Моим родителям посвящается
Утро началось с сюрпризов, а сюрпризы начались со звонка Никиты.
– Мелкая, – давняя школьная привычка – называть так Арину, как всегда, сыграла свою роль, – надо встретиться. Срочно. Жду на нашем месте через полчаса.
– А Ирку с пацанами тоже зовёшь?
– Нет.
– Я думаю, это хорошо, потому что…
Но Никита тут же вставил свои пять копеек:
– Ты когда начинаешь думать, прямо беда, особенно когда сидишь за компом и параллельно разговариваешь.
Пересветова отодвинула от себя ноутбук, на котором просматривала почту, и мягко улыбнулась:
– Тебе показалось.
– Ничего не показалось… Слышу, как клацаешь по клавиатуре. Не надо делать из меня дурака.
– Извини, опять не удержалась.
– Так и вижу твою довольную, улыбающуюся рожицу.
Она хотела уже серьёзно добавить: «Нужно посоветоваться», но не успела – Никита ушёл со связи.
«Хорошо, что мы будем вдвоём, – мечтательно подумала Пересветова. – Ненавижу Ирку. – Она ничего не имела против друзей Никиты, но не терпела их одноклассницу. Объяснить такое отношение к Ирке не могла, хотя подозревала, что не любит её из-за высокомерия и желания повелевать не только преданным Виталькой, но ещё Никитой и Ильёй. – Твою петрушку, времени-то сколько!»
Арина сосчитала до трёх и подскочила с кровати, надевая видавшие виды джинсы, серую футболку с затёртой надписью на английском «Wisdom, Justice and Love» – мудрость, справедливость и любовь – наспех умылась, прошлась по губам бледно-розовым блеском и слегка подкрасила ресницы. Вот опять они за лето выгорели до рыжины. Не то что чёрные, как смоль, и пушистые опахало у ненавистной Ирки, чтоб её ёжики целовали днём и ночью. Не зря она Смолина – полное соответствие фамилии.
Подумав о красивой Ирке, Арина критически с ног до головы оглядела себя в зеркале. Тощая, высокая, как фонарный столб – вытянулась ещё в десятом классе, с худым лицом и густыми, непослушными, тоже ставшими от солнца рыжеватыми локонами – ведьма и ведьма. Метлы только не хватает.
Какие уж тут надежды на взаимные с Никитой чувства? Нужно ему это рыжеволосое чучело с глазами болотного цвета в коричневую крапинку? Вон он – какой красавец: смуглый, кареглазый, высоченный.
Однажды Арина едва не умерла от своей ненормальной любви к Никите. В прямом смысле едва не умерла. Парень, учась в той же школе, что и Пересветова, только в параллельном классе, не замечал её класса до восьмого, когда случилась эта история.
Дело было в последние дни мая, перед самыми летними каникулами. Елена Николаевна – учительница Арины и бабушка Никиты – решила повести свой восьмой класс на туристическую базу, находившуюся на противоположном берегу реки, ибо дети мечтали оказаться в среде, далёкой от цивилизации, с минимальным набором средств. Видя, что внуки проводят много времени за компьютерными играми, Елена Николаевна предложила Никите с Лизой тоже пойти в поход, дабы немного отвлечься от всемирной паутины. Нехотя, но дети подчинились, взяв с собой гитару и по томику модного тогда «S.T.A.L.K.E.R.».
Елена Николаевна за годы работы в школе пришла к выводу, что пятнадцатилетние подростки вполне самостоятельны и могут обойтись без её постоянного контроля, потому, когда пришли в расположение турбазы, она сказала:
– Дети мои, мечтали о диких условиях? Дерзайте: готовьте сами обед, позовёте, когда всё будет готово. – И ушла на полянку, находившуюся неподалёку, чтобы позагорать в одиночестве.
Девочки и вправду сначала с энтузиазмом взялись за дело: загремели котелками, ложками и поварешками, готовясь сварить из консервов что-то наподобие ухи, но заметили, что парни не спешат ни за дровишками, находящимися под навесом у входа на базу, ни за водой из колонки. А раз так – тоже присели на скамьи: почему они обязаны работать, когда одноклассники отдыхают. Вон даже внук Елены Николаевны бухнулся с ними рядом и перебирает струны гитары, которую привёз в дорогом чехле. Арина понимала в этом толк, ибо у отца был такой же.
– Не по силам подвиг? – задиристо спросила она у Никиты.
– Ты о чём, мелкая?
Арина спокойно отнеслась к этому – «мелкая». Чем тут можно возразить, если действительно самая маленькая в классе, стоящая последней в шеренге на физкультуре и говорящая опостылевшую фразу: «Расчёт окончен».
– Говорю, не по силам принести воду и дрова?
– Я здесь при чём? Проси одноклассников. – Никита недоумевал: совсем страх потеряла малявка. Ещё командует.
– Вот бы и подал пример, как внук Елены Николаевны.
– У тебя хорошая степень наивности. Почему ты решила, что они потянутся, – Никита кивнул на мальчишек, – если я буду работать?
За этими воспоминаниями Пересветова не заметила, как подошла к тенистой и уютной беседке, которая находилась недалеко от набережной, в глубине парковой зоны. Когда-то в детстве эта беседка казалась огромной по своим размерам, а сейчас в неё едва ли помещалась их небольшая компания из пяти человек.
Воспользовавшись свободной минуткой, пока не появился Никита, Арина достала из сумки смартфон, настроила на себя камеру и поправила чёлку. Пересветову расстроило, что на лице полно веснушек. Она не знала, что с ними делать, сводила и перекисью водорода, и разными кремами – ничего не выходило, только, кажется, их становилось всё больше и больше. Красоты это, увы, не добавляло. Пересветова решила, что лучше снять заколку и распустить волосы. Тяжёлая копна рыжих волос упала на плечи. Она вспомнила слова Ирки Смолиной о том, что волосы – Аринин основной актив, ибо густые и волнистые.
– Ну да, всегда так говорят, когда больше нечем похвастаться – это ещё кто-то из великих подметил, – проворчала Пересветова тихо и вздрогнула, услышав насмешливое:
– Ё-моё, прямо русалка из вод морских. Привет, мелкая. – Перед ней стоял Никита.
Она сначала стушевалась от неожиданности, будто он застал её за чем-то постыдным, а потом, увидев счастливое лицо друга, тоже улыбнулась:
– Привет, юноша бледный со взором горящим. Вижу, поступил в свой институт МВД?
– Поступил-поступил, дай попить, – выдохнул Никита и присел рядом на скамейку. – Ну и жара. Илья тоже поступил, только в столице, в универ права.
Пересветова подала Бернгардту бутылку с минеральной водой, которую всегда держала в рюкзаке, Никита прямо так, по-простецки, из горлышка начал пить крупными глотками. Арина просияла:
– Красавчик! Вон сколько готовился – года три.
– Это точно.
Никита, вспоминая пережитые страхи, от волнения забарабанил по скамье длинными, красивыми пальцами.
Арина задержала на них взгляд.
– Как же ты теперь будешь без гитары? В институте ведь казарменное положение, наверное, нельзя брать с собой инструмент?
Никита ухмыльнулся и махнул рукой: обойдусь.
В детстве он мечтал стать великим музыкантом, они тогда с мамой и бабушкой ещё жили в Германии, и Елена Николаевна, имевшая какое-никакое музыкальное образование, сама давала уроки игры на пианино шестилетнему внуку, заприметив его интерес к инструменту. Но однажды их занятия с маленьким Никитой враз прекратились. Он помнил тот день, когда к ним домой пришли из Югендамта – ювенальной юстиции: кто-то из соседей пожаловался на громкие звуки музыки, доносившиеся из их дома. Эти страшные, некрасивые тётки в чёрной одежде – именно такими их запомнил Никита – решили, что мама и бабушка очень давят на ребёнка, заставляя его заниматься музыкой и много читать, ибо он разительно отличается от своих сверстников интеллектуально и эмоционально. В этом возрасте, считали надзорные органы, дети должны оставаться детьми – играть в развивающие игры, бегать и спать. Вот вырастут – тогда и выберут для себя занятие по интересам, решат: музицировать им, заниматься математикой или писать картины. Решив, что органы опеки могут забрать из семьи ребёнка, бабушка прекратила с внуком всякие занятия музыкой. От греха подальше.
Там, в чужой стране, Никита чувствовал себя иноземцем, хоть почти с рождения и до двенадцати лет жил и воспитывался в чужой культуре и на чужом языке. По возвращении в Россию некоторое время испытывал трудности в учёбе, однако это не помешало ему поступить в музыкальную школу и с отличием окончить её, но только не по классу фортепиано, а по классу гитары.
– Гитара для меня не главное в жизни, так, увлечение, – уверенно ответил Никита, тряхнув головой. – Это я знаю точно.
Арина кивнула, соглашаясь, и представила, как однажды Бернгардт будет служить с её отцом, и это ещё более сблизит её с Никитой. Она откинулась на спинку скамьи и улыбнулась своим мыслям. Немного помолчав, Пересветова решила уточнить:
– А почему ты позвал сюда только меня? Да ещё утром?
– Не знаю, просто захотелось увидеть прямо сейчас – и всё. Что такого?
– Это хорошо! Нет, это просто здорово! – Арина засмеялась, из глаз её брызнули весёлые солнечные зайчики, и на горизонте забрезжила робкая надежда, что Никита тоже любит её, просто сам ещё этого не понимает. Она озорно тряхнула головой и с вызовом добавила: – Не спросишь, почему я тоже хотела увидеть тебя?
– Даже не знаю, что предположить. Ты же у нас разносторонняя личность – не знаешь, чего ждать. – Пересветова не успела ответить, ибо у Бернгардта затренькал телефон. Он, взглянув на экран, пояснил: – Осипенко. – И нажал на зелёную кнопку: – Здорово, Виталька… Нет, мелкая со мной… Хорошо, я передам… Пока.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Арина.
– Ничего особенного, просто Ирка, как обычно, сбивает Витальку с истинного пути. К ней приехала подруга, и Осипенко зовёт всех к себе отметить знакомство.
– Но мы же собирались вечером поработать в гараже? Папа пригнал потрясающий экземпляр – ГАЗ-51, 1959 года выпуска. Представляешь?! – У Арины от восторга засияли глаза.
В свободное время Пересветов - старший занимался ремонтом автомобилей – это было его хобби, которое разделяла дочь. Иногда в их большом гараже обитали и пацаны – набирались опыта.
Никита бросил в рот шоколадную конфету и надел джинсовую куртку – вечером что-то похолодало, заходили тучи.
– Куда? – младшая сестра Лиза выглянула из своей комнаты.
– К Витальке Осипенко.
Лиза выскочила в прихожую и тоже сорвала с вешалки ветровку:
– Я с тобой. Мне нужно кое о чём поговорить с Ариной, – на ходу сочиняя, схватилась за эту идею, как за соломинку.
– Нет. Позже поговоришь. По телефону. – Никита раздраженно подёрнул плечом и нахмурился.
– Но почему? – упавшим голосом проговорила Лиза, переступая с ноги на ногу. – Я тоже хочу к Витальке в гости.
– У тебя какая-то непонятная к нему тяга. Влюбилась? Вон, смотрю, похудела ради него, скелетом просто стала.
– Ничего не влюбилась, и не ради него, Виталька – просто друг, и я не скелет, – насупилась девочка.
– Просто друг он для меня, а для тебя уже взрослый дядя. Найди себе ровесника и дружи.
– Подумаешь, шесть лет разницы. Ты не можешь мне запретить с ним общаться.
– Не могу, но сегодня ты со мной не пойдёшь.
– Ну и пожалуйста… – раздраженно крикнула Лиза и метнулась назад в свою комнату. – Ненавижу тебя.
– На здоровье, – отчеканил Никита твёрдо и надменно.
Он очень любил сестру. Но так было не всегда, ибо взаимопонимание между сводными часто приходит не сразу. Когда семья Бернгардт перебралась из Германии в Россию, отношения между Лизой и Никитой не складывались, однако он сразу принял её отца, усыновившего его, и с первого дня называл папой, ибо родного не знал. А дочка отчима, младшая Никиты на шесть лет, парню была не нужна. Зачем ему сестра-малявка, вот старший брат – другое дело. Но с этим не повезло, и приходилось только мечтать, как старший брат, защищая, раскидывает его неприятелей и всегда оказывается героем. А неприятелей у Никиты было немало.
В первый же день после приезда на историческую родину, в Россию, физически хлипкий Никита подрался со школьной спортивной звездой Воронцовым из параллельного класса, которого окрестил Варенцом. Подрались из-за ерунды, сейчас он и не вспомнит почему, но именно с того дня началась его дружба с Виталькой и Ильёй, безоговорочно вставших на защиту Бернгардта, ибо хоть ростом он был высок и плечист, но махал кулаками слабо – в Германии драться было не принято, вот и не научился.
А Лиза продолжала ходить за братом хвостиком. Однажды она ему надоела настолько, что он ей так и сказал: «Отстань от меня, я не обязан тебя развлекать, ты мне никто». Шестилетняя Лиза заплакала, выбежала из квартиры на улицу и потерялась, ибо ещё слабо ориентировалась в соседних дворах. Нашла её троица друзей, когда уже на город спустились сумерки. Никита, услышав охрипший от рыданий голос Лизы, помог ей вылезти из строительного колодца, в который она случайно упала, и сам едва не разревелся, видя чумазое лицо сестры и в ссадинах ноги. Прижал её к себе и, волнуясь, просипел: «Ты самая родная моя сестра, самая любимая, прости, пожалуйста, я очень боялся, что ты умерла». С тех пор он с ней почти не расставался, всюду таскал за собой.
Но сегодня решил, что сестра должна посидеть дома, мама стала жаловаться, что Арина растёт как пацанка: учителя жалуются на её поведение, ибо за словом в карман не полезет, может любому мальчишке смело отвесить тумаков. А самое главное, он стал замечать её безоговорочную и не проходящую с возрастом любовь к Витальке. А девке уже двенадцать, кто знает, что малявке влезет в голову от безответной любви, мало, что ли, самоубийц в этом возрасте. «Надо поговорить с Осипенко, пусть аккуратно объяснит Лизе, что у него к ней только дружеские чувства», – твёрдо решил Никита и направился к Виталию.
***
Никита, Илья и Арина – все вместе, хохоча и толкая друг друга, ввалились в небольшую квартиру Осипенко. Войдя в гостиную, на мгновение вся троица онемела от вида незнакомки.
– Та-дам! Моя подруга Барбара, – улыбнулась Ира.
Девушка показалась им божественно красивой, с потрясающей фигурой без какого-либо изъяна. Смуглое, с высокими скулами и заострённым подбородком лицо её, в обрамлении волнистых тёмно-русых волос, выдавало чуть ли не аристократическое происхождение, этакую породу. Уверенности в этом добавляли полные, чётко очерченные губы, миндалевидные глаза насыщенного карего цвета в обрамлении густых, пушистых ресниц, и тёмные, изящно выгнутые брови. Барбаре очень шло это имя.
– Прошу любить и не жаловаться, если что, ибо подруга за словом в карман не лезет. – И на всякий случай погрозила всей компании пальчиком.
– О, я уже люблю её, как родную, – первой опомнилась Арина.
– Хорошенькое начало знакомства, – ухмыльнулся Илья. – А я уже боюсь.
Барбара уставилась на Никиту, вздёрнув аккуратный носик, и улыбнулась, показав стройный ряд зубов.
– Ты тоже боишься, красавчик? – И жеманно повела узким плечиком.
Бернгардт, почувствовав сухость во рту, молчал, однако после нашёл в себе силы дерзко ответить:
– Ты совсем нестрашная, даже напротив. Не иначе артисткой будешь… – Барбара, кивнув, расплылась в улыбке. – Погорелого театра, слышала о таком? – продолжил, усмехаясь, парень.
– Что ты себе позволяешь?! – Она некрасиво вытаращила глаза.
Новая знакомая перевела презрительный взгляд с Ильи и Арины на стоящий возле кресла футляр с инструментом.
– Ой, а чья гитара?
– Я попросила Никиту принести гитару – скрасить вечеринку, – улыбнулась Ира.
– Класс! Это я удачно сюда попала, люблю петь! – И призывно взглянула на Бернгардта: – Споём?
– Споём. Почему нет? – Никита кивнул, подошёл к гитаре, подтянул на грифе колки, перебрал струны и запел, а все подхватили любимую песню их компании:
Вот опять тебя в далёкий рейс зовут*
Самолёты, самолёты, самолёты…
– Ужас! – возмутилась Барбара, – песня написана ещё до нашего рождения. Может, подыграешь мне?
Никита подёрнул плечами:
– Что именно?
Барбара красивым голосом с ярким тембром вывела мелодию известной песни. Бернгардт кивнул и заиграл:
– Твои карие глаза, твои сладкие уста…** – Барбара пела, не прерывая зрительного контакта с Никитой.
Все, кроме Арины, подхватили припев:
– Это небо для тебя, эти звёзды для тебя…
Пересветовой захотелось плакать от понимания, что Никита, скорее всего, для неё потерян, ибо он не смотрел на Барбару только тогда, когда переходил на сложные переборы. Казалось, и песню пел только для неё – других не существовало. Он даже хрипотцы в голосе добавил для солидности, подражая то ли Высоцкому, то ли Лепсу.
Убедилась она в своих подозрениях окончательно, когда спустя час решила уйти домой и, желая предупредить об этом вышедшего на балкон друга, увидела его в компании новой знакомой. Они целовались. Нестерпимая боль пронзила грудь. «Ну что ж, – прошептала Арина, – вот всё и решилось само собой: мой Никита уже не мой.
Она предполагала, такое вполне может произойти: друг не поймёт её любви или не примет её, но не думала, что это свершится так скоро и настолько болезненно.
Не сказав никому ни слова, Пересветова тихо прикрыла за собой дверь и пошагала домой.
Она шла и в такт своим шагам повторяла: «Никита влюбился, Никита влюбился». Арина отлично понимала: дело здесь даже не в том, что эта гламурная Барбара, или как там её, очень красивая, здесь что-то другое, ибо разного рода милашек в школе было предостаточно, одна из них Светка Лукьянова в одиннадцатом классе получила титул «Мисс область», а Никита на неё даже не взглянул. Красотке - однокласснице он очень нравился: до Пересветовой часто долетали подобные слухи, касающиеся Бернгардта. Светка не раз приглашала его на школьных дискотеках на медленный танец, а он отказывался и хватал за руку Арину, как будто это спасательный круг. Пересветова тогда считала, что парень просто скромничает, стесняется вдруг повзрослевших и похорошевших одноклассниц. Однако позже поняла, что они ему просто не нравятся, несмотря на каждодневную осаду: вон и Светка, и ещё одна красотка из параллельного класса обращались к нему за помощью, будто нужно помочь по алгебре и физике. Никита ожидаемо отказал, понимая, чего от него хотят девицы на самом деле.
Проанализировав нестандартное поведение друга, Арина решила: теперь вряд ли ей что-то светит и, забежав домой, начала спешно собираться в Москву, чему родители были чрезвычайно рады. Ночью отец сам отвёз дочь в столицу, поселив её на время у дальней родственницы – старенькой профессорши Амалии Густавны.
Здесь Арина чувствовала себя недалёкой провинциалкой. Дело было не только в том, что квартира с множеством дверей и окон, с высоченными потолками казалась огромной, а в том, что она вся насквозь была пропитана духом истории, куда не посмотри: на старинную резную мебель, на висящие картины, названия которых Арине не были знакомы, на фолианты, выглядывающие из шкафов. Прошлым летом Пересветова выяснила, что эта квартира досталась Амалии Густавне после смерти мужа-академика, из-за которого лет сорок назад профессорша рассорилась с бабушкой Арины – своей двоюродной сестрой. Помирились сёстры в прошлом году, когда встретились на похоронах общего родственника. Делить им больше было нечего, они обнялись и простили друг другу вольные и невольные прегрешения. С тех пор сёстры периодично гостили друг у друга и общались вполне миролюбиво. Вот и теперь было решено на время поселить Арину у старой профессорши.
Следующим утром, когда Никита позвонил Пересветовой, чтобы узнать, куда она пропала, Арина уже заходила в фойе столичного вуза, неся оригиналы документов для зачисления в университет.
– Прости, что звоню так рано.
– А ты не рано, ты зря. И мне некогда с тобой разговаривать, – сухо ответила она, – я в Москве, буду учиться в университете гражданской авиации.
Бернгардт молчал, для него это было неожиданностью, требующей осмысления, потому он несколько секунд обдумывал сказанное и глубоко дышал в трубку, а затем всё же спросил:
– И когда ты хотела мне об этом сообщить, мелкая? Первого сентября?
– Хотела сказать вчера, но ты был так занят новой знакомой Варькой, пардон, куклой Барби, – раздражённо ответила Арина, – что решила, тебе это не интересно. И уехала. – Она тихо шмыгнула носом, потом отвела в сторону внезапно повлажневшие глаза и обидчиво сжала губы.
– Ошибаешься, если думаешь, что мне безразлична жизнь друзей.
«Вот именно – жизнь друзей, – подумала Пересветова, – он чётко очертил границы дозволенного. Я оказалась в стане друзей Никиты. Всего-то. Это реальность. Ну и пусть. Насильно мил не будешь».
Дней за десять до начала учебного года Пересветова приехала домой за тёплыми вещами. Обидевшись на подругу, Никита не писал ей почти три недели, но и она хранила молчание, зажав волю в кулак, а вернувшись в город, пришла к мнению: нужно немедленно позвонить, ибо молчать уже не было сил – так она по нему соскучилась. «А, может, он уже не с Барби? Подумаешь, поцеловались пару раз. И что?» – успокаивала Арина себя и вскоре решила признаться ему в любви, ибо посчитала, что Никита должен об этом знать, а дальше пусть решает, с кем он: с этой выдрой или с ней. Она, конечно, не Татьяна Ларина, витиевато выражаться не станет, просто рубанёт, как есть, и для неё наступит определённость. Этот предполагаемый разговор Пересветова прокручивала в голове много раз: он об этом скажет, а она ответит так… Всё же получилось совсем иначе, чем задумывалось.
– Я в городе. Не хочешь встретиться? – взволнованно пробормотала Арина.
Это «не хочешь» уже наталкивало на ответ: «Нет, не хочу». Но если бы Никита так сказал, она бы, кажется, умерла.
– О’ кей, – как можно более равнодушно ответил он. – На нашем месте через пару часов.
Арина пришла в родную беседку первой.
Никита, стоя возле разросшихся елей и рассматривая из-за них Пересветову, с досадой признался себе: «Как же мне её не хватает». Отчётливо он осознал это уже на второй день после её бегства. Временами ему казалось, что он задыхается, не видя Арину, не слыша её каждодневные глупости, это была какая-то неясная эмоциональная зависимость. Однако заткнул боль от разлуки и полностью переключился на Барбару, убеждая себя в том, что так же скучал бы по любому из друзей.
Выйдя из убежища на обозримый простор, он широко улыбнулся и сказал просто:
– Привет.
– Здравствуй.
При встрече он был подчёркнуто спокоен, она – чрезвычайно взволнованна, потому теребила в руках ключи, на которых болтался брелок в виде весёлого водяного из мультика.
– Живёшь в общежитии? – Он пристально посмотрел на Пересветову.
Она глядела прямо перед собой, и глаза её были странно неподвижны, лицо казалось милым, но чужим, Арина будто застыла.
– Нет, пока у родственницы, – тихо ответила она.
– Нравится?
– Нормально. – Арина неопределённо пожала плечами.
Ещё немного помолчав, она спросила о Лизе – всегда интересовалась жизнью девочки. Парень ответил, что у сестры всё хорошо, только, к несчастью, она влюбилась. Не в того, кого надо.
– Влюбилась… – тихо повторила Пересветова. – В Витальку? – Никита кивнул. – Вот и я влюбилась. – И смело посмотрела на Никиту.
Бернгардт сначала онемел от неожиданности, но заставил себя улыбнуться и почти равнодушно спросить:
– Тоже в Витальку?
– В тебя. – Пересветова опустила глаза, внимательно рассматривая вылезшую шляпку гвоздя на деревянном настиле в беседке. – Уже давно… с восьмого класса.
Изумлённо подняв брови, Никита уставился на неё: шутит, что ли, а потом понял – нет и, заикаясь, пробубнил:
– Спасибо, конечно, я оценил… но давай, мелкая, оставим всё как есть. Ведь дружба – это самые лучшие отношения, лучше любви… Любовь приходит и уходит, а дружба…
Арина нетерпеливым жестом остановила его:
– Я поняла. Извини, мне нужно идти.
– Так мы останемся друзьями? – крикнул ей в след Бернгардт.
Она, оглянувшись, кивнула и направилась к дорожке, ведущей из парка. «Ну дела! – Никита поскрёб пятернёй затылок, – такую дружбу испортила мелкая». Бернгардт достал сигарету и от волнения закурил, что бывало крайне редко.
Вечером он с Ильёй поехал в ресторан, известный в городе – иногда вечерами друзья там подрабатывали: замещали ди-джея. Никита, бывало, с разрешения администрации играл на электрогитаре и пел песни известных бардов. С жалостью посмотрев на друга, Самойлов спросил:
– Всё так плохо?
Досадливо поморщившись, Никита махнул рукой:
– Да уж… Теперь мелкая вбила себе в голову, что любит меня.
Илья деланно удивился:
– Ничё се. Делааа. Так и сказала – любит?
– Так и сказала. А я считал, мы – прямое доказательство того, что дружба между мужчиной и женщиной всё же случается.
– Не верю я в такую дружбу. Однажды она либо рушится, ибо исчерпывает себя, либо плавно переходит в любовь. А ты уверен, что равнодушен к мелкой?
– Уверен. С Ариной – да: тепло и как-то по-домашнему уютно. Вот же вечная спорщица. Труднаяяя… – Никита улыбнулся. – Привык я к ней как к другу или сестре. Понимаешь, не воспринимаю её как девушку, просто мелкая – своя в доску. И всё. Другое дело – Барбара. Яркая, красивая, весёлая, заводная. Кажется, в её присутствии становится светлее, будто в новогоднюю ночь на гирлянде зажигается миллион лампочек. Она будто инопланетянка. Да и легко с Барбарой, понимаешь?
– Не понимаю. Из твоих высказываний ясно одно: Барбара – человек-праздник, но праздники, на то и праздники: на них весело и здорово, однако от этого тоже устаёшь, если они длятся бесконечно. А остальную часть жизни мы проводим в буднях, заметил? Одним словом, мне ближе Пересветова: по духу она своя, проверенная на сто процентов. Я бы выбрал её.
В начале осени зарядили бесконечные дожди. Пересветова просыпалась полшестого утра, по-быстрому приводила себя в порядок и сонно топала к метро, благо оно было в пяти-семи минутах ходьбы. Арина жила не очень далеко от университета: вся дорога занимала час с небольшим, по меркам Москвы – почти рядом. По меркам родного города – далековато.
Амалия Густавна, уже давно привыкшая жить в одиночестве, с трудом терпела новую родственницу и несколько раз намекала, что Арине пора определяться с общежитием или съёмной квартирой, ибо живёт у неё уже почти два месяца, а договаривались только на месяц. Пересветова и сама была рада съехать в общежитие – надоело чувствовать себя в чужом доме приживалкой, но нужно было как-то продержаться ещё неделю, пока, наконец, закончится затянувшийся в общежитии, как говорили ребята, капитальный ремонт века. Нет, она не осуждала Амалию Густавну, спасибо хоть дала возможность пожить в человеческих условиях, другим её иногородним однокурсникам повезло меньше, ибо родственники многих вообще отказали в помощи, и ребятам приходилась снимать комнаты почти без мебели, но зато с тараканами и клопами.
Этот день не задался с самого утра: Арина проспала из-за того, что полночи просидела над начертательной геометрией. Утром несколько раз гудел будильник, но Пересветова каждый раз переставляла время ещё на 10 минут. И допереставлялась. Взглянув очередной раз на часы смартфона, она в ужасе подскочила: проспала.
Приехав ко второй паре, Арина на перемене решила скоротать время за просмотром новостей. Достала смартфон и обомлела: пять пропущенных звонков от Ильи, шесть – от Виталия и один – от Ирки. Явно что-то произошло.
– Илья, что случилось? – как можно спокойнее спросила она, заставляя себя смирить эмоции.
– Мелкая, ты только не волнуйся.
– Да скажешь ты или нет? Не нужны эти реверансы.
– У Никиты умерла мать.
– Как? Она же нестарая, ей, по-моему, нет и сорока.
– Попала в аварию, несколько дней была в коме, вчера ненадолго пришла в себя, а потом умерла, – чётко и сухо, будто на докладе, отрапортовал Илья.
– Я домой…сегодня же, – после паузы твёрдо сказала Пересветова.
– Я тоже отпросился. Давай поедем вместе. Встречаемся на Щёлковском автовокзале через четыре часа.
Найдя куратора, Арина под диктовку написала заявление об освобождении от занятий.
– Только начали учиться, уже какие-то семейные обстоятельства, – недовольно пробурчал декан, но заявление подписал. – Даю два дня.
Даже если бы ей не разрешили пропустить занятия, она бы всё равно уехала, никто бы не остановил.
По приезде в родной город Пересветова зашла в пустую квартиру и облегчённо вздохнула: дома. Она побросала вещи в стиральною машину, надела любимые старые джинсы, вязаную кофту, оставалось ещё кое-какое дело минут на сорок. Спустя час Арина шагала к Бернгардтам, не предупредив их о своём визите.
Погода испортилась ещё сильнее: в лицо бил холодный промозглый ветер, приправленный каплями дождя. Остановившись возле подъездной двери и дождавшись Илью, она вдруг засомневалась: а если здесь окажется лишней? Но отбросив всякие непутёвые мысли, решила, что Елена Николаевна ей почти родная, потому что любимая учительница, и позвонила в домофон.
– Кто? – Голос Барби прозвучал неожиданно, как выстрел. Арина не предполагала, что новая подружка Никиты тоже окажется здесь.
– Свои. – Наверное, она имела право так ответить.
– Свои все дома, – хмыкнула Барби, но дверь открыла.
«Твою петрушку. Безмозглая кукла, ты-то точно здесь чужая, – подумала Пересветова, поднимаясь в лифте. – Ладно, ответом будет путь каравана, а не лай собак».
Никита сидел возле бабушки и отпаивал её валерьянкой, Лиза молча плакала рядом, смахивая костяшками пальцев подступавшие слёзы. Елена Николаевна первой заметила Арину с Ильёй и, привстав, обняла их.
– Спасибо, ребята, что навестили нас.
Никита кивнул Пересветовой и молча подал руку Самойлову.
– Приносим свои искренние соболезнования, – с трудом произнесла дежурную фразу Пересветова. – Может, нужна помощь?
– Нет, Никита уже всё сделал сам. Завтра похороны.
Разразившаяся громким плачем Лиза подскочила к Пересветовой и уткнулась ей в плечо:
– Как хорошо, что ты приехала, я так ждала тебя, так скучала.
– Я тоже скучала по тебе, солнышко. – И чтобы отвлечь её, сказала, поглаживая Лизу по голове: – Помню, мы с тобой и Никитой играли здесь в разные развивающие игры, вместе смотрели мультики, фильмы, иногда ты засыпала прямо на этом ковре.
– Я тоже всё помню, даже то, что ты на какую-то выставку шила одежду для моей куклы Барби. – Арина невольно взглянула на новую подружку Бернгардта, пытающуюся не к месту развеселить Никиту какой-то смешной историей. – И вы с братом не давали конфеты из-за аллергии – вели себя, как строгие родители. А потом ты придумала для меня вкусные конфеты из сухофруктов и назвала их неунывайками, потому что они всегда поднимали настроение. У нас с бабушкой такие вкусные не получаются.
– Я и сейчас их принесла, вот они. – Пересветова вынула из пакета коробочку с конфетами, которые приготовила только что из сушёных фруктов, орехов и фиников.
Побродив вечером по парку, деревья в котором едва начал зеленеть, Пересветова присела на лавку, похожую на ту, что в родном городе, и уткнулась в учебник, готовясь к практическому занятию по основам аэродинамики. Время от времени Арина бросала взгляд на сотовый: позвонил бы хоть кто-нибудь, а то такая скукота: Эльвира, соседка по комнате в общежитии и одновременно подруга, у Влада – своего парня, родители – у бабушки в деревне, в общем, всем не до неё. Убрав телефон в карман, чтобы не смущал, Арина углубилась в текст параграфа: «Воздух обладает массой, давлением и плотностью. Двигаясь хаотично в воздушной среде, тело принимает на себя удары мельчайших частиц встречного воздуха»… Пересветова задумалась: «Как точно сказано о физических телах и ударах». Она вздохнула и отложила учебник, вспоминая недавнее прошлое и хаотичные па, которые выдавала ей судьба эти два года.
***
Кто же знал, что из человека, которого Арина первое время ненавидела всей душой, Эльвира превратится в настоящую подругу, которых у Пересветовой никогда не было (приятельницы не в счёт). Она с детства привыкла общаться с пацанами. Но им-то всего, что волнует, не расскажешь, и потому Пересветова ценила Эльвиру, которой выворачивала всю душу.
Арина улыбнулась, вспоминая, как они впервые встретились. Она тогда только что заселилась в университетское общежитие блочного типа: на две комнаты туалет и ванная – красота. Однако когда впервые вошла в комнату, в которой ей предстояло жить, то растерялась: жильё даже после ремонта производило удручающее впечатление, ибо на стенах висели уродливые серые обои, на полу лежал очень тонкий того же цвета линолеум, который уже был немного надорван из-за того, что не очень аккуратные работники неосторожно передвигали койки. Кухня была одна на весь этаж – что тоже добавляло мало радости: не прельщало бегать по всему коридору с кастрюльками борща. Однако Пересветова тут же одёрнула себя: «Не принцесска, выживу, главное, есть место, куда после занятий можно прийти, поесть, отдохнуть и приготовиться к занятиям. Остальное неважно».
Спустя несколько дней комендантша – добрая тётечка приятной внешности привела новую соседку.
Пересветова, подняв глаза, ахнула про себя: перед ней стояла новая Барби – девушка Никиты в миниатюре: яркая, ухоженная, модная, только невысокая.
– Привет, я – Эльвира. – Она, не смущаясь, протянула Арине руку. – Именно Эльвира. Запомни. Терпеть не могу, когда меня называют Элей или Эльгой.
Есть такая категория красавиц, которые и в рубище с мусорным ведром будут выглядеть, как с обложки журнала «PLAYBOY». Соседка по комнате была из их числа. Но Пересветова тут же убедила себя: к красоте привыкаешь так же быстро, как и к уродству, и как можно доброжелательнее представилась:
– Арина. Просто Арина.
Эльвира, как выяснилось вскоре, училась на том же курсе, что и Пересветова, только занималась в другом корпусе, потому они раньше не пересекались.
– Определимся сразу: ты к какой разновидности соседей по общаге относишься?
– М-м-м?
– Есть такие типажи: игроман, тусовщик, батан, мажор, работяга. Я, например, тусовщица. А ты в какой типаж вписываешься? – Эльвира доброжелательно улыбнулась во весь рот.
– Я здесь не для того, чтобы куда-то вписываться.
– А, ну значит, ты – фантом. Это лучший тип: ты есть, и тебя нет. Мне повезло.
Арина нахмурилась: ну и соседка. Не успела появиться, а уже обзывается.
– Тебе не повезло. В этой классификации не хватает ещё одного типа.
– Какого же?
– Человека. Понимаешь, просто человека, который звучит гордо.
– Чего уж сразу Горького приплетать? – Соседка откинулась на спинку кровати. – Так бы сразу и сказала.
С Эльвирой было весело и временами интересно ровно до того момента, пока она, спустя год жизни в общежитии, не начала таскать в комнату парней. Приведёт, ручки домиком сложит, и давай уговаривать:
– Аринка, ну люблю я его, не могу просто. Пожалуйста, погуляй часик. Нам же с Сергеем, затем через месяц – Славиком, ещё через месяц – Максиком, – не пятнадцать лет, чтобы топтаться возле общежития.
Новый комендант смотрел на всё сквозь пальцы. Мужик, что с него взять. Все молодые люди Эльвиры были студентами их вуза и красавцами, каких поискать, но без своего жилья и особых средств в кармане. Как только количество женихов перевалило за цифру три, Арина перестала входить в положение соседки и твёрдо заявила:
– Мне тоже не пятнадцать лет, чтобы кто-то диктовал, чем заниматься. Пусть твои красивые Максики снимают для встреч квартиру или гостиницу. Ко мне больше с дурацкими просьбами не обращайся. – Она отрезала толстый ломоть хлеба и положила на него пластики сыра, колбасы, помидора и села уминать бутерброд, другой рукой громко помешивая горячий чай.
– Хоспадя…Ты бы чай ещё в блюдечко налила. Ну и манеры.
– Жавидуй молша, – с набитым ртом ответила Арина.
Эльвира с досадой посмотрела на подругу: ест и мясное, и мучное – и ни на грамм не поправляется. Бывает же так. Заставив себя отвести глаза от бутерброда, щедро политого майонезом, она недовольно прокряхтела:
– Хммм. Ты права, ну её эту любовь. Какой толк от любви к Максикам? Такие же замкадыши, как и мы.
Каждый день Никиты на протяжении двух лет учёбы был похож на другой: в 6.30 – подъём, с 8.00 утренний развод – и понеслось: учебные занятия, курсовые мероприятия, самоподготовка… И так всегда, если курсант не в карауле.
Никита караулы не любил, ибо они навевали тоску и подогревали ненужные мысли, но развлечением было, когда на дежурство заступал начальник кафедры криминологии вечно рассеянный полковник Голубев. Как только он надевал портупею, голос его становился зычным и требовательным, осанка менялась, глаза сверкали, а руки тянулись к блестящему Макарову, и из человека с тончайшей душевной организацией он превращался, как считал, в грозу всех курсантов. Но это ему только казалось, ибо часто такое перевоплощение смешило парней и было поводом для анекдотов.
Никита во время ночного дежурства обошёл склад вооружения, выкурил сигарету и залез в кабину стоящего неподалёку «Урала», чтобы перевести дыхание, и не заметил, как окунулся мыслями в далёкое прошлое.
Готовиться к экзамену по алгебре за девятый класс друзья решили вместе, и на весенних каникулах Никита и Илья пришли заниматься к Виталию. Вскоре, решая уравнения с дискриминантом, ребята услышали крики, раздававшиеся в подъезде.
Виталькина соседка – сумасшедшая тётка, взяла в заложники собственную дочь, объявив всем, что расправится с ней, если не освободят из тюрьмы старшего сына. Полицейский начальник пытался её уговорить, обещая любые преференции, но четырёхлетний ребёнок не должен пострадать. «А сама вешайся, сколько хочешь», – добавил он тихо. Когда Арина впервые пригласила друга к себе в гости, Никита с удивлением узнал в отце Пересветовой человека, который вёл переговоры с преступницей.
Соседей, проживающих с этой ненормальной тёткой, предупредили не высовываться, но мальчишки тихо, правдами и неправдами поднялись на второй этаж и подслушали, что происходило на третьем. А там горели страсти: уговоры, требования, снова уговоры. Никого больная мамаша не слушала, твердя одно:
– Если через два часа мой мальчик не окажется у двери квартиры, умрёт дочь, и её смерть будет на вашей совести.
Все понимали: даже если произойдёт невероятное, и сына выпустят на свободу, за два часа его не успеют доставить домой. Когда полицейские начальники разговаривали между собой, мальчишки услышали главное: надо начинать штурм, и, выбежав на улицу, увидели, как с крыши пятого этажа спецназовцы спускаются по верёвкам, с двух сторон выбивают окна вместе со старыми деревянными рамами и оказываются в квартире больной мамаши и несчастного ребёнка. В то время Бернгардт ещё не предполагал, что через много лет судьба снова сведёт его с этой девочкой, только тогда он уже будет старшим лейтенантом полиции.
Случай с ненормальной мамашей настолько потряс друзей, что после одиннадцатого класса Никита решил поступать в юридический институт МВД, чтобы стать оперативником, как отец Арины, Илья задумался о профессии следователя, а Виталий подал документы в медицинский, ибо его не на шутку заинтересовала судебная медицина.
Вот опять вспомнил об Арине, и настроение окончательно испортилось. Уже почти два года они не общались, поначалу он пробовал звонить ей, но Пересветова на контакт не шла и перманентно отвечала скупо и неохотно, потому со временем его звонки прекратились.
С Ильёй тоже расхотелось общаться. Да и какой он друг, если уезжая в Москву после новогодних праздников, бросил фразу, что попытается стать для Аринки кем-то большим, чем просто приятелем. А недавно Бернгардт узнал, что его прежняя подружка живёт с Самойловым, и на душе почему-то стало так плохо, так тоскливо. Выходит, попытка оказалась удачной.
А тут ещё Барбара каждую увольнительную мозг выносит: надо съездить всей компанией к Пересветовой, посмотреть на её московскую квартиру. Что ему там делать? Радоваться чужому счастью или…
Он не успел додумать мысль, ибо услышал звонок, доносившийся с поста:
– Начальник караула идёт с дежурным.
Через минуту показался Голубев с начальником караула. Никита тут же вспомнил Устав и грозно проговорил:
– Стой, кто идёт? Начальника караула ко мне, остальные на месте.
Подошёл начальник караула, затем с разрешения дежурный Голубев.
– А расскажите, любезнейший, что будете делать, если… – И начал гонять Бернгардта по Уставу.
Сон у Никиты окончательно прошёл. Через четыре часа, уже под утро, снова была его смена, снова «Урал», лёгкий сон и, как наваждение, Голубев.
– А расскажите, любезнейший, что будете делать, если…
– Вы уже спрашивали четыре часа назад, что будет, если нарушители не подчинятся.
– Да? И что будет?
– Мы же договорились, что всех расстреляю.
– Да, да, голубчик, всё верно. Молодец. – И пошёл бравой походкой.
Никита, усмехнувшись, подумал: ещё две недели – и он перейдёт на третий курс, а это значит, начнётся относительно свободная жизнь, хотя бы можно будет после 18.00 уезжать домой.
На следующий день курсанты должны были метать гранаты, им выдали муляжи и направили на импровизированный полигон. Парень из отделения Бернгардта, заприметив Голубева, решил над ним подшутить: выдернув чеку, бросил ему под ноги муляж, будто нечаянно выронил. Полковник, недолго думая, оттолкнул курсанта и в секунду упал на гранату. Раздался взрыв, Голубева едва живого вместе с шутником-курсантом, получившим сильную контузию и небольшое осколочное ранение, увезли под сиреной в госпиталь. Как произошло, что среди муляжей оказалась боевая граната, и как смог настолько быстро просчитать это обычно рассеянный и медлительный начальник кафедры криминологии, никто объяснить не мог. «Вот тебе и недотёпа - полковник. А ведь он – настоящий герой, – подумал Никита. – Если бы не Голубев, накрыло бы всё отделение». Бернгардт нехотя зашёл в учебный корпус и устало вздохнул: напряжение никак не уходило. Одно радовало – скоро каникулы, отдых и долгожданная встреча с родными и Барбарой – весёлой, красивой Барбарой.
Заручившись поддержкой подруги, Эльвира начала действовать. Изучив соцсети, где размещались брачные объявления, она остановилась на сайте знакомств «Аffection».
И, чтобы предвосхитить вопросы дотошной Пересветовой, уверенно бросила:
– Я вот что придумала…Надо прощёлкать все варианты, начнём с самого простого – социальных сетей.
– Ты хочешь сказать, что…
– Я и говорю, – подняла на Пересветову лукавые глаза Эльвира. – У меня знакомая на этом сервисе онлайн - знакомств такого мужчину отхватила. – Она ткнула пальцем на открытый сайт. – Правда, он старше её почти на 20 лет. Ну и пусть, главное, любит и помогает во всём, квартиру купил и машину. Обещал развестись с женой, как только сын окончит гимназию.
– Ты уверена, это то, что нужно? Обрати внимание на верхний баннер сайта: «Девушки, которые хотят стать твоими содержанками!» Мечтаешь стать содержанкой или всё же женой?
– Да, но там ещё есть приписка: «Сайт для успешных мужчин». Весь вопрос в том, какая у индивида цель знакомства. Послушай, что пишет один чел: «Познакомлюсь с девушкой 18-20 лет модельной внешности для серьёзных отношений. Успешный фотограф успешного агентства, 35 лет». Аринка, понимаешь, он хочет познакомиться для серьёзных отношений, а следующий шаг, если я приложу усилия – женитьба. Уж поверь мне, своего не упущу. И посмотри на фотографию! Супер! Красавчик!
Пересветовой не нравился план Эльвиры, что-то здесь было не так, потому она всячески противилась и искала в этой истории подвох.
– Ну и что? Парень стоит возле крутой тачки. На фоне таких авто, каких в городе единицы, и бомж покажется супер-героем. Да и не факт, что машина его, и не факт, что он – успешный фотограф. Что-то здесь не так. Работает в модельном агентстве… там что, моделек для него не нашлось?
Арина распахнула окно, подставляя лицо тёплому весеннему ветерку. За ней следом направилась подруга и опёрлась о подоконник, размышляя вслух:
– Я думала над этим. Может, не смешивает работу и удовольствие. Что такого?
– Кстати, почему бы тебе не попросить с ним видеосвязь, это для начала? Чтобы хотя бы убедиться, ху из ху. Вообще, за нормальными мужчинами стоит очередь, потому они до сайта знакомств просто не доходят.
– Не боись, подруга, всё продумано: если он не он, то есть не успешный фотограф, я пойму это на раз-два. Лучше давай собираться, я уже договорилась о встрече. Сказала, что буду с подругой. Согласился и тоже придёт с другом. – Эльвира критическим взглядом обвела подругу: – Надень то своё маленькое бордовое платье, которое ты недавно купила, – посоветовала она. – Ноги у тебя длинные и красивые, не грех показать их миру. А то ходишь всё в брюках палаццо, это преступление при таких-то ногах.
«Ну надела. И что? Всё та же кошка дворовых кровей», – улыбнулась своим мыслям Пересветова и, развернувшись к Эльвире, пробурчала:
– Думаешь, люди не догадаются, что оно куплено за три копейки на распродаже?
– Это как преподать, а то все ещё обзавидуются. Здесь главное шарм. Сейчас потренируемся. Ходить нужно так, будто в твоей грудной клетке натянута струна, никаких резких движений. И улыбайся, улыбайся. Вот так. Смотри.
Эльвира продемонстрировала несколько движений.
– А теперь повтори.
– Так, походка от бедра, как в том фильме. – Пересветова постаралась выпрямить спину и пройти, как учила подруга. – Уф! Без денег ничего не получается.
– При чём здесь деньги?
– Ну как же… говорят, они меняют походку. Сразу становишься степенным и важным.
Подруги засмеялись.
С трудом, но с пятого раза у Арины начало получаться.
– А вот сейчас уже лучше. Но как ты накрасила глаза, горе моё?! – Эльвира покачала головой. – Я же тебе ещё в прошлом году показывала, как надо.
– У меня этот… косметический кретинизм.
– Такого не бывает. Быстро всё смываем и начинаем сначала. Итак, повторяю… – Подруга ещё раз наглядно продемонстрировала, каким образом наносить увлажняющий, тональный крем, корректор, консилер и хайлайтер. После того как подготовительная работа была проведена, Эльвира отошла на метр от подруги и ещё раз критическим взглядом окинула Пересветову. – Красотка просто. Вот посмотри. – Она покрутила небольшим круглым зеркальцем возле лица Арины.
– Здорово, даже веснушек совсем не видно, – просияла Пересветова. – А у меня так никогда не получалось.
– Ничего, всему научишься. Остаются пустяки, ибо брови у тебя и так красивые, их не трогаем. А вот веки…над этим придётся поработать – Эльвира со знанием дела, как истинный художник, создающий шедевр, окунулась в творческий процесс. – Не дёргайся, – приказала она, дорисовывая стрелки. – И по губам пройдёмся розовым блеском. Да, по просьбам трудящихся твои прекрасные кудряшки выпрямим плойкой - утюжком. Может, не надо? Не понимаю, почему тебе не нравятся кудри?
– Потому что надоели. Хочу разнообразия, – коротко ответила Пересветова.
Мама ей постоянно твердила, как это чудесно, что дочь унаследовала от отца густые вьющиеся волосы, но Арина таких восторгов не разделяла, ибо от кудрей одни хлопоты.
– Всё, готово. Аринка, ты просто красотка, ну как в такую не влюбиться? – Подруга взяла Пересветову за руку и подвела к большому зеркалу, висящему у входа в комнату. – Правда чудо?
На каникулах Барбара много времени проводила у Бернгардтов. А что? Не нужно было заботиться о еде, обычных бытовых вещах. Вот только Лизка ей всё время мешала: запрётся в их с Никитой комнату и сидит в телефоне или с книгой полдня. А он нет, чтобы выпроводить её, ещё и поощряет такие визиты, объясняя это жалостью к сестре. Ну да: ни отца, ни матери. Сиротинушка! Крутит братом и бабкой как хочет.
Этим утром Барбара, едва проснувшись, открыла ноутбук и, развернув его к Никите, с мягкой улыбкой пропела:
– Хооочешь сюда? – И ткнула красивым пальчиком с французским маникюром в рекламу новой базы отдыха, находившейся недалеко от города. – У нас на выхах* с друзьями там запланирована вечеринка. Знаешь ведь, как мы весело проводим вечеринки.
– Неа, не поеду, – коротко бросил Никита, мельком взглянув на Барбару, и нахмурился: – Мне хватило своих летних лагерей – веселуха нереальная.
– А я хочу. Что, и от шашлыков откажешься?
Никита резко подскочил с кровати и ловко подхватил джинсы, аккуратно висевшие на спинке стула:
– Вот от шашлыков бы не отказался, но видеть рожи твоих весёлых друзей… нет, не хочу.
– Послушай, почему ты всегда отказываешься от общения с ними? – Барбара бросила на него холодный взгляд и сокрушенно развела руками.
– С богемой-то театральной? – усмехнулся Никита. По разным причинам. Вот сегодня собираюсь в госпиталь. Составишь компанию?
– Ты заболел? – недовольно прищурилась она, поднимая голову с подушки.
– Нет, хочу поблагодарить полковника Голубева, который спас нам жизнь. Ему стало немного лучше. Помнишь, рассказывал о случае с гранатой?
– Что-то не припомню. Знаешь, Ники, сходи туда сам: мне нужны исключительно положительные эмоции, я и так во время учёбы, на этюдах, порядком растрепала нервную систему.
– Хм… понятно, что ничего не понятно, – хмыкнул Никита. – Как же ты будешь жить с растрёпанной нервной системой? А ведь ещё надо будет работать в театре или, как вы говорите, служить зрителям.
Барбара не заметила сарказма в словах Никиты и продолжила свою мысль, будто не услышав прежней фразы:
– А вот от поездки к морю не откажусь. Помнишь, как здорово было в прошлом году? Ммм, красота: парки, кафе, пляжи. Может, повторим? – Барбара приняла образ ласковой кошечки, даже свернулась калачиком, только не замурчала.
– Знаешь, мне иногда кажется, что я тебе нужен исключительно в качестве спонсора или сопровождающего на разных увеселительных мероприятиях. Не находишь? – усмехнулся Бернгардт, поглядывая на часы.
– Ну о чём ты? Конечно, нет, – очень серьёзно, смотря прямо Никите в глаза, проговорила Барбара и обиженно добавила: – За кого ты меня принимаешь?
– А что будешь делать, когда деньги моих родителей закончатся?
Вспомнив о родителях, Никита на некоторое время примолк. Он их очень любил – обоих: часто задумчивую и бесконечно добрую мать, отчима по складу характера совсем другого, чем она, деятельного, энергичного, вечно куда-то спешащего. Отчим имел свой активно развивающийся автосервис, приносящий неплохой доход, но после скоропостижной смерти этого замечательного человека бизнес пришлось продать, а деньги поделить между детьми.
– Деньги закончатся – и бросишь меня? – повторил вопрос Бернгардт.
– Да что за обвинения? Вспомни, я была с тобой и в печальные минуты, например, когда умерла твоя мать. Разве нет? – На вопрос о деньгах она отвечать не стала: так далеко заглядывать не хотелось. – Поверь, я тебе тоже даю немало, иначе бы мой любимый котик проводил время с другой.
– С кем это? – удивился, продолжая одеваться, Никита.
– Да хоть с кем. С Пересветовой, например. Хотя вряд ли. На неё может позариться только Илья – такой же мудак. Видела его как-то: масса тела выросла, а мозг, явно, усох, если выбрал эту рыжую злючку.
– Не говори так об Аринке, ты её не знаешь, – встрепенулся Бернгардт, обидевшись за прежнюю подружку. – И она не рыжая – нормальная у неё внешность.
– Она рыжая. Что, задела за живое? Ещё надо разобраться, на какие деньги её родители купили роскошную квартиру в центре Москвы. На взятках заработали, не иначе. – У Барбары мгновенно изменилось настроение, и она поджала губы.
– И у Пересветовой честные родители, – добавил Никита, продолжая одеваться. – Знаю их.
«Почему Барбара так ненавидит Аринку? – подумал он. – Ревнует? Вряд ли. Скорее это чистой воды зависть».
Барбара подскочила с кровати и, по-бабьи подперев бока, возмущённо, сквозь слёзы процедила:
– Постоянно с ней сравниваешь: мелкая бы так не поступила, она бы сделала так-то. Мне неприятно это слышать. Даже когда молчишь, всё равно сравниваешь. Конечно, Пересветова теперь богатая невеста, – Барбара вдруг зарыдала, не сумев закончить фразы. Видя, что Никита не обращает на её всхлипы внимания, она как-то внезапно подобралась и зло буркнула сквозь слёзы: – Не нравлюсь, катись к своей рыжей.
– Я вообще-то дома. Это ты в гостях.
– Ну и сволочь ты, Бернгардт.
Никита не успел ответить, как Барбара, круто развернувшись, пошагала к двери. «Ну вот, опять скандал в благородном семействе», – подумал он, усмехнувшись про себя, и не стал задерживать девушку. Такое повторялось время от времени: она уходила, но всегда возвращалась, хотя он её не звал – гордость не позволяла. А так красиво всё начиналось: что ни день, то праздник!
Ужин с незнакомцами должен был состояться в кафе, располагающемся в старом особняке на Покровском бульваре. Хостес, встречая девушек, указал на лестницу:
– Вас ждут. Пройдёте прямо, свернёте в узкий коридор и упрётесь в небольшой зал.
За столом, рассчитанном на четыре человека, сидел довольно крупный парень с длинными волосами, затянутыми на затылке в пучок. Одет незнакомец был в свободную, льняную, белую сорочку, чёрные классические джинсы. В целом выглядел он довольно просто, хоть и стильно, и не производил впечатления парня из творческой тусовки. Увидев входивших, он подскочил, отодвинул стулья, и радушно улыбнулся, показывая ровные белые зубы:
– А я вас жду уже минут десять. Александр, – он, представляясь, скромно наклонил голову.
– А где твой друг? – широко улыбнулась Эльвира, сразу перейдя на «ты». – Тот, который назначил встречу?
– Андрей немного задерживается, но обязательно придёт.
Это девушке не понравилось, и скрыть разочарование она не смогла, к тому же новый знакомый не вписывался в тот образ богатого и щедрого человека, который ей всегда представлялся. Александр тянул на менеджера средней руки или на худой конец айтишника, недавно получившего место в только-только развивающейся фирме, но вряд ли его можно было назвать успешным человеком.
– Вы с Андреем вместе работаете? – подозрительно спросила Эльвира и присела на край стула.
– Да. Мы с ним вместе работаем. Он замечательный человек и талантливый, преуспевающий художник. Фотохудожник, – исправился Александр. – Что будете пить? Предлагаю сухое красное испанское вино. С колой. И ещё жареный сулугуни с ягодным соусом, табуле с булгуром, вялеными томатами и мятой. Здесь это готовят отменно.
– С колой? Вино? – выхватила главное Пересветова.
– В который раз убеждаюсь, что Москва – глубокая провинция, – деланно вздохнул Александр. – Вся Испания пьёт вино только с колой. Это очень вкусно, советую попробовать.
– Часто бываете в Испании? – Эльвира бросила ироничный взгляд на Александра.
– Нечасто, но вернулся только на днях.
– Наверное, у испанцев крепкая голова и лужёный желудок. Я ничего из спиртного не буду, – улыбнулась, Арина и посмотрела на подругу, ища поддержку. Та, соглашаясь, кивнула. – Мы закажем только по чашечке кофе.
Никогда бы подруги не согласились распивать спиртные напитки с незнакомцем! Они сразу договорились, что закажут только кофе, воду и заплатят за себя сами. Обе были крайне напряжены, хотя Эльвира прекрасно играла свою роль и казалась вполне уверенной.
Парень в компании милых девушек чувствовал себя непринуждённо и болтал без умолку, рассказывая о себе забавные истории:
– Хорошо, предлагаю обойтись без спиртного, ибо трезвость помогает укреплять нейронные связи, но часто разрушает половые. – Александр громко засмеялся собственной шутке. – Кстати, о трезвости. Я ведь тоже пью очень мало, особенно после того, как совершил ДТП в Кинешме и скрылся, потому что был в нетрезвом состоянии. Да, пришлось тогда отсидеть десять суток в обезьяннике. – Парень задумался и забарабанил длинными пальцами по столу. – Даже не сказал местным сидельцам, что москвич, дабы не абьюзили* арестанты. Ну а вы, девушки, местные?
Челюсть Александра странно задвигалась, напоминая кота, который вот-вот нападёт на птичку.
– Нет, – за обеих ответила Эльвира.
– А раньше встречались с кем-то с сайта знакомств?
– Нет, – снова повторила она.
– Я понимаю, что мужчина и женщина, как две планеты, движущиеся параллельно, потому часто не понимают друг друга. Между тем мужчина на многое способен, чтобы понравиться любимой женщине. А как, к примеру, понравиться вам?
Пересветова, наконец, улыбнулась, внимательно глядя на Александра, и ответила шуткой:
– Слышали ведь, чтобы понравиться девушкам, надо быть или умным, или красивым, или богатым, ну или котиком. – Парень кивал в так каждому её слову и тоже улыбался.
В это время принесли кофе, воду для девушек и заказ парня.
– А чего ждёте от знакомства?
Эльвира задумалась и ответила честно:
– Хотелось бы найти человека, способного взять на себя часть заботы обо мне и моей семье. Конечно, важным условием является взаимная симпатия, если не любовь.
– Ну а вы, Арина?
– А я ничего не жду, ибо не считаю такие отношения жизнеспособными. На меня мужские чары не действуют совершенно.
– Почему же?
– Потому что у неё иммунитет к мужчинам. Любым. Прививка, полученная сразу после школы, – вклинилась с ненужными разъяснениями Эльвира.
– Для чего тогда пришли на эту встречу?
– Для того же, для чего и вы – поддержать друзей. Или ваша цель иная? – перешла Пересветова в наступление.
– Надо полагать, вы – студентки? – Александр не обратил внимания на явную агрессию Арины и свободно развалился на стуле, откинувшись на спинку.
– Студентки, – улыбнулась Эльвира и взяла в руки кружечку. – Ммм, кофе замечательный.
В клуб, к счастью Арины, Эльвира пошла с новым интересным другом – студентом МГУ, с ним она познакомилась на межвузовских соревнованиях по мотокроссу. Среди общих приятелей у Влада была репутация богатого и щедрого молодого человека – Эльвира решила, что ухватила удачу за хвост.
Через несколько дней после знакомства с другом она предложила Пересветовой провести выходные за городом. Та сначала отказывалась, ибо поджимали сроки сдачи курсовой, но Эльвира пообещала, что Арина сможет вернуться домой, как только пожелает, ибо у семьи парня есть свой водитель, и Пересветова сдалась.
– А это не опасно: ехать куда-то за город? Живыми вернёмся?
– Не боись, подруга. Нам боги велели, они нас благословили и даже пинка дали. Что смеёшься? Четверых из шести парней я знаю. С девушками ещё не познакомилась, но всё впереди.
Влад сам привёз их в особнячок родителей. Едва Арина оказалась в просторном фойе и осмотрелась, как из этой кучи народа глаза выцепили кого-то неуловимо знакомого.
– Друзья, позвольте вам представить Эльвиру и Арину, они учатся в универе гражданской авиации, – улыбнулся Влад.
Парень, на которого устремила взгляд Пересветова, изумленно уставился на неё тоже:
– Аринка? Ты что ли? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс тот. – А я думаю, что-то лицо очень знакомое.
– Д-да, – растеряно отозвалась Пересветова. – Игорь? Не может быть.
Она попятилась и едва не налетела на Влада. Пересветова поняла: не ошиблась: перед ней стоял бывший одноклассник Игорь Воронцов – тот самый, который из-за чего-то подрался с Бернгардтом в первый же день, когда тот только вернулся из Германии.
Арина внимательно оглядела Игоря и поняла, почему сразу его не узнала. Он раздался в плечах, возмужал, дорос где-то до 180 см и ещё сменил причёску: светло-русые волосы были приподняты и беспорядочно взъерошены – щёголь и франт, да и только. Пересветова отметила, что на вечеринку Воронцов нарядился очень продуманно: в светлые джинсы и хлопковую рубашку того же цвета с непонятной надписью на груди и спине. Сколько помнила Пересветова, Влад в любой обстановке предпочитал спортивный стиль, но никак не классику. Хотя здесь, на вечеринке, среди пёстро одетой толпы он всё равно выделялся не одеждой, так угрюмостью и серьёзностью. Чувствовалось, ему некомфортно.
Раньше Воронцовы жили на одной лестничной площадке с Пересветовыми, и родители ходили друг к другу в гости, даже как-то отмечали вместе Новый год. После восьмого класса семья Игоря переехала в другой район, а после девятого он перешёл в новую школу. Так общение само собой прекратилось, и Арина спокойно вздохнула, ибо её всегда напрягали вопли мамы Воронцова, когда та встречала в подъезде Пересветову - младшую:
– Здравствуй-здравствуй, сноха. Опять сидишь за книжкой? Пошла бы лучше погуляла с моим Игорюшей.
Арина, нарушая затянувшуюся паузу, просипела, с волнением глядя на Воронцова:
– Неожиданно.
– Ещё как, – басовито поддержал Игорь, – правильно говорят: Москва – большая деревня. Значит, ты учишься в универе гражданской авиации? Ну где бы ты ещё могла шлифовать своё увлечение моторами? А я вот учусь в университете спорта и туризма, – с несвойственной ему нерешительностью, преступая с ноги на ногу, проговорил Воронцов. Видно было, что он волнуется, растерян. И рад встрече. – Хотя чаще бываю на соревнованиях и сборах, чем в аудиториях вуза. Может, выйдем на террасу?
Арина засмеялась и кивнула, ответив ему в унисон с той же интонацией:
– Где же ты ещё можешь учиться? Сколько помню, если не участвовал в школьных спортивных соревнованиях, то дрался.
– Ремарка: дрался только в детстве. – Игорь засмеялся и уже, набравшись смелости, слегка приобнял Арину, но она немного отстранилась от парня. Это движение Воронцов заметил и убрал руку. – Я так рад тебя видеть.
Арина вдруг поняла, что она тоже рада видеть бывшего приятеля и улыбнулась. После первых: «А помнишь» Игорь вдруг замолчал и, оглядываясь по сторонам, поинтересовался:
– Послушай, а что общего у тебя с Эльвирой? Вы такие разные.
– А что дурнушки не могут дружить с красавицами? – обидевшись, сощурила глаза Арина.
– Ты считаешь себя дурнушкой? Напрасно. У меня дыхание прервалось, когда вы с Эльвирой вошли в фойе. А вообще я не это имел в виду. Мысли и желания твоей подруги лежат на поверхности, можно просканировать на раз-два: наверняка ищет себе на старт богатого парня. Не понимает наивная: тот, кто имеет хотя бы небольшой вес в обществе и какой-никакой капитал, никогда на ней не женится. Она хороша для тех, кто желает развлечься, не более. – Игорь минуту помолчал, а потом слегка развернулся к Пересветовой: – Ты-то не такая.
– Откуда ты знаешь, какая я? Может, это я ищу себе богатого парня.
– Нет, я тебя знаю, изучил за годы учёбы. Ты начисто лишена меркантильности и расчётливости. Вообще, когда мы переехали и перестали общаться семьями, всегда мечтал подойти к тебе и сесть рядом за парту, но боялся: очень суровый у тебя был взгляд, а на переменах и после уроков постоянно находилась в окружении Бернгардта и Ко. А потом я перешёл в другую школу. Слышал, Бернгардт собирается жениться? – В голосе Игоря прозвучали нотки раздражения.
– Почему бы тебе об этом не спросить Никиту? – усмехнулась Арина и нервно поправила и так безупречную причёску.
Пересветова наслаждалась тишиной и одиночеством целые сутки, нисколько не жалея, что согласилась на авантюру Эльвиры. Чувствуя внимание парней, она немного отошла душой, даже поверила, что действительно стала неотразимой, не такой, как Эльвира, но тоже ничего. Не нравилось ей одно: чрезмерное внимание Игоря. Нет, он парень внешне интересный, но вот характер… Не верила Пересветова, что Воронцов так разительно и моментально изменился, она ещё помнила времена, когда он не был паинькой, даже напротив, многие страдали от его вспыльчивости и упрямства, а ещё спеси и высокомерия. Правда, к ней он относился иначе, сказывалось вместе проведённое детство.
Следующим вечером в комнату Арины постучали. Открыв дверь, Пересветова увидела Игоря и, удивившись позднему визиту, не сразу заметила, что он слегка навеселе.
– Привет. Дай попить.
– Ты для этого пришёл ко мне?
– Нет, просто захотелось встретиться. – Воронцов расхохотался, увидев растерянное лицо Арины: – Не беспокойся, не в тебе дело, с друзьями был здесь этажом выше, дай, думаю, навещу бывшую одноклассницу и соседку. Вот и зашёл.
– Мог бы прежде позвонить.
– Хотелось вот так: как снег на голову.
– И у тебя получилось.
Впустив парня к себе, Пересветова предложила чаю. Игорь согласился, пил с наслаждением, рассматривая ставшей уютной комнату, и рассказывал какие-то забавные истории, глядя на девушку добрыми, лучистыми глазами. Потом в ход пошли анекдоты, Арина смеялась, подперев ладонью лицо – давно ей не было так легко, будто в прошлое вернулась, где были друзья и Никита.
– Так ты приедешь на мои соревнования? – как-то внезапно Воронцов перешёл на другую тему. – Мне бы очень этого хотелось. – Он внимательно посмотрел в глаза Арины.
– Хорошо, приедем с Эльвиркой. Она обожает спорт, в отличие от меня. Ну а сейчас тебе пора.
– Арин, можно я останусь на ночь. – Игорь бросил взгляд на пустую кровать, а потом умоляюще посмотрел на Пересветову. – Не хочется пилить с пересадками через весь город: друзья мои уже уехали. Ну, пожалуйста.
– В этом ты весь, начинаешь с малого: «Так пить хочется», а потом переходишь к основному: «Что переночевать негде».
Воронцов рассмеялся:
– Так и есть. Так я в душ?
– Иди, пожалуйста, жалко, что ли воды?
Он долго плескался в душе, а потом завалился на кровать Эльвиры и закрыл глаза, пообещав не покушаться на честь приятельницы. Арина, взяв с собой ночнушку, тоже отправилась в ванную комнату и решила подольше там задержаться, ибо надеялась, что поздний гость к тому времени, когда она вернётся, уже будет видеть десятый сон. В темноте пробравшись к своей койке, она, наконец, спокойно вздохнула: кажется, Воронцов спит. В тот момент, когда Пересветова начала ругать себя, что совсем перестала доверять людям, раздался голос с соседней кровати:
– А, может, я лягу к тебе в кроватку, ты не подумай ничего плохого, только чтобы согреться, в моей совсем холодно.
– Я и не думаю ничего плохого. Очень холодно?
– Да.
– Пусти козла в огород, – фыркнула Арина. – Могу организовать тебе ночную пробежку, Игорюша, от общежития до твоей квартиры в другом районе, вот и согреешься.
Воронцов хихикнул:
– Всё понял, ты не изменилась, всё такая же: нежная и добрая, как змея. Спокойной ночи, Аринка.
Пересветова промолчала, перевернувшись на другой бок, и до утра так и не уснула, снова ругая себя, но уже за наивность и доверчивость. Кто его знает, на что способен Воронцов? А потом бы наверняка нашёлся очень правильный, кто бы сказал: сама виновата – добровольно впустила парня. Вообще, её бесило, когда звучало мнение посторонних, это их – сама виновата.
Не поступила в университет, о котором мечтала? Обязательно найдётся всегда правый, который скажет: лучше надо было учиться.
Влюбилась не в того парня? Надо было слушать советы родителей, подруг, да кого угодно.
Попала под машину? Надо было смотреть по сторонам, не ходить этой дорогой.
И так далее по списку – сама виновата во всём.
Утром Игорь уходя, напомнил о том, что Арина согласилась приехать на соревнования. А завтра он отбывает на сборы, но, может, Пересветова сегодня с ним встретится?
– Извини, сегодня занята. Нужно написать доклад к семинару.
– Ну ясно, тогда мне всё понятно, – обиделся он, решив, что Пересветова просто хочет от него отделаться.
– А если всё ясно-понятно, может, ты и напишешь за меня?
Игорь засмеялся и, махнув рукой, вышел из комнаты.
***
Тем же вечером Пересветова решила проветриться: тепло, деревья едва подёрнулись зеленоватым пухом, почему бы не сходить в парк, находившийся недалеко от общежития. Вскоре раздалась трель телефона: звонили родители, они сообщили дочери о смерти Амалии Густавны – инфаркт.