Правда и пламя

Встреча на линии огня

Москва. Конец сентября.
Город дрожал от холодного дождя, отражая неон в лужах, будто в каждой из них — отдельная вселенная. Тонкая морось падала, не переставая, и казалась частью вечной пелены между людьми, огнями и темнотой.

Александра держала камеру под курткой и выругалась, когда очередной порыв ветра ударил в лицо. Пальцы замёрзли, зонт вывернулся. Она опоздала. Опять. Но редактор сказал: «Или ты привозишь мне репортаж — или возвращаешься в универ без практики».

На перекрёстке, оцепленном желтой лентой, дежурили двое полицейских. Машины мигали синим. Скорая уже уехала. Толпа редела.

— Добрый вечер, я журналистка, — сказала она, показывая пресс-карту, немного дрожащим голосом.
— Уже не вечер, — буркнул один из них. — Место преступления. Проход запрещён.

— Я просто сделаю пару снимков издалека, — она попыталась быть обаятельной, но тут же почувствовала на себе взгляд. Холодный. Пронзающий.

Из-за машины вышел мужчина. Высокий, в кожаной куртке и с коротко остриженной головой. Остановился в полуметре от неё. Свет от фар высветил его скулы, щетину, сосредоточенные глаза цвета чёрного кофе. В руке — сигарета, в голосе — сталь.

— Кто пустил её сюда?

Голос был не громкий, но в нём звучал приказ. Офицеры молча отступили, словно он был старше их всех вместе взятых.

— Александра Соколова. Пятый курс. Я стажируюсь в «Городских новостях», — она выпрямилась. — Мне нужно сделать материал. Сколько погибших? Есть ли версия?

— Ты думаешь, я дам тебе информацию, потому что ты молодая и симпатичная? — спросил он спокойно, затягиваясь. — Уезжай домой. Это не жёлтая пресса.

Саша напряглась.
— Я — не жёлтая. Я учусь. Это важно. Люди хотят знать, что происходит в их районе.

Он подошёл ближе. От него пахло табаком, кожей и чем-то острым, мужским, тяжелым.
— А ты знаешь, что такое убийство вблизи? Видела труп с разодранным горлом? Видела, как мать бежит по дождю и орёт, потому что её дочь уже не дышит?

Она сглотнула.

— Нет, — честно сказала. — Но я хочу знать. Я должна знать.
— Зачем?

— Чтобы потом рассказать правильно. Без грязи. Без лишнего ужаса. Только правду.

Он замолчал. Долго смотрел на неё. Она чувствовала, как от этого взгляда где-то внутри становится жарко, как будто её раздевают глазами. Не вульгарно — опасно. Так смотрят только те, кто умеет видеть людей насквозь.

— Волков. Детектив. — Он выкинул сигарету и раздавил носком. — Пять минут. Не ближе ленты. И если ты хоть на шаг переступишь — лично выгоню.

Она кивнула, не веря своему везению.

Пока она делала фотографии, он стоял в стороне и разговаривал по рации. Ни одного лишнего движения, ни капли эмоций. Но она чувствовала — его взгляд снова на ней. И каждый раз, когда поворачивалась — он отворачивался. Как будто между ними тянулась какая-то нить.

Саша свернулась под козырьком автобусной остановки, просматривая снимки. Волков подошёл ближе, глянул на экран.

— Тебе мало? — спросил.
— Всё отлично. Спасибо.

— Не благодари. Мне ещё тебя из отчёта вычеркивать.

Она усмехнулась, не отводя взгляда:
— Вы всегда такой...?

— Какой?

— Суровый.
— Слишком много лет смотрю на кровь. И на тех, кто её оставляет. Становишься черствым. Это защита.
— Но вы же всё ещё здесь. Не ушли. Не спились.

— Потому что не умею по-другому. А ты... — он задержал на ней взгляд чуть дольше, чем раньше. — …ещё можешь выбрать. Уехать домой. И забыть.

Она молча посмотрела на него. И вдруг, сама не понимая зачем, сказала:
— А если я не хочу забывать?

Он шагнул ближе. Теперь их разделяло меньше полуметра. Она чувствовала его дыхание. Его глаза обжигали.

— Тогда не жалуйся, если эта работа сожрёт тебя.

Саша не ответила. Только смотрела. Его пальцы скользнули по её подбородку, всего на секунду, как будто он проверял, не дрожит ли она. Потом отпрянул.

— Уходи. Пока не поздно. — И развернулся, исчезая за лентой, как тень.

Саша стояла и чувствовала, как внутри будто открылось что-то новое. Опасное. Притягательное. Она уже знала: это не была их последняя встреча.

Опасное любопытство

Прошла неделя. Но он всё не выходил у неё из головы.

Каждый вечер Саша ловила себя на том, что открывает сделанные тогда фотографии — и задерживает взгляд не на месте преступления, а на мужчине в кожаной куртке. На том, как он стоял, как держал сигарету, как смотрел.

Артём Волков.

Она нагуглила его в ту же ночь. Служба в уголовном розыске. Ранее — отдел по особо тяжким. Пять лет назад участвовал в раскрытии громкого дела об убийстве бизнесмена и его семьи. С тех пор — почти не появляется в СМИ. Зато в кулуарах его фамилия звучала часто. Строгий, принципиальный, с тяжелым характером.

Он не любил журналистов. А она, видимо, теперь исключение.

Саша сидела в редакции, когда зазвонил внутренний телефон.
— Соколова, к тебе участковый с Петровки. Говорит, ты снова сунулась туда, куда не надо, — раздражённо буркнул редактор.

— Что?.. — она встала, чувствуя, как сердце ушло в пятки.

На пороге стоял он. Волков. В чёрной рубашке и плаще. Мокрый от дождя.
— Собирайся. Пройдёмся.

— Я ничего не нарушала, — сказала она, беря сумку.
— Пока нет. Но близко.

Они шли по мокрым улицам. Саша держала зонт, он — руки в карманах.
— Ты следишь за делом? — спросил он без обиняков.
— Я проверяю факты. Никто не даёт информации. Я должна знать, как погибла та девушка. Это мой район. Это мои читатели.

— Это — мои мёртвые, — тихо сказал он. — И они не для дешёвого материала.

— Я не делаю дешёвых. Я делаю настоящие.

Он остановился.
— Убийца оставил улики. Мы подозреваем, что он действовал не в первый раз. А ты суёшься туда одна. С камерой. Без защиты.

— Я не маленькая, — огрызнулась она. — И я не дура.

— Нет. — Он снова подошёл ближе. — Ты — слишком умная. И слишком смелая. Это хуже. Потому что рано или поздно ты подставишься. А я... — он замолчал, сжал челюсть. — …я не всегда успеваю спасать.

Саша смотрела на него снизу вверх. Лёгкий дождь капал на ресницы.
— Я не просила вас спасать. Я попросила дать мне шанс узнать правду.

— А если правда — это ты в чёрном пакете? — он вдруг схватил её за руку. Не больно. Но так, как будто не хотел отпускать.

— Тогда я хотя бы умру не слепой.

Он злился. На неё. На себя. На то, что снова чувствовал — эту тягу. Этот огонь.

Саша приблизилась.
— Я не могу не думать об этом. О тебе. Об этом деле.
— Не лезь, Саша, — прошептал он. — Я старше. Я грязнее. Я из другого мира.
— А мне всё равно.

Молния ударила. Не на небе — в них.

Он наклонился к ней, и в следующий момент их губы столкнулись. Сначала резко, почти грубо. Она ухватилась за ворот его рубашки. Он прижал её к стене здания. Руки — жадные, уверенные, будто он держал в пальцах огонь и хотел обжечься намеренно.

Дождь усилился, капли стекали по её шее, по его рукам. Его язык проник в её рот, и она застонала — тихо, неожиданно для самой себя. Он прижался бедрами, и она почувствовала, как сильно он возбужден.

— Чёрт… — он отпрянул, будто очнувшись. — Это была ошибка.

— Почему? — прошептала она, всё ещё прижатая к стене.
— Потому что я хочу тебя. Прямо здесь. А у нас место преступления — не мотель.

— Тогда покажи мне, что ты сделаешь, когда это будет не улица, — улыбнулась она.

Он выдохнул.
— Будь осторожна, Саша. С некоторыми желаниями надо быть очень, очень осторожной.

И снова ушёл.

На этот раз она точно знала — они не закончили.

Расследование под кожей

Они больше не общались. Неделю.

Но Саша знала: он думает о ней. Потому что в редакцию звонил какой-то мужчина и, не представившись, уточнял, «бывает ли Александра Соколова одна на выездах». Она узнала этот хрипловатый голос сразу, даже сквозь фоновый шум. Он следит. Он оберегает. И — он не может забыть.

Так же, как и она.

Вечер. Саша, вернувшись с очередной скучной съёмки, увидела на экране телефона сообщение с незнакомого номера:

Переулок Сыромятнический, 22. Задний вход. Никому не говори.
— В.

В. Волков. Конечно.

Здание выглядело заброшенным. Старый бизнес-центр, где раньше располагалась типография. Серое, облупившееся, с пыльными окнами. Задняя дверь была приоткрыта.

Саша на секунду замерла. Сердце колотилось. Это мог быть фатальный выбор. Но она вошла.

Он ждал её внизу, в полуподвальном помещении. Пыль, бетон, холодный свет лампы на проводе, висящей прямо с потолка. Запах гари и старой бумаги.

— Что это за место? — спросила она, оглядываясь.

— Здесь нашёлся один из улик. Никто не должен знать, что ты здесь.

— Почему ты вызвал меня?

Он смотрел на неё долго. Слишком долго.

— Потому что я не могу разобраться. С делом. С собой. С тобой.

Он подошёл ближе. Саша чувствовала, как по коже идут мурашки. Он больше не скрывал взгляда. Его глаза — тяжелые, тёмные, насыщенные голодом.

— У тебя столько глупости, — сказал он, — и столько храбрости. Это сводит с ума.

— Тогда сделай что-нибудь с этим, — сказала она.

Он резко схватил её за запястья. Прижал к стене. Плотно. Но не больно. Его лицо — в сантиметре от её.

— Я хочу тебя. Но если я начну… — голос охрип. — …я не смогу остановиться.
— Не останавливайся, — прошептала она, прикасаясь губами к его щеке.
— Не здесь, — выдохнул он, и отступил, с трудом, сдерживая себя.

Он развернулся, прошёлся по комнате. Руки тряслись. Он провёл пальцами по волосам, будто пытаясь выйти из себя.
— Чёрт, Саша. Ты не понимаешь… Я был на грани. Сорваться на подозреваемого. Убить. А потом думаю — я сорвусь на тебя.
— Так сорвись.

Он снова подошёл. Но теперь — медленно.
— Ты не просто девушка, ты — искра в комнате, залитой бензином. Я трону тебя — всё сгорит.

— Я не боюсь.
— А я боюсь.

Они смотрели друг на друга. Всё сжималось. Молния не ударила — она тлела. Секунда за секундой. В воздухе было слишком тесно от жара, от желания, от напряжения.

Он медленно провёл пальцами по её лицу. Ласково, будто касался впервые чего-то чистого. Его рука спустилась к её шее. Она замерла. Закрыла глаза.

— Уходи, — тихо сказал он. — Пока я всё ещё человек.

Саша кивнула. Медленно. Без слов. Повернулась — и вышла, не оглянувшись.

На улице она сделала первый вдох. Только тогда поняла, что всё это время не дышала.

А он остался внизу. Один. С пульсом, бьющимся в висках. С ароматом её кожи на пальцах. С жаром между ног, от которого невозможно было избавиться.