Поймай момент

Глава 1

Мария

Я всегда задавалась вопросом: когда человек понимает, что кто-то ему симпатичен? Не влюблён — это отдельная история, а просто чувствует, что вот этот будет рядом, а тот — нет. Что именно в момент первой встречи ставит невидимую метку: друг или чужой?

У меня так было.

Мне было шесть. Вернее, уже семь. 28 августа мы встретились, а 29-го у меня был день рождения.

Я сидела на дереве, болтала ногами и мастерила рогатку. При этом не переставала жевать бумагу, превращая её в боевой снаряд. В кармане копились такие же пульки — запас на случай внезапного нападения. Опытные бойцы всегда вооружены, а я — опытный боец. По крайней мере, мне так казалось. Вооружён — значит не повержен.

А внизу, у ворот, появился он.

Пухлый, с торчащими ушами, рюкзак неестественно натянут на спину, как будто кто-то накинул его ему в последний момент. Глаза бегают по двору, будто ищут знакомые ориентиры, но натыкаются на чужие стены, чужие деревья, чужие лица.

Его довели до крыльца две взрослые тётки. Говорили быстро, не глядя в его сторону, только кивнули воспитательнице и ушли. Даже не оглянулись.

А он остался. Стоял, вцепившись в лямку рюкзака, маленький, растерянный, один.

Не знаю, что меня дёрнуло. До этого момента я прекрасно справлялась одна. Мне никто не был нужен. Никого я к себе не подпускала.

Но в тот момент что-то внутри меня щёлкнуло.

Как будто кто-то внутри посмотрел на него и сказал: «Вот он».

И я спрыгнула с дерева прямо перед ним.

— Не реви! — первое, что я ему сказала.

Он поднял голову, удивлённо заморгал и пробормотал:

— З-здравствуйте...

Я кивнула, вытерла руку о платье и протянула ему. Он уставился на неё с сомнением. В принципе, я бы тоже засомневалась, увидь себя со стороны: две косички — ладно, полторы, потому что у одной уже не было резинки, и она держалась на честном слове. Коленки в грязи. В руках рогатка. И я ещё не переставала жевать бумагу, подготавливая боевой арсенал.

Секунда. Другая. Он так и не решился пожать мою руку.

— Мария! — воскликнула Анна Андреевна.

Я подняла глаза. Воспитательница стояла рядом с новеньким, сложив руки на груди и приподняв брови.

— Ты же десять минут назад была приличной!

— Угу, была… — согласилась я, пожав плечами.

Анна Андреевна смотрела строго, но в глазах не было злости, скорее… что-то среднее между усталостью и смирением. Она всегда так смотрела, когда кто-то из нас вытворял очередную глупость.

Её редко видели без длинной юбки и аккуратно уложенных волос, хотя иногдапо утрам у нее локоны выбивались из идеальной укладки. Она не носила украшений, но всегда пахла кондиционером для белья.

Она мне нравилась. Воспитателей у нас было много, но именно к ней мы липли, как котята к тёплому боку. Она никогда не кричала, не ставила в угол, не говорила, что мы все "трудные дети". Она была доброй, но не сюсюкала. Иногда ругала, но по делу.

Я не любила её расстраивать.

Но против натуры не попрёшь.

Анна Андреевна взяла новенького за руку и повела в спальный корпус. Я, конечно, не отстала.

— Ты бы ему хоть передышку дала, — сказала она через плечо.

Но передышки я давать не собиралась.

— У нас тут норм, привыкнешь. Если не привыкнешь — тоже норм. Вон Тимка в прошлом году полгода ревел, а теперь играет в футболе. Я тоже играю, только меня вратарём ставят, потому что я не боюсь мячей, а наоборот, кидаюсь на них. Ты в футбол играешь?

— Тут столовая, кормят нормально, только суп лучше не нюхать, — продолжала я объяснять, шагая рядом. — А вот булочки иногда норм, если их быстро схватить, а то Тоха и его брат сразу пять штук загребают, и нам потом не остаётся.

Он молчал, сжимая лямку рюкзака.

— А пауков боишься? Тут их полно, но если что, у меня есть рогатка. Могу отбить любого. Ну, почти. Иногда попадаю.

Никакой реакции.

— Ладно, а ты хоть драться умеешь?

Тишина.

— Нет? Ну, научим.

Смотрю на него — а он всё такой же зажатый, глаза опущены, губы сжаты.

Я уже почти была готова сдаться, что он вообще не собирается со мной разговаривать.

— Тебя как зовут? — спросила я напоследок, с лёгким вызовом.

И вдруг он выдавил:

— Сэмэн.

Так и сказал. Сэмэн.

Я потом ещё долго вспоминала этот момент и смеялась над ним.

— А меня Мария! — обрадовалась я. — Будем дружить.

То ли он вздохнул, то ли просто смирился.

Но мне было всё равно.

Я уже знала, что дружить мы будем.

Глава 2

Мария

— Не реви, — сказала я ему во второй раз.

Во второй его день в интернате.

Мальчишки решили проверить новенького на прочность. Прочность оказалась так себе.

Тоха, Вовка и Егор выхватили у него рюкзак, и всё пошло по привычному сценарию. Сначала смех, потом азарт. В воздухе загремело:

— Лови пас!
— Опа, мимо!
— Держи, Вовка, давай в ворота!

Они гоняли его рюкзак, будто это был не его единственный багаж в новом, чужом месте, а просто мяч. Семён сначала бегал за ним, пытаясь вырвать из рук. Но как только делал шаг, кто-то тут же перебрасывал рюкзак дальше

Потом Семён упал. Пыль взвилась в воздух, он перекатился через плечо и замер, сидя на земле. Глаза покраснели, губы дрогнули.

А потом он заплакал.

Не то чтобы рыдал, нет. Слёзы просто покатились по щекам, пока он судорожно хватал воздух, пытаясь сдержаться.

— Нытик! — фыркнул Тоха и пнул рюкзак ему в ноги. На этом, кажется, интерес мальчишек к новенькому закончился.

Я видела всё из окна столовой, но не могла помочь. Иначе нам бы ничего не досталось. Когда я вышла из столовой, Семён сидел на крыльце спального корпуса, мял в руках лямку своего злополучного рюкзака и вытирал глаза рукавом.

Я подошла и молча протянула ему булку. Тёплая, с коричневой сахарной корочкой. Успела урвать для себя и него.

Он посмотрел на неё, потом на меня, потом снова на булку. Будто пытался решить, стоит ли её брать.

— Бери, — я уселась рядом, прикусила край своей. — У меня сегодня день рождения. Мне семь.

Он поднял на меня удивлённые глаза.

— У меня нет подарка, — тихо сказал он.

Я пожала плечами.

— Ничего. Потом подаришь.

Он всё ещё не двигался.

— Булку бери, — добавила я. — И быстрее ешь, пока Тоха не увидел.

Он колебался ещё секунду.

А потом осторожно взял.

— Что в рюкзаке? — жуя булку, спросила я.

Семён вместо ответа подтянул рюкзак к себе и крепко прижал к груди. Понятно. Что-то личное. Из той жизни, где была семья. У многих тут есть такая вещь — самая большая ценность, мостик в прошлое. Кто-то хранил фотографии, кто-то игрушки, письма, даже одежду. Что угодно, лишь бы не забыть, что когда-то у них был дом.

У меня ничего такого не было. Я с рождения в интернате.

Мы доели булочки. Крошки липли к пальцам, я стряхнула их, поднялась на ноги и протянула ему руку.

— Пошли!

Он поднял на меня глаза. Потом осторожно взял мою руку.

И я повела его на футбольное поле. Там уже вовсю гоняли мяч. Тоха, как всегда, был в центре, размахивал руками, командовал, пасовал, спорил, но при этом никогда не уходил без гола.

Я не думала, просто подошла и толкнула его. Резко.

Он развернулся, удивлённо уставился на меня.

— Ты чё? — прищурился Тоха.

— Я чё? Это ты чё! — я шагнула ближе и снова его толкнула.

На этот раз сильнее.

За спиной кто-то охнул. Кто-то хихикнул. Кто-то, наоборот, замер, предвкушая шоу.

Тоха смотрел на меня секунду, потом фыркнул:

— Чё, за нытика вступаешься?

— А тебе завидно, да? — я склонила голову набок.

Толпа засмеялась.

Лицо у Тохи перекосилось. Он толкнул меня в плечо. Я не растерялась — вмазала ему в ответ.

И понеслось. Он схватил меня за рукав, дёрнул, но я вырвалась и пихнула его в грудь. Он махнул кулаком — я отпрянула, но всё равно почувствовала, как он зацепил меня по щеке.

Где-то рядом завизжала Лилька:

— Драка! Они дерутся!

Но никто не вмешался.

Толпа мальчишек окружила нас, загудела.

— О-о-о, вот это разборки!

— Машка, давай!

Я не собиралась проигрывать. Я прыгнула на него, свалив в пыль.

Мы катились по земле, толкались, пихались, кто-то из нас завопил, но я не остановилась.

Он ударил меня в плечо — я съездила ему по уху. Он царапнул мне щёку — я вмазала ему кулаком в бок.

— А-А-А! — заревел Тоха.

Я уже собиралась снова на него кинуться, но тут...

Громовой голос, который замораживал кровь в жилах:

— МАРИЯ! АНТОН!

Все затихли. Тоха замер. Толпа отпрянула.

Анна Андреевна неслась к нам, волосы выбились из пучка, щеки пылали, глаза метали молнии.

— Ой, всё, хана, — кто-то пробормотал сзади.

Она схватила меня за шкирку, Тоху — за рукав, и мы оторвались от земли.

— Вы что, из ума выжили?!

Мы с Тохой одновременно заорали:

— Он первый начал!

— Она первая начала!

— Молчать! — рявкнула она.

Я бросила взгляд на Тоху. У него наползал здоровенный синяк под глазом.

Я провела пальцем по щеке. Ну да. Царапинка.

Смешно.

— Наказаны оба! — выдохнула Анна Андреевна, хлопнув ладонями по бедрам. — Мыть полы в столовой! И никаких игр на улице!

Тоха закатил глаза, буркнул что-то себе под нос. Я пожала плечами.

Мне было всё равно.

Я победила.

Спасибо за интерес к книге. Еще немного и героям будет 16)

Глава 3

Мария

Мы с Тохой мыли полы молча. Иногда косились друг на друга зло, будто взглядом можно вмазать сильнее, чем кулаком.

Тряпки плюхаются о плитку с мокрым хлопком, ведро поскрипывает, когда мы окунаем туда тряпки. Пол превращался в каток, по которому можно спокойно от одной стены до другой прокатиться.

В комнате пахло хлоркой и нашей общей обидой. Но мы не жаловались.

Да, в шесть лет мы уже умели мыть полы. Мы вообще всё могли делать. Мы быстро повзрослели.

Мы становились взрослыми, когда первый раз проходили через калитку, оставляя позади прежнюю жизнь. Когда проводим первую ночь в комнате, где пахло чужими кроватями и слышались чужие голоса. Когда учились не реветь, даже если хочется. Здесь некому застегнуть тебе куртку перед прогулкой. Некому рассказать сказку перед сном. Здесь взрослели вынужденно. И чем раньше — тем лучше.

Поэтому мы шустро и качественно орудовали тряпками. Когда скрипнула дверь, мы оба одновременно подняли головы.

На пороге стоял Семён. Мятый, несмелый, но с упрямым выражением лица. Пальцы сжимали лямки рюкзака, но взгляд твёрдый.

— Чё надо? — лениво бросил Тоха, отжимая тряпку.

— Эй! — воскликнула я возмущённо, хотя сама не знаю, что именно хочу сказать.

Семён не ушёл. Тоха фыркнул и демонстративно отвернулся. Семён сделал шаг вперёд, поставил рюкзак возле двери, провёл ладонями по штанам, будто вытирая потные руки, и решительно сказал:

— Я помочь!

Тоха повернулся, посмотрел на него, потом на ведро, и подпнул его.

— Ну давай.

Семён кивнул, взял тряпку и сел рядом с нами на пол. Я перехватила взгляд Тохи. Он ухмыльнул, но уже не так злобно.

С тех пор мы втроём стали неразлучны.

Не просто друзья — мы были как одно целое. Такой компанией, где, если было видно одного, то остальные где-то рядом.

Если кому-то доставалось, то это означало троим.

Если кто-то задумал глупость, то все шли до конца.

Мы были, как три хвоста у одной кометы — неважно, куда летит, главное всегда вместе.

Мы устраивали гонки на велосипедах, которые никто не разрешал брать из кладовки. Громыхали по асфальту, пыль летела из-под колёс, завхоз орал, что нас всех ждёт карцер (хотя никакого карцера в интернате, конечно, не было).

Мы тайком лазили на крышу спального корпуса, открывали там консервные банки с персиками, которые тайком брали из кладовким, и смотрели на закат. Как-то раз я спряталась в кладовке, а когда Тоха и Семён меня нашли, я выпрыгнула с воплем.

Семён подпрыгнул, Тоха от неожиданности врезался в полку, полка рухнула, а банка с вареньем разбилась прямо на нас. Мы валялись на полу, испачканные в липком сиропе, и смеялись до слёз, пока воспитательница не нашла нас и не наказала убирать всю кладовку.

В школу мы ходили все вместе и в один класс. Оказалось, что Семён самый умный среди нас.

Я не любила учиться. Буквы в учебнике прыгали, цифры не вызывали интереса. В задачах про поезд, который выезжает из одного города и встречается с другим поездом в другом городе, мне было интересно только одно: а что, если эти поезда столкнутся?

Тоха тоже не горел желанием становиться отличником.

Но Семён... Он помнил всё. Любую задачу мог решить без запинки. Новый факт запоминал сразу и потом повторял его нам за обедом, пока мы спорили, кто получит самую большую котлету.

— А вы знали, что у человека в среднем 32 зуба?

— Ну и что? — жевала я.

— А что у улиток их больше 25 тысяч?

— Они что, пылесосы? - смеялась я.

Тоха задумался, потом резко перехватил у меня ложку и стал лыбиться и смотруть на свои зубы.

— Ты чё?!

— Считаю зубы.

Семён не сдавался, тянул нас за собой, садился с нами за уроки, заставлял учить таблицу умножения, помогал разбираться в правописании. Мы ворчали, спорили, находили сто причин, почему это не нужно, но в итоге, благодаря ему, не плелись в хвосте.

Но и мы не остались в долгу. У нас в интернате был спортивный кружок — бокс. И мы с Тохой решили отвезти туда Семёна.

Мы привели его в старый зал, с потрескавшимися стенами, где в углу висел истёртый мешок, а на полу лежали потрёпанные маты. Пахло потом, кожаными перчатками и пылью.

Тренер стоял у ринга, высокий, с широченной грудью и насмешливым взглядом. Он сразу обратил на нас внимание.

— И чего вам тут надо?

Я пихнула Семёна вперёд.

— Он будет заниматься.

Семён уставился на меня, как будто я только что объявила, что отправляю его в космос.

— А вы? — тренер указал на нас с Тохой.

— Я за компанию, — пожал плечами Тоха.

— А мне неинтересно, — честно призналась я.

Тренер хмыкнул.

— Ну, тогда посмотрим, из чего вы сделаны.

Сначала Семён ворчал. Говорил, что это глупо, что ему это не нужно, что он лучше бы книжку почитал, но потом что-то щёлкнуло. Он начал выкладываться по-настоящему. Я впервые увидела его сердитым.

Не так, как когда мальчишки отобрали рюкзак, а по-настоящему. Где-то глубоко внутри в нём сидел злой огонь, и он выпускал его на ринге.

Когда я видела его в спаринге, то довольно улыбалась. Всё было правильно.

Теперь он не только умный, но и сильный. Теперь он был не просто Семёном, а нашим Семёном.

И да, я этим гордилась.

Так мы дошли до выпускного класса.

Глава 4

Семен

— Не реви! — сказал я Марии.

Честно? Я мечтал об этом моменте давно. Хотелось вернуть ей эту монету, как бумеранг.

Потому что, когда я только появился в интернате, именно она сказала мне эти слова. На том же самом месте.

Тогда они звучали жёстко, но в них было что-то тёплое, что-то такое, что заставило меня перестать плакать и взять её булку.

Но почему-то, когда сказал — ощущение было не то. Не то чтобы приятно. Вообще неприятно.

Потому что, чего я точно не ожидал, так это того, что её слёзы мне не понравятся. Я не знал, что делать с ревущей Марией. Она не должна была плакать. Она всегда смелая, дерзкая, готовая дать сдачи. А тут…

Мария сидела на крыльце спального корпуса, руки на коленях, спина прямая, но в глазах…

В глазах было то, чего я раньше в них не видел. Что-то тяжёлое, упрямо спрятанное. Она не всхлипывала, не размазывала слёзы по лицу, просто смотрела в одну точку.

И мне это вообще не нравилось.

— Сёмка-Сёмка! — укоризненно протянул Тоха, появляясь из-за угла. — Если Мария ревёт, значит, что-то случилось.

Он сел с одной стороны, я — с другой.

Тоха перевёл взгляд на меня, потом снова на неё.

— Ты когда видел, чтобы Мария плакала?

Вопрос риторический, потому что ответ на него один: «Никогда». Ну, ладно. Может, где-то там, давно, в детстве. Хотя... Нет, точно никогда.

Мария не смотрела на нас, не говорила ни слова. Это было странно, потому что она редко молчала просто так.

Если её что-то бесило, она орала.

Если ей что-то не нравилось, она ругалась.

Если что-то было несправедливо, она шла и била обидчика в нос.

Но не молчала.

Молчание — это не про неё.

— Что случилось? — спросил я, как можно мягче.

Маловероятно, что её кто-то обидел. Если бы кто-то осмелился её хоть словом задеть, зная, что мы за неё горой, — ему бы мало не показалось.

— Мне нечего надеть!

— Чеееее? — протянули мы с Тохой одновременно.

Мы готовы были услышать что угодно. Что она кому-то врезала, и теперь нас всех ждёт разборка у воспитателей. Что её снова выгнали с урока, потому что она спорила с учителем. Что кто-то наехал на неё, и нам срочно надо идти кого-то воспитывать.

Но вот это? Такого поворота мы не ждали.

— Мне нечего надеть! — повторила Мария и шмыгнула носом.

Я перевёл взгляд на Тоху. Он — на меня.

— Объясни! — наконец выдал он.

Как всегда. Не ходить вдоль да около.

Мария глубоко вдохнула и выдохнула.

— Тимур пригласил меня на свидание, а у меня нет красивого платья.

Я завис. Тоха тоже.

Несколько секунд тишины, во время которых мой мозг пытался осознать.

Потом я моргнул. Потом Тоха моргнул.

— Какой Тимур? — спросил я, очень медленно, словно пытаясь убедиться, что мне не послышалось.

— Репов, — буркнула Мария, глядя куда-то в сторону.

Внутри у меня что-то щёлкнуло. Я молчал, пытаясь переварить нформацию.

Тоха похоже переваривать ничего не собирался. Он просто фыркнул и сцепил руки на груди.

— Ты случайно башкой-то нигде не прикладывалась?

— Неа. Он вчера написал и пригласил в кино.

Я шумно вздохнул. Закатил глаза. Снова вздохнул. Я пытался оставаться спокойным, но вместо этого меня накрыло злостью.

— Мария, он года три назад называл тебя детдомовкой и безродным человеком.

Я взглянул на неё, но она только поджала губы. Мы с Тохой тогда объяснили этому Тимуру всё очень подробно. Настолько подробно, что он потом месяцами обходил Марию за сотню километров. Надо было сразу отправить его в космос, тогда мы бы не видели её слёз сейчас.

Тоха пожал плечами:

— А на тебе разве не одежда?

Я тоже посмотрел на неё: джинсы, кроссовка и рубашка. Вполне приличная, нормальная одежда.

Такая, в которой можно идти куда угодно. В том числе в кино.

— В таком точно можно пойти в кино, — сказал я, качая головой.

Но Мария смотрела на нас с отчаянием, будто мы вообще ничего не понимали.

И, наверное, так и было. Потому что я действительно не понимал.

Но одно я знал точно. Мне не нравилась эта ситуация.

Совсем.

— Да что вы понимаете? — бросила Мария, махнула на нас рукой, резко поднялась и ушла, даже не оборачиваясь.

Я проводил её взглядом, но не побежал за ней.

Тоха вздохнул, шумно завалился на ступени, заложил руки за голову и подставил лицо августовскому солнцу.

— Девчонки — это всё же особый секрет для меня, — протянул он, лениво щурясь.

Я кивнул, устраиваясь рядом.

— Что мы ей дарить будем?

Тоха резко сел, посмотрел на меня так, будто я только что предложил ограбить банк.

— Платье?

Я засмеялся.

— Если честно, я не удивлюсь, если через двадцать дней она забудет и о платье, и о Тимуре.

Тоха фыркнул, скосил на меня взгляд.

— Этот идиот точно что-нибудь сделает этакое, — добавил я.

И, если честно, очень сильно на это надеялся. Мне не нравилась идея, что Мария начнёт ходить на свидания. Ладно один раз — чёрт с ним, можно пережить.

Но дальше?.. Нет. Мне это не нравилось совсем.

Тоха потянулся, размял шею, посмотрел в небо.

— А о чём она мечтает?

Мы знали друг друга как облупленных. Кто что любит, кто что терпеть не может. Мы знали, как именно Мария пьёт чай (только горячий, только с половиной чайной ложечки сахара).

Как Тоха придумывает миллион отговорок, чтобы не выходить на пробежку, но в итоге всё равно выходит.

Как я справляюсь со злостью, сжимая руки в карманы, чтобы никто не видел напряжения в пальцах.

Мы знали друг друга полностью, но не знали, о чём мечтаем.

Мы никогда об этом не говорили. Не потому что не хотели, а потому что боялись задать друг другу вопрос: "А что после школы?"

Хоть до выпуска и оставался целый год.

Нет. Всего год. Годик.

Я почувствовал, как в груди сжалось что-то непонятное.

Глава 5

Семён

Тоха, как всегда, оказался прав. Мария вернулась с радостной улыбкой, будто всего несколько минут назад не собиралась нас растерзать за непонимание.

Она подошла к нам, как ни в чём не бывало, потом резко остановилась возле Тохи и пнула его по ноге. Он вздёрнул брови, но даже не пошевелился. Только лениво открыл один глаз, взглянул на неё из-под ресниц и, щурясь от солнца, протянул:

— Вернулась?

— Как видишь! — беззаботно ответила она, складывая руки на груди.

Я посмотрел на неё внимательнее.

В глазах уже не было ни обиды, ни злости, ни следов недавних слёз. Наоборот, выглядела довольной и абсолютно спокойной.

— Платье уже не нужно? — спросил я, пытаясь не выдавать раздражение.

— Я нашла его. — Она пожала плечами, словно это была самая незначительная деталь во всей этой истории. — У Лильки позаимствую. Она у нас в комнате самая модная, обожает всех наряжать. Так радовалась, что наконец добралась до меня!

Я моргнул. Честно говоря, я ожидал чего угодно, но точно не этого.

Принаряжать Марию? Вообще-то, не было никакой необходимости.

Её и без того сложно было не заметить.

Чёрные глаза, в которых вечно плескалось упрямство, всегда с вызовом, словно даже в самой обычной беседе она была готова поспорить. Острые скулы, которые делали её лицо выразительным, цепляющим, с лёгким оттенком дерзости.

Кудрявые волосы до плеч, живые, непослушные, всегда выбивающиеся из любой причёски, как бы она ни старалась их уложить.

Мария никогда не была той, кто вписывается в типичный образ девушки в красивом платье.

Даже в школьной форме она умудрялась выглядеть так, будто сейчас влезет на дерево или полезет в драку.

Я не был уверен, что платье — это её история.

Но если она решила…

Я тяжело вздохнул.

— Ну не знаю, тебе в джинсах очень даже ничего.

Я сказал это спокойно, просто констатировал факт. Но Мария тут же фыркнула, глядя на меня с лёгким недоверием, будто я только что сморозил полнейшую чушь.

— Скажешь тоже, «очень даже ничего»!

Я пожал плечами.

— Я серьёзно.

Она всё ещё смотрела на меня прищуренными глазами, будто пыталась вычислить подвох. Не успела ничего найти, потому что Тоха вдруг поднялся.

Он оттянул ворот футболки, будто ему резко стало жарко, потянулся, зевнул, а потом усмехнулся.

— Сём, расслабься! В случае чего Мария за себя постоять сможет. Мы ж её научили парочке приёмов.

Он кивнул в её сторону, и я невольно вспомнил, как она била по грушам в боксёрском зале. Мария с ухмылкой сжала кулак, демонстративно хрустнула пальцами и посмотрела на нас так, словно готова была тут же проверить наши слова на практике.

— А Тимур, думаю, запомнил наши наставления надолго, — продолжил Тоха, скрестив руки на груди.

Я невольно ухмыльнулся, вспомнив, как именно мы с Тохой объясняли Тимуру, что некоторые слова лучше держать при себе. Тогда ему хватило одного раза.

Мария ничего не сказала, но по её взгляду было видно, что она тоже не забыла.

— А ты, — вдруг добавил он, теперь глядя на Марию уже без всякой насмешки, скорее с лёгким интересом, — хороша в любом наряде. Но вот скажи, а Лиля-то для кого так наряжается?

Вот от этого вопроса мы оба слегка прифигели. Мария моргнула, будто не сразу поняла, что он вообще спросил. Я тоже поднял бровь, переводя взгляд с Тохи на неё и обратно.

Что это было?

— А что? — Мария скрестила руки на груди, в глазах мелькнуло озорство.

— Да так, конечно, ничего... но всё же, — пробормотал Тоха, ковыряя носком ботинка ступеньку.

Я ещё раз посмотрел на него. Тоха, который всегда говорил прямо, вдруг начал мяться - это было что-то новенькое.

— Она просто очень любит всё красивое. - Мария пожала плечами. — Вообще, я думаю, она наряжается не для кого-то, а для себя.

— Понятно, — буркнул Тоха, снова валясь на ступеньки.

Но я успел заметить, как по его губам скользнула довольная улыбка.

Мы переглянулись. Ну-ну, интересно. Очень интересно.

Я вяло пнул камешек на ступеньке, наблюдая, как он скачет вниз, ударяется о бетон и катится куда-то в траву.

— Мария, а что ты хочешь на день рождения?

Вопрос казался обычным, но на самом деле мы с Тохой понятия не имели, как на него ответит Мария. Она никогда не загадывала чего-то особенного, не строила списки желаемых вещей, как это делали некоторые девчонки в интернате, мечтающие об украшениях, платьях или новом телефоне.

Мария улыбнулась.

— Не знаю, давайте как обычно сбежим на день и будем делать всё-всё, что хотим?

Это был наш неизменный ритуал. Каждый год мы просто исчезали из интерната на один день, чтобы делать всё, что взбредёт в голову. Могли исследовать заброшенные дома, кататься на каруселях, сидеть на крыше, пить лимонад и обсуждать жизнь, о которой у нас ещё не было ни малейшего понятия.

Тоха потянулся, смахнул с футболки сухой лист и лениво спросил:

— А подарок-то какой?

— Для меня время, проведённое с вами, — настоящий подарок, — сказала она, а потом добавила. — Ведь неизвестно, что будет с нами через год.

И в этот момент мы все одновременно вздохнули.

Глава 6

Мария

Да что ж они все об одном и том же? Чего хочу? О чём мечтаю? Куда дальше?

Учителя задолбали, психологи задолбали, воспитатели задолбали. Теперь ещё и Семён с Тохой туда же. Брррр.

Я решила обойти корпус, прежде чем пойти в свою комнату. Я шла, чувствуя, как злость ходит кругами внутри.

Мне не хотелось думать о будущем, не хотелось отвечать на вопросы, не хотелось, чтобы кто-то вытаскивал из меня эти разговоры про школу, планы, мечты.

Как будто все вокруг решили, что мне есть, что сказать. А у меня не было. Не было ответов. Не было желания их искать.

Я шла, пнув подвернувшийся под ногу камешек, и чуть не влетела в младших. Они метались туда-сюда, один мяч летел в ворота, другой подпрыгивал

Я замедлила шаг. Двое пацанов, лохматые, заросшие солнечными веснушками, гоняли потрёпанный мяч. Всё детство этим занималась и я.

Даже сейчас иногда не могла пройти мимо.

— Мария! Давай с нами! — заорал один из них, поймав мой взгляд.

Я подошла.

— Ну, давайте. Кто против кого?

— Я с Вовкой, ты с Кирюхой!

Кирюха, худенький парнишка с вечной ссадиной на колене, серьёзно кивнул.

— Держись, Мария, мы их уделаем!

И игра началась.

Я поймала пас, резко ушла в сторону, Кирюха выкрикнул что-то боевое, но мяч уже был у меня.

Вовка попытался отнять, но я развернулась, обвела его, а потом, не думая, пробила прямо в импровизированные ворота между рюкзаками.

— ГОООООЛ! — завопил Кирюха, подпрыгивая на месте.

Я смеялась вместе с ним. Чёрт. Почему всё не может быть таким простым?

Я рукой взъерошила волосы у Кирюхи и пошла дальше.

В комнате сидела Лилька, уставившись в зеркало, выдвинув нижнюю губу вперёд. Она водила кисточкой по векам, с сосредоточенным видом, будто рисовала шедевр.

Я ещё не успела закрыть за собой дверь, а она уже повернулась ко мне, широко улыбаясь.

— Смотри! — радостно воскликнула она, тыча пальцем себе в лицо. — Стрелки ещё кривые, но уже лучше!

Я кинула на неё взгляд, потом плюхнулась на кровать, закинув руки за голову.

— И сколько ты уже на это времени потратила?

— Ой, времени не знаю, но попыток десять уже было!

Я закатила глаза.

— И ещё ведь столько же будет, — хмыкнула я. — Не надоело?

Лилька показала мне язык, отвернулась к зеркалу и принялась снова водить кисточкой по векам.

— Не-а.

Я улыбнулась, глядя, как она снова стирает неудачную линию и рисует заново. Ну, кому что. Я вот точно не могла бы так сидеть часами перед зеркалом, но Лилька, кажется, ловила от этого кайф.

Лилька была из тех, кто сразу выделялся. Не из-за внешности — не то чтобы она была какой-то сногсшибательной красавицей. Скорее, дело было в её уверенности. Она всегда держала спину прямо, даже когда сидела на полу, разложив перед собой десятки флакончиков с блесками, тенями, подводками. Всегда улыбалась, даже если знала, что у неё что-то не получается. Любила яркую одежду, умела носить вещи так, что даже в дурацком поношенном платье выглядела как с обложки модного журнала.

Лиля была той самой девчонкой, которая знала, как подобрать цвет, чтобы подчеркнуть глаза, какие серьги подойдут к какому платью и что лучше вообще не носить, чтобы не выглядеть как бабушкина шторка.

Лилька могла выйти в столовую в толстовке на два размера больше, в рваных джинсах, с пучком на макушке и всё равно выглядеть стильно.

И, если честно, я даже ей завидовала. Она не металась, не сомневалась, не мучилась мыслями о будущем. Она просто делала то, что ей нравится.

Я поймала себя на этой мысли и, прежде чем успела её обдумать, спросила:

— Лиль, а ты уже думала, что дальше?

Она не оторвалась от зеркала, подкрашивая ресницы.

— Ты о чём?

— Куда ты хочешь пойти после школы?

Я специально не сказала «пойти учиться». Потому что это неправильно. А вдруг она не захочет поступать? Вдруг решит уехать путешествовать? Или пойти работать? Или вообще придумает что-то своё?

Но Лилька даже не задумалась.

— На искусствоведа!

— Что?! — её ответ реально огорошил меня.

Если бы мне дали сто попыток угадать, я бы ни разу не сказала «искусствовед».

— Я думала, ты скажешь «стилист» или «визажист».

Лилька наконец отложила тушь, повернулась ко мне и лукаво улыбнулась.

— Мари-Мари!

Только она меня так называла. Все остальные — Мария, редко кто — Маша. Может, потому что я сама всегда представлялась только так. А может, потому что «Маша» мне не нравилось, и я сразу давала знать об этом. В детстве — кулаком. Сейчас — словами, но такими, чтобы доходило сразу.

Лилька наклонила голову, глядя на меня как на первоклашку, которая ничего не понимает в жизни.

— Визаж и умение стильно одеваться помогают мне быть красивой, а вот видеть красоту вокруг мне поможет искусство.

Я поджала губы, переваривая её слова.

— Вот ты загнула! — аж присвистнула.

— А то! — Лилька подмигнула и снова вернулась к своему отражению.

Я ещё несколько секунд молчала, глядя, как она аккуратно проводит кисточкой, и поймала себя на мысли, что она права. Она правда видела красоту везде. Даже в этих чёртовых стрелках, которые я вообще не понимала, зачем нужны.

— А ты? — спросила она, не отвлекаясь от зеркала.

Я вздохнула.

— А я не знаю, — честно призналась.

Лилька кивнула, не удивившись.

— У тебя ещё есть время.

Она сказала это спокойно, уверенно, будто правда в это верила.

Но почему-то мне легче не стало. Я просто отвернулась и посмотрела в окно, и мне вдруг захотелось, чтобы этот год длился вечно.