Право на сына

Глава 1

ПРАВО НА СЫНА

Порочно. Стекло. Властный мужчина. Сильная девушка. Разница в возрасте. Общий ребёнок.

Глава 1

Все персонажи и событиявымышлены, любые совпадения случайны.

Семь месяцев спустя после событий первой книги «Невеста младшего брата»

Солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, мягко касается моего лица.

Почувствовав толчок в бок, я окончательно пробуждаюсь. Медленно открываю глаза, прислушиваясь к ощущениям.

В последние дни мой сын ведёт себя очень активно в моём животе. Он так энергично переворачивается, что я невольно вспоминаю «незлым, тихим словом» его темпераментного отца.

«Вырастет знаменитым футболистом или фитнес-тренером», — каждый раз шутит тётя, когда я задерживаю дыхание и жду, когда же маленькая ножка оставит в покое моё истерзанное ребро. И как только это случается, я с облегчением выдыхаю, думая о том, чтобы побыстрее родить и взять на руки своё маленькое чудо.

Мой Артёмка и вправду подарок небес.

Как же я ошибалась, полагая, что не смогу его полюбить!

— Ох… — вздрагиваю, когда маленький непоседа снова толкается. То над пупком холмик поднимется, то под ребрами слева или справа. Я, наверное, никогда не забуду эти ощущения.

Тянусь к округлому животу, который в последние дни живет своей жизнью, и нежно прикасаюсь ладонями к острой выпуклости на боку. Сын сразу же убирает конечность.

— Доброе утро, Зая, — шепчу ему, растягивая счастливую улыбку.

Прижав ладони к ребёнку, чувствую, как сердце наполняется теплом и нежностью.

Каждый день с ним — это настоящее чудо. По-другому не скажешь.

Когда мои мечты о сыне стали реальностью, я была на седьмом небе от счастья. Я всегда знала, что у меня будет мальчик, такой же красивый, как и его отец.

«Смотри, какая внушительная свистулька! Вот же ж…» — смеялась крёстная, как только на экране УЗИ мы увидели принадлежность плода к мужскому полу. У меня сердце защемило, и я не смогла сдержать слёз. — «А ведь он красавчик у тебя, Ванька! Здоровый, крепкий малыш. Весь в папашу. И правда — гены пальцем не размажешь…»

— Мой… — с трудом выдыхаю, ощущая, как от переполняющих меня эмоций начинает щипать в носу.

Обида за сына подступает к горлу давящим комом. Сглатываю, часто моргая, как только глаза становятся влажными.

Каждое воспоминание об отце моего ребёнка выворачивает мне душу наизнанку, оставляя после себя горький привкус несбывшихся надежд. Но даже несмотря на это, я всё равно продолжаю его любить. Закрываю глаза и представляю лицо Максима, стараясь воспроизвести в памяти каждую деталь.

Господи, почему реальность так безжалостна?

У него другая семья, другая жизнь, в которой мне и нашему сыну нет места.

Счастлив ли он в браке, после того, как приказал мне сделать аборт и женился на другой?

Наверное, Кристина уже родила ему первенца. Эта мысль отзывается глухой болью где-то глубоко внутри. Я представляю, как он держит на руках своего новорожденного сына, и меня захлестывает волна противоречивых эмоций — зависть, горечь, тоска и, как ни странно, переполняющая нежность.

Ловлю себя на том, что хочу для него счастья и в то же время боюсь этого, потому что потеряю его навсегда.

Каким он стал отцом? Нежным? Заботливым?

Или, может быть, отстранённым и холодным?

— Ай! — шиплю, потому как сын снова пинается, показывая характер. Будто чувствует и сердится на меня за то, что я плачу.

— Тише, малыш, — повторяю, нежно поглаживая драгоценный живот. — Я здесь, с тобой. Я всегда буду рядом. И что бы ни случилось, у меня хватит сил любить тебя за двоих.

Однажды боль утихнет, и я отпущу прошлое. Ради себя и ради моего сына, который заслуживает счастливую мать.

«Да, так и будет», — обещаю я себе.

Улыбнувшись сквозь слезы, откидываю в сторону одеяло и медленно встаю с кровати, потягиваюсь. Сопли-соплями, а завтрак и учебу никто не отменял!

Как подумаю, что роды могут начаться во время сессии, так меня сразу бросает в дрожь.

Привычно подхожу к окну и, раздвинув шторы, смотрю на двор.

На улице октябрь, земля покрыта пожухлыми жёлтыми листьями, моросит мелкий дождик.

До конца беременности осталось совсем ничего. Уже в декабре я увижу сына, смогу взять его на руки и прижаться лицом к его ароматной пушистой макушке.

Господи, как же я жду этого момента!

Радуюсь и чувствую очередной толчок. Мой маленький Зая реагирует на эмоцию вместе со мной, требуя чем-то поживиться.

— Доброе утро, — зайдя на кухню, целую крёстную в щёку.

На столе стоит аппетитная гора ароматных блинчиков. Люблю, когда тётя их готовит. У неё они получаются нежными и мягкими, как бархат.

Не удержавшись, беру один и с удовольствием отправляю в рот.

— М-м-м… как вкусно… — хвалю, уплетая лакомство за минуту.

— Выспалась? — с улыбкой спрашивает крёстная, заваривая свой фирменный напиток для беременных мамочек.

— Зая меня разбудил.

— Кушать хочет, — посмотрев на мой живот, тётя нежно касается его рукой. Сын притихает, будто разделяет её мнение. — Отец тебе не звонил?

Глава 2

Глава 2

Ива

Освежив лицо холодной водой, я поспешно вытираюсь и направляюсь к двери. Открываю её и тут же застываю на пороге. Натянутая улыбка мгновенно сходит с лица.

— Мама? — мой голос ломается, когда я вижу в дверях родительницу.

— Не ждала? — в её тоне сквозит ледяной холод, от которого меня бросает в дрожь.

Годы, проведённые под крылом матери, нельзя назвать безоблачными, но и злой мачехой она не была. Наши отношения, хоть и не совсем идеальные, всегда оставались тёплыми. Всё изменилось в тот миг, когда я сообщила ей о своей беременности. Эта новость её потрясла. Маму словно подменили. Она не только перестала мне звонить и проявлять интерес к моей жизни, она настроила против нерадивой дочери всю семью.

— А папа где? — я смотрю ей за спину, ощущая, как сердце от волнения сжимается, но на лестничной площадке никого нет.

— В больнице! Где ж ему ещё быть после такой новости? — с яростью крича, мама наотмашь бьёт меня по лицу. — Дрянь!

Я вскрикиваю от жгучей боли, хватаясь ладонью за щёку. Во рту сразу же появляется привкус крови.

Боже мой, за что? За что она так со мной? За что меня ненавидит?

За то, что я нагуляла ребёнка и сохранила ему жизнь? Так это же её внук! Пусть и безотцовщина, но суть от этого не меняется.

Мой Артёмка — её родная плоть и кровь!

— Лида, ты в своём уме?! — тётя Лара выбегает из кухни, её голос полон ужаса. Она встаёт между нами, защищая меня своим телом.

От кошмара, который творится у меня в душе, я устало впечатываюсь затылком в стену. Мне хочется сползти по ней на пол и просочиться сквозь бетонные потолки, куда-нибудь исчезнуть, лишь бы не встречаться взглядом с мамой. В её глазах столько слепой ненависти… Она готова ею сжечь, чтобы избавиться от позора.

— Отойди, Лариса! Это моя дочь! Имею полное право воспитывать!

Мама пытается до меня дотянуться, но крестная ловит её за руку.

— Она беременна! В данном возрасте поздно воспитывать дочь. Иву нужно любить и поддерживать! Опомнись, Лида!

Тётя Лара не сдаётся, всеми силами пытаясь защитить меня от родной матери.

Мне так стыдно. Господи, так стыдно, больно и обидно, что сейчас в глазах и в сердце мамы я не её любимая, маленькая девочка, а всего лишь неблагодарная дрянь.

Когда моя старшая сестра родила в браке, а вскоре после этого развелась, её никто не осуждал. Вся семья проявляла заботу и сочувствие. Почему же меня готовы смешать с грязью?

Чем я хуже Наташи?

— Это ты, бездетная, будешь меня учить? — потеряв всякое уважение, мама не задумываясь наносит удар за ударом по больным местам. Не только мне, но и тёте. — Сначала своих роди, Ларис, а потом мне указывай. Хотя вы обе друг друга стоите. Нечего защищать эту шлюху!

— Мама, перестань! — смахнув слёзы, я прошу её замолчать, потому как эти жестокие слова ранят нас обеих глубоко в сердце, не оставляя там ни единого живого места.

***

— Ишь ты, какая цаца! — негодует мать, с силой захлопывая позади дверь. — Не нравится, когда тебя «шлендрой» называют? А когда ты ноги перед мужиком раздвигала, не думала о последствиях? Позор на нашу семью! Старшая дочь — разведёнка. Младшая в подоле принесёт! Господи, как такое пережить? Как людям в глаза смотреть? Ка-а-ак???

Схватившись за сердце, мама опирается свободной рукой на шкаф для верхней одежды и начинает плакать. Мне её очень жаль. Но и себя, и ребёнка мне тоже жаль. А эта пощёчина — она стала выражением презрения и неприятия моей личности. Я тоже живой человек. Господи, я больше не ребёнок!

Да, я зависима от родителей, да, я пока учусь! Но это не даёт маме права распоряжаться моей судьбой так, как ей вздумается. У меня должен быть выбор. У каждого человека на этой планете есть выбор!

Я ума не приложу как я буду жить дальше, но от ребенка я не отрекусь!

Это моё! МОЁ! Мой малыш — всё, что у меня осталось от горькой и болезненной любви. Я и так на дне пропасти. Куда мне больше?

— Людям? Каким людям? — голос тёти Лары становится острым, как бритва. Приблизившись к маме, она инстинктивно сжимает кулаки. Её глаза полыхают яростью и болью за меня. Она, в отличие от мамы, знает правду… — Тем, что никогда не помогали? Искренне не сочувствовали?

Крестная загибает пальцы, словно перечисляя обвинительные пункты:

— Да плевать, что они подумают! Может быть, эти люди тебе помогли дочерей на ноги поставить? Нет. Купили тебе жильё? Нет. Поддержали финансово? Тоже нет. Кто эти люди, которых ты так боишься? Они одевали и кормили твою с Димой семью? О, Господи, опять нет. Кто нянчился с сыном Натальи, пока она училась в институте, а зять валял дурака? Ваши коллеги, соседи, друзья? Кто? Не она ли заботилась о твоём внуке? Не она ли подтирала ему задницу и зубрила при этом учебники? — спрашивает крёстная, указывая на меня пальцем, а у меня в горле от этих слов очередной ком вырастает, и слёзы новым потоком выплескиваются из глаз.

— Так какого хрена, Лида?! — тётя Лара не останавливается. — Почему чужие языки определяют твою жизнь? У тебя нет своего мнения? Люди осудят, подумают плохо, обвинят, жизни научат, похвалят… Да пошли они, на хрен, эти люди! Они живут, чтобы судить, а не помогать! Им начхать на твою боль, на твои слёзы. Им похрен на всё, понимаешь? Им просто хочется почесать языки. Поучить жизни других. А у самих-то как? Всё в жизни идеально и гладко? Идеальные дети? Идеальные семьи? Идеальные мужья и жены? Да ты статистику посмотри, какой в нашей стране высокий уровень разводов! Нет идеальных людей! Таких не бывает! Так что ж, вообще детей не рожать?

— Знаю, что не бывает, — заявляет мама, прожигая меня всё тем же презренным взглядом. — Знаю! Но я не так воспитывала своих дочерей! Где была её гордость? Я не учила стелиться под мужиков! Просила беречь достоинство и честь! И что в итоге имею? Дочь шлюху?

— Мама, хватит! — меня взрывает. Душа затягивается узлом — тугим и болезненным, от которого перехватывает дыхание. Мне больно и тошно. Видимость уже не просто плывёт, она меркнет.

Глава 3

Глава 3

Максим

На часах 6:30 утра.

Я стою у плиты, вдыхая горьковатый аромат свежесваренного кофе. Капли воды с влажных после душа волос падают на безупречно отглаженную рубашку. В квартире царит полная тишина. Эти редкие моменты одиночества – как бальзам на израненную душу. Можно прикрыть глаза и погрузиться в себя, не вздрагивая от звона разбивающегося кухонного сервиза или глухого удара запущенной детской мебели в стену.

Кристины всё ещё нет. Очередной девичник у одной из подруг затянулся до утра, превратившись в ритуал бегства от реальности. В последнее время это стало для жены панацеей. Но даже алкоголю не под силу стереть из её памяти пережитый кошмар.

Наш сын родился мёртвым…

До его появления на свет оставалось несколько недель.

Несколько, мать вашу, грёбаных недель!

Сжимаю в руках горячую чашку и чувствую, как волосы встают дыбом.

Невозможно описать словами, через что мы оба прошли. Это был самый настоящий ад. Особенно для моей жены. Она перенесла искусственные роды, а после них случился нервный срыв. Я запретил ей прощаться с сыном. Несмотря на её истерики и уговоры, подписал согласие на кремацию и силой увез Кристину домой.

Мы вернулись из Швейцарии морально опустошёнными.

Я с головой окунулся в работу, стремясь заполнить внутреннюю пустоту бесконечными проектами и встречами. Кристина же второй месяц мечется между сеансами у психолога и бутылкой, которая стала ей ближе, чем я.

Там, где между нами были хоть какие-то отношения и хрупкие планы на будущее, осталась полная пустота. Нас больше ничего не связывает, кроме брачного контракта и болезненного прошлого.

Мы живём по инерции, по какому-то негласному сценарию: просыпаемся, завтракаем, уходим каждый в свой мир, возвращаемся поздней ночью домой и ложимся спать. Без объятий, без поцелуев, без секса, без тепла. Как совершенно чужие люди.

Бизнес проект по слиянию капиталов стал испытанием для нас обоих.

Делаю глоток кофе, обжигая язык. Эта боль – единственное, что я ещё способен чувствовать остро. Она реальна, в отличие от призрачного счастья, которое мы пытаемся изобразить перед другими. Наша общая жизнь стала настолько чужой, что я сам не понимаю, зачем мы продолжаем эту игру в семью.

Где Крис?

Где её, блять, черти носят?

Стоит мне о ней подумать, и тут же щёлкает дверной замок. Входная дверь с глухим стуком захлопывается.

Прервав мысли, отправляю чашку в посудомоечную машину, наблюдая за тем, как моя жена, неровно покачиваясь на высоких шпильках, заплывает в кухню. Её походка напоминает неуклюжие, рваные движения марионетки с обрезанными нитями. Вот-вот рухнет на пол.

Отлично... Кристина снова набралась…

***

Молча отслеживаю её путь до зоны отдыха.

— Приветствую… — ёрничает она, пытаясь снять туфли. Её пальцы неловко скользят по застёжкам. Качнувшись на каблуках, Крис едва не заваливается на диван.

Не переставая разглядывать жену, я ощущаю, как внутри меня поднимается волна подспудного раздражения. Некогда красивая, изящная, молодая женщина напоминает подгулявшую девицу из сферы услуг эскорта.

Недовольно оцениваю её вид: волосы растрепанные, макияж размазан, платье помято, глаза горят лихорадочным блеском. От Кристины разит алкоголем и чужими духами. Жена выглядит, как пародия на женщину, которая мне когда-то безумно нравилась.

— Хорошо повеселилась? — интересуюсь, не скрывая сарказма в голосе.

Внутри меня всё кипит и бурлит от смеси эмоций. Ненавижу я пьяных баб.

Какого хера она творит?

Злость, разочарование, боль и, что самое ужасное, равнодушие — прут из меня наружу острым желанием свернуть ей шею или хотя бы отрезвить пощёчиной.

Кристина, наконец, справляется с туфлями и выпрямляется, пытаясь сфокусировать на мне пьяный взгляд. Улыбка становится жуткой, глаза распахнутыми и мутными.

— Скучал по мне? — медленно облизав пухлые губы, она хихикает, и этот звук неприятно режет по барабанным перепонкам.

Поморщившись, я бросаю взгляд на наручные часы. К восьми мне нужно подъехать в офис. Как я могу быть уверен, что за время моего отсутствия Крис ничего здесь не натворит? Не разобьет ещё что-нибудь и не навредит своему здоровью?

В конце концов, не нанимать же мне няньку для своей нетрезвой жены!

Сука.., как мы до этого дошли?

Вся наша семейная жизнь в одно мгновение рухнула.

Всё пошло под откос.

И если в бизнесе я смог вырулить из сложившейся засады, то в семейных отношениях я окончательно потерпел фиаско.

— Крис, иди спать, — говорю я сухо, ощущая каждой клеткой своего напряженного тела нездоровую хроническую усталость. — Не планируй ничего на вечер, нам нужно серьёзно поговорить.

Молча пожав плечами, словно мои слова являются пустым звуком, Кристина уходит к бару. Выуживает полную бутылку Мартини, едва не роняя её на пол. Повертев вермут в руках, она откручивает крышку, но приложиться губами к горлышку не успевает.

— Хватит, Крис! — подойдя к ней, я вырываю тару из рук. Кристина обиженно кривится. — Чёрта с два я тебе позволю бухать! Либо завязываешь, либо я упеку тебя в рехаб!

Прижимая жену к себе, убираю бутылку подальше в безопасное место.

— Макс, отдай! — протестует она, вяло трепыхаясь в моих руках. — Я хочу выпить. Тебе всегда было на меня плевать!

Отчасти Кристина выдает правду, но это не значит, что я плохо о ней заботился. Она получала всё в избытке, кроме любви. Я никогда не ущемлял её свободы, не контролировал её действия. Моя жена всё это время жила как у Бога за пазухой. А чувства…

Чувства — это, блять, та ещё ерунда! Это душевная болезнь. Мне некогда в этом разбираться.

— Нехрен забивать голову пиздостраданием! — рявкаю я, утаскивая супругу в ванную. — Освежишься под душем, выпьешь аспирин и баиньки. Вечером продолжим разговор.

Глава 4

Глава 4

Максим

Затолкав Кристину в душевую кабину, я резко поворачиваю кран. Холодная вода обрушивается на нас обоих, вызывая у жены пронзительный визг.

— А-а-а! Пожарский, ты сумасшедший! — орёт жена, колотя ладонями по моим плечам.

Не обращая внимания на её протесты, я разворачиваю Кристину лицом к стене. Мои пальцы грубо впиваются в ткань её платья, срывают его со стройного тела.

Следом на мокрый пол душевой падают белье и чулки.

— Отвали от меня! Убирайся прочь! Отвали… — шипит жена, прижатая щекой к холодному кафелю.

Её тело дрожит, кожа становится «гусиной» то ли от холода, то ли от возбуждения. О втором я вообще не думаю. Не до секса сейчас. Никакого желания брать её в душе и в мыслях не возникает.

— Сволочь! Оставь меня в покое! Я сама помоюсь! Ма-а-акс!

— Ты меня позоришь! — рявкаю ей в затылок, отвешивая по голой ягодице смачный шлепок.

— А-ай! — Кристина взвизгивает и на мгновенье притихает.

В небольшом пространстве душевой кабины повисает густое, осязаемое напряжение. Плотный воздух покалывает кожу. Наши дыхания на эмоциях сбиваются. Ледяные струи воды жалят тела. Вырубаю воду, чтобы не случилось переохлаждения.

— Чего ты добиваешься, Крис? — рванув жену на себя, впиваюсь взглядом в её безумные и чёрные, как бездна, глаза. — Мало тебе скандалов? Жаждешь публичного позора? Или, может, хочешь окончательно разрушить наш брак?

— Так разведись! — выплёвывает она мне в лицо. — Я так больше не могу. Ты во всём виноват! Ты меня такой сделал! Ты!

— Я не заливал в тебя алкоголь! — рыча ей в лицо, смотрю, как по нему стекают чёрные от туши капли воды. — Это твой личный выбор. Не нужно перекладывать ответственность за свою жизнь на других. Нельзя постоянно жить с позиции ребёнка! Посмотри на себя. Ты едва держишься на ногах. Что ты творишь, Кристин? Ты себя угробишь.

Вцепляюсь жене в плечи, сжимаю и встряхиваю её, мысленно взывая к небесам послать ей хоть каплю здравого смысла. Реакцией на мои действия становится её нервный смешок.

— Тебе-то что? Я для тебя пустое место, в отличие от твоей любимой работы. Она — твоя жена! Вот и трахай ей мозг.

— Крис, — произношу я, понизив голос, стараясь не обращать внимания на её выпады. Сейчас важно достучаться до её сердца, помочь ей выбраться из болота, пока оно не затянуло её окончательно. — Послушай меня, я понимаю твою боль, но алкоголь не решение. Ты разрушаешь не только себя, но и тех, кто о тебе заботится. Потеря ребёнка не повод так напиваться.

— Напиваться? Да я хочу напиваться! — жена сверлит меня ненавистным взглядом. — Тебе не понять! Ты просто трахнулся и всё!

— Это мне не понять? — зеркалю её же безумие. — Я, как и ты, потерял сына. Я, как никто другой, понимаю твою боль, но алкоголь не решение. Он не поможет справиться с этой утратой.

— Семь месяцев, Макс! — кричит Кристина, ударяя кулаком по моей груди. — Семь месяцев я носила нашего ребенка. А потом… — её голос ломается, — потом мне пришлось родить мертвого малыша. Ты даже представить не можешь, каково это! — жена смотрит на меня с вызовом и болью. — Так что да, я буду пить. И мне плевать, что ты об этом думаешь! Ты изначально его не хотел! Ты требовал аборт!

Её слова, как выплеснутый яд, повисают в воздухе удушливой горечью.

Оглушенный криком, я убираю от жены руки, осознавая, как между нами стремительными темпами разверзается пропасть. Её уже никак не преодолеть. Осталось понять, кто первым поставит точку.

— Уходи… — хрипит Кристина, сползая по стене на пол. Поджав к груди колени, она опускает голову и начинает тихо рыдать. — Убирайся к черту…

— Я свяжусь с твоей матерью, — ставлю жену в известность, чувствуя себя полностью опустошенным. — Не хочу, чтобы ты оставалась одна в таком состоянии…

Глава 5

Глава 5

Максим

— Здравствуйте, Максим Андреевич! — моя личная помощница вскакивает со стула, едва я переступаю порог приёмной. Чувствую по голосу — девушка взволнована. — Ваш отец звонил. Настаивал на срочном изучении документов по земельному участку Зимина. Это проект строительства торгового центра у Ярославского шоссе.

Я морщусь от боли в виске, которая пульсирует с нарастающей силой. Мне не хочется думать ни о чём. Восемь утра, а я уже морально и физически истощён. Выжат, как лимон.

— Доброе утро, Анна, — приветствую, направляясь к своему кабинету. — Оставишь папку на моём рабочем столе. Я ознакомлюсь с проектом после обеда. Сделай мне сегодня двойной эспрессо. И будь добра, принеси что-нибудь от мигрени.

Закрыв за собой дверь, я на мгновение прислоняюсь к ней лопатками и зажмуриваю глаза. Утренняя ссора с Кристиной всё ещё отдаётся тупой болью в затылке. Я массирую виски, пытаясь унять пульсацию. Нужно что-то делать, как-то её вытаскивать из этого дерьмового состояния, но как? Она сама этого не хочет.

Кристине проще глушить душевную травму алкоголем и винить всех, кроме себя.

Мысли возвращаются к той роковой поездке в Швейцарию. Надо было запретить ей. Поставить вопрос ребром. Но я никогда не вмешивался в её выбор. Всю ответственность за ребёнка она взяла на себя. И к чему это привело? Вовремя не сделанная инъекция противорезусного иммуноглобулина лишила жизни плода. И всё…

Теперь уже ничего не изменишь. Слишком поздно спохватились.

Остаётся принять это и продолжать жить.

Глубоко вдохнув, я пытаюсь переключиться на что-то другое, но у меня не получается. Мысль о предстоящем дне рождении Кристины заставляет меня судорожно повести плечами.

Жена мечтала отпраздновать днюху во Франции, на вилле у наших друзей. Я бы с радостью поехал туда и насладился спокойной жизнью среди виноградников и виноделен, но, к сожалению, у меня запланирована срочная поездка в Дубай. Я уже представляю очередную истерику, проклятия и звон летящей в стену посуды…

— Блять… Как это всё проглотить?..

Отрываю себя от двери. Работа не ждёт, как бы ни складывались личные обстоятельства, никто за меня не выполнит мои обязанности.

— Напомни, в котором часу у нас встреча с генеральным директором компании «Призма»? — интересуюсь у личной помощницы, снимая с себя пальто и подходя к своему рабочему месту.

— Сучков прибудет ровно через два часа, — Анна ставит на стол двойной эспрессо и растворенный в стакане воды аспирин.

— Отлично, — бросив взгляд на наручные часы, решаю связаться с инвесторами. Убрав верхнюю одежду в шкаф, достаю из ящика стола папку. Вручаю документы Ане. — Передай вот эти бумаги юристам, пусть тщательно всё проверят. И закажи букет для Кристины. Она предпочитает белые орхидеи. Пусть доставят их к нам домой. Можешь идти.

Сажусь в кресло, когда телефон начинает вибрировать в пиджаке.

Выуживаю девайс. На экране высвечивается незнакомый номер. Мой личный знают лишь близкие люди.

— Алло, — с долей смутного предчувствия принимаю звонок. — Пожарский слушает.

— Здравствуйте, Максим Андреевич! С вами говорит врач бригады скорой помощи Ставницын Сергей Николаевич. Пострадавшая в ДТП девушка бредила вашим именем. Из документов, определяющих её личность, мы обнаружили только студенческий билет и вашу визитку. Решили сразу перезвонить вам…

Он ещё что-то рассказывает о разбитом телефоне, но я почти ничего не слышу из-за жуткого приступа мигрени. Тянусь рукой к стакану с водой.

— Какая девушка? Можно по существу? — переспрашиваю, выпивая залпом обезболивающее. — О ком идёт речь?

— Никитина Иванна Дмитриевна, — каждое слово как удар молнией. Не только в голову, но и в грудь. Дыхание спирает. Глотку зажимает нервный ком...

***

— Ваня?.. — едва шевелю губами и тяну за узел галстука. Он, сука, будто заклинил. Дёргаю резко, почти в отчаянии, и наконец освобождаю горло. После судорожного вдоха в голове слегка проясняется.

Чер-р-рт… Я не могу в это поверить. ДТП?

Почему Ива?

Почему именно она?

Растираю пульсирующие виски, но боль не проходит.

В последний раз мы виделись примерно пять месяцев назад, в мае, на нашей с Кристиной свадьбе. Та встреча обернулась для меня с Ивой неминуемым расставанием. Из ревности к лучшему другу я вспылил, а затем и вовсе вычеркнул девчонку из своей жизни. Взял и отпустил. Как мне тогда казалось — это было моим лучшим решением.

Все эти месяцы я старался не думать о ней, хоть и шрам над левой бровью всегда был немым напоминанием о нашем общем прошлом.

Машинально тру рубец на костяшках пальцев — ещё один подарок на память…

— …Студентка медицинского университета имени… — доносится из трубки.

— Дальше не нужно! Я знаю её, — обрываю голос на том конце провода. — Что с ней? — сглатываю, не в силах унять внутреннюю дрожь, которая достаточно сильно бьёт по нервам.

— Девушка серьёзно пострадала в ДТП. Угроза преждевременных родов. Открылось кровотечение. Срочная госпитализация. Мы везем её в СКЛИФ.

Родов?..

Каждое слово — как удар под дых.

Тело прошивает ледяным холодом.

— Она жива? — выталкиваю сдавленным голосом, замечая, как перед глазами поплыло изображение.

— Иванна Дмитриевна находится в тяжелом состоянии. Мы боремся за её жизнь, — голос врача звучит ровно, без эмоций, но я чувствую, как эти слова вонзаются в меня острыми иглами, заставляя сердце работать на износ.

С силой сжимаю мобильный, улавливая хруст собственных костяшек.

Она не может быть беременной.

Это какая-то ошибка.

Просто нелепое совпадение…

С трудом сохраняя самообладание, продолжаю тяжёлый для меня разговор:

— Я сейчас подъеду. Куда её направят?

— В реанимацию.

Выключив телефон, ещё какое-то время я бездумно пялюсь в одну точку.

Глава 6

Глава 6

Максим

Офис покидаю в подавленном состоянии. Нервы на пределе, гудят. В груди всё сжимается от нехорошего предчувствия.

Только бы она выжила…

Пусть эта несносная девчонка выживет!

Неважно, что я до сих пор на неё злюсь. Неважно, что все эти месяцы я запрещал себе думать о ней. Бесчисленное количество раз убеждал себя в том, что она мне не нужна. Надеялся, со временем отпустит, но не тут-то было. Услышал её имя в трубке, и словно кипятком обожгло. Накрыло флешбэками. Не только приятными, но и раздражающими.

Как так вышло, что Ива в положении? Она же сделала аборт! Или Стас мне соврал, и этот ребёнок от него? А если не его, то чей? С кем она ещё трахалась после меня?

Да, блять! Что мне мешает позвонить Варшавиной и всё выяснить?

— Поехали, — коротко приказываю водителю, поднося телефон к уху.

Долгие гудки раздражают. Но как только моё терпение начинает иссякать, Катя наконец берёт трубку.

— Алло, — мягко звучит женский голос на том конце провода.

— Здравствуй, Катя, — выдыхаю я, сжимая телефон от едва сдерживаемой злости.

— Максим Андреевич? Какими судьбами?

Игнорируя её вопрос, я сразу перехожу к делу:

— Помнишь подружку младшего брата, которую я приводил на аборт. Объясни, мать твою, какого хрена она всё ещё беременна? — мой голос срывается на рычание.

— Что за претензии, Пожарский? — отвечает Катя с наигранным удивлением. — У тебя сегодня недотрах?

Её насмешливый тон ещё больше подливает масла в огонь.

«Стерва!» — сцепляю зубы, чтобы не произносить вслух всё, что я о ней думаю.

— Катерина, ты провела процедуру? Ты её почистила? Да или нет? — четко разделяю каждое слово. В висках так громко стучит пульс, что приходится затаить дыхание, дабы услышать нужный мне ответ.

— Не совсем, — из трубки доносится тяжелый вздох.

Ощутив неладное, моё сердце тут же обрывается куда-то вниз.

— Как это?.. Что значит «не совсем»? — ошарашенно замолкаю, пытаясь осознать услышанное, но мысль будто застревает где-то на полпути.

Не могла она ослушаться… Или могла?

— То и значит, Максим Андреевич, — с холодной уверенностью выдает Варшавина, в то время, как мои эмоции достигают критического предела.

— Катя, мать твою! — рявкаю я, ударяя кулаком по двери.

— Хватит на меня орать! Нет, я ничего не делала! Аборта не было! Пришёл приказ сверху девочку не трогать. Мне моя жизнь дороже твоей благодарности. Ясно?!

Катин крик повисает оглушительной сиреной в мозге. Я всё ещё не могу поверить в её слова.

Как это ничего не делала? Приказ сверху? Какого чёрта? Ива беременна от Ильи?

Выходит, всё это время она меня обманывала. На моей свадьбе смотрела в глаза и тупо молчала.

Почему я не заметил? Почему не понял, что с ней что-то не так.

Лгунья… Маленькая проклятая лгунья!

— Кто приказал? — чеканю угрожающе.

— Пожарский, давай-ка ты остынешь, и тогда мы с тобой поговорим.

— Катерина! — взрываюсь, понимая, что сейчас не получу от неё ответа. И это приводит меня в бешенство.

— У меня пациентка, бывай! — торопливо говорит старая знакомая и бросает трубку.

***

— Чертова сука… — со свистом выпускаю сквозь зубы пар.

Меня колотит. В груди бушует ураган ярости. Адреналин безжалостно шпарит вены.

Оторвав мобильный от уха, я врезаюсь взглядом в потухший экран.

Смотрю на своё отражение и сатанею, погружаясь в водоворот воспоминаний.

На фоне гулкого стука сердца, отдающегося в черепной коробке, я едва различаю голос Ивы из прошлого:

«Я не знаю, чей ребенок… Возможно от Ильи. Больше я ни с кем не спала. Он у меня первый.. А вы… вы второй…»

— Чер-р-рт! — рычу я зажатой гортанью.

Горячая волна крови ударяет в затылок, словно пытаясь вытеснить оттуда все тягостные мысли. Но они упрямо держатся, цепляясь за сознание острыми, как крючья, когтями.

Перед глазами, будто наяву, встает заплаканное лицо Иванны.

Вижу каждую черточку, каждую застывшую на ресницах слезу. А её взгляд… Потухший, безжизненный после истерики, он преследует меня в моих затянувшихся кошмарах.

Откидываю затылок на подголовник и устало прикрываю веки.

В тот день, когда я узнал от Ивы о её беременности, я быстро принял решение. Илюхе дети на хрен не были нужны. Как и скоропалительная свадьба по залёту на простой девчонке из обычной семьи. У отца зрели на брата другие планы.

Не откладывая в долгий ящик, он забрал Илью на стажировку к себе в Дубай, там и женил его на дочери состоятельного бизнес-партнера. Ива не соответствовала ни одному из необходимых требований. Но только не для меня. Я хотел её себе в качестве содержанки.

Чего греха таить, не было у меня к ней чувств, чтобы кардинально менять свою привычную жизнь и ставить на место Кристины. Но меня к ней безумно тянуло. Тогда и сейчас. Рядом с ней я испытывал нереальную химию. Особенно льстило то, что я по-настоящему стал у неё первым.

Мне, беспринципному конченому мудаку, который устал от женского внимания, было не нужно привязываться к наивной и юной девушке.

Сейчас, когда её жизнь висит на волоске, этот вопрос обретает новый, пугающий смысл.

Глава 7

Глава 7

Максим

Выхожу из тачки и меня моментально пробирает едким осенним холодом. Порывистый ветер швыряет в лицо капли моросящего дождя.

Поднимаю воротник пальто и срываюсь с места, устремляясь к родильному блоку.

Мысли об Иве роем кружатся в голове, не дают мне покоя.

Как она могла оказаться в такой ужасной ситуации?

Жив ли ребёнок?

Сможет ли она сама выжить?

Боже, пусть только выживет…

Пусть эта мелкая зараза вернётся ко мне.

Я буду проклят, если она уйдет!

— Доброе утро! Вы к кому? — встречает меня дежурная медсестра.

Едва не врезаюсь корпусом в стойку.

— Никитина Иванна после ДТП поступала в реанимацию? — выпаливаю я, ощущая, как сердце колотится о рёбра. — Я хочу знать, что с ней и в каком она состоянии. Жив ли ребёнок? Её должны были привезти на скорой.

— Кем вы ей приходитесь? — медсестра тянет время, отчего мне сложнее становится сдерживать эмоции.

Осознаю, что это обычная процедура посещения, но меня всё равно накрывает раздражением. Внутри происходит колоссальная встряска. С трудом удается выровнять дыхание.

— Послушайте, у меня нет времени выяснять с вами все подробности. Да или нет?!

Вздрогнув от моего резкого тона, женщина добавляет чуть тише:

— Её везут к нам в операционную. С минуты на минуту должны… — она не успевает закончить, поскольку относительную тишину родильного отделения разрезает топот шагов, писк приборов и громкие голоса медперсонала:

— Срочно готовьте операционную! Экстренное кесарево сечение. Никитина Иванна Дмитриевна. 22 года. ДТП. Примерный срок 28-32 недели. Подозрение на отслойку плаценты. Бледность кожных покровов, тахикардия, гипотония, резкое напряжение и ассиметрия матки. Интенсивное кровотечение из половых путей. Сердцебиение плода аускультативно, прослушивается слабо. Риск гипоксии... Наличие гематом на теле пациентки…

Каждое слово тупым ударом врезается в мозг, но когда я вижу бледную, бездыханную Иву на каталке под окровавленной простыней, чувствую, как немеет всё тело. По коже расползается мороз. В ушах нарастает давящий шум. На её выпуклом животе алеют пятипалые отпечатки, словно кровавое клеймо.

— Доктора Данилова в реанимацию! Срочно! Мамочку теряем!

Я застываю, не в силах пошевелиться, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Глава 8

Глава 8

Максим

Я ментально крепкий мужик. Меня мало что может пронять по-настоящему. Но последние события в моей жизни проехались по мне многотонным катком, а теперь и слова врача, сопровождающего каталку, врезаются серией ударов по самым болевым точкам. Разрывают мозг. Вдребезги разбивают грудную клетку. Лишают лёгкие кислорода.

Мне хорошо знакомо это чувство.

Когда-то я потерял родную мать, а пару месяцев назад судьба отняла у нас с женой сына. К счастью, с Кристиной всё обошлось, а вот с Ивой…

Не хочу её терять.

Нужна она мне. Пусть гонит меня, пусть проклинает, пусть утюгом хоть всю голову разобьёт, только останется живой.

Рано ей покидать этот мир. Рано!

Задохнувшись, заваливаюсь спиной на стену и едва не сползаю на пол.

Липкий, леденящий ужас всё тело охватывает. В последний момент нахожу в себе силы устоять на ногах.

«Это шок», — уговариваю себя, пытаясь не думать ни о чём плохом.

Но не думать не получается.

По словам врачей... (углубившись в размышления, делаю примерные подсчеты), у Ивы около семи месяцев беременности. Если это так, то Катя сказала мне правду. Процедуры аборта не было. Ребёнок вполне может быть от Ильи…

А от меня?

Может ли он быть от меня? Если мы трахались с презервативом?

«Чер-р-рт…» — с силой прикладываюсь затылком к стене. — «Не бывает 100% защиты, Макс. Не бывает… Крис тоже залетела, принимая противозачаточные. А что… если…»

Воскрешаю в памяти ту единственную ночь, и меня по новой в ад засасывает. Воспоминания накатывают волной, смешиваясь с чувством вины и страха.

Попалась девочка под горячую руку. Не сдержался. Увидел её, и тормоза сорвало…

Помню, какой она была сладкой малышкой, как я терял голову от её близости, как взмывал к небесам вместе с ней, а после, когда всё закончилось, снимал с себя презерватив.

Был ли он наполнен спермой, хоть убей, не помню.

Я швырнул резинку в горящий камин…

— Твою мать… — устало растираю вспотевшими ладонями лицо, приходя к выводу, что информацию легко проверить с помощью теста ДНК.

Сейчас самое время попытаться всё выяснить.

Что, если этот ребёнок действительно мой?

Хочу ли я знать правду?

Конечно же хочу!

Как только появится возможность, я договорюсь об этом. Главное, чтобы Ива с малышом выжили. Достаточно с нас потерь.

— Почему так долго? — с хрипом выдыхаю, скользя взглядом по родильному отделению.

Здесь всё застыло, словно вне времени. Так тихо, хоть волком вой. Череда изматывающих мыслей давит на мозг.

Потеряв всякую выдержку, возвращаюсь к дежурной медсестре.

— Могу я узнать, как протекает операция? Что с девушкой? Сколько ещё ждать? — нетерпеливо рычу, вцепляясь пальцами в столешницу.

Вздрогнув, женщина роняет ручку на пошатнувшийся стол. Через мгновение вскидывает на меня ошарашенный взгляд.

— Ждите, пока к вам не выйдут из операционной, — отвечает она.

— Завотделением у себя? — напираю, не соглашаясь с возникшими обстоятельствами.

— Эдуард Вениаминович не ускорит процесс кесарево. Дождитесь конца операции.

— Фамилия Пожарский вам о чём-нибудь говорит?

В прошлом году наш концерн спонсировал несколько сложных дорогостоящих операций по пересадке сердца. Здесь меня должны знать в лицо. Но почему-то эта информация не оказывает на медсестру воздействия. Поэтому, подавшись вперед, пытаюсь додавить требованием:

— Я хочу быть в курсе происходящего! Кто мне всё объяснит? Передайте главному, что я здесь! Иначе вам придется искать новую работу!

— Простите, я сейчас всё выясню, — поднявшись со стула, она сбегает в ординаторскую.

Я застываю на месте, раздираемый противоречивыми эмоциями, пока где-то за дверями операционной решается судьба девчонки, без которой я уже не представляю своего будущего. Сердце, словно надвое разрубили. Это новое чувство меня пугает до дрожи. Оно меня буквально изнутри ломает. Стержень из стали, который я взращивал в себе все эти годы, становится хрупким и уязвимым.

Если бы я только мог, лёг бы вместо неё на тот стол, забрал бы себе всю боль. Дышал бы за неё, только чтобы Ива очнулась.

Глава 9

Глава 9

Максим

— Ваня… Ванечка, малыш… — шепчу я, едва шевеля губами. — Как же тебя так угораздило?..

Мои пальцы невесомо касаются холодных дверей, отделяющих меня от операционной.

Я здесь, слышишь?

Почувствуй меня, я рядом…

Боже, если ты есть, не дай ей умереть…

Не смей забирать её у меня! Не смей!

— Максим Андреевич? — раздается за спиной мужской голос. — Вы как здесь? Могу я чем-то помочь?

Оборачиваюсь и вижу главврача Акимова. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

— Да, можете, — отвечаю я, стараясь сохранять спокойствие. — В операционной сейчас девушка. Мне нужно знать, что с ней и выживет ли она.

— Ваша родственница? — уточняет Акимов.

— Можно и так сказать, — говорю я, выдавливая с большим трудом каждое слово. Признаться постороннему человеку, что женатому бизнесмену ближе чужая девушка, чем собственная жена, было бы опрометчивым решением. — Игорь Виталиевич, я вас очень прошу, сделайте всё, чтобы она выжила. Любые деньги отдам, только спасите ей жизнь.

Главный врач долго и внимательно смотрит на меня, а затем, словно приняв окончательное решение, согласно кивает.

— Максим Андреевич, вы столько сделали для нашей больницы, что я готов пойти вам навстречу и нарушить врачебную этику со всеми законами только из уважения к вам. Надеюсь, вы это оцените и проявите со своей стороны понимание и благоразумие.

— Да. Конечно, — выдыхаю я, устремляя взгляд, на приближающуюся к нам дежурную медсестру.

— Наталья Борисовна, — обращается к ней Акимов, — отведите под мою ответственность господина Пожарского в предоперационную. Пусть дожидается там. Выдайте ему стерильную одежду.

— А Ива? Как она? Хоть что-то могу я узнать?

Главврач поворачивается ко мне и крепко сжимает моё плечо:

— С Даниловым оперируют ещё два хирурга. К сожалению, случай тяжёлый. Сами понимаете, авария, ушибы, большая кровопотеря, ребёнок внутри… Нужно ждать. Вы должны быть готовы ко всему. Но уверяю вас, мы сделаем всё возможное.

Я киваю, а внутри меня все сжимается от страха за жизнь моей девочки.

***

— Пройдемте со мной, — произносит медсестра, жестом указывая направление.

Следую за ней и оказываюсь в коридоре, залитом холодным светом ламп. Мои шаги гулко отдаются в тишине, а в голове пульсирует одна-единственная мысль: «Пусть всё скорее закончится, и они останутся живы…»

— Сюда, пожалуйста, — медсестра открывает дверь в небольшую комнату со светло-серыми стенами, которая оснащена специальными раковинами, смесителями для мытья рук, оборудованием для дезинфекции.

Трясущимися руками натягиваю бахилы на обувь. Не без усилий мне удаётся закрепить их на ногах. Затем обрабатываю руки антисептиком. Холодная жидкость растекается по ладоням, я тщательно втираю её, чувствуя резкий запах спирта. Он только усиливает моё беспокойство, напоминая о критичности ситуации.

Боже, как это пережить?..

Если бы я мог хоть чем-то помочь…

Всё, что в моих силах, я уже сделал. Даже вспомнил о Всевышнем, но ни одна молитва не помогает мне сохранять спокойствие. В душе творится полнейший хаос, мысли постепенно заполняет паника.

Только бы не сломаться…

Только бы не потерять контроль…

— Наденьте это, пожалуйста, — достав из шкафчика стерильный халат, медсестра помогает мне в него облачиться, завязывая тесемки на спине. — Готово.

Она осматривает меня с головы до ног, и следом указывает на кресло у стены.

— Проходите вон в ту комнату и ждите, пока к вам не подойдут. Как только операция завершится, мы вас проинформируем. И, пожалуйста, не трогайте ничего без необходимости, хорошо?

— Я понял, — говорю я севшим голосом и прежде, чем переступить порог, делаю глубокий вдох. Сердце колотится как сумасшедшее. От запаха лекарств и хлорки перед глазами плывёт. Тяжёлая атмосфера давит на мозг. В помещении тепло, а меня ледяным холодом на атомы расщепляет. Последние капли мужества теряю. Здесь до одури страшно. Здесь стены пропитаны чужой болью. Каждая секунда напоминает вечность. Кажется, что Бог обошел это место стороной.

Присаживаюсь на первый ближайший стул, но долго высидеть не могу. Всё тело потряхивает.

Комната кажется слишком тесной, а воздух настолько тяжёлым, что лёгкие разрывает при каждом вдохе. Здесь слишком тихо, как в гробу.

Встаю и принимаюсь ходить из угла в угол. Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки.

Остановившись у окна, смотрю на мрачное, нависшее над землёю небо. Оно будто плачет, и вместе с ним у меня что-то в груди вибрирует. Тонкие струйки дождя торопливо стекают по стеклу. Я застываю на них взглядом, возвращаясь в тот день, когда нашел промокшую насквозь Иву на мосту. Новость о её беременности перевернула мою жизнь кверху дном. Если бы я тогда отключил разум и прислушался к своему сердцу, ничего бы этого не произошло…

«Только бы выжила…» — повторив мантру, ощущаю, как внутренности обдаёт кипятком. Нахлынувшее чувство вины взрывает вены. Я провожу рукой по лицу, пытаясь унять сердцебиение. Образ Ивы не исчезает. Кадр за кадром я вижу её робкую улыбку, её растерянные глаза, слышу её надломленный голос… А потом вдруг перед глазами появляется картина неподвижного тела на каталке… и всё. Я будто сам подыхаю. Внутри всё в узлы затягивается от тревоги и беспомощности.

Хватаюсь за спинку ближайшего стула и, наконец, опускаюсь на него.

Ладони потные и липкие. Время и вовсе застывает. На фоне сбившегося с ритма пульса, слышу, как открывается дверь. Вскакиваю на ноги, но это всего лишь медсестра с ящиком каких-то лекарств. Она бросает на меня мимолетный взгляд и уходит дальше по своим делам.

Снова воцаряется тишина.

Снова убийственное ожидание.

Чувствую, в груди живого места не осталось. Там всё всмятку… Всё в фарш перебито…

— Господи.., вашу мать… — прохрипев, отхожу к окну, переключаясь на вибрацию мобильного. Выковыряв девайс из-под халата, принимаю звонок от Черкасова.

Глава 10

Глава 10

Максим

— Слушаю, Стас. Давно прилетел?

Закрыв глаза, я сжимаю пальцами переносицу, чтобы облегчить головную боль.

— Полтора часа назад. Еду к тебе в офис.

— Я в СКЛИФе. В родильном отделении. Похоже, надолго здесь задержусь.

Из легких вырывается шумный и протяжный вздох.

— Какого хрена ты там забыл? — удивляется Черкасов и сразу же добавляет: — Слушай, Макс, я тут рядом. Могу заскочить. Нужно кое-что с тобой обсудить.

— Давай, — вырубив звонок, вскидываю лицо к потолку. Прикрываю веки и делаю глубокий вдох, что бы хоть как-то расслабиться и прийти в себя.

— Максим Андреевич? — неожиданно прозвучавший сбоку голос вынуждает меня встрепенуться и распахнуть глаза.

Передо мной стоит Данилов. Кандидат медицинских наук. Хирург от Бога. Тот, кого я жду уже битый час…

— Мир тесен, Игорь Львович, — по привычке поднимаю руку, чтобы поприветствовать его, но тут же одергиваю, увидев на нём окровавленные перчатки. — Вы ведёте операцию?

— Я. А также хирург Малиновский и его ассистент.

— Всё так плохо? — сердце пропускает болезненный удар.

— Кем вам приходится эта девушка? — спрашивает, не отвечая на мой вопрос. — Ребёнок ваш?

Смотрю на перепачканного её кровью хирурга и прихожу в оцепенение.

Перед глазами в который раз возникает образ бездыханной Ивы.

Сколько ей осталось жить? Господи, она умерла? Зачем мне этот ребёнок без неё? Зачем???

Мать вашу, она должна была сделать аборт! Я же приказал! Проследил за исполнением ультиматума! Кто её оттуда вытащил? И к чему всё это привело? Девочка сейчас борется со смертью. Лучше бы она не беременела. Лучше бы она никогда не встречала нас с братом! Илья, сукин ты сын!..

— Максим Андреевич, — доносится голос Данилова, словно из другого мира. Чтобы прийти в себя, мне приходится встряхнуть головой. — Кто она для вас?

— Ошибка младшего брата, — судорожно выдыхаю, не давая отчета словам. — Он — биологический отец. Ребёнок его.

Про себя заключаю, что Ива и моя ошибка в том числе. И ребёнок, которого она носит, возможно мой.

Зачем? Зачем я её встретил?

Лучше бы я не трогал её…

— Жизнь матери безусловно в приоритете, но учитывая сложившуюся ситуацию, я обязан вас спросить: кого спасать будем? Её или вашего племянника? Времени на раздумье у нас нет. Малейшее промедление — потеряем обоих.

— Племянника? — растеряно всматриваюсь в глаза Данилова.

— У неё мальчик.

— Какой у Ивы срок? — резкий скачек артериального давления.

— Двадцать восемь недель беременности.

— Это… — теряюсь в подсчетах.

— Семь месяцев, — говорит он, и меня прошибает ледяным потом.

Не шесть, не пять и не восемь…

Семь месяцев. Ровно семь!

Я думал, после одной жаркой ночи мы больше никогда с ней не встретимся. Но судьба распорядилась иначе. Ива беременна… У неё сын…

Мальчик… Наследник Пожарских…

Возможно даже мой сын…

— Максим Андреевич? — подгоняет меня хирург. — Спасаем кого? Счет идет на секунды.

Подняв на Данилова растерянный взгляд, делаю ставку, от которой сам прихожу в ужас…