Право на жизнь

Глава 1

Теперь я знаю, что немного жертвенности — это... очень много.

А. Сапковский «Меч предназначения»

Сегодня настал тот самый день. День, который я ждала и молча ненавидела всю свою сознательную жизнь. Вместе с рассветом началось мое двадцатое лето. Но мне не суждено узнать, каким оно будет. Ведь этот день должен стать последним в моей жизни.

Едва рожденную, не позволив узнать тепло материнских рук, меня забрали из колыбели, дабы воспитать в стенах храма с одной единственной Великой Целью — преподнести в дар Создателю мира. Нас было тринадцать маленьких девочек, появившихся на свет в неподходящий момент, с особым символом на предплечье. Согласно заветам, служители церкви поместили нас в особые храмы, где должны были воспитать по Уставу.

— Твоя одежда, — бесцеремонно распахнув дверь, в комнату ворвалась послушница. Маргарет была уже в летах, невысокая, сутулая. Седые волосы по обыкновению спрятаны под накрахмаленный чепец. Я сразу отметила, что она нервничает. Ее короткие узловатые пальцы неуверенно и в то же время суетливо мяли ткань принесенной одежды, напряженные плечи, взгляд ее метался по комнате. Подбородок дрожал, будто Маргарет хотела что-то сказать, но не решалась.

Прежде чем повесить балахон на стул, она несколько раз раздраженно встряхнула его. А повесив, принялась разглаживать. Взгляд ее то и дело возвращался ко мне.

— Спасибо, Маргарет, — с вежливой улыбкой отозвалась я.

Послушница еще некоторое время помялась, но заговорить не решилась. Вышла из комнаты.

Тяжело вздохнув, я спустила ноги с постели. Половицы натужно скрипнули в ответ. Выдохнула, прикрыла глаза. В груди все сильнее тяжелела пустота.

Подойдя к окну, распахнула створки. Озорной летний ветерок поспешил ворваться в комнату, лизнул прохладным языком щеку, перебрал едва весомо пряди волос...

Мир за окном был все тот же. Зеленая лужайка внутреннего двора, грядки и парник у дальней стены, посыпанные гравием дорожки. Визгливо лаяла вдалеке собака, стучала копытами лошадь. Стая птиц с гиканьем промчалась над лесом, кем-то потревоженная. Людские голоса. И звук набата в моей голове, отбивающий последние часы жизни.

Я не считала времени, что простояла у окна, лишь смотрела в эту бескрайнюю синеву. Небо сегодня казалось особенно глубоким. Словно смотришь в бесконечный голубой омут. Невозможно далекий, но в то же время, протяни руку и коснешься.

Я не могла надышаться этой свободой, не могла отпустить подоконник, сжимая его побелевшими уже пальцами.

Последний день.

Звон колокола заставил вздрогнуть. Собирают к завтраку. Какая глупость...

Но все же пришлось взять себя в руки.

Стянув ночную сорочку, бросила ее прямо на полу. Маленькое хулиганство напоследок.

Обнаженная, долго стояла перед развешенным на стуле балахоном. Смотрела на него, выжидая, будто он способен дать ответы. Почему именно серый? Не белый, не черный, а серый? Из грубого полотна. Мне целый день ходить в нем? Я ведь пока еще жива...

Впрочем, какая разница.

Я все время гадала, каким будет сегодняшнее утро. Насколько сильно разбередят душу грядущие события? Но, видимо, так свыклась с уготованной участью, что ключевой день совершенно не отличался от прошлых. Лишь немного сильнее щемило в груди, чуть больше тоски, сожаления. И злость. С каждым шагом, с каждым вдохом и выдохом, злость внутри распалялась все сильнее. Будто очередная прожитая минута, давила на меха, раздувая темный огонь в моей душе.

Ополоснувшись прохладной водой, растерла лицо грубым полотенцем. Подняла взгляд, найдя отражение в зеркале. Раскрасневшиеся щеки ярко контрастировали с белизной ткани на фоне тусклых золотистых волос. Зеленые глаза лихорадочно блестели.

Снова пришлось приложить усилия, чтобы вырваться из оцепенения.

Нужно идти на завтрак.

Мать-настоятельница говорила не раз, что в день Даров мои помыслы должны быть чисты. То была не ее прихоть. Так было предписано Создателем.

Идя по коридору, я и правда старалась погасить все эмоции. Я — Избранная. Сегодня я взойду на алтарь и отдам свою душу на благо мира.

Сама не заметила, как добралась до трапезной. Здесь, в отдельном закутке, меня ждала на столе привычная тарелка с кашей. Овсянка, щедро присыпанная изюмом, мягко парила ароматным дымком, но аппетита не вызывала. Впрочем, сомневаюсь, что сегодня вообще что-либо способно напомнить мне о голоде.

Я все же заставила себя поесть, а после вернулась в комнату.

Закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. Сухие деревянные доски кольнули лопатки облупившейся краской, но это позволило ощутить себя чуточку живее.

***

Когда колокольный звон пригласил послушниц к обеду, ко мне постучались.

Я сидела на постели, лицом к окну, и не нашла в себе сил взглянуть на вошедших. Мое нынешнее состояние было похоже на транс. Взгляд не удавалось сфокусировать на чем-то определенном, и я просто смотрела в небесную даль. Звуки долетали будто эхо или тихие отголоски. Ничто не имело значения кроме этой небесной голубизны.

— Лилиана, — голос настоятельницы разрушил оцепенение, словно я вынырнула из-под толщи воды. Перевела на нее взгляд. Только сейчас я заметила, насколько затекло тело. Расправив плечи, потянулась спиной.

— Последнюю трапезу следует принять в одиночестве, дитя, — каждое слово оседало в мыслях тяжелым грузом.

Последняя трапеза... Моя последняя трапеза.

Юркие послушницы быстро расставляли на столе множество блюд. Суетливые, они косились на меня с едва прикрытым любопытством.

Мать-настоятельница смотрела свысока, сурово поджав губы. Ей не нравился мой настрой. Да и вся целиком я ей тоже не нравилась. Впрочем, сейчас, ее вытянутое худое лицо выражало не только неодобрение, но и опасение. Чинно сложенные на поясе фартука руки, прямая спина... В ее взгляде я видела потаенный страх. И прекрасно понимала, чем он вызван.

— Я не собираюсь сбегать, уходите, — после долгого молчания голос звучал сипло.

Глава 2

Надежда была бы величайшей

из сил человеческой души,

если бы не существовало отчаяния.

Виктор Гюго

Кап-кап. Кап-кап. Звук-эхо. Звук-эхо. Капля срывается, отголосок раздается где-то в углу. Кромешная тьма помещения без единого лучика света холодным ужасом угнездилась в сознании. Ни окон, ни дверей, ни малюсенькой щели. Я ощупывала стены, пол, до потолка дотянуться не смогла...

Темнота.

Первые полчаса, а может и дольше, звала, сама не зная кого. Стучала в стены, сбив руки в кровь. Но, не дождавшись ответа, прекратила глупые попытки. Нет, меня будут держать здесь столько, сколько сочтут нужным.

Я так и не поняла, где капает вода. Как бы тщательно ни искала, как бы ни ощупывала пол, так и не смогла найти ни одной лужицы. Источник звука так и остался неведом. Может, он создан специально, чтобы сводить с ума? Или я уже покинула чертоги разума?

"- Лили, постой! Лилиана! — Дирк едва сумел догнать девушку. Та, пребывая в задумчивости, не слышала, что он звал ее.

— Хорошо, что я тебя догнал... — пытаясь отдышаться выпалил парень.

На его фоне тоненькая, словно тростинка, Лили, казалась совсем юной. Хотя стоило лишь заглянуть в глаза, чтобы понять, она — иная... Не такая, как прочие в деревне. Слишком много всего давило на хрупкие плечи. И именно это не позволило юноше сидеть, сложа руки.

— Чего же ты хотел? — едва заметная улыбка коснулась губ.

— Пойдем, скорее, — он взял ее за руку и, не обращая внимания на удивленный взгляд, повел к своему дому. На деревенских улицах, Лили чувствовала себя свободно, тут некого было бояться. Люди, жившие здесь, хоть и догадывались, откуда приходит странная девочка, молчали. Да и относились к одной из Избранных с некоторым почтением. Тем более, что храм, где она жила, был совсем близко от деревни, многие знали, какими строгими, а порой и жестокими, могут быть его служители.

Они вдвоем вошли в дом, где жили Дирк и его семья.

— Мам?! — звучно позвал парень. Лили невольно отметила, что, взрослея, он все больше становится похож на своего отца — местного кузнеца. Мужчину видного, сильного и строгого. Но вместе с тем справедливого...

Мать Дирка, вышла из комнаты. Она протирала большое блюдо белой тканью, стирая с него капельки воды, видимо, мыла посуду до того, как они пришли.

— Здеся я! Ох, Лилиана, здравствуй, — едва завидев за широкой спиной сына девушку, женщина засияла улыбкой.

— Доброго дня и вам, госпожа, — девушка слегка качнула головой.

— Мама, я все решил! — он разве что не стукнул кулаком по столу.

— Что решил?

— Женюсь! — в словах его не было и капли сомнений. Мать заулыбалась еще шире.

— На ком же?

Он вывел Лили из-за спины, положив руки ей на плечи, и повернул лицом к матери.

— На ком же еще? Лилиана, ты ведь не откажешь? — он развернул ее теперь к себе лицом, пытаясь поймать ошарашенный взгляд.

Позади раздался звон разбиваемой посуды. Матушка так и села на стоявший у стены сундук.

Лили, еще секунду назад пребывающая в недоумении, теперь снова смотрела на юношу ласково. И в этом взгляде Дирк прочитал свой приговор.

Она протянула руку, коснулась его щеки. Улыбнулась, как мать улыбается своему ребенку.

И молча вышла из дома«...

***

Каждая проведенная здесь минута добавляла по капле в мою чашу отчаяния. Но даже если та переполнится и выплеснется через край, ничего не изменится... Я поднялась с холодного пола, уперлась лбом в стену. Сделав пару глубоких вдохов, осознала, что вся дрожу. От холода или же от страха. Обняла себя, вцепившись руками в озябшую кожу.

На мне не было одежды и это тоже, несомненно, ужасало. Ведь значит ее кто-то снял. Что если это был тот, кто приказал мне спать? Или его тени?

Развернулась, опустилась на колени, спиной сползая по стене. Я настолько замерзла, что камень уже не холодил кожу. Всю меня сотрясала сильная дрожь. Я куталась в свои длинные волосы, как могла, в тщетной попытке согреться.

— Не хочу умирать вот так! — крикнула в пустоту. Голос, на удивление, был громким и звучал уверенно.

«Вообще не хочу умирать...»

Но никто не ответил. Не появился спаситель.

Ухмыльнулась. Даже звук капающей воды куда-то пропал и теперь помимо давящей темноты, меня пригибала к полу еще и тишина.

Подтянув ноги к груди, обняла их, прижалась лбом к коленям.

Я позволила себе выпустить слезы. Посчитав, что и так продержалась достаточно. Рыдания сдавили грудь стальной хваткой.

Не помню когда, но я уснула. Хотя вернее сказать, просто провалилась в никуда. Из темноты своей камеры в темноту сознания.

"- Я не могу, Дирк, ты ведь сам знаешь... — она пыталась утешить его, хоть и осознавала всю тщетность своих слов. Этот пылкий юноша, которого она знала с малых лет, уже не первый раз предлагал ей сбежать. Не первый раз пытался уговорить на женитьбу.

Он был симпатичен ей. Да что таить, если бы все было иначе, она бы не раздумывая согласилась.

Если бы все было иначе...

Она не позволяла себе влюбляться в кого бы то ни было. Хотя и проводила много времени в компании мальчишек. В детские годы они воспринимали ее сперва как Избранную, храбрую и отчаянную. После, привыкнув, просто как равную, что неустанно льстило девочке. Ведь именно ее звали на мальчишечьи забавы. Она одна из девочек участвовала в их проказах. Другие девчонки по мнению мальчишек не годились на это. Она стала другом для них. Позже, когда все они подросли, ее стали оберегать, когда до подростковых умов уже начало доходить, кто она такая, что ждет ее впереди... Да и на их фоне, рослых, плечистых парней, выросших в любящих семьях, она казалась той, кому необходима забота и поддержка. Порой и она сама бывала опорой для них. Ее светлая душа, полная нерастраченной любви, сочувствия, сострадания, трогала их. Они нередко приходили к ней за советом. И она, эта хрупкая девочка, обреченная на смерть, порой подбирала те самые слова, что переворачивали их мир... Вынужденная проводить много времени в уединении, она прочитала уйму книг. Тем более, что и служительницы храма давали ей нагрузку для ума. Ведь Избранная должна быть Достойной. Она изучала историю, географию. Читала трактаты по философии. Даже пыталась по справочникам изучать медицину... Все эти знания расширяли ее кругозор.

Глава 3

Ад пуст. Все демоны здесь.

Уильям Шекспир

Самаэль

«Забавная особь. Хоть не сломалась в первые же часы, как те, которых привел тогда Кай. Пожалуй, нужно и впредь выбирать самому».

Повелитель ждал гостя в своих покоях. Откинувшись на подушках, он полулежал на обитой красным бархатом кушетке. Беловолосая рабыня с золоченым ошейником, благоговейно расчесывала его черные волосы серебряным гребнем. Мужчина щурился, словно кот, получая удовольствие от столь обыденной процедуры.

— Мой господин... — седовласый старец возник посреди комнаты и склонился в поклоне.

— Кассий... — Самаэль поднялся с подушек, сел. Рабыня, не отрывая взгляда от пола, поспешила скрыться за гобеленом, где была спрятана потайная дверь. Повелитель смотрел на старика мрачно. Соединив кончики пальцев, коснулся указательными рта и замер в задумчивости. — Надеюсь, ты принес хорошие вести?

Кассий нервно сглотнул, явно опасаясь вызвать гнев.

— Боюсь, что нет, мой господин, мы так и не узнали главного имени. Вести заговорщиков может любой из приближенных... Если вы позволите, — дождался легкого кивка, дозволения высказать собственные предположения, — я бы предложил устроить прямую проверку для всех. Принудить их снять ментальные блоки... Для Вас не составит труда прочесть их и найти замешанных в заговоре.

Самаэль глухо выругался. Конечно, он уже думал об этом, понимал, что этот вариант самый простой, особенно в виду нависшей проблемы грядущего переворота. Но тогда...

— Найдя виновного, я потеряю и союзников, выказав свое недоверие. Многие после такого оскорбления захотят переметнуться. Ты ведь знаешь, Кассий, сколь велико они ценят свое положение и сколь оскорбителен будет для них этот ритуал. Каждый из приближенных не одно столетие добивался признания и доверия. Каждый из них на деле доказывал свою преданность. Получится, что мы сейчас найдем одного, а на его место придут другие, играющие уже в оскорбленную невинность, — он усмехнулся, задумался. — Хотя... пожалуй, у меня есть еще один вариант... Обсудим после бала.

Кассий кивнул, понимая, что аудиенция окончена, и покинул зал.

Поднявшись с кушетки, Самаэль пересек помещение, откинул гобелен, за которым ранее скрылась рабыня. Ход вел в череду черновых коридоров. Как раз то, что сейчас нужно. Воспользоваться порталом в данной ситуации было бы опрометчиво — могут отследить.

Узкие проходы то и дело пересекались один с другим, но повелитель прекрасно ориентировался в этих хитросплетениях, без раздумий выбирая направление на очередной развилке. Еще бы, он сам создавал чертежи этих переходов.

Спустя некоторое время он оказался в тупиковом коридоре. В конце не было двери, но Самаэль без раздумий, не замедляя шага, прошел прямо сквозь стену. Защитные чары расступились, едва уловив энергию хозяина.

Он оказался в хранилище. Огромнейший круглый зал, утопающий в темноте. Куполообразный потолок поддерживали белые каменные колонны, испещренные зеленоватыми светящимися прожилками. Лишь они здесь давали хоть какой-то свет. Впрочем, Самаэлю это ничуть не мешало — демон прекрасно видел в темноте. По залу стояло множество витрин. Под стеклом можно было обнаружить интересные вещицы — искусно выполненные клинки и кинжалы, кастеты, арбалеты и болты к ним. Кубки и кувшины, украшенные драгоценными каменьями, особенно ценные своими магическим свойствами. Какие-то вещи хранились просто как память или из уважения к предкам — массивные медные браслеты, позолоченные короны, даже одеяния. Пожалуй, обстановка чем-то напоминала выставочный зал.

Но Самаэля интересовали не витрины. Он приблизился к стене, которая, как оказалось, состояла целиком из множества различных ящичков. Каждый из них хранил что-то свое и запирался особым ключом. И только повелителю открывались без оного. В задумчивости пройдя вдоль стены, остановился, поводил перед ней рукой. Один из ящиков щелкнул и выдвинулся. В нем хранились полотняные мешочки, туго перевязанные тонкой бечевкой. Губы сами растянулись в улыбке.

— То, что нужно, — взяв один из мешочков, а размером он был ровно таким, чтоб спрятаться в ладони, повелитель ушел.

Дело оставалось за малым — передать порошок поверенному. А уж тот позаботится, чтобы оный попал в нужные руки.

***

Лилиана

Вот и что мне теперь? Ни окон, ни дверей нет, а откуда идет свет и вовсе неясно, просто светло, как днем.

Села на край постели, спустила ноги на ковер. Мягкий, теплый. И на фоне его белизны мои собственные ноги, измазанные, казались настоящим кощунством... Зябко поежилась.

Ну и пусть!

Мстительно закопалась ступнями поглубже в ворс.

Нужно думать о побеге. Только как? Куда?

Снова огляделась. Да мне ведь даже из комнаты этой не выйти!

Устало растерла лицо ладонями.

Ладно, сперва нужно одеться. Накинув на себя одеяло, а то мало ли кто мог появиться, подошла к шкафу. Открыла легкую резную дверцу и ужаснулась. На внутренней стороне помещалось зеркало, и я во всей красе улицезрела собственное отражение. Растрепанные спутанные волосы напоминали сейчас большое гнездо. Обычно рыжеватые, переливающиеся в солнечных лучах, теперь они были грязного серого цвета. Зареванное опухшее лицо. Покрасневшие глаза еле видны. Приспустила одеяло, изогнувшись, оглядела спину. Красная тонкая полоса уродливым засохшим рубцом тянулась от лопаток до самой поясницы. Ко всему прочему виднелись и другие ссадины.

Нервно сглотнула. Страшно представить, что будет, если он ударит не один раз, а десяток...

Отвернулась от зеркала, заглянула в шкаф. На вешалках нашлись причудливые наряды, которые вряд ли можно назвать целомудренными, странные халаты и даже пара пышных платьев, похожих на бальные. В нижних ящиках обнаружилось странноватое белье. Подумав, что все же что-то лучше, чем ничего, выбрала наряд попроще, остановившись на белом платье, похожем на простой балахон длиной до самого пола. Покопавшись в белье, выудила нечто походящее на привычные панталоны. Красота интересовала мало, лишь бы прикрывало побольше.