Повернись ко мне

До сводок. Когда ты слишком беспечна.

В тот миг, когда я потерял тебя
Там вдали падала Луна.
(Jony – «Комета»)

Вероника.

Перебираю распашонки, чепчики и ползунки, так красиво разложенные на столе. Где-то ещё были царапки.. ах да, вот они!

Люблю изучать все эти розовые вещички, правда отправляли меня на второй этаж не за этим и похоже уже начали волноваться. Замечаю лёгкий скрип двери за моей спиной.

— Вер, ты собрала вещи?

Тихая поступь любимого сменяется щекочущим поцелуем в шейный позвонок и размеренным дыханием. Пытаюсь выгнуться, вырваться или хотя бы обернуться, но с ним это как всегда бесполезно. Улыбка возрождается вдохом.. Нужно хоть попробовать отвертеться.

— Саш. — Голос ломается импульсом касания его губ. — Ну пожалуйста, милый, я совсем не хочу в больничку!

Его руки смыкаются на нашем восьмом месяце, явно почувствовав пробирающий тонус. Он опускает голову на плечо и тихо шепчет на ухо:

— Хочешь убедить меня, что всё в порядке?

— Конечно! У нас все хорошо. Мы с Олей даже поели, ясно? И меня совсем не рвало утром.. и даже живот не тянуло.. – Помедлила. – Ну, почти.

Не убедила, дочь ещё и пнула так удачно — прямиком в его руку — за мое враньё, подтвердив давно закравшееся опасение — у нее явно несносный папкин характер.

И с одной стороны это чудесно, а с другой – как их двоих вытерпеть-то таких?

Саша глубоко выдыхает, убирая ладони и немного отходя, заставив обернуться.

— Вер, пожалуйста, собирайся. Слава в клинике уже час как ждёт.

Надула губки, сводя брови.

— Совсем никаких вариантов не ехать?

— Нет.

Перестраховщик! Касаюсь его пальцев, переплетая кисти. Спорить всегда бессмысленно, в конце концов, он умело пользуется моей самой сладкой слабостью – его поцелуями, рассекретив меня очень давно.

Радует лишь то, что это каждый раз взаимно.

Ну и ладно! Сейчас пройду стандартное обследование, а завтра утром отпрошусь или сбегу.

В конце концов, зачем вообще это нужно? Я отлично себя чувствую. До ПДР* ещё полтора месяца, и мы уже перешагнули второй триместр.

Да что может случиться? Только мотаемся туда-сюда каждый раз.

А за окном метель.. хочется ему куда-то ехать в такой вечер! Эх, что за мужчина.

Шубу застёгиваю на ходу, уже спускаясь по лестнице. Из вещей вопреки уговорам только сумка с алым халатиком, личной картой и пелёнкой.Он уже раскопал свою черную фурию и даже подъехал к воротам. И куда так торопиться?

— Саш...

Пытаюсь усесться на слишком твердое сиденье, регулируя наклон спинки. За два триместра поездка в машине превратилось в целый ритуал, заставляющий меня вздыхать и без того сбитым дыханием и елозить туда-сюда в поисках удобного положения.

— Вот, разве ты сам не устал за эти восемь месяцев при малейшем поводе…

— Вер, не рискуй жизнью моих любимых, ладно?

Вздохнула, коснувшись его ладони на переключателе скоростей.

— И почему ты такой серьезный..

Посмотрел своими бездонно светло-серыми глазами.

— Потому что ты ещё ребенок.

— Да тьфу на тебя.

Добираться теперь из этой тьмы-таракани в город, проходить через все эти кабинетики «женского здоровья» только из-за того, что кто-то волнуется.

Просторный кабинет моего безусловно самого лучшего врача. Я лежу на кушеточке с приподнятой кофтой, надо мной замерла та «самая лучшая», а за столом расселся как всегда переживающий за собственную шкуру Слава – директор клиники — и Сашка, потому как слишком деловая серьезная шишка. В уголке забилась акушерка, записывающая ход встречи, не решаясь поднять голову. Почему все так боятся моего мужа?

Ух, я бы по этой его шишке!

— Вероника, — Холодные ладони Елены Александровны заставляют на мгновение прикусить губу. — как часто схватывает живот?

— Ну, — Тяну, думая, стоит ли врать. – Не очень. Иногда.. Не часто.

— В последние дни почти постоянно. — Вмешивается Саша, от чего я закатываю глаза.

Всё-то он знает.

Доктор на мгновение замирает, прослушивая пульс через стетоскоп, хмурится и произносит вердикт:

— Вещи с собой? Почему так поздно приехали? Сейчас будем оформляться, сделаем КТГ*, завтра утром на УЗИ.

— А сегодня никак?

— Алекс Георгиевич, извините, но КТГ пока что достаточно.

Саша встаёт, улыбнувшись этой тёте, пока я заправляю кофту и хмурюсь.

— Вам виднее.

— Как понимаю, она опять налегке?

— А со мной нельзя говорить? Я вообще ещё тут.

Женщина натянуто улыбнулась.

— Так налегке же?

До сводок. К чему приводит беспечность

Алекс.

Потираю переносицу, зажмурившись. Как в таком состоянии работать? Снотворные что ли пропить? Уже с неделю опять эта паранойя.

— Саш, у тебя опять в руке капучино? – На всю кухню раздается нежный голос крохотного котёнка. Как она вообще стала моей? До сих пор не верится.

— Нет. – Беру стакан, отпиваю глоток, следом стерев пенку с уголка губ.

— Славич, я всё слышала, ясно?! Быстро иди и вари себе овсянку!

Пора эту жемчужину отвлечь, а то и правда придётся браться за кастрюлю, а времени уже кот наплакал, судя по непрекращающейся трели на второй линии от Толи. Там цех горит что ли? И черт с ним.

Так, Вера...

— Кис, какие запонки на сегодня?

Выбор, ставший нашим маленьким утренним ритуалом. Каждое утро надевает мне лично, а я слушаюсь, как примерный семьянин.

— В чем ты?

— Серая тройка и рубашка, которую вчера надевать не хотел.

— Оттенка топлёного молока?

Поморщился, даже звучит отвратно.

— Вот поэтому и не хотел.

Точно знаю, что улыбнулась.

— Как насчёт серебра? Хотя нет, на той неделе были. – Задумалась. – А галстук в тон костюму?

— Ну, я старался подобрать..

— Слушай, тогда.. может, те черные бусинки?

Еле вспоминаю, про что она, убирая кружку в раковину и беря смартфон в руку.

— Точно-точно! Ты давно их не носил и..

— Кис, ты помнишь, что это за запонки?

— Да помню я! Привези мне тогда кулон, он лежит в той же коробочке.

— Ты уверена?

— Да, должна же я как-то тебя чувствовать.

Ухожу на второй этаж в гардеробную мимо детской.

— Саш, я так спала плохо..

— Почему?

— Не знаю. Кровать не удобная, наверное.

— Раньше не жаловалась. Ладно, запомню, сменим.

Слышу, что к ней постучали. Тут же сверяю камеру над дверью.

— Вер, я где-то через полтора часа заеду.

— Так рано? – Открывает дверь акушерке.

Кто это у нас? Рогожина Валерия Ивановна, 27 лет, не замужем, но судя по распечаткам счетов...

— Да, вещи завезу и надо по работе к отцу заскочить.

— На завод?

— Да.

Точно знаю, что сейчас начнет отнекиваться.

— Тогда, может, Макар отвезет, если ты занят?

— Нет.

— Почему?

— Потому что скучал.

Расцвела, но продолжает капризулить.

— Саш, вот если бы ты..

Застегнул пиджак, поправил запонки.

— Ты своё КТГ видела?

Вздохнула.

— Ну, блин! Когда ты всё успеваешь? И что там?

А там у нас показатели тревожности так себе. И это ночью спать не дало. С УЗИ, значит, они медлят? За что вообще бабки и пожертвования фонду?

— УЗИ сделают, посмотрим. Ладно, кис, я выхожу уже. Люблю тебя.

— И я.

Переключаю на номер начальника охраны.

— Да, Толь. Всё в порядке?

Неуверенный ответ.

— Вроде бы да, Алекс Георгиевич.

— «Вроде бы»? Ты серьёзно?

Исправляется.

— Все в порядке!

— Уверен? Толь, не расслабляйся, ладно?

— Понял.

Ну посмотрим, как понял. Уже какой год терплю его халатность, сам не зная почему. Похоже не зря отец говорит, что я стал намного мягче. Ладно хоть рука ещё прицел держит, и оскал пока вдохновляет, а то эта семейная жизнь кого угодно зайкой сделает.

Включаю сигнализацию дома, застегиваю кожаную куртку, проверяю на смартфоне камеры и датчики движений – без запинок, все включены. Скроллю до камеры с видеорегистратора, быстро сверяя ночную съёмку. Никого поблизости. Отлично, выхожу из дома, открываю машину.

В голове засело это «Вроде бы», что смутило? Что не так?

Перепроверяю время, 7:54. Ладно, всё в порядке, вроде бы как обычно. Черт, опять это «вроде бы». Что не так?

Касаюсь руля, заметив оголившуюся черную безделушку на левом рукаве. До сих пор работают? Давно уже должен был чип подохнуть...

Качественно сделано, надо Ромке сказать, чтобы заказал тогда для дочери какую-нибудь погремушку с таким же датчиком. Как раз к родам изготовят и протестят.

За мной закрываются ворота. Мерен пробирается по нетронутому снегу, позади остаются заснеженные ели. Никаких следов поблизости.

И все же что-то не так.

Вероника.

Всю ночь раскалывалась голова и тянуло в самом низу. Сейчас вроде полегче. Уф, отпускает.

Не стоит никому говорить, наверное, а то точно до родов не выпустят. Да и на форуме отписались, что так мышцы растягиваются.

Еле сползла с кровати, открыв дверь Лере. Ломанно улыбнулась, взяв у той градусник.

Поскорее бы Саша заехал, хоть бандаж натяну, пока ещё можно. В десять пригласили на УЗИ, интересно, кто сегодня дежурил? Моя самая лучшая мегера или другие? Закрываю дверь. Хватаясь за живот, прикусив губу, градусник пискнул.

Замираю возле тумбы, ища рукой опору.. Глубоко вдыхаю.. что-то не то. Почему всё плывёт?

Алекс.

Серая полоса уносится за горизонт, едва заметно разбиваясь белой разметкой. Позади остаются ели, облысевшие кустарники и укрытые белым покрывалом поля, светящиеся от розового рассвета.

Спидометр выжимает далеко за сотню, шипованная липучка едва касается колеи.

Впереди плетется колонна очнувшихся грузовых, одна из них кому-то протяженно сигналит. Твою мать, опаздываю.

Нажимаю на газ, выруливая на встречку мимо двух сплошных.

Какого дьявола он? Принимаю вызов, как только ловлю контроль.

— Слав, я..

Замечаю длинную морду американца.
В салон врывается перепуганное:

— Алекс Георгиевич, Саш, она.. это..

Твою мать. Что он там мямлит!?

И только сейчас понимаю, скидывая ногу с педали, что это был нихрена не сон. Дворники сметают по стеклу снег. Как тогда. Картинки совпали. Сон становится..

— Она без созна…

Почти оставшийся позади опель резко выруливает из колонны, подрезая задние, выруливаю на подсознании в обратную, пропуская удар.

До сводок. Твоя фальшивая безопасность

Алекс.

Ресницы треплются, но каждый шорох сопровождается болью. Глубокий болезненный вдох.

Голос где-то рядом. Не могу распознать. Перебираю фамилии, не совпадает ни с кем. Повторяет, вместе с новым порывом влетевшего холода.

— Жив? Выжил?

Пытаюсь ответить.

— Да не стони ты. Сейчас вытащим. Эй, мужики! Чо застыли!?

Что-то не так, откуда-то издалека раздается басистый крик.

— Мы на это не подписывались, ясно!? Иди-ка ты нахер! Ты вообще тачку его видел!?

Наконец серое полотно обретает черты сработавшей подушки. Рядом мигает кнопка с алой надписью "SOS".

— Ну и валите тогда, сам справлюсь.

Кто это? Шевелю рукой, второй – нет. Где-то в мышце осколок... может и не один. Но в целом жив. Ноги. Так. Не задавило. Отлично.

Кто-то дотрагивается до плеча, надрыв разрывающихся волокон ремня. Чем? Ножом?

— Не думал, что тебя так перевернет. Но ничего, меньше будешь сопротивляться.

Вера... где... поворачиваю голову замечая что-то неразборчивое, розовое. Её вещи.
Надо... надо выбираться.

— Ты не переживай, сейчас ко мне приедем, отоспишься. Только надо поскорее, а то твои к тебе уже мчат.

Всё спланировано. Ради чего? Деньги? Месть? Недвижимость? Выкуп или шантаж? Что? Почему не заметил?

— Э-эй.

— О, заговорил. Ну тогда поспи.

Последняя запомненная снежинка.

Вероника.

Слабость растеклась в каждую клетку, не могу заставить себя пошевелиться. Сон, если это был он, отступил. Где я? Где... только ноющая боль где-то повсюду, внизу.

Ночь, писк какого-то датчика рядом. Из руки тянутся какие-то трубки. Капельница? А живот... блин. Блин. Блин. Блин. Оля!

Подбегает пожилая женщина в чем-то белом, не видела её раньше. Теплые ладони дотрагиваются до лба.

— Тихо, тихо, успокойся. Очнулась? Отлично, сейчас врача позову. Пить хочешь?

Губы пересохли.

— Много пока нельзя. – Подносит гранёный стакан, второй рукой приподнимая мне голову, от чего лица касаются мои сальные локоны, прилипая.

— Только маленький глоток, во рту подержи, губы смочи. — Жадно заглатываю, подавившись. Морщусь, надрывно откашливая. — Я же говорю, один.

Не хватает сил держаться самой. Опускает.

— Все хорошо, девочка моя. — Едва улыбается. — И не таких выхаживали.

От её незнакомой нежности к горлу подступает ком, глаза начинает щипать. Датчик рядом продолжает монотонно пищать. Концентрирую взгляд на её лице, приоткрывая губы.

— Тихо. Я узнавала, дочка у тебя. Кроха совсем, но главное – жива. — Поднимает лицо к верху. — Господом так велено, значит. Тише.

Попыталась снова напрячь мышцы.

— Пока даже не пытайся. В туалет не хочешь? Нет? А надо будет, я утку под кровать поставила... ладно, ночь длинная. Потом ещё поворачиваться начнем.

Отдаляется, открывая дверь в едва освещенный коридор.
— Там дренаж у тебя, не пугайся. Меня надо будет — кнопочка над кроватью.

Это не моя больница. Что произошло? Рука касается живота, иголка щиплет, пытаясь вырваться. Моя девочка. Как это могло случиться?
Стараюсь зацепиться на озвученных фразах…

Не сразу замечаю, что кто-то оказывается рядом. Мой врач. Что она говорит?

— Всё поняла?

Сухо вырывается.

— Что?

Вздыхает.

— Была проведена экстренная гистерэктомия.*

— Что это?

Её холодный тон, уставший, вымотанный и даже иссушенный. Едва различимый взгляд куда-то в сторону и как всегда ледяные руки, поднимающие казённое льняное платье. Говорит кратко, словно это обыденность, точнее — уже осточертевшая рутина.

— Такое бывает. Потом объясню. – Дополняет, прощупывая живот, от чего непроизвольно сжимаю губы. – Мы в перинатальном, так надо. Ребенок на 5-ом, ты на 3-ем.

— Почему?

— Вот окрепнешь, завтра с утра поговорим. На ноги встанешь, отпущу до отделения, узнаешь сама всё.

Опускает рубашку обратно, не полностью скрывая нагое тело. Не могу даже укрыться, но кому я тут нужна?

Саша, наверное, знает. Знает, что очнулась. Он, наверное, злится, переживает, места себе не находит. Надо ему позвонить. Смотрю по сторонам, замечаю смартфон рядом со стаканам воды на тумбе.

Когда все ушли?

Протягиваю правую, касаясь желаемого. Едва зацепляюсь и тяну на себя. Нужно взять..

Какой поразительно тяжёлый.

С третьего раза экран поддается. Уменьшаю режущую яркость, стараясь не всматриваться. Почему показывает не 19-ое? Как... уже 21-ое? Час ночи. Я была без сознание почти 3 суток? Такое бывает?

Почему он не звонит? Это на него не похоже. Может быть, утром? Наверное, думает, что я без сил. Да, нужно дождаться утра.

Убираю смартфон под подушку, чувствую, как начинают путаться мысли. Где моя малышка? Как такое могло произойти? Что с ней? Она в порядке? Главное, что жива. Всё же было нормально. Почему всё так?

Я, наверное, никогда не забуду эту ночь. Через каждые полчаса приходила та женщина, заставляла ворочаться, меняла какие-то трубки. Утром обещала убрать эту ужасную штуку, подцепленную к моей коже или даже глубже, по которой иногда выходили какие-то темно алые сгустки.

Зачем она?

В семь утра в палате включила свет врач, а я только смогла заснуть. Подошла ко мне, присела рядом на табурет.

— Я сейчас отсыпаться, поговорим быстро, а то отец твоего мужа уже всю больницу на уши поставил.

Приоткрыла рот, но она перебила, едва улыбнувшись. Ей... радостно, что она. Идёт. Домой?

— Смотри, повезло, что потеряла сознание ты под присмотром, будь дома — не спасли бы. Такие осложнения, к сожалению, бывают на практике достаточно часто. Провели экстренное кесарево, чтобы сохранить вам жизнь. И... кровотечение не прекращалось, я приняла решение удалить матку.

Как.. полностью?

— Потом дам рекомендации. Через месяц после выписки ко мне на прием, пропьешь гормоны. И даже не думайте угрожать мне судом. — Прищурилась. — Стоял вопрос жизни и смерти, милочка. И по большему счету ты виновата сама, умалчивая картину болей.

Сводка 1. К тебе всего пара вопросов.

Je vois derrière nous des morceaux de toi 
[Я вижу кусочки тебя позади нас] 
Et ce que la douleur a fait de moi 
[И вижу, что боль сделала со мной] 

(Gjon’s Tears — Tout l’Univers)

Вера.

На завтрак был какой-то бульон, совершенно не внушающий доверия и не вызывающий аппетит. Едва ли кто-то надеялся, что я к нему притронусь.

Саша так и не позвонил. Почему? Решила набрать сама, но номер оказался вне зоны. Неужели срочно улетел куда-то? Снова работа? Обещал же быть.. рядом.. но мало ли, вдруг что-то случилось, да и он говорил, что не успел пока все свернуть.. кто же знал, что всё произойдет так быстро. Будем ждать.

Забежавшая, запыхавшаяся акушерка пригласила в процедурный, но как.. мне бы с кровати встать. Да и она куда-то сбежала.. кажется, здесь это привычно. Судя по звукам проезжающих каталок за дверью - это место боли, страдания и надежды.. иногда разрушенной, иногда возродившейся.

Постаралась привстать, отчего снова испугалась этой жуткой мутной трубки с каким-то.. пакетом внизу.

Вся простыня в засохших кровавых подтеках. Нужно попросить сменить..

Руки.. что это? Почему все сгибы в синяках, почему вены истыканы? Пожелтевшие напоминания о том, что разум и не запомнил.

Всё было на столько серьёзно?

Пошатываясь сделала пару шагов, держась за кровать. Нет.. не..

- Эй! - Подбежала ко мне, схватив под локоть и наклоняя к кровати. - В обморок упасть захотела!? Сейчас каталку привезу, присядешь, Дуреха! Не слышала что ли, что я говорила!?

Не слышала..

Эту жуть наконец убрали, я побоялась спрашивать, что у меня там, отгоняя все мысли. Мне до сих пор не верится, хоть и тело утверждает обратное.

И зеркало...

Два года назад я думала, что ненавижу его, сына Джафара и Урсулы, писала ему послания губной помадой на зеркалах, но при этом где-то глубоко была счастлива, что он вернулся. И всё это время была искренне светящейся. Сейчас же.. смотря на совершенно незнакомую.. на саму себя.. искалеченную собственной.. глупостью..

На эти пересохшие искусанные в черную запекшуюся кровь тонкие губы. На осунувшееся бесцветное лицо.. на темные болезненные погасшие глаза и прилипшие сосульками волосы.. на до сих пор надетую казённую рубашку в выцветший цветочек с клеймом этого центра.. на тело, совершенно не слушающееся, бесформенное и каждой клеткой болящее, ноющее, молящее..

Я думаю, что должна благодарить всех, что осталась жива, но.. я не осознаю этого. Лишь "Как быстро это пройдет? Когда тело начнет светиться?"

И.. он примет меня такой? Там же точно-точно исполосовано всё. И.. матка.. как это? Мне же всего 27. Я.. мы.. он... Хотели ещё.. детей, а в результате я не смогла доходить и с одной.

Как моя девочка? Когда мне можно будет подняться туда? Что ей нужно? Что мне делать?

Где.. моя.. семья?

Около 9-и заходил какой-то врач, спросил о самочувствии, что-то попросил отметить в карте незнакомую медсестру и ушёл, даже не осмотрев меня.

Сразу после зазвонил телефон, наконец-то!

- Вероника, доченька! - В трубку врывается взволнованный голос Сашиного отца. - Как хорошо, что ты наконец-то пришла в себя! Я уж думал совсем..

- Извините, что заставила волноваться. А где Саша, он куда-то уехал? Вы были у Оли?

Георгий Григорьевич на мгновение замолчал, растерявшись. И это совершенно на него не похоже, это не в его характере - теряться. Он скорее будет спокойно вещать с трибуны, заставляя верить в то, что земля стоит на трёх черепахах.

- Никочка, знаешь... - Медлит. - Ваша Оленька - мы её поднимем, все хорошо будет. Ты не волнуйся, тебе нельзя.  Саша, да... Он срочно, Ник. Ты же его знаешь и других не слушай, если будут что говорить.

Встала с кровати, медленно подходя к окну, скользя ладонью по краю тумбы.

- О чем Вы? Что-то случилось? У Вас какие-то проблемы?

Снова замялся.

- Вероник, тебе что-нибудь привезти? Я Макара отправлю..

- Макара? Он не с Сашей?  Саша говорил, куда...

Резко оборвал.

- Ника, пожалуйста! - Замер, поняв, что я испугалась. - Поправляйся.

Глубоко выдохнул и дополнил.

- Саша звонил утром 19-ого, да? Он говорил что-нибудь?

Напряглась, всматриваясь в окно. 

- Ничего особенного, хотел заехать, но всё так вышло. 

- А.. понятно. Прямо с утра хотел? Ник, ты кому-нибудь говорила об этом?

- Да нет.. кому мне?

Надолго замолкает, от чего перепроверяю телефон.

- Ника, ты только не волнуйся.. ты знаешь код доступа от его смартфона?

- Что?

- Да или нет?

- Что происходит?

- Ничего, он купил себе новый, этот отдал мне, а я старый дурак..

Чем дольше он говорит, тем больше напрягаются нервы.

- Не врите. Что случилось? Где он? Что-то произошло?

Снова чёртово молчание. Я почти сбиваю принесенный штатив с какими-то ампулами.

- Эй, Вы меня слышите?

- Ника, всё под контролем, тебе нельзя волноваться. 

Что, твою мать, под контролем!?

- Ник, последний вопрос. Ты Вячеславу из больницы твоей доверяешь? Что он за человек?

- Ну.. трус. Почему Вы спрашиваете?

Звонок сброшен, набираю вновь.. не берет? Игнорирует!? Почему!? Что у них происходит? Почему нельзя сказать мне? Я не сахарная!

Набираю номер отца. Гудок за гудком.. наконец обрывается.

- Папа, что с Сашей!?

Отставной генерал-майор вздыхает.

- Не думаешь, что стоит сначала поздороваться? Я рад, что ты очнулась.

- Пап!?

Снова гнетущее молчание.

- Пап, пожалуйста! Что происходит?

Лёгкое покашливание и медленная река слов.

- Не понимаю, какой смысл врать тебе, ты всё равно рано или поздно поймешь. Но, Ника, я на себя эту ношу не возьму.

- Пап, что за.. где он? Что вы все несёте!?

Словно и не слышит.

- Знаешь же, что я всегда был против него? Ты же никогда меня не слушала, всегда перечила отцу, думая, что папа слишком строг. Так вот, помяни моё слово, лучше бы ты выбрала кого попроще.

Сводка 2. Пока он прячется от тебя.

Вера.

Не заметила, как убрали капельницу, следом унесли нетронутый обед. Заглянула какая-то женщина в цветочном фланелевом халате, в маске и с пакетом.. моих вещей. Поблагодарила, медленно вставая и приближаясь к столу в дальнем углу.

Многого не хватает. Странно, это на него не похоже, да и вещи лежали на видном месте. Положили только самое необходимое и моё поалевшее ожерелье... Когда он окажется рядом, эта безделушка начнет чернеть. 

Так странно видеть его вновь, касаться граней обрамленного сапфира - символа его незримого присутствия.

Это украшение совершенно не вписывается в этот гнет давящих оливковых стен. Саша сравнил бы их с моими глазами, когда злюсь.. и нашел бы ещё тысячу причин считать это место чудесным.

Где он? Разве мог он не.. не довезти!? 

Преодолевая слабость, рвусь к кровати, хватаю телефон, скроллю одну популярную группу в социальных сетях о происшествиях в городе.

Сердце выбивает за сотню, пожалуйста, только бы нет.. 

20-ое: аварии и 2-а ЧП. 
19-ое, вечер: задержания, авария на кольцевом, день – облава.. и выдох - короткая запись об аварии на нашей трассе. Без фото, без данных, сухая сводка пустых слов. Даже марку не написали.

Ну, это не он, не может быть. Нет. Точно нет.

Кто может знать? Макар? Судя по отправленному через сотрудницу пакету, ему велели заткнуться. 
Кто ещё? 

Толя? 

Почему его номер не отвечает!? Они все сговорились? 

Набираю горячую линию местного отделения полиции. Если отец не говорит сам, должны же быть какие-то записи? 

Что я планирую услышать? Что мне скажут? Что делать, если всё подтвердится?

Наконец отвечают. 

- Девушка, здравствуйте, подскажете..19-ого числа на загородной трассе произошла авария, могу ли я узнать кто.. 

Обрывает: 

- У меня нет таких полномочий. Приходите в отделение с документами, если являетесь близким родственником или иным причастным лицом. 

Звонок завершен, рука зажала камень так, что грани оставили алый след. Он по сути своей должен нести покой и защиту, но видимо работают чары только со Славичем. 

Снова набираю выученный наизусть единственно важный номер, надеясь, что сеть просто перегружена, и мне не успевают приходить СМС о том, что абонент появился в сети. 

Саша должен был приехать ко мне, стёртые новостные сводки и эта запись об аварии. Может, Рома что-нибудь знает?  

Если всё же это наша машина, где-то же она стоит? Кто-то же должен её ремонтировать, а никому кроме лучшего друга Саша не дозволит.  

Наконец гудки прекратились. 

- Ром. – Голос дрогнул. 

Ворвался шум работающих двигателей наравне с его криком.

- Да, кто это? 
- Это Вера.. – Зажмурилась. – Вероника. 
- Вера? Извини, я сейчас выйду.. подожди немного. 

Шум сменяется хлопком двери и завершается тишиной. 

- Да, Вероник. 

Горло иссохло. Боюсь начать, заговорить, спросить, но.. 

- Ром, гелик у вас? 

Удар. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Вдох. 

- Да, мне жаль.  

Губа дрогнула, пытаясь сдержать всхлип. Он что-то ещё говорит, да.. 

- Есть какие-нибудь новости? А то его отец меня за равного никогда не считал, а тут ещё с этой машиной - чуть с цепи своих собак не спустил. Пришлось долго доказывать, что она была полностью исправна. 

- Ром.. а где он? 
- Кто? 

Не могу говорить громче, не выдержу. 

- Саша. 
- Подожди… - Пауза. – Ты не знаешь? 
- Что я должна знать? 
- Твою ж ма-а-ать.
- Только не отключайся! Хотя бы ты, прошу. 
- Вер, ты где сейчас? 
- В перинатальном.
- И? И.. и тебе ничего не сказали? Ты как сама, как живот?  

Не верится, что я это произнесу. Убираю волосы со лба, чувствуя, как плывет сознание. Из стороны в сторону... Словно игра в "море волнуется раз", хочется замереть и больше не оживать.

- Оля родилась 19-ого, ты стал крёстным.
- Вероник.. 

- Я не знаю, что мне делать, Ром. Что происходит? – Пытаюсь сконцентрировать взгляд. -Это все похоже на дурацкий кошмар, почему никто ничего не говорит? Что со мной не так!? За что мне это.. где он, Ром? 

- Понимаешь, я не.. 

Он растерян и не обязан. 

- Хотя бы ты, пожалуйста. Вы же друзья, ну?  
- Вероник... 

Голос сорвался. 

- Передо мной сейчас груда железа в утиль, я не знаю, что тебе сказать, честно. Мерен снесло на 15-ом километре трассы в кювет, ABS и прочее - всё было в порядке, в системе ни одной ошибки, очевидцев не нашли, ближайшие камеры далеко, видеорегистратор выдернут. 

- Что значит «выдернут»? 
- Ну, то и значит. Когда приехали оформлять, по отчётам - его уже не было. 
- А Саша!? 
- И Саши, Ника. 

Закрываю глаза, боясь осознать каждое слово. 

- Мне менты говорили, что первым приехал его отец.
- У него дом там недалеко. 
- Да. Перешерстил всё и не дал завести дело. 
- Как это? 

- Ну, у него скоро выборы, знаешь. Он боится огласки. Днём сообщили мне, я сразу вырвался. Как приехал, он уже сворачивал опер.группу и кинулся в мою сторону. Я одного понять не могу, почему Толя не выехал за ним? Он же обычно сопровождает. Ты не в курсе? 

- Нет. 

- Ладно, ты.. не расстраивайся сильно, найдут, верь в это, ладно? А дочка.. как? Вас когда выпишут? Давай, я заберу, если Георгий Григорьевич позволит. Ник, ты тут? Ник? 

Закрываю глаза, прошептав на прощание что-то неразборчивое. Всё это дурной сон, нужно просто проснуться. Пожалуйста, пусть он будет рядом. Просто сон, не больше. Глупо сплетенная шутка.
 

Созвездие Вероники.

Открываю глаза, замечая его улыбку, выдыхаю, едва сдерживаясь. Мой любимый холодный блондин облокотился на руку и просто смотрит в ответ своими серыми и всё знающими, всё чувствующими. 

- Ты очень мило спишь, котёнок. - Проникающий мурашками тон.
- Саш, мне сейчас такое приснилось! 

Сводка 3. Ты правда хочешь поговорить?

Вера.

Вчерашний вечер перешёл в ночь, а та перетекла в утро. Организм не слушался и постоянно погружал сознание в сон с ним в главной роли. В моменты бодрствования мне хотелось кричать, бить во все колокола, добраться, выбраться отсюда, узнать хоть что-то... Какой смысл от моей слабости!? Почему я так слаба, ничтожна? Почему его отец отказывался брать трубку, ну!?

В шесть взяли кровь для анализов, помогли переодеться, сменили повязку. Когда я начну выходить? Сегодня? Я же уже стою на ногах и слабо, но всё же передвигаюсь...

Надо отпрашиваться домой, зачем мне здесь находится? Только теряю время, упускаю возможность хоть что-то предпринять. 

Только что? Что я знаю?

Как раз вошла врач.

- Вероника, ложись. Как себя чувствуешь?

- Нормально, - немного скривилась. - а можно мне..

- На выписку? Нет.

- Под свою ответственность?

Та отрывается от разглядывания швов и прощупывания пальцами органов.

- Я говорила в прошлый раз. Нет, мне не нужны эти проблемы. А если у тебя швы загноятся, откроются или ещё не дай Бог что!? Что, мне тогда до конца жизни перед Георгием Григорьевичем отвечать? Спасибо, но мне дорога моя карьера.

Всю ночь прокручивала прошлые сутки.

- Откуда Вы знаете про Сашу?

Сжала губы, отвернувшись. Через миг всё же решила ответить.

- Вероника, не думаешь о себе, подумай о дочери. Потерять отца и мать почти сразу - это уже слишком.

- Так откуда Вы...

Может, она причастна? Но как, зачем ей это, почему? 

- Вячеслав звонил ему, когда тебя перекидывали на каталку. Я была рядом. Он отдал запись звонка его отцу... - Посмотрела в глаза. - Не впутывай нас в это, с тобой и так слишком много проблем... 

Встаёт, направляясь к двери.

- И поправляйся, Вероника. Чем быстрее ты окрепнешь, чем быстрее восстановятся показатели, тем быстрее мы расстанемся. Сегодня попробуй прогуляться до 5-ого. Всего хорошего.

Всё равно уйду. Ни за что не останусь здесь. Они не имеют права меня держать против моей воли, даже если я буду находиться на грани жизни и смерти.

Нужно только добраться до поста и написать заявление... И найти того, кто согласится отвезти бледное существо, отдаленно напоминающее человека.

Его отец? Набираю номер.

На удивление, гудки оборвались почти сразу, переключая на уставший, севший голос.

- Да, Ника.

- Георгий Григорьевич..

Что ему сказать? Обвинять бесполезно, спрашивать - снова бросит трубку.

- Вы можете меня забрать?

- Не глупи, ты только очнулась.

- Тогда я сама уйду, Вы меня знаете.

- Ника, не разочаровывай меня. Я всегда считал тебя достаточно разумной девушкой.

- И поэтому умолчали про Сашу?

Цокает.

- Ника, эту новость даже я переношу ужасно, почему бы тебе не побыть в неведении? Зачем сувать свой нос куда не следует? И Роману это передай, если ещё позвонишь.

- Я же люблю..

- Я тоже, но отдал бы всё, чтобы не знать об этом. - Надолго замолкает. - Ещё три дня продержись, если анализы улучшатся, отвезу домой.

- Но..

- Без "но", Ника. И прости меня, девочка, но лучше тебе быть благоразумной.

Жду, что он бросит трубку, но он произносит на каком-то изломе, заслышав мои еле держащиеся выдохи.

- Ник, за эти четыре дня я очень устал. Пожалуйста, доченька, хоть ты не своди меня в могилу, ладно?

Я не знаю, что отвечать на такое. Ему больно, он не знает, что делать. Единственный сын, единственный член семьи, которому он верит. Единственный ребенок от единственной любимой женщины, что уже похоронил давно. Единственный человек, которого можно ругать за выкупленные сигареты, неправильных девушек, дурные привычки и не правильно выставленный прицел, но при этом жутко им гордиться.

Такими они казались мне в детстве.. когда Саша прятал первые сигареты, забирал мерен отца, чтобы прокатить кого-нибудь, а я.. а мне он читал сказки на ночь и это уже в мои 5 кружило голову.

- Есть же шанс? Это же Саша, да.. Вы же любого можете найти, ну!?

Он слишком горько вздыхает, ломая что-то деревянное.

- Ника, пожалуйста, прекрати. Поправляйся. У тебя три дня.

Сброс.

И кто же знал, что это намного больнее, чем 8 лет без него. Или боль со временем притупляется? Тогда я хотя бы знала, что с ним всё хорошо, что он жив и здоров, пусть и далеко, без меня и с официально другой. Жила себе дальше, научившись ненавидеть.

- Эй! - В комнату зашла уборщица, громко поставив ведро с тряпкой. - Ну-ка, чего ревешь-то? Тебя как звать-то, глупая?

Посмотрела.. она кажется боевой, пробивной и неунываемой. Белое каре прячется под косынкой, морщинки и курносый нос.. почему-то становится стыдно.

- Вера.

Когда-то терпеть не могла это сокращение.

- А ревешь-то что, Вер? - По-хозяйски обходит палату, отодвигая стулья, быстро протирая пыль.

Пожимаю плечами, закидывая ноги на кровать.

- Вот тем более! - Поднимает руку с тряпкой, улыбнувшись. - Перестань, ещё осложнение себе заработаешь и как останешься на месяц, тогда точно подружками станем. Горе же оно такое - душа слезами разъедается вместе с телом.

Телефон вдруг вибрирует, сразу отвечаю, дико надеясь на что-то.

- Да?

- Вер, я забыл... Продиктуй код-доступа, а то взламывать бесполезно.

Новая волна разбила песочный замок..

- 300322.

Он на мгновение загорается, усмехнувшись, повторяя цифры кому-то ещё. 

- Не думал, что сын так прост. 

Где-то звучит его приглушённая мелодия. Включили. Без шансов на сон или злую шутку.

- Надо будет поменять на 1902. Отдыхай, Ник.

Словно на что-то ещё я не способна. Словно мне не важно.

Не могу так больше... Перевожу взгляд на санитарку.

- В какой стороне здесь лифт?

Та не поднимает глаз, высматривая следы пыли на полу.

- Так через всё крыло за поворотом. А ты чего?

- Да так.. спасибо.

Дожидаюсь, когда она наконец уйдет. Тихо встаю, накидываю мохровый халат и еле как подцепляю тапочки под кроватью. Морщусь. Собираю волосы в хвост, надкусываю губы, чтобы те хоть немного порозовели. Вспоминаю про телефон.

Сводка 4. Ты же просила.

Созвездие Вероники.

Тепло поцелуев медленно отступает, заставляя кожу зябнуть, выдергивая из сновидений. Темнота.. Полнолуние отсвечивает в окна, его снова нет рядом, сколько ни падай снег. Только лёгкий морозец бежит по лодыжкам да в комнату проникает едва уловимый запах кофейных сигарет.

Обещал же бросить...

Поправляю волосы, в которых так любит зарываться. Убираю с бедер покрывало. Опускаю ноги на его любимый паркет, подцепляя рукой с пола скинутую ночную сорочку. Быстро надеваю, слегка потянувшись.

Преодолеваю расстояние до чуть-чуть приоткрытой двери, неловко выглядываю в сторону балкона и замираю.

Разве я могла в него не влюбиться давным давно? Каждое движение характерно только ему. Сам не зная, он выдерживает плавный ритм - царственный, уверенный, непоколебимый.

Даже сейчас, снова после кошмара, он опирается о перила, держа в пальцах злосчастную невыкуренную, то стряхнет её, то приблизит.

- Саш.

Подхожу ближе, начиная зябнуть. Как он ещё не застыл в одной футболке? Вот простудится, малиновым вареньем закормлю, будет тогда знать.

Оборачивается, затянувшись и едва кивнув.

- Ну, Саш...

Что-то внутри начинает резонировать. Сейчас он должен подойти и увести в комнату, как всегда.. но почему-то продолжает стоять и смотреть в самую глубь.

- Саш, ты чего?

Медленно направляюсь к двери, на что он, не отрываясь от моего лица, мотает головой, будто запрещая приближаться, и снова затягивается, выпуская кольцо дыма.

Что с ним? Не в первый же раз..

Его шаг вперёд и захлопнутая дверь прямо передо мной. Рву, касаясь ручки, не понимая, что происходит.

Какого.. он продолжает играть в это?

- Саш! - Рука безрезультатно бьёт по стеклу, глухо и почему-то не больно. Ничего не поддается.

Улыбается, кивнув.

Отдаляется к краю, туша сигарету о железо позади, вдавливая окурок в осыревшие перила. Что за...

Моя ладонь вдруг оставляет пепельный след на стекле. Замираю, вновь начиная понимать с подступающим комом, что именно сейчас.. он исчезнет.

Вера.

Дни монотонно катятся от капельницы к капельнице. У самой еле хватает сил помыть наконец волосы и хоть немного застирать белье. В отсутствии информации, в этом больничном вакууме, охватившем всё пространство, каждый брошенный взгляд кажется каким-то иным. Словно все знают что-то, но не говорят. Умалчивают.

С трудом открываю глаза. Вот он - тот самый третий день, наконец-то.

Впервые чувствую, как ноет грудь. Почему так холодно? Уже так светло.

- Застыла? - Папин голос совсем рядом, где-то позади. - У тебя было очень душно.

Проверяю время, не решаясь обернуться. Почти восемь. Зачем он здесь? Выговаривать, осуждать, убеждать, что я ошиблась? Он умеет. Георгий Григорьевич попросил? 

Сейчас уже должны быть известны вчерашние анализы, и почему не позвали утром?

Монотонный шум шоссе неподалёку подавился закрытием окна.

- Ника, ты всё равно не спишь. - Голос нажимает. - Повернись.

- Пап.

Вздыхаю, все же обернувшись.

- Как тебя пропустили?

Поправляет белый, едва накинутый халат присаживаясь на край кровати. Неловко дотрагивается до руки, вздохнув от увиденного.

- Знаешь..

Обрываю, убирая руку из его ладони.

- Пап, не надо. Не хочу ничего слышать.

Откашливается, отвернувшись. Так странно, даже этот халат смотрится на нём кителем.

- Ник... - Всматривается в окно. - Я там фрукты принес.

- Меня сегодня должны...

Замираю, начиная понимать.

- Нет?

Вздыхает, кивнув.

- Но почему!? Мы же договаривались... 

Начинаю нервничать, пытаясь привстать. 

- Ты не в порядке. - И добивает. - Это не обсуждается.

- Да я не хочу тут находиться, понимаешь!? - Встаёт, шагнув от меня. - Это ты, да!? Ты запретил!? Пап! Да почему ты постоянно... Почему!? Мне же не семнадцать...

Тихо произносит.

- Да лучше бы было семнадцать.

Задыхаюсь обидой.

- Я уйду, ясно!? Как только ты...

Никогда не любил мои выплески. Вот и сейчас резко оборачивается, вложив во взгляд всё холодом пробирающее презрение.

- Ты забылась? Хватит быть такой глупой. Тебе уже сколько нынче? 27 стукнет? Не пора ли взрослеть, девочка? Или что.. за Славича выскочила, и всё?

- Да почему у тебя всё к нему сводится? За что ты так... Ты рад, да!? Рад, что его не нашли? Рад!?

Злость.. ярость, сдерживаемая в одном кулаке. В ответ лишь только обидно, уже давно не страшно.

- Ударишь? Конечно, что тебе стоит..

Сжимает желваки. Холодно выплёвывает.

- Дура. - Скомкивает халат. - Как была, так и осталась.

Бросает в меня, уходя. Вот.. сейчас.. хлопнет дверь. И... всё.

Падаю на подушку, закрывая глаза. Почему он всегда вмешивается!? Зачем ему это?

В дверь стучит медсестра, зовёт в процедурный. Очнулись? Сколько можно выкачивать кровь? Не могу уже видеть эти чёртовы оливковые стены!

Еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Пропускаю завтрак, дожидаюсь обхода с непонятными результатами, собираюсь на пятый. Не могу так... Ещё один день здесь? Сколько можно...

"Саша, где ты!? Где ты? Где ты!?" добивает повторно "Где ты?"

Хочется выключить мысли, отключить голову, только.. Где ты?

Что могло произойти!? 

Снова набираю его отца.

- Да, Ника.

- Почему Вы ничего не говорите!? Чем я это за...

Второй раз за утро окунули в холод.

- Ты опять? Сколько можно уже? О чем говорить? Новостей нет.

- Да разве может...

- Что ты знаешь о жизни, девочка? Каждый день в этой стране пропадают 300 человек. И это только официальная статистика, в которую Саша не входит. Что ты хочешь? Чуда!? Думаешь, я не хочу...

Замолкает, истошно выдохнув, словно перебарывая острую боль. 

- Вы...

- З.. замолчи. Перестань, Ника. Учись ждать. Бизон скинет данные, через полчаса удали папку. Если это где-то появится... Ты поняла?

Сводка 5. Кому это нужно?

"В этой жизни всё зависит от тебя."

Саша.

Здесь не страшно. Точнее, благодаря отцу, подобное меня не пугает. Лишь раздражает и побуждает перелопатить всех и вся.

Сдал кто-то из Вериной больницы и Толиных людей. Определенно.

Кто посмел?

Всё же, какой уже день?

Сознание по-немногу восстанавливается от чего-то похожего на сотрясение. Я уже не вижу смысла кидаться на эту старую, лишь на вид дряхлую, дубовую дверь, как и изучать заложенное неаккуратной кирпичной кладкой окно, сквозь небольшие, толщиной меньше лезвия ножа, щели в котором иногда проступают солнечные лучи и постоянно проскальзывает ледяной воздух.

Сучонок, хоть об обогрении бы подумал.

Шум старой бесполезной вентиляции заткнул бич-пакетом ещё при прошлом пробуждении.

Уже давно здесь освоился и успел всё изучить. Особенно понравилась гора тех самых самых дешевых бп-шек с разным вкусом, которые я в жизни не ел, и в другом углу - что-то слабо похожее на сан.узел с плешивой раковиной и бутылью на 40 литров. А, нет, ещё старый кофейный столик с плотной такой крученой веревкой.

Судя по толщине стен - здание середины прошлого века. Судя по изморози и прогнивщему потолку с каким-то крючком по середине (хотя пол не лучше) - за ним не следили. Никакой проводки и подобия труб - ни-че-го. Комплект одеял, не самый свежий матрас, дурацкий ковер на полу. Уже молчу о жителях, попискивающих и стрекочащих под обшарпанными досками... В общем, кто-то явно потрудился, отыскав этот барак.

Кто-то, кто отапливает его каждый день, как только солнце начинает садиться. Судя по теплу стен - до утра. Кто-то, кто включает какую-то там симфонию тихо-тихо, явно надеясь, что я не услышу. Или надеясь слышать меня, что более логично.

Только что хочет, я так и не пойму.

Он умудрился вытащить осколки, не допустить заражения и неумело перевязать руку. Хотя за это время бинт стал похож на бесполезную тряпку.

И все же...

Если выкуп, почему так медлит. 

Если месть, почему ждёт.

И как он умудрился узнать всё? Как умудрился всё это спланировать? Поначалу, отсекая вариант за вариантом, казалось, что за этим может стоять кто-то посерьёзнее, но какой смысл выжидать? Одиночка. Посвященный в мою жизнь. А я о нём даже не знаю, и это бесит. Жаль кольт остался в гелике.

Если выберусь, весь отдел безопасности пойдет с волчьим билетом, а Толя... Лучше ему потеряться.

Отец давно бы согласился на требования, а потом бы свел в могилу, но... Я до сих пор здесь.

Похоже, времени предостаточно. Только не уверен, что будет, когда запас воды и сухого корма закончится.

Зачем-то же я ему нужен. Он же точно вслушивается, следит и старается не шуметь целый день.

Чертов барак... Где это может быть? Я же изучал местность, ну.. где-то на отшибе, скорее всего не так далеко от места аварии. До отворотов с камерами. Какая-то брошенная зона, деревня, какой-нибудь заводик, сельпо, ну?

Неужели никто ещё не додумался прошерстить окрестности? Не на столько же они глупы... Или я во всём ошибаюсь?

Не знаю.

Не знаю, за что ещё зацепиться.

Вера.

Наш комочек так сжимает кулачок и улыбается при этом, так глубоко дышит во сне, даже не верится, что она появилась на свет. 

- Я обязательно сделаю тебя счастливой.

Поспешно исправляю на "Мы", стараясь не зацикливаться на фразе.

- Мы очень тебя любим, только поправляйся, малыш.

И только найдись, Саша.

Выхожу из отделения, окончательно решившись серьезно поговорить с его отцом, но словно по мановению принимаю вызов от обиженного и глубоко оскорбленного.

- Да, пап.

Решаюсь спуститься по лестнице, вцепляясь одной рукой в перила. Медленно, шаг за шагом, но от этого всё равно больно.

- Успокоилась?

Обожаю этот способ мириться.

- Да.

- Не забудь фрукты убрать в холодильник, он у вас возле поста. Там бумажечка с твоей фамилией уже лежит..

- Спасибо.

Не хочу отключаться, вслушиваясь в тишину.. На миг замираю, выдохнув и решившись.

- Пап, какие шансы?

Он слишком тянет, явно борясь с желанием ничего мне не говорить.

- Ник, я не хочу, чтобы ты через это проходила.

- Я уже прохожу, папа. Я его жена.

- Ты моя дочь, Вероника. И именно это никогда не изменится.

Прикусываю щеку, чтобы не высказать и снова не поссориться, поднимаю глаза на лестничный пролет, успокаиваясь.

- Понимаешь, все это индивидуально..

- Но есть же статистика...

- Что от неё толку? - Стремится сменить тему. - Я заберу тебя к себе после выходных.

- Нет уж..

- Ника!

- У нас есть свой дом, я ни за что не вернусь к тебе, пап.

Через зубы произносит.

- Тебе нужен покой и уход. И Оля... Куда ты её повезешь? В пустой дом на краю света? Тебе самой нужна помощь, уж если я одну тебя вырастил...

Сбрасываю вызов. Старый... Дурак.

Он не собирается заканчивать, разрывая мой телефон.

- Что ещё!?

- Тон смени. - Слышу, как злится. - Не хочешь со мной, тогда что насчёт сиделки?

Поспешно соглашаюсь, не дослушав основное:

- Пока не поймёшь, что с отцом лучше.

Говорить что-то бессмысленно.

- Когда меня выпишут?

- Завтра напишешь заявление, заберёшь список рекомендаций, потом к врачу раз в неделю, если без осложнений. - Вздыхает. - Но было бы лучше...

- Даже слушать не хочу.

Наконец продолжаю спуск.

- Ника, пойми, даже если его найдут...

Сбрасываю вызов.

Его найдут. Живым. По-другому никак.

Добираюсь до палаты, терплю покалывание обещанно последней капельницы, набираю правой Сашиного отца.

- Да, Ника. - Явно сейчас в машине.

- Я не отвлекаю? - Не дожидаюсь ответа. - Вы завтра меня заберёте?

- Макар отвезёт. К отцу, как понимаю, не хочешь?

Даже не удивлена.. лучшие же друзья.