжали в каретах и на лошадях. Заказывали выпивку и слушали менестрелей, которые работали на износ, пока еще готовился турнир.

Само представление было вынесено за стены герцогского замка в большое поле, где уже две недели готовили арену под состязания. Вокруг построены были ступенями места для зрителей, и ложе для самого герцога и его свиты. По всему полю развернуты палатки и шатры самих рыцарей, их слуг и оруженосцев. Там же стояли кузницы и конюшни. Недалеко разместились трубадуры, гарольды и руководители самого праздника, а также циркачи и песенники. Здесь между делом шли представления для любопытствующего народа, которые хотели посмотреть на приготовления и на самих рыцарей. По их штандартам и гербам узнавали и приветствовали при встречах свистом, хлопками и криками. Им рыцари отвечали взмахами рук, кивали и прикладывали пальцы ко лбу, отдавая честь. Оруженосцы и прислуга носились как заводные от конюшен, кузнецов и обратно - они готовили для своих хозяев оружие, облачение и коней. От их заботы и внимания зависело, как будет сражаться сам рыцарь: не споткнется ли лошадь под едоком, не затуплен бы будет меч, не прогнутся ли латы под ударами и не погибнет ли сам рыцарь, имея плохие доспехи и меч с копьем. Все это создавало суматоху, но необходимую.

Глава 5.

И вот он – первый рыцарский бой!

Как огласил герольд, сегодня будут самые впечатляющие по своей красочности и жестокости бои – сбивка с коня пикой. Сама пика была длинной примерно четыре-шесть метров с набалдашником, не острием. Надо на всем скаку сбить с коня своего противника, несущегося на него с такой же пикой. Тут кто кого, как говорится. Говорят, случались и смертельные исходы, когда рыцарь падал с коня. Мог и шею сломать и деревянной той пикой или её обломком тяжело ранить противника. Посередине арены поставили деревянные стойки из бревен, вдоль которых и должны были скакать всадники.

Герольд выкрикнул первую пару и под барабанный бой они поскакали навстречу друг другу, подхватив под локоть тяжелую деревянную пику. Смотреть на это было азартно и волнительно. И чем ближе они приближались, тем сильнее билось мое сердце и совсем едва не взорвалось, когда они сцепились друг с другом. Никто не упал. Они едва коснулись друг друга. Развернув коней, вновь помчались навстречу, и вот тут один из них так ловко ткнул другого, что тот рухнул с седла на землю. Народ заулюлюкал и засвистел неодобрительно.

Вот и первый победитель. Он поднял руку и помахал зрителям. Те одобрительно захлопали. Он подъехал к своему поверженному противнику, слез с коня и подал ему руку. Тот ухватился и встал. Все зрители вновь захлопали и закричали. Таким образом, они выражали ему свое отношение, принимая законную победу.

Следующая пара также была принята народом положительно и тоже никто не пострадал. Я уже не так сжималась от страха за рыцарей, и вместе со всеми кричала и хлопала победителям. И вот объявили выход Белого рыцаря. Тут уже я не могла сидеть и даже встала вместе со многими зрителями. Прижав руки к груди, настороженно и испуганно, ждала результата.

Белый рыцарь, на своем коне, придерживая на локте пику, спокойно стоял в начале заезда, ожидая, пока герольд не назовет всех участников. Вскоре прозвучал трубач, и они понеслись друг на друга. Я замерла. И тут случилось интересное – они столкнулись с такой силой, что их пики были растрепленны в щепу. Отбросив остатки в сторону, они доскакали до поворота, где их ждали слуги и подали им новые пики. Приняв их, они вновь по звуку трубы кинулись друг на друга и вновь пики были расщеплены от удара, а они остались в седле.

- Да! - ахнула я. – Видимо сошлись достойные противники.

Тут при третьем заходе, уже встали со своих мест не только зрители, но и герцог и гости, что сидели рядом. Вцепившись в перила, старик, Первый рыцарь, чуть не вываливался из своей ложи, вглядываясь в сцепку двоих соперников. Уже в тишине, почти мертвой, рыцари ринулись друг на друга с такой скоростью, какую можно было развить крепким лошадям на ровном месте. Было слышно только хриплое их дыхание и топот копыт, из под которых летела земля в разные стороны. На морде животных появилась пена от уздечек, прикушенных от натянутых удил и тяжелых перчаток всадников. Они приблизились и, столкнувшись пиками, один из них упал и это был не Белый рыцарь. Послышался удар о землю, загремели латы, и конь, взвился на дыбы, пока лежавший не отпустил удила.

Прошло время, прежде чем народ на трибунах, наконец, отмер и взорвался овациями, криком и свистом. Белый рыцарь не стал показывать себя и махать восторженным зрителям, а тут же подъехал к поверженному и подал ему руку, склонившись с коня. Тот резко оттолкнул его помощь и встал сам, опираясь на руки подоспевшим слугам и оруженосцу. Белый рыцарь все также топтался рядом, пока противника не увели под улюлюканье и свист зрителей. Оглянувшись, победитель только сейчас повернул своего коня и сделал объезд по кругу с поднятой рукой, приветствуя своих фанатов.

Я кричала и тоже хлопала в ладоши так, что они горели. Радовалась за него, как будто за родного или хорошо знакомого. Потом, уже в кухне, когда занималась готовкой, все вспоминала его и сама себе удивлялась, почему именно его избрала своим кумиром. Может быть, тут сказалось и то, что видела все воочию, а не в кино, и то что он был такой загадочной фигурой. Не знаю, но захотелось вновь увидеть его и пожелать, пусть и мысленно, ему победы. Что-то такое исходило от всей его фигуры, что-то великолепное и таинственное, что привлекало не только меня, но и почти всех зрителей и даже самого герцога и его свиту. Но, по крайней мере, уж разговоров и даже споров было много вечером, когда привалил народ в трактир, не только есть и пить, но и обсуждать начало праздника и первое ристалище.

Об этом постоянно рассказывали подавальщицы, девушки, нанятые на период турнира. Многие были еще не обучены, новенькие, и поэтому любопытные. Им все было интересно: что и кто обсуждает, как реагируют, когда следующие бои. Обо всем они между делом докладывали на кухне, когда приходили за новыми порциями еды и питья. Пища была приготовлена заранее, но Окса приказала готовить еще, и Грубель замотался. Хорошо, что меня все же оставили на кухне, и я помогала ему и всем остальным. Всё кругом варилось, жарилось, пеклось. Женщины, вместе с помощниками парнями, резали овощи и мясо, салаты и нарезки. Никто не оставался без дела, даже припрягли и мальчишек, что носили воду и дрова, для доставки из кладовой круп и пива с вином.

Брызла уже не орала, а только шипела на суетящихся пацанов, которые таскали из погреба корзины и кувшины. Она ворчала на бестолковость и пыталась лупцевать полотенцем, но те уворачивались и смеялись. В общем, была обычная обстановка, как и в моем прошлом, при больших заказанных праздниках и не вызывала во мне никаких заморочек. Я была спокойна и раздавала команды спокойно и по-деловому. Вначале и Грубель и Брызла недоверчиво смотрели, а потом перестали даже удивляться. Все выполнялось, все варилось-жарилось-пеклось, и все прислужницы вовремя получали на подносы заказанную еду и питье. Таким образом, мы проработали все восемь часов, пока не закрылась дверь за последним посетителем. Некоторых даже отправили на телеге после активного излияния.

Глава 6.

Об этом я хвасталась в кухне, когда мы вернулись и встали к плите. Девчонки так прямо завидовали. Ведь он мой букет, почему-то, не кинул никому и держал в своей руке, затянутой в железную перчатку.

Брызла шипела на меня, что я отвлекаю от работы своим хвастовством, а мне было плевать – я вся была в том самом букете, как в его объятиях. Теперь я точно знала, что именно он и есть герой моего романа, мой принц на белом коне. Пусть даже не белым, а серым. Теперь еще ему надо выиграть свой последний бой и тогда он точно завоюет мое сердце.

Грубель, который вернулся весь из себя злой, потому что проиграл пари, поставив не на Белого рыцаря, начал с того, что вдруг наорал на меня, за то, что я много смеюсь и весело порхаю по помещению.

- Учись держать себя в руках! – кричал он, на мое О! когда я молча подняла на него брови. – Кухня не место светской болтовни! Здесь нужно быть строгой и серьезной! Иначе не быть тебе кулинаркой!

Брызла аж, вся расплылась от удовольствия, видя, как Грубер ставит меня на место. Я несколько обиделась и замолчала, искоса поглядывая на второго повара.

- Как будто я виновата, что он проигрался! – фыркала я про себя, стараясь не поlнимать на него своих глаз.

Все тоже притихли и лишь иной раз шептались или перемаргивались. В кухне, в которой всегда было шумно и весело, сейчас было тихо и тяжело. Вспорхнули подавальщицы и тут же сделали удивленные глаза:

- А че это здесь так? – спросила одна, когда я ей молча поставила миски под заказ. – Че случилось что ли?

- Ничего не случилось, - вставилась Брызла. – Порядок на кухне, наконец-то случился, а не хиханьки с хаханьками. Давай, иди, работай! Нечего тут околачиваться! Там клиенты ждут.

Та опрометью выскочила и побежала в зал, даже не оборачиваясь. Она тоже знала, что эта злая мадам обязательно доложит хозяйке, а та может и снизить плату за работу.

Грубель весь был резкий, расстроенный. И почему-то, все доставалось именно мне – то я что-то не доложила, то пересолила, то перегрела. Мне уже было тяжело работать и настроение испортилось. Еле дождалась окончания и ушла тут же, даже не поужинав как следует. Прихватила с собой кусок хлеба и кружку молока. В комнате вяло пожевала, и завалилась в кровать. Надо было все передумать.

Я понимала, что стать вровень с этими поварами мне не дадут, так и буду куклой для битья. Это еще главного шеф-повара Тубеля не было! А с ним у меня точно ничего не сложится, если даже Грубель показал мне свое «фи». Тем более Брызла при первом будет еще злее и придирчивее ко мне, и также будет наушничать Оксе. А та не выдержит и откажет, и я снова буду у чанов с грязной посудой и помоев.

Я тоскливо вздохнула.

- Ах, если бы меня забрал мой рыцарь и увез так далеко, чтобы никто не смог меня обидеть! Но зачем я ему, - вновь вздыхала я. – У него, наверно, есть богатые барышни из высшего света. Они прекрасно одеваются, хороши собой и умеют красиво говорить. А я?

Тут я снова и снова вздыхала.

- Даже менестреля Сэмиеля нет. Где он пропадает? Хоть бы он был здесь, всё было бы легче. Он ведь так на меня смотрит!

Тут я утерла слезинки и закрыла глаза. Сон сморил меня, и я видела, как красавец рыцарь с лицом песельника увозит меня на своем коне. Мне так хорошо и я так счастлива, что даже смеялась от радости.

Проснулась, когда солнечный лучик коснулся моего лица. Быстро вскочила и привела себя в порядок. Надела рабочее платье, повязала темный фартук и белую косынку, забрав волосы под неё. Выбежала в зал и увидела, как навстречу мне идет Мара. Она была очень уставшей и какой-то бледной. Я подхватила её под руку и потащила в комнату.

- Что с тобой? – с тревогой спросила её.

- Так, ничего, - отмахнулась она, присев на свою постель. – Я полежу, а ты принеси мне лохань с горячей водой. Ладно?

Кивнув, помогла ей улечься и накрыла одеялом. Она лежала такая белая лицом, как та наволочка на подушке. Оставив её, побежала в кухню заниматься тестом и приглядеть, где взять лохань. Попробовала горячую воду, попросила мальчишек истопников помочь мне перенести все в комнату. Они потащили и то и другое. Мара спала, когда я толкнула её и показала на лохань, исходящую паром. Она сонно кивнула и погнала меня работать. Я оставила её и побежала к своему тесту. Там уже помощники поварята вывалили опару на стол и отбивали его, потом обрабатывали противни и делали караваи. Я же занималась с одной помощницей сладкой сдобой. Мои булочки пользовались спросом и поэтому Грубель и поставил меня на их выделку. А еще заранее я приготовила творог с маслом и медом и делала ватрушки. Когда впервые я показала, как можно их лепить, то все удивились, так как творог в таком виде не употребляли.

- Это все для барышень с их вкусами, - фыркала Брызла, когда впервые увидела мою задумку. – Не будут мужики есть эту дребедень.

Но, как ни странно, они-то в тот день шли на ура всеми, кто захотел попробовать. С тех самых пор мигом исчезали и они и мои пирожки с разными начинками - с вареным яйцом и луком, картофелем и сыром, свежими фруктами, слегка присевшими на огне с тем же медом, так как сахар был очень дорог, опять же пользовались успехом. Особенно утром вместо хлеба и булок. Но я еще не показывала своих беляшей и пельменей. Для этого надо было рубить мясо, а этого здесь пока не делалось. Эту новинку я оставляла на потом, когда стану поварихой, когда смогу взять на свои изобретения сертификат. Но для этого мне надо было показать себя во всей красе, то есть, чтобы оценили не только в этом трактире, но чтобы слух пошел и дальше. Но тут было два «но». Первое – мне не дадут, потому что я женщина, девчонка совсем, а второе - подумают, что магичка, ведьма. Иначе как объяснить мои знания, как не колдовством. Вот и зажималась я, боялась. Тут как говорится «и хочется и колется». Но пока первый повар не пришел, я потихоньку проталкивала свои идеи.

- Главное не спешить. Потом, сделаю все, что захочу.

Нужно время, чтобы все привыкли ждать от меня каких-то выкрутасов, как говорила злая Брызла. И я держалась исключительно на покровительстве Оксы и на благоволении ко мне Грубеля. Сейчас же он взъелся на меня, но уже скоро остынет. Я уже изучила его характер и знала, что он ко мне нормально относился, несмотря ни на мою молодость, ни на мои странные знания, считая моей девичьей фантазией.

Глава 7.

Герцог взмахнул платком. Начинался последний, решающий бой – бой смертельный. Тут уже не было отступлений и места жалости, как в предыдущих поединках до первой крови или падении. Тут «или пан или пропал», как говорится.

Я смотрела на окружающих и видела, как горят глаза зрителей, как притихли они, всматриваясь в тех двоих, которые должны были сейчас вступить в свою последнюю в жизни схватку. И не с врагом, не с захватчиком или насильником, а с таким же рыцарем за звание победителя, за приз и причисление еще одной победы к своим предыдущим.

Я все же до конца не верила, что все закончится смертью здесь и сейчас. Мне все казалось игрой, простым соревнованием, скорее спортивным, нежели кровавым. Видимо наше сознание противится всему, что касается искусственной смерти, смерти по принуждению. Тем более вот так, перед всем «честным народом» во имя каких-то непонятных призов и побед.

Но реальность была перед глазами – рыцари сражались. В одной руке держали щит, в другой меч и тут уже я была почти рядом, с ужасом наблюдая этот поединок. Видела, как наносились удары, как отскакивали и вновь сходились поединщики, и мои мысли о смерти уходили на задний план. Появился азарт, азарт болельщика, который я наблюдала иной раз по телику, особенно на футбольных матчах. Тогда я не понимала их, считая больными на всю голову, но сейчас как та фанатка чуть ли не подпрыгивала, замечая сильные удары, и хлопала в ладоши и вскрикивала от удачных выпадов своего кумира. В этих боях я не разбиралась, мне важно было одно – чтобы победил Белый рыцарь, и поэтому я болела за него, постепенно втягиваясь в действо перед глазами.

А посмотреть было на что.

Во-первых, меня поразила скорость, с которой выполняли поединщики свои финты, уходы, нападения и даже отступления. Во-вторых, умелое, почти виртуозное, владение мечом. Глядя на их работу, казалось, что оружие сие, кованное из железа, было легким, и как продолжением руки воина. Но ведь это было не так. Как мне ответил рядом сидевший мужчина, меч-то довольно тяжелый, хотя и в одной руке.

- Бывает и двуручный, - улыбался он, на мое любопытство. – Тот тяжелее почти вдвое.

Я продолжала наблюдение за сражающимися. Вот именно сейчас к Белому рыцарю приблизился второй и нанес ему удар клинком по руке и локтю, держащему свой меч. Белый же успел увернуться и тот соскользнул, повернувшись набок. Теперь уже он сделал бросок и со всей силы колющим ударом опрокинул того на спину, сбив с ног. Щит его упал на него, прикрыв сверху, и тем спас своего владельца от завершающего удара Белого. Он отошел от силящегося подняться противника и подождал пока тот встанет на ноги и возьмет в руки упавшее оружие. Такое действие со стороны Белого многие оценили свистом одобрения или же разочарованием. Я же вся сжалась от неминуемой смерти, но с радостью захлопала, когда увидела, что мой кумир не стал бить лежащего. Я даже захлопала в ладоши и закричала:

- Браво, рыцарь!

Он как будто услышал и приподнял в приветствии руку. Тут же встал в стойку, как только увидел, что противник кинулся в бой. Вновь столкнулись мечами и отбились щитами. Их клинки поражали друг друга с невероятной скоростью, наперебой издавая звуки ударов и скрежетов по щитам. Глядя на Белого, я видела, что он был мастером, двигался легко, словно танцевал с мечом. Все его удары были хорошо отточены и четки. И с каждым мгновением было уже видно, как устало отбивался противник, как не хватало тому сил и сноровки. Тут Белый рыцарь, улучшив момент, так толкнул своим щитом, то тот упал и тут же нанесен был решающий удар между латами прямо в шею. Хлынула кровь и мне стало плохо. Глова закружилась, и я тихо сползла в темноту. Только и услышала, что кто-то крикнул ах! и я уже больше ничего не помнила.

Очнулась в палатке, на лежанке, а передо мной сидел на корточках седой пожилой мужчина и смотрела на меня с жалостью.

- Ну, как ты, дочка? – спросил он тихо.

- Ничего, - кивнула я, приподнимаясь на локте. – Где я?

- В палатке моего хозяина. Я принес тебя сюда. Можешь встать?

Я кивнула и попыталась, свесив ноги. Он, придерживая меня под локоть, помог подняться. Голова слегка еще кружилась, но я все же стояла уже крепко. Как так получилось, я не знала, но тут же попросила его рассказать, но тот только махнул рукой.

- Я не знаю, не видел. Только хозяин сказал, что на вид крови, ты упала в обморок. Так бывает в первый раз у барышень.

Тут он по-доброму усмехнулся. Я же скривилась, вспоминая кровавую картинку, и тут же меня скрутило пополам. Спазм сдавил горло и меня вырвало прямо на пол. Потом еще раз. Оруженосец Белого, как я поняла, когда увидела свою голубую ленту, привязанную к копью, который стоял в специальном колпаке для пик, поднес мне кружку с водой и помог умыться.

- Мне так неудобно, - еле проговорила я, показывая на свои выверты желудка. – Дайте мне тряпку, я уберу.

- Не волнуйся, дочка, - усмехнулся тот в усы. – Сделаю сам. А ты иди-ка на воздух. Там и придешь в себя.

Мы вышли из шатра, и я увидела, что вокруг никого не было, лишь единичная прислуга делала свою работу. Все остальные, даже стража, все были у арены и смотрели на представление. Тут прозвучали фанфары, и оруженосец бросился в шатер. Выскочил с той самой пикой с моей лентой.

- Мне надо срочно идти к хозяину, - быстро сказал он. – Хочешь, помогу добраться до арены. Сейчас будет самое интересное. Чествование победителя - моего рыцаря.

Я кивнула и, собрав последние силы, пошла с ним. Он придерживал меня под локоть, и мы пробрались в строение, где было место для лошадей. Взяв под уздцы серого коня, он, повел к воротам, где ждал Белый рыцарь. Увидев меня, он медленно подошел и протянул руку. Я опешила, что увидела его совсем рядом, такого большого и такого металлического, очень похожего на манекен в нашем историческом музее города. Я всегда останавливалась и с любопытством рассматривала почти двухметровые латы со шлемом и перчатками с раструбами на нем и даже мысленно примеряла его на себя. Но то был просто муляж, здесь же стоял живой человек да еще протягивал мне руку в такой же перчатке. Я осторожно подала живую свою, вложив в его металлическую. Он слегка пожал её.

Глава 8.

С утра все были поражены двумя новостями: приехал помощник управляющего герцога к Дубелю, и тот должен был решить, кого из поваров отправить на постоянную работу в замок. И второе – меня понизили, сослав вновь к мытью посуды и помоям.

Зачем повар понадобился, мы не могли понять, но знали почти все, что Тубель останется здесь. Скорее всего, поедет Грубель, ведь он был только вторым в этом трактире. Там он тоже будет вторым, но все же там и денег больше платят и ранг выше. Конечно, Грубель тут же согласился, и радость читалась на его лице.

- Зачем же Тубелю быть вторым в замке, когда здесь он первый! – хмыкала я. - Как говорится, лучше первым парнем в деревне, чем последним в городе!

Все понимали и тайком усмехались:

- Было бы странно, если бы было наоборот.

А вот меня понизили, и скорее по наущению Брызлы и самого Тубеля. Они понимали, что я будучи ученицей буду в курсе всех их дел и более пристально наблюдать за их махинациями, находясь непосредственно перед носом. Уж, что они там наплели Оксе, я не знаю, но поддержку и у Дубеля они также поимели.

- А чтобы не задирала нос! – так мне сказал, с издевкой, хозяин, когда сообщил о моем новом-старом назначении.

Закончились праздники, и мои прически уже не нужны были хозяйке, к тому же платные. Отвлекать подавальщиц она не разрешала, мол, делай в их свободное время. А когда у них свободное, то мое занятое помоями. К тому же платить двум посудницам Оксу давила жаба. Оставила мне одну пигалицу, назначив меня старшей. Вроде повысила и в то же время унизила тем, что отлучила от готовки. Мои пирожки и ватрушки уже были известны и теперь можно было и подвинуть, приняв это новшество за своё. Тубель усмехался, Брызла потирала руки. Скоро моя жизнь превратится в выживание. Теперь мне будет вдвойне тяжело - и то, что вновь у помоев, и то, что присвоили мои новинки.

Мне было очень плохо, и я не могла даже пожаловаться. Ждала Мару. Только она меня понимала и могла что-то посоветовать. Особенно теперь. Но её все не было.

Мои деньки катились по наклонной, и такое же было настроение. Все валилось из рук. Про Мару я узнала, что она поселилась не в замке, а у какого-то вассала герцога в его поместье. Зачем она туда пошла, мне не было понятно, пока она сама не явилась забрать свои вещи. Еще ранее, прислала мне записку через мальчишку, чтО надо собрать для передачи. Я сделала, но она приехала сама. Я обрадовалась и очень хотела её задержать, хотя бы на ночь. Но она посидела со мной всего пару часов и отправилась назад.

Так я узнала, что это был тот самый барон, который нанес ей такие раны. Оказывается, он не мог найти молодую женщину для своих извращений, а Мара согласилась.

- Почему? – ахала я, когда услышала.

- Он платит мне за каждую такую встречу по золотому, Ритуля. А у меня на руках старики и ребенок.

- Но если он тебя убьет, кто будет кормить твоих?

- Ну, до этого далеко, - усмехалась она тоскливо. – Я сильная. К тому же не каждый день это происходит, а когда заживает тело. Правда, иной раз требует и вне графика, но тогда бьет пониже спины. Ходить потом больно, но терпимо. А так бережет. Кто еще согласится! - вздыхала она тяжело. – Только ты молчи, никому не говори. Это тайна. Иначе меня выгонят и никуда, потом, не возьмут. Сама понимаешь у кого власть и деньги.

Я заплакала, оглаживая её по плечу, боясь даже притронутся к спине. Помнила те самые кровавые отметины. Она прижала меня к себе, и мы просто сидели и молчали.

- Надеюсь, что ты все же будешь кухаркой, - успокаивала она, слушая мои сентенции. – Ты молода, все у тебя впереди.

Я качала головой и саркастически улыбалась.

- Ага, стану! Особенно с Брызлой и Тубелем! Если бы с Грубелем тогда можно еще было как-то.

- Знаешь! – вдруг встрепенулась она. – Мой барон скоро едет к герцогу на охоту. Меня, конечно, берет с собой. Там я увижу Грубеля и всех остальных в кухне. С некоторыми я подружилась. Посоветую Грубелю замолвить за тебя словечко перед шеф-поваром. Он-то помнит твои пирожки, даже хвалил и сетовал, что ты в трактире. Так что жди. А вдруг получится!

Я даже сразу оживилась.

- Ой! Дорогая моя подруга! Попробуй, а? Я приду туда с моими новыми придумками. Они не пожалеют! Правда!

Мы расстались на хорошей ноте, хотя в душе я сомневалась, но все же надеялась, потому что здесь мне не вырасти дальше старшей посудомойки.

Девочка помощница уже освоилась, подружилась с мальчишками ровесниками: те помогали ей выносить помои, набирать горячую воду, подносить грязную посуду и котлы. Я же все больше и больше отдалялась и, в конце концов, Окса запретила мне делать прически для постояльцев и прислужниц, лишив, таким образом, и последних копеек. А еще потеснила меня, вселив в мою комнату ту самую девчонку помощницу. Я хоть и была не против, но дружбы у меня с ней не случилось. Она, пообвыкнув, стала ластиться к Брызле, и та приняла её под свое крыло. Теперь рядом со мной почти круглые сутки была её поверенная. Уверена, что она докладывала Брызле обо всем, даже о том, что я делаю в свободное время и какие приобретаю вещи. Заметила как-то не до конца задвинутые ящики комода и не так висящие на стене платья. Видимо даже меряла. Мне не жалко, но все же на душе было противно.

Прошел месяц. Вестей от Мары не было, а Сэмиель так и не появился. Когда я задавала женщинам кухни вопросы про него, то они говорили, что тот не часто их посещал и раньше.

- Говорят, что он из богатеньких, но что-то пошло не так, - шептали они мне с опаской, что Тубель заметит. – Вот про это и пел в своих балладах. Может назад приняли в семью. Кто знает! Он сплошная загадка.

Его, как и Белого рыцаря, я выкинула из сердца. Все они лишь мечта или фантазия моего старого мозга или молодого тела. Куда мне до них! Своих забот полон рот.

У меня теперь не было ни работы, ни прибыли. Да к тому же некому было приклонить голову, пожаловаться. Я иногда плакала тихо в подушку, боясь, что молодая заметит и донесет Брызле, а та хозяйке. И так опять Окса стала посматривать в мою сторону со злобой, вероятно думая, что её мужик опять на меня запал. Но это было не так. Как я поняла, эта самая помощница, видимо, ревновала меня к моей дебильной должности и начала подмахивать Дубелю. Видела как-то их в темном углу очень близко стоящих друг к другу. Я вначале было пыталась ей разъяснить, что так делать нельзя, что хозяйка не простит, ежели что, на что та лишь скривилась и сказала, чтобы я не лезла не свои дела.