Олеся
Музыка наполняет тело и заставляет двигаться ей в такт, виляя бедрами в самом центре танцпола ночного клуба. Выпитый алкоголь раззадоривает, проникая во все клеточки головного мозга, и я отдаюсь моменту. Двадцать лет — шикарный возраст для того чтобы наслаждаться жизнью и не думать ни о чем, кроме веселья, собственно, я так и делаю, опрокидывая очередной шот и снова врываясь в гущу сумасшедших танцев. Несколько парней пристраиваются сзади, пытаясь ладонями коснуться меня, но я ловко лавирую меж ними, продвигаясь дальше.
Я отдаюсь моменту, наслаждаясь каждой частью тела безудержным весельем. Зинка танцует рядом, ее красные волосы развеваются в такт музыке. Мы беремся за руки и кружимся по танцполу, как сумасшедшие. Запах пота смешивается с парфюмом и сигаретным дымом. Тусовки в ночных клубах втайне от родителей стали нашей традицией. Зина сбегала от своих предков через пожарную лестницу и дыру в заборе, а я выходила беспрепятственно, потому что отец вечно пропадал на работе. Ему нет до меня никакого дела. Бизнес превыше всего, и даже охрана уже не сопротивляется моим выходкам, пуская все на самотёк. Они знают, как бы не пытались удержать меня в золотой клетке, я найду способ сбежать, потому что мне скучно.
— Смотри какой красавчик! — подруга хватает меня за рукав платья и тычет пальцем в парня у барной стойки. Точно красавчик: гора мышц, широкая спина, руки с выступающими венами и шикарный зад. — Пойдем знакомиться?
— Иди, я не хочу, — отмахиваюсь, у меня нет цели уйти отсюда в компании парня, я просто хочу развлечься, а для этого не обязательно нужен мужик. — У меня другая идея.
Я заговорчески хлопаю ресницами и направляюсь к барной стойке, где беру ещё один шот и опрокидываю его в себя. Голубая жидкость приятно обжигает горло и запускает в голове бурный мыслительный процесс, побуждая к действиям. Я подмигиваю Алексу — местному бармену, мы давно знакомы, и он сразу понимает, что я задумала.
— Нет, Лесь, — тянет меня за руку, пытаясь удержать, но он слишком плохо меня знает. Я не отступлю.
— Да, Алекс, — в два счета заползаю на барную стойку и, взяв в руки бутылку текилы, что так удачно стоит без своего хозяина, начинаю танцевать. Музыка пульсирует в груди, басы приятно обжигают кожу, обволакивая и согревая.
Слышу восторженные крики молодых людей. Несколько из них забираются ко мне, и мы подхватываем мелодию, позволяя себе совсем неподобающее поведение, забывая обо всем. В трезвом состоянии я бы себе не позволила такого — танцевать с незнакомцами на барной стойке и, о боже, целоваться с одним из них. Но сейчас это так приятно, что я отвечаю на поцелуй, чувствуя, как его руки обхватывают мою талию, прижимая к себе.
Музыка приятно бьет по барабанным перепонкам, вкус текилы обволакивает рецепторы, а мужские руки до потери пульса сжимают талию, пока язык пытается проникнуть в рот. Я теряюсь в ощущениях, закрываю глаза и не сразу понимаю, что меня куда-то оттаскивают.
Когда разлепляю веки, вижу папиного охранника, снявшего меня с барной стойки и перекинувшего через плечо. Черт, вот это совсем не к добру. Бью его кулаками по спине, но эта махина даже не искривляется от боли, только удобнее перехватывает меня и уносит из клуба.
— Отпусти меня! — кричу ему куда-то в спину, сопротивляюсь, чуть ли не кусаю, но он непоколебим. — Поставь меня на землю, придурок! Я пойду сама!
Зинка бежит за нами, хватает охранника за руку, но он грубо ее отпихивает. Она одними губами произносит «прости», и больше я не слышу ни музыки, ни басов, потому что мы выходим из клуба. У машины громила ставит меня на землю, и я решаю, что это шанс сбежать, иначе меня доставят к папе и будет несладко. Папа не любит мои выкрутасы, он вообще не любит, когда со мной сложно, а я делаю всё, чтобы было сложно.
Пока громила возится с машиной, я делаю деру: бегу вперёд — куда глаза глядят. Вот только спотыкаюсь и падаю в сильные мужские руки. От спасителя пахнет дорогим парфюмом, аромат которого я узнаю с закрытыми глазами.
Папа.
— И куда бежим? — чуть грубее, чем обычно, хватает меня за руку и тащит в машину.
Конец веселью. Начало лекции. Снова будет говорить, какая я плохая дочь, и какой он хороший отец, потому что делает все, чтобы мне было комфортно жить. Все, да не все. Он не присутствует в моей жизни как папа, и это самое обидное. Я из кожи вон лезу, чтобы обратить на себя внимание, а он не видит. То в школу-пансион отдаст на обучение, лишь бы не возиться со мной, то в универ запихнет на платку в другой город, чтобы я глаза не мозолила. А я хочу быть любимой дочкой своего отца: слышать, как он ласково называет меня Леся, как покупает самые обычные вкусные пирожки с вокзала, как целует перед сном, а не бросает на попечение нянек и идёт работать. Работа — вот его жена, дочь и мать. Я для него лишь обуза!
Пристёгиваюсь и открываю окно. Прохладный воздух освежает голову и слегка отрезвляет. Кошусь на отца, он сжимает руки в кулаки и играет желваками. На лице гримаса гнева и злости. Ещё бы, я же отплясывала на барной стойке с мужиками и целовалась с ними, пока он думал, что я мирно сплю в своей кровати.
Белые ночи в самом разгаре. На улочках Питера сплошь и рядом веселье. Уличные музыканты развлекают публику, играя любимые песни группы «Кино», на корабликах катаются под разводными мостами, проводят ночные экскурсии по городу — на воде и пешеходные. Романтика да и только! А я еду домой с отцом, настроенным очень агрессивно. Я слышу, как он тяжело дышит, словно разъяренный бык, и это немного пугает. Но если честно, мне совершенно не стыдно.
Оказывается, папино «Я нашел тебе работу» означало, что он записал меня на собеседование в офис к своему конкуренту, ещё и целую нотацию прочитал, как я должна себя вести. Прилично, без моего залихвасткого поведения, без выпендрежа и соглашаться на все, что мне скажут.
Я делаю все с точностью до наоборот: надеваю кожаную мини-юбку и белый топ с явным декольте, прекрасно понимая, что это совершенно точно не офисный стиль. Наношу на губы ярко-красную помаду, глаза выделяю черной подводкой, распускаю волосы и конечно же — шпильки. Куда без них? Подбирая образ, я ощущаю в себе внутренний бунт против папы и его поведения. Никто ещё не указывал мне, где я должна работать и как должна себя вести. Даже отец.
Спускаюсь вниз по лестнице, нарочно проходя мимо кухни, где отец говорит по телефону. Цокаю каблуками, привлекая к себе его внимание. Он, заметив меня, вмиг покрывается краской — то ли от стыда за меня, то ли от злости. Я не знаю и знать не хочу, забираю сумку, выхожу из дома и сажусь в машину такси.
В зеркало заднего вида вижу вышедшего на крыльцо отца. Его лицо вытягивается от ярости, он недовольно качает головой, бессильно вздыхая. Да, папуля, я не буду такой, какой хочешь ты. И я сделаю все — лишь бы не работать там, где хочется тебе. Принеси-подай я точно не буду.
Нарочно прошу таксиста включить радио на полную громкость и под сверкающий яростью взгляд отца уезжаю прочь от дома, уже представляя лица сотрудников офиса. Вульгарность наряда и несоответствие мероприятию зашкаливают, и это греет душу, потому что так вероятность, что мне скажут «нет» при входе в офис становится выше. Они решат, что я либо сумасшедшая, либо просто тупая, раз пришла устраиваться в офис секретаршей, как выразился вчера отец, в образе дешёвой шлюхи.
Машина подъезжает к большому бизнес-центру, и я с улыбкой на лице выхожу из такси, цокая каблуками. Офис этого Матвеева находится на двадцатом этаже, видимо, так же высоко, как и его самооценка. Ненавижу я бизнесменов, у них только работа на уме. Отец тому доказательство. Наверное, поэтому большая часть из них к сорока либо неженаты, либо разведены, либо имеют помимо жены ещё с десяток разных любовниц, потому что нормальная женщина не выдержит помешанного на работе мужика.
Охранник с изумлением окидывает меня взглядом, на несколько секунд теряясь во внушительном декольте. Я протягиваю заранее выписанный по милости отца пропуск и шагаю к лифту. Стеклянная кабина ползет вверх, отсчитывая один этаж за другим, а я поправлю волосы в зеркальную стену лифта, довольная своим видом. Система оповещает о прибытии на двадцатый этаж, и двери кабины разъезжаются. Передо мной предстает просторный холл с мраморными стенами и полом. Дорого, богато и безвкусно.
В приемной никого. Оно и понятно, ищут ведь секретаршу. Я останавливаюсь у двери с табличкой — «Генеральный директор ООО «Матвеевстрой» Матвеев А.Л.», натягиваю на лицо вежливую улыбку и для виду стучу несколько раз. Тишина в ответ радует, поэтому, долго не думая, я делаю несколько шагов назад, намереваясь уйти. Однако дверь всё-таки открывается.
Шатен в строгом костюме с приятными чертами лица с удивлением осматривает меня. Его серые глаза скользят вниз, к бёдрам, а потом выше, задерживаясь на декольте. Он облизывает губы, на секунду явно задумываясь о чем-то пошлом, берет себя в руки и басом спрашивает:
— Вы к кому? — поправляет галстук, чуть оттягивая его вниз, явно пропуская кислород в лёгкие.
О да, мой внешний вид произвел то самое впечатление, которого я и ожидала.
— И вам здравствуйте, — язвлю, одновременно накручивая на указательный палец прядь волос. — Я на собеседование… Мне сказали, вы ищите секретаря.
Матвеев завороженно смотрит на меня несколько секунд, видимо, борясь с внутренним желанием. Вижу, как его глаза на мгновение задерживаются на моих губах, после чего он отводит их в сторону. Прокашливается и бросает с издевкой в голосе:
— Я ищу секретаря и личного помощника, а не девицу по вызову, — его слова ничуть не задевают. Я мысленно ликую. — Как ваше имя? Вычеркну вас из кандидатов. Вы ошиблись этажом. Эскорт набирают на два этажа выше.
— Князева Олеся Игоревна, — бросаю вскользь.
Представляю лицо отца, когда я скажу, что меня не приняли. Он будет в бешенстве, а я наконец-то добьюсь своего. Я найду себе работу лучше и проживу без его денег — лишь бы не делать то, что велит он.
— Ваш отец не научил вас в детстве понятию дресс-код? — в его глазах загорается какой-то огонек. Мне кажется, или этот огонек выражает неподдельный интерес? — Проходите в кабинет, переговорим.
— Знаете, я не очень-то люблю слушать своего отца и на работу в качестве личной обслуги богатого мужика я тоже не хочу, — фыркаю, убирая волосы назад и открывая доступ к декольте ещё больше. Пусть смотрит и отключит мозг, к я спокойно себе уйду.
Его брови слегка приподнимаются, а губы искривляются в ухмылке:
— Надо же, как дерзко, — он скользит взглядом к декольте, снова облизывая нижнюю губу, и возвращается к лицу. — Соискатель, который с порога заявляет о том, что не собирается тут работать. Впервые такое вижу.
Матвеев расслабленно облокачивается о дверной косяк своего кабинета и с игривым тоном продолжает:
— Или вы пришли за чем-то другим? — отталкивается от косяка и подходит близко — совсем вплотную. — У вас есть что мне предложить?
Антон
Князева Олеся Игоревна — двадцать лет, окончила школу круглой троечницей, несколько приводов в полицию. Состояла на учёте в детской комнате полиции, потому что подожгла кабинет директора в школе. Поступила в МГУ на педагога по химии, но была отчислена из-за неуспеваемости со второго курса. Не девочка, а бандитка какая-то.
Делаю глоток ароматного кофе, который должна была сделать мне моя новая секретарь, и сверяю наручные часы с настенными. Девять сорок пять. Она опаздывает на работу и не снимает трубку. Саша — мой личный менеджер — быстро нашел для меня все ее контакты, это не составило труда. Набираю очередной раз и слышу мелодию за стеной.
— Явление Христа народу, — выхожу из кабинета — недовольный и злой.
Внутри бушует ярость. Ненавижу, когда кто-то опаздывает и ставит ни во что мои указания и правила. Эта девчонка ведёт себя так, словно она тут царица, а не обычный наемный работник. Она даже не смотрит на меня. Бросает сумку на стол, вытаскивает из нее телефон и наушники, вставляет затычки в уши и вальяжно садится в свое кресло.
Кажется, у меня дёргается глаз от ее дерзости. Или это нервный тик. Не знаю, но ощущения так себе. Я закипаю от злости, но все же держусь, решая дать ей шанс исправиться. Осматриваю ее. Нет, она издевается. Джинсовые короткие шорты и розовый спортивный топ. На ногах шлепанцы. Она с пляжа вернулась или на работу пришла?
Считаю от одного до пяти, чувствуя как играют мышцы на шее. Медленно вдыхаю и также медленно выдыхаю. Не помогает. Давно меня никто не выводил из себя так, что кровь кипит в жилах. Обхожу стойку для документов, как у ресепшн в отелях, и подхожу ближе.
Олеся залипает в телефон. Её каштановые волосы заплетены в пучок, открывая доступ к лебединой шее, на лице — безразличие. Вырываю у нее гаджет из рук и один наушник, бросаю все на стол с такой силой, что экран смартфона чуть ли не трескается. Этим наконец-то привлекаю ее внимание к себе.
— Они стоят денег, — отвечает она, переключаясь на рассматривание своего маникюра.
— Которые я буду платить тебе за работу, — играю желваками, размеренно дыша. — Ты опоздала на сорок пять минут. Мало того, что не объяснила причину опоздания, так ещё и не поздоровалась и тут же уселась за свой телефон. И в чем это ты? Я просил прийти в приличном.
— Не нравится моя одежда? — игриво улыбается, ставит ладошку на свое бедро и ведёт ей выше.
— Не нравится твое поведение, — стараюсь не смотреть на идеальные бедра и жемчужную кожу. Молодая, красивая, очень сексуальная. — И у нас дресс-код. Офисный стиль. Ты ведь знаешь, что это такое?
— Конечно, знаю, — невинно пожимает плечами. — Дело в том, что весь этот офисный стиль и работа… Мне пофиг, понимаете?
Продолжает вести рукой вверх — талия, грудь, пока не дотрагивается до лица, после чего кладет указательный палец в рот. Это уже ни в какие ворота, честное слово. Сглатываю, делая глубокий вдох. Если она продолжит так себя вести, я потеряю контроль не только над ситуацией, но и над собой.
— Ты на работе, у нас правила. Ты — секретарь, и в приёмную заходят люди. По сути, ты лицо компании, а сейчас ты выглядишь так, словно пришла на пляж. У тебя пять минут на то, чтобы привести себя в порядок, — не стану играть в ее игры. С меня достаточно. Я слишком стар для этого.
— Ладно, — усмехается, соглашаясь.
Неужели я ее уговорил? Аллилуйя! Отхожу назад, дабы вернуться в кабинет. Хочу ещё кофе, но лучше виски со льдом. Правда, со вторым придется повременить, потому что через полчаса у меня совещание с начальниками отделов. Будем говорить о работе по подготовке документов для участия в тендере на закупку участка земли у Лахты для того чтобы построить там пространство для молодежи с различными выставками, магазинами и прочими классными штуками, которые сейчас в моде.
— И да, сделай мне кофе, — разворачиваюсь к ней лицом, жалея, что я поверил в ее отступление. — Что ты творишь?
Она снимает с себя топ и шорты, оставаясь в одном лишь кружевном белье. Точеная фигурка, аккуратная грудь, плоский животик, длиннющие ноги и, боже, просто восхитительные изгибы талии. На секунду подвисаю, забывая о том, где мы находимся, и кто передо мной — взбалмошная девица, требующая к себе внимания. И у нее это неплохо получается.
— Кофе? — шагает к кофемашине и наклоняется, демонстрируя себя во всей красе. — Капучино? Латте? Или американо?
Её голос становится томным, а у меня пульсирует в голове и ещё кое-где. Что у нее на уме?
— Ты с ума сошла?! — давлюсь слюной, пытаюсь взять себя в руки. Не каждый день передо мной ходят молодые девицы в чем мать родила. — Немедленно оденься!
— Иначе что? — Олеся делает шаг ко мне навстречу и шепчет одними лишь губами, проводит пальцами по своим ключицам, издеваясь. — Накажете меня?
Поворачивается ко мне и выпячивает зад, немного виляя им. Пульс учащается, в голове мелькают самые что ни на есть пошлые мысли. Борюсь с желанием ударить ее по заднице и вцепиться в губы страстным поцелуем, выходит слабовато.
— Немедленно оденься, — повторяю твёрже, чем до этого.
— Мне не во что, — разворачивается, невинно хлопает длинными ресницами и заводит руки за спину. — Или вас и это не устраивает? Но тогда мне придется раздеться полностью…
Олеся
Весь рабочий день в приемной какой-то аншлаг. Люди приходят и приходят, я устала носить кофе в кабинет Матвеева и вежливо улыбаться. А ещё постоянно думать о том, что попросил меня отец.
Как бы это ни было прискорбно, Матвеев оказался прав: отец заставил меня устроиться к нему на работу для того чтобы заполучить документы по тендеру. Чтобы вывести компанию Матвеева из игры, потому что победа в тендере позволит получить государственную поддержку в виде финансирования и рекламу. Не то чтобы у компании отца нет денег, есть, и много, но такой тендер — это шанс закрепиться на рынке в числе лидирующих, если не занять первые позиции. Отец всегда любил быть первым. И такой шанс он не упустит.
Я даже не сходила на обед. Живот урчит и сводит позывами, потому что внутри пусто. На одном лишь кофе не проживёшь и далеко не уедешь. Я с удовольствием кричу «ура», когда часы пробивают шесть вечера, и я могу свалить нафиг из этого офиса. Снимаю туфли и надеваю обратно шлепанцы, и плевать, что я в платье. Какое же счастье ощущать под ступнями ровную поверхность!
Матвеев выходит из кабинета. Судя по внешнему виду — уставший, но довольный. Рассматриваю его. Пиджака нет, рубашка расстёгнута на первые несколько пуговиц, галстук болтается где-то на шее. Выглядит довольно сексуально.
— Ты ещё не ушла? — спрашивает он практически безразлично, но я улавливаю в его тоне тень интереса.
— Я жду такси, — я лгу, потому что машину так и не вызвала.
Живот предательски громко урчит, вызывая у Матвеева ухмылку, а меня заставляя покраснеть. Он облокачивается на стойку и смотрит на меня с интересом, но не с тем пошлым, который был с утра, а с другим — каким-то новым для меня.
— Не обедала? — киваю, а он недовольно качает головой, словно разочарованный родитель. — Поехали, отвезу тебя на ужин. Знаю одно хорошее место, заодно кое-что обсудим.
Домой я не хочу, но ехать с ним — тоже. Играть в его игры, быть пешкой в его игре или в игре отца — это точно мне не нужно, но он так пронзительно смотрит, что я не могу отказать. Или просто сама хочу провести с ним время вне работы. Эта ситуация с утра так и вертится в голове…
Не могу забыть его губы на моей шее и то, как он хрипло шептал. Боже, меня отшлепал взрослый мужик, я ходила перед ним практически голышом, о чем я вообще думала? Задница до сих пор горит, а внутри все сжимается от смеси возбуждения и страха. У него есть власть, и это меня заводит.
— Поехали, — соглашаюсь.
Матвеев открывает мне дверь, и мы вместе выходим из приемной, спускаясь вниз и останавливаясь у лифта. На нас оглядываются несколько сотрудников, и я специально жмусь к их начальнику ближе, мне нравится вызывать подозрения у людей. Он моих действий не одобряет, отходит, пропуская меня в лифт первой, только потом входит сам.
— Не надо так делать, — начинает Матвеев, чуть ли не скрипя зубами. — Я тебе не мальчик, на работе исключительно деловые отношения.
Чуть ли не прыскаю от смеха. То, что было утром, — это деловые отношения? Боюсь тогда представить, что для него не деловые отношения.
— Отшлепать своего секретаря, по-твоему, — деловые отношения? — сверкаю глазами, пока лифт спускается на первый этаж. — Или ты уже забыл?
— Это мера воспитания, — не смотрит на меня, делая вид что ему плевать. — Дис-цип-ли-на.
Целит медленно, словно пробует дорогое вино на вкус и наслаждается.
— Так себе методы, — смотрюсь в зеркало, замечая на щеках милый румянец.
Это я в его присутствии так краснею? Князева, ты в своем уме? Ему сорок лет, он тебе в отцы годится. Или в папочки — ехидно подкидывает дьявол на плече.
— Зато ты весь день ходила паинькой, — двери лифта разъезжаются, и Матвеев выходит. Я успеваю заметить ухмылку на его лице — самодовольную и противную, от которой у меня все поджилки напрягаются.
— Я не хотела тебя позорить, — не унимаюсь, хочу быть правой.
— Вот и умница, — его охранник открывает мне дверцу машины, когда мы подходим к дорогущей Ауди. — Хорошая девочка. Будешь так себя вести, я тебя награжу. Не все же наказывать.
Сажусь в машину, краснея от ушей до пальцев ног. От его слов внутри все переворачивается. Не знаю, как это возможно, но Матвеев сводит меня с ума — то наказывает, то поощряет, а этот властный тон… Почему это на меня воздействует?
Антон Львович садится рядом, за водительское кресло — охранник. Машина трогается, кондиционер дует в лицо прохладным потоком, но это не спасает. Такая близость с Матвеевым пугает и возбуждает одновременно. Я поворачиваюсь к окну, рассматривая любимые улочки. Мобильный разрывается от уведомлений, но я не спешу взять его в руки. Почему-то рядом с Антоном Львовичем делать что-то без спроса кажется неправильным. Мы уже не не работе, а я все ещё ощущаю себя под его чутким руководством.
— Такой ты мне нравишься больше, — он по-хозяйски ставит свою теплую ладонь на мое бедро. Мурашки предательски ползут по телу, а в голове воспроизводятся картинки утра. — Тихая, покорная, послушная.
— Ты всегда так ведёшь себя со своими сотрудниками? — скидываю его ладонь и шиплю, чувствуя себя так, словно я — его игрушка.
— Как? — усмехается, снова ставит ладонь на мое бедро и сжимает кожу. Как же приятно. — Так? — продвигает ладонь выше, пальцами проникая под ткань платья. — Или так?
Олеся
Просыпаюсь с утра с опухшим от слез лицом. Оказывается, вставать в семь утра — то ещё испытание, особенно если ложиться перед этим в три часа ночи. Сегодня решаю не испытывать терпение Матвеева, поэтому надеваю белую блузку и офисную мини-юбку, в виде перчинки — колготки в сеточку. На ноги — лоферы, я так устала от каблуков, что готова хоть целый день ходить босиком.
С отцом я вчера не виделась, он снова всю ночь пропадал на работе или со шлюхами. Тут я точно сказать не могу — он мне не докладывает.
Делаю себе кофе и жарю яичницу, чтобы не быть голодной весь день. Обед я снова не беру. Закажу доставку, у меня ещё остались деньги, тем более — Матвеев выдал мне часть аванса наличными, когда решил, что отец отобрал у меня деньги.
— Доброе утро, — слышу сзади хриплый голос отца. — Как прошел твой первый рабочий день?
— Не делай вид, что тебе это интересно, — язвлю, садясь за стол и с аппетитом рассматривая яичницу.
Готовить я не умею. Максимум — отварить/поджарить яйца. За меня всегда это делают домработницы, а я просто ем. Никогда не интересовалась кулинарией, да и желание готовить не возникало.
— Мне интересна та часть, что касается документов по тендеру. Как успехи?
Отец садится напротив и смотрит на меня пронзительно и требовательно, ожидая хоть каких-то результатов. Что я могу ему сказать? Вместо того чтобы пытаться урвать документы, я играла на нервах Матвеева, соблазняя его и получая оргазм в его машине.
— Ты же понимаешь, что буквально заставляешь родную дочь ложиться под сорокалетнего мужика, чтобы получить какие-то там документы, — фыркаю и стараюсь не смотреть на него.
Ещё вчера я не осознавала эту часть его задания. Теперь понимаю, что фраза «мне нужны документы любой ценой» значит — если придется переспать с Матвеевым, чтобы дезориентировать, я буду должна это сделать.
— Моя дочь танцует в ночных клубах на барной стойке и целуется с незнакомцами, не думаю, что её напугает секс с сорокалетним мужиком, — отрезает он, а у меня внутри все ломается.
Мой папа не против того, что я при выполнении его задания раздвину ноги перед мужиком, старше меня вдвое. Это точно мой папа говорит? Что с ним происходит? Бизнес превыше всего — даже семьи?
— Ты никогда не задумывался, почему я так себя веду? — спрашиваю, поднимая на него глаза, полные надежды и желания быть маленькой Олесей — его дочуркой. Как раньше, когда мама была жива.
— Потому ты взбалмошная, инфантильная и помешанная на деньгах девочка, — он отвечает, даже не задумываясь, попадая каждым словом в сердце, словно стрелой. — Тут и думать не надо, все на поверхности. Поэтому, если будет нужно, ты переспишь с ним.
Твердо. Резко. Не желая слушать возражений. У меня внутри кипит от злости и непонимания. Как так можно? Как можно такое говорить своей дочери? А если бы его конкурентом был бандит и убийца? Маньяк? Старик? Он бы тоже подложил меня под такого человека, потому что бизнес — важнее дочери?
Как можно настолько потерять человечность, что собственная дочь становится разменной монетой в играх за деньги? Он не просто отвергает меня, он унижает — растаптывает мое достоинство, превращая в инструмент для игр. Но самое страшное в том, что папа делает это с такой холодной расчетливостью… у меня мурашки по телу и неприятная дрожь.
Не доедаю завтрак, встаю и выхожу из дома. Папины слова и мысли буквально выворачивают наизнанку. Звоню Зине, и мы болтаем всю дорогу к офису, обсуждая последние новости. Зинка укатила со своим бывшим парнем в Париж, и теперь рассказывает мне, какая красивая Эйфелева башня, какие там вкусные булочки и кофе, а ещё — добрые люди и тепло.
Её беззаботный голос и смех успокаивают, хотя внутри все ещё клокочет после утреннего разговора. Я вешаю трубку и смотрю на время — я снова опоздала. На целых двадцать пять минут.
Когда я вхожу в офис, Матвеев сидит в моем кресле и пьет кофе. Он тут же смотрит на часы и недовольно цокает.
— Двадцать пять минут, — протягивает, — когда мы придем к тому, что ты не опоздаешь? Судя по статистике, в пятницу ты приедешь вовремя.
— Встань с моего кресла, — ехидно на него смотрю, бросая на стол сумку.
После разговора с отцом каждое замечание воспринимается как упрек, я не могу забыть его слов, и это убивает изнутри.
— Так когда же ты придешь вовремя? — Антон Львович демонстративно отхлебывает кофе и наслаждается моментом своей власти надо мной.
Вчера я бы поиграла с ним в эту игру, но не сегодня. Сегодня я не хочу совсем ничего. Сначала отец, теперь этот козел… Кровь кипит внутри, хочется ее успокоить, выплеснув всю свою агрессию прямо на смазливой мордашке Антона Львовича.
— Никогда, — психую и несильно ударяю его по ноге носком лофера. — Встань же ты уже наконец!
Практически срываюсь на крик и не понимаю как начинаю плакать. Эмоции вырываются наружу, и я даже не обращаю внимание на Матвеева, подскочившего с кресла и разлившего на себя кофе. Его сильные руки обхватывают меня за талию и тянут на себя. Он несильно подталкивает меня в спину, и мы скрываемся в его кабинете.
Матвеев усаживает меня в свое кресло и садится на стол напротив, осторожно стирая подушечками пальцев мои слезы. Я поднимаю глаза: его взгляд полон тревоги и нежности.
Антон
Делаю глубокий вдох, потом медленный выдох, пытаясь привести свое бешеное сердцебиение в норму. Сука. Я был уверен, что у нас все случится. Я хочу эту несносную девчонку во всех позах. На всех поверхностях. Она слишком горячая и слишком сильно воздействует на мои нервы. Проклятье.
Не могу перестать о ней думать, она слишком соблазнительна и желанна, и каждая наша встреча — пытка для меня. Обычно я не сплю со своими сотрудниками, но Олеся — особый случай. Я только увидел ее, и понял, что хочу почувствовать себя в ней, изучить каждый миллиметр кожи и долго слушать, как она кончает. Это безумие, она права, но я не могу остановиться.
Вот только безумию свершиться не было дано. Саша Козырев — личный менеджер, помощник и просто отличный парень. Был, пока не застал меня на коленях перед Олесей. Его реакция все ещё не даёт мне покоя, поэтому я решаю устроить допрос. Ему. С ней я поговорю позже.
— В переговорную пойдем, — захожу в стеклянные двери кабинета, встроенного в мой личный офис.
Переговорная встречает меня своим характерным интерьером: длинный стол, вокруг которого расставлены удобные стулья. Особая гордость — продуманное освещение: яркий свет позволяет чётко считывать любые эмоции собеседников, будь то подчинённые или потенциальные партнёры. Здесь я провожу множество важных встреч, и каждая деталь помещения работает на создание нужной атмосферы для деловых переговоров.
— Вы сами просили зайти к вам в половину одиннадцатого, — начинает оправдываться Козырев, заметно волнуясь. У него бегают глаза, а ещё он вертит пуговицу на рубашке.
Я сажусь в свое кресло, указывая ему на стул рядом. Он садится, и я рассматриваю его: высокий, симпатичный брюнет с выразительными карими глазами и множеством веснушек на лице. Раньше я не обращал внимание на его внешность, но сейчас зачем-то откровенно пялился.
Олеся его знает. Откуда? Что их связывает? Я не ревновал, нет, но мне не нравится, когда в поле зрения моего объекта желания появляется кто-то ещё. Я дикий собственник.
— Знаю, но ты должен был постучаться, — отбиваю пальцами по столу, думая, как бы начать разговор. Ничего толкового в голову не приходит, поэтому спрашиваю прямо и без уверток. — Почему не сказал, что знаешь Олесю, когда искал ее номер телефона? Как познакомились?
— Не подумал, что это важно, — Саша смотрит с каким-то отвращением, я вижу в его взгляде нотки осуждения. — Не поймите меня неправильно, но ей всего двадцать. И то, что я видел… вы же понимаете…
— Не лезь туда, куда я не просил! — рявкаю на него.
Что это за новости такие? Какое он имеет право мне указывать, что я должен делать, а что — нет. Кровь мгновенно закипает, разгоняя по венам злость. Его моральные принципы не имеют никакого отношения к моим делам. И уж точно не ему читать мне нотации о разнице в возрасте. Если он знает Олесю, то, вероятнее всего, как бывшую девушку. Ему самому тридцать. Кто бы говорил о разнице в возрасте и правильности отношений.
— Мы встречались почти два года, расстались несколько месяцев назад, — усмехается как-то слишком злобно. Видимо, у меня на лице читаются все эмоции. — Она не такая, какой пытается быть перед вами. Никогда не видел, чтобы Олеся вела себя подобным образом.
— Это каким таким образом? — всё-таки собираюсь с мыслями и откладываю злость. Всегда успею. Хочу знать больше про Олесю.
— Она не раздвигает ноги перед мужчинами, которых не знает, — Козырев же не сдерживает своих эмоций.
Вижу, как его бесит ситуация. Ещё бы — бывшая девушка сидит перед его начальником на столе, сладко стонет и получает удовольствие, а он… Он просто бывший парень, которому больше не достанется то, что достается мне. Тяжело, наверное, упустить такую девушку…
В голове начинает складываться картина. Значит, Олеся не из тех, кто легко вступает в отношения? Интересно, почему тогда она так активно флиртовала со мной? Или это была всего лишь игра?
Его слова задевают меня сильнее, чем следовало бы. Ревность? Нет, это просто любопытство. Я хочу понять, что за женщина скрывается за этой маской неприступности и соблазнительности. И почему она выбрала именно такой способ привлечь моё внимание.
— Ты свободен, — не собираюсь с ним выяснять отношения. Олеся — моя, пусть даже не пытается вернуть ее обратно. — Запретить общение с Олесей вне работы я тебе не могу, а вот на работе — без проблем. Увижу, как пытаешься с ней заговорить, — уволю.
В его глазах сверкает ярость, но он ничего не говорит, молча встаёт и уходит, хлопая дверью. Я возвращаюсь в кабинет за работу. Сегодня важная миссия — просмотреть все документы на тендер на правильность оформления и отправить их юристу для того чтобы он подал заявку на участие. Обычно я приезжаю в офис на несколько часов и уезжаю после обеда, но с появлением Олеси что-то пошло не так.
Сажусь за документы и пропадаю там с головой до самого обеда. Устало веду плечами, встаю и потягиваюсь. Надо прогуляться и размяться. Тут недалеко есть неплохой ресторан японской кухни, можно вкусно пообедать и поболтать.
Странно, но даже во время работы мысли об Олесе не покидают мою голову. Никак не могу понять, почему я вцепился в эту девчонку? Что в ней особенного? И почему меня так штырит с нее? Ещё и этот Козырев со своими словами подкинул дров в топку. Может, у нее какая-то своя цель, и эти игры — попытка меня отвлечь? Не удивлюсь, если её папаша попросил так со мной поступить.
Олеся
Мне все ещё стыдно за утреннюю ситуацию, и поэтому я не хочу видеть Матвеева. Не знаю как так выходит, что я, оказываясь рядом с ним, теряю голову и честь с достоинством одновременно. Не помню такого, чтобы я вот так просто могла себе позволить хоть перед кем-то сидеть на столе в том положении, в котором сидела перед Антоном Львовичем. И чтобы кто-то мог довести меня до состояния неимоверного желания отдаться во всех позах. Чертовщина какая-то.
На самом деле, я не собираюсь ни на какой обед с Сашей. Видеть бывшего — та ещё пытка, а работать с ним вместе — наказание. Мы расстались пять или шесть месяцев назад, потому что он не выдержал отношений на расстоянии, воткнув свой член в другую телку, пока я пыталась учиться в универе. Это, кстати, послужило причиной моей неуспеваемости, и поэтому меня выперли из института.
Я даже немного ликую, что он увидел нас с Матвеевым вместе. Пусть знает, что такой бриллиант долго не пропадает без хозяина и замена уже нашлась! Правда, можно ли назвать Матвеева заменой — я не знаю. Что у нас? Головокружительная страсть, похоть, желание и… ничего больше. Уверена, мы потрахаемся пару-тройку раз, и все — будем делать вид, что ничего не было. Такой вариант меня тоже устраивает, потому что связывать себя отношениями с человеком, который тебе в отцы годится, — так себе перспектива.
Дожидаюсь, пока Матвеев покинет офис, сидя в кафе напротив. Как только он выходит и идёт в другую сторону, поднимаюсь обратно. Решаю залезть в его компьютер в его отсутствие. Надо же как-то вытащить эти бумаги. Подхожу к кабинету, дёргаю за ручку — не заперто. Прохожу в просторный кабинет, оставляя дверь приоткрытой, чтобы услышать, когда Матвеев войдёт в приемную. Скажу, что искала его там, и не нашла, если не успею до его возвращения.
Вывожу компьютер из спящего режима, понимая, что не будет так просто. Пароль. Знаю многие в офисах хранят пароли и логины под клавиатурой или где-то совсем под рукой, чтобы в их отсутствие коллеги могли войти в их компьютеры. Приподнимаю клавиатуру, но вместо пароля собираю пальцами пыль.
Рассматриваю стол: идеально сложенные документы, множество записок на мониторе и рядом, ежедневники, канцелярия. На мониторе напоминалки о встречах, на записках вокруг — какая-то ерунда с датами и номерами телефонов. Последняя надежда на ежедневник. Открываю его в самом начале, в середине, в конце, но везде кромешная пустота — только идеальный и ровный почерк и куча различных событий в виде записей, но никакого намека на пароль.
Решаю попробовать сама. Нахожу в интернете дату создания компании, ввожу в поле для пароля. Компьютер неприятно пищит и оповещает о неверной комбинации. Дата его рождения — тоже мимо. Название компании, его фамилия, имя отчество — все не то и не так. Черт. Я даже не смогла разблокировать компьютер, какой из меня шпион? Времени все меньше, Матвеев может вернуться в любой момент, а я сижу тут, как дура, и пытаюсь подобрать пароль.
Бью кулаками по столу, тяжело вздыхая. Да что ж такое! Я во всем никудышная, даже в таком простом деле. Просто надо было взять и разблокировать компьютер, что могло быть сложнее?
Слышу в коридоре шаги и быстро блокирую экран обратно, встаю с кресла и отхожу в сторону, специально громко произношу:
— Антон Львович, ты тут?
— Вообще-то я в коридоре, — слышу из коридора и выхожу ему навстречу. — Что ты делала в моем кабинете без меня?
Спрашивает, подозрительно на меня косясь. Он и так слишком меня подозревает, а я ещё и сама подкидываю ему поводы во мне сомневаться. Не хочу его обманывать, не хочу.
— Искала тебя, — ставлю ладонь на его плечо, стараясь вести себя максимально естественно. — Я хотела уточнить по поводу ужина. Ты сказал, что ужин — за тобой. Куда ты меня отведешь?
— Домой, — в удивлении смотрю на него. — К себе домой, — уточняет Матвеев. — Закажем еду из ресторана или я приготовлю сам.
— Тебе не кажется, что это перебор? — мой голос звучит неуверенно.
Он мне нравится, я с ним искрюсь, как бенгальский огонь, но, черт возьми, я не хочу ехать к нему домой. Это означает с вероятностью в девяносто девять процентов, что мы переспим.
— Нет, — отвечает сухо, ставит свою ладонь на мою талию и притягивает к себе. Я оказываюсь в плену его графитовых глаз, смотрящих на меня с желанием и чем-то очень собственническим. Ревнует? — Мы не закончили с утра, я жажду продолжить.
— Зачем ты это делаешь? — чувствую, как его вторая рука ложится на мой зад, сжимая кожу. — Я не твоя игрушка. Ты не можешь принудить меня с тобой переспать.
Близость его тела будоражит во мне все животные инстинкты, и я льну к нему ближе, касаясь щекой его щеки. Я хочу нежности, хочу, чтобы он поцеловал меня так, чтобы мне крышу снесло, но он лишь сильнее сжимает кожу на моей заднице, проявляя грубость.
— О, милая, — касается губами сонной артерии, оставляя невесомый поцелуй. — Ты сама этого хочешь, я вижу, как ты дрожишь от возбуждения, чувствую твое неровное сердцебиение и горячее дыхание на моей щеке. Ты сама меня попросишь, — обводит ушную раковину языком, в я снова все — соглашусь на все, что он мне скажет. — Ты уже хочешь попросить, но пока слишком рано.
Слегка ударяет меня ладонью по попе и отходит, поправляя невидимые складки на рубашке. Чертов извращенец, но почему мне это так нравится?
Олеся
Мы садимся за широкий и длинный стеклянный стол друг напротив друга. Антон Львович разливает по бокалам вино, а я все ещё кручу в голове мысли о нем. Не понимаю его мотивов. Если ему нужен от меня секс, зачем так заморачиваться? Мог бы просто отвезти в отель, где не надо готовить. Нет же, он привез меня к себе и сорок минут готовил сам пасту, делая это так сексуально, что лучше бы я не зарекалась о том, что не дам ему себя касаться.
Его глаза неотрывно сверлят меня, проникают в глубину души и в мысли. Он то ли пытается прочитать — о чем я думаю, то ли раздевает меня взглядом. Ни то, ни другое меня не устраивает. Опускает глаза на мои губы, облизывая свои, и снова возвращает на мои глаза. И тут я вижу ещё кое-что в его платиновом взгляде — толику заботы и внимания. Или мне кажется — и это просто охотничий интерес?
— За прекрасный вечер! — Матвеев понимает свой бокал вверх и улыбается уголком губ.
Такая расслабленная улыбка — какая-то домашняя, как и он сейчас. Чуть расстёгнутая рубашка, взлохмаченные волосы, закатанные рукава — все это придает ему вид совершенно обычного человека, что вернулся домой после тяжёлого рабочего дня и ужинает со своей половинкой.
Я с трудом поднимаю свой бокал. Рука дрожит от волнения и напряжения. Антон Львович замечает мою дрожь, слегка усмехаясь — так, словно он не удивлен моей реакции на происходящее.
— Боишься меня? — спрашивает непринужденно, при этом отпивая глоток из бокала.
— Нет, — я не вру, всего лишь недоговариваю. — Просто все это… Я не понимаю, что происходит, и это пугает.
— Всего лишь ужин, — накалывает на вилку креветку и кладет в рот, а я сглатываю. — Я не причиню тебе вреда.
Вот только как ему верить, если ещё несколько часов назад он говорил, что ужин закончится сексом. Нервничаю ещё больше, делаю глоток вина, надеясь, что алкоголь спасет меня и расслабит, но он только усиливает мое волнение.
— Очень вкусная паста получилась, — морепродукты буквально таят во рту, а их насыщенный вкус в совокупности с пастой и соусом на сливках создают божественное послевкусие. — Я не думала, что ты умеешь готовить.
— Обожаю, — улыбается как мартовский кот. — Кулинария — моя вторая страсть после бизнеса. А ты чем увлекаешься?
— Играю на нервах мужчин, — прикрываю рот ладонью, сдерживая смешок.
— О, это у тебя действительно получается лучше всего, — Матвеев не сдерживает своего смеха. Его смех глубокий, бархатистый, и он звучит совершенно неожиданно для человека, которого я привыкла видеть исключительно в строгом костюме.
Пожалуй, я впервые слышу, как он смеётся. И этот смех раскрывает его с новой стороны — более человечной, более уязвимой. Мне теперь кажется, что рядом со мной не сорокалетний мужчина, а кто-то гораздо моложе, намного ближе, и оттого сердце почему-то бьётся в разы чаще.
— Никогда не слышала, как ты смеёшься, — мне становится легче, я немного отпускаю себя и свои переживания, откладывая их в долгий ящик.
— И не знала, что я умею готовить, — парирует он с улыбкой. — Я взрослый мужчина, милая, я многим могу тебя удивить.
От его слов у меня что-то щелкает внутри. Я затаиваю дыхание и не понимаю, что он имел в виду. Что за сюрпризы скрываются в нем? Стоит ли мне его бояться?
— Например? — спрашиваю и внутри все замирает от предвкушения.
— Например, тем, как я умею обращаться с женщинами, — произносит томно и смотрит на меня.
Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Его слова оказывают то самое воздействия, которого он и добивался все это время. Дыхание учащается, внизу живота разливается приятное тепло.
— И как же? — включаюсь в наш пока что безобидный флирт.
— Узнаешь совсем скоро, — откидывается на спинку стула, а у меня начинают дрожать коленки от его пронзительного взгляда и властного тона. — Если, конечно, не сбежишь раньше времени.
Его слова бросают в жар, и я перестаю дышать вообще. Не отдаю отчет своим действиям, отдаваясь во власть чувствам и инстинктам. Что будет — то будет, плевала я на все.
В этот момент я словно выпадаю из реальности. Его взгляд прожигает насквозь, а властный тон заставляет каждую клеточку моего тела подчиняться его воле. Я больше не могу думать о возрасте, о работе, о документах. Всё, о чём я могу думать — это он.
— И что же будет? — спрашиваю тихо, чувствуя, как голос дрожит от волнения.
Он не отвечает. Вместо этого медленно встаёт из-за стола, его движения плавные и уверенные. Он словно хищник, который наконец решил перейти в наступление. И я не могу отвести от него глаз, не могу пошевелиться.
Он подходит ближе, его тень накрывает меня. В его глазах читается такая уверенность, что я понимаю — он знал, что я не сбегу. Знал, что этот вечер закончится именно так.
— Узнаешь, — шепчет Матвеев, наклоняясь ко мне. — Сейчас узнаешь.
Его близость, его запах, его дыхание — всё это сводит меня с ума. И я наконец позволяю себе отдаться инстинктам, которые так долго пыталась подавлять.
Антон Львович обхватывает мой подбородок и тянет на себя. Я подаюсь вперёд, вставая со стула и оказываясь утянутой в страстный поцелуй. Он терзает мои губы, кусает, облизывает, проникает языком в рот, изучая все возможные и невозможные границы. Я схожу с ума, рассыпаюсь на части и никак не могу собраться.
Антон
Просыпаюсь с первыми лучами солнца, упавшими на лицо. Поворачиваюсь медленно, ладонью касаясь половины, где лежит Олеся, но чувствую лишь прохладу простыни. Это мгновенно отрезвляет. Встаю, потягиваясь, и прислушиваюсь — вдруг где-то в душевой льётся вода.
— Олеся! — зову её, но в ответ тишина, и нигде не слышно посторонних звуков — ни шорохов, ни звука льющейся воды — звенящая тишина.
Возвращаюсь обратно в спальню, только сейчас замечая, что ее вещей нет. На тумбе у кровати никакой записки. Вот же зараза! Чего сбежала? Вчерашний секс-марафон не понравился? Или я слишком измотал ее за четыре раза? Тут извините, такова была потребность и атмосфера.
На телефоне тоже никаких сообщений. Набираю ей сам — долгие гудки, но ответа нет. Начинаю злиться — что за глупое поведение? Нам не по пятнадцать лет, переспали — прекрасно, зачем сбегать? Я не собирался требовать с нее отношений и обязательств. Мы бы просто отлично проводили время.
Не завтракаю и не пью кофе. Время уже десять. Мало того что я остался один с утра, так еще и опаздываю на работу. Приеду — устрою ей разбор полетов. На заднице больше сидеть не сможет.
Спрашиваю у Семёна — личного водителя, которого Олеся восприняла за охранника, — во сколько она уехала. Час назад. Внутри все закипает от злости и чего-то ещё. Я расстроен, да, расстроен. Я хотел продолжения с утра — целовать ее мягкие губы, трогать невероятные изгибы, слышать сладкие стоны и сходить с ума от того, насколько в ней хорошо и как сильно она мне подчиняется. Я хочу иметь ее — как свою собственность, вещь, игрушку — объект вожделения, и ни с кем не делить.
По пути в офис набираю ей на мобильник ещё раз, но слышу лишь долгие гудки, как и в первый раз. Князева, которая никогда не выпускает телефон из рук, вдруг не отвечает на звонки полчаса? Точно игнорирует. Маленькая негодяйка. Вот что ей не понравилось, зачем ушла с утра?
В лифте останавливаюсь перед зеркалом, внимательно рассматривая своё отражение. Четыре оргазма за ночь явно пошли на пользу — кожа светится, глаза блестят, и даже в этой неприятной ситуации я невольно улыбаюсь.
Пока одевался, заметил на плечах багровые следы её укусов, на груди — глубокие борозды от её ногтей. Интересно, в каком состоянии её тело? Вчера был знатный марафон: с дивана мы переместились на кухонный стол, затем на кровать в моей спальне, а после — в душ.
В голове проносятся фрагменты прошлой ночи: её стоны, крики, то, как она царапалась и кусала меня, когда достигала пика. Шикарная была ночь, и я хотел, чтобы утро было таким же.
Лифт останавливается на двадцатом этаже, двери разъезжаются, и я выхожу, поправляя невидимые складки на рубашке. Всегда так делаю, когда нервничаю. Не то чтобы я сильно нервничаю, просто не могу понять причину поступка Олеси. От меня ещё не сбегали девушки, и, если честно, поступок Олеси раздражает из-за этого ещё сильнее.
Прохожу мимо кабинетов своих сотрудников, делая утренний обход. У меня ритуал такой: поздороваться со всеми отделами и пожелать хорошего дня и, конечно же, проверить — все ли на месте и все ли работают. Я не строгий начальник, но не люблю, когда люди валяют дурака на рабочем месте.
Когда заканчиваю, подхожу к приемной, прислушиваясь. За дверью играет тихая музыка и слышен голос Олеси. Слегка дёргаю за ручку и приоткрываю дверь, теперь слыша голос Князевой более отчётливо.
— Зина, я не чувствую ни рук, ни ног, ни тела. У меня ещё никогда не было четыре раза за ночь, боже, — она бьёт ладошками по столу и смеётся. — И, черт возьми, он был так хорош…
Самодовольно улыбаюсь, прислушиваясь к ее голосу. Ещё бы! Я старался. Она тоже хороша, особенно растяжка… И фигура. Шикарная фигура. Молодое красивое тело, все эмоции наружу, с ней я забыл, что мне сорок, и я давно уже стар для таких марафонов. Но она так стонала и просила, что я держался на морально-волевых, чтобы доставить ей удовольствие ещё раз.
Зачем же тогда сбежала, если ей так понравилось? Не понимаю, поэтому пока что решаю не входить, чтобы подслушать ещё немного. Картина маслом: стою у двери в приемную, прислонившись к ней, и подслушиваю свою секретаршу, пока она обсуждает меня с подругой.
— Я сбежала… Потому что я не знаю, Зин. Все это странно. Ему сорок! Со-рок! — произносит по словам цифру моего возраста. — А вдруг я в него влюблюсь? Или он в меня? Что мы будем делать? Секс — круто, я бы повторила, но все это чревато чьими-то чувствами, понимаешь? А я не могу. Ты же сама знаешь, что как только я все сделаю, я уволюсь. Я не хочу его обижать, он хороший. И мне стыдно плести интриги за его спиной.
Сделает что? Какие ещё интриги? Я всё-таки был прав, и ее отец дал ей какое-то задание? Какое? Становится все интереснее и интереснее.
Специально громко топаю перед дверью перед тем, как войти. Слышу, как Олеся прощается с подругой, и вхожу. Она лишь на секунду поднимает на меня свои изумрудные глаза, мгновенно опуская их в компьютер. Вижу на ее щеках лёгкий румянец, а на шее — следы от моих поцелуев, которые она, судя по всему, не смогла замазать тональным кремом.
— Здравствуйте, Антон Львович, — официально приветствует меня, продолжая что-то делать в компьютере. — Вы сегодня опоздали.
— Не все же тебе опаздывать, — смотрю на нее, ожидая ответного взгляда, но Князева делает вид, что меня нет. — Сделаешь мне кофе?