Позиция превосходства

Амалия

Амалия

Выпускной вечер:

-Прекрати ухлестывать за мной! - прикрикнул Серёжа, делая вид, что я самый последний объект на земле, который он хотел бы видеть перед собой в данный момент - твоё постоянное и нудное жужжание около моего уха сводит меня с ума - сверля меня своими серыми глазами, протараторил он, вводя в ступор.

-Что прости? - мои брови полезли на самый лоб, а количество морщин, которые были из-за этого видны, не на шутку меня напугали.

- Ты мне не интересна, Амалия, смирись - сложив руки на груди, стоя по стойке смирно, разглагольствовал он.

- Ты, что-то путаешь, друг мой, эдакий - усмехаюсь я, пробуя на вкус его слова, чтобы усилить тошнотворный эффект от услышанного в двойне.

-Целый день ты крутишься вокруг меня, рассказывая о том, что ты поражена обескуражена и то, что раннее тебе не приходилось бывать в таком замечательном месте.

- Сережа, вообще-то мы в ресторане центра нашего города и сегодня наш выпускной, чего ты хотел, чтобы я сидела на ровном месте и обозревала местность лишь измученным взглядом?

-Нет! - грубо подметил он - я хочу, чтобы ты прекратила видеть во мне своего постоянного слушателя - около сорока процентов наших одноклассников прямо сейчас не на жизнь, а на смерть увлечены нашей перепалкой.

- Серёжа - набирая побольше воздуха в лёгкие, начала я - сегодня наш праздник и каждый из здесь присутствующих, как бы не так надоедает своими воплями восхищения под ухом, но хочу заметить, что именно мои охи так взбудоражили тебя - ухмыляюсь я, слыша лёгкие хихиканья за спиной.

- А ты знала, что ты провалила экзамен? - улыбаясь во все тридцать два, произнёс он, переводя тему.

- С чего ты взял?

-Да потому что, твоя лучшая подруга - хмыкая отрезает он - подменила твои ответы на свои, когда ты выходила в уборную - я оглядываюсь за спину и смотрю на самодовольную ухмылку Кати.

-Это так? - подходя к ней на расстояние вытянутой руки, спрашиваю я.

-Амалия, ты всегда была и будешь настоящей машиной с охапкой знаний, поэтому тебе не составит труда устроиться куда угодно и как угодно.

-Что ты имеешь под "как угодно?"- вытаращив глаза, интересуюсь я.

-Не лги самой себе, ты же прекрасно знаешь, что ты настоящее чудо света, так как в тебе совместили и привлекательность и мозги, на что у природа не хватило сил на остальных - хмыкает она, подмигивая Серёже стоящему сзади меня, отчего по моей коже распространяются мурашки и не просто бегающие нервные окончания, а самая настоящая ярость.

- Ну тогда, ты должна знать, что я никогда не доверяла ни тебе, ни кому либо ещё - она выгибает бровь в удивлении - твои ответы остались при тебе, в тот момент, как я подметила замену и вернула бланк той, кто так отчаянно пыталась слить меня - ухмыляюсь я, вглядываясь в такой желанный шок в её глазах, от чего коленки начинают подкашиваться, чувство будто я на Канском фестивале в роли победителя и обладателя Золотой пальмовой ветви.

-Когда? - единственное, что ей удаётся спросить до того, как её голос начинает снижаться, а из глаз начинают течь жалкие слезы.

- Когда ты пошла, припудрить носик, и попросила отнести твой бланк по окончанию времени, подруга - хмыкаю я, акцентируя на последнем слове - на войне все средства хороши, даже самый верный пёс сожрёт своего хозяина, когда будет неизменно голоден - чеканю я, ощущая пристальный взгляд сзади и гробовую тишину около меня.

- Но почему ты не сказала мне, что заметила подмену, когда продолжала решать мой билет, а не свой уже готовый?

- Ты действительно считаешь, что я смогла бы так просто отпустить твой гадкий поступок? Нет!- сиюминутно отвечаю - я сделала все, чтобы почувствовать этот триумф, подруга - уголки моих губ не прекращают тянутся к верху - мы не были близки все эти четыре года колледжа, мы были выгодными друг другу, потому что ты дочь декана, а я умная и не замухрышка, чтобы стыдиться общения со мной, а сейчас наши пути расходятся и мы вправе устроить свою жизнь так, как мы того заслуживаем.

-Сучка! - выкрикивает Катя, поддавая жарку в уже пылающую комнату.

- Я счастлива, что последнее слово, которое тебе будет напоминать обо мне это - усмехаюсь я - потому что ты слепая идиотка, которая думает только физиологией тела, а не извилинами, которые, скорее всего уже иссохли - я надеваю свою сумку на плечо и, направляясь на выход из роскошного ресторана, в котором я никогда не была и не побывала, если бы не мои льготы и заработанные деньги за четыре года работы в кол центре после пар.

- И что тебе даст этот красный диплом? Ты же больше не сможешь водиться в моих кругах и тебе не получить заветную должность по окончанию института - кричит через весь ресторан Катя, от чего я тут же останавливаясь на ровном месте и оборачиваюсь, чтобы взглянуть ей в глаза.

- Ты права нам не плыть по одному течению, но я постараюсь устроить свой подводный шторм, чтобы твои воды покрылись мутью и примесями, которые погубят твою среду обитания, подруга - наконец я разворачиваюсь и выхожу оттуда.

Хотелось ли мне, чтобы пару секунд назад позади меня оказался массивный мужчина готовый оторвать этим двум головы? Не думаю. Но если бы представилась такая возможность, то я бы потратила своё время на ехидную ухмылку из-подо лба, а не на общение с этими двумя. Что обычно делают выпускницы в свой праздничный вечер? Пьют? Едят? Отмечают? Наверняка. Вот только я прямо сейчас бегу сломя голову по дождливой Москве на высоких каблуках и велюровом платье с открытой спиной и улыбаюсь, как дура. Прохожие смотрят на меня с сочувствием, скорее всего думая, что я застала своего парня с другой, остальные косятся с презрением, а проезжающие машины сигналят, чтобы я не выбегала на дорогу, что я сейчас собственно и сделала.

-Дура! Ты, что творишь? – кричит один из водителей дорогой иномарки, оглушая меня и ослепляя фарами – из-за таких, как ты меня могут упечь за решётку и лишить водительского удостоверения! – его голос не снижается не на пол тонна, но я продолжаю смотреть на свет впереди, от чего в глазах во всю пляшут солнечные зайчики и улыбаюсь, как умалишённая.

Кристофер

Кристофер

-Не мог бы отыскать ключ от твоего незакрывающегося рта, и закрыть его на остаток всей моей жизни – монотонно, процедил я, любуясь восхищением в глазах младшего брата.

-Крис, будь проще – подмигнул он, начиная раздражать меня – не все будут закрывать рты просто потому, что ты попросил – весело, парирует он.

-Ну, как знать, как знать – прошептал я.

-Помнишь девушку по имени, Амалия?

-С чего это я должен помнить имя, какой-то там девушки? Амир, единственное, что меня волнует в этой жизни, это то, что находится между ног у человекоподобных женского рода, но никак не их имена и родословная – хмыкаю я, замечая отвращение в глазах брата.

-Мог бы, и промолчать – скривившись, чеканит он, вытирая невидимую пыль с предплечий.

-Я не тот человек, который будет молчать по чьему-то приказу или просьбе – это неловкое молчание на лице Амира, означает только одно.

-Крис, иногда ты меня пугаешь сменой своего настроения, в одно мгновение ты просто бездушный брат, а в другой момент ты бесчеловечный урод, который не терпит замешательств и непокаяния – чеканит он, от чего я не чувствую себя виноватым по отношению к нему.

-Будь проще – в ответ парирую я, не придавая этой перепалке значения, в то время как Амир с кем-то увлечённо переписывается – ты делаешь это специально, чтобы сделать вид, что обиделся? – спрашиваю я, замечая не наигранную улыбку на его бледном лице.

-Крис, ты беспощадный и борзый рабовладелец, но далеко не моя мать, поэтому тебе не стоит беспокоиться обо мне – поджав губы, цедит он, выдавая себя с потрохами.

-Это она? – этот вопрос застаёт его врасплох, и он поднимает голову устремляя глаза куда-то вдаль, словно не слыша меня – не делай вид, что не понял вопроса, Амир – предупреждаю я, борясь с желанием преодолеть расстояние между нами и выхватить телефон из его рук. Я не прощаю отсутствие полного поклонения, и не даю второй шанс, тому, кто считает, что может меня одолеть.

-С чего это тебя начала интересовать моя личная жизнь? – слегка повышая голос и теряя чувство страха, парирует он, от чего мои желваки напрягаются, и между нами нависает гулкое молчание.

-Так значит она часть твоей жизни? – этот наводящий вопрос должен стать конечным перед тем, как он выложит все карты на стол.

-Мне надо идти – отрезает он и внутри меня начинается настоящее пожарище, которое я смогу потушить лишь удовлетворив свой интерес..

-Стой! – рявкаю я, отчего он, несомненно, останавливается, но не оборачивается – либо ты говоришь куда собрался, либо я запру тебя в этих чёртовых стенах, Амир чёртов Морок! – цежу я, на повышенных тонах, замечая лёгкую дрожь в теле брата.

-Ты можешь хоть иногда, просто поговорить со мной, а не приказывать, ты можешь хоть раз спросить меня, чего я хочу? – кричит он, оборачиваясь и смотря на меня глазами полными страха и проблеском уверенности, которые вызывают во мне табун гордости.

-Амир – осторожно начинаю я, держа себя в руках, чтобы не сломать гипсокартонн соседней стены – за всё время нахождения со мной, ты должен был уяснить, что я не воспитатель из яселек и далеко не хороший человек – его кулаки сжимаются в плотный кокон – будь добр, ответь на мой вопрос – чеканю я по буквам – куда ты собрался?

-В кофейню с подругой – коверкая речь и показывая всё своё недовольство, произносит он.

Если сейчас, я позволю себе сорваться и показать этому сопляку кто я есть на самом деле и то, что образ его старшего брата далеко не правдив от природы, может сломать его образное понимание об окружающем нас мире навечно…. Однако, я не собираюсь оставлять это так просто и ничего не предпринимать.

-Я пойду с тобой – констатирую я, наблюдая шок на его лице и приоткрытый рот в немом вопросе «ЧТО?»

-Но зачем тебе это? Я же иду на встречу с подругой, чтобы просто выпить кофе и поговорить? – с его лица не сползает этот кричащий вопрос, заставляя меня закатить глаза.

-Ты мой брат, ты моя кровь, ты моя семья, и – это единственная причина, по которой я не стану наносить тебе вред – знание того, что он становится уязвим на публике, может сыграть мне на руку и позволить нанести удар, который он даже не сможет отразить и понять.

-А если бы не был близким тебе человеком, то ты бы причинил мне физическую боль? – на полном серьёзе, спрашивает он.

-Тебе ответить честно? – он кивает в знак согласия – я не знаю – выдыхаю я – мы близки и поэтому, я не могу судить себя того, кто не знает тебя и то, кто ты на самом деле.

Спустя пару минут Амир открывает пассажирские двери моего автомобиля и по приезде, пулей направляется во внутрь заурядной кофейни рядом с его институтом, пока я, сохраняя спокойствие, оглядываюсь по сторонам и отсылаю свою геолокацию директору, после чего размеренным шагом направляюсь за своим взбалмошным братцем.

-Давно не виделись – голос Амира дрожит, словно он только только покинул контейнер с ледяной водой, но девушку, стоящую перед ним это никак не волнует и она наконец-то предстаёт передо мной и братом в полный рост.

-Согласна, Амир – приветливо, шепчет, протягивая ему ладонь, но меня перестаёт волновать всё вокруг, когда я осознаю, что…

-Нашёл – лукаво шепчу, любуясь её лёгкостью и простотой, которые я своевременно раскрою и уничтожу.

Амалия

Амалия

Наблюдая за этим отстранённым и до жути тихим мужчиной, я успела подменить то, что он постоянно держит руки в карманах.

-У тебя мёрзнут руки? - зачем-то спрашиваю я, от чего его внимание переключается с безымянный стены на меня, вызывая во мне табун страха.

-Нет - бездумно отвечает он, отворачиваясь в противоположную сторону, так же держа руки в карманах.

-Амалия, как твои вступительные? - интересуется Амир, контрастирую на фоне своего угрюмого старшего брата.

-Пишу эссе на тему достопримечательности Москвы в заводской сфере.

-Ты пишешь про заводы?

-Если быть точнее, то пытаюсь, да и вообще я ещё не выбрала о каком писать - озадаченно вздыхаю я, замечая искромётный взгляд мужчины на себе.

-Как тебе идея написать про мою станцию? - неожиданно встревая в разговор, предлагает старший брат Амира.

-Какая тебе с этого выгода? Я не думаю, что студенты филфака захотят экскурсию - фыркаю я.

-Видимо ты ещё не поняла - он пододвигается ближе к окантовке стола в местной кофейне, но так и не вытаскивает руки из карманов - если дают, бери, бьют, беги - этот резкий и бездушный тон заставляют съёжиться - и у тебя есть возможность взять то, то тебе так необходимо, а я возьму то, что захочу - ухмыляется он.

- Без вариантов - я машу руками перед собой, складывая их на груди - не думаю, что у тебя есть недостаток женского внимания, поэтому мне больше нечего тебе дать - пожимаю плечами.

-Не скажу, что был бы против провести с тобой ночь, но твоё тело - это не то, что меня действительно интересует сейчас - хмыкает он.

-Мне не важно, что ты думаешь, Кристофер - как только я произношу его имя, он выпрямляется и переводит взгляд на моё лицо - между нами не будет никакой договорённости - чеканю я.

- Настанет время, когда я стану твоей последней надеждой на вероятность выживания - ухмыляется он, вводя меня из себя.

-Не льсти себе - рявкаю я.

-Твой грубый голос делает с моим телом слишком неправильные вещи - парирует он, а Амир брезгуя, оттряхивает руки о бедра.

-Кристофер, мне ещё не приходилось слышать от тебя хоть два целых предложения, а рядом с Амалией у тебя начался настоящий словесный порыв - хмыкает мой друг.

-Амир, не давай этой девочке пустые надежды - подмигивая мне, парирует этот козёл.

-Эта девчонка не заинтересована в мальчишке с таким заносчивым характером и привычкой держать руки в карманах, хоть это и не уважение к собеседнику - парирую я, замечая резкую смену его мимики с игривого выражения лица на зловещий оскал.

-Держи язык за зубами, Амалия - чеканя каждую букву, парирует он, впервые произнося моё имя.

- Так ребята! - выставляя руки между мной и Кристофером, выкрикивает Амир - брейк, всем пора по домам - подмечает он, позволяя оставить кофейню в исходном состоянии, а не спалить до тла нашей совместной яростью.

-Мне надо заехать в одно место, а вы идите сами - рявкает Кристофер, бросая на меня ужасающий взгляд, от которого кровь стынет в жилах, а гнев подступает к лицу, оставляя лишь порозовевшие щеки от невысказанной агрессии.

-Амалия, не бери дурного в голову, он всегда такой… - медля, подбирая нужное слово, хмыкает Амир – отстранённый – заканчивает он и это слово действительно начинает приобретать краски и смысл, когда речь идёт именно о его старшем брате.

-Амир, я пожалуй пойду – предлагаю я, замечая осадок на его лице – мы уже говорили с тобой на эту тему – вздыхаю – я не хочу причинять тебе боль, которая будет сопутствовать с тобой – чеканю я – то, что между мужчиной и женщиной может быть дружба заведомо не доказано, поэтому я не могу утверждать, что мы сможет остаться друзьями особенно, когда один из нас влюблён – горько, сглатываю я.

-Я понимаю, но не хочу принимать то, что нас не может быть – шепчет он, стоя передо мной на расстоянии вытянутой руки за углом кофейни.

-Я не могу заставить тебя забыть меня или нас, которых ты вообразил себе, но я могу позволить тебе хранить наше детство и воспоминания глубоко -глубоко в памяти – шепчу, я в ответ – будь счастлив – заканчиваю я, разворачиваясь полубоком, направляясь подальше от назойливых разговоров, но он хватает меня за руку и разворачивает к себе лицом.

-Я хочу забрать с собой ещё кое-что – его глаза бегают по моему лицу и сгущаются над губами, от чего я непременно начинаю отступать назад, чтобы не совершить непоправимое – это будет первый раз, когда я сделаю то, что хочу – его голос опускается на тон ниже, а в глазах застывает туман, он сокращает между нами расстояние одним лишь шагом и его губы рушатся на мои.

-Бесчестный ублюдок! – рявкаю я, ударяя его по щеке со всей силы, так, что его голова меняет траекторию и откидывается в противоположную сторону – ты не имел права касаться меня – отталкивая его фигуру, отчеканила я.

-Да, когда же ты поймёшь, что не все вокруг редкостные ублюдки и, что не все такие, как твой отец! – крикнул он и меня словно парализовало.

-Если по твоему мнению от отца мне передалась только фамилия, то ты глубоко ошибаешься – яростно, шепчу я, демонстративно указывая на него пальцем – мне не составит труда задушить тебя прямо здесь и сейчас – серьёзно, парирую я – и как только ты испустишь последний вздох я не рухну на колени и не стану сжирать себя от чувства вины, я не из тех, кто будет о чём-то сожалеть. Можешь считать меня сумасшедшей, безумной, больной на голову, но я дочь своего отца и я чёртова Амалия Верховцева – взревела я, давая понять этому ублюдку, что из прав в этой жизни у него есть только способность дышать.

-Не будь столь своенравна, Амалия – слегка уняв дрожь в голосе, парирует он.

-А я буду! – продолжая настаивать, парирую – я буду кошмаром, я буду мороком, я даже готова стать прототипом мнений общества, лишь бы заткнуть тебя и твою бессмысленную любовь – ярость внутри меня не прекращает подливать ещё больше масла в огонь – эта твоя чувствительность и отсутствие бдительности не сумеют прокормить тебя и ты падёшь от собственных иллюзий после первого же промаха – угрожающе, напоминаю я, любуясь недоумением в его глазах – ты слаб и вынужден выживать – шикаю я, наблюдая намёк на агрессию на его лице – поэтому иди к чёрту! – заканчиваю я, взмахивая рукой в воздухе, от слабого покалывания после удара.

Кристофер

Кристофер

-Директор, я нашёл ту, которая раскроет нам местонахождение нашего клиента – чеканю я.

-Кристоф, отличная работа, доставь информатора в штаб и позаботься о том, что б его исчезновение не стало геморроем.

-С момента исчезновения прошло около двух часов, вы всё так же в недоумении, где он может быть?

-Кристоф, я уважаю, твоё рвение к работе, но не развязывай свой рот – по ту сторону трубки раздаётся щелчок двери – иначе мне придётся зашить его без анестезии за столь крупные расспросы – предупреждающе, цедит он.

-Был не прав – отвечаю я, слыша расслабленный выдох.

-Твои люди уже направляются к тебе, чтобы помочь доставить информатора в лучшем виде – усмехаясь, произносит директор.

-Директор, этот информатор не нуждается во встряске – не думаю, что эта дикарка столь вынослива, чтобы вынести подготовку и настоящий вытрезвитель перед приездом в засекреченный штаб.

-Странно слышать, что-то подобное от тебя – усмехаясь, парирует он – Кристоф, не верю своим ушам. Куда делось твоё безумное желание не дать окружающим узнать наше местонахождения?

-Директор, этот информатор особенный, ему будет достаточно темноты и пары шорохов в ночи, чтобы удостоиться ужасающими криками и воплями – чеканю я, задумываясь о том, будет ли она такая же сговорчивая, как и пару минут раннее.

-Раз уж ты так говоришь, то я вынужден довериться – хмыкает он и бросает трубку.

-Амалия – смотря вдаль, я искусно дегустирую её имя на своих губах, обнажая зубы в зверином оскале – найди мне её – приказываю я, набрав одного из своих людей, перед этим отправив ему полные инициалы сообщением.

Пока я и Амир ехали в автомобиле в направлении кофейни, мой брат был столь взволнован, что не переставал говорить. Спустя пару минут совместной поездки, я успел узнать, что её фамилия Верховцева сопоставив со всеми данными, которые получил ранее. Ещё пять минут и я знал имя её отца, хоть в этом и не было нужды. Тот, кто не знает имя Верховцева, либо слеп, либо вовсе живёт на отшибе земли. Через две минуты на мою почту приходит геолокация этой дивы, которая к счастью не успела далеко уйти.

-Видимо нахождение этой девушки становится моей головной болью – ухмыляюсь я, заводя мотор.

Всего ничего…пара мгновений и мой верный конь Bugatti Chiron Super Sport домчал меня благодаря своим одна тысяча шестьсот лошадинным силам до заурядного места нахождения. Теперь всё сходится, полученный адрес Арсения действительно идентичен с её местом проживания, но о её существовании не сказана ни в одном документе, не в одной микро бумажке, кто же она такая?

-Какая встреча – весело, хмыкаю я, находя в её глазах неподдельное удивление, контрастирующее с приступом ярости, которая не перестаёт тухнуть в её пронзительных небесных омутах, не смотря ни на что.

-Что тебе от меня надо? – по ней видно, что она в замешательстве, но не ослабляет бдительность, находясь в защитной позе, её глаза бегают повсюду вокруг нас, нельзя не заметить, как внимательно она всматривается в номер моей машины, чтобы обезопасить себя, её губы поджаты в невысказанном жесте, а глаза пленяющее вцепляются во всего меня, изучая словно рентген.

-Может, прокатимся? – её брови сгущаются, а движения становятся всё больше осторожными.

-Ты можешь говорить, что угодно, но я уже давно поняла, что тебя интересует не моя репродуктивная система, говори! – чеканит она – что тебе от меня надо?

-Зачем же так сразу? – невинно, пожимаю плечами, находя её собранность сексуальной – а ведь мы могли бы развлечься – ухмыляюсь я.

-Не тяни резину – холодно, парирует она, и впервые ощущаю потребность в диалоге с незнакомым мне человеком, скорее всего это и называют «родственная душа», но вскоре обрываю себя на этой мысли, осознавая, что скоро её способность говорить станет невозможной, а молчание станет главным препятствием на пути к освобождению.

-Где твой отец?

-Вы знакомы? – как только речь заходит об её отце она напрягается ещё сильнее – говори.

-Ты приказываешь мне? – сжимая челюсть, цежу я, ощущая внутреннюю потребность в том, чтобы надломить её стойкую уверенность.

-Думай, как хочешь – тараторит она – что тебе нужно от меня и моего отца? – она делает шаг назад, даже не подозревая, что наше знакомство стало её кошмаром и с этого момента каждый глоток свежего воздуха станет для неё несбыточной мечтой.

-Хочешь убежать? – я сокращаю между нами расстояние, хватая её за точёный подбородок, любуясь её ровными зубами и зажатыми в моей ладони губами – бесполезно – констатирую я, ощущая её дрожь во всём теле, от трения наших состыковавшихся друг с другом фигур.

-Отпусти меня! – шипит она и её сопротивление становится моим любимым представлением – что тебе от меня надо?

-Где твой отец? – равнодушно, парирую я, сжимая ей подбородок ещё сильнее, натягивая её шею, как тетиву.

-Даже если бы знала, я бы ни за что не сказала – она пытается вырваться из моей хватки, но терпит неудачу.

-Ошибка – шепчу я, водя по её гладкой коже шеи носом, вдыхая слабый аромат кокосового геля для душа – даю второй шанс, чтобы ответить правильно, Амалия – цежу я, наблюдая за отвращением в её глазах.

-Даже не надейся, что я буду умолять тебя покончить со мной – рычит она, сверкая своими дикими глазами – мне не нужен твой шанс и я ничего тебе не скажу – парирует она, от чего я притягиваю её тело вплотную к себе и ощущаю биение её сердца о своё.

-Ошибка – повторяю я, чувствуя тихий хруст челюсти в моей ладони – скоро ты будешь рыдать акульими слезами и бросаться к моим ногам, лишь бы я позволил тебе исчезнуть – рявкаю я, замечая подъезжающее такси – а теперь мы прокатимся – запихивая её в салон автомобиля, я убеждаюсь в том, что за нами никто не наблюдает, и присаживаюсь рядом с ней на водительское сидение – ты первая девушка, которая сидит в этой машине не для того, чтобы развлекаться – усмехаюсь я.

Амалия

Амалия

Адреналин, заполняющий все мои поры, и переполняющий внутренности исходит от мрачного водителя дорогой иномарки, который жмёт на газ, словно находится на грани, хоть единственный кто здесь на грани это я.

-Ты сумасшедший или просто любитель рассекать по ночным трассам в неведении приближающейся смерти? – пытаясь унять внутреннее негодование и тревогу за свою жизнь, выпаливаю я.

-Думай, как хочешь – наблюдая за мной боковым зрением, он цитирует меня дословно – я удивлён, что ты до сих пор не испустила раздирающего крика – хмыкает он, расстроившись из-за не представшего представления.

-Ты последний человек, который услышит мои крики – выпаливаю я, замечая, как активно двигаются его желваки, он на грани…его ярость плещет, его агрессия ощутима за версту, но я не могу так просто отступить. Это игра только между нами и каждый из нас не хочет проигрывать.

-Скажи мне правду, ты же наслаждаешься этим безутешным приступом страха за свою шкуру? – его голос, как сталь разрезает каждый атом в пространстве, и лишает салон автомобиля кислорода – твоя навязчивая идея жить – это ни что иное, как показатель твоего самолюбия. Ты алчная и эгоистичная, грёбанная мразь в лице симпатичной Принцессы – его слова врезаются в мою голову без тормозов – встретившись с тобой впервые, я заметил, как падко ты атакуешь своего собеседника. Ты пытаешься создать образ среднестатистической девушки, получившей среднее профессиональное образование, тем самым создавая иллюзию не только в глазах окружающих, но и в своих собственных – его глаза устремлены на меня, а не на дорогу, я хватаю его за бедро, сжимая, чтобы он перевёл взгляд обратно на трассу с носящимися по ней такими же сумасшедшими – признайся, себе, что ты получаешь удовольствие от своей тёмной стороны – он первый человек, встретившийся мне за мои двадцать лет, который не пытается внушить мне, что генетика и наличие родителей с отклонениями не показатель, он пытается превознести меня? – твои лукавые глаза небесного цвета проникают прямиком под кожу и оставляют свежие ожоги, а уверенность в том, что все вкруг враги побуждает снять розовые очки. Ты настоящая, в тебе нет фальши – я мгновенно вспоминаю слова Амира, от чего челюсть самопроизвольно сжимается в тугую линию – ты слишком реалистичная для этого мира – уверяет он – выпусти своего внутреннего монстра, которого ты так упорно скрываешь под обманчивым образом обречённой.

-Заткнись! – закричала я, срывая голос – смотри на дорогу, сумасшедший ублюдок – я вонзаю свои ногти в его упругие бёдра, облачённые в бежевые брюки, сквозь которые просачивается алая жидкость – чтобы ты не сказал, чтобы ты не сделал, я не та, кем кажусь – фыркаю я, прочищая горло – ты не похож на человека желающего смерти себе или мне, по крайней мере, сейчас, поэтому единственное, что я у тебя попрошу – это заткнуться – моя левая ладонь, которой я сдерживала его бедро, начинает неустанно дрожать.

-Спрячь – резко, выпаливает он, вводя меня в ступор – спрячь руку – повторяет он, тяжело сглатывая ком в горле, при этом, не прекращая рушить на окружающее нас пространство гнев и полную сосредоточенность несмотря ни на что.

-Чем тебе мешает моя рука?

-Слабость – это фатальный обет на смерть, а если её видит, кто-то кроме тебя – это неизменный конец – холодно, цедит он.

-Слабость – это отсутствие выносливости и собственного достоинства, а то, что видят другие совсем не гибель, это показатель моей борьбы и способность вставать с колен, даже тогда, когда другие считают – это финишной прямой. Если ты считаешь, что внешняя испорченность является немощью, то ты глубоко ошибаешься, наоборот, то, что находится внутри и сжирает тебя и есть бессилие. Лишь тот, кто готов сражаться с самим собой может зваться сильным – чеканю я, замечая проблеск изнеможения в его бездушных глазах угольного цвета, который мгновенно сменяется угрозой.

-Люди – это ястребы, а общество – это их гнездо, в котором тебя либо примут и обогреют, либо заклюют и уничтожат. Если ты считаешь, что отсутствие слабость выражается во внутреннем сражении с самой собой, то ты вполне способна осознать, что отсутствие слабости – это не только собственное достоинство и рвение к вершине наперекор судьбе. Быть слабым, значит быть в тени. В тени своего прошлого, своего будущего и настоящего, постоянно быть взаперти собственного разума и подвергаться осуждению со стороны окружающих, которые и вовсе забудут о твоём существовании спустя двадцать минут, как только вернуться в свою стезю. Быть сильным, значит уверенно прирасти к полу так, чтобы ни один самоуверенный гад не смог сдвинуть тебя с места, быть одним целым со своим «я» и никогда не предавать слово данное себе.

-Ты мыслишь в правильном направлении, но есть одно, но…. – на секунду мне показалось, что я разговариваю не с незнакомым мне мужчиной, который собирается убить меня или, что ещё по хожу, а с близким человек, с которым мне хочется говорить не останавливаясь – не один слабый человек, не признает, что он слаб, он начнёт уверять всех в своей правоте и ни за что не признает своей ошибки. А сильный готов склонить голову перед пропастью в никуда, чтобы бездна позволила окунуться ему в свои недра. Достоинство, честь и наличие стойкости в характере ещё не означает, что человек силён не по годам, он просто находится на середине своего длинного пути, он получил не малый опыт и вполне способен свернуть горы в до гонке за своим будущим. Сильным не нужно признание или одобрение от слабых, им нужна борьба, постоянная борьба за себя, чтобы не терять хватки и не ослабевать желание сражаться со своими мыслями каждый день и ночь напролёт.

-Я мог бы слушать и слушать твои философские высказывания на этот счёт, но, увы – цокнул он, вызывая во мне табун злости из-за того, что он не воспринимает меня всерьёз – мы прибыли на место дислокации – тонированные окна машины позволили мне разглядеть лишь пустоту вокруг нас, словно мы оказались на выкупленной земле для постройки жилого комплекса.

Кристофер

Кристофер

Дать ей знать, где она находится, было откровенной ошибкой, поэтому я вырубил эту дребезжащую чёрную лебёдку, поднял её на руки, ощущая каждый изгиб её тела о свою кожу сквозь одежду. Её тихие посапывания сменялись подрагиваниями век. Сначала я подумал, что она притворяется, но спустя пары минут в дороге, я понял то, что её сон – это самое хрупкое состояние, которое я когда-либо наблюдал.

-Мне ещё не приходилось настолько сильно хотеть сжать чью-то гортань в своих руках – хмыкая, шепчу я – то, как прерывисто она выдыхала мне в лицо, было самым завораживающим зрелищем – от высказанных слов по моему телу пробежал табун мурашек – блядь – рявкнул я – что за чёрт! – эта приятное покалывание разрослось по всему телу.

Хотел ли я зажать её тело своим и заткнуть её болтливый рот своими губами, которые буквально изнывают от отсутствия трения с её бледными? Несомненно. И это был первый толчок в пропасть, в которую я впервые охотно паду лишь бы сломать эту чертовку.

-Прошло десять часов, как Верховцев бесследно исчез и даже не позаботился о сокрытии своей дочери, действительно ли она его слабое место? – прошептал я, задаваясь этим навязчивым вопросом, который застилает все мои мысли – либо она настолько бесстрашно борется за безопасность своего отца, либо она безумная – на этот раз я сбавил скорость, чтобы иметь полный обзор и контроль над её чутким сном.

Считал ли я себя извращенцем в этот момент? Несомненно! Мне до жути нравится, как на её тонких запястьях смотрятся наручники из жести. Её орлиный взгляд не излучает, ни капли покорности или страха, словно ей каждый день приходилось проходить через подобные пытки. Её скрещенные бедра напряжены, как и аккуратные мышцы на предплечье, а губы сжаты в тугую линию, которую не разрезать ни одним лезвием. Хотел ли я вцепиться в её сжатые губы и показать каждому человекоподобному имеющему член между ног то, что она принадлежит мне? Неоспоримо! Я хотел её, как женщину, как женщину, к которой после меня не притронется ни один бесстрашный. Мои мысли резко прерываются волчьим криком Марко, который отскакивает от неё, как от раскаленной печи.

-Сука! - орёт он, потирая левое запястье - этот кусок дерьма, укусила меня! - он демонстративно поднимает руку над головой, чтобы все увидели ровный прикус Амалии.

-Фильтруй свой узкий словарный запас, Марко - цежу я сквозь зубы - иначе я позабочусь о том, что твоя голова будет висеть над моим ложе в качестве ночника - его взгляд потух, а голова опустилась в знаке повиновения - так то лучше, а теперь, проваливай! - скомандовал я, не отводят взгляд от нечеловеческого оскала этой, скромной на первый взгляд, девушки с неописуемо чёткими чертами лица, вонзающимися прямо под кожу глазами.

Схватит её за точеный подбородок, мне понадобилось время, чтобы сместить спектр взора с её покусанных губ на глаза, которые не прекращали испепелять своей яростью.

-Так и будешь молчать? - осторожно спрашиваю я, нехотя оттягивая руку - прямо сейчас ты зарываешь себя под землю заживо, хочешь умереть?

-Не делай вид, что решил стать моим семейным психологом и хочешь отрабатывать со мной детские травмы - усмехается она, демонстрируя лисью ухмылку.

-Ты права, мне нет дела до того, что ты чувствуешь, но мне есть дело до твоего рта, который либо говорит нужную мне информацию, либо ему придётся навсегда закрыться и даже не вкусить и половины жизни - хмыкаю я, наблюдая её брезгливым выражение лица.

-Я не понимаю тебя, чего ты ждёшь? - серьёзно спрашивает она, вводя меня в недоумение - ты мог убить меня уже бесчисленное количество раз, прекрасно понимая, что я ничего не знаю, но ты продолжаешь эту бессмысленную дискуссию и позволяешь мне кусать твоих подчинённых? - вопросительно, чеканит она.

-Амалия - её имя слишком хорошо звучит из моих уст - я не жду, я выжидаю удобный момент, когда ты сломаешься окончательно и тогда я сделаю так, что ты сама не захочешь жить и будешь молить меня об отсечении твоей головы - холодно, чеканю я, видя, как тяжко она сглотнула, но продолжила смотреть на меня, как ястреб на тухлое мясо.

-Женщина? – спрашивает, заявившийся директор – так вот почему ты так беспокоился об этом товаре? - ухмыляясь, чеканит он, подходя ближе к обездвиженной пленнице.

-Добро пожаловать, директор – чеканю я, пожимая ему руку – она молчит – сквозь зубы, выпаливаю я.

-Кристоф, ты же знаешь, что для меня нет разделительного полюса между мужчиной и женщиной? – лукаво, усмехаясь, спрашивает он – так, что же ты бездействуешь? – уже более озлоблено, цедит он – заставь её говорить! – приказывает он.

-Будет сделано – парирую я, замечая одобрительную ухмылку на лице директора, опустившего ладонь мне на плечо.

-Я знаю, что ты справишься, Кристоф, будь ласков с таким цветком – шепчет он.

Покинув подвальное помещение штаба, директор прикрыл за собой дверь, и между мной и Амалией настала та самая оглушающая тишина.

-У твоего босса, что геморрой? – хмыкает она, заставляя меня испустить короткий смешок – или он монах? – очередной смешок.

-Он женат - холодно, парирую я, наблюдая за удивлением на её бледном лице – его супруга носит его дитя под сердцем, он не из тех, кто станет внедряться в другую женщину для мимолётного оргазма – чеканю я.

-Похвально – впервые за прошедшие четырнадцать часов она сидит передо мной полностью в открытой позе, без зажатости, при этом продолжает выглядеть, как сплав хрома, кобальта и никеля. Она создаёт впечатление непробиваемой и прочной стены, а не загнанной в угол пленницы.

-Неожиданно слышать от тебя комплименты, хоть и не в свой адрес – усмехаюсь я, пока она закатывает глаза и цокает языком – неужели ты не чувствуешь леденящий душу страх?

-Ты хочешь утешить меня? – усмехается она.

-Только если засеку малейшую долю ужаса в твоих глазах и действиях, тогда, я разорву твой сотканный образ и уничтожу этот статный и уверенный вид – ухмыляясь, парирую я.

Амалия

Амалия

Единственное, что меня волновало в этот момент – это то, что платье, которое я урвала по скидке, теперь кусок разорванной ткани. Тревожит ли меня, тот факт, что мною могут воспользоваться? Несомненно. Что произошло за прошедшее время? Что натворил мой отец? Арсений Верховцев – это мой гештальт, который так уж получилось, стал моим биологическим отцом двадцать лет назад. Ещё до моего рождения он не был чист, как личность и не был чист, как человек. Когда мне исполнилось девять, моя мать умерла от передоза запрещённых веществ, которые в нашем доме всегда были разменной монетой. Для моего отца, а если быть точнее проверенного годами заключённого это не стало трагедией, смерть очередной женщины в его жизни. Ошибкой моей матери было то, что она отдала своё сердце мужчине, который считал её увлечением, хобби между очередной отсидкой. Как только она поняла, что скрываться от насущного будет проще, чем бороться, то сразу же начала уходить от реальности, после чего перестала быть моей матерью фактически. Было ли мне одиноко? Нет. Не знаю, как так вышло, но генетически мне передалось отцовское равнодушие, которым он кормил меня на протяжении всей моей осознанной жизни. Варвара Верховцева – была пустой оболочкой. В ней не осталось ни капли жизненной энергии, она потерялась среди туманности своих опасных увлечений и искромётной любви к моему отцу.

-Видишь мама, я всё ещё жива – горько, усмехаюсь я, вспоминая её последние слова перед тем, как она умерла у меня на руках – моё сердце всё ещё бьётся, вены пульсируют, а лёгкие вздымаются в непрерывном дыхании. Мне удалось выжить – взревела я, невзирая на то, что меня могут прослушивать или наблюдать за мной – твой ненаглядный снова, что-то натворил, а я походу вынуждена за него отдуваться – брезгуя, выплёвываю я, скопившийся ком слизи в горле – прошло ровно одиннадцать лет, как ты покинула нас, оставила один на один, двух неуравновешенных людей, которые были готовы выдрать друг другу глотки, даже не касаясь друг друга. Человек не способный любить заменил мне одного из родителей, хоть и не самым морально адекватным способом – направив глаза на прикрытый шрам, шепчу я.

Тихие шаги по ту сторону двери, заставили меня резко затихнуть…. Скрип… Кто-то по ту сторону борется с запертой дверью? Он её запер? Буквально минута и этот кто-то ушёл восвояси, отступив в рьяной схватке с куском железа.

-Чёрт! – выругалась я – после завтра встреча абитуриентов – тяжко, выдохнула я – в конце концов, я всё ещё жива – ухмыляясь, смотрю на вверх, словно на мать с самодовольной улыбкой – гори в аду – шёпотом, цежу я.

Поёрзав на стуле, я успела натереть свои запястья о шершавый канат. Оглядевшись по сторонам, я поняла, что нахожусь вовсе не на том открытом пространстве, к которому он нас подвёз. Этот мужчина буквально водит меня по ложному пути, путая сознание, и сводит с ума. Когда он не убил меня при первой встрече, я поняла, что ему от меня надо совсем не то, что от него требует его босс. Он намерен сломать меня. Его мышцы сводит до синевы, как только он признаётся в том, что его главной целью стало уничтожение моей уверенности, моё тело сводит в аномальные судороги, я начинаю чувствовать некое наслаждение, контрастирующее на фоне желание вонзить ногти в его глазницы. Он сумасшедший и озабоченный, но чертовки притягательный…Сумасшедшая ли я? Несомненно, я не такая, как все.

Кристофер

Кристофер

-Кристоф, прямо сейчас ты роешь себе могилу – зловеще, чеканит директор.

-Директор, эта девушка не выглядит так, будто, что-то знает – холодно, парирую я.

-Меня мало волнует, как выглядит эта соплячка – рявкает он – ты должен выполнять мои приказы, а не увиливать от обязательств – сокращая между нами дистанцию, цедит он, сжимая кулаки.

-Директор, на моей памяти вам никогда не приходилось жаловаться на мою работу и выполнение должностных обязанностей, поэтому вам не о чем беспокоится – лукаво, добавляю я – как я сказал и раннее, я сделаю всё, чтобы она заговорила – утверждаю я, замечая проблеск веры в его глазах.

-Тебе всегда удавалось выходить чистым из воды, несмотря на дорогу протоптанную прямиком в логово смерти – сложив руки на груди, он делает шаг назад и оглядывает меня с ног до головы – вот только в этот раз ты имеешь дело с дочерью Верховцева и ни ты, ни я не знает, что она такое и, чему он успел её обучить – парирует он, на что я в ответ согласно киваю.

-Директор, эта девушка не выглядит загнанной даже находясь на территории штаба, её не волнует сырость вокруг и даже наличие оружия у находящихся рядом мужчин, но она не выглядит так, словно сможет сбежать – ухмыляюсь я – что бы то ни было, я привяжу её к металлическому стулу и заставлю молить о пощаде, пока мучаясь в безумной агонии ей не придётся выложить все карты на невидимый стол.

-Не подведи меня, Кристоф, ты знаешь, что я не прощаю предательств и не терплю мешканья – хмыкает он, от чего на его шее вздрагивает яремная вена.

-Вы будете довольны – холодно, парирую я, разворачиваясь лицом к двери – вот только я буду единственным, кто посмеет причинить ей вред – шепчу я, выходя за порог.

Когда я вырываю из человека остатки жизненной энергии, то становлюсь, неутолимо голоден и желаю добавку, более сытную порцию чужих страданий. От предвкушения криков этой упёртой ещё не осознавшей до конца свою ситуацию чертовки, мне хочется выть. Преодолевая нескончаемое расстояние от кабинета директора до подвального помещения, в котором находится Амалия, я сглатываю образовавший в горле ком удовольствия. От одного только предположения, что именно я заставлю её стряхнуть со своего лица эту самодовольную ухмылку, у меня перехватывает дыхание. Хотел ли я сломать эту Принцессу? Несомненно. Безумно.

1…2…3…

-Скучала? – я вхожу в не обогревающееся помещение, в котором в самом центре восседает нерушимая Амалия с опущенной головой.

-Ты закрыл дверь? – она поднимает голову и в её взгляде есть смесь чего-то одобряющего.

-А ты так сильно хотела внимания? – усмехаюсь я – не будь столь самоуверенна, я благородный до тех пор, пока ты сильна, но как только я разломаю твою уверенность на мелкие кусочки, начнётся неумолимый ужас, который застынет в твоих небесных глазах, которыми я стану восхищаться в двое больше, чем сейчас – сокращая расстояние между нами, шепчу я.

-Тебе придётся приложить огромное количество усилий, чтобы лишить меня того, что приросло ко мне, как вторая кожа – усмехается она, разжигая во мне напалм ярости.

-Интересно – протягивая руку к её лицу, сжимаю её подбородок между большим и указательным пальцами – как ты запоёшь, когда я позволю своим людям развлечься с твоей стальной натурой? – её выражение лица неизменно и это начинает меня раздражать – говори! – рявкаю я, сжимая подбородок ещё сильнее.

-Ты не похож на человека, который любит делиться – парирует она, вызывая во мне неоднозначные чувства, начиная от гордости до неуправляемой агрессии в сторону её самообладания.

-А ты не похожа на ту, что так просто примет свою судьбу – в ответ парирую я, ухватывая тихий смешок – ты права, я не стану делиться с другими тем, что принадлежит мне, но я могу ломать тебя у них на глазах – она тяжело сглатывает – я могу лишить тебя этих шелковистых волос в два счёта достав из кармана ручной нож – усмехаюсь я, чувствуя её отрывистое дыхание на своём лице – я могу сломать твои ноги, чтобы ты не смогла сбежать или даже подумать о побеге, но я слишком люблю игры, а играя с тобой я, получая огромное удовольствие. Но, запомни – проводя тыльной стороной ладони другой руки по её скуле, произношу я – эта игра будет длиться не долго – я отстраняюсь от неё, одним махом хватаю стул, стоящий рядом и присаживаюсь на него – а теперь дай мне то, что я хочу, а точнее мой директор.

-Режь – отрезает она – или дай мне нож, я сделаю это сама – шипит она, скалясь на меня – волосы не зубы отрастут – усмехается она.

-Принцесса Амалия, я не в настроении устраивать проверку своей выдержке – ощущение подступающей злобы предстаёт предо мной, как занавес во мраке.

-Как ты уже упоминал, я не собираюсь умирать в ближайшее время, и поэтому вывести тебя из себя не входит в мои планы – спокойно ретируется она – вот только я совсем не шучу – и снова этот пронзительный взгляд, от которого невозможно увернуться.

-Прекрати, делать из меня идиота – сжав ладонь вокруг её бедра, ткань пиджака соизволила немного задраться из-за её вздрагивания – хочешь знать, почему ты всё ещё жива? – на её лице выскакивает гримаса ненависти, но быстро улетучивается, сменяясь искренним интересом.

-Почему ты дрожишь? – спрашивает она, заставая меня врасплох – тогда, в нашу первую встречу твои руки всё время оставались в карманах, но сейчас ты почему-то решил, что я достойна, знать твою слабость? – этот зверский оскал, неожиданно сменяется сожалением, но миг настолько мал, что я не придаю этому значения и вдалбливаю её оголённую спину в металлический стул.

-Ты достойна лишь быть разодранной в клочья, если не решишься выложить всё, что нам нужно – рявкаю я, продолжая чувствовать, как её тело начинает дрожать из-за резкой смены температуры – не делай вид, что тебе есть дело до моих изъянов прямиком из прошлого – ухмыляюсь я – ты пытаешься вырвать меня из самого себя, лишить меня самообладания, вывести из себя – чеканю я, замечая, что пиджак всё это время прикрывавший её маниакально возбуждающее тело полностью спал и заставляет меня заострить взгляд на том, как дрожит её полуобнажённое тело – ты умна, вероятно, эрудированна, но ты всё ещё человек, которого можно считать, как открытую книгу – цежу я сквозь зубы – и это не поддаёт тебе очков в нашей игре – хмыкая, убираю выпавшую прядь волос за её ухо и наслаждаюсь внимательностью и концентрацией на моём лице, словно вот-вот её взгляд заставит мои кожу гореть и пылать от ненависти, которую она излучает.

Амалия

Амалия

Единственное чего я остерегалась всю свою осознанную жизнь…это то, что кто-то заметит фальш в том, что я создала.

-Мертва? – шепчу я.

-Признаться честно, мне не удавалось видеть настолько заблудших личностей в моей недолгой и лишённой постоянства жизни – признаётся он – я видел потерянных, сдавшихся, поникших, разочаровавшихся в жизни, но никогда не видел таких искусно склеенных – осматривая меня с ног до головы, выпаливает он, пронзая разум точным и мучительным ударом – Принцесса Амалия, ты фальшивка – ещё один удар под дых – ты умело лавировала доказывая, что являешься здравомыслящей и заинтересованной в жизни личностью – подначивает он, сузив глаза – но ведь… - эта давящая на виски тишина показалась мне вечностью – ты настоящий мираж – лукаво протягивая каждую букву, цедит он, слегка подняв меня над полом и откинув назад так, что я ударилась о холодный пол привязанной к стулу – ты лживая, Принцесса Амалия – ухмыляется он, присевши надо мной так, что его тело нависает над моим животом, а лицо находится на уровне моей груди, заставляя ещё сильнее вжаться в обветшалый пол.

-К твоему сожалению, ты не стал первооткрывателем – хмыкаю я – ты так сильно жаждал обвинить меня в том, что является частью моей истории, что совсем забыл о своих изъянах, Кристоф – чеканя каждую букву, напоминаю я, понимая, что сейчас я либо лишусь головы, либо стану свидетелем его трансформации в сущего Дьявола.

-Я тебе говорил, что ты красивая? – нелепо улыбаясь, выпаливает он – от твоей задницы трудно отвезти взгляд, особенно, когда ты практически подо мной – зачем-то добавляет он – а твои русые волосы вовсе мечта любого отпетого сексуального маньяка – мимолётное, нежное касание его руки, начинает подниматься выше к груди, от чего я начинаю извиваться, как уж на сковородке лишь бы прекратить эти омерзительные ощущения – вот только, твой язык не выполняет выписанные ему задачи, а лишь колко выстреливает, предвкушая то, как я лишу тебя и его – эта резкая смена мимики заставляет глазницы расширится до неописуемых размеров – Принцесса Амалия, ты действительно всё ещё дышишь только благодаря мне и своему молчанию, вот только терпение – это не то, чего у меня хоть отбавляй – усмехается он, заставляя, съёжится от холода, которым он пронзает расстояние между нами – как только, директор поймёт, что ты не несёшь никакой пользы, то сразу же утилизирует тебя наравне с мусором – хмыкая, убеждает Кристофер – мне не важно насколько ты хороша снаружи пока то, что мы хотим услышать находится внутри тебя – рявкает он, возвращая меня в сидячее положение, отстраняясь от меня на пару шагов назад.

-Если я скажу то, чего не знаю, меня убьют в качестве свидетеля, а если я ничего не скажу, то меня ожидает идентичная участь – хмыкаю я – это, что-то вроде, кого ты выберешь умных или красивых? – усмехаюсь я, находя самоиронию достаточно уместной.

-Если ты скажешь то, что необходимо директору, то ты будешь покоиться с миром и забудешь обо мне навечно, а если ты продолжишь отмалчиваться, то я последую за тобой в ад и буду преследовать и в следующей и в следующей и в следующей жизнях – ухмыляется он.

-Так себе перспектива, а можно ли альтернативу? – усмехаюсь я – могу ли я выпить эликсир для потери памяти и очутиться снова там, откуда ты меня выкрал – подмигиваю я, находя недоумение в его выражении лица.

-Если бы такой эликсир существовал, мы бы не встретились при таких обстоятельствах – слегка отрешённо, буравит он – и мне бы не пришлось скрывать ото всех испорченность своей натуры – устало дополняет он – мои руки нестабильны, потому что пару лет назад мне перебили все кости в кашу, а человек, который собрал мои конечности по кусочкам оказался тем, кому я должен больше чем свою жизнь и он велел разговорить тебя – зловеще, цедит он – поэтому, Принцесса Амалия то, что ты всё ещё жива лишь вопрос времени и твоё молчания лишь усугубляющие ситуацию – подмечает он.

-Если ты испорчен, то я пуста – выпаливаю я в его отдаляющуюся спину – я та, кого нельзя назвать настоящей, я действительно сплошная фальш, я самая изысканная ложь, которую человек когда-либо встречал в своей жизни, я та, кого я создала своими руками, временем, опытом и изъянами, окрасившими мою и так некрасочную жизнь – признаюсь я – мне не страшно, потому что прошлая я давно мертва, а то, что восседает перед тобой сплошная ложь, сплошная склейка кадров из фильма ужасов под названием «моя жизнь» - чеканю я, пытаясь рассмотреть, что-то в его бездушных глазах – мне безразлично, как скоро ты решишь отрубить мою голову или заставишь медленно истекать кровью – цежу я сквозь зубы – и я чертовски разочарована в том, что последнее, что я увижу в своей несостоявшейся жизни будешь ты! – выпалываю я, замечая намёк на ярость смешанную с горечью?

-Что бы ты не говорила, я единственный, кто вправе причинять тебе боль и способный видеть твою агонии в муках, которые я предоставлю тебе в качестве утешительного приза – ухмыляется он – пока я жив, никто не посмеет прикоснуться к тому, что ломать позволено лишь мне – каждая мышца тела пульсирует от негодования и того, насколько же он уверен в том, что я его грёбанная вещь….

-Клянусь, если я выживу, то я заставлю тебя глотать пыль и захлёбываться кровью в собственной моче, Кристофер сукин ты сын! – шиплю я сквозь зубы, ловя на себе голодный взгляд этого конченого психа, стоящим ко мне спиной, граничащий с ужасающим оскалом.

-Оставайся такой же сентиментальной и сексуальной до смерти, Принцесса Амалия – протяжно, воркует он, идя на выход, так и не обернувшись.

Кристофе

Кристофер

-Судя по тому, как сжата твоя челюсть, ты провалился – озлоблено чеканит директор, впечатывая меня в стоящую сзади меня стену одним лишь взглядом – неужели эта кукла так и продолжает играть в молчанку? – зажимая в руках табельное оружие, цедит он, демонстративно направляя в мою сторону…и я знаю одно. Если он действительно настроен, прострелить мне череп, то он не в коем случаи не промахнётся!

-Директор – монотонно, привлекая его внимание, отчеканил я – она не из тех, кто так просто захочет проститься со своей жизнью – подмечаю – она одна из тех, с кем можно играть без предохранителей. Её безумие и сумасшествие в жизненной позиции слишком уникальны, чтобы так просто пустить ей пулю в голову или споить змеиным ядом – хмыкаю я.

-Ты предлагаешь мне ждать пока ты наиграешься, Кристоф? – раздражённо, выпаливает он – почему ты снял их? – неожиданно спрашивает он, а я стою в недоумении ещё с минуту, пока не осознаю – ты наконец-то решил приоткрыть завесу тайн своего прошлого этой кукле на последнем издыхании?

-Она не причина того, почему я снял перчатки, она всего лишь очередной кусок пластилина, кажущийся твёрдым и многофункциональным, который умеет принимать различные формы, засохший кусок человеческой плоти, смотрящий через призму реальности, в ней нет того с чем любят играть психи, она не наделена светом или позитивом, как остальные девушки её возраста, в ней нет воздушности и радужности, которую такие, как я любят высасывать из нутра безнадёжных человеческих сердец – чеканю я, ощущая холодную обойму, касающуюся о правый висок – она ведёт себя, как израненный зверь, которому вовремя не оказали медицинскую помощь, которому пришлось самостоятельно зализывать шрамы прошлого, однако в ней есть нечто притягательное, что заставляет желать калечить её из раза в раз нанося свежие раны и порезы на её и так испорченном теле.

-Кристоф, что б тебя, идиот! – вдалбливая мне в ухо дуло пистолета, рявкает он – хватит вести себя, как паршивец – чеканит он, прокручивая дуло в моей ушной раковине – что ты стоишь? – шипит он.

-Директор, вы…. – не давая мне договорить, он бьёт мне прямо в живот свободной рукой, от чего внутри меня проносятся миллионы задетых нервных окончаний, создавая единый узел боли, но я не двигаюсь.

-Иди и выпотроши эту наглую куклу, иначе я вырву твой кадык на живую – цедит он сквозь зубы – ты лучший агент ФСБ, которому доверены задания высшего уровня секретности, по отслеживанию особо опасных преступников, но ты оттягиваешь резину, просто чтобы поиграть с наивной девчонкой, которая решила показать зубки – ещё один удар под дых и я выплёвываю первую струю крови под ноги – годовые тренировки должны были привить тебе отвращение ко всему живому и движущемуся на своих двух, но какой-то кусок похоти портит моё лучшее творение – отрезает он, хватая меня за шиворот – если через пару часов, я не получу нужную мне информацию, то я заставлю тебя наблюдать, как старательно я буду вынимать органы из твоего братца, сукин ты сын!

-Вы не посмеете – цежу я, сжимая кулаки до синевы, и выпрямляюсь в полный рост.

-Хочешь проверить, Кристоф?

-Через час, я выведу её на чистую воду, а вы гарантируете безопасность моему брату.

-Торговаться со мной не лучшая идея, сынок – хмыкает он, вызывая во мне желание, размазать эту ухмылку одним прямым ударом в челюсть – а теперь, иди и сделай то, что должен был сделать с самого начала – чеканит он, скрепя зубами.

Вытерев кровь с губы рукавом белоснежной рубашки, мне в голову пришла умопомрачительная стратегия, беспроигрышная стратегия, с которой я получу даже больше, чем необходимо, вот только щемящее ощущение в области груди, сдавливает лёгкие и путает разум….

-Алло, Марко достань мне «эликсир послушания» - ухмыляюсь я, смотря на своё отражение в металлической двери подвального помещения, ведущего прямиком к этой фальшивке.

-Ты вовремя, Крис, поставка, как раз завершена и ты можешь взять сколько тебе угодно, только если оплата за тобой – усмехается он по ту сторону трубки.

-Марко, я сказал, что мне нужен эликсир послушания – цежу я, чеканя каждую букву для лучшего эффекта.

-Вас, понял, босс, скоро буду, куда принести?

-Прямиком в подвал – на этом наш телефонный разговор заканчивается и я дёргаю дверь, рассматривая содержимое гнилой комнаты штаба, замечаю одинокое и измотанное тело Амалии, которая еле-еле приподнимает голову, чтобы рассмотреть своего посетителя.

-А в этот раз ты действительно хочешь, чтобы мне было не скучно? – фыркает она, тяжело глотая собравшийся ком в горле из-за жажды.

-Даю посланий шанс, чтобы ты рассказала мне всё о местонахождении своего отца – приближаясь к ней размеренными шагами, я пристраиваюсь к её опущенной голове, которая медленно снова приподнимается на пару секунд – или же, я заставлю тебя выложить предо мной всё и даже больше, но более унизительным и омерзительным способом с мучительными последствиями – усмехаюсь я – это значило нет - отрезаю я, лицезря хорёк на своей обуви.

-Это миллион раз «НЕТ»! – по буквам, цедит она, тяжело дыша – пока я в сознании мне удаётся держать язык за зубами и пререкаться с таким куском дерьма, как ты! – рявкает она.

-Я предупреждал, что это был последний шанс. Знай, что именно ты, ты… и ещё раз ты развязала мне руки и позволила сломать окончательно, на этом твоё мужество иссякнет, а бесстрашие превратится в наркотический припадок с обострённым чувством страха – выпаливаю я, замечая, как сильно дрожит её исхудалое тело от обморожения.

- Мой рассудок подвластен мне, а всё то, что случится за гранью моего самообладание – это грязь, которой ты готов измазать мои приоритеты, которые тебе не суждено подчинить себе – шипит она - я не считаю выгодной перспективой, стать иллюзией своих фантазий и созданным с годами образом фальшивого белого лебедя, держащего окружающих в полнейшем замешательстве от эмоций, которые накрывают тебя каждой ночью, заставляя грызть подушку, скрывая свою тягу к насилию, и выть на луну, как самая настоящая жаждущая человеческого страха волчица – выпаливает она, а я ощущаю всеми фибрами и каждой частью тела хоть немного соприкасающейся с её дрожащим телом и учащённым дыханием, то, как молниеносно фигура Амалии натянулась как тетива - иди к чёрту! – она продолжает бороться даже на грани собственного самоуничтожения. Заманчиво.

Амалия

Амалия

Ощущала ли я когда-нибудь подобную вязь, которая затягивает, как непрошенный водоворот? Когда всё тело окутывает настоящий пожар, в мозгах наступает густой, непроходимый туман. Суставы кажутся каменными, а конечности выворачивает так, словно я трансформируюсь в оборотня. Каждая кость ощущается, как давящее лезвие внутри, пот стекает по спине ручьём, и желание раздеться и оказаться в глубоководном прорубе, накатывает с неистовой силой.

-Где твой отец? – мужской голос, будто бы сжирает мои барабанные перепонки теми килогерцами, которые поражают мой слуховой аппарат– где Арсений Верховцев, мать твою! – и снова этот режущий по барабанным перепонкам рёв, от которого я моментально скручиваюсь в позу эмбриона, лишь бы избежать этого раздирающего на атомы крика.

-Закрой свой чёртов рот! – изнывающе стону я, еле как, перекрывая звон в ушах своим собственным сдавленным голосом – я сейчас оглохну – во рту пересохло, голос сел, а перед глазами всё идёт кругом.

-Удивлён, твой рассудок ещё не покинул тебя – голос раздающийся, будто из трубы, заставляет корчиться от оглушающих волн – но твои органы чувств обострились достаточно, чтобы дать понять, что я не намерен играть с тобой в холодно жарко – даже его размеренные с виду шаги кажутся массивными и тяжеловесными – ответь на мой вопрос и я дам тебе воды – подначивает он, в тот момент, как мой желудок скручивается в единый комок, от чего весь желудочный сок желает выйти наружу – ты не пила уже больше двух суток, а теперь внутри тебя растворяется сильнейший наркотик, который твой организм начинает отторгать – усмехается он, а мне кажется, что над моим ухом разносится гогот целого футбольного поля – где твой отец? – рявкает он, заставляя меня вопить от боли в ушах – сколько бы ты не кричала – это не станет твоим антидотом, ты сможешь прийти в себя лишь тогда, когда скажешь мне то, чего я желаю – чеканит он, молотя по моим ушам молотком.

-Я не знаю – и теперь я действительно, не знаю слышно ли меня вообще? Я говорю на последнем издыхании, словно вот-вот откинусь на этом металлическом стуле, дающим мне разряд тока под кожу.

-Это всё, что ты можешь сказать, находясь на грани? – тело начинает ломить, бросая то в жар то в холод, но ведь это не самое ужасное, что могло бы со мной случиться….меня начинает пробирать дрожь, говорящая о том, что моё сопротивление подходит к концу, о том, что мой рассудок с минуты на минуту покинет моё тело, рассудок и меня…

-Иди к чёрту! – кричу я, разрывая комнату своим звериным криком, который вырывается из меня, пока перед глазами наступает настоящий мрак – я не вижу – шепчу я – я не вижу – истерически, повторяю я.

-Вот видишь – звучит, как самоирония - к чему приводит твоё своенравие и нелепое соперничество со мной? – усмехается он, вводя меня в судорожное состояние паники – тебе нужно просто сказать, где прячется твой папаша и я опорожню твой желудок народными средствами - подмечает он, заставляя меня выгнуть бровь, он словно понимает мой немой вопрос и продолжает – мне достаточно выдать тебе лошадиную дозу слабительного и споить три литра воды за раз, тебе этого будет достаточно, потому что ты раннее не увлекалась употреблением наркотиков.

-Я ничего не знаю – выпаливаю я, находя в себе силы.

-Ну… - хмыкает он – тогда наслаждайся путешествием по своим самым грязным и сокровенным тайнам, без возможности бороться со своим словестным течением – усмехается он и я понимаю, что больше не в силах сопротивляться тому, что так жадно поглощает моё сознание и окутывает тело, проносясь по венам и кишечному тракту со скоростью света…Темнота…Тишина. Полное отречение от понимания и осознания происходящего накрывает меня с головой, не давая права слова и возможности двигаться по своей воле.

Кристофер

Кристофер

Смотреть на её почти бездыханное тело было не то, чтобы мучительно – это было сверх жалко. Только вот внутри меня не было былого накала злорадства, либо наслаждения. Мне стало гадко? Гадко от собственных деяний. Обычно мне приходилось вынимать из людей и нелюдей любую информацию абсолютно любыми способами, даже ценой их непрожитой жизни и жизни их ближних. Однако эта девушка, не вызвала во мне желание лишить её воздуха и возможности передвигаться своими ногами, дыша полной грудью. Спустя минуту после того, как её подсознание всё же умудрилось её покинуть, я так и не сделал ни шага. Наблюдать за тем, как меняется её мимика, движения, речь – это настоящий глоток свежего воздуха. В один момент, мне чертовки хорошо от понимания того, что она наконец-то прогнулась под моим влиянием и сдала свои верховные позиции, которые так жадно впивались в моё поле зрения и заставляли напрячься от негодования и её игр разума.

-Где твой отец? – вопрос отскочил от каждой стены подвального сырого помещения, создавая зловещую и безысходную обстановку для Принцессы Амалии – тебе нет никакой пользы от того, что твои извилины прямо сейчас обливаются сильным наркотиком и атрофируют твой мозг, так почему бы не ответить на легчайший вопрос?

-Иди к чёрту – промямлила Амалия, находясь в полной прострации – ах – этот недолгий, но такой непринуждённый вздох, сделал со мной больше, чем введённый внутривенно яд, мне показалось, что я начинаю сходить с ума – ха-ха-ха… - зловещий смех и её безмятежное выражение лица казались мне, чем-то мистическим и до жути сверхъестественным, но понимание того, что она сейчас передо мной…такая беспомощная и полуобнажённая приводило меня в порядок каждый раз, как только я начинал теряться в этом узкой комнате.

-Говори же ты! – взревел я, сам не поняв, как оказался приклеенным к её лбу своим, держа её правой рукой за шею, а второй прислонив к её виску табельное оружие – я отправлю эту пулю тебе в голову без капли сожаления, не дрогнув даже бровью – прошипел я, уловив боковым зрением, как её ноги начали трястись – скажи мне, где чёртов Арсений, иначе то, что ты сейчас чувствуешь в каждой клетке своего организма продлиться дольше, чем рассчитывалось, Принцесса Амалия – разговаривать с девушкой, у которой отъехала крыша, а в сознании лишь летающие звёзды, ударяющиеся о её костный мозг, не кажется достаточно информативным, но, что-то в её нынешнем поведении пугает меня…

-Я выжила – и снова этот истерический смех вперемешку со слезами? – я выжила! – её крик, как гром среди ясного неба, заставил меня отойти от неё назад, не смещая позицию оружия на её виске – мама – первое слово – Амалия начала напевать несуразную в данной ситуации песню, что напрягло меня. Неужто наркотик не подействовал и она всё ещё в силах выдавать полные предложения?

-Где Арсений? – я сократил между нами расстояние и начал трясти её за плечи, от чего её взор сместился на мне, но не так ясно, как раннее, а слегка размыто, от чего она часто моргала и трясла головой пытаясь сфокусировать зрение, однако безрезультатно – Амалия – прошипел я, от чего её лицо окрасилось туманной серьёзностью без тех истерических хохотов и оскала – где твой отец? – настойчиво, но спокойнее спросил я, давая ей время на поиски необходимой мне информации в атрофированном на время подсознании.

-Не ищи – пропищала она ослабленным голосом, а я приблизился к ней на шаг, почти вплотную, чтобы расслышать – он сказал не искать его – каждая буква звучала, так словно она новичок в изучении и говорении русским языком на базе азбуки Морзе – ха-ха – ужасающий и одновременно будоражащий смех из её уст не прекращает создавать впечатление, что не я, а она держит меня в плену, пытаясь выдавить необходимую информацию.

-Значит, не лгала – прошептал я, удостоверяясь в том, что ей всё же неизвестно местонахождение её отца – твоё искусное притворство – это настоящий апофеоз – наблюдая за её бессмысленными подёргиваниями тела и постоянным морганием, мне казалось, что я ломаю то, что неспособно принять прежнюю форму не потому что я этого не хочу, а потому что она – это несбыточная интерпретация умалишённой чёрной лебёдки, казавшейся очаровательно прекрасной, но имеющей столько черноты внутри, что вся её перина покрылась мраком безвозвратно.

-Продолжай – я настолько увлёкся рассмотрением её нечеловеческого оскала, что начал улавливать в её лице нечто невообразимое. Маска, наличие которой она так тщательно скрывала, спала всего на миг. Она расслабила мышцы лица, и предо мной открылось отчуждённое и безумно отстранённое выражение лица, словно та часть, которая сражалась за жизнь, не была столь уж желающей выжить, а лишь вожделеющей выиграть в очередной схватке. Амалия росла в неполноценной семье, а по её телосложению трудно сказать, что она доедала, но одно я могу сказать точно…. Она ведёт себя, как брошенный пёс, которого обнадёжили в первые секунды жизни, отправив на съедение волкам. Которые разжалобились над ней и вынудили вернуться туда, откуда её можно сказать изгнали. Эта девушка похожа на разъярённого шакала, готового драться с противником любого уровня и породы, она прирождённый борец и бесчувственная Принцесса, с задатками маленькой и миловидной девочки – я выжила – она резко вцепилась в свою бочину, на которой красуется немаленький шрам и вонзила в него свои ногти – ты проиграла – чуть ли не хныча, взревела она, раскачиваясь из стороны в сторону.

-Амалия, что ты творишь? – её разум развалился вдребезги – прекрати! – рявкнул я, но на неё это никак не повлияло, а из её бочины начала сочиться миниатюрная струя алой жидкости, капающая на сырой и холодный пол – отпусти! – крикнул я, хватая её за запястье, которое вросло в её конечность намертво – успокойся! – я понимал, что докричаться у меня до неё не выйдет, потому что наркотик, который заполонил её мозговое вещество отлично переносит шоковую терапию и утилизируется из организма лишь вторичным химическим путём в лаборатории Штаба.

Амалия-

Амалия

День, который стал сигналом отсчёта на всю оставшуюся жизнь:

Захудалые почти отвалившиеся стены вокруг меня, не просто капают мне на мозги, они буквально падают мне на спину, заставляя скрючиться, образую уродливый горб. Стоящий по всюду запах перегара и не умолкающие кульбиты сигарного дыма в воздухе вынуждают снова и снова зарываться в тёмном, незаметном углу. Спрятаться может каждый, если найдёт надёжное место, но скрываться от всколыхнувшего мою жизнь Ада я не собираюсь. В моих жилах течёт кровь ублюдка - преступника, которого мне суждено звать отцом, а женщина, которая так великодушно даровала мне жизнь, оказалась жалкой и посредственной лгуньей. Изо дня в день я пыталась навязать себе то, что мы неблагополучная семья в духовном и моральном плане, потому что финансово мы удовлетворены всем, чем можем, однако купить жильё - это значит сдать отца с поличным, его найдут, отследят денежные переводы или выследят, как только он покинет территорию этого сарая. Но, что насчёт банального значения слова «семья?» Были ли мы когда-нибудь семьёй? Была ли я той, кого они с трепетом ждали? Может быть, до моего рождения, они могли любить друг друга по-своему, неправильно? Однако мне это не известно... Мой отец постоянно скрывается от правоохранительных органов, запрещая мне выходить на улицу без причины, а мать окончательно свихнулась. Спустя год после моего рождения, как оказалось, их взаимоотношения полетели в тар тартары, из-за того, что ни он ни она не были готовы к ответственности, да и любовью нельзя назвать то, что происходило между моими родителями. Мать нашла утешение в травке и спирте, а отец, как ни в чём ни бывало продолжил вершить своё правосудие против закона и его устоев, тем самым подогревая накал страстей между ним и его несчастной женой. Брак моих родителей был принудительным, так как отец жаждал владеть женщиной, что даровала ему дитя целиком и полностью, даже если с его стороны не было ни намёка на чувства и заботу, а лишь дикая собственность и удовлетворение. Матери было плевать на свои чувства, так как он был для неё, чем-то невообразимо совершенным. Она проглотила свою гордость залпом и продолжила мучиться в лапах цепкого животного, зовущего себя отцом.

-Амалия, где твой папаша? - крикнула мать из соседней комнаты, заставляя вздрогнуть на ровном месте от неожиданности - где его черти носят? - по голосу, разносящемуся повсюду было ясно...она снова накачалась.

-Я не знаю, где он - спокойно ответила я, непременно подойдя к ней.

-А почему это ты не знаешь, где он? - склонив голову в бок, пролепетала она, несущественно подмигивая мне, словно у неё нервный тик - отвечай! - закричала она, неровным голосом - ты, что язык проглотила? - её гнев начал закипать до состояния пиков - не молчи!

-Мама, я не знаю, где он - её взгляд устремился прямо в мои глаза, создавая впечатление того, что она мгновенно протрезвела и пришла в себя, но я ошибалась...

-Как ты меня назвала? - о чёрт! Снова... - я говорила тебе тысячу раз, не называй меня матерью, паршивка! - звонкая пощёчина прилетела мне по слегка разгорячённой коже - прекрати, питать свои наивные надежды на то, что ты нужна мне и нужна своему папаше! - эти слова ни капли не ранили меня, а лишь вызвали нелепую ухмылку на лице - ты спятила? Почему улыбаешься? - продолжая вглядываться в её бессознательные глаза, мне пришлось подойти ближе, чтобы рассмотреть чётче всю ту ненависть и гнев, которые она ко мне испытывает - ты копия своего отца недоумка! - хватаясь за волосы, прокричала она - то, что ты дышишь и ходишь по земле, заслуга того, что твой папаша настоял на ребёнке и отказе от аборта, аргументируя это тем, что дети - это искупители смертных грехов всего рода и я решила, что не хочу марать руки, которые ты и так умело испачкаешь за всю свою непрошенную жизнь - выпалила она, плюясь в меня.

-Тебе ещё не надоело крутить эту шарманку каждый божий день? Или ты вовсе не помнишь, что творишь? - скрипя зубами, прошипела я, наблюдая за расхлябанным зрением матери, пытающейся сфокусироваться на мне - мой отец - это букет из уголовных статей, а ты гербарий из запрещённых препаратов и табака - хмыкнула я - и ты действительно считаешь, что я стану твоим ангелом хранителем, когда ты отбросишь коньки, мама? - акцентируя на последнем слове, отчеканила я, замечая, как резко изменилось её выражение лица - вы оба потерянные и несостоявшиеся личности - усмехнулась я - не тепли себя пустыми ожиданиями, потому что я не стану делать выбор в пользу отмаливания твоих грехов и выслушивать твою предсмертную исповедь!

-Дрянная девчонка! - рявкнула она, резко встав на непослушные ноги - ты пустая оболочка, которой вовсе не должно было существовать! Ты самое бессмысленной существо в этой Вселенной. До сих пор задаюсь вопросом, зачем позволила животному отродью запереть меня в оковы под названием «материнство»

-Ты так говоришь, будто когда-то была моей матерью! - яростно, рявкаю я.

-Да - кричит она - не была и не сожалею - я не хотела быть инкубатором и вынашивать, что-то настолько похожее на твоего отца целых девять месяцев, но путы, в которые меня заковала любовь к твоему папаше сделала из меня пленницу своих терзаний и душевных ран - выплеснула она, чуть ли не плача, создавая впечатление, что у неё выработался некий порог зависимости, позволяющий ей здраво мыслить находясь в таком запущенном состоянии.

-Ты могла бы родить меня и оставить под дверьми детского дома или попытаться выгнать, но ты этого не сделала, а знаешь почему?

-Удиви - хмыкает она, заставляя меня притупить приступ тошноты от её равнодушия.

-Ты трусливая и жалкая, влюблённая дура, которая возжелала мужчину, который ничего к тебе не чувствует - я горько усмехнулась, создавая контраст своих эмоций, позволяя ей считать, что мне её жаль - ты захотела задержать его, ты сцепила вокруг небо неразрывные и крепкие цепи, чтобы он не ушёл от тебя и этими цепями стала я - усмехнулась я, наблюдая за растущей яростью в её глазах - ты поступила, как самовлюблённая и наивная школьница, создавая иллюзию преданности и привязанности, ты сломала не только себя, ты сломала всё вокруг себя. Ты пропала, иссохла, затерялась среди очередной дозы, которая хоть немного сопуствовавала снятию моральной боли, ни за что несравнимой с долей физической.

Кристофер

Кристофер

-Приди в себя, Принцесса - взмолился я, замечая, как дрожит всё моё тело, а сухожилия в запястьях и ладонях буквально ходят ходуном под покровом моей кожи, от чего мне становится не по себе - Очнись!- вскрикнул я, но ни один мой возглас не сумел привести её в чувства - чёрт! - шёпотом выругался я, присаживаясь на присядки, чтобы быть на уровне её коленей - этого не может быть, Амалия - в истерическом припадке, чеканил я, ухватившись за её бёдра мёртвой хваткой - прекрати, делать себе больно - прошептал я, прислонившись к её уху, чтобы не напугать - мне ещё никогда! Слышишь? Никогда! Не приходилась видеть перед собой настолько самоотверженную женщину - признаваться в чём-то не входит в мои полномочия, но именно в этот момент мне казалось, что я должен привести её в сознание любыми способами, даже ценой собственных принципов - ты настоящая заноза в заднице и от тебя невозможно дождаться должных манер в разговоре, в тебе нет наигранности в плане флирта или желания получить очередное удовлетворение. Ты не похожа ни на кого вокруг, ты давным-давно затёртая до дыр обёртка от вкусной, когда-то конфеты. Наверняка, ты знаешь это и именно поэтому не подпускаешь к себе окружающих, чтобы те не сумели разочароваться в том, что им приглянулось. Я с точностью уверен и могу сказать, что тебе не составит труда разбить нос какому-то недоумку, который соизволит приблизиться к тебе. Однако, единственное, чему ты не позволишь случиться - это признание. Признание самой себе. Ты не открываемая книга, запечатанная глава собственной жизни, с отталкивающей и одновременно притягивающей обложкой. Тебя остерегаются благоверные приверженцы закона. Тебя не почитают, как законопослушную, потому что приравнивают к отцу. Ты окружена стервятниками, которые изо дня в день держат тебя на прицеле и коротком поводке, из которого ты постоянно умудряешься выбраться. Но есть ещё одно но, которым ты сама себя вознаградила. Ты возвела вокруг самой себя нерушимые стены, состоящие их страданий, мучений, грехов и молитв, которые олицетворяют нынешнюю тебя. Несокрушимую. Отчаянную. Безумную. Сумасшедшую и сильную личность, кажущуюся остальным непредсказуемой дочерью мужчина, чья фамилия сеет осуждения и страх - её дыхание участилось, а пульс возрос в два раза больше, чем ожидалось, её подсознание и организм начинают бороться за трезвость ума, но её калечащие саму себя действия становятся лишь импульсивнее - я же вижу, тебя насквозь, принцесса Амалия - короткий вздох и выдох, начинают казаться мне вечностью, а её подёргивание век вызывает судороги в моих трясущихся руках - ты огородила маленькую себя, ты создала себя заново, отняла у себя прошлой все чувства и искренность, что когда-то возненавидела новая ты. Таких, как мы действительно считают непредсказуемыми безумцами, думающими лишь о своей выгоде и будущем. Однако, я не считаю мысли о своём устое аморальными или неправильными со стороны этих параноидальных боготворителей, осуждающих друг друга за чужие проблемы и сплетни по поводу соседских детей или финансового положения, они намного хуже, чем хотят казаться, а мы для них умалишённые психи, желающие собственного крова и независимости, о которой они только мечтают и жалуются друг друга, аргументируя свои проигрыши и лень судьбой - подрагивание век прекратились, она начала ровно дышать а руки повисли навесу - люди, считающие каждый свой шаг судьбой - это настоящие глупцы. Если каждый начнёт оправдывать свои действия судьбой, то это станет модерном в мире беззакония, в котором мы и находимся. А если социум решит, что бездействие - это одна из заповедей Господних, то мир разрушиться вопреки всему. Когда, кто-то проливает свою кровь,желая лишь стать лучшей версией себя, остальные ноют из-за несправедливости к себе любимым, аргументируя свою слабость и не умение находить выход из положений стечением обстоятельств, говоря, что всё к лучшему. Ни черта не к лучшему! Все мы - это участники игры под названием жизнь, нам вынесет смертельный приговор, который нельзя обжаловать или подать аппеляцию, мы все когда - нибудь превратимся в пыль и перестанем иметь право слова. Но мы можем сотворить своих предшественников, дать им возможность реализоваться и взять себя в руки, не ради кого-то и даже не ради себя, а ради всепоглощающего ощущения азарта во время игры в быть или не быть. Мы имеем полномочия жить и бороться, но никак не наслаждаться тем, что есть. Нам необходимо карабкаться и проливать немые слёзы, идя через тернии к ночным звёздам. Мы - это собственная история, мы очертания того, что пытается стать нашей сильной и непоколебимой стороной. Мы в ответе за самих себя и за свою собственную ценность, мы и только мы можем дать самим себе то, чего так неустанно жаждем - по её бедру стекает тропинка алой жидкости, капая прямиком на сырой пол, а её тело устало покачивается из стороны в сторону.

-Я не проиграю - этот шёпот стал моим выходом из клинической смерти - даже не надейся, Кристоф - это прозвище было мне ненавистным всё эти годы, но сейчас оно приобрело новые краски в соответствии с её охрипшим и безжизненным голосом - я не против ещё одного раунда - теперь её ухмылка больше похожа на улыбку умалишённой из палаты номер «13»

-Не льсти себе, Принцесса Амалия - хмыкнул я, находясь в полном опустошении, словно из меня выжали все соки и все тайны, которые я так долго хранил, будто меня вывернули наизнанку, принудили признаться в том, о чём я даже не подозревал, мерзкое ощущение накатилось на меня, как снежный ком - ты всё та же чёрная лебёдка с небесно-голубыми глазами, подвешенным языком, ошеломительным телом и гнилым нутром. Ты пустая - в её глазах очутилось удивление, которому нет места быть в данный момент, мне показалось, что она вспомнила, что-то, что сильно задело её в прошлом - впрочем, ты сама прекрасно знаешь, что ты просто улучшенная копия той, что когда-то переломали на мелкие осколки и заставили взбираться на Эверест самостоятельно. Но это делает нашу игру ещё более увлекательной, теперь я действительно знаю, что тебя можно сломать - ухмыльнулся я, всматриваясь в её свирепые глаза - да начнётся второй раунд, Амалия - игриво, заправив выпавший прядь волос ей за ухо, мне пришлось дважды позволить ей рассмотреть мой тремор в руках, потому что я снял перчатки. От чего внутри меня осела неприятная горечь в горле.