Призрак отца

Фэн Ксин был искренне удивлен, когда в конце дня, присев за крохотный бамбуковый столик в своей келье, дабы испить жасминового чаю - перед ним явился полу-зримый сизый призрак. Белесая борода призрака длиною больше двух чжанов зазмеилась по всей келье, паря подобно дымке из крохотного горлышка изящного чайника. Молодой Фэн Ксин замер с чашей у самых губ. Поначалу ему даже показалось, что во всем виноват пар, исходящий от горячего питья, но даже после того как Фэн Ксин отпустил чашу, призрак не исчез, а лишь шире улыбнулся, глядя ему в глаза.

“Сын мой!” – наконец раздался пронзительный голос призрака, словно тот говорил в жерло огромного купола - “Все эти лета я наблюдал за тобой, переполняясь гордостью и уважением. В одиночку ты возвел этот чудесный монастырь, где прославляется мое имя, как почившего мастера Ксина! Поэтому из всех своих сыновей - я явился к тебе, чтобы излить свою волю, ибо лишь ты достоин ее выполнить!”
Изящные пальцы Фэн Ксина выронили чашу. По обеим щекам юноши покатились слезы:

“...Отец, это и вправду ты?”

“Конечно это я, мой преданный сын! Неужто ты не узнаешь своего отца?”

“Простите, мастер Ксин, но ведь даже при жизни вы показывались передо мной лишь дважды, и лишь тогда, когда моя матушка еще ходила по этой земле” - произнес бледный юноша.

“Пусть меня и не было рядом, мой преданный сын - мое сердце всегда болело за тебя! Но будучи великим мастером, я не мог навещать тебя так часто, как мне бы того хотелось!”- немедля отозвался призрачный отец юноши.

“Мастер Ксин, скажите - это правда, что весь круг мастеров отвернулся от вас, когда те узнали, что я ваш сын, а моя матушка она... ваша любовница?”

Призрак мастера Ксина поспешил прервать фразу, чтобы та не прозвучала, и в очередной раз не омрачила его призрачное сердце:

“...У меня мало времени, сын мой. Сейчас важнее всего то, что я тебе скажу...!” - мастер Ксин перевел дух, прежде чем продолжить - “Как не может быть смерти без жизни, так и не может быть мастера без ученика. Вчерашней ночью последний мой некогда преданный ученик отрекся от моего учения, и теперь нет на этой земле ни одного, кто бы следовал моему пути. Теперь, Фэн Ксин, мой сын, вся надежда на тебя!”

“Мастер Ксин, неужели вы хотите, чтобы я стал...” - Фэн Ксин не нашел в себе смелости завершить фразу, ведь слова “...Стал вашим последователем” с ранних лет жизни были для него огромнейшим запретом. Неужели спустя столько времени, когда Фэн Ксин стал стройным юношей, судьба наконец-то развернется перед ним с улыбкой на устах...?

“Я хочу, чтобы ты стал тем, кто найдет для меня подходящего ученика на этой земле, и направит его по нужному пути, дабы представ пред лицом смерти - этот ученик сказал, что провел жизнь, следуя учениям мастера Ксина!” - отпустив белесые глаза, произнес призрак.

Фэн Ксин сжал обе ладони, голос его задрожал, словно беспокойный холодным ветром лист на ветке дерева:

“Неужели даже когда от вас все отвернулись, вы не признаете во мне того, кто может утром и вечером вознести молитву вашему лику?! Даже оба моих братьев давно следуют за другим мастером, вспоминая вас как грязное пятно на белых рукавах своих одежд! Известно ли вам, мастер, что моя матушка настолько погрязла в отчаянии, что решила оставить этот мир!? И сейчас вы передо мной только потому, что оба моих братьев немедля запечатают ваш неспокойный дух в сосуд, стоит вам перед ними явиться!"

“Ты единственный кто в силах мне помочь, Фэн Ксин!” - понурив призрачную голову, произнес мастер, беззвучно проглотив слова извинений - “Этот жалкий призрак не сегодня - завтра обернется самым обыкновенным духом, что бороздит бескрайние просторы бренной земли, не зная себе приюта. Столько лет я только и делал, что был погружен в совершенствование, за мной следовало великое множество учеников, и в самый последний момент - чертоги небес закрыли передо мной врата. Все кто знал меня как мастера Ксина - отреклись” - жалобно запричитал мастер Ксин, под конец своей речи отбив челом поклон - ”Я молю тебя о помощи, Фэн Ксин!”

“Этот монастырь... Возвел не я, а моя матушка - что продолжала вас горячо любить даже после того, как все от вас отвернулись. Она возвела его непосильными трудами так высоко на горе, только для того, чтобы оставаться незамеченной вашими последователями” - поведал юноша.

Взгляд мастера застыл на дощатом полу кельи, и лучше бы следующие слова призрака так и остались в его призрачной голове непроизнесенными:

“Я знаю, будь твоя матушка жива - она не держала бы на меня обиды”

“Это здание все еще не развалилось только потому, что здесь хранится память о ней, если бы это было не так - я бы уже давно покинул его. Вы ошиблись, мастер. Я вовсе не тот, кто прославляет здесь ваше имя. Это место всего лишь служит временным прибежищем для отшельников и бедняков без крова” - не без злобы произнес юноша.

“Значит ли это, что ты отказываешь мне в помощи, Фэн Ксин?” - спросил мастер, поднимаясь во весь рост.

“Верно, отец. Я отказываюсь помочь тебе” - ответовал Фэн Ксин.

“В таком случае...” - призрак, наконец, поднял глаза на Фэн Ксина, блеснув двумя белыми молниями - ”Я проклинаю тебя! Своим рождением ты отнял у меня все, даже сами небеса! Теперь же настало время возвращать долг! Знай, ты не сможешь уйти дальше восьми чжанов от этого монастыря, покуда не найдешь для меня ученика! Неужто ты считаешь что я, мастер Ксин, вот так просто сдамся и превращусь в обычного духа, растрачивая свои силы понапрасну на этой земле? Я был одним из лучших мастеров, в моих силах вновь отворить для себя врата в поднебесную, пусть сейчас я и жалкий отвергнутый двумя мирами призрак!”

Вместе с яркой вспышкой, призрак мастера Ксина исчез, оставив после себя нескончаемые ворохи со словами своих учений, что разлетелись по небольшой келье, словно в сердце урагана. Фэн Ксин поднялся на ноги, и раньше, чем ураган из учений мастера, наконец, угомонился, юноша уже бежал через лес. Ночной ветер развивал его одежды, и они то и дело цеплялись за скрытые в ночной мгле колючие ветки…Но едва ли юный Фэн Ксин обращал на это внимание. Он продолжал бежать вперед через лес, отсчитывая чжаны. Наконец, с его губ слетело:

Спустя пять лет

Двое обычных мальчишек вели увлечённую беседу у реки. Один из них, чьё имя было - Ли Су, оживлённо вслушивался в слова своего старшего друга. Друг цветисто пересказывал Ли Су сплетни, что частенько подслушивал у взрослых:

"...А вот еще одна! Вчера я слышал от тётушки, что рядом с ее деревней случилась ужасная беда - все до одного дома сгорели! Но самое страшное - это то, что не выжило ни одного человека! Никому не удалось выбраться из огня!»

Ли Су, дослушав, тут же возразил:

"Да разве так бывает, чтобы ни одному не выбраться?"

Очевидно, рассказчик только и ждал этого вопроса, потому что взгляд его загорелся, а голос сделался тише, навевая на слова таинственную подоплёку:

"...Поэтому-то и пошел такой слух, мол, это дело рук самого демона! Люди из погоревшей деревни часто разносили молву, о некой демонице. Все как один болтали, что видят близ своей деревни некий силуэт со сверкающими змеиными глазами. Наверное, этот демон и погубил деревню и людей - вот что я слышал"

"Россказни все это! Никакой не демон виноват в пожаре, а палящее солнце! Сожгло солому на крышах, да и все входы-то и завалило, вот никто и не спасся!" – отмахнувшись ответовал Ли Су.

Однако рассказчик тут же выпалил:

"Всем уж и позаваливало! Солнце-то днем палит, а днем в домах только женщины да дети, уж кто-то бы да выжил"

"Значит - разбой. Обокрали деревню, да сожгли! Разбойников - вот кого надо бояться, а не демонов!" - твёрдо произнес Ли Су, самодовольно бросив гладкий камешек в воду.

“Тише ты, а то еще навлечешь на себя беды!” - запыхтел повествователь, но Ли Су продолжил бросать камни в воду, нисколько не тревожась словами друга:

“Сдался я этим демонам, на что им меня убивать?”

“Беснуются они так, веселятся, понимаешь?” - не успокаивался последний.

“Ну и пусть себе беснуются только в деревеньках побогаче, а не в нашей.” - произнес Ли Су прежде, чем покинуть устье речки. Он медленно побрел к тени дерева через широкую тропу.

Непризнанный рассказчик горестно вздохнул. Недолго думая, он поднялся на ноги, но тут же поскользнулся на иле, и упал в воду. Холодная вода накрыла мальчика, но тот поспешно вернулся на ноги. Он измок до нитки. Замысловато ругаясь, малец хлопнул по ряби воды. Стоило встревоженной зеркальной глади замереть, как взгляд мальчишки приковался к отражению на ней - прямо за его спиной высился силуэт женщины с глазами, которые воистину можно было назвать лишь змеиными. Женщина улыбалась и смотрела куда-то вперед, где проходила тропа. Мальчик, наконец, нашел в себе силы обернуться, но за спиной никого не оказалось. С криками он выбежал из воды, и побежал через поле... подальше от устрашающего видения.

“Эй, куда это ты? Неужели обиделся?”- бросил вслед другу Ли Су, когда тот промчался мимо. Еще немного посмотрев в спину удирающего, Ли Су решил возвратиться к дому. Мальчик шагал по сухой земле. Он и не заметил, что по тропе давным-давно держит путь не он один. К нему приближался незнакомец, очевидно, не намного старше его самого. Силуэт в черном плаще становился все ближе. Ли Су замер на месте, ожидая, пока таинственный путник не поравняется с ним. Уже сейчас можно было разглядеть волосы путника - взъерошенные, они неровной линией касались плеч:

“Эй, чего это у тебя такие короткие волосы? Ты сам их состриг, или это наказание?” - спросил Ли Су, стоило незнакомцу оказаться немного ближе. Но попутный ветер так и не принес ответа с уст странника. Между тем, незнакомец поравнялся с мальчиком. Ли Су заранее прикрыл лоб ладонью от лучей, дабы лучше разглядеть незнакомца. Но едва ли мальчику удалось оценить красу лица проходимца - ведь в ответ на него уставилась пара полных ненависти глаз. Мальчик смутился, словно глядел в глубокие, беспроглядно-черные воды. Мгновение, и черный силуэт юноши проплыл мимо, бесшумно шагая по зыбчатой тропе к горам.

Ли Су негодующе проводил путника взглядом:

“И откуда такой взялся...?”

Монастырь в горах:

Две полу-чахлые ивы обменивались ударами тонких, как плеть, ветвей. Лёгкий ветерок позванивал в старый колокольчик, что висел на возвышенности террасы, где с раннего утра восседало несколько человек: Их объединяло это небольшое ветхое строение, что открывало двери перед каждым путником, желающим здесь задержаться и найти приют. Вокруг монастыря сплелось мелодичное пение певчих птиц с хрипящим карканьем ворон, что вели непрестанную слежку за расстилающимися на земле грядками с насекомыми. Монастырь находился высоко на одной из цепи гор, путь вниз-к людям, составлял изнурительный путь, по извечно порастающей влажной травой трапе.

Меж грядок медленно передвигался юноша, склонившись на одну сторону под тяжестью ведра с водой. Свободной рукой он рассеивал капли из черпака над грядками. По пятам за ним следовал недовольный ворон, гаркая и шумно хлопая крыльями.

За перила террасы перевалился молодой мужчина, размахивая рукой из стороны в сторону, привлекая к себе внимание:

“...И Шень, окати-ка водой этого наглеца!”

И Шень опустил взгляд на приставучего ворона и попытался согнать того ногой, но тот лишь еще больше напыжился и заорал. Тогда, недолго думая, И Шень плеснул в него водой из черпака. Ворон, наконец, улетел в сторону деревьев, напоследок громко каркнув.

“...Эй, И Шень, достаточно работы на сегодня, присоединяйся ко мне, выпьем вместе чаю!” - вновь послышался голос зеленоглазого мужчины с террасы, следуя которому, И Шень оставил ведро с черпаком и направился в сторону входа в монастырь.

Фэн Ксин расположился в своей скромной комнатке у крохотного столика, на котором уже стояло две чашки и небольшой чайничек с клубами ароматного пара. Комнатка была наполнена ароматом свежего жасмина. И Шень сложил руки в приветствии и сел напротив своего настоятеля. Фэн Ксин отпил несколько глотков и снова наполнил чашу прежде, чем ответить на вопросительный взгляд И Шеня:

“Тебе не по вкусу жасминовый чай, И Шень?” - сейчас его голос был похож на спокойное раннее утро, казалось, его слова боялись побеспокоить воздух вокруг , но И Шень знал, что на самом деле настоятель так говорил только с ним - будто одно неверное слово, и И Шень распадется как фигура из песка.

Прощание с учеником

Фэн Ксин нехотя открыл глаза и обездолено уставился в потолок, раздумывая - стоит ли тратить силы, дабы подняться и хорошенько надрать пятки тому, кто побеспокоил его сон? Чьи-то едва распознаваемые, но громкие слова влетали в окошко его кельи, раздражая слух. Прихватив с собой обувь, он вышел в коридор и направился в сторону грядок - откуда и доносился голос. Яркий солнечный свет резанул глаза, но Фэн Ксину все же удалось разглядеть двоих: Дева Яньлинь преследовала И Шеня, покуда тот избавлялся от сорной травы с огорода. Голос девы оказался на удивление грубоватым для тонкой девицы в милейшем одеянии и плетеными косами в волосах:

“Ну чего ты молчишь? Тоже мне, златословный!” - молвила та.

Фэн Ксин приблизился к Яньлинь со спины:

“Этот юноша немой, чего ты к нему пристала?”

Яньлишь испытующе посмотрела на И Шеня:

“Вот же! Даже не захотел попытаться донести до меня, что безмолвный! Дурочкой захотел меня выставить? Вот так потеха, да?”

Фэн Ксин опять вмешался:

”Ну, все, хватит. Оставь моего ученика в покое. Иди, найди себе какое-нибудь дело по душе и займись им. И Шень, ты уже вырастил здесь целое поле капусты, достаточно ее лелеять, иначе нам всем придется обратиться зайцами, чтобы все это съесть... Твой сегодняшний урок я оставил у себя на столике, возьмись за него, как только освободишься”

И Шень покорно кивнул, но остался на месте, глядя на Фэн Ксина. Фэн Ксин догадался, что безмолвный ждет от него объяснений по поводу появления девы Яньлинь.

“Ты ведь хочешь знать, откуда нам привалило это счастье, верно?”- Фэн Ксин кивнул в сторону девицы, которая бродила вдоль стен монастыря, отколупывая кусочки древесины - “Она явилась вчера поздним вечером и попросила приюта. Ее зовут Яньлинь - несчастная дева лишилась отца”

И Шень понимающе кивнул и направился по своим заботам. Фэн Ксин же зашагал к купальне у истока небольшой реки, или, вернее сказать, это был обширный поток горного ручья. Ему ужасно хотелось отпустить ноги в холодную водицу. После вчерашнего пути он едва ли захотел бы снова надевать обувь ближайшие три дня.

Присев на камень, и опустив ноги в воду, Фэн Ксин в задумчивости поднял взгляд к нависающим облакам. Они плыли над монастырем, отбрасывая могучие тени:

“ Облака... Плывете себе, ничто не может насилу задержать вас на одном месте, не это ли счастье?” - неспешно проговорил он.

“Мастер этого монастыря желает стать облаком?” - пристроилась Яньлинь неподалеку, по подобию Фэн Ксина, окунув босые ноги в ручей - “У вас не такая уж дурная судьба, раз все чего вам хочется - это статься облаком”

“Не мастер, лучше называй меня - наставником.” - поправил Фэн Ксин - “И я не говорил, что желаю стать облаком... Но куда уж обычной деве это понять?”

Последние слова молодого мужчины дева пропустила мимо ушей - она завороженно глядела на поверхность воды: Пламенное солнце играло поверху ряби, будто кто-то рассыпал в воду сотни тонких сияющих игл.

“Это место вовсе не похоже на монастырь. Зачем вы стали приводить в свой дом всех этих людей? Они ведь даже ничего не могут дать взамен. Здесь лишь пьяницы, да нищие” - туманно произнесла дева.

Фэн Ксин пожал плечами:

“Так уж повелось. По крайней мере, мне не приходится коротать дни в полном одиночестве”

Яньлинь подняла глаза на Фэн Ксина:

“Пусть ваш дом и полон сброда, эта округа - поистине спокойное место. Этим отщепенцам просто повезло, что двери вашего дома открыты для каждого. Позволите ли и мне остаться?”

“У тебя есть и жильё и семья, а ты намерена остаться здесь, в этом месте? Кто же настолько преуспел огорчить твою жизнь?” - задался вопросом Фэн Ксин.

Дева Яньлинь показалась Фэн Ксину обиженной. Она отвернулась, и больше не сказала ни слова. Фэн Ксин припомнил, что отца девы лишили жизни некие люди, и его кольнула совесть:

“Раз тебе здесь так нравится - оставайся насколько душе будет угодно, я не против” - произнес он - “Но вот что - есть одно правило. Того, кто будит спящих до полудня - ждёт расплата. Не советую шуметь, если пятки ног дороги” - оповестил Фэн Ксин, после чего принялся промывать в ручье обувь.

Ближе к вечеру в воздухе начали разноситься голоса ночных птиц - короткие и резкие. Большинство прихожан проводили вечер в своих кельях, или за разговорами в соседних, покуривая табак за опущенными пологами из стеблей бамбука - сквозь стебли занавеси сочился тяжелый дым.

Фэн Ксин, отведав чашу риса, допивал вино из таверны в своей келье. Молодой мужчина уже привык проводить вечера подобным образом - вдыхая запах дешевого курья, и медленно потягивая винцо, покуда по узкому коридору сталкиваются меж собой фразы различных повествований из уст обездоленных.

“Хозяин Фэн!” - внезапно появился Мо Ли.

“Что? Что такое?” - поспешил спросить Фэн Ксин.

“Хозяин , у входа в монастырь ожидает некий юноша, он хочет увидеться с вашим учеником - И Шенем!” - торопливо произнес Мо Ли.

“Знакомый И Шеня?! Неужто нашего И Шеня?!”- поразился Фэн Ксин.

“Юноша описал нашего И Шеня в точности” -поспешил подметить Мо Ли.

Фэн Ксин поднялся с кровати и поправил одежды:

“Неужели у И Шеня есть давние знакомые? Вот уж новости! Хочу поскорее увидеть этого человека!”

Мо Ли тот час засеменил вслед за Фэн Ксином, когда тот подорвался с места, направляясь к главному входу мимо тусклых огоньков свеч. Фэн Ксин вместе с Мо Ли отодвинули широкую занавесь у входа, дружно уставившись на того, кто стоял за ней.

По началу яркое пламя переносного фонаря, что незнакомый юноша держал на недлинной палке, ослепила Фэн Ксина и Мо Ли, но стоило глазам привыкнуть к свету, и Фэн Ксин разглядел утомлённого после долгой дороги человека в черном, как смоль, плаще. Незнакомец был ниже самого Фэн Ксина всего на пол головы. Бледное лицо подсвечивалось огнем, из-за чего глаза казались двумя чернеющими на снегу драгоценно-поблескивающими камнями. Две черные полоски бархатных бровей безразлично лежали на светлом и красивом лбу. Темные волосы уже давным-давно выбились из-под деревянной заколки, переливаясь от света огня. Волосы юноши были короткими, словно кто-то небрежно провел по ним лезвием у самых плеч, оставив одну сторону заметно длиннее другой.

Монастырь смывает!

Тяжело дыша, И Шень вышел к дороге, что вела к его деревне. Тропу едва ли удавалось углядеть под покровом высокого бурьяна. И Шень остановился у высоких деревянных ворот над которыми водрузился резной узор в виде двух рыбок кои- элемент был символом некогда процветающей и слывшей в достатке деревни. Навалившись на дверцу ворот, И Шень протиснулся сквозь образовавшуюся расщелину в просторный двор. Буйный плющ сплошь покрыл ворота с внутренней стороны, сделав их двумя неподвижными кусками дерева. Холодящий сквозняк бродил по простору двора, словно исходя из самих одичавших домов. Пахло отмершим. Сжав кулаки, И Шень направился к одному из домов, что был почти вдвое меньше соседского. Из колодца неподалеку эхом поднималось стрекотание осевшей на самом дне саранчи. Сердце забилось быстрее, стоило юноше оказаться близ своего дома, где у входа стоял истлевший силуэт мужчины. Тело мужчины настолько обветшало, что одежда развивалась на сквозняке подобно мерклым флажкам. И Шень горестно коснулся плеча своего отца - ужас ледяной нитью все крепче въедался в сознание И Шеня. Под его ладонью чувствовалась кость с которой медленно осыпались последние струйки праха. Голова мужчины безжизненно склонилась на бок, однако, тело продолжало неприступно стоять, словно нечто невидимое держало его, не давая упасть в высокий бурьян.

“Как же так, отец? Что же я могу сделать? Как мне помочь тебе? Ведь я всего лишь твой слабый сын”- подумал юноша, душась от злости.

Сердце безмолвного готово было разорваться на части. И Шень и сам не заметил, как его ладонь крепко вцепилась в плечо тела - кость под его ладонью с щелчком скользнула вниз и упала на землю. Силуэт мужчины остался без одной руки. Юноша, побелев на лицо, поднял с земли упавшую кость, что едва не развалилась, подобно трухлявому дереву. Покуда И Шень заботился о руке, силуэт накренился и теперь невесомо свалился в его руки.
“Нет! Нет! Нет!”

Взгляд юноши остановился на земле, где покоилось два кувшина - у самых ног тела мужчины. Рыча от отчаяния, И Шень сбиваясь в собственных мыслях подумал:

“Верно, верно. Даже встретив старость ты продолжал служить той богатенькой семейке Бин. А их сынок махнул на тебя рукой, потому что ты всего лишь прислуга! Он не смог ничего для тебя сделать, не смог сделать для человека, который посвятил всю свою жизнь служению его семье! Но я этого так не оставлю!»
И Шень поднялся с колен. Оказавшись у соседнего дома, он дернул ручку двери. Стоило серому свету упасть внутрь дома, как показалось осунувшееся белое лицо женщины. Ее длинные черные волосы без убора падали на плечи и скрывали тощие плечи. Рука женщины была протянута вперед, словно та только что хотела выйти наружу. Длинный шелковый рукав ее одеяния подметал запыленный пол, беспокоимый потоком воздуха. Глаза женщины смотрели на И Шеня из-под полу-опущенных век - совсем белые, словно их затянуло зимним льдом. По сравнению с телом отца И Шеня, тело этой женщины сохранилось намного лучше, из-за чего лицо юноши исказилось в злобе. Он оттолкнул протянутую руку женщины в сторону. Тело прокрутилось вокруг своей оси, и осело на пол как подкошенное.

“Я уничтожу твоего сына точно так же, как он уничтожил моего отца! Твой сын пожалеет, что на свет появился”



Ночной воздух пробудил сумрачных птиц, свестливо перекликаясь, они неусыпно глядели на человека внизу. Светлые одежды человека едва-различимо переплывали по трапе во мраке леса. Фэн Ксин протянул руку вперед. Яркая вспышка распугала целый ворох птиц - и спящих и ночных. Несколько нитей белой молнии болезненно оттолкнули ладонь мужчины в сторону.

“Ах, и чего спрашивается я ожидал?” - произнес Фэн Ксин, усаживаясь под деревом - “Интересно, сколько еще ждать возвращения И Шеня, да и вернется ли он вообще?”

Из-под рукава одежды сверкнул бутыль с винцом - Фэн Ксин откупорил бутыль и сделал несколько глотков. Любимое вино придало ночи больше красы, будто губ коснулись сами звезды.
Рядом послышался треск. Фэн Ксин насторожился:

“Кто здесь?”

...Ему никто не ответил.

Казалось, чья-то черная фигура застыла в стороне от Фэн Ксина, как раз там, где начиналась тропа, ведущая вниз с горы. Не различая в темноте лица проходящего, Фэн Ксин предположил:

“А, ты должно быть, Хэй Бин...Признаться, я ожидал, что ты улизнешь в первую же ночь. Как бы то ни было, я признателен тебе, что ты здесь задержался. Ступай по тропе осторожно, ночью на ней можно поскользнуться.”

Когда Фэн Ксин снова поднял взгляд, черной тени рядом уже не было - она упорхнула вниз с горы.

Фэн Ксин проснулся от того, что его голова непостижимо болела. Он в недоумении потряс бутыль, в котором не оказалось ни капли вина.

“Всемилостивый Будда! Все опрокинул в одиночку.”

Лишь на полпути к монастырю, Фэн Ксин припомнил, что добровольно пожелал Хэй Бину скатертью дороги, и голова его заныла с большей силой.

“Да что на меня нашло-то?! Неужели я совсем дураком стал? А если И Шень теперь и вправду не вернется?! Мне что, деву Яньлинь учить читать, чтобы сбросить на бедную деву бремя своего проклятья?!” - размышлял Фэн Ксин, сокрушительно мотая головой.

Мужчина замер на месте. Несколько отшельников уже восседали на террасе, выставив на лучи солнца свои пятки, а возле грядок возился сам Хэй Бин! Приконченная бутыль едва не выскользнула из рук Фэн Ксина. Сердце молодого мужчины наполнилось светом. Он подкрался к Хэй Бину, словно тот был миражом и мог в любой момент испариться:

“Как странно, вчера в лесу я видел чью-то тень и по ошибке принял ее за твою. Хорошо, что это был не ты” - расплылся в глупой улыбке Фэн Ксин.

Юноша молча выслушал Фэн Ксина, прежде чем обеими руками вцепиться в кочан капусты.

Фэн Ксин выразил свое удивление:

“ О. ”

Не до конца понимая, зачем этому юноше понадобился самый большой кочан капусты, Фэн Ксин спохватился:

“Да этот овощ больше твоей головы, давай-ка помогу!”

Загрузка...