Позволь тебя не разлюбить

Пролог

— Мама, а почему мальчик плачет? — повернулась моя малышка.

— Не знаю, Анфис, — перехватила я руку дочери.

Сердце сжалось.

Мальчишка лет пяти, стоял один за металлической коробкой автобусной остановки и горько, тихо, по-мужски плакал. Смахивал скупые слёзы, вытирал о себя руку и скорбно вздыхал.

На остановке, куда мы пришли после прогулки по парку, стояла целая толпа народа, у палатки с разливным квасом — очередь, но мальчик прятался за пустые кеги — не хотел, чтобы видели его слёзы. Такой маленький, а уже настоящий мужчина.

Как ни тянуло подойти, обнять, утешить, я сдержала порыв. Остановилась поодаль, погладила по голове прильнувшую дочь, уважая право человека горевать в одиночестве, каким бы маленьким он ни был, готовая прийти на помощь, если вдруг понадобится.

Однако сердобольные нашлись.

— Малыш, а где твоя мама? — увидев мальчика, направилась к нему тётка, что подошла следом за нами. Потянула за руку, когда он упрямо отвернулся. — Женщины, чей ребёнок? — спросила громко, когда мальчишка вырвался.

Народ на остановке стал оглядываться, пожимать плечами.

— Нет, ну это же ненормально, такой маленький ребёнок и один, — возмутилась она.

— Да где эта кукушка, в конце концов? — столь же эмоционально воскликнул мужчина, что пришёл вместе с ней, обращаясь к женщине, торговавшей квасом.

Та отсчитывала сдачу и лишь вяло кивнула.

Увидев испуганный взгляд, я инстинктивно шагнула ближе к мальчику, чтобы защитить его от этой парочки. Конечно, вид одиноко плачущего ребёнка мало кого мог оставить равнодушным, но люди реагировали по-разному, а эти двое возмущались и нервничали, чем только пугали ребёнка.

Он тревожно оглянулся, готовый сбежать, когда из-за моей спины раздался мужской голос.

— Эй, ты чего? — обогнул меня мужчина, присел на корточки, заглянул мальчишке в лицо. — Ревёшь, что ли?

Ребёнок порывисто его обнял и разрыдался пуще прежнего.

— Ну-у, ты это заканчивай, — мужчина погладил его по спине, обхватив большой ладонью светлую головёнку, прижал к себе. Он и сам был немаленький: высоченный, широкоплечий. — Я же сказал: сейчас вернусь.

Мальчишка вытер слёзы, рвано вздохнул:

— Я думав, ты тоже потерявся.

— Не дождёшься, — взъерошил его непослушные волосы мужчина. — И Снежка найдём.

— А, так это отец, — сказал кто-то. — Ну явился, и слава богу!

Подошёл автобус, люди заторопились по своим делам, и только я застыла, как вкопанная.

Андрей? Не верила я глазам.

Не может быть.

То есть, конечно, это могло быть. То, что он вычеркнул меня из своей жизни, то, что я думала, никогда его больше не увижу, не значит, что его нет. Но что мы встретимся, так… здесь…

— Мама! Ма-а-ам! — дёргала меня дочь, пытаясь освободиться. — Мне больно!

— Прости. Прости, малыш, — разжала я непроизвольно стиснутую руку.

— Вы вообще в своём уме, оставить маленького ребёнка одного на улице? — возмущалась всё та же агрессивная тётка.

— Слышь, я разве лезу в воспитание ваших детей? — развернулся тот, кого здесь не должно быть. Знакомо откинул с лица непослушные светлые кудри, словно выгоревшие на солнце.

Я невольно сглотнула. А он скользнул по мне взглядом, как по пустому месту, и свирепо уставился на неугомонную пару. В том, что он готов порвать любого за своего ребёнка, можно было не сомневаться.

— И вы не лезьте, куда не просят, — сказал он и добавил: — Пожалуйста.

Женщина что-то возмущённо пробубнила и, дёрнув своего спутника, поспешно затопала к остановке. Автобус забрал пассажиров и отъехал.

А я продолжала стоять, очумело глядя то на Андрея, то на его сынишку.

Его сыну примерно столько же, сколько моей Анфисе, около пяти. И он… хотела бы я сказать: похож на отца, но нет, в отличие от моей девочки. Это у неё волосы с тем же солнечным отливом. Это его зелёные глаза она унаследовала от человека, что теперь… смотрел на меня этими зелёными глазами с золотыми искорками на радужке и словно видел в первый раз.

— Простите, вы, случайно, не заметили, тут не пробегала белая собачонка? Щенок. То есть на самом деле он белый, только сейчас очень грязный, поэтому, наверное, больше похож на… — он запнулся, всматриваясь в моё лицо. Сердце пропустило удар… Но ничего не произошло. — На грязного белого щенка, — улыбнулся мужчина, которого я когда-то звала «мой король», потёр виски и сжал зубы, словно у него резко и невыносимо заболела голова.

— Пап, — испуганно вцепился в него мальчишка.

— Всё в порядке, — успокоил он сына. — Простите… Что вы сказали?

На самом деле я ничего не сказала.

— Нет, — покачала я головой. — К сожалению, щенка я не видела.

Он понимающе кивнул.

— Мам! Мама, — потянула меня за руку Анфиса.

— Что, милая? — наклонилась я.

Часть первая. Шесть лет назад ...

Глава 1

Резкий сигнал клаксона заставил меня вздрогнуть и резко вывернуть руль.

Мимо, сигналя, пронёсся огромный внедорожник.

Сука, откуда он выскочил?

Я едва успела прижать машину к обочине.

— Придурок! Да, езжай, кто тебе мешает! Трасса пустая. Места тебе мало?

Я проводила глазами джип, помахавший на прощание красным игрушечным ведёрком на фаркопе. Что за дурацкая манера вешать на крюк для буксировки детские ведёрки?

Ещё и гоняют, как бессмертные!

Я остановилась на бровке. Заглушила мотор. Дёрнула ручник.

Сердце колотилось как бешеное. На приборной панели так и горел левый поворот.

— Придурок! — вырубила я поворотник.

Собиралась повернуть налево, высматривая среди деревьев знакомый съезд, а в итоге стою на правой обочине, с перепугу хватая ртом воздух.

Настроение, и без того скверное, испортилось окончательно.

Обычно я ехала в дедушкин дом на озере с радостным ощущением предвкушения. Там хорошо. Там душа отдыхает. Разворачивается, как говорил дед, и не сворачивается.

С тех пор как дед умер, конечно, многое изменилось.

Никто не ждёт меня с тёплым творожным пирогом под полосатым полотенцем. Никто не выходит встречать, подняв над головой старый фонарь. Никто, поскрипывая старым креслом-качалкой, по вечерам не читает вслух книгу, заложенную с прошлого раза потрёпанной закладкой.

Такой был у нас с дедом ритуал — читать вслух. Когда я была маленькой, читал он, а в последние годы, когда стал плохо видеть, а потом и совсем слёг — я.

Нет, смерть деда меня не подкосила, хотя из всей семьи он был самым близким мне по духу человеком. Как-то сумел он меня подготовить, настроить, что так надо, что однажды он уйдёт. Там его ждёт бабушка. Там ему будет хорошо. Поэтому я любила дом и без него.

Небольшой, уютный. С собственным причалом, обращённой к воде верандой, катером, что на зиму поднимали на специальные крепежи и запирали в сарае.

Я пыталась вернуть себе душевное равновесие, предвкушая встречу с домом, как со старым другом. Но чёртов гонщик так меня напугал, что я расплакалась.

— Козлина! — выдернув из коробки салфетку, я вытерла слёзы.

Но это я уже не про гонщика.

— Кондом ты штопанный, Езерский, — пролилась слезами жестокая правда.

Я не проронила ни слезинки, когда застала засранца с подругой в собственной спальне.

Конечно, уже бывшей подругой. Да и не подруга она мне была вовсе, так, бывшая коллега. Как тот зайчишка пустила пожить лису, пока она старую квартиру продала, а новую ремонтировала, а она решила, что всё моё — наше.

Нет, я не плакала, когда вышвыривала с балкона их вещи. Его нарядная рубашка и дорогие трусы с фирменными лейблами долго висели на тополе, развеваясь флагами.

Тогда мне было даже смешно, как великолепный Вадик Езерский снимал их с дерева позаимствованной у соседки шваброй. И ни капли не жаль.

Не жаль лису, что решила сэкономить за мой счёт. Пусть квартиру снимает.

Не жаль Езерского, которого я никогда особо и не любила. Это он всё бегал за мной. Замуж предлагал. Перспективы радужные рисовал, адвокат чёртов.

— Ещё раз тебя увижу, — кричала я преуспевающему адвокату с балкона, — с лестницы спущу.

В подтверждение серьёзности моих намерений рядом с ним грохнулся горшок с землёй.

Езерский испуганно отскочил, покрутил у виска:

— Ты ненормальная, что ли?

— Я, может, и ненормальная, а ты, сука, козёл винторогий. И это тоже забери, — швырнула я следом его цветы, что он подарил мне накануне. Прямо в вазе.

На самом деле я очень даже нормальная, даже чересчур. Хорошо воспитанная. Слишком хорошо: на книгах о любви и верности, чести и благородстве, дурацких рыцарских романах. Поэтому, наверное, и романтизировала всяких козлов. Правда, в койку с ними прыгать не торопилась. С Езерским так точно.

— Мужики идут на подвиги ради дам. Ради «не дам» не идут, — смеялась Лиса, чьи вещички тоже летели с балкона чаечками.

Это она всё подбивала: «Да сколько уже можно мужика голодом морить! Переспи ты с ним!»

— Да пошла ты! — ответила я ей, вытирая слёзы в машине, и показала средний палец.

Я не повелась. И правильно сделала. Представляю, как бы я себя чувствовала, если бы переспала с Езерским, а потом застала его с ней.

И вроде плакать было не о чем, но как-то жаль было свои глупые мечты, что ли. Я ведь всерьёз думала: может, выйти за него замуж. Чего уже ждать, когда за двадцать пять перевалило. Стерпится — слюбится. Неплохой вроде парень…

Дед учил слушать своё сердце. Но моё, увы, пока молчало, поэтому я больше умом.

Я выдохнула, расправила плечи.

Ну что, последний рабочий день закончился феерично.

И первый день отпуска, похоже, начался тоже замечательно.

Глава 2

— О, господи! — выдохнула я.

Придурок улетел с моста?

Я в ужасе смотрела, как река перекатывается через капот, в открытую дверь заливается в салон и медленно, но верно утягивает железную махину в стремнину.

Открытая дверь, — мелькнуло вспышкой. Водитель выбрался?

А потом я его увидела.

Мужчина лежал навзничь: головой на каменистом берегу, ногами в воде, и коварная вода понемногу стягивала его обратно.

— Держитесь! — крикнула я.

Поскальзываясь и чертыхаясь, побежала вниз, под мост.

— Эй, вы живы? — потрясла его за плечо.

Он был без сознания. Видимо, хватило сил выбраться на берег, а потом он отключился.

Я пыталась поднять его за руки, за ноги, подмышки, но он был неподъёмным.

Всё, чего я добилась — лишь слегка отвернуть его ноги от воды.

— Просыпайтесь, пожалуйста! — похлопала я его по щеке. А когда это не возымело эффекта, отвесила оплеуху.

Мужчина застонал и очнулся.

— Ох и тяжёлая у тебя рука, — скривился он, потрогав щёку. — Ты кто? — уставился на меня.

— Э-э-э… — не знала я, что ответить. — Вивьен.

Не уверена, услышал ли он, — мужик скривился от боли и сменил вопрос:

— А где я?

— Затрудняюсь сказать точнее. В воде под мостом. Ваша машина упала в реку. А вы… вы как-то выбрались. И вы должны мне помочь, сама я вас не подниму.

— Хорошо, — он сел. Застонал. Покачал окровавленной головой. Выразительно оценив мою комплекцию, отказался от протянутой руки. Встал. Покачнулся.

— Я помогу, — подлезла я под его руку, чтобы он опёрся на мои плечи.

Скользкие камни осыпались под ногами. Вода, разбиваясь об опору моста, окатывала брызгами. Но совместными усилиями мы справились — поднялись по насыпи.

— Вы были один в машине? — тяжело дыша, я смотрела, как его джип уносит по течению, и с ужасом думала, что я до него не доплыву.

— Один, — к моему облегчению ответил мужчина.

Насколько я видела, довольно молодой мужчина.

В строгой белой рубашке, чёрных брюках, красивых туфлях. Сейчас грязное и мокрое, но всё это было при нём. А ещё кубики пресса и рельефная грудь, к которой липла ставшая почти прозрачной от воды белая ткань.

«Ви, о чём ты думаешь?» — оборвала я себя, невольно залюбовавшись.

Красивый мужик, чего уж. Он без сил опустился на камни, мотнул головой. На лоб упали мокрые русые кудри, на меня посмотрели зелёные, с золотыми искрами глаза.

В жизни не видела таких красивых глаз.

«Ви!» — одёрнула я себя. Никогда бы не подумала, что в экстремальной ситуации можно обращать внимание на такие вещи и даже испытывать вполне определённые чувства.

Мужик был чертовски привлекательным.

— У вас кровь, — показала я на текущую от виска вниз струйку.

— Ерунда, царапина, — стёр он кровь рукой.

— Проверю, есть ли связь, — полезла я в карман за телефоном. — Надо вызвать спасателей.

С удивительной проворностью для контуженного он перехватил мою руку.

— Не надо никого вызывать, Дюймовочка.

Дюймовочка? Телосложения я, конечно, была хрупкого, роста небольшого, но не настолько же.

— Почему не надо? — удивилась я.

— Потому что не надо, — сказал он уверенно.

— Вы ударились головой и, наверное, не совсем адекватно воспринимаете ситуацию, но вам нужно в больницу. И ваша машина…

Он именно на неё и смотрел.

Я повернулась по направлению его взгляда.

От огромного чёрного джипа осталась видна только крыша с блестящим на солнце хромированным багажником. На него приземлилась какая-то легкомысленная птица, чистила пёрышки и дрейфовала по реке.

— Значит, так тому и быть, — как-то уж очень спокойно заявил он.

— В каком смысле? — не поняла я. — Вас же, наверное, где-то ждут, будут искать, волноваться.

— Конечно, будут, — опёрся он руками о камни и тут же скривился от боли. — Чёрт! — схватился за плечо.

— Вот именно об этом я и говорю. Ушибы, внутренние повреждения, сотрясение мозга. А ещё вы, наверное, наглотались грязной воды.

— М-да, — улыбнулся он. — Перспектива обосраться, конечно, так себе, но, кажется, это не худшее, что могло со мной случиться. Ты всегда такая зануда, Дюймовочка?

— Сам ты зануда! — встала я.

Тоже мне, весельчак нашёлся.

— Ладно, не обижайся, — схватил он меня за руку. Словно не он только что выбрался из ледяной воды, рука, что сжала моё запястье, была горячая и сильная.

— А ты далеко ехала?

— Нет, — ответила я. — А что?

Глава 3

— Куда ж ты так торопился? — спросила я, притормозив на луже.

Спасённый король повернул откинутую к подголовнику голову, чтобы на меня посмотреть.

— Торопился? — удивился он.

— Угу, да ещё весь такой нарядный, — помнила я про его белую рубашку, сейчас прикрытую тонким флисом пледа и закапанную кровью, и, наверное, безнадёжно испорченные дорогие туфли, что он вытянул поближе к печке.

В моей маленькой машине ему всё было «поближе». Сколько бы ни отодвигал сиденье — колени торчали, словно он сел на детский велосипед.

— По этой дороге только рыбаки ездят. На озеро. Ну туристы ещё — на Утёс подняться, видами полюбоваться. Кроме дома моего деда, на этом берегу только женский монастырь. И в тот ездят по объездной дороге, а ты летел на бешеной скорости, ещё и сигналил, — мстительно напомнила я.

— М-м-м, Дюймовочка, так это ты путалась у меня под ногами, — кивнул нахал.

— Вообще-то, я не путалась, — строго сказала я.

— Ладно, ладно, не путалась, — протянув руку, он примиряюще коснулся моей щеки и передразнил сердито надутые губы. — Просто нечаянно попалась.

Я возмущённо отклонилась от его руки.

— Ты летел… — готовая разразиться гневной тирадой, повернулась я.

— Я летел, потому что отказали тормоза. Потому и сигналил, что ты включила поворот и рисковала попасть мне под колёса, — аккуратно поправил он руль, направляя машину на дорогу: поражённая услышанным, я отвлеклась, и мы чуть не уехали в кусты. — Увидел, что примыкающая дорога идёт в гору, свернул. Но оказалось, не настолько в гору, чтобы тяжёлая машина сбросила скорость достаточно.

— Как отказали? — переспросила я, машинально увернувшись от нависших над дорогой ветвей.

— Ты словно на мотоцикле едешь, — улыбнулся он. — Голову-то чего пригибаешь?

— Не знаю, машинально, — снова дёрнулась я, когда кедровая лапа скользнула по лобовому стеклу.

— А мы точно едем правильно? — озабоченно оглянулся спасённый. Будь я на его месте, тоже бы разволновалась: ощущение непролазной чащи усугублялось с каждым поворотом.

— Чувствуешь себя Красной Шапочкой? — улыбнулась я.

— Немного, господин Серый Волк, — сказал он тоненьким голоском и снова перешёл на свой густой, чарующий баритон: — Ощущение, что сюда вообще никто не ездит. Но перспектива мне нравится, — искрились его глаза золотом и коварством. — Лес я знаю, секс люблю.

Я мысленно закатила глаза.

Эти мужики вообще о чём-нибудь, кроме секса, думают? Он, вообще-то, чуть не погиб.

— Так что случилось с тормозами? — спросила я.

— Вот и я думаю: что? Вряд ли это была случайная поломка, — усмехнулся он.

— Тебя хотели убить? — не знаю, что меня поразило больше: что он был на волосок от смерти, или то, с каким равнодушием об этом говорит.

— Вот заодно и узнаем. Пусть думают, что я мёртв. Машина утонула, тело унесло. Куда впадает эта маленькая река?

— Не знаю, в большую реку, наверное, — пожала я плечами.

— Вот пусть там меня и ищут.

Он уставился в окно. Между бровей залегла хмурая складка.

Много бы я дала, чтобы узнать, о чём он сейчас думает. Скользнула взглядом по длинным пальцам, мягко барабанящим по колену. Обручального кольца не было.

«Вивьен!» — одёрнула я себя. И, будь это диалог, наверное, ответила бы: «Что, Вивьен? Я не виновата, что он так чертовски хорош».

Я и так ехала не быстро, но ещё сбавила скорость перед домом. Очень любила этот момент.

Как в сказке, лес расступался, а из-за плотного ельника появлялась поляна.

За поляной на берегу озера и стоял двухэтажный дедушкин дом.

Но разглядывать красоты было некогда.

Едва машина остановилась, моего короля совсем не по-королевски вырвало.

Спасибо, что открыл дверь.

— Прости, — побледнев до цвета школьного мела, он вытер рот.

— Плохой знак. Сотрясение.

— Ни хрена, прорвёмся, — отмахнулся он. Выбрался из машины.

Я достала из укромного места ключ. Открыла дверь.

Мой гость поднял руку, чтобы не стукнуться головой о притолоку, и чуть не оступился.

— Осторожно, ступе… — не успела я предупредить, но реакция у него была отменная, как и манеры — он удержался и даже подал мне руку.

— Да я как-нибудь сама, — оценила я протянутую ладонь.

— Но со мной же лучше, — и не думал он тушеваться, просто сгрёб меня в охапку и поставил на пол внизу короткой лестницы.

На это требовалось куда меньше времени, но он легко позволил себе прижимать меня к себе лишних пару секунд.

Ох и натиск, Ваше Величество, — покачала я головой.

А может, он просто кинестетик? Ну из тех, что не могут без прикосновений и воспринимают большую часть информации через касания? Или всему виной контузия? Вёл он себя, конечно, как отъявленный кобель, но так хотелось пообманываться на этот счёт.

Глава 4

Я покачала головой: ну точно контузия!

— Я недавно читала книгу, — нащупав механизм, раскладывающий диван, я опустила тугую ручку, — там у девушки из-за травмы головы было искажённое видение. Она всё видела безобразным: предметы, картины, лица. И жизнь казалась ей такой же безобразной и бессмысленной. А у тебя, похоже, наоборот.

— Думаешь, я настолько стукнулся головой? — стёр он кровь, что вновь потекла по виску.

— Думаю, надо снять мокрую одежду и обработать рану, — ответила я и пошла на кухню — принести лёд, чтобы положить на его воспалённый лоб.

Понятно, что он чуть не погиб, что по мозгам шарашит адреналин, что он просто самоуверенный засранец, из тех, что чертовски нравятся девчонкам, и знает это, но, оказавшись на кухне, я всё равно улыбнулась.

Придирчиво осмотрела себя в дверце шкафа. Втянула живот. Расправила плечи. Тряхнула волосами и… махнув рукой, высыпала в чистое полотенце целый лоток льда.

— Кровь вроде остановилась, — пока он держал лёд на уже обработанной и заклеенной ране, мокрым полотенцем я стирала с его лица грязь. — И порез небольшой, но ты потерял сознание, опять же тошнота, головная боль. Все признаки сотрясения налицо. Хорошо бы тебя доктору показать.

— Нет, — сказал он не терпящим возражений тоном и болезненно скривился, подтверждая моё предположение о головной боли.

— Я могу привезти врача... — начала я, но он не позволил мне договорить.

— Никаких врачей, — поймал мою руку, положил ладонью на лицо. — Вот, мне уже легче. А так ещё лучше, — подтянул к себе, обнял. Втянул носом запах. — Ты так вкусно пахнешь, Дюймовочка. Как-то это называется… ароматерапия, кажется.

Вот нахал! — мысленно возмутилась я, вдруг почувствовав вполне определённое желание.

И это не желание от него избавиться.

«Ви, держи себя в руках!» — приказала я себе и высвободилась из его объятий.

— Я постелю тебе здесь, — сказала я, доставая из шкафа постельное бельё. — Тебе надо лечь.

— Я же правильно понял, что никакого деда нет? — спросил мой гость, прижимая к себе руку, что тоже явно пострадала. Наверное, растянул или вывихнул плечо.

— Дед умер три года назад, — нехотя призналась я, застелив на мягкий наматрасник свежую простыню и закрепив на углах.

— А сколько в доме комнат? — хотел встать Король, когда я достала одеяло, чтобы мне помочь, но я его остановила.

— Давай без этого бессмысленного героизма. Я справлюсь сама, а тебе лучше посидеть спокойно, — приказала я, начав воевать с пододеяльником. Пододеяльник нехотя, но сдавался. — Комнат три. Эта и ещё две наверху. Бабушка сама спроектировала дом, она была архитектором. — Ей пророчили, что непрактичные в нашем холодном климате панорамные окна не будут держать тепло, что сваи не выдержат и дом элементарно смоет, что от воды всё сгниёт и заплесневеет. Но она никого не стала слушать. И дом стоит больше тридцати лет, и даже книги в шкафах не отсырели.

— А это кто рисовал? — кивнул он на картину над камином.

— Я, — пожала я плечами, коротко глянув на двух, словно кружащих в танце ласточек.

— Нравятся ласточки?

— Они приносят удачу, — снова пожала я плечами. — А ещё они символ верности, семьи и домашнего очага, где всегда тебя ждут.

— Значит, твоя бабушка была архитектором, а твой дед? Путешественником?

— Нет, то есть, не в прямом смысле этого слова, он был учёным, географом. Занимался историей освоения Арктики и Антарктики, ходил в экспедиции, писал книги.

— И в доме есть все удобства?

— Да, дед провёл электричество ещё до начала строительства. Когда получил за заслуги перед отечеством участок в несколько гектаров леса. Тут всё есть. Скважина. Вода горячая, холодная. Дизельный генератор на всякий случай. Кстати, обогреватель, — щёлкнула я выключателем калорифера и передвинула его ближе к дивану.

— А телевизор?

— Вот телевизора нет, — развела руками. — Но есть вайфай. Я здесь периодически живу и работаю удалённо, но сейчас я в отпуске, — говорила я, конечно, много лишнего, но ничего не могла с собой поделать. — Прости, всё время начинаю болтать, когда нервничаю.

— А ты нервничаешь? — удивился Король.

— Не так часто у меня бывают гости, — положила я подушки.

— У тебя здесь и гости бывают?

— Нечасто и в последнее время всё больше неприятные, но бывают. Есть хочешь?

Он отрицательно качнул головой.

— Поняла. Но чай, наверное, не помешает?

— Мне с маракуйей.

— С чем? — обернулась я.

— Да шучу я, шучу, — улыбнулся он. — Наверняка же ты сейчас спросишь: мне какой.

— Не спрошу. Здесь только тот, что пью я. А я пью обычный, чёрный, в пакетиках. Давай снимай с себя всё это, — показала я на его мокрую и грязную одежду. — И забирайся под одеяло.

Я демонстративно отвернулась, пока он раздевался, усердно делая вид, что не хочу знать, что у него под рубашкой с брюками. Есть ли кубики на прессе или мне померещилось? А волосы на лобке тоже блондинистые или темнее? Я где-то читала, что волосы на лобке всегда темнее…

Глава 5

— Тебя действительно зовут Вивьен? — спросил Его Величество, когда я вернулась с чаем. — Или мне пригрезилось?

— Тебе не пригрезилось. Вивьен, как Джулию Робертс в «Красотке», и Вивьен Ли… — поставила я чашку на стол, передвинув его ближе к дивану, чтобы моему гостю было удобнее.

— Из «Унесённых ветром»? — подсказал он.

— Мама — большая поклонница обеих: и Джулии, и Скарлетт, — ответила я, волоча тяжёлое кресло-качалку. — Она решила, что это хорошая идея — дать дочери оригинальное имя. И вот, — переложив на стол книгу, что была в кресле, я села, подогнув под себя ногу.

На самом деле в паспорте я записана того хуже: Вивьен-Мария. Папа с мамой не согласился, поэтому мне дали двойное имя, но не рассказывать же незнакомцу о себе всё.

— А родители твои где? — спросил он.

— Живут на полярной станции. Изучают жизнь белых медведей и прочих моржей. Они биологи.

— Занятная у тебя семья.

— Что есть, то есть, — пожала я плечами. — А ты? Чем занимаешься?

— Думаю, для собственной безопасности тебе пока не стоит знать, кто я и чем сейчас занимаюсь.

— Пока? — усмехнулась я. — Что, так и обращаться? Ваше эльфийское Величество?

— Ну, скажем, зови меня Андрей.

— Как скажете, Ваше Величество Андрей, — шутливо раскланялась я.

— Мне тридцать один, я не женат и по жизни занимаюсь всякими глупостями, — улыбнулся он. — Ценными бумагами, рискованными сделками, стартапами разной степени успешности.

Я удивилась. Не тянул он на акулу бизнеса, скорее, на раздолбая, который весь день проводит на пляже (загар и выцветшие на солнце волосы это лишь подтверждали), катается на сёрфе (накачанные мышцы не оставляли сомнений и на этот счёт), клеит девчонок и ко всему относится легко и непринуждённо, не обременяя себя ни обязательствами, ни угрызениями совести.

Впрочем, «рискованными сделками» и так всё сказано.

— Интересно? — спросила я.

— Очень, — усмехнулся он.

— А в свободное время?

— Свободное время для венчурного инвестора роскошь. Но сейчас я по максимуму закрыл все действующие проекты, передал партнёрам, взял перерыв и прилетел, чтобы кое с чем разобраться. Да, живу я в основном в Москве, — добавил он.

— А не в основном?

— Где придётся. Дубай, Сочи, Стамбул, Сидней.

— Ясно, — кивнула я. Всё это как раз про пляжи, сёрфинг, девчонок и пряные коктейли. — Ладно, отдыхай.

— А ты куда? — тревожно встрепенулся он и сжал мою руку.

— Сообщать в соответствующие органы, что выловила из реки неизвестного науке венчурного инвестора, — ответила я с невозмутимым выражением лица. — Но, если не хочешь умереть с голоду, лучше меня отпустить.

— Только никаких врачей, — покачал он головой.

Я усмехнулась. Боюсь, боюсь!

— Не скучай! — похлопала я его по руке, что разомкнулась на моём запястье.

Хочет без врачей, пусть будет без врачей. Но нравится Королю эльфов или нет, я решила съездить в деревню, на ту сторону озера, в аптеку и заодно за продуктами — его же чем-то надо кормить, а я привезла только всякие глупости, которыми питалась сама: чипсы, сухарики, йогурты, лапшу быстрого приготовления, картофельное пюре в банках.

— Дюймовочка! — окликнул он.

— Что? — повернулась я в дверях.

— Ничего, — улыбнулся он и закрыл глаза.

Глава 6

Чёртов катер никак не хотел заводиться.

Уж я его и так и сяк. И топливо подкачивала, и ласковые слова говорила, и штурвал гладила.

Надо бы показать механику, может, за зиму выдавило какие-нибудь прокладки.

И я обязательно покажу, но… пожалуйста, пожалуйста, мой хороший!.. только не сейчас.

И Мотылёк, как я ласково звала дедову старенькую, но крутую лодчонку, меня услышал — взревел, закашлялся, задымил, а потом его железное сердце застучало ровно и без сбоев.

Лодка резала гладь озера. Врываясь в приоткрытое окно, ветер трепал волосы.

В воде отражались облака. В сиреневой дымке цветущего багульника тонули берега. Синела полоска горизонта. Блестели на солнце золотые купола церкви. Над озером летел протяжный колокольный звон, сегодня какой-то особенно грустный, даже тоскливый.

Обожаю водить. Особенно катер.

Обожаю это озеро. И свой дом.

— Ни за что тебя не продам, — гордо тряхнув головой, я оглянулась проводить дом глазами.

Невольно скривилась, вспомнив лицо мужчины, что снова приезжал на прошлой неделе. Красивое до тошноты. С резко очерченными скулами, волевым подбородком.

Вот бывает же так: человек — говно, а лицо иконописное. И хотелось бы придраться, да не к чему. Ни родинки какой-нибудь безобразной, ни горбинки на носу, ни прыщика на подбородке. Разве что шрам на лбу, да и тот у самой кромки волос.

Говорят, шрамы мужчину красят, но куда уж краше. Уж он и ростом вышел, и телосложением не подкачал. Спортивный, стройный, длинноногий, как сука, олень. В самом расцвете репродуктивных функций — тридцать с небольшим. Уже не мальчик, но ещё молод и полон сил.

Фамилия ему только досталась простоватая — Рябцев, но фамилию на лбу не пишут.

— Вивьен, — стоял Рябцев на причале у моего дома, засунув руки в карманы брюк небесно-серого костюма, и сверлил меня глазами, цвета, кажется, бирюзы, не разобрала.

Весенний день выдался на редкость тёплым, я, наконец, спустила на воду катер и отмывала его от пыли. Начищала хромированные детали и вполуха слушала непрошеного гостя, предложение которого меня не интересовало.

Ты была заводилой у нас,

Чёрт морской в полинялой тельняшке, — пело радио.

Ты водила отцовский баркас

По бушующим волнам бесстрашно, — подпевала я себе под нос.

— Я не буду ездить к тебе вечно, Вивьен, — хорошо поставленным голосом вещал Рябцев, перекрикивая Ретро FM. — Это моё последнее предложение. И это достойное предложение, и очень приличная сумма за твой двухэтажный сарай, — выразительно оглянулся он на дом, который наверняка совершенно его не интересовал. Его интересовала земля, на которой он стоял.

— Hе кончается, не кончается… Hе кончается синее море, — ответила я.

— Что, прости? — наклонился он с досок причала.

— Я говорю, меня не интересует ваше предложение, Роман Аркадьевич, каким бы замечательным оно ни было, — орудовала я мокрой тряпкой с особым рвением, мечтая поскорее выйти «в море».

— Напрасно, Вивьен. Я ведь не отступлю, — вздохнул он, устав то ли меня уговаривать, то ли перекрикивать музыку. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, но в любом случае будет.

— Серьёзно? — разогнулась я и выключила приёмник. — Угрожаете?

— Ну почему сразу угрожаю? — снова вздохнул Рябцев, теперь обречённо, словно у него нет выбора. — Всего лишь предупреждаю. Я, конечно, не Остап Бендер, но тоже знаю несколько сравнительно честных способов отъёма денег. И пока я их тебе предлагаю, но могу ведь пойти другим путём. Более сложным и трудозатратным, но вполне действенным.

— Это каким же? — упёрла я руки в бока, крепче сжав тряпку.

— Ну, например, законодательным, — улыбнулся он белозубо.

Такой улыбкой зубные протезы хорошо рекламировать — такая же шикарная и фальшивая. Или солнечные зайчики пускать, а не девушкам угрожать.

— Ты же знаешь, насколько наше законодательство несовершенно. Найти зацепки ничего не стоит. И доказать, что ты, например, стала наследницей дома незаконно.

— Ну, попробуйте, — хмыкнула я.

Что с моим наследством всё законно, я знала и так, иначе бы господина Рябцева здесь не было, и его породистый нос не лез бы в мои дела и мою собственность.

— Тебе не понравится, малышка, — покачал он головой, словно сожалел.

В любом случае это была манипуляция, и в любом случае она на меня не подействовала.

— Боюсь, тебе мой ответ тоже, малыш, — шлёпнула я в ведро тряпку.

— М-м-м… И что ты можешь мне ответить? — усмехнулся он. — Очередное «нет»?

— Ну я тоже знаю несколько способов говорить «нет», — скрутила я тряпку, чтобы отжать. — Очень убедительных способов. Это первый. Пошёл вот отсюда! — размахнулась я и швырнула в него мокрый комок.

Метила в смазливую рожу, но он увернулся — тряпка шмякнулась в плечо.

Глава 7

Чтобы добраться до деревни, требовалось обогнуть мыс слева, затем мыс справа, не сесть на мель в узкой перемычке вытянутого с севера на юг озера, не застрять в затопленных деревьях, что возвышались из воды несокрушимыми исполинами, не попасть в плен к коварным русалкам, что, по местным поверьям, водились в этом подводном лесу, и главное (главное!), не снести старенький деревенский причал, парковаться к сгнившим доскам которого было отдельным видом искусства.

Ювелирной я бы свою парковку не назвала: причал опасно качнуло, когда катер мягко стукнулся бортом, но устоял, и я, закрепив швартовый и перепрыгивая через дыры в досках, понеслась к местному магазину.

Знакомый продавец лихо катала бутылки с пивом под считывающим устройством, обслуживая запасающуюся алкоголем компанию, и приветливо мне кивнула, выдав компании метровый чек.

— Слышала новость? — спросила она, крутя пакет с охлаждённой курицей, что я выбрала для своего неожиданного гостя.

— Нет, — честно ответила я.

Чего бы ни касалась эта новость, я точно была не в курсе, хотя немного и напряглась: неужели машину уже нашли и до деревни дошли слухи об аварии на мосту?

— Рябчик баллотируется на пост главы района, — выдала она.

Тьфу ты! И тут Рябцев.

— Роман Аркадьевич? — удивилась я.

— И у него есть все шансы победить, — заявила продавец с громким именем Виолетта, которая работала в этом магазине и тогда, когда он гордо именовался сельпо, и теперь, когда стал модным, сетевым супермаркетом. — Он уже выкупил тут всё. И оба мыса (имела она ввиду базы отдыха, что построили на обоих), и старый пионерский лагерь, и лесопилку вон, — кивнула она в неизвестном направлении.

То есть, конечно, в известном: у села осталось одно градообразующее, как сказали бы про город, предприятие, которое давало жителям рабочие места. А когда-то было два. Но рыболовецкую артель закрыли из-за массового мора рыбы.

— И численность рыбы обещал восстановить, — закончила свою речь Виолетта и поправила тесный лифчик на пышной груди, что, как и неожиданно нарядное чёрное платье, стали хозяйке несколько малы. — Наверняка победит. После того как застрелили Кирсанова, ему тут никто не указ. Остались, вот ты, да монастырь, — подала она пакет.

— А разве монастырь не в ведении местной епархии? — кидала я в пакет выбранные продукты.

— Монастырь — да, а земля, что на нём стоит, принадлежала Кирсанову, а сейчас, стало быть, его родственникам. Царство ему небесное, — набожно перекрестилась она.

Земля, на которой стоит монастырь и все их прочие постройки когда-то принадлежала моему деду, но дед отдал её Кирсанову, когда тот задумал строить церковь. Они с дедом дружили, но этого я Виолетте напоминать не стала.

— Хороший он был мужик, Киса. Серьёзный. Щедрый. Сегодня, кстати, день его памяти.

— А я думаю, чего колокола звонят так жалобно.

— Поминают. Три года уж прошло. Там сегодня столпотворение, богослужение. Я только оттуда — всю могилу завалили цветами.

Я понимающе кивнула: что Илью Андреевича Кирсанова (по прозвищу Киса) похоронили на территории монастыря, я, конечно, знала. Теперь поняла, чего Виолетта в торжественном наряде. Но Рябчик…

— Рябцев там тоже был?

— А то! И речь толкнул, и дары монастырю вручил, и мемориальную доску открыл. Как без него, — хмыкнула она. — Смелый. Предприимчивый. Решительный. Тебя ещё не уговорил? — улыбнулась она загадочно, словно он замуж меня звал, а не дом покупал.

— И не уговорит. Я люблю свой дом, — ввела я пин-код, чтобы оплатить покупки.

— Ну, тебе видней, — пожала она плечами. — Я тут, между нами, — доверительно наклонилась Виолетта и перешла на шёпот, — видела план застройки. Дизайнер его отвлеклась, пока Рябчик в окно показывал ей свои угодья, а папочку с проектом на кассе оставила. Я и заглянула. Большие планы у него на твою землю, — покачала она головой.

— И что там, в его в планах?

— Ну, я толком не разобрала. Корпуса какие-то. Наверное, новая база отдыха. Илитная, — хмыкнула она.

— Откуда у него столько денег? — удивилась я.

— Как откуда? Это ж его торговая сеть, — обвела она рукой зал. — Он начинал с хлебных ларьков и небольшой пекарни, а теперь в каждой деревне его магазин. Всех вытеснил.

— Кстати, хлеб, — вспомнила я.

Вернулась с длинной горячей буханкой фирменной «гармошки».

— А у Кирсанова дети были? — положила я на кассу наличные за хлеб без сдачи.

Глава 8

— У Кисы-то? Сын от первого брака. Ну и жена. Вторая, — хлопнула денежным ящиком Виолетта, убирая купюру. — Со второй он в нашей церкви при монастыре даже венчался. Вот вдове и сыну всё наследство и досталось. А там и кроме монастырской земли, — сунула чек в пакет Виолетта, — есть что делить. — Богатый он был человек, Киса. Богатый, но щедрый, — снова поправила она сиськи, да так выразительно, что у меня закрались сомнения: какую щедрость она сейчас имела в виду. — А ещё опасный. Тогда говорили «криминальный авторитет». Кличка «Киса» — это у него оттуда, с криминального прошлого. Но он своё отсидел, другим человеком стал, бизнесменом, предпринимателем.

— Ясно, — кивнула я, не зная, нужна ли мне эта информация.

— Говорят, сын его должен был на панихиду приехать, да не приехал, — развела она руками.

А вот это уже было интересно.

— Почему? — удивилась я.

— Откуда ж мне знать. Ждали его, ждали. Звонили, звонили, но так без него панихиду и провели.

— А как его зовут, ты случайно, не знаешь?

— Да вроде Андрей. Старший Кирсанов был Илья Андреич, а этот, стало быть, Андрей Ильич.

Вот чёрт!

Я выволокла из магазина пакет с продуктами и на лавочке у аптеки полезла в интернет. Сначала почитать, что назначают при сотрясении мозга. А потом набрала в поисковой строке: «Андрей Кирсанов».

Фотография у Короля эльфов была ещё та, по ощущениям — школьная, страницы в соцсетях заблокированы — просто так не зайдёшь, но узнать его не составило труда.

Тридцать один год. Не соврал. Школа наша, местная. Два высших образования. Одно какое-то скучное, финансовое, второе — сложное, связанное с современными технологиями. Армия (ну надо же!). О личной жизни ничего.

Я усмехнулась: великий конспиратор! И часа не прошло, как я узнала всё, чего и знать не хотела. Ну пусть шифруется сколько хочет, главное, я теперь знаю, кто он.

Про убийство его отца тоже вскользь глянула, освежила в памяти.

Пока провизор обедала (на запертой двери аптеки висела табличка «Буду через 15 минут»), я заодно почитала и про Рябцева.

Женат, трое детей. И о том, какой он замечательный, гордо сообщалось в каждой статье.

Ввиду предвыборной кампании, дифирамбы ему пели знатные. И то он смог, и это сумел. Открыл, построил, организовал.

— Ещё бы причал отремонтировал! — споткнулась я, волоча к катеру помимо мешка с продуктами, ещё пакет с медикаментами.

Даже ампулы взяла. Даром, что ли, училась ставить внутривенные инъекции и на дедовых хрупких венах тренировалась. Зря, что ли, мучила провизора, что сама недавно колола соседку с сотрясением мозга. У той, конечно, всё серьёзнее: муж до полусмерти избил, но назначения самые актуальные — от местного травматолога.

Двигатель завёлся с первой попытки, и меньше всего, скользя по зеркальной глади озера, я хотела думать про Рябцева, но как-то стало тревожно: а что, если найдёт он к чему придраться в моём завещании? Он парень настойчивый, целеустремлённый, от своего не отступит. А если уже и план нарисовал… плохи мои дела.

Я сбросила скорость до самых низких оборотов.

Солнце клонилось к западу. На воду падали длинные тени деревьев.

В Русалочьей заводи кверху брюхом плавала дохлая рыбина.

У базы отдыха на Ближнем мысе разожгли костёр: столб дыма уносило в сторону деревни, на Дальнем мысе, названным мысом Влюблённых — всё так же неистово цвёл багульник, который обдирали бы охапками, будь скала не такой отвесной, а влюблённые юноши посмелее.

Хотелось заглушить мотор и наслаждаться. Тишиной. Запахами.

Но у меня на это всё лето впереди, а сейчас я нужна контуженому королю.

Глава 9

Я заглянула в гостиную, справедливо решив: если король снова голый, я уже всё видела.

Но он спал, натянув одеяло до подбородка.

Я осторожно поправила одеяло. Губами коснулась лба. Мне показалось, лоб горячий, но будить Короля, чтобы померить температуру, не стала: раз спится, пусть спит.

Пошла разбирать пакеты, варить суп.

Пока варился бульон, почитала в ноутбуке новости.

Ни про аварию на мосту, ни о пропавшем сыне Кирсанова ничего не сообщалось.

На сайте монастыря уже вывесили информацию о прошедшей панихиде, поминальной службе и открытой мемориальной доске, но и там момент, что сын не приехал, обошли стороной.

Я посмотрела фотографии. Могила, заваленная цветами, словно человека похоронили не три года назад, а сегодня. Бородатые лица священников. Скорбные лица монахинь. Матушка Антония, суровая и монументальная, как мраморное надгробие, настоятельница монастыря. Толпа народа. Вездесущий Рябцев.

По привычке залезла в рабочую почту. Писем, конечно, налетело, но ответила только на самые важные, да и то, напомнила нетерпеливым, что я в отпуске. Отстаньте все! Годовой баланс сдан, налоги заплачены, зарплата начислена, имею право отдохнуть. Все вопросы к главному бухгалтеру.

Но мысли всё время сворачивали не туда, к Кирсановым: смерти отца, покушению на сына.

Мой дед был знаком с Ильёй Андреевичем давно и близко. Киса частенько заезжал к деду «потрещать». Их голоса, а порой смех, доносились то из гостиной, то с веранды, но я никогда не участвовала в разговорах, да и не придавала им большого значения.

Последний раз я видела Кису на похоронах деда. Высокий, мощный, излучающий власть и силу — таким я его запомнила.

На фоне своих забот его смерть меньше чем через год после деда как-то прошла мимо меня.

Я, конечно, слышала, но не сказать чтобы дело было громким.

Оно было простым. Кирсанова застрелил собственный работник.

Была у Ильи Андреевича такая привычка — возить с собой огромные суммы наличными, и все это знали. Вот один из людей, что работали в его доме, и воспользовался. Оружие взял там же, в кабинете хозяина. Дождался его вечером в гараже и выстрелил в открытое окно машины, едва хозяин заехал в гараж. Пытался бежать с награбленным (в сумке оказалось несколько десятков миллионов), но был пойман. Во всём признался. И делу конец.

Просто. Понятно. Жизненно. Простой мотив. Простое исполнение. И нет человека.

Почти стемнело, когда я снова вернулась в гостиную проверить Короля.

Он горел. Стонал во сне. Метался по подушке.

— Андрей, — коснулась я его руки.

Он резко открыл глаза.

— Надо сбить температуру и уколоть лекарство.

— Зачем? — он блуждал взглядом, видимо, не совсем понимая, где он и что произошло.

— Меня зовут Вивьен. Ты у меня в доме, — терпеливо поясняла я. — Ты упал с моста в машине в ледяную реку. Вывихнул руку и ударился головой. У тебя поднялась температура. Но я знаю, что делать. Я принесла лекарства, — подвинула я поднос, на который сложила ампулы, шприцы, жгут. Давай, — сунула ему под мышку термометр.

— Какие холодные у тебя руки, — моментально покрылся он гусиной кожей.

— Тебе кажется из-за температуры, — освободила его вторую руку.

— Серьёзно? — он покосился на вскрытую ампулу.

— Серьёзнее не бывает, — постучала по шприцу, удаляя пузырьки воздуха. — И давай без детского сада.

— Да я не боюсь уколов.

— Что тогда? Не доверяешь? Или привык лечиться подорожником?

— Просто не вижу необходимости, — соврал он. Конечно, не доверял.

Я села рядом, заставив его подвинуться.

— Придётся довериться, Ваше Величество. В вену я попаду с закрытыми глазами — столько уколов сделала деду. А это рекомендация врача, — коротко рассказала я историю с избитой женщиной.

— Терпеть не могу таких… его даже мужик назвать нельзя, — презрительно скривился он. — По жизни они трусы, и кулаками махать... смелые только с бабой.

— Не могу не согласиться, — ответила я и затянула на его руке жгут.

— Ладно, чёрт с тобой, — нехотя согласился он.

Но не потому, что я его убедила, а потому, что, как ни храбрился, ему было нехорошо.

Очень нехорошо.

— Надеюсь, это не от страха? — улыбнулась я, когда он сглотнул.

— Не дождёшься, — усмехнулся он, и даже не отвернулся, когда я освободила от колпачка иглу. Даже не поморщился, когда воткнула её в вену.

Ждать какого-то мгновенного эффекта от лекарства не приходилось, но травматолог сказал: лучше колоть, чем не колоть, и я выбрала первый вариант.

И потом, когда снова набирала в шприц лекарство и колола Его Величеству жаропонижающее в его каменную ягодицу, он тоже с готовностью повернулся и даже не вздрогнул.

Глава 10

Я осталась на всю ночь.

Поднялась в свою комнату, но не смогла уснуть, спустилась в кухню, чтобы быть поближе, но и там показалось слишком далеко: я всё время прислушивалась. В итоге я забралась с ногами в кресло-качалку, благо его размер позволял, прикрепила на корешок книги гибкую лампу, чтобы подсвечивать страницы. Да так и заснула книгой, свернувшись калачиком.

Так и провела в кресле-качалке три ночи подряд, пока с моего Короля сходило по семь потов, он то бредил и метался, то вырубался и спал так тихо, что я подходила проверить, дышит ли он.

Я терпеливо перетягивала эластичным бинтом его плечо, что расцвело синяком от удара, ставила уколы, меняла пластырь на лбу. Грела бульон. Водила его в туалет. Читала вслух, когда он просил.

А когда спал, смотрела, как он спит. На его лицо можно было смотреть бесконечно. И я боялась отойти даже в душ, чутко прислушиваясь к каждому шороху, как сторожевая собака, ловя каждое движение, каждый скрип и каждое слово, что он произносил в бреду.

Бред его был на удивление бессвязным, но ни одного женского имени я не услышала.

На третий день я проснулась оттого, что он на меня смотрит.

Где-то за домом пела птица, вдохновенно выводя задушевные трели. На улице занимался рассвет. Небо горело нереально розовым цветом. И глаза моего Короля тоже горели. Наконец, утратив болезненную тусклость, сверкали озорно и лукаво.

Может, конечно, я проснулась не от его взгляда (что что-то мне подсказывало, он смотрит на меня уже давно), но я проснулась.

— С добрым утром, Дюймовочка, — улыбнулся Андрей.

— С добрым, мой король, — потянулась я, с трудом выпрямляя затёкшие ноги, затёкшую спину, и всё остальное, тоже затёкшее. — Как себя чувствуешь?

— Чудесно. Особенно когда ты говоришь «мой король». Особенно когда называешь «мой», — всё так же улыбался он.

— М-м-м, — встала я. Пощупала его лоб. — Да ты огурцом.

— Свежим, бодреньким, только что с грядки, — перехватил он мою руку. Коснулся губами. Потом прижал к щеке. — Ты же знаешь, что теперь навсегда за меня в ответе.

— Потому что приручила? — провела я по его щеке, ещё гуще заросшей благородной тёмной щетиной.

— Потому что спасла мне жизнь. Я обязан тебе жизнью.

— Не преувеличивай, — сев на край дивана, я подала ему градусник и поправила его волосы, что за эти дни слегка свалялись и лезли в глаза.

— Поверь. В какой-то момент мне показалось, что я не выкарабкаюсь.

— Тебе просто показалось.

Градусник пропищал и показал тридцать шесть и пять.

— От меня, наверно, воняет, — принюхался он, приподняв одеяло.

— Как ни странно, нет, — покачала я головой, подумав то же самое про себя. — И я понимаю твоё острое желание помыться, но давай не будем торопиться.

Я проверила его плечо: ушиб местами уже позеленел, опухоль спала. Проверила зрачки: как и положено, симметричные. И в целом он выглядел… отдохнувшим.

Конечно, я не врач, чтобы определять состояние больного по цвету кожи и налёту на языке, но я видела, каким он был и каким стал.

Где-то к концу второго дня, что бы он ни говорил, у меня тоже было желание вызвать Скорую помощь и отвезти его в больницу — мне тоже показалось, что он не выкарабкается, и что ему становится только хуже. Но я решила: ещё несколько часов. И, похоже, кризис миновал, хотя с такими вещами, как сотрясение мозга, никогда нельзя быть уверенным на сто процентов.

— Знаешь, что, — сжал он мои руки, которые, словно не желая верить, что он поправляется, всё ещё его ощупывали. — Я чертовски хочу жрать. Можно мне немного твоего супа? — сложил он брови домиком. — Желательно со дна и погуще.

Я засмеялась.

— Сейчас погрею.

Наложила ему супа. Намазала маслом хлеб. И чуть не уронила поднос, потому что он вышел из душа. Без бинта на плече, без пластыря на лбу, без ничего, с полотенцем на шее.

— Ну и кто ты после этого? — покачала я головой и кивнула на кресло.

Пока, кое-как прикрывшись полотенцем, он ел, поменяла постельное бельё (зачем нам это пропотевшее). И, увидев пустую тарелку, наконец, вздохнула с облегчением.

Очередной укол он перенёс всё так же стойко.

В награду я принесла ему кружку чая и вазочку со всякими вкусностями: изюмом, засахаренными орешками и кусочками фруктов. И с чистой совестью пошла в душ.

С удовольствием постояла под горячей водой, не спеша высушила волосы, запустила стирку.

С душой навела себе сладкого чая, поджарила хлеб, сделала салат, заварила картошку в банке.

Наверное, мой завтрак сегодня был больше похож на обед, но что-то я тоже была такой голодной, что одного чая, которым обычно завтракаю, мне показалось катастрофически мало, словно я тоже болела, а теперь пошла на поправку.

А ещё не отпускало странное ощущение, словно мой Король был здесь всегда, настолько естественно я себя чувствовала. И я не стала рушить это ощущение ненужными вопросами. Что будет, то и будет. Как сложится, так сложится. Мне просто было хорошо оттого, что он рядом, оттого что выздоравливает, зачем мне знать, что будет потом.

Глава 11

— Ты бы хоть пароль поставила, — справедливо заметил он.

— Зачем? Я ничего запретного не делаю и не храню, — хмыкнула я.

Пристроила на стол поднос, сдвинула раму окна, чтобы проветрить комнату.

— Ну, как знать, — усмехнулся он. — Например, теперь я знаю сумму твоего выкупа в одном всем известном интернет-магазине. Кстати, тебя ожидает в пункте выдачи картина.

— Уже пришла? — обрадовалась я, что пришла новая алмазная мозаика, совсем забыв, что должна сердиться — он залез в мои личные данные.

— И будет ждать до конца мая.

— Ну, значит, подождёт. Как себя чувствуешь?

— Чувствую себя хорошо. М-м-м… как вкусно пахнет. Укропчиком, — потянул он носом и отложил ноутбук. — А это что? — заглянул в банку с картошкой. Скривился. — Нет, такое я не ем.

— Вообще-то, это мне, и это тоже мне, — возмутилась я, забирая поднос. — А ты не слишком привередлив для утопленника?

— Слишком. Но ничего не могу с собой поделать, люблю хорошую еду, — потянулся болезный, а точнее, уже поправляющийся, — и стянул из тарелки с салатом кусочек огурца.

— Только попробуй сказать, что невкусно, — делано строго предупредила я.

— Ну, так себе, конечно, — демонстративно сморщился он, улыбаясь глазами, и переставил тарелку себе на грудь. — Но как говорил один известный герой: «Эх, попадёшь к вам в дом, научишься есть всякую гадость!». Ты, кстати, очень вкусно готовишь, — хрустя салатом, сказал он.

Льстец. Чего там вкусного? Это просто салат. Огурцы, помидоры, зелень, капелька масла.

— А ты гурман, как я посмотрю. А ещё нахал, — забрала я у него тарелку, но скрыться со своей добычей не успела. Он поймал меня за руку, заставил наклониться. Заглянул в глаза.

У меня мурашки побежали по телу от его взгляда.

А он, зараза, опустил его ниже, в вырез футболки и довольно замычал.

— М-м-м… какие аппетитные яблочки.

Я забрала руку, разогнулась, покачала головой.

Он довольно улыбнулся.

Чертовски красивая была у него улыбка. Не такая шикарная, как у Рябцева, но куда больше в ней было чертовщинки и прыгающих бесенят, а это куда интереснее.

— Хм… Так, мы быстро проиграем, — многозначительно хмыкнул он, поправив одеяло на паху.

— Надеюсь, это не побочное действие лекарств? — улыбнулась я.

— Боюсь, нет, — усмехнулся он и схватил меня за руку. — Не уходи.

— Да я на кресло.

— Хочу, чтобы ты была рядом, а не на кресле, — всё же заставил он меня сесть.

Подвинулся. Согнул ногу, чтобы мне было удобно опереться.

Я уселась, размешала пюре, подула на ложку, соскребла с неё картошку зубами. Зацепила ещё, заметила, что Андрей следит.

— Будешь? Вкусно! — протянула ложку.

— Умеешь ты уговаривать, — приоткрыл он рот.

— Не обожги… — я не успела договорить.

— От, чёрт, — дёрнулся он. Ложка была горячей. Не настолько, конечно, чтобы получить ожог, но содержимое банки очень медленно остывало.

— Моя бабушка так говорила, — улыбнулась я, когда со второй попытки он облизал ложку. — От, чёрт.

— Моя тоже, — улыбнулся мой спасённый король. Вытер губы. — А неплохо.

— Кстати, хлеб из местной пекарни. Очень вкусный. Называется «гармошка», — предложила я и поджаренный рифлёный батон, словно не мой поправляющийся только что съел с супом два куска.

С удовольствием откусила корочку.

— Э-э-э… — проводил он её глазами, — а я ещё корочка есть?

— Так уж и быть, поделюсь, — пробубнила я с набитым ртом, и, безбожно засыпая постель крошками, отломила ему кусок. — А что ты искал в моём ноутбуке?

— Хотел посмотреть новости, — засунул он в рот презентованное целиком.

— И что там в новостях?

— Пока ничего. Меня никто не ищет, — ответил жуя.

Я бы поспорила, но, подхватив ложкой остатки салата, благоразумно промолчала.

— Сделаешь кое-что для меня? — неожиданно спросил мой Король.

— Конечно. Сварю тебе ещё чего-нибудь. Дам чистое полотенце и сменную одежду. Разрешу остаться, сколько потребуется.

— А так? — бесцеремонно подтянул он меня к себе, рискуя перевернуть посуду.

Я забыла, как дышать, когда его горячее дыхание коснулось шеи.

Кровь прилила к лицу. И если бы только к лицу.

— Отвезёшь меня в монастырь? — шепнул он.

— Не рановато ты решил переосмыслить жизнь? И вообще, это женский монастырь, — выдохнула я, стараясь не подать вида.

Но где уж тут казаться холодной и невозмутимой, когда сердце затрепыхалось в груди, щёки вспыхнули, дыхание сбилось.

Его Величество оценил всё, улыбнулся:

Глава 12

Я, наконец, спала в своей кровати, но утром проснулась с головной болью.

И спать было почему-то неудобно, и мысли всякие в голову лезли всю ночь.

Я растирала затёкшую шею и пыталась соорудить несложный завтрак, когда услышала шаги.

Даже повернуться не успела, вздрогнула от руки, скользнувшей по спине.

— Доброе утро, Дюймовочка!

Словно мы тысячу лет знакомы. Словно спали в одной постели. Словно…

— Шея болит? — спросил он с сочувствием.

— Да. После кресла кровать оказалась чертовски неудобной.

— Это потому, что в ней не было меня, — стянул мой гость с тарелки криво отрезанный кусочек сыра и уселся за стол, жуя, словно каждое утро завтракал со мной на этой кухне.

— Спорное утверждение, — устав размазывать замороженное масло по куску хлеба, я нарубила его кусками: и так сойдёт.

— А мы и не будем спорить. Мы проверим. Эмпирическим путём. Кстати, а чем ты занимаешься в свободное время? — спросил Король, когда я поставила на стол перед ним доску с хлебом и тарелку с сыром.

— В основном спасаю улетевших с моста автолюбителей, — усмехнулась я и вдруг напряглась: не видел ли он лишнего в моём ноутбуке. Я совсем забыла про файл с книгой сильно эротического содержания. — А что?

Судя по тому, как изогнулись его губы, как раз видел. Зараза!

— То, что ты видел… Это не то, о чём ты подумал! — выпалила я.

— А о чём я подумал?

— Что я увлекаюсь такими книгами. Просто коллеге понравилось, хотелось обсудить, поэтому я тоже решила почитать.

— И как? — приподнял он бровь. — Понравилось?

— Ну, неплохо, — пожала я плечами.

— Хм… Жаль, что я ничего не видел, — улыбнулся он.

Вот гад!

— Вообще, тебе ещё не рано вставать? — возмутилась я, сердясь на себя, что он так просто меня развёл.

— Так я на процедуры, Дюймовочка, — улыбнулся он. — А кофе в этом доме имеется?

Я качнула головой в сторону стола (купила специально для него), и Его коварное Величество, так легко выудивший мою постыдную тайну, бодро поднялся в указанном направлении.

Выглядел он определённо лучше, чем вчера, но как его лечащий врач, я бы не обольщалась.

— Сделать тебе? — звенел он чашками.

— Я не пью кофе.

— Ты просто не пробовала по моему фирменному рецепту, — принялся он колдовать за кухонным столом, хлопать дверцами шкафов, звенеть банками и всячески наводить беспорядок.

Поставил передо мной чашку.

— Пробуй. — Оценил мою нерешительность и добавил: — Очень помогает взбодриться.

Взбодриться мне и правда не мешало.

Я подула, с опаской отхлебнула. Ничего не поняла, но похвалила.

— М-м-м… вкусно.

— С варёным было бы лучше, но растворимый тоже ничего, — сел он рядом.

Довольный, вдохновлённый и какой-то чересчур свежий для вчерашнего умирающего.

Видимо, как человека, который шёл на поправку после тяжёлой болезни, его организм переполняли эндорфины. Или это всё же последствия травмы головы?

— Пей, не бойся, — улыбнулся он, когда я разглядела на поверхности напитка какие-то подозрительные крапинки.

— Это что, масло?

— Это сыр. На севере Скандинавии кофе с сыром — очень популярный напиток. Правда, там используют определённый сорт сыра, но любой — тоже хорошо.

— А кроме сыра? — прищурилась я, почувствовав во рту подозрительное жжение.

— Ещё парочка секретных ингредиентов. Но они потому и называются секретными, — обворожительно улыбнулся мой король, — что я храню их втайне.

Что-то мне подсказывало, что это соль и перец, потому что ничего более изысканного на моей кухне не водилось, но я лишь качнула головой. Как ни странно, вышло вкусно. К третьему глотку мне действительно понравилось, и я не заметила, как допила.

— Ну что, едем? — посмотрел он на часы.

— Да, но сначала укол, — показала я на поднос с медикаментами.

Когда с процедурами было покончено, я принесла его рубашку.

Постиранную и выглаженную.

В первый день, когда мой гость уснул, я взяла его мокрые брюки, грязную рубашку и пошла стирать, сушить и, стыдно признаться, нюхать.

Говорят, запах — едва ли не главное в возникновении влечения к человеку.

Подтверждаю. Я нюхала его рубашку, как наркоманка. Куда с большим рвением я бы нюхала его самого, но, в отличие от Его эльфийского Величества, не стукалась головой, поэтому держала себя в руках.

— Ух ты ж, — онемел мой Король от восторга, увидев белоснежную ткань.

Ну да, пришлось немного поколдовать, отстирывая кровь и грязь. И применить форсированный метод сушки феном к обуви. Но туфли его я, слава богу, не нюхала.

Глава 13

Выйдя на открытую воду, вывернула штурвал.

На самом деле управлять катером ненамного труднее, чем машиной, ну, за исключением некоторых моментов.

— Вау! — откинулся мечтатель к спинке сиденья. — Круто! А красота какая, — оглянулся он на мыс, что остался позади.

— Здесь недалеко, — показала я на купола церкви прямо по курсу. — Но, если хочешь, могу потом покатать тебя по озеру. Тут много красивых мест.

— Ты ещё спрашиваешь? Конечно, я хочу. И покататься не только по озеру.

Что он имел в виду, я не стала уточнять.

Сбросила скорость, подходя к причалу монастыря на малых оборотах.

— Позвоню? — протянул он руку, когда, подтянув лодку к пристани, я завязала швартовый и вернулась в рубку.

— Позвони, — вложила в его руку телефон.

— Подходи. Я на причале, — сказал он неизвестному абоненту.

Не знаю, кого я думала увидеть.

Его друга? Мужчину? Женщину?

Но пришла девушка.

— Ей можно доверять? — заявила она вместо «здрасьте», смерив меня взглядом.

Тот же вопрос я собиралась задать про неё.

В длинной юбке, бесформенной кофте и главном атрибуте всех насельниц монастыря — платке, покрывающим голову, она казалась совсем юной, но на самом деле давно перешагнула нежный подростковый возраст. Была скорее худой, чем стройной, смотрела скорее зорко, чем робко, и часто хмурила нарисованные рукой мастера брови, отчего между бровей уже сформировалась стойкая морщинка.

— Можно, — коротко ответил Андрей.

— Сука, как ты меня напугал, Кирсанов, — обняла его девица. Буквально повисла, обхватив за талию.

— Я жив. Всё хорошо, — погладил он её по спине и показал на сиденье.

Моя небольшая лодка, несмотря на размер и возраст, считалась круизной: место капитана, то есть кают-компания, было отгорожено от кокпита раздвижными дверьми, при желании можно было и переночевать с комфортом, приготовить себе нехитрую еду, и гальюн какой-никакой имелся.

В общем, уединиться было где, но мне, наверное, надо было прогуляться по пирсу, пока они будут говорить.

Так я и собиралась сделать, но Андрей меня остановил.

— Останься, — также коротко сказал он, и я не заставила себя упрашивать.

— Сука, как я задолбалась, — упала на мягкое гостевое сиденье девушка. — Эти коровы. Этот огород. А-а-а!.. мои руки, — посмотрела она на ногти. — Надеюсь, оно стоило того?

— Ты мне скажи, — сел Андрей напротив.

И только я, наверное, заметила, как он скривился от боли, зацепившись плечом, пока девушка вздыхала над своим утраченным маникюром.

— Звездец просто, — покачала та головой, глядя на мозоли.

Да, жизнь насельниц монастыря была не сахар, но люди верующие, приезжающие помочь по доброй воле, ехали сюда именно за этим — приносить пользу, много и трудно работать.

В монастыре было где. Помимо коровника, огорода и собственной пасеки, были иконописная, златошвейная и мозаичная мастерские и даже свой пошивочный цех, где как раз и шили, например, эти платки, что раздавали паломницам.

Я знала всё это не понаслышке: моя школьная подруга лет с тринадцати каждое лето жила в их общине, а в итоге стала послушницей.

«Надо бы её, кстати, навестить» — подумала я, вспоминая, с каким восторгом рассказывала о своём послушании Настя, и слушая стенания девицы.

— Да нечего рассказывать, Андрей, — покосилась она на меня. — Ничего я не узнала. Да и как, если то бадьи с кормом тягаешь, то навоз убираешь, то булки в столовке печёшь, а ещё бесконечно молишься, молишься, молишься. Утром служба, перед едой молитва, вечером опять служба, а потом всенощная, где монахини по очереди читают какие-то молитвенные книги, не замолкая ни на секунду.

— Но фотографии ты сделала? — спросил Андрей.

— Фотографии сделала, — полезла она в широкую юбку и извлекла из кармана навороченный смартфон.

— Сброшу к тебе? — спросил меня Андрей. Я кивнула: мой телефон так и остался у него.

— Это с панихиды? — листал он снимки, пока они копировались. — А это кто?

— Без понятия. Приезжал несколько раз.

— А рядом с ним?

— Ой, это тут местная знаменитость. Слепая ведунья, — содрогнулась девушка, словно от озноба. — Зовут Серафима. И она такая… жуткая. Ладно бы просто слепая, ну, как Ванга, или та, что по телеку в сериале — с закрытыми глазами, а у этой глаза открытые и белые. Говорят, это какое-то заболевание, катаракта, что ли, или бельмо, но в эти её бельма глянешь — и сердце в пятки. Жесть!

— Ведунья? — удивилась я. Мне показалось, я уже слышала про белоглазую женщину, и в прошлом году она здесь тоже была. Только что значит, ведунья? Да ещё в монастыре. — Церковь такое не приветствует, — покачала я головой.

— Да хер её знает, кто она. Может, и не ведунья. Может, остеопат какой-нибудь, или психолог. Кому советы даёт, кому в решении трудных вопросов помогает. У неё при гостинице своя комната, девчонку-послушницу ей в помощь приставили. Но вообще она не монахиня, просто тут живёт, а жить в гостинице может кто угодно, хоть мужик, хоть ведьма.

Глава 14

— Ляль, — встал Андрей. Он смотрел на неё преданно и вроде просяще, но в то же время чувствовалось, что это приказ. — Ну кто, если не ты?

— Не-е-ет, — захныкала она. — Я в ванну хочу. Я трахаться хочу. Вина хочу, а лучше текилы. Я задолбалась!

— Ну, потерпи, малыш, — обнял он её. — Мужика — это уж ты сама, а текилы я тебе куплю. Самой дорогой. И ванну организую, как всё закончится. Где-нибудь в Хургаде или Санье.

— В Турцию хочу, — капризно надула она губки.

— Значит, полетишь в Турцию.

Она положила голову моему Королю на плечо. Тяжело вздохнула:

— Чего только ради тебя не сделаешь.

— Ладно, нам пора, — погладил он её по руке и отпустил. — Если что, звони на номер Дюймовочки.

— Дюймовочки так Дюймовочки, — коротко глянула на меня Ляля и, пройдя, как мимо пустого места, спрыгнула с лодки на причал.

Я затруднялась сказать, в каких они отношениях, а Его Величество, похоже, не торопился вводить меня в курс дела.

— Она назвала тебя Кирсанов, — заняв капитанское место, сказала я.

— Я заметил, — сел он рядом, на пассажирское. — Да, я Андрей Кирсанов. Сын Ильи Кирсанова, если тебе это о чём-то говорит.

— Открой, — показала я на рундук перед ним, прибавляя скорость.

— Надеть спасательный жилет? — спросил он, рассматривая содержимое ящика.

— Ну, по правилам, если что, ты обязан находиться на лодке в спас жилете, как и я, но просто достань.

— Э-э-э… — замер он, глядя на нашитую на ярко-оранжевой ткани надпись. — Киса?

— Это был спас жилет твоего отца. Они с моим дедом ездили на рыбалку на этом катере. Когда дед ещё не болел, конечно.

— Ну надо же, — хмыкнул он. — А впрочем, чему я удивляюсь. Я почти не общался с ним последние годы, последний раз видел на маминых похоронах пять лет назад, и ничего о нём не знал, да и не хотел знать. Мать от него ушла, когда он подался в религию, начал делать пожертвования на храмы. Мне тогда было лет шестнадцать. Он был не самым лучшим отцом. Жёстким. Требовательным. Порой жестоким. Деловым. Вечно занятым. Там у него бизнес, здесь дела, там нужные люди, здесь бабы, на меня у него времени не оставалось. И после того, как подался «в религию», он не стал другим, мягче или добрее, но всё же мы с ним общались, пока…

— Что пока? — переспросила я, когда он замолчал.

— Пока отец второй раз не женился, — ответил он сухо. — Тогда мы поссорились окончательно. А тут я почитал панегирик на сайте монастыря в его честь, и чуть не прослезился, — сказал он с издёвкой. — Какой большой души, оказывается, был человек. Прямо святой праведник. Словно не мой отец, а благочестивый старец. Интересно, это я его так плохо знал? Или всё это брехня чистой воды? — повернулся ко мне Андрей Кирсанов.

— Ничего не могу тебе ответить. Я его совсем не знала. Так, виделись, здрасьте, до свидания.

Андрей упёрся пальцами в лоб и откинулся к спинке сиденья.

— Голова болит? — спросила я.

— Пройдёт, — отмахнулся он. — Это, наверное, от укола. Вчера также было.

— Может быть, — согласилась я: побочные эффекты никто не отменял, а головная боль была указана в инструкции первой, но мне она совсем не нравилась.

Хотела прокатить его до деревни, но передумала, повернула к дому: какие покатушки, ему бы поправиться. Что-то слишком резко он подскочил, пусть лучше отлежится от греха подальше.

— Знаешь, мне кажется, каким бы ни был твой отец, это уже можно отпустить, — сказала я, под острым углом направляя лодку к дому. — И простить его за всё. За его баб, за то, что был вечно занят, за то, что был с тобой жесток.

— Он не был жесток со мной, он был таким в принципе. Безжалостным. Хладнокровным. Расчётливым. И я бы с радостью отпустил, если бы он не сделал то, что сделал, а мне не досталось разгребать его конюшни. Меня, видишь, даже пытались убить.

— Ты думаешь, это из-за наследства? — нахмурилась я.

— Я думаю, это предупреждение, чтобы не лез куда не следует. Раз не понимаю по-хорошему, будет по-плохому.

— Хм… — усмехнулась я. — Мне сделали такое же предупреждение. Правда, угрожали судом, если не продам дом по-хорошему, но… — я пожала плечами. — А чего хотят от тебя?

Глава 15

— Ну там есть за что бодаться в отцовском наследстве, но хотят землю, Дюймовочка. Землю, на которой стоит монастырь. Вторая жена отца третий год пытается её у меня отсудить, но у неё хороший адвокат, а у меня ещё лучше.

— Тебе принадлежит земля?

— Будет принадлежать, когда все эти суды, наконец, закончатся. Или не будет, — развёл он руками. — Тут кто кого.

— А что ты ищешь в монастыре?

— Если бы я знал, что искать, то уже нашёл бы, а так, тыкаюсь наугад.

— Говорят, ищи того, кому выгодно, — ответила я. — Но мой дед говорил: ищите женщину. Всё в этом мире делается во имя или вопреки, но всегда замешено на чувствах.

— Ты намекаешь на мачеху? — Король усмехнулся. — Боюсь, в моём случае всё не так очевидно. Ну, может, я, конечно, чего-то не понимаю, но, мне кажется, это идёт не от Кати.

— А ты с ней говорил?

Он посмотрел на меня так, словно я сморозила глупость.

— Скажем так: я пытался. Но это сложно, — покачал он головой.

— Почему?

— Долгая история, — он вздохнул.

— Но кто-то ведь за всем этим стоит, — пыталась я представить жену Кирсанова в роли деловой прожжённой стервы, что сражается за наследство, и при всём желании не смогла. Хоть она мне и не нравилась и у этой неприязни было много причин, но хрупкой, нежной девочке, что иногда приезжала с Кисой, эта роль совсем не шла. — Не сама же она?..

Андрей развёл руками:

— Это я и пытаюсь выяснить — кто за всем этим стоит.

— Может, Рябцев? — спросила я самое очевидное, что пришло в голову.

— Ромка? — удивился он, словно знал его лично и куда лучше, чем я.

— Да, Роман, мать его Аркадьевич, — ответила я, наверное, эмоциональнее, чем должна бы, привязывая лодку.

Андрей задумался, глядя, как я вожусь с канатом.

— Это он пытается купить у тебя дом?

— Скорее землю, на которой он стоит. Мой дед отдал часть земли твоему отцу, когда тот собрался строить церковь и расширять владения монастыря. А Рябцев уже скупил на озере всё, что мог, и сейчас баллотируется на главу района.

— Хм… — ответил Кирсанов на мою вдохновенную речь. — И он угрожал тебе судом?

— Ну, как бы да.

Я снова задумалась, что неплохо бы показать документы юристу.

И хорошо бы Езерскому, он как раз специализируется по наследным делам. Если я его, конечно, когда-нибудь прощу, — думала я три дня назад. Теперь в голове мелькнуло, что, наверное, это я обошлась с ним несправедливо и прощать мне его не за что.

— Что-то у меня совсем пазл не складывается, — развёл руками мой Король. — Рябе то зачем твоя земля? А монастырская? Зачем им всем эта чёртова земля? Я понимаю, монастырь пытается забрать свою территорию, монастырь или епархия, которой он принадлежит. Но Ряба…

— Так вот почему ты отправил в монастырь Лялю, — сообразила я, что монастырь здесь выглядит самым заинтересованным лицом. — Кстати, а кто она?

— Ляля? — посмотрел на меня Андрей. — Моя помощница.

— В каком смысле? — толкнула я дверь, что вела с причала в дом.

— В смысле секретарь. Но должность личного секретаря — это лишь малая часть её работы, она что-то вроде моего компаньона, детектива, друга, соратника и палочки-выручалочки.

— А ещё ты с ней спишь, — подсказала я.

— Ревнуешь? — улыбнулся он.

— Конечно. Ты теперь спишь в моей постели, — повернула я к гостиной.

— Я бы тоже ни с кем не хотел тебя делить, — сказал он.

Я засмеялась.

— Кажется, ты ударился головой сильнее, чем кажется.

— Может быть, — прижал он меня к стене. Упёрся руками, топя в омуте зелёных глаз. — Но, если ради тебя мне снова придётся улететь с моста, я соглашусь не раздумывая.

«А я, не раздумывая, прыгну за тобой в ледяную воду», — подумала я, но промолчала.

Это ведь неправильно — так хотеть мужика, с которым знакома три дня, что готова отдаться прямо здесь.

Или это и есть любовь? То самое, чего я так ждала?

Чёрт, как всё сложно. Особенно сопротивляться, когда его губы так близко, сердце стучит, как помешанное, а ноги не держат.

— Я не смогу остановиться, если тебя сейчас поцелую, — словно спросил он разрешения.

Это было так трогательно и так неожиданно, при всём его напоре, что я чуть не выпалила:

Да целуй уже, чёрт подери!

Глава 16

Но не успела.

В его кармане пронзительно зазвонил мой телефон.

— Прости, это важно, — достала я аппарат.

Судя по рингтону, звонила главный бухгалтер, а значит, ещё и надолго.

Прижав телефон к уху, я ушла в кухню, а Кирсанов… Кирсанов пошёл к себе в гостиную.

Когда часа полтора спустя, я, наконец, освободилась, голова гудела от бессмысленных разговоров, ухо болело от телефона, но у меня был готов обед, а ещё план отвезти Андрея на обследование.

С планом, правда, пока пришлось повременить, он требовал конфиденциального разговора, а стены в доме картонные, а вот обед я сразу накрыла на террасе и позвала Короля.

— Ты как? — спросила я совсем не из вежливости. — Голова прошла?

— Да. Стало намного лучше. У тебя какие новости?

— Да особо никаких. Моя главный бухгалтер чертовски любит поговорить. И перебить неловко, и слушать — не переслушаешь. Пока про всех внуков не рассказала, не успокоилась, — слегка приврала я.

На самом деле было у Ираиды Петровны два хобби: первое — активно сватать мне своих племянников, которых у неё было с десяток, а второе — искать мне новую работу.

Казалось бы, нелогично: кто же добровольно избавляется от хороших работников, а я плохим не была. Но тут были «но»: во-первых, женщина она была пенсионного возраста, поэтому очень боялась увольнения, а во-вторых, я лучше всех подходила на её должность. Поэтому главный бухгалтер, прикрываясь душевной добротой, активно искала мне местечко, где и зарплата будет повыше, и коллектив помоложе, и неважно ещё что, лишь бы я соблазнилась.

Сегодня, правда, соблазняться было нечем: племянник какой-то подержанный, только что разведённый с детьми, и работа странная — в епархии.

Я невежливо переспросила:

— Где?!

— Вивачка, — звала она меня на манер героини фильма, что улетала с Якиным в Гагры, — ты не представляешь, как редко они набирают сотрудников. Мне сообщили по большому блату. И представить не можешь, как хорошо платят. Зарплата, конечно, зависит от пожертвований, но приход у нашей епархии большой, покровители богатые, а сотрудников они не обижают, слава богу, — явно перекрестилась она.

— Ираида Петровна, я хоть и крещёная, но, можно сказать, неверующая, а там, наверное, дресс-код: юбка до пят и платок, не ругнись, не помяни чёрта, баланс сдаём с молитвой, налоги платим с божьей помощью, корпоратив — чаепитие, премия раз в год на Пасху, а на отпуск планируем крёстный ход. Я на такое не подпишусь, сколько бы ни платили.

— Да что ты, Вивачка! Там мирские в основном работают, и правила светские. Никто же из церкви тебя не выгонит, если ты в джинсах зайдёшь, хоть вроде и не принято, но не выгонят. Так и там. Твоё личное дело, в чём ходить на работу. А бухгалтерия есть бухгалтерия: проводки, выписки, расчёты. Давай я тебе номерочек скину, ты сходи на собеседование, тем более пока в отпуске…

Дальше она опять завела свою любимую песню: что мне надо двигаться, получать новый опыт.

Я, как обычно, кивала, чистила картошку, слушала вполуха и никуда не собиралась уходить, как, впрочем, и занимать её должность…

Мысли снова вернулись к Андрею.

— Ты же понимаешь, что у кого-то должен быть мотив испортить в твоей машине тормоза? — посмотрела я на Кирсанова.

— Конечно, понимаю. Поэтому я здесь.

— Тебя хотели обнулить, мой Король.

— Боже, как это звучит, — закатил он глаза. — У меня волосы дыбом встают, когда ты своими вишнёвыми губками произносишь «мой король». И если бы только волосы. Может, продолжим наверху?

— И как много девушек соглашается продолжить? — усмехнулась я.

— Считаешь меня бабником?

— Ты бы предпочёл считаться болтуном?

Он засмеялся.

— А тебе палец в рот не клади.

— И со всем остальным я бы тоже не советовала торопиться.

— Да, девушки у меня были. Много. Разных. Но, увы, — он покачал головой. — Всё не то.

— Ни за что не поверю, что ты ни разу не влюблялся.

— О, тысячу раз. Но ни одна из них не умела водить катер, — улыбнулся он. — Научишь меня?

— Ну если ты считаешь, что уже настолько поправился… — махнула я рукой, приглашая его на борт.

Глава 17

Учить его было просто. Его Величество с первого раза усвоил, как трогаться с места, как делать на воде восьмёрку, что руль нельзя докрутить, если выключить двигатель и что лопасти мотора всегда крутятся в одну сторону, и это надо учитывать.

Куда сложнее было чувствовать его за спиной. Его тепло. Его дыхание.

В нём было так много томящего, мужского, сильного, что у меня подкашивались ноги, — так хотелось в его объятия. Такого со мной никогда не было.

И он практически не оставлял мне шансов — обнимая, заслоняя от ветра, согревая собой.

— А это что за странное место? — показал он на стоящие в воде деревья.

— Подводный лес. Русалочья заводь, — ответила я, сбрасывая скорость и медленно двигаясь между стволов возвышающихся из воды деревьев. — Осторожнее, — улыбнулась я, когда Андрей нагнулся через борт, — а то русалки утащат.

Он лукаво улыбнулся, стянул с себя штаны, рубашку и нырнул. Вошёл в воду как рыба без единого всплеска, я и сказать ничего не успела.

— Андрей! Чёрт бы тебя побрал, — металась я от борта к борту, а он всё не всплывал. — Кирсанов! Это не смешно. Андрей!

Я вспомнила все страшные истории, что слышала с детства про русалок. Про их красоту. Про их коварство. Вспомнила статистику: в озере каждый год кто-нибудь тонул, как правило, из мужчин, как правило, из приезжих, и местную легенду, что это коварные русалки собирали «дань» — заманивали к себе и развлекались. Тонули те, может, и по пьяни, может, натыкаясь на ледяные подводные родники, от которых захватывало дух и легко мог случиться сердечный приступ, но, как знать — легенды возникают не на пустом месте.

— Андрей! — крикнула я. Но словно прошептала. Была у этого места особенность: оно гасило звук. Здесь не было эха, не было ветра, не было ни единого движения воздуха, только погибшие деревья, исполинами уходящие в небо.

Лодка пошатнулась, когда Кирсанов схватился за леера, отплёвываясь и отряхиваясь от воды, как пёс.

— Ты дурак? — помогла я ему забраться.

— Испугалась? — сев на пол, привалился он к борту спиной, вытянул ноги.

— Я только недавно вытаскивала тебя из воды, когда ты едва не утонул.

— Я бы не утонул, котёнок. У меня разряд по плаванию. Я служил в морском десанте, был водолазом.

— Очень рада за тебя, — швырнула я ему полотенце.

— Эй, ну не кипятись, — потянул он меня к себе за ногу. — Неужели ты правда веришь во все эти сказки?

— Я верю, что человек не может пробыть под водой больше минуты.

— Я могу пять. Но прости, да, откуда тебе было знать, — вытер он полотенцем лицо. — А что там, на дне?

— Откуда мне знать, — взмахнула я руками. — Русалки. Может, их город, дома, лежбища.

— Честно говоря, ни одной русалки я не встретил, только затопленные сосны.

— Так они тебе и показались, — вредничала я.

— Там очень глубоко, — закутался он в полотенце. — Очень темно, очень холодно и очень похоже на кладбище. Но я знаю, что делать, — он поднялся.

— Я тоже. Ехать домой. Ты меня до смерти напугал, Андрей, — круто развернулась я, но он меня поймал.

— Прости, котёнок, — сгрёб в охапку. Уткнулся носом в шею. — О боги! Как же вкусно ты пахнешь.

— А ты холодный, мокрый, скользкий и воняешь… русалками, — вывернулась я.

На самом деле вонял он тиной, но именно этот запах у меня почему-то ассоциировался с местными ундинами.

— Кстати, в деревне есть музей, если вдруг тебе интересно. Там есть и про подводный лес, и про утопленниц. Почему-то любили в наших краях топиться незамужние девицы.

— А тебе, интересно? — натянул он штаны, а торс так и оставил обсыхать на солнышке, которое появилось, едва мы выехали с русалочьих угодий.

— Я всё это уже видела и слышала не один раз. Но тебя могу отвезти.

— Буду очень тебе благодарен, — тряхнул он волосами.

Чёртов Тарзан! — оценила я косые мышцы живота и тонкую полоску волос, что шла вниз от пупка. Нет, он был не просто хорош, он был охренителен. И хуже всего, что я в него влюблялась, как в грёбаной сказке: не по дням, а по часам. А он и не думал снижать темп.

— Ну, нет, ты не будешь спать здесь одна, — нарисовался он вечером в дверях моей спальни.

Я уже расправила кровать, натянула пижаму.

И, конечно, сопротивлялась, но он не оставил мне шансов, просто поднял на руки и унёс.

Со мной на руках спустился по лестнице.

— Ты будешь спать здесь, со мной, — поставил на пол. — Ничего, чего ты сама не захочешь, я с тобой не сделаю, — коварно улыбнулся он.

— Тогда давай лучше сделаем наоборот, — сказала я, глотая воздух. Нёс меня он, а тяжело дышала я. — Пойдём наверх. Там всё же двуспальная кровать, а тут всего лишь диван, к тому же ужасно скрипучий.

Да, я хотела, чтобы ночью он был рядом, я поняла это ещё три дня назад — чтобы уснуть, мне надо слышать его дыхание и видеть его лицо, едва открывая глаза. Так мне будет спокойнее, но диван был узкий для двоих, а в кресле-качалке я больше спать не могла, я же не кошка.

Глава 18

Неожиданно, но он оказался прав: с ним я выспалась.

— Скажи, Юль, — пока мой король с утра плескался в душе, наконец, привела я в исполнение свой план и позвонила соседке проконсультироваться насчёт черепно-мозговой травмы.

Как бы хорошо Андрей себя ни чувствовал, меня беспокоило его здоровье.

— Ты что, ушатала своего адвоката до сотрясения мозга? — посмеялась она.

— Если бы, — хмыкнула я.

— В аварию попала? Сбила кого? — сыпались из неё вопросы как из рога изобилия. — Я, конечно, не врач, но в госпитале насмотрелась: с травмами головы лучше не шутить.

Я и без того уже ругала себя за излишнюю самонадеянность, она ещё!

— У вас можно пройти томографию? — Вот пусть отвечает за свой длинный язык. — И сразу к неврологу на приём попасть?

— Конечно. Если надо, я договорюсь.

— А без паспорта?

— Без паспорта? — исчезла из её голоса былая уверенность.

— Понимаешь, он упал с моста в реку, и всё утонуло вместе с машиной.

— У тебя новый мужик, что ли?

И легче было сказать «да», чем объяснять.

— Ну, попробую уладить, — ответила она на моё «да». Явно прикинула, что я ей ещё пригожусь: с соседями лучше дружить. — Перезвоню, — ответила и отключилась.

Я задумчиво постучала телефоном по столу. Экран загорелся, сообщая, что у меня новые воспоминания, и, как назло, выбрал фотографию с Езерским.

Но я вспомнила, что Кирсанов сбросил на мой телефон свои фотографии, и полезла смотреть.

Большинство из них было с панихиды. И на них всё, как говорила Виолетта, и куда хуже, чем я видела на сайте монастыря: Рябцев, снова Рябцев, опять Рябцев. Какие-то женщины, мужчины, священники. Все в длинном, чёрном, траурном. Могильный холм. Памятная доска. Горы цветов.

Но были там и другие снимки.

Белоглазая, кем бы она ни была, и правда выглядела жутко, даже издалека. Чёрный платок, белые глаза — её только в фильмах ужасов снимать. Мужчину, что с ней разговаривал, — серый плащ, руки в карманах, — я видела первый раз. Мне не давала покоя «костяная» женщина, которую упомянула Ляля, и я поняла, что это она, едва увидела.

Очень худая, как скелет, обтянутый кожей. Костяные руки. Костяное лицо. Сказать, сколько ей лет можно было с трудом, женщина выглядела как уже истлевший труп, как скелет старухи. Назвать её «жертвой анорексии» не повернулся язык, но это явно было какое-то заболевание.

А ещё на панихиде я безошибочно узнала вдову.

Высокая и очень красивая девушка, скорее годилась Илье Андреевичу в дочери, чем в жёны, но, когда мужчин это останавливало.

Из-под аккуратной чёрной шапочки каскадом спадали и развевались на ветру светлые волосы. Девушка сжимала в руках букет гвоздик и выглядела тревожно. Хмурая складка на лбу, сжатые губы. Казалось, она смотрит только на могилу, но с другого ракурса было заметно: когда Рябцев звонит, она смотрит на него, не сводя глаз, словно ждёт вестей.

Да, мы с ней были знакомы. Киса привозил её к деду. Но я только сейчас вспомнила, что слышала, как однажды у машины она говорила по телефону:

— Это глупо, Андрей. Всё это уже не имеет значения. Я замужем. Мы повенчаны. Твой отец…

В тот день я понятия не имела, с кем она говорит, но сейчас подумала…

Глава 19

Подумала, что, несомненно, она говорила с моим Королём.

Что в разговоре было что-то личное, что-то большее, чем разговор пасынка и мачехи, с которой они ровесники. Подумала, что между ними что-то было до того, как Катя вышла замуж за его отца.

Воображение утянуло меня так далеко, что за этим «что-то» я видела их с Андреем вместе (это несложно, они были бы очень красивой парой), видела отношения, любовь, предательство. Представила, в каком шоке был Андрей, когда любимая девушка вышла замуж за его отца, все те чувства, что он должен был испытать...

— О господи! — дёрнулась я от внезапного звука. — Как ты меня напугал! — выдохнула я и схватилась за сердце.

Скрывать, что смотрела фото вдовы, не было смысла: Андрей прекрасно видел экран телефона.

— Я могу с ней поговорить, — предложила я. — Мы знакомы.

Мой Король смотрел на меня пристально, словно раздумывая над предложением.

— Могу к ней съездить, — пыталась я угадать, что он чувствует, когда видит Катины фотографии, когда видит её лицом к лицу на заседаниях суда.

— Нет, — покачал он головой и опустил глаза в экран.

Телефон в моих руках, как назло, моргнул, переключившись на «воспоминания», снова выбрал снимок, где меня внаглую обнимает Езерский, и лицо Андрея моментально изменилось.

Кирсанов резко развернулся, открыл кран, якобы налить себе воды.

— Это кто? — холодно спросил он. — Твой парень?

— Нет.

— А похоже, что да, — повернулся он со стаканом в руках.

— Нет, — повторила я. — Мы скорее дружили и парой никогда не были, хотя… — почему-то робела я от его такого взгляда: сурового, требовательного, жестокого.

Он был сейчас так похож на своего отца.

— Хотя?.. — с силой сжал он стакан, и я испугалась, что тот сейчас лопнет.

— Он предлагал мне замуж, — не видела я смысла врать. — Но потом переспал с моей бывшей коллегой, и на этом всё благополучно закончилось.

Хватка на стакане ослабла. Лицо Кирсанова смягчилось.

Чёрт! Это триггер? Его однажды предали? Ему больно? Он ревнует? Подозревает меня во лжи? Подумал, что у меня есть парень, о котором я ничего не сказала?

— Как-то так, — развела я руками, не зная, что ещё добавить.

— Как его зовут?

— Какая разница, как его зовут! — возмутилась я. — Он не мой парень!

Но Кирсанов молча сверлил меня глазами.

— Вадим. Его зовут Вадим. Вадим Езерский.

— И чем занимается Вадим Езерский?

— Он юрист, адвокат. Всё? Допрос окончен?

Кирсанов кивнул.

Я выдохнула.

— Это что сейчас было? Мы выясняли отношения?

— Скорее, обнюхивались, — улыбнулся он.

— Вот как, — кивнула я. — Ну тогда у меня тоже есть к тебе вопросы. Что у вас было с Катей до того, как она вышла замуж за твоего отца?

— Ничего, — пожал он плечами. — У меня с ней — ничего. Купишь мне телефон и сим-карту? — положил он передо мной банковскую карту, резко сменив тему.

— А у неё с тобой? — машинально взяла я в руки золотой прямоугольник.

— А ты о чём подумала? — приподнял он бровь.

— Обо всём, конечно.

— Чудесная особенность женского мозга — думать сразу обо всём, — тепло и мягко светились его глаза. — У мужчины мышление линейное. Вижу мамонта — бегу за мамонтом. Если бы мы по дороге останавливались: «Ой, какие цветочки!», волновались: «Шкура на бегу меня не полнит?», человечество бы не выжило. Так что насчёт сим-карты?

— Я думала, ты хочешь побыть мёртвым.

Пространно объяснять, что ответа не будет, было необязательно, я и так поняла.

— Я и хочу. Это Лялина, — перевернул он карту в моих руках.

«ELENA POPOVA» было выдавлено на лицевой стороне.

Когда Ляля успела сунуть ему кредитку, я и не заметила.

— Сим-карту продают по паспорту, она будет на моё имя.

— Потом я её верну, сможешь пользоваться или заблокировать. Не сегодня завтра появятся новости, не могу же я всё время отбирать у тебя телефон.

— Справедливо. Что-то имеешь против женского мозга?

— Конечно, нет. Это медицинский факт, что у вас одновременно работают оба полушария: и логическое, и творческие, потому что между ними широкая перемычка, которой у мужчин практически нет, поэтому вы многое додумываете, того, чего на самом деле нет, плюс более эмоциональны. Но иногда банан — это просто банан.

Я снова вздрогнула от звонка, оставив Кирсанова без ответа.

— Да, Юль, — сказала соседке. Удивилась. — Сегодня? Ну ладно, сегодня так сегодня.

Кирсанов выплеснул остатки воды, которую разок глотнул, пока я говорила.

Глава 20

— А ты коварная, — покачал головой Кирсанов в кабинете с томографом.

— Кто бы говорил, — усмехнулась я, вспомнив, как он провёл меня с книгой.

К моему большому облегчению всё я сделала правильно: и лекарства нужные купила, и внутривенные инъекции были нелишними, и перестраховалась не зря.

— Всё с твоим мужиком будет хорошо, — похлопала меня по руке Юлька. — Можно сказать, отделался лёгким испугом, — повторила она слова врача.

Тот сказал, что сотрясение неопасное, и основной удар приняло на себя плечо, а не голова. Но связки целы, вывиха нет. А температура — скорее всего, высокая реактивность организма, который так отреагировал на травму, стресс и переохлаждение.

В отличие от Юльки, доктор, правда, многозначительно не лыбился и не добавлял: до свадьбы заживёт.

«Угу, заживёт, — мысленно ответила я, — если выживет. Осталась самая малость — выяснить, кому нужна его смерть и как далеко они зайдут».

Но с меня даже денег не взяли, поэтому грешно жаловаться на Юлькины намёки.

Обратно я везла моего Короля в приподнятом настроении и мечтала, чтобы его машину как можно дольше не нашли.

Он разбирался с телефоном, когда мы подъехали к дому. Я едва успела крикнуть: «Прячься!», увидев непрошеных гостей, и поторопилась выйти из машины им навстречу.

— День добрый, — раскланялся Василий, что ждал хозяина у машины.

— А Роман Аркадьевич? — посмотрела я на него с подозрением.

— Он ждёт вас там, у воды, — показал он.

Я вывернула из-за угла дома на веранду и прям остолбенела.

Нет, не от неземной красоты Рябцева, хотя выглядел он, как обычно — словно сгенерирован нейросетью. Я обалдела, что он держал в руках букет.

— Привет! — поздоровался он как ни в чём не бывало.

Словно не он чуть не получил прошлый раз грязной тряпкой по морде. Словно мы добрые приятели. Словно не у него жена и трое детей, а он женихаться приехал.

Я всем своим видом, как могла, выразила удивление.

— Это что за…

— Это в качестве извинений, — протянул он букет. — Сожалею, был не прав, не должен был угрожать. То ли был не в себе, то ли день выдался неудачный. Прошу великодушно меня простить.

Я покрутила в руках цветы. Такой изящный дорогой букет даже жалко выкидывать. Жалко цветы. Жалко флориста, который его делал. Рябцева не жалко.

— То есть всё, вопрос закрыт, ты больше не покупаешь мой дом?

Он скривился, словно от зубной боли.

— Давай на время отложим эти разговоры. Сходим куда-нибудь, познакомимся поближе, поговорим о чём-нибудь нейтральном, просто хорошо проведём время.

— Это в каком смысле?

— В самом невинном, — поспешил он меня уверить, хотя, глядя на его хитрую смазливую кошачью морду, в невинность в принципе верилось с трудом.

— Что-то изменилось? — удивилась я.

— Нет, — разглядывал он меня с пристрастием. — А почему что-то должно было измениться?

— Ну не знаю, — пожала я плечами.

— Нет, Вивьен, ничего не изменилось. Просто я понял, что начал не с того.

— А с чего нужно было начать? — намертво, видимо, приклеилось к моему лицу удивлённое выражение.

— Надо было рассказать о себе, своих планах, причинах, по которым мне нужна твоя земля.

— Ну так, прошу, — пригласила я рукой. — Я сейчас ничем не занята.

— Давай встретимся в пятницу вечером. В другом месте, другой обстановке, — осмотрелся он. — Как насчёт… — протянул визитку ресторана. — Я заказал столик. В восемь тебя устроит?

Я покрутила в руках красочный буклетик. Дорогое место. Интересное.

Но куда интереснее было узнать, что же хочет рассказать Роман Аркадьевич.

Позади него за домом что-то упало. И я даже знала, кто это уронил.

Рябцев машинально повернулся, я поторопилась его отвлечь.

— Ветер. Значит, в пятницу? — уточнила я, резонно решив, что все вопросы я могу задать и под живую музыку в приятной обстановке с вкусной едой, а не на ветру веранды.

— Значит, до встречи? — кивнул он и расплылся в улыбке.

Я пожала плечами:

— Почему нет.

Он засиял пуще прежнего:

— Провожать не надо. Я найду дорогу.

Заторопился вверх по лестнице, но я его окликнула.

— Роман Аркадьевич, а это что? — только сейчас заметила я бумажный свёрток, что лежал на столе под навесом.

— Да, совсем забыл, — спустился он на ступеньку. — Это баранина. Свежайшая, нежнейшая. Только что привезли, а мне на важную встречу, не пропадать же добру. Приготовь что-нибудь, — сказал он и вот теперь окончательно ушёл.

«Что это было?» — крутился у меня в голове единственный вопрос, пока, отложив цветы, я рассматривала мясо. Почему-то оно меня умилило. Свежее мясо мне ещё никогда не дарили.