Повторно, навсегда, - в ту же реку

Глава 1. Первые каникулы в Питере. Солнце и туман

"Кошки не ходят строем, у кошек нет документов.
Им не нужна прописка и даже билеты в кино.
Они сидят без работы или служат в числе агентов
Высших цивилизаций, но чаще им все равно."

Наталья Михайлова и Юлия Тулянская "Кошки не ходят строем".

Интересно, а почему в сказках всегда любят добрых и принимают живейшее участие в их судьбах - но никогда и никто не задумывается над тем, как живут злые? А что, если злые далеко не всегда были такими? А может, с ними просто однажды случилось что-то такое плохое, что им позарез нужна была помощь - а от них отвернулся ведь мир?

- Я буду злой, я буду очень злой! - шептала девушка, оскалившись, как собачонка, и подняв лицо навстречу злорадно громыхнувшему басовитым громом небу - Я больше не буду подставлять вам всем спину, и чёрта с два вы теперь на мне поездите!

Виолетта вышла из машины и, запрокинув голову, подставила лицо дождю.

Результат не заставил себя ждать, - по лицу тут же побежали холодные струи, смывая дорогую косметику. Неправда, что хорошую косметику не смоешь водой, иначе чем бы пришлось смывать её каждый вечер? Не бензином же!

Да и учитывая, как редко Вита красилась, она ни за что не отличила бы хорошую косметику от плохой. На косметике её босс не настаивал, - а наряды и украшения покупал ей или дарил сам, считая, что женщинам такое в принципе нравится. Каким-то странным образом, вопрос о свободе выбора или хотя бы просто о его наличии не поднимался никогда.

Молодая женщина двадцати пяти лет, но выглядевшая гораздо старше, с грубым и циничным выражением лица стояла на остановке и изо всех сил старалась делать вид, что раз она - любовница хозяина жизни, то и сама тоже относится к хозяевам.

Ведь есть же какие-то способы и возможности приблизиться к сильным мира сего, а заодно и "заразиться" от них силой, как в обычное время заражаются только всякими болезнями?

Она не верила себе, но продолжала убеждать в том, что думала, чтобы ей было не так плохо на душе. И если не хочешь думать, что ты продала себя, есть ведь возможность думать, что не продала, а подарила, не так ли? А дарят только самое ценное, и только тем, кто и правда показал себя достойным.

Ведь если красота - в глазах смотрящего, то ценность подарка - в руках того, кто этот подарок взял.

Но как бы там ни было, поговорить об этом не с кем.

Пожаловаться на жизнь, на любовника и на саму себя - не для кого, пойти не к кому, - да и к тому же, она живёт одна, в маленькой студии, которую она выбирала сама, никто ей не помогал даже советом. Очевидно, её любовник решил, что для того, чтобы они выбирали и обустраивали её квартиру, они недостаточно близки.

Надо сказать, о самой себе временами Вита была далеко не самого лучшего мнения...

И под настроение или без него она ругала саму себя последними словами, за то, что с ней происходило, - и за то, что не могла соврать и сказать, что шеф ей абсолютно не нравился.

Раздрай в душе. Раздрай полный, будто время от времени на душе начинают скрестись несколько уличных кошек. Как сейчас, например, когда на улице идёт дождь.

Но никто этой непотребной картины не видел, потому что вместо кошек в душе, и драной кошки в простой синтетической одежде с рынка все видели молодую и стильную элегантную женщину, которую ждал в машине её любовник, а по совместительству и непосредственный начальник.

Он сам считал, что за всё заплатил, а потому ему было просто не о чем волноваться.

Жизнь доказала ему, что всё покупается и всё продаётся, - акции, менеджеры по продажам, конкуренты и их фирменные секреты, честь и верность, любовь и уважение, и если ты кого-то не купил, это означало только то, что ты мало предложил и не настаивал. До сих пор ему ещё никто не отказал, и Виолетта в том числе.

Сама же Виолетта считала, что как бы этот кошелёк на ножках ни пыжился, он всё равно мало на что влияет. Его дело - просто быть обласканным дурачком, которого она обвела вокруг своего наманикюренного пальчика со свежим лаком, дураком, который получает от неё улыбки, помощь в работе, и секс. Конечно же, секс, а что ещё мужчине может быть от женщины нужно?

Удивительно, как быстро женщина начинает считать, что ситуация у неё в руках, когда она попадает к мужчине в постель, и когда он начинает не только щедро платить за всё, что ей захочется, но и просто давать ей на булавки! А мужчина, в свою очередь, принимает улыбки и поддержку за чистую монету, как правила игры. Нет, эти большие младенцы определённо даже глупее, чем кажутся на первый взгляд.

- Подожди, дорогой, я скоро! - прощебетала Вита, уверенно семеня в сторону старой пятиэтажки, где жила её мать. - Люблю, целую!

- Любимой тёщеньке физкультпривет! А потом поедем праздновать начало отпуска, так что не задерживайся! - крикнул мужчина, поднимая стекло и закуривая сигарету.

Нет, мать своей любовницы он не любил, но и тёщей тоже не считал. А кем, интересно, вообще ему могла бы приходиться мать любовницы? Только матерью любовницы, не иначе. Другого определения для таких "родственных отношений" нет. Да и родства нет тоже.

В квартире матери пахло тем самым странным запахом, который, по словам самой Виты, больше всего подошёл бы для дома престарелых. Несмотря на то, что дочка регулярно подкидывала матери крупные суммы, да и сам её любовник при случае милостиво давал тысячу-другую "бедным родственникам", в доме пахло бедностью, нехваткой солнечного света, ухода и чистоты, при том, что мать продолжала тщательно убираться даже в старости.

- Могла бы и спросить, как там старая больная мать... - проскрипела мать, нарочито шаркая и еле переставляя ноги - Мне сегодня ночью знаешь, как плохо было! А у тебя телефон не отвечал! Так я и умру, а единственная доченька и не узнает, о-ох...

- Правильно, а зачем оно ей нужно? - басом ответила её старшая сестра, лежащая с кроссвордами на постели - Пусть мать подыхает, она вздохнёт с облегчением. Так, иди сюда, я тебе список лекарств покажу, пусть твой трахальщик мне купит!

Глава 2. Одна, двое и трое

"Я ничего не забыл..."

Заболоцкий "Тихая ты моя родина..."

Мысль о том, что надо бы поехать в деревню, где когда-то маленькая Вита проводила каждые школьные каникулы, пришла в голову совершенно неожиданно.

Тогда, наверное, и все болезни пройдут. А то домашние уже начинают говорить, что Виолетта болеет, потому что сама виновата, - и потому что её бог или наказывает, или уже наказал.

- Макс, а давай в деревню поедем! - предложила девушка, ни на что особенно и не надеясь - В ту самую, где я когда-то каникулы проводила.

Сказала - и удивилась сама себе.

Может, и не стоило говорить любовнику о том, чего бы ей хотелось на самом деле, тем более, что степерь их близости - спорная, на самом деле - была для неё под большим вопросом...

Но ничто не делает нас настолько сентиментальными, как физические недуги, которые мы предпочитаем прятать ото всех, чтобы не выдавать эту слабость, как козырь против нас же.

Обнять и прижаться, или, на самом деле, прислониться, чтобы случайно не повалило ветром, чтобы не сделала больно жизнь, не обидел мир, - как просто сказать, сложно решиться - и невозмоно сделать! Слабости и добровольные обнимашки - это для детей. А взрослые, бывает, если и падают, то только потому, что больше нет сил, чтобы держаться.

Но сердце, предательски побаливающее, словно в груди что-то сжималось, казалось, говорило, что надо торопиться жить, торопиться всё успеть, а то глядишь - и не будет ничего этого. Вернее, будет всё, только тебя уже не будет.

А заодно и этих долгожданных каникул в Питере не будет, и Невы, и города-легенды, и возвращения домой, и ожидания каникул, и принца, - хоть этого, хоть другого, хоть всех сразу, не будет тоже. Потому что ты их просто больше не увидишь.

"Я ведь ещё такая молодая... - с удивлением подумала Вита, прислушиваясь к своим ощущениям в груди, где, казалось, работал какой-то разогревшийся мотор, а в горле поднималась горечь, словно она попыталась пережить что-то такое, что не приняли на её тело, ни душа - И я уже болею? Серьёзно болею? А что, если я умру?"

Поёжившись от неприятных воспоминаний, связанных со смертью и её атрибутикой, увиденной когда бы то ни было, Виола вспомнила, как таким же ясым, тёплым и жарким солнечным днём принесли в церковь в закрытом гробу тело юноши подростка, умершего из-за серьёзной болезни сердца.

Она тогда доучивалась в школе и заканчивала одиннадцатый класс; умерший, наверное, тоже заканчивал школу - но не успел. И так и остался школьником посмертно.

Говорили, что для того, чтобы продолжать жить хоть как, пусть даже и просто инвалидом, ему нужно было каждый день принимать лекарства; а однажды он отказался.

Говорили, будто он кому-то сказал, что ему надоело.

И умер.

На его похоронах не было его одноклассников; только элегантно одетые взрослые о чём-то говорили, собравшись небольшими группами.

Наверное, обсуждали его смерть, или обменивались последними новостями. Родственники, у которых уже есть свои семьи, встречаются не так часто все вместе, тем более, без уважительной причины.

Очевидно, смерть мальчика была досточно уважительной причиной для того, чтобы все собрались вместе в этот день.

Молодая красивая женщина, одетая в тёмный яркий красивый костюм, в чёрных очках, с хорошей укладкой и причёской, выделяющейся даже среди других, таких же ухоженных, женщин, на кого-то сердилась и, похоже, ругалась, судя по её интонации, резким движениям и мимике, не до конца скрытой даже большими солнечными очками.

Наверное, это была мать умершего подростка. Теперь уже не принято плакать перед церковью, где будет отпевание. Отпевание проходит быстро и тихо. А похороны проходят незаметно. А что, если и с ней потом... ну, вот так же? Как же так-то, а?

Погружённая в свои нерадостные мысли, Виолетта не заметила, как её любовник сел рядом и взял руку в свою.

Абсолютно простой, естественный жест, который всегда так романтично выглядит в фильмах, теперь наводил совершенно на другие мысли. Но сердце тут же забилось ровнее, словно в груди разжались невидимые тиски, - а жест и прикосновения стали попросту неприятными и какими-то неуместными.

Девушка села на мягкой кровати отеля и как бы невзначай освободила руку. Тем не менее, Макс не ушёл, а продолжал сидеть рядом с ней и разглядывать её так, словно видел впервые. Или что ему нужно было рассмотреть в ней что-то действительно очень важное.

"Интересно, а мой отец тоже так смотрел на мою мать или нет? - подумала она совершенно некстати - И вообще, чего он так смотрит? Я так плохо выгляжу - или дело в чём-то другом? У нас, что, это... любовь?"

- А почему ты так на меня смотришь? - спросила Вита, невольно отстраняясь.

Нет, не то, чтобы она была против того, чтобы её любовник сидел рядом с ней и держал за руку... Теоретически. В мыслях она делала и позволяла себе очень много чего, - и всё выходило просто преотменно. А вот на практике - о, это был совсем другой вопрос!

И никогда теперь Виолетта не скажет "а это другое", и даже не подумает. Потому что так уж может получиться, что только о чём-то подумаешь в ключе "а вот со мной такого не произойдёт" - и вот, оно уже случилось, и именно с тобой, разумеется! А с кем же ещё-то?

Про то, что на свете полно и других людей, помимо неё, и что мироздание вовсе не зациклено на том, чтобы всячески её гнобить, девушка не задумывалась. Все прочие люди - это все прочие люди, и от того, что им хуже или лучше, чем ей, самой Вите уж точно ни холодно, ни жарко не станет.

- Просто хочу убедиться, что с тобой всё хорошо. - ответил Макс. - А давно это у тебя?

И, не дождаясь ответа, добавил:

- Это должна быть невралгия, или что-то в этом роде. Ощущается в большинстве случаев, как боли в сердце, но, к счастью, к самому сердцу никакого отношения не имеет. Но провериться всё равно надо обязательно.

Глава 3. Золотая клетка

Несмотря на странное состояние, получалось так, что память вроде как и не в прежнем состоянии, но при этом кажется, что основные вещи ты отлично помнишь и хорошо знаешь всё то, что тебе и положено было помнить и знать. Но будто сначала её кто-то разобрал на атомы, внимательно перемотрел, а потом сложил обратно, как было. Когда Виолетта задумывалась над этим, выходило оно как-то... странно.

- Виолетта, вы помните, как и с кем вы приехали в Петербург? - спришивал её другой врач, не Семён.

И, может, из-за этого, или из-за чего-то другого, но девушка напряглась и почувствовала, что ей сейчас главное - не раскрываться, не говорить лишнего и не выдавать себя.

Что такое "не раскрываться" - она очень хорошо знала с детства, потому что рано поняла, что взрослые мало того, что смеются над детскими страхами, но ещё и сами при случае насаждают их, смеха ради.

"Вита, не ходи в тот угол сада, укус саранчи смертельный, ты помнишь?" - вкрадчиво спрашивала мама маленькую, трёхлетнюю Виту, и потом весь остаток летнего отпуска отдыхала спокойно: потому что дочь боялась - и вообще никуда не отходила от взрослых ни на шаг.

А значит - не могла оказаться около старого закрытого колодца, который находился в том самом углу двора, никакой саранчи там, разумеется, не было.

А ещё - маленькая Вита долгое время боялась сверчков и кузнечиков, но догадалась, что о своих страхах она не должна говорить никому. Засмеют, - мягко, ненавязчиво, но не менее обидно, как высмеивают только родители своих маленьких детей.

- Я поехала в Петербург с Максимом Георгиевичем Шевцовым. - нейтрально ответила Вита - Остальное я вам сказать не могу.

- Почему? - сразу же спросил врач.

Словно пиранья наживку почувствовала.

- Потому что это - личная информация. - ответила Виолетта - И я никому её разглашать не намерена. Если вам что-то нужно узнать, спросите у Максима Георгиевича. - И, помолчав, нехотя добавила, хоть ей и совершенно не хотелось, чтобы остальные про это знали:

- Он мой начальник, так что я, как его подчинённая, не имею права рассказывать то, что он может счесть личной информацией. Я, как его секретарша, всегда хранила его секреты.

"Ну да, конечно. - повисло в воздухе несказанное - Все вы психи, хитрые. Личная информация - она у нормальных людей. У здоровых. А у таких, как ты, ничего личного лет. И ты должна предоставить нам доступ в свою голову по первому требованию."

И в воздухе почему-то на короткий миг истошно запахло потом, лекарствами, какой-то химией, мочой и хлоркой. Так, наверное, пахнет медицинская помощь. Так должно пахнуть дознание.

Вита яростно потёрла глаза, кожей ощущая, что это движение тоже не осталось незамеченным. Да что же это такое с ней происходит?!

- Ну, а теперь, когда вы потеряли память, как вам кажется, Максим Георгиевич оставит вас на прежней должности или нет? Если он вас уволит, что вы будете делать?

От скрываемой паники Виту сразу бросило в жар.

Руки вспотели и предательски затряслись, и девушка поспешно спрятала их между коленей. Когда-то она читала про то, что именно означает такая поза, с точки зрения какой-то науки об энергии...

Нет, не помнит. Вот это она точно не помнит, хоть убей.

И до своего падения в ванной отеля она тоже не факт, что помнила, как это учение вообще называется. Да и чёрт с ним! Она не покажет свою панику, не покажет, до какой степени ей не нравится находиться здесь, в больнице, и что у неё внезапно появились если не плохие предчувствия, то хотя бы просто плохие чувства.

Не физически, - просто ей не нравится в больнице, и конкретно в этом отделении. Ей здесь не нравится всё, что только могло бы не понравиться.

- О моих отношениях с начальством я предпочитаю говорить с самим начальством. - ответила Вита. - А для моего возможного последующего трудоустройства в случае увольнения в Саратове есть биржа труда.

Сказала - и покраснела от досады и неожиданного смущения.

Отношения с начальством в постели, вот что теперь знают все, и хотя это никого и не касается, всё равно, оно ощущалось как-то... так себе. Выглядело, на взгляд девушки, тоже. Да уж.

Вот, наверное, что могло случиться с той самой секретаршей из анекдота, которая одевалась хорошо, но медленно. А потом она не дошла до постели шефа, потому что растянулась и упала.

Вот так нелепо.

Несмешной анекдот.

А ещё - она хотела создать с начальником семью и каждый вечер возвращаться с ним вместе к ним домой, а он не хотел.

Оказывается, и так тоже бывает. Ну, кто бы мог подумать.

Зато она, Витушка, хорошая и послушная девочка, не пропустила свой шанс, запрыгнула и в проходящий поезд, потому что не факт, что он и правда был последним, скорее уж, первым, - и в постель к мужику прыгнула тоже.

Потому что хорошие умные девочки ведь не стесняются и берут всё, что плохо лежит, рядом стоит и мимо проходит. Глупая девочка будет кочевряжиться и ждать чего-то получше, - а умная послушает маму. Тьфу ты. Неужели эти мысли - последствия черепно-мозговой травмы и последующей потери памяти - или это Бог ей подзатыльник со своих облаков дал?

"Сейчас ведь не Средние века, мы с Максом свободные люди, по крайней мере, мне кажется, что он не женат, и почему у меня такое чувство, что я должна перед кем-то оправдываться? - думала Вита, пытаясь успокоиться - Или мне одной кажется, что женщина, которую взяли практически в постели мужчины, - вернее, даже не дошедшей до его постели, а нашли бессознательной и полуголой, - это кто-то, кто кажется слабым уже по определению?

И нашли полуголой, и в номере с мужчиной, и никого, кроме них, там не было... Ещё и сплетничали, небось, что это Макс сам меня ударил или толкнул, а потом решил всё представить, как несчастный случай. И все они теперь, небось, думают, как же им повезло, что они не как я и никогда не будут на моём месте. Потому что они-то уж точно ведут себя правильно и делают всё правильно. А потому с ними и неправильных вещей не произойдёт..."