Поющее сердце. Книга 1. Скиталец

Часть 1. Пария. Глава 1. Весенние деньки

Звени, звени, струна моей гитары,

Душа мечтает ввысь за солнцем улететь!

Судьбы подарки и судьбы удары –

Лишь повод, чтобы дальше, дальше петь…

В мою последнюю весну в Солеадо мне было семнадцать, и я жил беззаботно, как свежий бриз. Всё, что меня волновало – лишь моя гитара да одна красотка, которая училась со мной в одном классе.

Дебора Соул пришла в нашу школу в конце зимы. Как сейчас помню тот день, когда я впервые её увидел: утро, время перед самым звонком, и вдруг резко распахивается дверь. Всякий шум вокруг моментально затих, когда Дебора медленно вошла в класс. Дерзкая мулатка в драных джинсах, она выглядела сногсшибательно, и села за свободную парту, словно королева, совершенно игнорируя окружающих – да, Деб умела привлечь внимание.

Тут же поползли слухи, что Дебору исключили из какой-то крутой школы за ужасное поведение – и слухи скоро подтвердились. Она могла сорвать урок, просто закинув ноги на парту и выдувая огромные пузыри из жвачки в ответ на все возмущённые реплики учителей. Меня восхищала такая дерзость. Я всегда был пай-мальчиком, ведь больше всего на свете я боялся – нет, не директора школы и даже не полицию, а своих родственников. За любую выходку мои замечательные дядя с тётей готовы были меня в порошок стереть… Впрочем, речь сейчас не об этом.

Несколько дней я наблюдал за Деб. Меня всё больше восхищал её гордый нрав, и то, как искромётно она отметала робкие попытки других парней завязать с ней общение. Настоящий вызов для меня. Вообще, я нравился девушкам. Я хорошо знал, как следует себя вести: чарующая улыбка, немного шуток и комплиментов – и девчонки легко соглашались со мной погулять. Я понял, что с Деб надо действовать прямо.

– Привет, красавица! – осмелевший и окрылённый, я подбежал к ней после уроков, – хочешь, провожу до дома?

– С чего ты решил, что я не знаю, как дойти до собственного дома? – усмехнулась Дебора.

– Ты каждый день ходишь по одной и той же дороге, – я не унывал, – а тут тебя ждёт чудесное разнообразие – моя компания!

– Ох, как-нибудь обойдусь без такого счастья! – воскликнула Деб, и вдруг... достала из рюкзака шлем, нацепила его на голову и лихо заскочила на потрясающий мотоцикл! Я остолбенел, глядя на невероятную двойную красоту – сверкающий железный конь и грациозная девичья фигурка, седлающая его! Мощный рёв стального зверя – и моя лихая наездница растворилась в золотистой дымке вечерней улицы!

С того дня я совершенно потерял покой. Чего я только ни делал – приносил ей цветы, постоянно говорил, какая она прекрасная, без конца вертелся вокруг неё… но Деб лишь усмехалась в ответ:

– Зубы на солнце сожжёшь!

– Что мне сделать, чтобы ты перестала смотреть на меня, как на ничтожество?! – воскликнул я. Такое отношение уже задевало меня за живое.

– Попробуй не только болтать, павлин! – припечатала она, и я остолбенел – ничего себе! Да если бы не Деб, я мог выбрать любую девчонку!.. Но… хотелось почему-то именно её.

И тогда я достал гитару.

Гитара – моя страсть, когда я начинаю играть, то забываю обо всём на свете. Одноклассники любили мою игру, и я с удовольствием их радовал. В тот день я был в ударе – пассажи так и рассыпались из-под моих пальцев. Вошёл учитель, он что-то там говорил… но я его даже не слушал – искусство превыше всего.

– Мартинес! У нас сейчас история, а не урок испанской гитары! – кричал учитель.

– Мы хотим слушать Фернандо! – кричали в ответ остальные мои одноклассники, и я победил! Искусство в тот день торжествовало до конца дня, а Дебора… улыбалась?

Да! Чем больше разных шуток я выкидывал, тем теплее она улыбалась мне! Однажды вечером я пробрался в её сад и принялся исполнять для Деб настоящую серенаду. Девушка с усмешкой смотрела на меня из окна, но в итоге я уговорил её спуститься в сад.

– Ты забавный, – вдруг сказала она, – что ещё можешь?

– Для тебя – что угодно! – выпалил я.

– Хочу неделю каникул в школе, – вдруг мечтательно сказала Деб, – весной такая дивная погода…

Насчёт погоды Дебора совершенно права – весна в наших краях прекрасна. Прекращаются, наконец, зимние дожди, всюду расцветают гибискусы всех цветов... Но как Деб собирается устроить неделю каникул?

– Поможешь мне? – девушка хитро глянула на меня.

– Конечно! – я тут же отозвался, – а что нужно делать?

Тем же вечером, когда стемнело, мы вдвоём тихо пробрались к школе, и Деб потащила меня по пожарной лестнице на чердак. Я дико волновался – в любой момент нас могли обнаружить, к тому же я… побаивался высоты. Наконец, Деб открыла чердачное окошко и чуть ли не за шиворот втащила меня внутрь. Встревоженные летучие мышки с писком заметались вокруг, пока мои глаза привыкали к темноте.

Здесь, среди пыльных труб и всякого хлама стояло два больших резервуара с опреснённой водой – на нашем острове все опресняют воду, ведь источников пресной воды мало, кругом океан. Эти резервуары отвечали за водоснабжение всей нашей школы. Дебора на ощупь нашла вентили.

– Главное – забрать вентили с собой, чтобы нельзя было сразу их закрыть, – со знанием дела говорила девушка, откручивая краны, пока я старательно высматривал и выслушивал возможную опасность. Наконец, вода фонтаном хлынула во все стороны, вымочив нас обоих с головы до ног. Деб тут же потащила меня обратно к окошку. Мы торопливо полезли вниз по лестнице, и я слышал, как наверху с силой хлещет вода. Спустя пять минут такой фонтан промочит всё здание до самого фундамента – да, план затопить школу вышел и впрямь феерический!

Глава 2. Весеннее обострение

Следующее воскресение было унылым. За окнами шёл дождь, а я лежал у себя в комнате, бездумно глядя в потолок, и совершенно не хотел никого видеть. Особенно кузенов.

В спальне у меня хранилось единственное фото моей мамы, на которое я часто смотрел. Мама была настоящая красавица – хрупкая, нежная, с огромными глазами, светлыми, как океан… Мне было очень обидно, что я ничем на неё не похож – разве что копной каштановых кудрей, которые у мамы красиво вились, а у меня вечно торчат во все стороны. Даже внешне я казался чужим в семье матери, ни у кого из моей родни не было такой внешности, как у меня: орлиный нос, упрямый подбородок, густые брови, чёрные глаза, ещё и кожа смуглая – словом, всё резкое, жгучее. Дед постоянно твердил, что я пошёл в отца, хотя своего отца я вообще не видел ни разу – ни одной его фотографии не осталось. Знаю лишь имена моих родителей – Педро Гонсалес и Сильвия Мартинес. Эти имена были выбиты на их небольших надгробных плитах.

В «Акульей хижине» у меня имелась не просто своя комната, а отдельный маленький флигель для гостей в стороне от главного дома, где я и вырос. Раз в неделю сюда наведывался дворецкий, который приносил кое-какие продукты, и на этом вся забота обо мне со стороны родственников заканчивалась. Мне запрещалось появляться в главном доме и вообще как-либо беспокоить родню, а все мои желания и нужды – исключительно мои проблемы. Я давно со всем этим свыкся.

Мартинесы не всегда относились ко мне настольно плохо. Лет до тринадцати они дружно пытались «наставить меня на путь истинный», но я был неисправим – плохо учился, позорил их своей игрой на гитаре по всему городу. А затем я вылетел из одной элитной школы, куда меня отдали вместе с кузеном Адрианом… В гробу я видал ту школу. Это стало Последней Каплей, и Мартинесы окончательно невзлюбили меня. Отныне тётя и дядя просто ждали, когда мне исполнится восемнадцать, чтобы на законных основаниях выставить меня из своего дома. Честно говоря, я тоже ждал этого момента.

От нечего делать я ненадолго вышел на балкон. Ничего не менялось – дождь не переставал, монотонный, беспросветный, наводящий ещё большую тоску. Не люблю дождь. В дождь я вынужден сидеть в своём флигеле, а мне здесь даже на гитаре поиграть не разрешают. Как я мечтал все эти годы приделать замок хотя бы на дверь моей спальни, но дядя мне это категорически запрещал! Я очень надеялся, что, может, на этот раз никто из кузенов не захочет меня навестить…

Разумеется, надежды изначально были пусты – посреди дня ко мне в комнату ввалилась кузина Марсия, дочь тётки Паулы.

– Приве-ет! – она вальяжно прошла и плюхнулась в небольшое кресло. Я поражался – девчонке всего тринадцать, а она уже одевается и ведёт себя, как… распутная девка!

– Стучаться не учили? – хмуро бросил я.

– Мне стучаться к себе домой? – ухмыльнулась Марсия. В сотый раз одно и то же! У меня кончилось терпение.

– Говори, чего хотела – или проваливай! – прорычал я. Иногда мой свирепый вид способен напугать – обернувшись, я увидел, как Марсия растерялась.

– Тебя хочет видеть дедушка. Ждёт в гостиной! – отрезала она и быстро вышла.

Дедушка? Хм, это было неожиданно, и я задумался. Дедушка Фабиан Мартинес – отец всей моей родни, включая маму. Вообще, дедуля когда-то лучше всех ко мне относился – часто гулял со мной в детстве, и даже брал с собой в разные заграничные поездки. Это мои самые счастливые детские воспоминания… Правда, дедушка в итоге сильнее всех во мне разочаровался и вообще перестал общаться со мной. Неужели произошло что-то важное, раз он захотел снова меня увидеть? Поэтому я решил, невзирая на все запреты, наведаться в главный дом.

Как же редко я бываю в этом надменном богатом особняке! Осторожно озираясь, я поднимался на второй этаж, где по моим воспоминаниям располагалась большая гостиная. Из-за нужной мне двери доносились звуки тяжёлого рока и подросткового гогота. Я остановился, усмехнувшись – никакого дедушки там нет. Когда дедуля спускается из своей комнаты под крышей, все смертные кругом замирают, а мои кузены даже хрюкнуть не смеют в его присутствии. Не люблю, когда из меня делают идиота – развернувшись, я быстро пошёл прочь.

Дверь за моей спиной тут же распахнулась.

– А ну стой, придурок!

Придурок – это не про меня, я даже не обернулся.

– Слушайте, что сочиняет этот кретин! – вдруг заорал мой кузен Адриан, а затем неожиданно принялся громко читать:

Дебора, любовь!

Мы встретимся вновь,

И ты будешь моей

До конца дней...

Я быстро обернулся, похолодев. Кузен Адриан – тощий блондинчик – стоял среди десятка своих дружков, и держал в руках бумажку с моим стихотворением! Опять вчера, пока меня не было дома, кузены рылись в моих вещах! Дрожа от ярости, я подошёл, выхватил листок из рук Адриана и разорвал его на мелкие кусочки (не Адриана – листок), а затем швырнул обрывки кузену в лицо. Ровно секунду я с удовольствием наблюдал всеобщее замешательство, а затем мерзкие ублюдки скопом набросились на меня.

Да, неприятно, когда тебя избивают толпой, но я уже знал, как выбираться из такой кучи-малы. Главное – прикрыть голову и лицо... Ай, мои волосы!..

– Это ещё что такое?! – зычный окрик дяди Рикардо разом положил конец драке. Кузены и их дружки отскочили от меня, как черти от реликвии, и я остался лежать посреди коридора. Как сейчас помню этот ужасный момент – дядя надвигается на меня, его мускулы бугрятся, усы трясутся, а под усами – звериный оскал... Я тут же вскочил и под всеобщий хохот рванул прочь. Да, я позорно бежал, но мне было плевать, лишь бы дядя меня не поймал!.. Трясясь, я вбежал в свою комнатушку. Ох, как я его боялся! В гневе дядя Рикардо становился бешеным, и довести его до гнева способен любой чих. Однажды я попал дяде под горячую руку, и он меня так огрел, что я врезался головой в стену.

Глава 3. Весенний бал

Родственники объявили на меня охоту – я ведь ограбил банк, обчистив все счета дяди Рикардо. Выкуси, гад! Я покинул остров на первом же пароходе, удачно замаскировав лицо накладными усами. Вроде, меня пока не замечали.

Сначала я бежал, кажется, во Францию, где прятался среди пустых тёмных домов – всюду шныряли полицейские, и я искал какое-нибудь укромное место. Кажется, этот заброшенный особняк мне подойдёт. Однако не успел я снять с себя рюкзак, как чья-то тень с фонарём возникла в комнате. Дебора?

– Пожалуйста, не выдавай меня! – взмолился я, но моя девушка лишь едко хмыкнула, и тут же принялась громко кричать:

– Эй! Все сюда! Он здесь!

Ох, Деб, за что?!

Судья-китаец дико шепелявил:

– Ви апвиняйсясь в фарафстве! Гафарите, где виспряталь деньги сеньора Мартинеса!

– У меня нет денег! – ответил я – что, в принципе было правдой, ведь я их все потратил.

– Уфедите его! – крикнул судья, – и пытайте, пока не скажет!

Два глиняных воина схватили меня, поволокли в какой-то подвал, где уложили на каменный пол и стали по капле лить холодную воду прямо на лоб. О-о, это воистину самая страшная из всех пыток Китая! Вода всё капала и капала, сводя с ума… а затем мне на голову вдруг вылилось целое ведро этой мерзкой воды!

Фыркая и чертыхаясь, я подпрыгнул в спальном мешке. А я вообще где?!

Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что я лежу на полу в домике родителей, а вода льётся на меня из прохудившейся крыши. Ох, вечно мне снится всякая ерунда, от которой я потом весь день хожу, как в воду опущенный.

Я оглянулся, тихо проклиная затяжной дождь – дыр в потолке немерено. Нет, сегодня в школу не пойду, слишком много мне надо наладить у себя в доме, чтобы можно было здесь жить.

Одолжив кое-какой инструмент в лавке старьевщика, я весь день ползал по стенам с молотком и гвоздями в зубах, пытаясь хоть как-то залатать многочисленные дыры; затем настала очередь уборки – кучки пыли и мусора были выметены с крыльца новым веником и зарыты в песке. Обнаружив, что тучи рассеялись, я выкинул свой спальный мешок сушиться на солнце. В какой-то момент я задумался – а ведь меня, наверное, уже ищут, ведь прошли почти сутки с тех пор, как я покинул «Акулью хижину» (по крайней мере с тех пор, как меня там видели в последний раз). Но никто меня пока не искал. Наконец, уже под вечер, я собрал все деньги, какие у меня были, и пошёл в местный магазин – мне ведь надо что-то есть.

Ночь накрыла Солеадо, когда я устало опустился на своё крыльцо. Передо мной под звёздным небом простирался океан – такой тихий, почти невидимый в темноте. Я столько всего переделал за день, что у меня и минуты не было, чтобы подумать о чём-то ещё, кроме насущных забот. Например, о Дени. Или Деборе. Или о том, как я вчера научился петь. Нет, я слишком устал, чтобы музицировать, сегодня я желал лишь тишины и покоя. Даже гитару в руки брать не хотелось.

Пожалуй, пора спать. Главное – спрятать гитару, а то вдруг мне придётся посреди ночи бежать от полиции.

На следующее утро я рассудил, что пора бы и в школу сходить – здесь, в домике, всех дел и за год не переделать. К тому же, мне хотелось выяснить, не простила ли меня моя девушка…

На первый урок я, естественно, опоздал – чем несказанно рассердил нашего учителя, мистера Доджеса. Невозмутимо пройдя за свою парту, я достал телефон и открыл браузер, нисколько не интересуясь уроком. Мои одноклассники хихикали – никто не умел бесить учителей так, как я! Пока шёл урок, я периодически бросал быстрые взгляды на гордую мулатку – не остыл ли её гнев? Нет, не остыл! Деб и не думала меня прощать. На первой же перемене я попытался к ней подойти, но Дебора демонстративно прошла мимо, словно я пустое место. Ну, знаете, это уже никуда не годится! Что-ж, мисс Гордячка, не хотите мириться – и не надо! Я больше не стану ни за кем бегать.

И тут я похолодел – завтра ведь школьный бал! Когда-то мы договорились пойти на этот праздник с Деб, но теперь, разумеется, о совместном походе нечего и мечтать. Одно радует – Деборе тоже придётся думать о новом партнёре. Ну а я… я-то найду себе пару в два счёта – любая девчонка мечтает пойти со мной на танцы!

Первой, кто попался мне на глаза, оказалась хохотушка Софи Грэнс. Хорошенькая кудрявая блондинка, она всегда была окружена как подружками, так и поклонниками – все любили Софи. У меня словно шоры с глаз упали – почему я раньше не замечал эту милую девчушку?

Если Софи пойдёт со мной танцевать, то я больше не отпущу её от себя!

– Привет, Софи! – сияя, я вторгся в тесный кружок подружек и обожателей. Круглое личико девушки тут же расцвело в улыбке.

– Привет, Фернандо! – она так мне рада, это реальный шанс!

– Пойдёшь со мной на танцы завтра?

Но улыбка Софи внезапно погасла.

– Ой, Фернандо, я уже пообещала пойти с Мартином…

– Понятно! – я разочарованно отвернулся.

– Пойми, я бы с радостью! – Софи ласково тронула меня за локоть, – если бы ты пригласил меня чуть раньше…

– Всё окей, крошка! – я кокетливо подмигнул девушке (только так и можно выйти с честью из столь неловкого положения!) и пошёл дальше. Досадно, но что поделаешь! Придётся искать другую спутницу.

Глава 4. Летнее пламя

Всё тело болело, я с трудом открыл глаза. Незнакомые зеленоватые стены, чужая кровать. Одна рука в гипсе, я пощупал голову – бинты. Похоже, я жив, но где я? Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что я в больнице.

А затем ко мне вдруг зашла медсестра – знакомая пышнотелая мулатка средних лет с круглым добрым лицом.

– Ну что, сынок, как ты? – ласково спросила она, увидев, что я пришёл в себя.

Да это же... Долорес Соул, мать Деборы и Дени! Она что, работает в этой больнице? Я смущённо спрятал глаза.

– И чего ты меня стесняешься? – ласково спросила женщина, – голова не болит?

Я покачал головой.

– А имя своё помнишь?

Я лишь фыркнул.

– А то! – продолжала Долорес, – бывает так, что люди головой ударяются – всё забывают. А как ты сюда попал – помнишь?

Всё я помнил. И я понятия не имел, чего теперь ожидать от моего дяди. «Он ведь хотел меня в подвале закрыть! Насовсем!» – испуганно вспомнил я.

– Эй, ты чего плачешь? – смуглая рука вдруг провела по моей щеке. Я в панике зажмурился – нет, только не слёзы! Прекрати!!! Но тут Долорес ласково прижала мою голову к своей огромной груди, и проклятые слёзы хлынули водопадом.

– Тебе некуда отсюда идти? – тихо спросила Долорес. Сам не зная зачем, я кивнул.

– Ясно, – ответила женщина. Она нежно гладила меня по голове – как ещё никто не гладил, и я не заметил, как снова заснул.

А на следующий день возле моей кровати сидела она – сияющая, как солнце, и прекрасная как… как… У меня не было слов для сравнения. Дени улыбалась. Я неожиданно вспомнил – именно она нашла меня на обочине после прыжка…

– Тебя завтра выписывают, – сказала Дени с улыбкой – и ты будешь жить у нас.

– Что?! – я чуть не вскочил на кровати.

– Шшшш! – Дени осторожно уложила меня обратно, – возражения не принимаются!

Если бы я только мог возразить! Всё вокруг кружилось, словно я лежал где-нибудь в гамаке над волнами, а не на больничной койке. Она была так близко…

– Поцелуй меня. Пожалуйста, – я сходил с ума от её близости.

Дени тихо рассмеялась. Я заметил, как лёгкий румянец покрыл её лицо.

– Тебе нельзя волноваться, – лукаво ответила она. В ответ я вдруг быстро приподнялся, пытаясь оставить поцелуй хотя бы на её щеке...

Улыбка Дени внезапно погасла – будто ясное утро резко сменилось на полное солнечное затмение. Она оттолкнула меня, быстро встала и вышла из палаты – словно бросила в отчаянии тонуть посреди шторма!

«Я буду жить с ними!» – внезапная мысль, как спасительный маяк, блеснула в темноте. Тут же улёгся шторм, и яркий свет надежды разогнал мрак. Я улыбался. Я снова был счастлив.

Меня, действительно, выписали на следующий день. Я поразительно легко отделался для того, кто на полном ходу выпрыгнул из машины – перелом нескольких рёбер, левой руки и лодыжки, плюс сотрясение мозга и куча ссадин по всему телу, но в целом всё могло быть гораздо хуже. Единственное, что меня волновало – смогу ли я играть на гитаре, когда снимут гипс?

И, кстати, где вообще моя гитара?

В день выписки ко мне в палату вошли Долорес и Илайя – старший брат Деборы, совсем взрослый, немного хмурый парень. Я вдруг почувствовал, что изрядно смущён – ведь эти люди так запросто раскрывали передо мной двери своего дома! Долорес и Илайя без лишних слов помогли мне подняться, придерживая с двух сторон, пока я неуклюже прыгал на костылях.

На улице нас ждал ад. Журналисты чуть не сбивали с ног.

– Как вы прокомментируете?..

– Почему ваша семья?..

– Скажите, а это правда?..

– А ну, разошлись всё!!! – громовым голосом прокричала Долорес, своим огромным корпусом расталкивая журналистов. Они быстро посадили меня в джип, и мы поехали к знакомому домику среди пальм. Меня поселили в маленькой уютной спальне на первом этаже – весьма удобной для того, кто ходит на костылях. На кровати лежала одежда – явно вещи Илайи, которые он мне безвозмездно отдал. Я снова поразился, с какой лёгкостью добросердечные хозяева приготовили мне все необходимое!

На следующее утро в дом Соул пришли какие-то люди. Они осматривали мою комнату, спрашивали, хорошо ли мне здесь, и как обо мне заботятся. Я вкратце рассказал, что мне здесь нравится, и все очень добры ко мне. Странные люди сделали какие-то пометки в своих журналах и ушли. Я снова остался одни.

Так я стал жить в гостеприимном доме семьи Соул. Больше всего я страшился встречи с Деборой, но... её почему-то нигде не было видно. Вокруг меня всё время вертелась младшая сестрёнка Деб – маленькая Кэтрин, весёлая, пухлая девчушка лет двенадцати с непослушными кудряшками.

– Послушай, Кэт, а где Дебора? – спросил я.

– А Деб неделю назад исполнилось восемнадцать, и она решила пожить сама, – с улыбкой ответила Кэти. Я был здорово озадачен.

– Дебби давно ругалась с мамой, – простодушно говорила Кэт, – она еле школу закончила и тут же уехала.