Уже три месяца я живу в лесной избушке знахарки Сении. Совсем недавно в свои права вступил месяц Рогнеды - что заботится милостью своей о купцах и ремесленниках. И минуло четыре с половиной, как я оказалась в этом мире по непонятным для меня причинам. Все то время, что прожила в новом для себя теле и новом мире, я так и не получила ответы на занимающие меня вопросы:
- Кто я теперь? И, как дальше жить?
Эти несколько месяцев пролетели, как единый миг и самое забавное, что за всё то время, что я провела с Сенией, мне не удалось ничего у нее узнать. Бабка оказалась просто непробиваемой, так ещё и в следующее после моего переезда утро, к старушке на рассвете, привезли больного мужчину. И по ясным причинам ни ей, ни мне, стало не до разговоров.
Погрязнув в ежеминутных и ежечасных обязанностях, что взваливала на меня неугомонная лекарка. Я только и делала, что помогала ей по хозяйству и выполняла всевозможные поручения, от дойки и уборки скотины, до готовки и таскании воды от родника. Правда знахарка, в это время, тоже не отдыхала, она ухаживала за мечущимся в бреду мужчиной, отпаивая его снадобьями, натирая мазями и сбивая жар при помощи подручных средств, и народной медицины.
Ничему особо новому она меня научить не старалась, к больному мужчине и на метр не подпускала. Цыкая и шугая, отгоняла прочь, чтоб и дальше продолжала заниматься работой по дому. За эти месяцы, я просто идеально научилась вымерять пропорции для закваски дрожжей и выпекать хрустящий, и душистый хлеб, и пироги в печи.
В принципе, как я позже убедилась и к другим своим пациентам, что были после него, Сения не дозволяла приблизиться даже на шаг. Не проходило и трех дней, чтоб нам в очередной раз не привезли калечного или температурящего, в общем, больного чем бы то ни было человека, которого чаще всего оставляли на наше попечения его родные, расплачиваясь за уход продуктами и вещами. Среди таких пациентов были и женщины, и мужчины, и дети, и старики, и даже пару раз притаскивали захворавшую скотину. Сения вечно была загружена уходом за больными, ну или пропадала в лесу на сборе трав для декоктов, которые исчезали просто с молниеносной скоростью. А на мои попытки поделиться академическими знаниями в области медицины, полученными в институте или хоть как-то поспособствовать выздоровлению, ну или на худой конец, поставить диагноз, отправляла чистить навоз в курятнике.
Единственное, я не сразу, но немного стала разбираться в травах, которые собирать с собой, меня, иногда, брала знахарка. И то, такую честь мне оказали, через месяца полтора каторжного труда на благо местного знахарства и никак не раньше.
Жили мы вполне сносно. Я особо не приставала к знахарке с вопросами, убедившись в бессмысленности таких попыток и за отсутствием её, и свободных от труда минут. Она же меня особо не привечала, старалась просто наблюдать со стороны и обходить дальней дорогой. Иногда, складывалось впечатление, будто это все проверка. Сломаюсь или нет? Зареву или стиснув зубы буду тащить тяжелое ведро с водой дальше? Я в такие моменты, сдерживая ругательства, лишний раз напоминала себе кто я есть. Я взрослая, опытная и мудрая женщина, и я прекрасно осознаю, что слезами и скандалами горю не поможешь, даже если очень хочется выплеснуть на старуху весь накопившейся негатив.
В дальнейшем, ото дня в день, наши отношения становились куда более отвратительными, как перенатянутая струна гитары, которая того и гляди лопнет. Между собой, мы практически прекратили разговаривать, обходясь просьбами и приказами кому-что сделать или принести, и причем все в довольно резкой, ультимативной форме, как не странно, с обеих сторон.
Все вопросы, которые я поначалу еще пыталась задавать старухе в попытке хоть что-то узнать, жестоко игнорировались. Сения, после очередного заданного мной из желания познать окружающий мир, вопроса лишь пристально меня разглядывала, всем своим видом выражая неподдельное осуждение, призрение и разочарование, будто на моем месте была не маленькая девочка, а какая-нибудь мерзкая многолапая тварюшка из мира насекомых, неприятная до жути, но терпимая по необходимости.
Такой оскорблённой, как в те моменты, я себя никогда до того не чувствовала. Она молча, одним только взглядом, умудрялась вытирать об меня ноги и легко, и небрежно продолжала, и дальше заниматься своими делами. Конечно, такое отношение и поспособствовало моему бойкоту, а поскольку, о своем демонстративном молчании бабку я не предупреждала, то общения наше, вовсе свелось на нет.
Зато, спихнув на меня практически все домашние обязанности, с которыми я с трудом, но все же умудрялась справляться, неспеша по чуть- чуть обходясь без посторонней помощи, Сения за это время будто помолодела и выровнялась. Она почти распрощалась с горбом, что стал менее заметен под одеждой, также разгладились морщины на лице и знахарка почти прекратила прихрамывать, как было поначалу. Прямо цвела и пахла, еще больше заставляя меня чувствовать себя никчемной. Потому что мое физическое состояние порой, наоборот, подводило свою хозяйку.
С каждой неделей, я все сильнее ощущала себя, выжатой, как лимон древней развалиной. Частенько, как будто пребывала в беспамятстве, но при этом продолжала находиться в сознании, могла всё видеть, делать, выполнять ежедневную работу практически не осознавая, что творится вокруг. Это было похоже на лунатизм, хождения во сне или нечто подобное. А вечерами в такие дни, когда моя болезнь проявлялась куда активнее, а после, постепенно сходила на спад, я просто валилась прямо на крыльцо, не находя в себе сил помыться и поесть. Всё это казалось сном на яву, мир словно скрытый под толщей воды был рядом, но недосягаем для восприятия.
Периодически, пару раз в месяц, иногда чаще, у меня были просто невыносимые головные боли. И спастись от них не представлялось возможным. В такие мгновения, я просто лежала пластом на своей лавке, постанывала и старалась не двигаться. Сения ворчала сильнее обычного, недовольно бухтела себе под нос что-то оправдательное, по возможности ухаживала, всячески подчёркивая своё негодование, на что именно, я не понимала, может на мир в целом? А может и на меня в частности? Ведь в такие дни, я не могла выполнять возложенные на меня обязанности по хозяйству.
- Может книги какие есть, или ты мне всё так рассказать сможешь? - произнесла, слезая с лавки и направляясь за сбитнем.
- Книга-то есть, она у всяк ведуна своя. От старшего к младшему переходит... - объясняла Сения.
- А почему ты меня в ученицы взяла? - перебила не сдержавшись. - Не особо ведь и рада, как я погляжу? Зачем тогда?
- Вот, чего ты поперек слова лезешь? - разозлилась старуха. - Тебя не учили, что старших перебивать не след?
- Так ты ответь и всего трудов, - пробормотала безразлично.
- Да, потому что не могла не взять! Понятно дело, радости в том нет! А чего доброго? Ты девчонка несмышленыш, возиться с тобой не одно лето. Хоть и мне есть от того польза, да всё же это бремя, как не поверни. Кто ж тут благостен будет? Но видать, ты в наказание мне судьбой посланна! - бухтела с досадой.
- Ну, благодарствую на добром слове! - прокомментировала ехидно. - Что ж ты такого сотворила тогда?
- То мой грех. И тебе о нем знать без надобности. - отозвалась удручённо.
А я просто смотрела, на пожившую свое, ведунью, наверняка, хлебнувшую в жизни горя и решила не ерничать:
-Что с книгой-то, ты не договорила? - протянула, стараясь скрыть неловкость от своей бестактности.
- Они у всех знающих разные. Как и знания, и умения отличные. Кто заговоры на удачу и одержание победы хранит, да и всё, что обогатить простого человека может. Кто заговоры для красоты придания: ну, ежели девка в семье страшною уродилась. - рассказывала старушка, корча гримасы. - Всякое бывает... Мои вот, на лЕкарство и сил обретения, более всего. Потому-то, ко мне со всех окрестных деревень хворых и свозят. Ты заруби себе на носу: ведун завсегда людям помощь оказывать должен! Не смеет наше племя, мимо чужой просьбы и беды пройти. Иначе, дар сам своего хранителя изничтожит. Потому и выходит, что бобыли мы. Нет в нас единого. Каждый в свою дуду дует. Оттого ведун ведуна редко когда выручить и подсобить, чем тайным может, да и не хочут.
- Как так, а почему? - удивилась озабоченно.
-Ну, ведовство и само по себе дело мудрёное, много всего соблюсти в обрядах надобно, а ведовство на знающем, вообще задача не всякому посильная. Даже простые заговоры на нас не так ложатся, частенько, искра в чудодеях наговор по себе коверкает. Оно вроде и всё, как надобно делаешь, ды-к всё одно не получается и выйдет ли заранее, никогда не угадаешь. Ты Ведка крепко запомни: коли, вдруг, ведуну пособить треба, то силу в крайнем случае пользуй, травами там, настоями, а ли ещё чем. А силу не вздумай! Токмо ежели выхода другого не сыщешь. Даже собаке дворовой подсобить проще, чем любому ворожею. Поняла?
- Угу, - буркнула, отпивая сбитень. - Так, где книга?
- Обрядник она называется. – буркнула Сения пренебрежительно. - Вот какая же ты Ведка торопыга, негоже это в учение, жизнь твоя долгая будет и нечего спешить, все равно выше чела не кувыркнёшься. – отворачиваясь сказала старуха и поднялась. – Основы я тебе вложу, они для всех одинаковы, а потом уж и своим умом дойдешь. Вот. - бормотала знахарка, проходя к сундуку в углу комнаты. - Тут и заговоры мои и богомолицы те, что потом при любом умение тебе добрую службу сослужат. Коли лечить не сумеешь, все равно польза будет. А о мире, людях и других существах, что водятся поведаю, но это, как потеха будет. Ведь нужно и травничеству тебя обучить, и как зелья составлять, и все самые действенные наказы по снадобьям передать. А то мало ли, что в жизни стрясётся? - Да и странствовать тебе ещё... - рассуждала сосредоточенно, - к тому, тоже готовой быть надобно. Лишь Тайя и знает, куда тебя нелегкая занесет! - бухтела бабка, согнувшись в три погибели.
Приоткрыв крышку сундука и пошарив в тёмном нутре, Сения выудила на свет довольно увесистую и необычную на вид книгу, сделанную из деревянных пластин, с выжженным на них неопределяемым рисунком, торчавшими со всех сторон неровно сшитыми берестяными и кожаными листами, которые были связанны между собой верёвкой и продеты сквозь дыры в обложке.
Отряхнув её от пыли, сильно дунув, ведунья краем фартука вытирая фолиант, направилась обратно, где я с любопытством поглядывала на, неспешно приближающуюся, наставницу.
- Так вот он какой, обрядник? – пролепетала восторженно, заглядывая в руки старушки.
- Да... Эх, незадача! - огорчилась лекарка. - Тебя ж ещё и читать обучить следует! - возмутилась расстроенно, укладывая книгу на столешницу и присаживаясь на прежнее место.
- Так я умею уже. - вставила обнадеживающе, - батька меня вместе с Зелеславом грамоте обучал, по листку одному, вроде выходило читать. – произнесла в нетерпении, ёрзая на лавке.
-Давай, ты уже сюда мою прелесть! - думала жадно, желая скорее дорваться до чтива.
Сения удивлённо поглядев на меня, сморщила в неверии лоб и потянувшись, открыла тяжёлую обложку и повернув рукопись ко мне, приказала:
- Прочитай! - ткнула пальцем в страницу.
Стремительно приподнявшися и сев поудобнее прямо на корточки, чтоб повыше. Заглянула в толстый, с покорёженными краями, жёлтый, берестяной лист.
- Будьянов корень для мази от гнили.
Мазь на барсучем или гусином сале.
Перво-наперво, надобны семена Расторопши, цветущие в месяц Игельда у болота…
- Хватит. – прервала на полуслове бабка. - Верю. Ну, что ж. Чего диву даваться? Ведара чай, а не Матрена какая… - пробубнила старуха, забирая книгу ближе и перелистывая её в начало, но внезапно приостановилась и сказала: – Давай-ка, пока отложим? Дела уже дожидаются, а, как отобедаем, тогда и займёмся.
- Ладно. - бросила недовольно, провожая озадаченную старушку взглядом до печи. - Тогда пойду, пока курам зерна дам. - произнесла соскакивая с лавки.
- Ступай, ступай. - донеслось от печи.
Я вышла на крыльцо и в лицо мне тут же пахнуло свежим воздухом. Вдохнув его, как можно глубже, от всей души насладившись бодрящим эффектом, быстро сбежала по ступеням и направилась за избушку в сарай. Преодолев небольшое расстояние, вошла внутрь и приметив на столе ведро с кормом, прошла в клетушку Белянки, чтоб насыпать ей зерна.
Так и повелось. Каждый день я изучала разнообразные травы их свойства и способы применения, плавно переходя к другим темам. Сения, поначалу, еще пыталась как-то систематизировать получаемые мной знания, но потом махнула на это рукой и объясняла всё подряд. За нашими неспешными беседами мы готовили настои, мази и зелья. Я слушала рассказы знахарки о мироустройстве, законодательстве, иерархии, медицине, географии, ну и о ведовстве, конечно.
Так, к примеру, я узнала, что ведуны - это отдельная каста, которой многое позволено. Вообще, простые люди, весьма, побаиваются связываться с ведунами и делают это только в крайнем случае, по пустякам их стараются не беспокоить. Ну, а если и обращаются то план действий довольно прост: ведун говорит, а все остальные молча делают. Воля ведуна не подвергается сомнениям, его решения не обсуждаются. Такие своеобразные мини божки местного разлива и военачальники в одном лице. Но вот, что интересно, они никогда не назначают плату за свою помощь и никогда не отказывают в ней, благодарят их, в основном, кто-чем может, некоторые обходятся и обычным «спасибо». Но благоговения у людей это почему-то не отменяет. И такая ситуация наводит на определенные мысли: если бы ведуны решили объединиться и создать какое-нибудь тайное общество, что-то в роде тамплиеров, то они бы с лёгкостью смогли захватить мир и править, имея безграничную власть. И никто, и никогда не смог бы этому помешать. Но это всё - лирика. По рассказам наставницы выходит так, что чудодеи, в большинстве своем, не от мира сего. Живут хоть и в обществе, но крайне обособленно. Так что, мои гениальные злодейские планы, хвала охоронителям, так и останутся теоретическими. Ведуны, в силу профессии из-за проблем связанных с внутренней чародейской кухней, одиночки и чаще всего отшельники. Такие, как Сения. Они прячутся в лесах или где-нибудь на отшибе близ сёл и городов. Иногда, берут в обучение детей с искрой. Средняя продолжительность жизни сто пятьдесят-двести лет. Число отмерянных лет варьируется из-за количества выпестованных учеников, чем чаще берешь воспитанника, тем дольше живешь и молодость продлеваешь. У Сении я первая. Поэтому она и выглядит так, как и приблизительно должна в её года. Долгожители среди богомолов дотягивают и до трёхсот, а порой и больше, причём умирают в основной массе от старости. Как оказалось, есть один маленький, но очень интересный нюанс: ведунов нельзя казнить. Вообще! За преступления, если оно совершенно вещуном и доказанно на княжиском суде, наказание - ссылка. Никто из ниже стоящих дворян будь-то: боярин, городовой или староста не имеет права осудить арестованного, даже если ведун, на глазах у целой деревни, прирежет кого-нибудь. Отчего так, а не иначе, неизвестно. И вроде это работает хотя не представляю, как. Какого-то объединяющего органа самоуправления у ведунов нет, как доказывать, что ты тот, кем назвался, а не бандит какой-нибудь, не ясно. Да, даже совета старейшин, который бы сказал, что «да это ты», самого захудаленького, и того нет. Но знахарка меня убеждала, что даже в таком случае, правосудие справедливо и осуществляется после тщательного разбирательства. Бывает только так и такой порядок действий себя оправдал. Почему ведуны самостоятельно не выносят приговор и не ведут судебное разбирательство, не понятно.
Но наставница говорила: "Они все равны и никто за богов не отвечает. Разве, что за деревню или город, в котором живет." - Чтобы это не значило.
Так вот, если твоя вина доказана и тебя будут судить, никто не имеет права представлять твои интересы в суде, ни адвокатов, ни кого-то подобного, здесь нет. Зато ведун может быть и номинальным обвинителем, и защитником на процессе, имеет возможность выступить и оправдать или обречь человека.
«Честней ведуна только боги,» - обмолвилась Сения, сама себе противореча.
Княжичи же относятся к чародеям, как к советникам и наставникам. Отдавать приказы, требовать или как-то повлиять на ведающего государственные управленцы не могут. Если какому-то княжичу захотелось ведуна в услужение, то такой вариант возможен только если есть чем заинтересовать одаренного. «Баш на баш», так сказать. А власть, представителей моей, теперь, профессии, не интересует совершенно, дар может позвать куда угодно и когда вздумается, поэтому особо не разгуляешься и амбиции не уймешь.
О географии Сения знала, куда меньше. На вопросы, что за страна или материк, один он и есть ли еще, и в каком количестве, бабка ответов не знала. Исследования в этой области, понятно дело, никто не проводил. Так, только слухи и рассказы тех, кто дальше всех забрался и пересказал. А мапы читают простые путешественники, что обозы сопровождают и ничего удивительного. Никаких государств и объединённых территорий здесь нет. Одни поветы. Ни императоров, ни царей, только княжичи. В городах для порядка, есть что-то вроде воинской управы, где воины, в свободное от своих прямых обязанностей время, следят за порядком, а если необходимо, возвращаются в ряды княжичьей армии. Банков или каких-то административных ведомств, тоже нет. Хотя, это и неплохо, на мой взгляд. Все вопросы к княжичу или боярину при нём. Домостроя тут, в принципе, не водится и особые правила в поведении отсутствуют. Лишь некоторые исключения, например, не называть постороннему имя, можно вполне обойтись прозвищем. Не смотреть пристально на случайных спутников. Ну и незнакомый мужчина не может обратиться к чужой женщине напрямую. Между собой, мужчины и женщины практически равны. Единственное, не очень приветствуется, ношение женщинами брюк, но ведуний это не касается, они в этом плане свободнее, особенно скитальницы. Обычные семьи, да и ведовские, живут, как сами пожелают. Исходя из своих возможностей и надобностей. Тут не кому и не откуда было взять идею навязывающую правило всем жить одинаково. Мужчиной быть проще лишь от того, что в случае опасности можешь сам за себя постоять, если, конечно, умеешь. Хотя проще ли? Это еще с какой стороны посмотреть. Женщин самообороне обучают, такое даже приветствуется, но не все считают такую науку важной и полезной. Есть отдельные личности, но это редкость. Семьи принято заводить большие, обычно, минимум три карапуза, но и десять детей, на семью это среднее, бывает и больше. Количество потомков варьируется, в зависимости от здоровья женщины и достатка в семье. Люди повсеместно чтят традиции, проводят ритуалы, обряды и радения. Почитают память предков и богов.
- Доченька, ой, как выросла-то! – именно с такими словами, меня встретила матушка, выбегая со двора и стаскивая с телеги. – А вытянулась и бегаешь уже поди вовсю? Щечки какие румяные, а косы-то отрасли! - причитала женщина, целуя меня и крутя во все стороны, не прекращая заливать округу слезами радости.
Обняв и расцеловав её в ответ, так и замерла. Всё никак не выходило оторваться от женщины, переполненной восторгом от долгожданной встречи и было абсолютно плевать, кто и что скажет.
Сегодня я приехала домой по очень значимому поводу…
С того дня, как мы приживили палец Бажену, запоминающееся событие, минула весна с ее торопливыми заботами и наступила оусень. А точнее месяц Рогнеды. А повод действительно впечатляющий... Отомаш жениться! И, как понимаете, пропустить это мероприятие я совершенно не могла. В ближайшие дни нас ждет немало важных дел и поездка за невестой, а в будущем и женой Отомаша, Плеяной, одно из них.
Как мне объяснил батька, свадьба здесь дело довольно хлопотное и долгое, и требует к себе огромного внимания. Для начала, братцу нужно провести мужскую часть обрядов дома, а затем ехать за невестой и уже после женских ритуалов, предназначенных Плеяне, как девице на выданье, жениться. А уж после, всем вместе возвращаться в Бурзомецкое, где молодые и останутся жить, уже в своем отстроенном доме.
За это время, а пролетело уже больше года, отец успели поставить нашему старшенькому отдельную избу, недалеко от родительской и несколько раз съездить, и обговорить все детали свадьбы.
Что за события меня ждут, пока не понятно. Сения, перед тем, как проводить меня, сказала лишь «увидишь» и отпустила с миром, а сама утопала на болота.
А теперь вот, я стою и насаждаюсь, так всем необходимой, материнской любовью. Уже давно для меня потерянной, ещё в той жизни и вновь приобретенной, в этой.
- Матушка и я рада, тосковала сил нет, как. – поделилась, разделяя нахлынувшие эмоции.
Оглядевшись, увидела родных, что стояли рядом и улыбались. Расцепив объятия, подошла к близнецам, что стояли ближе всех.
- Ну, как сестрица? Стала ведать? – спросил Бенеш, обнимая и целуя в подставленную щеку.
А за ним Бивой:
- Здравствуй Веда, ух, до чего ж ты большая стала! – воскликнул парень и подхватив меня на руки, закружил. Я весело хохоча, старалась держаться крепче.
- Того и гляди меня догонишь. – сказал Бивой и поставил на место, трепля макушку.
- Ох, не скоро братец, точно не скоро. – ответила, оборачиваясь к Боянке.
- С приездом Ведка, как обучение, не сильно тебя знахарка запугала? – расцеловывая мне щечки, вопрошала сестрица. - А-то я её жуть, как опасаюсь. – произнесла девочка, вроде беззаботно, но с прикрытыми нотками тревоги в голосе.
- Нет. – твердо возразила я. И уже мягче успокоила. - Что ты, она только с виду жуткая, а так ничего, душевная оказалась. Да и наставница ладная.
- Тогда хорошо, а-то столько страшилок мне понарассказывали. – прошептала девушка.
-Ну, всё сестрица, дай и другим поздороваться. - подошел Отомаш основательно, с улыбкой на лице. - Здрава будь, сестрица меньшая. - присел на корточки и приобнял меня.
- И тебе здоровьюшка братец, рада за тебя. И поздравляю со скорой женитьбой. – пожелала искренне.
Парень улыбнулся мне и кивком поблагодарив, отошел в сторону. Настал черед Зелеслава.
- Рад тебе Ведара. – скромно пролепетал мальчик и крепко обнял, так, что даже ребра затрещали.
- Ох. Да ты окреп братец и вытянулся, как я погляжу? Тоже скоро невесту в дом приведешь? – подначила беззлобно.
Все дружно засмеялись
- Давайте все в избу. Снедать пора с дороги, а ну, живее! – велела матушка, довольно нас оглядывая и пошла первой.
Мы двинулись следом. В доме почти ничего не изменилось, разве, что только все горизонтальные поверхности были уставлены едой прикрытой полотном. Нас уже дожидался накрытый стол, мы уселись, шумно переговариваясь. Батька рассказывал, как прошла посевная. Матушка о соседских ребятишках, с которыми меня видела во времена моего шифрования под несмышленыша. Близнецы о недавней драке. Отомаш и Зелеслав помалкивали. А Боянка затмила всех, смеясь и похоже изображая, в лицах рассказала о своих постоянных посиделках с Цветанкой, Франой и Юлкой.
- А, как Рогнеда? – спросила я заинтересованно, услышав о Фране.
- Да ничего, живут, как все. Правда хворает частенько, но это немудрено... - Ометила матушка.
- Чипрана, ну кто ж за столом про хвори болтает? – возмутился отец.
Матушка притихла и сгладила неловкость:
- Ладно всё, в целом. Живут, как жили, – и принялась за еду.
- Что сегодня делать станем? – задала безотлагательный вопрос.
После этих слов, Чипрану, как кипятком окатили.
- Ох, времечко-то, как бежит и верно, надобно поторопиться! Пойду до Квасенки сбегаю, а то уж и выходить след, - встревожилась родительница, всплескивая руками, поднялась из-за стола и убежала.
- На землю родительскую сходить треба. – основательно пояснил батюшка. - Отомашу пора благословение испросить.
- А, как? Где это?
- За рекой недалече. До переправы правда не мало идти, если хочешь я тебя снесу. – предложил отец, доедая кашу.
В избу вернулась матушка.
- Всё! Все собралися, как мы за порог, так и догонит нас Влас со своими. – возбужденно отрапортовала взмыленная женшина, спеша за печь.
- Так, всё пострелята, поднимайтесь! – Велел Гоймир, вставая. – Пора на поклон, покуда солнце не село.
- А, что это за земля родительская? – шепотом спросила Боянку, слезая с места.
- Там предки наши схороненные лежат, - пояснила девушка.
Все разошлись по избе и прихватывая заранее подготовленные вещи, покидали горницу. Я выскочила в сени первой и миновав крыльцо, остановилась у калитки, ожидая родных. Вот на крыльце появился Отомаш, неся в руках резной сундучок, отделанный серебром. Боянка вынесла охапку последних, в этом году, полевых цветов. Зелеслав показался из-за дома, поглаживая белого петуха, что тихо сидел у него на руках. Матушка поправляла ткань на корзине с чем-то съестным. Ко мне подошел батюшка:
- Стану я благословясь, пойду воставить железные тыны от морской глубины, от небесной высоты, от колояровой до фаттиной, от земиборовой до полудни. Чур! Чур! Чур! - Говорила матушка, собирая брата перед свадьбой.
Отомаш стоял посреди комнаты, раздетый по пояс, а Чипрана, нацепив на него наузы из сорока узлов, что вчера перед сном самолично навязала, запричитала: – Въедет сын мое Отомаш, в железный тын со всем своим поездом. Завтра станет чета за тридевять щитов, за тридевять дверей и замкну я матерь мужнина, да жинкина на тридевять замков. Гой! - Заклинала родительница, надевая на сына, после завороженной нити, расшитую оберегами рубаху. - Выну из тридевять замков тридевять ключей, кину я те ключи в чистое море-Океан. Гой! - Подвязала заговоренный пояс, произнося велиречаво, как будто прислушиваясь к чему-то одной ей ведомому. - И выйдет из того моря щука златоперая, чешуя медная и та щука проглотит тридевять моих ключей, и сойдет в море в глубину морскую.
Чур! Чур! Чур!
Нагнулась и положив в левый сапог ягоды рябины, а в правый пучок овечьей шерсти и монету, продолжила оплетать жениха словесами:
- И как никому той щуки не поймать и тридевять ключей не сыскать, и замков не отпирывать, и меня, Чипрану и жениха молодого не испорчивать, и весь его свадебин поезд. Всегда и ныне, и присно, и во веки веков. Да будут боги моим словам замками, да будут ведуны моим словам свидетелями, да будет небо и мать сыра земля моей опорою, да будут стороны божьи мне порукою. Гой! - Закончив заговор и возложив Отомашу на голову венок, матушка затихла, едва сдерживая слезы. Обняв и расцеловав взволнованного, как и сама, сына, она отошла в сторонку. Отомаш оглядевшись кругом, стал привязывать к поясу расписную шашку в ножнах. Закрепив оружие, подошел к отцу и матери и поклонившись в пояс, попросил:
- Благослови батюшка, благослови матушка.
- Благословен будь. – сказали хором родители и накинули на преклоненного сына свадебный рушник.
- Ну, что ж, пора и в путь! – радостно возвестил батька.
И все мы покинули избу Житомысла, где проходили сборы жениха к церемонии. По всему подворью нас ожидали нарядные гости, возбужденно общающиеся меж собой, коротая время. Тут и там раздавались: смех, шутки и громкие голоса, перебивающие друг друга. Как только Отомаш вышел, тут же загремела разудалая мелодия и отовсюду начал разноситься залихватский свист, сильно бьющий по ушам. Зажмурившись и прижав руки к ушам, я недовольно оглядывала гомонящую перед нами толпу.
- Пора и за невестою! – Провозгласил жених, улыбаясь ближним.
- Пора! А, то ж! Едем! – Раздалось в несколько голосов.
Отомаш энергично сошел по ступеням и направился за ворота, сопровождаемый веселой музыкой. Отец, подхватив меня на руки, чтоб не затоптали ненароком, отправился за сыном, к заранее подготовленной повозке, усадив меня рядом с матерью, что самостоятельно взобралась в возок, чмокнул в щеку, открыто улыбнулся и вскочил на украшенного лентами, и бубенцами коня. Гости расселись по нарядным телегам и музыканты заиграли ещё веселее, и запели зазывалки, и частушки. И наконец, наш поЕзд тронулся в путь.
А в нашем во мху...
- Все тетерева — глушаки,
А наши сваты все дураки:
Влезли в хату, печке кланяются.
На печке сидит серый кот с хвостом,
А сваты решили, то это ведун с пестом.
Они котику поклонилися,
К серому хвостику приложилися.
Песенки подобного содержания лихо распевали женщины и мужчины, криками и улюлюканьем возвещая всю округу о том, что жених едет. Дом невесты был по другую сторону центральной улицы, несмотря, на то, что мухояровское намного больше нашего бурзомецкого, поездка была быстрой. Мы подъехали ко двору Добророда, продолжая оглашать всю деревню частушками и прибаутками на свадебную тематику. Вся наша ватага, а это шесть повозок, остановилась у закрытых ворот, на которых точно яблоки весели разряженные подружки невесты, предвкушающе верещащие, размахивающие лентами и прогоняющие жениха и дружек подальше от тынов:
- Нету тут невест! Езжай отседого! Обознался!
Отомаш, гордо восседая на жеребце, осадил коня и подъехав максимально близко, совершенно не обращая внимание на речи девушек, потребовал:
- Отворяйте-ка широкие ворота, на невесту мне взглянуть охота.
Крепкие запоры отмыкайте.
Мне мою невесту отдавайте!
Девчонки, не испугавшись серьезного вида молодца, только захихикали:
- Замуж наша девица не хочет,
пусть она в венке ещё походит,
не пришла ещё её пора,
поезжай-ка князь с нашего двора!
Гости заметно оживились, наблюдая за представлением, начали гудеть и кричать на такое безобразие, и тут на помощь жениху пришли, до того молчавшие, дружки:
- Ох, девчонки лучше отворите, а не то, мечом мы ворота мигом в щепки иссечём! – И достав из ножен шашки, стали угрожающе ими потрясать.
- Странно почему они говорят в рифму? - Подумала я, - или эти выражения здесь устоявшиеся обрядовые и каждый их знает? Или они их заранее отрепетировали. - усмехнулась озорно и весело улыбаясь, заулюлюкала поддерживая брата.
Атмосфера кругом была непередаваемая, все собравшиеся, казались участниками театральной постановки или съемок фильма, и от осознания того, что это реальность и я непосредственный участник событий, просто захватывало дух.
-Здорово, что я очнулась в этом теле и именно, в этой семье. Мне невероятно повезло. - Отметила отстраненно с теплотой.
Со стороны все выглядело очень захватывающе. Мы, Машуне моей, в свое время, тоже устраивали выкуп на свадьбу, но все было как-то нелепо. Проходило сие действо в подъезде в нашем малогабаритном человейнике. Никакого тебе размаха не то, что здесь. Хотя сейчас молодожены вообще отказываются от этой традиции, считая пустой тратой денег, нервов и времени. Но в данный момент, я могу сравнить и постичь ту степень значимости, которую несет этот ритуал. Такая своеобразная проверка на моральную и финансовую готовность будущего мужа нести ответственность за новую ячейку общества. Да и жениху подспорье, лишний раз убедиться в своем желании жениться именно на этой девушке, ведь пока преодолеешь все препятствия и конкурсы, немудрено и передумать.