Анна преподаватель чешского языка и переводчица. Алеш - ювелир, вдовец с семилетней дочерью. Когда-то они случайно встретились в Праге и провели вместе всего один прекрасный день, о котором потом вспоминали долгие годы. Спустя десять лет судьба подарила им новую встречу, и оказалось, что их чувства никуда не исчезли. Но смогут ли они быть вместе - вопреки всем препятствиям и сложным обстоятельствам?

Знаешь, пап, ты действительно сумасшедший, думала я, глядя вниз, на темную воду Влтавы. Могу себе представить, как умирала от ужаса мама, когда ты ставил меня на парапет моста. И что думали о тебе те, у кого на глазах это происходило. Ювенальной юстиции на тебя не было. Или хотя бы банальной полиции. Выросла бы в детском доме.
Я помнила себя с очень раннего возраста, и это было одно из самых первых моих воспоминаний. Два с половиной или, может, три года. Карлов мост. Я на широких каменных перилах. Надо мной небо, подо мной река. Папины руки держат крепко. Страшно – и здорово. Все вокруг мое. Прага – моя! Может быть, именно с того самого момента я начала считать ее своей собственностью.
Она была моей по праву рождения. В паспорте так и значилось: место рождения – Прага. И все же я болезненно понимала, что всегда буду чужой. Даже если проживу тут всю жизнь.
Впрочем, я и не собиралась. Питер – тоже родной, спокойно привычный. Там родители, там Дима. Если б хотела, поступила бы в Карлов университет, как мама. Но вернулась домой. А в Прагу сейчас прилетела на несколько дней – на свадьбу подруги Веры, с которой училась в одном классе посольской школы. После окончания прошло три года, но мне казалось, что уехала отсюда всего пару месяцев назад.
Молодожены благополучно отправились в свадебное путешествие, а мне остался еще целый день. Самолет – в одиннадцать вечера. Один день, чтобы навестить любимые места. Так много. Так мало.
Май – самый лучший месяц в Праге. Все цветет. Гора Петршин похожа на облако бело-розовой пены. Сирень, яблони, вишни, каштаны. Теплый ветер приносит с собой облетевшие лепестки, дурманит сладким запахом. Солнце яркое, но еще не жарко. Я надела темно-красную майку с тремя желтоглазыми совами, которую накануне купила на ярмарке. У сов было совершенно чумовое выражение, как будто накурились чего-то запрещенного.
Вещи в камере хранения гостиницы. Маршрут намечен заранее. Сначала на Юнгманнову – улицу, где жили последние четыре года. Заглянуть во двор, помахать рукой окну своей комнаты. Потом на Вацлавак – главную площадь.
Я купила мороженое и медленно пошла в сторону Старого города. Словно пыталась разглядеть, почувствовать под тонким слоем настоящего прошлое. Как сквозь толщу воды. Увидеть себя – тринадцатилетнюю, семнадцатилетнюю. Идущую по этим самым камням брусчатки из школы. И еще глубже – трехлетнюю, в розовом пальто, крепко держащую за руки папу и маму.
Побродив по узким улочкам, к одиннадцати часам я вышла на Старомнестскую площадь, чтобы поздороваться со старым знакомым – скелетом Кострой. Семнадцать лет назад я свято верила, что он главный пражский волшебник и управляет временем. Когда Орлой – куранты на ратуше – начинали отбивать полный час, в окошках проходили двенадцать апостолов, а Костра скромно сбоку звонил в колокольчик.
Тогда мы жили у Пражского града и каждое воскресенье шли на прогулку в направлении, обратном моему сегодняшнему. Однажды припозднились, и когда подходили к площади, часы уже начали бить. Я побежала, упала, разбила коленку и страшно рыдала. Даже не от боли, а от обиды, что Костра меня не дождался. Что ему стоило остановить время на несколько минут?
Сейчас я смотрела на него, и вдруг показалось, будто он хочет мне что-то сказать. Это ощущение было таким отчетливым, что я даже головой потрясла. Нет, конечно, Прага – это мистика и магия, но не до такой же степени.
- Zatím, chlapče! – я попрощалась с ним и пошла в сторону Карлова моста.
Ощущение, что Костра хотел о чем-то предупредить, не проходило. Что-то определенно произойдет. Что-то… хорошее. Внутри покалывало миллионом разноцветных пузырьков беспричинной радости. Я остановилась в самом начале моста, глядя на воду и улыбаясь.
Карлов мост был одним из моих самых любимых мест в Праге. Когда мне было плохо или наоборот хорошо, я шла сюда. Путь между двумя мостовыми башнями – словно безвременье, сказочная переправа между двумя мирами. Здесь всегда было многолюдно. Туристы, музыканты, художники, торговцы сувенирами.
Немного не доходя до статуи святого Яна Непомуцкого, где принято загадывать желания, собралась небольшая толпа. Я хотела уже пройти мимо, но словно подтолкнуло что-то. Протиснулась поближе и увидела двух парней, продававших какие-то украшения. На столике стояли два плоских деревянных футляра с черной бархатной подкладкой, на которой были разложены всевозможные колечки, серьги, подвески.
Один из них, цыганистый, с длинными волосами, связанными в хвост, в кожаной жилетке поверх белой рубашки, предлагал бижутерию с разноцветными камешками. У второго украшения были серебряные, без камней. Я наклонилась рассмотреть получше, и сразу захотелось все. Особенно маленькие, не больше ногтя, подвески с тонкими цепочками – искусно сделанные и очень забавные. Свернувшаяся клубком лисичка, лукавая такса, угрюмый крокодил, зевающий бегемот. А еще цветы – ландыш, роза, лилия. И столько всего другого - глаза разбежались.
Десять лет спустя
- Анечка, миленькая, родненькая, я тебе торт куплю. И на коленки встану. И в попу поцелую. Все, что захочешь, только спаси.
- Ир, не надо мне ни в попу, ни торт, ничего. Я тебе тысячу раз говорила, не беру устные переводы. Не люблю. Тем более специальные. Одно дело, когда сидишь себе за компом, рядом полка словарей и интернет. А в синхронке одна запинка или ошибка в термине – и репутация спущена в унитаз.
- Анюточка, не будет там ничего такого. Последний день выставки, закрытие. Одни приятственные слова, никаких терминов.
Был бы кто-нибудь другой, вежливо послала бы. Пойди одному навстречу – и все, потом не отвяжешься. Но с Иркой мы учились вместе, только она на польском отделении. Деловая дама, открыла свою переводческую контору, и я, разумеется, у нее вип-переводчик, для самых богатых и адекватных клиентов. И, само собой, она в курсе, что перевожу я только технические тексты с чешского, словацкого и польского. И обратно. Исключительно письменно. За устный перевод платят больше, но вот не люблю. Ощущение себя обслуживающим персоналом не люблю.
Сватала Ирка меня на выставку в Гавани. Международный ювелирный салон. Ее штатная переводчица накануне вечером сожрала что-то не то и всю ночь не слезала с унитаза. Аня Домникова – последняя надежда. Звонок в семь утра. Караул, спасай, подруга, горю, как швед под Полтавой. Я знала, что сдамся, но для вида сопротивлялась.
Выторговав повышенную ставку, я встала и начала собираться. В «Ленэкспо» надо было быть к десяти, а ехать с Просвета – путь неблизкий. На машине – точно нет, завязну. Значит, на метро и на маршрутке. В самый час пик – красота.
Первый вопрос: что надеть? Когда работаешь дома, тема гардероба перестает быть насущной. Ладно еще в гости или на какие-нибудь светские мероприятия, а так – банальный кэжуал, чтобы до магазина добежать. И на курсах преподавать ходила в джинсах, там обстановка была более чем неформальная.
Я пощелкала вешалками в шкафу. Какое-то унылое все. Или наоборот несерьезное. Разве что черный брючный костюм – классика того фасона, который будет в тренде всегда. Купила я его еще в тонкие-звонкие времена, к защите диплома, один раз всего и надела. Мама дорогая, восемь лет прошло – как одна копеечка. Не влезу, наверно.
К моему великому удивлению, костюм сидел, как влитой. Впрочем, чему удивляться-то? После развода я заметно похудела, хотя ничего для этого не делала. Когда все на нервах, мне кусок в горло не лез. Только кофе и сигареты. Пока желудок не запросит пощады.
Развод дался нам тяжело, хотя мы с Димкой прекрасно знали, что так будет лучше для обоих. Тринадцать лет вместе, из них восемь лет брака. Когда именно мы поняли, что зашли в тупик? Я точно не могла сказать. Может, на шестом году, когда вдруг перестали строить планы на будущее? Просто жили – как жилось. Один день за другим. Больше не говорили о детях. Стали реже ходить куда-то вдвоем, смотреть по вечерам кино, обнявшись и укрывшись пледом. Секс превратился во что-то рутинное – вроде бы, и с удовольствием, но без той сумасшедшины, которая была раньше. Иногда – очень редко! – в голову закрадывалось крамольное: может, я действительно сделала ошибку, не задержавшись хотя бы на пару дней в Праге с Алешем?..
Кажется, это была первая дискотека в том учебном году, в конце сентября. Я училась в десятом, и мне нравился одноклассник Илья, который не обращал на меня никакого внимания. Димку я вообще не знала – он только что приехал. Его отец преподавал математику, а мама была воспитательницей в интернате.
Он пригласил меня на медленный танец, и я чуть не отказалась. Во мне было честных модельных метр семьдесят пять плюс каблуки, а он – чуть ниже. Неловко как-то. Почему все-таки согласилась? До сих пор загадка.
- Тебя ведь Аня зовут? – спросил он. – А я Дима. Мне сказали, ты тоже из Питера.
Питерских в школе было немного, мы все друг друга знали, даже малышню. Я невольно к нему присмотрелась и сделала вывод, что он очень так ничего. Невысокий, но крепкий, спортивный. Темные волосы, темно-голубые, почти синие глаза. В общем, вполне симпатичный.
Он пригласил меня еще два раза, а потом пошел провожать. Учителя жили в общежитии недалеко от школы, а я в центре, в трех остановках на метро. К моему удивлению, Димка поехал со мной и довел до самого дома. Мы болтали о своих любимых местах в Питере, о школах, где учились. Разумеется, о «Зените», СКА и прочем питерском.
Илья был забыт. Мы с Димкой начали «ходить». Куда? Да никуда. Вместе. Так у нас говорили: «они ходят». По-чешски chodit – встречаться. Чаще всего после уроков шли в Стромовку – парк рядом со школой. Гуляли, целовались до одури. Потом он провожал меня, когда до метро, когда до дома. В центре бывали реже, разве что в кино ходили. Моей темной страсти к Праге Димка не разделял, пожалуй, был к ней равнодушен. Ну да, красивый город – и что? Меня это огорчало, но я не подавала виду.
Восьмого марта учителя поехали на экскурсию в какой-то другой город, Димка остался дома один, и я пришла к нему – праздновать. Мы выпили по рюмке утащенной из бара «Бехеровки» и… распрощались с невинностью. Неуклюже, неловко – но все же ко взаимному удовольствию. И поклялись друг другу в вечной любви.
На кухне засвистел чайник, и я вздрогнула. Куда-то не туда костюм меня увел, в совершенно ненужные воспоминания. На рефлексии времени в это утро не оставалось. Привычный неспешный алгоритм был нарушен. Я налила чаю, вернулась в спальню, выбрала блузку под костюм – цвета еловых лап, который выхватывал из моих неопределенно-серых глаз зеленый оттенок. Причесалась, накрасилась, вдела серьги. Выпила остывший чай с бутербродом. Все, можно бежать.
Когда я в последний раз чувствовала себя красивой, желанной женщиной? Наверно, месяца два назад, когда ходила в театр с одним из своих кавалеров. Вечернее платье, открытая спина под шелковой шалью. Восхищенные взгляды. И все равно это было так… не будоражило. Просто факт: я хорошо выгляжу, на меня смотрят. Тогда откуда это странное ощущение сейчас – как будто иду на свидание?
Глупости. Просто работа. И деловой костюм. Почаще из дома надо выходить, с людьми общаться, только и всего. А то одичаю совсем.
Конец августа, последние теплые дни. Один холодный дождь – и начнется осень. В это время я всегда тосковала по Праге. Больше обычного. Может, плюнуть на все и поехать на недельку? Навестить Веру, которая недавно родила третью дочку, но уже снова была беременна. Не угомонятся, наверно, пока не получится мальчишка. Или все-таки на свой день рождения, в декабре?
Я родилась двадцать пятого, в католическое Рождество. И за восемь лет жизни в Праге так и не увидела его «белым» – со снегом. На Новый год выпал однажды, на Рождество – ни разу. Это была моя мечта. В полночь выпить шампанского на Карловом мосту. И чтобы шел снег. Сбудется ли когда-нибудь?
Вместе с Димкой мы в Праге были за все эти годы только два раза – он туда не рвался. Даже на десять лет своего школьного выпуска не поехал. И я на встречу своего класса ездила без него. Зато с мамой – у нас-то страсть к Праге была общая. Да и вообще мы с ней чем дальше, тем больше становились подругами.
Черт, черт! Мама же!
Я уже ехала на маршрутке в Гавань. Хорошо, что вспомнила. Достала телефон, набрала номер.
- Анют, ничего не случилось? – испугалась мама: обычно я не звонила ей раньше обеда.
- Нет, мам. Извини, не приеду сегодня. Работа напала из-за угла. Припахали выставку ювелирную переводить.
- Да ты что? – удивилась мама. – Ты же не берешь тлумку.
Иногда мы спонтанно переходили на чешский, но чаще вставляли в речь чешские словечки, а то еще и в испорченном виде. Как сейчас: tlumka вместо tlumočení – устный перевод.
- Пришлось Ирку выручить. Не знаю, когда вся эта беда закончится. Завтра приеду.
Хоть я и вышла из дома с запасом времени, на месте была впритык. Сначала искала нужный павильон, потом препиралась с охранником, который ни за что не хотел меня пускать через служебный вход. Он долго куда-то звонил, что-то выяснял, потом записал данные моего паспорта и все-таки пропустил. Еще поплутав, я наконец нашла своих четырех чехов, представилась. Все, началась работа.
Сначала я нервничала, потому что давно уже не переводила устно, фактически синхронно. А говорить приходилось почти без передышки, наша секция привлекала повышенное внимание. Посетители толпились у витрин, задавали вопросы. Я даже толком не могла сама посмотреть, что там такое они разглядывают. Некоторые украшения можно было купить, и в этом мне тоже, разумеется, приходилось участвовать.
Но не прошло и получаса, как напряжение испарилось, словно по волшебству. Все чехи, кроме одного, были пражаки, и я буквально купалась в обожаемых поющих интонациях, возможно, странных для непривычного уха. И сама пела, разумеется. Подопечные мои никак не могли поверить, что я русская.
«Mluvite jako pražaci…»
«Говорите, как пражаки», - это был лучший комплимент, от которого хотелось мурлыкать.
Наконец ближе к обеду выдался затишок. Чехи мои отправились перекусить, и я с ними. В секции остался пан Нелиба, самый старший («Я такой старый, что еще учил русский в школе»), который мог худо-бедно объясняться без переводчика. В кафе я уже просто болтала с ювелирами. Разумеется, им было страшно интересно, откуда я так хорошо знаю чештину. Пришлось рассказать.
Когда мы вернулись в павильон, пан Нелиба разговаривал с высоким светловолосым мужчиной в темно-сером костюме, которого я до этого не видела. Он стоял ко мне в пол-оборота, и мне было не разглядеть его лицо, но этот мягкий теплый баритон и короткие, словно рубленые гласные - kratke zobaki! - я узнала бы, наверно, даже во сне.
Как будто замерло все вокруг царством Спящей красавицы. Я стояла и ждала, когда он обернется. Почувствует мой взгляд.
Алеш повернул голову, и его брови взлетели – словно не поверил своим глазам.
- Анна? Annodomini…
Мы снова были на Карловом мосту, стояли и смотрели друг на друга. Как будто не прошло этих десяти лет.
Он изменился. Повзрослел. Другая стрижка - короткая. Вместо футболки под рубашку и потертых джинсов – костюм, который стоил, наверно, дороже, чем все то, что висело у меня в шкафу, вместе взятое. Но улыбка осталась прежней – теплой, светлой, и так хотелось улыбнуться в ответ.
Поговорить нам так и не удалось. Вместо этого мне пришлось переводить коротенькую речь Алеша на церемонии закрытия – даже не речь, а с десяток «приятственных» фраз. Я поймала себя на том, что наверняка смогла бы переводить его даже синхронно. Хотя синхронка никогда мне не давалась, несмотря на идеальное знание языка. Для нее надо было уметь встраиваться в речь того, кого переводишь, буквально влезать в его мозги, чтобы угадывать смысл фразы еще до ее завершения.
Слушая Алеша, я мысленно говорила одновременно с ним, только по-русски. И едва он заканчивал фразу, тут же ее переводила, вообще не задумываясь. При этом мы смотрели друг на друга, словно передавали эстафетную палочку. С удивлением я поняла, что именно в этот момент между нами исчезло то напряжение, которое никак не удавалось преодолеть, пока мы сидели в служебной комнате и пили кофе.
Впрочем, чему удивляться? Было бы странно, если бы мы сразу бросились друг другу в объятья. Столько лет прошло. Воспоминания – это одно, даже очень яркие. А вот реальность… Даже близкие люди, которые долго были в разлуке, чувствуют себя скованно, снова встретившись. А мы провели вместе всего несколько часов.
Второй шанс? Я не знала, так ли это. Может, да. А может, просто подтверждение того, что в одну реку нельзя войти дважды. Но откуда-то я знала: третьего точно не будет.
На фуршете я стояла со своими чехами и держала в руках бокал шампанского, не отпив даже одного глотка. Приходилось без конца молоть языком. На выставке были представлены два чешских ювелирных дома и одна крупная фабрика, но украшения, которые привез Алеш, вызвали самый большой интерес. Поэтому желающих пообщаться и с ним, и с остальными хватало, а английский они – кроме Алеша и Нелибы – знали неважно.
В девять часов все закончилось. Меня долго благодарили. И даже вручили букет и корзину с вином и фруктами. Как я поняла, все это было заготовлено для переводчицы Ольги, но я настолько их очаровала, что чехи решили: обойдется.
- Пани Ольга… не очень хороший переводчик, - смущенно сказал Нелиба, вручая мне корзину. – Но мы ей завтра купим цветов. Когда она придет помогать с упаковкой и отправкой.
В этот момент вернулся Алеш, уходивший за чемоданом, который еще утром забрал из гостиницы.
- Как раз к началу регистрации успею, - сказал он. – Сейчас такси приедет.
Мы вышли из павильона. Такси подъехало через пару минут. Навалилось острое чувство дежавю. Все это уже было. Мы ехали в аэропорт, чтобы там попрощаться. Не зная, увидимся ли когда-нибудь снова. Только теперь улетал он, а не я.
Видимо, Алеш думал о том же. Он взял меня за руку и сказал:
- Кажется, время сделало круг. Все повторяется.
Теперь мы могли разговаривать свободно, не думая о том, что таксист будет слушать наш разговор. Чешский только кажется простым и понятным, но если говорить быстро и тихо, даже смысл уловить непросто.
- Я не успел спросить тебя, как ты живешь, Анна. Муж, дети?
- В разводе, - коротко ответила я. – Детей нет. Судя по кольцу, ты тоже?
- Я вдовец, - чуть помедлив, сказал он. – Милена погибла два года назад. Автокатастрофа.
- Извини… - по спине словно холодной лапой провело.
- Ничего. У меня дочка. Марта. Семь лет. Я теперь живу в Праге. Отец пять лет назад умер, нам с братом осталась его компания.
- Да, мне Нелиба сказал, что ты совладелец ювелирного дома.
- Ну, это только звучит так серьезно, - усмехнулся Алеш. – На самом деле все было здорово запущено и в долгах. И мы еле-еле начали выбираться из этой ямы. Зденек занимается финансовой частью и производством, а я – главный художник. Эскизы, модели, коллекции.
- Знаешь, - смущенно призналась я, - так за весь день толком и не смогла ничего рассмотреть. Времени не хватило. Но вообще я равнодушна к украшениям.
- Может, потому, что у тебя не было по-настоящему хороших? Я не говорю, обязательно дорогих. Скорее, тех, которые были бы… не знаю, как лучше сказать. Только твоими – подходящими только тебе.
- Одно было, - улыбнулась я. – Совичка.
Алеш улыбнулся в ответ, и я – как когда-то – положила голову ему на плечо. И он снова коснулся губами моих волос.
- А дочка живет с тобой? – помолчав, спросила я.
- Все сложно, Анна, - вздохнул Алеш. – Эти два года она жила в Брно с моей матерью. Я навещал их часто. Но в конце недели привезу ее в Прагу. Она идет в школу осенью.
- И кто будет с ней, пока ты на работе? Когда она будет приходить из школы?
- Я не сижу постоянно в офисе. У меня мастерская в моем доме, на первом этаже. В основном там работаю. А если что, жена брата может присмотреть. Или к себе забрать на время, если надо уехать. У них своих двое, немного постарше. А ты, значит, переводчица?
- Да, но в основном письменно. Сегодня – это случайность. Директор переводческого бюро – моя подруга. Уговорила подменить вашу Ольгу на один день. А еще преподаю чешский на курсах.
Я закрыла входную дверь, и мне показалось, что не была дома несколько месяцев. Все изменилось за один день. Да так, что с трудом верилось. Как будто утром отсюда вышла одна Анна, а вернулась совсем другая. На несколько лет старше. Или наоборот – моложе?
Поставив на кухонный стол корзину, я села на диванчик, стряхнула туфли с гудящих ног. Достала телефон, зашла в Фейсбук. Прежнюю страницу я удалила десять лет назад, а новую завела уже после развода. Без выпендрежа – просто Анна Домникова. В браке фамилия у меня осталась прежней, хотя Димка и обижался. Но уж очень мне не хотелось становиться Аней Лепешкиной. Зато и после развода проблем не было.
Найти Алеша оказалось несложно. Страница, которую я когда-то так и не открыла. Хотя руки и чесались. Судя по редким записям, заходил он на Фейсбук нечасто. В основном там были перепосты. Или фотографии украшений, очень красивых. Невольно хотелось представить, как все это выглядело бы на моих руках, в ушах или на шее. Но я-то искала совсем другое.
Ань, зачем тебе это, а?
Не успела я подумать – и тут же наткнулась на фотографию трехлетней давности. Семейный снимок в горах. Алеш, в темно-синем лыжном костюме и поднятой маске, обнимал за плечи длинноволосую брюнетку в таких же брюках и белом свитере с оленями. Он смотрел в камеру, а его жена – вниз, на девочку в красном, сидящую на санках. Я узнала oteplováky - кошмар моего детства. Утепленный комбез без рукавов, который надевали на свитер, а сверху – такая же куртка. Даже самые худенькие в них выглядели разноцветными снеговиками.
На фотографии была отмечена Милена Новакова, и я – с внутренней дрожью – перешла по ссылке. Каждый раз, когда вот так в сети попадала на страницы умерших людей, мне становилось не по себе. Но сейчас – особенно. На фото профиля у Милены были очень странные глаза – слишком светлые, прозрачные. Такие бывают у совсем бесцветных блондинок, но у брюнетки они выглядели необычно. Казалось, она смотрит на меня откуда-то из другого мира, пристально, недобро.
Ань, прекрати выдумывать. Да, она действительно в другом мире. Потому что умерла. Погибла. Мертвым нет никакого дела до живых.
Телефон зажужжал в руках, и я его чуть не выронила.
- Аньчик, - виновато сказала Ирка, - я знаю, что поздно, но ты ведь еще не спишь, нет? Как все прошло?
- Отлично все прошло, - устало ответила я. – Надеюсь, Ольга твоя оклемалась? Ее ждут завтра.
- Да, все в порядке. Спасибо тебе огромное.
- Ир, твое спасибо - в денежном эквиваленте.
- Да, конечно, - засмеялась Ирка. – Только ты не обидишься, если я тебе наличкой отдам?
- Да ну, с чего вдруг я должна обижаться?
- Так ехать к нам придется.
- Ничего, подъеду, - я встала и, прижав телефон ухом, расстегнула молнию на брюках. – Заодно и встретимся, а то уже сто лет не виделись. Ладно, Ириш, давай, я устала и жрать хочу, как сволочь.
Попрощавшись, я отложила телефон. Ни к чему совершенно эти копания. Ни в сети, ни в себе. Но если с интернетом все было просто, с мыслями справиться оказалось намного сложнее. Да что там – вообще нереально.
Машинально я вытащила из холодильника йогурт, выпила из бутылки и даже не поняла, какой у него был вкус. Разделась, почистила зубы, смыла макияж. Забралась под душ. Теплые струйки, ласкавшие кожу, навевали совсем уж нескромные мысли.
Я вспомнила, как пальцы Алеша мягко касались моей ладони. И два его поцелуя – таких разных, таких… волшебных.
Анна, вернись на землю. Давай честно. Ты вспоминала о нем, когда ссорилась с Димкой. Или когда становилось совсем уж тошно. Нечасто. Это было воспоминание-иллюзия, в которое ты пряталась от суровой реальности. Как девочки достают из коробки раскрашенную бумажную куколку и играют ею. А потом убирают обратно. Алеш был для тебя таким вот бумажным принцем, наполовину придуманным. Что ты вообще о нем знаешь? Даже то, что он тебе рассказывал о себе, ты почти забыла. Да и столько лет прошло. А он не выдумка. Живой человек – со своими недостатками, проблемами. Совсем не такой, каким ты его воображаешь.
Если ты не можешь отбросить все свои фантазии, лучше сразу выкинуть его из головы, потому что ничего хорошего не выйдет. Как он сказал? Начнем сначала? Представь, что познакомилась на выставке с симпатичным мужчиной. Вдовцом, с уже довольно большим уже ребенком. Тебя это не пугает? Извини, но не поверю. А ведь это не единственный мутный момент, правда?
Я вытерлась,надела пижаму и полезла в аптечку за снотворным. Утро вечера мудренее, но чтобы оно поскорее настало, надо уснуть, а не вертеться полночи без сна, пережевывая одни и те же мысли.
Впрочем, утро никакой особой мудрости не принесло. Голова после снотворного была тяжелая, как колода. Я выпила ведро кофе, прочитала сообщение Алеша, что он добрался благополучно, ответила и села за работу – это отвлекло. А после обеда – по заведенному распорядку – позвонила маме.
- Мать, - я сразу взяла быка за рога. – Не приеду, извиняй. Давай ты ко мне лучше. У меня есть корзина фруктов и вино, название которого невозможно прочитать.
- Ага, хочешь посекретничать? – так же сразу просекла она.
- Мааать! – насторожилась я. – А ну давай колись. Не пугай меня, сделай милость.
- Да успокойся ты, - она расхохоталась и потянулась к столику за бокалом. – Сейчас придумаешь какой-нибудь мексиканский сериал. Нет, у меня не было романа с его отцом, и вы не брат и сестра.
- Уже песня, - с облегчением вздохнула я. – Тогда к чему такой саспенс?
- Ань, не нагнетай. Ты как заведенный органчик. Он просто похож на кое-кого. Помнишь фильм «Принцесса цирка»?
- Смутно, - я наморщила лоб, напрягая память. - Это где такой красивый мистер Икс и совсем некрасивая не знаю кто?
- Да. В него когда-то половина женского населения Советского Союза была влюблена по уши. Погугли.
Я пожала плечами и ввела в поисковик «Принцесса цирка». И ахнула, увидев результат с кадрами из фильма.
- Вот то-то же, - усмехнулась мама, отпив глоток.
- Знаешь, когда мы только познакомились, я подумала, что Алеш на кого-то похож. Я этот фильм в детстве видела и совсем не запомнила. Не люблю оперетту. Так ты тоже была в него влюблена? – поддела я. - В мистера Икса?
- Нет. В его брата.
- Не понял?
- Это не профессиональный актер, - она кивнула в сторону телефона. - Снялся только в одном фильме. Учился тогда в МГИМО. Мама у него русская, папа словак. А с его братом я училась в нашей школе в Праге. Я была в седьмом классе, а он в десятом. Думаю, о моем существовании даже не догадывался. И они с братом очень похожи были. Главное – не заходить на его страницы в соцсетях сейчас. Чтобы не портить воспоминания нынешним луком.
- Дааа… - протянула я. – Действительно мистика. Короче, при таком раскладе Алеш тоже должен тебе понравиться. Это… не помню, как в психологии называется? Перенос? Когда эмоции по отношению к одному объекту переносят на другой, похожий?
- Да, как-то так, - кивнула мама. – Но?..
- В смысле? – не поняла я.
- Интонация у тебя такая. Что должен – но не понравится, патамушта…
- Мазер, ты видишь меня насквозь. Переходим ко второй части Марлезонского балета, - и я рассказала ей обо всем, что произошло на выставке. Как я его увидела и как мы пили кофе. Как переводила его выступление и как мы ехали в аэропорт.
- Это уже не оперетта, - вздохнула мама, когда я закончила и уткнулась в свой бокал. – И что ты хочешь услышать?
- Все, что ты захочешь мне сказать.
- Ну, поздравлять-то особо пока не с чем. Думаю, ты и сама это понимаешь.
Я поставила бокал и легла на диван, положив ноги ей на колени.
- Конечно, понимаю. И что ничего радужного в этом нет, тоже понимаю. Мам, меня очень зацепило, что он про дочь сказал: не знаю, мой ли это ребенок. Как заноза под ногтем. Мы же почти не знакомы. Такое не говорят просто так, кому попало.
- Вообще да, - кивнула мама. – Но не торопись. Ты же не знаешь обстоятельств.
- Ма, я вообще ничего не знаю. Ни о нем, ни о чем. Тогда он мне очень понравился, но у меня был Димка. Свадьба через два месяца. А сейчас… Это не просто пойти в гостиницу, переспать и гудбай. Это заявка на что-то.
- Давай спокойно и по полочкам. Представим, что он не был женат, у него нет ребенка. Что тебя смутило бы в первую очередь?
- Да ничего… наверно. Расстояние? Это не проблема. Есть скайп, вайбер. Можно взять билет, прилететь, встретиться. Ничего о нем не знаю? Так никто при знакомстве ничего не знает. Это вопрос времени.
- Значит, все упирается в то, что он вдовец с ребенком.
- Значит. И я понимаю, что не готова к такому. Я и своих-то детей особо никогда не хотела. Ну, не то чтобы совсем не хотела, но и не страдала, что их нет. А тут чужой и не такой уж маленький.
- Ну, что не хотела – это не показатель. Можно прожить с мужчиной всю жизнь и так и не захотеть от него детей. А можно через десять минут после знакомства представить себе пятерых. Послушай, Ань, мне кажется, ты слишком все драматизируешь.
- Ты думаешь?
На меня действительно вдруг накатило какое-то отчаяние, почти до слез. Как будто я уже заранее знала, что ничего у нас с Алешем не выйдет, что первая наша встреча была насмешкой судьбы, а вторая – просто издевательством. И лучше прекратить все это, пока еще не слишком поздно.
- Он что, сделал тебе предложение и дал время на размышления до завтра?
- Нет, но…
- Вот именно, что нет. А «но» - это уже твои выдумки. Куда ты гонишь, ямщик? Притормози. Я понимаю, ты сейчас целиком на эмоциях. Просто отпусти ситуацию, дай ей развиваться без пинков. Пройдет время, и будет видно, может из этого что-то получиться или нет.
- Легко тебе говорить, - вздохнула я.
- Ну да, конечно, легко, - хмыкнула мама. – Чужую беду руками разведу. Вот только никакая у тебя не беда, а всего лишь непростая ситуация. А ты тут устраиваешь какой-то драмкружок.
Милена завела страницу года на два позже Алеша, за несколько месяцев до свадьбы. И самым первым постом выложила фотографию, которая показалась мне смутно знакомой. То есть место на ней. Хотя в Брно я никогда не бывала.
Черт, да это же Прага. Смотровая площадка в парке Стромовка, который мы с Димкой исходили вдоль и поперек. Или все-таки что-то похожее?
Я увеличила фотографию. Нет, точно. Вот скамейка, которую не видно с дорожки – там смело можно было целоваться. И рядом кривое дерево.
Подпись: «Мое любимое место».
Ну и ладно, почему бы нет? Они с Алешем переехали в Прагу пять лет назад, когда умер его отец, но ведь могла же она и раньше приезжать. С ним или одна.
Милена выкладывала в основном фотографии – разных мест, собачки, себя в зеркале, поэтому одинокая строчка бросилась в глаза. Перед свадьбой – на следующий день появилась уже знакомая мне фотография на церковном крыльце. Это была довольно грубая идиома, которая в смягченном виде означала: если не можешь получить то, чего хочешь, жри что дают.
Интересное кино… Это о чем? В комментариях к посту ей задали аналогичный вопрос, но Милена не ответила.
Что-то было не так. Что-то такое я заметила, но не осознала.
Отмотав ленту назад, я снова прочитала подпись над фотографией смотровой площадки.
Вот оно! Любимое место по-чешски - «oblíbené místo». А написано было «oblíbané». Грамматическая ошибка? Опечатка? Или же производное от «líbat» - целовать? Слова такого нормативно не было, но получалось что-то вроде «мое место для поцелуев».
Ань, уймись, а? Это уже хрень какая-то, честное слово. Что ты вообще ищешь? Доказательства того, что Марта не дочь Алеша? Какое тебе дело, если он считает ее своим ребенком по факту? Ну да, вырвалось у него это, может, он и сам уже жалеет. Хотел бы знать наверняка – сделал бы анализ ДНК. Ты хотела найти ее фотографию – вот и ищи.
Я снова начала листать ленту. Фотографий Марты, как и самой Милены, было много. С рождения и до пятилетнего возраста. Я вынуждена была признать, что девочка очень симпатичная. И очень похожа на Алеша. Блондинка с карими глазами. Вот только ни одной новой фотографии Милены с Мартой и Алешем на странице я не увидела. Все те же две – крестины и в горах.
Вот тут уже можно было задуматься. Но опять же – к чему? То, что у них не клеилось, я и так поняла. Какое это теперь имело значение?
Да нет, имело. Если вдруг я все-таки решусь на отношения с Алешем - на серьезные отношения, - первым вопросом будет, смогу ли я поладить с Мартой. А для этого мне не помешает знать диспозицию. И не только со слов Алеша.
Я долистала ленту до самого конца, до последних записей. Фотография: Милена с Мартой и собачкой на прогулке. И самая последняя, на следующий день – несколько несвязных строчек. Без заглавных букв и знаков препинания.
Ощущение было такое, что писал человек не в себе. Может, пьяный. Или под наркотиком. Грубо, почти матом. Хотя чешский мат на русский мало похож – вялый и не слишком эмоциональный. Что-то невнятное о просранной - именно так – жизни и любви.
На телефоне у меня не было чешской раскладки клавиатуры. Я встала, включила компьютер и ввела в поисковик: «Milena Nováková bouračka». То есть автокатастрофа.
Сводка происшествий двухлетней давности скупо сообщила, что авария произошла в половине первого ночи в двадцати километрах от Праги. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, Милена Новакова превысила скорость, не справилась с управлением, выехала на полосу встречного движения и совершила столкновение с грузовиком, в результате чего погибла на месте. И произошло это примерно через час после того, как выложила на Фейсбук запись.
На фотографии едва можно было разглядеть съехавшую в кювет фуру и груду покореженного металла, некогда бывшего небольшой зеленой машиной. Если до этого мне было не по себе, то теперь начало буквально трясти.
Господи, во что же я влезла? Что произошло перед тем, как она это написала и полетела куда-то на ночь глядя? И зачем мне это понадобилось? В очередной раз любопытство сгубило кошку. Или… хорошо, что влезла?
Все, стоп! Иначе сейчас придумаешь себе какой-нибудь замок Синей бороды. История, конечно, мрачная, и вытянуть из нее, при хорошем воображении, можно что угодно. Но, может, стоит вспомнить интерпретацию собственного развода, которая доходила через десятые руки? Некоторые считали, что я ушла от Димки, потому что он пил, бил меня и изменял. Другие – наоборот, что он от меня ушел, потому что я изменяла. Хотя на самом деле Димка вообще почти не пил и на сторону не гулял, а у меня второй в жизни мужчина появился через полгода после развода.
Я посмотрела на часы. Половина четвертого. Хоть опять снотворное принимай.
Мне все-таки удалось уснуть. А разбудило в девять утра кваканье Вайбера. Алеш писал, что едет в Брно за Мартой и будет в Скайпе вечером, когда вернется. Это давало мне время… для чего? Просто время. Чтобы, к примеру, заняться работой. На курсах в августе были каникулы, новые группы начинались только с сентября, поэтому я набрала по уши переводов, которые сами себя переводить не торопились.
Прошло полтора месяца. Мы топтались на одном месте.
Нет, не совсем так. Смотря в чем.
Ежевечерние разговоры в Скайпе стали привычкой. Каждый день в одно и то же время, в половине одиннадцатого. Когда Марта уже спала. Полчаса или больше. Если Алеш куда-то уезжал или почему-то вечером не мог, перекидывались сообщениями в Вайбере. Иногда хотелось поболтать и днем, но обычно мы оба были заняты, и состыковаться получалось редко, разве что на несколько минут.
О чем мы только с ним не говорили! И разговоры эти становились все более чувственными. Нет, не прямо о сексе, но взгляды, тонкие намеки, когда едва ли не за каждым словом прячется «я хочу тебя»… Это было похоже на игру – причем игру всерьез. Так ведут себя люди, которые точно знают, что рано или поздно будут близки, но оттягивают это удовольствие, пока желание не станет нестерпимым.
Мы делали вид, что встретиться нам мешает расстояние. И работа. Но это было лукавством. Да, мы оба были очень заняты, и все же вполне могли бы выкроить два выходных. Алеш мог прилететь в Питер. Или я в Прагу. Но в этом пряталась хитрая ловушка. И ловушкой этой был именно секс.
С одной стороны, начинать серьезные отношения, не узнав, подходим ли мы друг другу в этом плане, было опасно. Да, конечно, раньше люди зачастую оказывались в постели только после свадьбы. Первая брачная ночь и все такое. Традиционно считалось, что если есть чувства, то и остальное приложится. Но… не всегда прилагалось. Вряд ли кто-то считал, сколько браков погибло из-за такой вот дисгармонии. Или держалось на каких-то иных подпорках – дети, деньги, привычка. Конечно, кто-то учится, подстраивается, однако если нет настроя на одну волну, хоть тысячу «Камасутр» прочитай. У нас с Димкой, пусть и не сразу, но получилось, и если бы не идеальный секс, наш брак, думаю, лопнул бы намного раньше.
В общем, кто-то со мной наверняка не согласился бы. И все же каждый прав для себя, если уверен в своей правоте, а я была стопроцентно уверена: если с сексом все плохо и нет никакого потенциала для исправления дел, чувства не помогут.
Впрочем, с Алешем была как раз обратная ситуация. Я почти не сомневалась, что у нас все получилось бы замечательно. Эту волну, общую частоту, я почувствовала еще в день знакомства, десять с лишним лет назад. Но как раз в этом и была главная опасность.
Допустим, мы встретимся, займемся сексом – и все будет прекрасно. Но телесный восторг имеет тенденцию выключать голову. Такая вот временная гормональная энцефалопатия. И хочется махнуть рукой на все прочие факторы: да какое это имеет значение, если в постели у нас все так великолепно? Ничего, как-нибудь… А я должна была принять решение трезво и взвешенно, потому что оно касалось не только нас двоих.
Иногда после разговоров с ним я по полночи вертелась без сна, представляя себе такое… По сравнению с этими моими… хм, фантазиями то, что я вообразила, когда мы гуляли по Петршину, было чем-то совершенно невинным. Детский сад – штаны на лямках.
Как-то раз я решила устроить небольшой шоппинг. В том числе пробежаться по магазинам нижнего белья, которое было моей страстью и настоящим фетишем. В отличие от многих женщин, я никогда не искала в своей фигуре всякие ужасные недостатки, не изводила себя диетами и фанатичным фитнесом. Будь такая возможность, я кое-что и подправила бы в себе, но в целом меня все устраивало. Во всяком случае, смотреть на себя в зеркало в красивой одежде… или почти без одежды… или вообще без одежды… в общем, смотреть на себя я любила. Немножко здорового нарциссизма.
Да, так вот пошла я за бельишком. Денег на него никогда не жалела, выбирала самое красивое и эротичное. Пытаясь посмотреть на себя глазами мужчины, который будет его снимать. И на этот раз, примеряя в кабинке нежно-сиреневый лифчик, отделанный черным кружевом, представила, что за моей спиной стоит Алеш и смотрит на мое отражение.
Даже не знаю, сколько времени я провела там, прижавшись лбом к холодному зеркалу и пытаясь отдышаться. В горле пересохло, сердце надсадно колотилось, как после стометровки. В результате вместо одного лифчика я купила три. И еще килограмм трусов. И три пары чулок.
А еще имелось то, что я называла - с некоторой долей иронии - «личной жизнью». Открывая новую дверь, надо было закрыть две старые. С Андреем я рассталась. Честно сказала, что встретила мужчину, с которым, возможно, что-то выйдет.
«Жаль, конечно, - вздохнул он. – Но так, наверно, будет лучше. Тебе надо замуж. Ребенка родить. А я с Натальей все равно не разведусь».
Был ли у меня соблазн отложить разрыв на тот момент, когда с Алешем все станет окончательно ясно? Ну а вдруг ничего не выйдет, и я останусь старухой у разбитого корыта? Если честно, то был. И немаленький. Да и разговор с Андреем произошел в постели. После секса. Угрызения совести? Немного не так. Скорее, досада и ощущение, будто сделала то, что мне уже не нужно. Но, по крайней мере, все стало понятно.
Хотя предстояло еще объяснение с Сергеем, когда он в следующий раз должен был приехать в Питер. Там все обстояло несколько сложнее. Отношения с ним в теории могли перерасти во что-то серьезное. А могли и не перерасти. Но после встречи с Алешем это уже было неважно. И решать проблему посредством Скайпа я точно не собиралась.
Раньше меня более-менее устраивало сочетание такого вот романтического «возможно» и практического «здесь и сейчас». Во всяком случае, как временный вариант – но все знают, насколько долгим может быть временное. Теперь все было иначе. Либо все, либо ничего.