Правое дело

Лютый

Женщина схватила детятю, скрипнула калиткой, забежала во двор. Залаяла собака и с визгом забилась в конуру после удара хозяйской палки. Пыльную позёмку прогнал вдоль улицы холодный осенний ветер, он нёс цокот копыт и отрывистые звуки глашатая. Въезжал новый воевода, со своей небольшой дружиной. Кони шли шагом, воины осматривали опустевшие улицы, как занятый бастион иноплеменников.

Качнулась за окном избы занавеска, ребёнка оттащили от окна. В тишине тёмной комнаты бабка шепнула дочери:

– Говорят слепой он.

– Тише мама. Говорят – лютый, крестить нас приехал.

– Кто лютый, что значит крестить?

– Потом мама, прозвище его Лютый, и говорят да, слепой он. Князь веру иноземную принял и его прислал веру наших отцов изничтожить.

***

Ночь постепенно спустилась тихо, в тереме воеводы долго не гуляли. Лютый тянуть не любил, уже утром хотел взяться за дело. Слово князя оно как острый топор, на пути его лучше не стоять и, если повелел Ясно-Солнышко с поручением лучше не медлить. Да и последний шанс это был для Лютого, кому он слепой нужен, если делом не докажет своей пользы, какова будет его участь?

На заре костёр горел ярко. Сухие брёвна идолов потрескивали в жарком пламени. Волхв и предсказатель пытался организовать защиту капища. Местные вооружились кто чем: топорами, вилами, цепами у некоторых отыскался отцовский меч или копьё. Щит вообще не проблема – Колесо от телеги или просто несколько досок.

Лютый на ощупь слез с лошади, осмотрелся, но словно мимо, глядя не туда. Глаза его видели, но совсем плохо, только тени на ярком солнце, всё размазано как сквозь грязную воду, в которой ил со дна подняли чьи-то неосторожные ноги.

– Скажи мне прорицатель, что ждёт тебя в будущем? – Спросил Лютый у волхва.

– Нас ожидает победа, а тебя бесславная смерть. – Сказал волхв, оглядываясь на своих сторонников, которых раз в десять было больше чем людей князя.

Но все увидели, как ещё недоговорив, волхв, разрубленный надвое, упал бесформенной горой мяса, а Лютый, глядя чуть мимо собравшейся толпы, сказал:

– Человек, который не знает, что говорит или откровенно лжёт не может вести вас.

Смущённый народ заволновался, но правда воеводы была очевидной, он сам как грозный бог с окровавленным мечом стоял прямо, словно каменный, смотрел только на всех сразу и не на кого одновременно своими белёсыми глазами. Очевидно, не видел, но словно знал, в отличие от волхва, что ждёт каждого из них. Мужики побросали оружие и щиты. Лютый размахнулся мечом и рубанул деревянное изваяние Перуна, возвышающееся рядом чёрным бородатым столбом, и гром не грянул с неба, молния не поразила супостата. Старый идол треснул как подгнившее полено, дружинники закончили начатое, расколов бревно на части топорами.

Налетел ветер, погнал листву, согнул на своём пути былинки. Осенние облака треснули, народ напрягся, ожидая светопреставления, но выглянуло солнце и словно вторя ему чуть поодаль засиял золотой крест в руках болгарских священников и их праздничное песнопение, подхваченное ветром, разнеслось по полю.

Собравшиеся крестились в реке, потом грелись у костра, идолы горели ярко, как обычные поленья. Послали в деревню за бабами и детьми. Темноволосые иереи крестили всех, потом читали проповеди, объясняли азы новой веры.

Красное на белом

Первый труп появился с первым снегом. Страх, сковавший людей сильнее мороза, был вызван не фактом преждевременной смерти, такое случалось в Берестове периодически, а следами зверя, совершившего убийство. Живший рядом с лесом народ отлично знал всё зверьё, обитающее в этих краях, и с медведем приходилось сталкиваться не раз, даже зимой иногда бродили шатуны. Да и других хищников хватало. Но таких следов в Берестове ещё не видели. Сразу поползли слухи, как пролитые чернила по белой скатерти, баба Нюра кого-то видела крупного, баба Аглая слышала.

Тело Игнатия было разорвано на части, сердце отсутствовало, конечности разложены, а грудная клетка вскрыта и развёрнута. Голову найти вообще не удалось. Узнали местного плотника только по кисти руки, на которой не хватало фаланги пальца. Отрубил его себе Игнатий топором по пьяни ещё несколько лет назад.

Игнатия собрали, похоронили по христианскому обычаю. Погоревали и забыть ещё не успели, как случилось опять нечто похожее. Девку, ходившую в сумерках к проруби, нашли по частям разложенную вдоль дороги. Тогда народ уже призадумался всерьёз. Собрались мужики, вооружились как на нечисть. Опыт такой был в их истории, лет так пятнадцать назад загнали вурдалака и забили его осиновыми кольями на болоте.

Пошли по следам, но те оборвались у лесного ручья, поднялась метель, темнело быстро, едва вернулись домой, злые замёрзшие и ни с чем.

Если два первых убийства произошли за пределами городского частоколом и хоть как-то могли быть приписаны страшному животному, то третье в ночь перед зимним солнцеворотом, заставило самых твердолобых убедится в том, что зверь этот из потустороннего мира. Служку из недостроенной церкви, которую возводили на том месте, где раньше стояли идолы, нашли разорванным в амбаре недалеко от стройки, и никакие бабы Нюры ничего не видели и не слышали в этот раз.

Лютый сам приехал разбираться в происшествие, взяв с собой десяток самых верных дружинников, в том числе и несколько из местных недавно принятых в ряды воинов воеводы. Осмотреть Лютый ничего не мог, только слушал: причитанье баб, перебивавших друг друга рассказчиков, иноземную, но всё же понятную речь иерея болгарина, которого звали на греческий манер Александром.

У Лютого и без этой дряни было дел по горло. Вотчину, которую ему выделил князь назвать зажиточной было никак нельзя, но зато она находилась не так далеко от столицы. Лютому князь доверял, в прежние годы не раз бился с ним бок обок на поле брани, а теперь возлагал надежды как на руководителя. Через выданный надел год другой спустя должна была пройти безопасная дорога в Новгород, а в Берестове творилось такое, что никакую дорогу здесь не проложишь.

Если крещение прошло более-менее мягко, кроме волхва казнить пришлось ещё несколько самых ярых язычников, то теперь ситуация опять попахивала бунтом.

Для самого Лютого религиозные вопросы стояли на пьедестале ценностей где-то далеко внизу, гораздо ниже воли князя, мнения дружины и даже капризов жены. В своих делах он полагался на силу и хитрость, на собственный ум и умение договариваться. Сильный на поле боя почти всегда побеждал слабого, хитрый глупого и такие простые законы были религией для Лютого. Если бы князь повелел ему вновь переделать всех горожан в язычников, он ни минуты не колеблясь зарубил бы иерея болгарина и восстановил идолов. Таков был Лютый.

Внезапная слепота, после удара палицей по голове во время стычки с половцами, сильно остудила его свирепый нрав, добавив и в без того сложный характер ещё осторожности и подозрительности.

– Ратмир, – позвал Лютый своего ближайшего помощника. – Ратмир, что там случилось, расскажи как есть.

– Похоже, что зверь, человек на такое неспособен, да и видно, что без оружия, раны все рваные. Впору думать, что демон какой-то.

– А следы ты проверил, куда следы ведут?

– Следы здоровые, крупней медвежьих, но похожи. Теряются быстро на базарной площади, которая чуть ниже церковной стройки, под холмом.

Лютый выслушал разные мнения, поговорил почти со всеми, кто хоть что-то мог рассказать и рассказывал внятно по делу. Потом взял несколько самых верных людей и отправился в свой терем вместе с Иереем Александром. Болгарина надо было поберечь на всякий случай. Да и поговорить с ним о том, как лучше объяснить народу сложившуюся ситуацию.

Среди местных распространялись слухи о том, что во всём виновата новая вера, древние обереги разрушены, нечисть ползёт из леса, а новый Бог не может её остановить и, если такие разговоры дошли до воеводы, значит, среди людей говорят об этом часто. Крамольные слухи – отличная почва для бунта, а бунт – это измена князю. В то же время дружина в поселение стояла маленькая, да и люди живыми нужны, кем править если после себя одни трупы оставлять. Поэтому требовалось мнение умного Александра, который человек образованный и может придумать, как направить в нужное русло народный гнев.

В тереме Лютый закрылся в покоях со своим советником и Александром. Разговор был приватный, думали, как лучше народ успокоить и убийцу поймать.

На высокое крыльцо терема Лютый вышел уже ближе к вечеру подышать свежим воздухом в сопровождении помощника и доверенного человека Ратмира, необходимость в котором появилась вместе со слепотой. Распоряжения были отданы, решение принято. Конвой по всему городу усилен вдвое, улицы по ночам было приказано патрулировать. Но никакой уверенности, что получится ситуацию исправить не было.

На площади перед крыльцом играли дети, смеялись и бегали, дворовые и знатные всё вперемешку.

«Дети они есть дети им не до взрослых условностей у них свой мир». – Подумал лютый. Он видел только тени, но уже научился отлично ориентироваться по слуху, прекрасно различая голоса.

В толпе детворы Лютый услышал звонкий смех своей младшей дочери. Старшей недавно исполнилось четырнадцать, и она с мелкими не играла, начала уже на себя примерять заботы взрослой женщины.

Своих дочерей Лютый любил сильно, больше чем себя, но он хотел сына. Древние боги не послали ему мальчика, а новый Бог тоже не спешил отвечать на молитвы воеводы.