Перед глазами всё мелькало: деревья, ветки. Последние усердно хлестали по лицу. Удар за ударом. Морщась и всхлипывая, трусливо выставляла вперёд трясущиеся руки, но боль была такой, что я дрожала как лист на ветру и никак не могла толком защитить лицо и глаза.
Ноги скользили по влажной траве.
— Ай! – молодая ветка с силой врезалась в лоб, и правая сторона лица отозвалась режущей болью. Что-то горячее начало стекать по виску.
— Она там! Держи её!
Испуганно обернулась, продолжая бежать. Погоня не прекращалась. Меня старательно преследовали, умудряясь не терять ни на миг в сгущающихся сумерках.
«Нет, нет!» – всхлипнув, ускорилась.
Лес пах чем-то острым и прелым. Страшным. Кровь заливала глаза. Я морщилась, стараясь не обращать внимания на боль в ногах. Подцепив подол длинной рубашки, попыталась перепрыгнуть через овраг. Но добраться до противоположного берега у меня не получилось. Испуганно крича, рухнула вниз. Катясь кубарем, скользила по грязи. Задевала ногами торчащие корни. Пальцы беспомощно взрывали влажную землю, сгребая её в липкие комья.
Овраг оказался всего лишь частью обрыва, из которого брала начало мелкая речушка. Я падала и падала, собирая все ухабы, полуобнажённые корни и камни. Вскрикивая, пыталась прикрыться руками.
Сдавленно застонав, грохнулась в мелкую запруду. Сплёвывая воду, с криком привстала, понимая, что правая нога совсем не слушается. Схватившись за голову, удивилась лишь тому, что венок так и остался на ней.
— Где она? Куда пропала? – голоса доносились сверху.
Испуганно замерев, даже забыла, как дышать. Просто таращилась слезящимися глазами наверх, пытаясь разглядеть своих преследователей.
— Вон! Внизу!
Сжав зубы, сдавленно рыдала. Старалась выплыть, проклиная раненую правую ногу. Она мешала, тянула меня назад.
Протяжный вой привёл в настоящий ужас.
Волки!
Загребая руками ил и сырую землю, ползла по берегу. Длинная мокрая рубашка сковывала мои движения, липла к телу, неприятно холодила кожу.
Вой становился громче и протяжнее. От него кровь стыла в жилах, а по спине будто морозным сквозняком тянуло. Силы были на исходе. Лихорадочно соображая, доползла до ближайшего дерева и прислонилась к нему спиной. Дрожа и стуча зубами от холода, откидывала с лица мокрые волосы. Стянула с головы венок и глупо разревелась.
— Ты видишь её? Видишь?
— Да!
Мужские голоса приближались. Мои преследователи волков явно не боялись. В отличие от меня. Все эти страшные сказки… Они… Они могут быть правдой!
— Малышка, почему же ты убегаешь от нас?
Всё ещё рыдая, закрыла лицо руками. Я сжалась в комок, зная, что последует дальше. Подтянув к себе здоровую ногу, даже не пыталась бороться.
Мужские горячие пальцы коснулись раненой ноги, сдвигая вверх подол рваной нательной рубашки.
— Глупая пташка, не стоило тебе бежать…
Вой волка усиливался. Он был каким-то странным, злобным и утробным.
— Боишься диких зверей? Зря… Мы сможем тебя защитить. За скромную плату, — пальцы нетерпеливо забирались под рубашку. Вот уже коснулись бедра.
Я прикусила губу, сильнее прижимая руки к лицу.
Мне никто не поможет. Никто!
Мне никто не поможет!
Никто…
Я уже чувствовала гадкое смрадное дыхание, отдающее хмелем, ещё чем-то кислым.
— Глупая пташка…
Почти сроднившись с деревом, старалась хоть чуточку отползти. Мужчина вцепился в мои запястья, убирая руки от лица. Я жмурилась, даже не желая открывать глаза и смотреть в лицо настоящему чудовищу.
Вой.
— Боги! Хорк, бросай эту дуру и бежим!
— Что?
— Ты только посмотри на него… Только посмотри! — мужской крик отдавал страхом, смертельным и пугающим. — Оставь ты её! Бежим, пока целы!
— Ох, ты ж!
Мои преследователи шумно убегали прочь. Я слышала громкий хруст веток и испуганные вопли.
Меня с собой они брать и не собирались.
При ходьбе правая нога отозвалась болезненной судорогой. Взбираясь повыше, на большой, торчащий из-под земли корень раскидистой ели, еле волочила ногу.
Где-то неподалёку раздалось шумное хриплое дыхание, жадное облизывание и клацанье зубов. Волк совсем близко! Убежать от него я не могла. Размазывала слёзы и стекающую с волос воду по лицу.
Храбрости и смелости мне не хватало, чтобы посмотреть смерти в глаза. Поэтому, продолжая жмуриться, просто ждала: сейчас на моей шее сомкнутся волчьи зубы.
Теперь зверь не торопился. Он неспешно подбирался ко мне, понимая, что я никуда от него не денусь. Или ему стало неинтересно? Жертва не сопротивляется...
— Кара! — протяжный девичий зов громко разнёсся над цветущим лугом.
Я лежала в густой и высокой траве и задумчиво рассматривала голубое небо. Белые пушистые облака быстро бежали вдаль, уносимые ветром. Яркое солнце ласково грело. До обеда ещё очень далеко, жары долго ждать.
— Кара! — Эрна не унималась и настойчиво звала меня. — Кара! Да куда же ты запропастилась? Кара?
Ну, вот еще! Только спряталась ото всех, чтобы отдохнуть, как снова кому-то понадобилась. А мне сейчас хотелось только одного: утопать в траве, вдыхать пряные, терпкие ароматы разогретых солнцем цветов и ни о чем не думать.
— А! Вот ты где!
Надо мной нависло румяное радостное лицо Эрны. Сама девушка упёрла руки в бока и склонилась вперёд, чтобы лучше меня видеть в зарослях травы.
— Боги! Что опять? Неужели снова с Олавом проблемы? Неужели тётушка Вива не может с ним просидеть и полдня? Вот как я его беру на работу в поле или по хозяйству, то это только в благость!
— Успокойся, Кара, — Эрна захохотала, выпрямляясь и отбрасывая свою толстую русую косу за спину. — Я всего лишь нашла отличное место, где можно собрать трав.
— Да? — резко встав, коснулась прохладной ладонью лба: голова кругом пошла. — И что? Там, наверное, уже вся деревня.
— Нет, туда еще никто не ходил, — моя подруга заговорщицки улыбалась, показывая свои крупные передние зубы. Морщила нос, радостно бахвалясь. — Я нашла это место сама! Когда за черникой ходила, к болоту. Там и нашла.
— Возле болота? — радости во мне поубавилось. — Не хочешь ли ты сказать, что…
— Ой, да глупости всё это! Еще скажи, что веришь во все эти волчьи сказки. Набрехали с три короба, а ты рада стараться. Там есть хорошая полянка. Мы сплетем самые лучшие венки!
— Я-то тебе зачем? Иди сама на болото.
— Я не такая глупая, чтобы сделать такое. Так и сгинуть недолго.
— За болото не пойду, не упрашивай! — рассерженно выдохнув, цепко рассматривала Эрну. Теперь её золотистые веснушки сильно злили меня. Подруга была слишком живой, весёлой и взбалмошной. Не то, что я.
— Кара, миленькая, ну пойдем! Мы всего лишь на край полянки заглянем. И быстро вернемся. До обеда успеем, — Эрна ластилась изо всех сил, даже присела рядом со мной. — Я уже и тётке твоей сказала.
— Что сказала? — с недоверием посмотрела подруге в глаза: ну, настоящая лиса! — Что ты ей уже наговорила?
— Что мы за ягодой пойдём. Она мне твою корзинку дала.
И впрямь лиса! Уговорить тётушку — великое умение. У меня это не всегда получалось. А тут! И с первого раза?
— Как за тобой Олав не увязался? — недовольно бурчала под нос, с досадой понимая, что уже согласилась на предложение подруги. — Этот пострел всюду за мной снует.
— Он меня не видел.
— Везучая же ты!
Я нехотя встала. Отряхнула подол платья от налипшего сора и приложила руку козырьком ко лбу, вглядываясь в самый дальний край поля: нам туда.
За редкий лесок, потом через речку в настоящую чащобу. А там, глядишь, и болото покажется. Оно совсем небольшое, но дальше него никто не ходит. Дальше начинались непроходимые заросли. Земли волков, так их тётушка Вива называла. Те земли. Там всегда было немного мрачно и холодно. Как только Эрну угораздило туда забраться?
— Держи, — легким тычком Эрна сунула мне в руки корзинку. — И пойдём, не то до обеда не успеем.
В ответ я лишь молча кивнула и стянула с пояса платок. Встряхнула его и повязала им голову. Крепче перехватила ручку корзинки и уверенно пошла вперёд. Эрна довольно хмыкнула и направилась следом.
— Ох, не повезёт твоему мужу! — я шумно выдохнула. — Давай только быстрее, не хочу там до вечера колобродить.
Корявые деревья росли только на краю полянки. Они скрывали за собой настоящее богатство! Таких сочных высоких трав я давно не видела.
Тёмно-зелёные жесткие листочки барвинка виднелись сразу. Их трудно было не заметить во всем этом буйстве растений. Вот, чуть поодаль, будто в стороне ото всех колышется на ветру высокий любисток. Его мягкие листья так напоминали по форме кленовые.
В самом центре цвели ромашка и мальва. Они причудливо переплетались в странный узор. На склоне, уходящем к какому-то шустрому ручью, в разросшемся ивняке красовался хмель. Рядом с ним весело желтел девясил своими мохнатыми яркими головками цветков.
Бессмертник я разглядела с трудом, потому что уж очень неприметным он был. А вот мохнатые листья тысячелистника угадать получилось просто.
Эрна была права: здесь можно было найти почти всё и в одном месте.
Неприятная мысль кольнула было меня: “что, если кто-то нарочно всё здесь так засеял?”, но радость оказалась сильнее:
Подруга подхватила подол платья и заткнула его с одного края за пояс, затем утёрла взмокший лоб и принялась цепко выхватывать взглядом нужные ей травы.
Я же растерялась. К венку нужно было подойти с умом. Не хватать всё подряд, а выбрать только самое нужное. Первыми в руки я взяла чуть розоватые цветки мальвы. Тяжелые, вкусно-пахнущие. Их всегда брали для венка: ведь самое главное в браке — это любовь, а мальва и есть эта любовь. Самый лучший цветок! Ромашку и василек прихватила вместе с девясилом. Ломая лозу хмеля, с ехидством поглядывала на Эрну: та брезгливо обошла его стороной. Ни к чему ей мудрость и знания. Подруга всё тараторила о виноградной лозе и калине. Я хмыкнула и задумалась. Эрна решила “плодовитостью” отличиться? Ну и пусть! А я возьму веточки барвинка: в вечную и бессмертную любовь верила больше, чем в сказочные россказни про волков…
В эту ночь спала я беспокойно. Всё ворочалась с боку на бок, будто простынь усыпали хлебными крошками. Мне это все жутко мешалось и ужасно кололось. Снова выдохнула и привстала на локте.
Олав спал чуть поодаль. Его тёмные кудри чернели на светлой ткани подушки. Как же мой братец похож на нашего отца! Почти одно лицо. Такой же нос картошкой, густые брови и всегда бледные губы. Только глаза мамины. Светло-орехового цвета. Они напоминали мне о ней каждый раз, когда Олав смотрел на меня.
Тормуд и Григор. Они тоже были похожи на отца. Но не так сильно. Может, это к лучшему, что Олав про них не знает? Иначе мне пришлось бы многое ему объяснять…
— Спи, мой Олав. Спи… — коснулась губами гладкого, ещё чуть по-детски выпуклого лба брата. — Спи.
Выдохнув, попыталась устроиться, но память жгла меня раскалёнными щипцами. Почти такими же, какие часто красовались в руках у отца. Стоило подумать об этом, как я почувствовала жар кузницы у себя на лице. Так бывало всегда, когда распахивала двери, чтобы радостно поделится чем-нибудь с отцом.
Вместе с ним, плечом к плечу, всегда работали мои братья. Старший, Тормуд, уже давно выбрал себе невесту, и вскоре должна была быть свадьба. Он часто работал в рубахе, что ему подарила Адела. Украшенной той красивой защитной вышивкой, тонкой вязью расползающейся вдоль ворота красной нитью. Адела очень постаралась, чтобы моего брата Боги хранили как зеницу ока. Григор был младше меня почти на три зимы, но всегда пропадал в кузне. Он вился хвостом за отцом, впитывая в себе тайны той магии, что мне была недоступна. Пусть отец и видел, что меня манил этот алый мерцающий металл. Что меня тянуло к этому жидкому потоку, плавно принимающему нужную форму в тщательно выдолбленной заготовке. Но разве девочке можно работать в кузне?
На мне был дом и сад. А ещё новорожденный Олав.
Закрыв глаза, плавно выдохнула. Воспоминания были такими яркими, что я почувствовала болезненную сладость. Ещё чуть-чуть, и окажусь дома. Меня вновь обнимет мама. Её мягкие тёплые руки пройдутся по моей голове, даря ласку. И запах хлеба. А ещё дров, шерсти и яблок. Почему-то всегда пахло ими. Яблоками. Так ярко, свежо и хрустко.
Размеренно вдыхала и выдыхала, не смея надышаться всласть хотя бы воспоминаниями.
Я дала себе слово, что буду жить ради Олава. Ради него одного! Хотя бы у него должно быть детство. У меня оно почти было. Почти.
Огонь.
Его всегда боялись. Даже мой отец. Пусть он его и приручил, но относился к этой безудержной силе с уважением и опаской. И всегда твердил: огонь должен быть под присмотром.
Что произошло в тот вечер?
Я никогда этого не узнаю.
Братец что-то пробормотал во сне. Положив руку ему на плечо, осторожно и ласково гладила его, чувствуя под пальцами знакомые шрамы. У меня тоже такие были. Но у Олава их больше. Потому что горящая перекладина придавила нас, и моя детская рука не могла защитить брата. Тлеющие углями щепки попали на него.
Сильно зажмурилась. Как тогда, давным-давно, чувствуя, что не выживу…
Сколько ночей мне снился этот кошмар? Сколько раз я оказывалась в том плотном кольце огня?
Дым. Густой и плотный. Он лишь казался таким дружелюбным и неопасным. Я поняла, что это не так, лишь тогда, когда начала задыхаться и проснулась, дёрнувшись всем телом на лавке. Весь дом уже затянуло дымом. Ярких всполохов огня я не видела.
Просидев за прялкой весь вечер, я отправила маму с Олавом спать. Сама же так хотела закончить с этой гадкой и противной шерстью, что просто уснула на лавке от усталости. Светильник приглушили ещё давно, а потом он и вовсе потух.
Дым пах гадко. Я кричала, звала на помощь, испуганно метась по комнате. С трудом нашла дверь и выскочила к лестнице. Там я увидела пробивающийся огонь. Он жадно поедал дом, прорываясь к широким ступеням, ведущим наверх.
— Мама!
Очертания женского тела плохо угадывались в едком дыму. Но бледная ладонь, сжимающая платок, четко виднелась на верхней ступеньке.
Ярко-красная бахрома любимого маминого платка казалась алыми потеками крови.
Под расшитой тканью что-то шевелилось.
Бросившись наверх, я вцепилась в этот платок, утягивая вместе с ним малыша Олава. Мама постарались прикрыть его всем, что только было.
— Мама! Мамочка!
Я тормошила её, надсадно кашляя. Губы и нос обжигали сухим воздухом, меня преследовал запах паленых волос и… горелого мяса.
— Мама, вставай! — я тянула на себя бесчувственное тело. — Мамочка, прошу тебя!
Но она не вставала. И не дышала. А я трясла её и трясла… Только плач Олава да мой лающий грубый кашель убедили оставить маму. Оставить её.
Я замотала Олава в платок и бросилась с ним к сеням, но туда уже было не пройти. Я кинулась к холодной комнате, но и она пугала меня прожорливыми языками пламени. Окна темнели захлопнутыми ставнями. Дым теперь был и снизу. Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее.
Я металась птицей, бессмысленно прося о помощи. Мы сгорим здесь! Сгорим заживо!
Прижимая плачущего Олава, чувствовала, что задыхаюсь. Потом начали трещать балки и перекрытия. Я взялась за скамью из последних сил…
Тётушка сидела возле окна и как-то странно посмеивалась, наблюдая за тем, как я суечусь возле незнакомца. Наверное, на меня так подействовало имя отца. Стоило его услышать, как я забыла обо всём на свете.
Нетерпеливо накинула на стол скатерть. Достала плошки и чашки. Сминая булку, похрустывающую свежей коркой, принялась её резать широкими ломтями. Прохладное сладкое молоко стояло в кувшинчике в окружении меда и варенья.
Незнакомец уже успел вымыть руки и лицо, воспользовавшись нашим гостеприимством. Стряхнул с одежды пыль и теперь выглядел вполне прилично.
Помолодел. Похорошел. Не такой уж он старый, каким мне казался.
— Вы сказали, что знали моего отца? — дрожащими руками поправила край скатерти, прислушиваясь к радостному улюлюканью Олава. Брату достался деревянный меч, и теперь он бегал с ним по сеням. — Откуда? — на очередной мой вопрос тётушка прикрыла рот ладонью, пряча пугающую улыбку.
— Кара, вы меня не помните?
— Нет, а должна?
— Неужели совсем ничего?
— Простите… — обернулась к тётушке. Та пугала меня с каждым мгновением всё сильнее и сильнее. — Тётушка, вам нехорошо? Может, стоит прилечь? Давайте я вас провожу.
Но моя тётка не стала ждать помощи. Охотно сама встала с лавки, бросила на незнакомого мужчину злобный взгляд и ушла, шаркая ногами.
— Вы извините её, ей нездоровится с утра, — ловко извернулась, не желая показаться гостю неучтивой. Накинула платок на голову и присела на краешек стула, наблюдая за тем, как мужчина уплетает наши нехитрые запасы. — Так при чём тут мой отец? И откуда вы его знаете?
— Меня зовут Орм, — мужчина провёл рукой по бороде, стряхивая хлебные крошки. — Я езжу вместе с ярмарочным караваном. Завлекаю людей и не даю им скучать, — щелчок пальцев, и ладонь мужчины покрылась жидким красным огнём. Ещё щелчок, и пламя рассыпалось разноцветными искрами. Аж дух захватило. — Зазывала.
Я начала вспоминать.
Незадолго до пожара к нам в деревню заехала передвижная ярмарка. Торговали они всякой мелочью, но были у них и красивые платки, пояса, бусы и монисто. Кажется, приехали они накануне Вальской ночи. Как и сейчас. Знали, что буду задатки и отдарки.
Как пленить девичье сердце? Молодецкой удалью? Да её у многих в избытке. А многие девушки, они как сороки или галки, падки на всё красивое и блестящее.
Разве устоит девица перед коралловыми бусами? Перед алой тугой нитью, поблескивающей на солнце? А монисто? Это сплетение червонных монет, жемчуга и яхонта. Такое украсит любую!
Расшитые тонкой нитью атласы и шёлка. Платки с кружевом, затейливой бахромой. С красивейшими рисунками и узорами.
Кажется, папа купил маме тот платок как раз на ярмарке.
Глухо сглотнула слюну, едва не дрожа от кошмарных воспоминаний.
Пожар был после Вальской ночи — Тормуд уже отдал задаток своей невесте. Для нее мы с мамой сами нитку бус выбирали.
Она помнит?
Я испуганно подняла голову и посмотрела на мужчину. Открыла было рот, чтобы спросить, не почудилось ли мне. Но увидев, что Орм допивает молоко, тут же плотно сомкнула губы.
Мужчина довольно ухнул и поднял взгляд, всматриваясь в моё лицо.
Она помнит?
Орм выдохнул и улыбнулся мне. Я же дрожа то ли от страха, то ли от волнения, с ужасом всматривались в губы мужчины, ожидая очередного вопроса.
Так помнит или нет?
— Я…
— Кара, с тобой все в порядке? — Орм учтиво поинтересовался, облизнув губы.
— Да, всё хорошо, — слишком рьяно кивнула. — Просто весть об отце была слишком… неожиданной.
Забыла? Или не знает?
Мотнув головой, подумала о том, что бессонная ночь сделала меня какой-то рассеянной. Даже мерещиться стало неизвестно что.
— Мы с Ингваром договаривались об одном дельце, — Орм загадочно начал разговор. — Но когда я вернулся, то узнал, что дом ваш сгорел. А Ингвар и его семья…
Слёзы сами навернулись на мои глаза.
— Прости, Кара. Я не хотел тебе напоминать об этом. Мне сказали, что вся семья Ингвара погибла. Поэтому я просто уехал опечаленный, с тоской на сердце.
— Что за дело? — нетерпеливо перебила мужчину. Говорить о пожаре я не хотела, а вот узнать, что же могло связывать моего отца и ярмарочного зазывалу, очень хотелось.
— Твой отец должен был сделать для меня одну вещь.
— Вещь?
— Да. Выковать кое-что. Мне для выступлений. Одну вещицу, которая помогла бы усилить мой дар.
— Понятно, — учтиво кивнула, невольно погружаясь в прошлое. Таких тонкостей мне не понять. — Вы думали, что эта вещь могла уцелеть и остаться у меня, да? — рассеянно спросила, теребя плотную ткань сарафана.
— Я не надеялся на это. Да и у тебя не может быть этой вещи. Вряд ли бы ты в пожаре начала искать металлическую безделушку в кузне отца.
Повалив меня в кусты, Хорк довольно скалился, пытаясь меня поцеловать. Я же будто окоченела от страха, стала твердой и неповротливой. Только губы прятала от настойчивого парня.
— Отстань! — загоревшись злостью, мотнула головой и попыталась высвободиться из тесных объятий. — Хорк, прекрати!
— Кара, тебе не понравились бусы?
Ну он и шкурник! Ему на всех и все плевать! Думает, раз богат, так может девками крутить? Как бы не так! Я ему не Эрна, не та, что будет вешаться на шею. Или это уже и самому Хорку надоело?
По спине пополз мерзкий сухой холодок.
Что же мне, любовь изображать, чтобы он отстал? Я так не могу! Он мне противен.
— Хорк!
Руки парня уже торопливо забирались под сарафан, намереваясь всласть пощупать мои ноги. Прижимаясь ко мне, Хорк не давал встать с травы, награждая меня гадкими поцелуями.
— Завтра ты будешь моей.
— Нет, — громко бормотала, уворачиваясь от липких, влажных губ.
— Да!
— Нет! — изловчившись, ткнула локтем Хорка и ужом выползла из-под широкоплечего парня. Я вся измазалась в земле и траве. — Хорк, отстань. Тебе мой венок не достанется, слышишь? Ты прекрасно это знаешь.
— А тётке твоей я нравлюсь, — Хорк уже сидел и жадно осматривал меня. — Ей решать, не тебе.
— Я вздорная и упрямая. С чего мне тётку слушаться?
— Стала богачкой и сразу носом воротишь?
— А ты не воротишь? — сердито дула губы, шумно дыша. — Выбрал бы кого получше. Чего прицепился.
— Влюбился! Нравишься ты мне, Кара, нравишься.
— Ну тебя!
Мне на его любовь было плевать. Вот уж кто мне был полностью безразличен, так это Хорк. Пусть даже будет самый богатый, самый красивый на деревне. Эрна на это велась. А гнильцу его никто не видел.
Это же надо было в такой вечер за девицами подглядывать! Еще и с поцелуями лезет. Нахальства и смелости Хорку не занимать.
А Тормуд, мой старший брат, так красиво ухаживал за Аделой. Каждый вечер гулял с ней, рассказывал смешные истории. Всегда норовил сделать что-нибудь в кузне отца и подарить ей, пусть даже какую-нибудь гнутую безделушку. А как он её защищал! Не везло тому, кто обижал Аделу. Тормуд даже с отцом её спорил, когда тот был слишком строг со своей дочерью.
Мой брат искренне любил Аделу и желал ей только самого лучшего.
Хорк же любил только себя. И никого не уважал. А красота и богатство делали его жутко гадким. Хорк искал себе не жену, а монетку, которую легко сжать в кулаке и спрятать за пазуху.
— Как нравлюсь, так и разонравлюсь.
— Кара… — Хорк назвал моё имя с такой злостью и недовольством, что я вжала голову в плечи и принялась ползти к дому.
Парень снова попытался на меня навалиться, но я успела добраться до стены и сесть:
— Я сейчас закричу! И оправдывайся потом перед всеми нами.
В светлых глазах Хорка промелькнуло недовольство. Нет, ни меня, ни других девушек он не боялся. Но вот позора хлебнуть перед всей деревней ему совсем не хотелось.
Парень нехотя встал и отряхнулся, поправил русые кудри. Широкая но злобная ухмылка не сулила мне ничего хорошего.
— Завтра Вальская ночь, Кара. Мы с тобой встретимся у пруда. Обязательно встретимся! Там-то нам никто не помешает… — Хорк улыбнулся так широко, что мне стало не по себе. — Завтра я тебя обязательно отыщу. И не вздумай прятаться, Кара.
От такой угрозы и вовсе поплохело. Я прижалась к ещё теплой стене дома, хранившей ласку солнечных лучей. Днём было спокойнее. Не было страшных теней, не было этого загадочного волка, не было пугающего меня Хорка. Он и близко не смел ко мне подходить на людях. А как только стемнело, сразу решительности набрался и под юбку полез. На что он рассчитывал?
Хорк в последний раз посмотрел на меня и направился к кустам. Оборачиваясь и сердито зыркая на меня, парень внезапно замер у примятых веток, ровно там, где я так усердно пыталась его пнуть. Хорк что-то поднял с земли и с силой кинул к моим ногам.
— На, держи. Ты свое потеряла… Иди, плети свой венок. За него многие будут бороться. Ты теперь завидная невеста Кара, — Хорк ухмыльнулся напоследок и перемахнул через плетень.
Я дождалась, пока не стихнут шаги. Затем не глядя подняла то, что бросил мне Хорк, резво вскочила на ноги и забежала в дом.
Отсиживаясь в холодных сенях, испуганно и часто дышала, сминая в руках нежный лист какой-то травы. Люпин. Кто-то оставил мне листья волчьей травы… Стоило об этом подумать, как во рту резко пересохло.
Волчьей.
Кто-то хотел, чтобы в моей венке был люпин?
Я задумчиво вертела уцелевшие листья, стянутые красной нитью, и думала. Почему люпин, почему мне, почему именно в эту ночь?
Не глядя сунула люпин за широкую лямку сарафана.
Завидная невеста…
Да уж, подсобил мне Орм, удружил. Сиротка без приданого вдруг стала самой желанной. И самой недоступной. Тяжко будет Эйгилю завтра, очень тяжко. И мне непросто.
Ярмарка гудела. Такое событие никого не могло оставить равнодушным. Все жители деревни высыпали на проплешину возле старого колодца. Часто это место становилось площадью для различных чествований, встреч и объявлений.
Здесь могли и свадьбу отпраздновать, и розгами выпороть. Но у меня от этого места были только приятные воспоминания. Чаще всего, когда мы приезжали в гости к тётке, здесь устраивали гуляния. А в ярмарку отец всегда покупал нам сладости и всякие безделушки.
Олав этого не застал. Но ярмарка ему очень понравилась. Мой братец носился между палаток как оглашенный, заглядывая в каждый угол, в каждый лоток, рассыпаясь в бесконечных вопросах.
— А это что? А это есть можно? Ух ты! Кара? Ты мне это купишь? А это? Кара, посмотри! — вихрастый затылок то и дело мелькал между разноцветных полотнищ. Я только и успевала, что уворачиваться от людей и выхватывать взглядом то макушку Олава, то яркий кант его рубашки. — Надо же! Кара? Ой, ты посмотри! Посмотри!
В этой суете мы выбежали к самому краю площадки, где в самой красивой одежде уже красовался Орм. Теперь он не походил на усталого путника. Борода была расчесана, на голове — полный порядок. Начищенные сапоги блестели на солнце, а красная рубаха, подпоясанная красивым, расшитым бисером, кушаком так и бросалась в глаза. Мужчина, расставив руки, зычно горланил, выкрикивая шутки да прибаутки:
Ярмарка, ярмарка!
Огневая, яркая, плясовая, жаркая.
Глянешь налево — лавки с товаром,
Глянешь направо — веселье даром!
Солнышко жаркое встает,
Спешит на ярмарку народ!
Орм ловко направлял людей в нужную сторону: кого к палатке с платками да тканями, кого к разложенным на ярком полотнище игрушкам, кого к резным безделушкам кого к нужным в обиходе товарам: посуде, утвари и прочему . Всё самое красивое и яркое скупалось мигом: Вальская ночь уже сегодня, но еще можно было успеть сунуть задаток или поблагодарить отдарком.
Я тоже высматривала кое-что. Даже заприметила. На сером тканом покрывале в яркую полоску лежали гребни. Деревянные, костяные, из чернёного серебра. Я же смотрела на длинный гребень с костяной ручкой — таким удобно волосы расчёсывать. Вот и хотела сделать отдарок Эйгилю.
Олав вился у моих ног, цепляясь за юбку и высматривая что-то по сторонам.
— Ты мне петушка купишь? Купишь?
— Куплю-куплю… — согласно кивала, внимательно рассматривая гребень. К нему я решила взять ещё и кушак. Завернуть всё в яркую ткань и отправить Эйгилю. А лучше самой подарить, да так, чтобы Хорк видел. Ему-то я ничего не собиралась давать. — И баранок возьмём.
— Кому выбираешь? — громкий мужской голос зычно пропел у меня над ухом. — Жениху?
Я едва замертво не упала. Прижав гребень к груди, густо покраснела. Орм же добродушно посмеивался, посматривая на меня ехидным взглядом.
— Ну и напугали вы меня!
— Уж прости, не хотел, — мужчина широко улыбнулся. — Жениху берешь?
— Ему, — кивнула в ответ и отвела взгляд.
— Что, плохо спала? Вон какая бледная.
Торопливо сунув монету торгашу, я пожала плечами. Сейчас я скорее напоминала спелое наливное яблоко. Щеки аж подергивались от жара.
— И глаза у тебя усталые.
Она слышала…
— М? — я внимательно посмотрела на Орма. Тот даже немного изогнул бровь, не ожидая такого от меня.
— Взгляд, говорю, усталый.
Вытаращившись на Орма, думала о том, что сна мне явно не хватало. Чудится всякое.
Она слышала его. Его зов. Она знает… Вспомнила!
— Я… — сдавленно бормоча, глухо хлопала ресницами, ничего не понимая. — Да. Слышала его.
— Что? — Орм неожиданно оживился и подхватил меня под локоть. — Что ты слышала?
— Его же все слышали этой ночью. Волчий вой. Заунывный такой, протяжный. Под такую песню спится плохо, — высказала всё как на духу и посмотрела мужчине в глаза. — А вы разве вы его ночью не слышали?
— За день так намаешься, что вечером и ног собственных не чуешь. Куда там мне до волчьего воя, — мужчина хрипло рассмеялся, буравя меня хитрым взглядом. — А после дороги и вовсе сладко спится.
— Ну, я пойду, — Олав уже тянул меня за руку к какому-то торгашу с игрушками. — Спасибо вам за всё! Надеюсь, мы с вами вечером увидимся? — я искренне улыбнулась, прогоняя прочь дурные мысли.
— Нет, не увидимся. Вечером мы сложимся и уедем.
— Но вы же говорили, что останетесь на праздник.
— Увы! — Орм развёл руками и пожал плечами. — Хочется, да не можется.
Она вспомнила, вспомнила! Слышишь? Вспомнила! Не отпускай её!
Олав уже почти утянул меня, но Орм вдруг резко схватил меня за руку, подтаскивая к себе. Пошатнувшись, вместе с братом вдруг очутилась в крепких объятиях.
— Жаль уезжать отсюда! Я рад, что вы живы. И… Кара, возьми это, прошу тебя, — горячие мужские пальцы коснулись шеи, надевая что-то холодное на тонком ремешке. — Я до сих пор чувствую вину перед твоим отцом. Отдай я ему обещанное сразу, может, вас тогда бы и не было в том доме. Но что есть, то есть.
Силуэт Эйгиля угадывался сразу. Он казался каким-то странным, что-то было явно не так. И лишь когда Эйгиль шагнул на поляну, прямо в серебристое пятно лунного света, лишь тогда я поняла, что не так.
Эйгиль был не единственным, кто появился из ночной тьмы на маленькой опушке. За Эйгилем стоял Хорк, а позади Хорка — его дружки.
Да. Один с двоими бы он не справился. Но ведь чем хороша Вальская ночь? Будущие невесты и женихи и больше никого, никаких свидетелей. Каждый пользовался этой возможностью как мог.
Вот и Хорк поступил также.
Он отправился на “охоту” не один, а со своими дружками. И те теперь не боялись показаться мне.
— Кара… — Эйгиль проговорил мое имя одними губами, почти беззвучно. Лицо его было алым от свежей, ещё не спекшейся крови. — Кара! — громко выкрикнул, но Хорк его тут же заставил замолчать резким ударом кулака.
Я прижала руки ко рту, загнанно оглядываясь: бежать некуда. Хорк отлично всё продумал. Верно, он же настоящий охотник…
Хорк тычком заставил Эйгиля встать на колени.
— Кара, отдай мне венок, — от мерзкой улыбки стало не по себе. — Лучше, если ты отдашь их мне оба, глупая пташка. И без глупостей.
— Зачем он тебе? — приосанившись, пыталась проявить бесстрашие, хотя живот уже крутило от ледяного ужаса. — Зачем, Хорк? Моя тётушка и так с радостью согласиться отдать меня за тебя.
— Нет, Кара. Я ей нравлюсь, но она даст свое согласие лишь увидев твой венок в моих руках, — Хорк улыбнулся снова, с явным удовольствием ударив наотмашь связанного Эйгиля. — Она не оставила мне выбора.
Я сделала шаг, мотнув головой.
Ни за что!
Медленно отступала, понимая, что выхода нет. Нет! Я не убегу. У меня не получится.
— Зачем я тебе, Хорк? Зачем тебе безродная девица? Разве мало красивых и хороших девушек у нас в деревне? Эрна, например.
— Эрна? Эта тупая девица? Она не нашла ничего умнее, чем задрать передо мной юбку. Да и кому нужна такая?
Эрна, Эрна…
Похоже, она очень хотела замуж за Хорка и пошла на всё, чтобы добиться своего. Какая же она дурочка! Дурочка! Эрна, что ты наделала?
— Ты хорошая, Кара. И ты не сделаешь глупости. А я хочу себе покорную жену. Как там малыш Олав?
Такой подлости я не ожидала.
— Ему понравился мой деревянный меч?
От страха во рту всё пересохло. Я едва не рухнула на землю. Руки сильно затряслись, и я выронила венок-обманку.
— Не трожь моего брата!
Хорк не сдержал смеха. Его всё это забавляло. Эйгиль лежал ничком на траве у его ног. Сейчас Хорк главный здесь. И это ему жутко нравилось. А я всё равно не понимала… Что во мне такого?
Хорк что-то тихо сказал своим дружкам, а Эйгиль… Эйгиль очнулся! Он мотнул головой и внимательно посмотрел на меня. Глаза казались мутными от боли. Облизнув губы, прошептал: “Беги”.
Эйгиль ударил ногой Хорка и отвлёк внимание на себя. Звуки ударов были такими мерзкими, они напоминали мне хруст глиняных черепков.
Но я не слушала. Я бежала, бежала изо всех сил, надеясь, что Эйгиль дойдёт живым до деревни.
Дикая пляска деревьев сводила с ума. Я пыталась спрятаться за каждым, но ничего не получалось. Моя светлая рубашка была хорошо видна в темноте, и с этим я ничего не могла поделать.
Споткнувшись о какую-то кочку, спряталась за поваленным деревом, поросшим густым мягким мхом. Зажав рот и затаив дыхание, прислушивалась к малейшему шороху.
— Сдалась тебе эта девка! — чье-то бормотание раздалось совсем близко. — Будто других нет…
— Таких? Нет, таких больше нет, — голос Хорка казался раздражённым. — Ради неё я готов на всё. Эта пташка всегда строила из себя гордую. Я на неё не сразу глаз положил.
Хруст веток и шелест листьев раздавались со всех сторон. Парни осматривались и явно не собирались уходить.
— Чем же он так хороша? Ты вон как Эрной хвастался, так и брал бы её.
— Эрна глупа. А еще бедна.
— Бедна?
— Сначала я не смотрел на деньги. Но когда этот ярмарочный шут отвесил столько… Сколько ещё есть у Кары?
— Она тебе их не отдаст, — собеседник Хорка хмыкнул и пнул ногой какую-то корягу. — Ты точно её видел здесь?
— Да, рубашку видел, — Хорк ответил недовольно, но сдержанно.
Я сползла ещё ниже, чтобы разглядеть хоть что-нибудь в маленьком просвете между деревом и землей. Пара томительных мгновений закончилась резко: впереди мелькнули ноги. Хорк и его дружок рядом со мной.
— Зато тётка её даст. Устал ходить к этой карге старой! Она просто помешана на счастье своей кровиночки.
— Ну и зачем тебе тогда такие проблемы? Не понимаю…
— Чем больше Кара на меня злилась, тем больше я хотел, чтобы она мне просто улыбнулась. Смешно, что мне понравилась та, что так сильно меня ненавидит! А когда она и вовсе становится богачкой. Нет, я её не отпущу. Малец Олав мне поможет. Эта дурочка, Кара, ради него всё сделает! — Хорк шумно выдохнул и кашлянул. — Либо Кара станет моей, либо…
— Либо? Никому не достанется?