Палата была белой.
Но не той стерильной белизной, от которой веет надеждой.
Скорее — тусклой, будто выцветшей от слишком большого количества боли.
Мрачной. Глухой. Тихой до звона в ушах.
Она лежала без движения.
Глаза закрыты. Кожа — как воск.
Аппарат отсчитывал сердцебиение, но оно звучало чужим, как будто не её.
В голове — тишина. Ни паники, ни страха. Только усталость. Такая, что и моргнуть лень.
И мысль.
Одна-единственная.
"Не надо. Не вытаскивайте меня обратно."
Там, в реальности, всё болит.
Каждая клетка тела отзывается глухой тупой болью, когда чуть шевелишься.
Но боль — не самое страшное.
Страшнее — проснуться.
Открыть глаза.
И снова оказаться там.
Где ты — тело.
Где ты — товар.
Где каждый, кому ты улыбнулась, уже считал тебя купленной.
Она не помнила, как сюда попала.
То ли толкнули. То ли села не в ту машину.
То ли просто вовремя не ушла.
Но сейчас это уже не имело значения.
Всё, что она хотела — тишины.
Чтобы никто не трогал. Не звал. Не платил.
Просто...
не проснуться.
Когда кажется, что всё только начинается
Последний звонок прошёл как-то тихо. Без криков, без вычурных платьев, без слёз на показ. Просто — тепло. Одноклассники, учителя, фото на фоне облезлой школы. Местами штукатурка облупилась, но это не портило. Это было своё.
Амелия стояла на пороге, с букетом гвоздик в руке и какой-то странной легкостью внутри. Будто впереди — не страх, а свобода.
— Ну вот и всё, — сказал брат, подойдя сзади и легко обняв её за плечи. — Пора тебе, старшеклассница, в большой мир.
— Студентка, — поправила она, улыбаясь. — Почти.
— Главное — не теряйся там. А то мы тебя знаем, — вставила мама, подходя и поправляя ей ворот рубашки. — С виду ты такая спокойная, а потом бац — и в приключение.
— Мам, ну какие приключения, я в медицинский поступаю, всё серьёзно!
Они смеялись. Все вместе — папа, мама, брат, младшая сестра с косичками. Было так легко и по-домашнему, будто впереди не разлука, а просто короткая поездка.
Через неделю они уже стояли на вокзале. Чемодан — старый, серый, с оторванной ручкой, но любимый. Папа помог затащить его в вагон, мама сунула в руку деньги — «про запас». Сестра обняла так крепко, что на её рукавах остались следы слёз.
— Ты главное учись, Амелька, не бойся спрашивать, если чего не поймёшь, — шептала мама, гладя по спине. — А если тяжело — звони. Просто звони.
Амелия кивала. Она не плакала. Ей казалось, что она сильная. Что она справится. Что всё будет — как надо.
---
Город встретил её пыльным жаром, шумом машин и чужими взглядами. Он был непривычный — огромный, с темпом, в который сложно сразу встроиться.
Квартиру нашли быстро — через знакомых мамы. Маленькая, однокомнатная, но светлая. Мебель — советская, но крепкая. А главное — своя.
Учёба началась с суеты. Бесконечные списки, очереди в деканате, первое знакомство с соседями по потоку. Всё казалось таким взрослым.
Первое время Амелия писала домой почти каждый день. Фото в мессенджере, голосовые, короткие «всё хорошо, устала, люблю вас».
Она правда старалась. И правда верила, что будет врачом. Что всё идёт по плану. Что если делать правильно — всё и будет правильно.
Ей казалось, что главное уже позади — школа, прощание, переезд.
Она не знала, что впереди — совсем другие экзамены. Совсем другие оценки.
А город встретил её ослепительно.
Яркие огни вдоль дороги, тротуары, залитые светом витрин, шум машин, бесконечные ряды окон — всё пульсировало жизнью. Не той, к которой она привыкла. Здесь ничего не шло медленно и размеренно. Всё кипело, бурлило, мчалось. Кто-то куда-то торопился, кто-то бежал, кто-то говорил в три телефона одновременно, кто-то снимал сторис на бегу.
Амелия стояла у выхода с вокзала, вцепившись в ручку чемодана, и чувствовала себя как минимум инопланетянкой.
Люди были другие. Женщины — с идеально гладкими волосами, на каблуках, в платьях, которые шуршали при каждом шаге. Мужчины — в костюмах, в дорогих кроссовках, в ухоженных бородах. Даже подростки — словно из модных журналов, со смартфонами, с голосами, полными уверенности.
Никто не смотрел по сторонам. Никто не замечал её. Она была в этом потоке — но вне его.
Так выглядела взрослая жизнь. Громкая, глянцевая, как витрина, за стеклом которой она — просто прохожая.
Такси приехало не сразу. Пока ждала, прошёл ливень, резкий, шумный, тёплый. Она промокла до нитки, чемодан запачкался, а водитель отнёсся к ней как к сумке с картошкой — без лишних слов, без помощи.
Квартира была скромной, но светлой. Чужой. С хрустящей постелью, скрипучим диваном и слабым запахом сырости. Она зашла, закрыла дверь и вдруг поняла, что теперь — одна.
Без привычной маминой суеты, без папиного ворчания, без сестериной болтовни. Только холодильник, который гудит как старый автобус, и окна, в которых отражается её чужое новое лицо.
А на утро началась учёба. И город уже не казался ей таким ярким. Он был просто — быстрым.
Слишком быстрым.
Первая неделя учёбы пролетела, как в тумане. Новые аудитории, расписания, преподаватели, которые говорили так быстро и сухо, будто перед ними не живые люди, а глухие стены. Голова гудела к концу дня, пальцы болели от конспектов, а мысли крутились только вокруг того, как бы всё успеть.
В один из обеденных перерывов девчонки из группы пошли курить — на задний двор учебного корпуса, туда, где бетонный козырёк отбрасывал полоску тени.
— Пойдёшь? — спросила одна, Таня, по-моему.
Амелия колебалась. Она не курила. Ни разу в жизни даже не пробовала. Но остаться одной в аудитории, уткнувшись в телефон, — было хуже. Хотелось хоть какого-то общения.
— Пойду, — пожала плечами она.
Во дворике стояло трое девчонок: Таня, Алина и ещё одна — та самая, на которую сразу упал её взгляд.
Юля.
Она стояла чуть в стороне, в солнце, и будто специально бликовала. На ней был идеально сидящий чёрный комбинезон, открытые плечи, на шее — тонкая золотая цепочка с кулоном. Уши сияли от крупных серёг, ногти были безупречно выкрашены в молочный глянец. Даже сигарета в её пальцах смотрелась как аксессуар от кутюр.
— Ты новенькая, да? — кивнула она на Амелию. — Я тебя раньше не видела.
— Амелия, — представилась та. — Ну, да, я из другого города.
— Я Юля, — сказала девушка, сделав затяжку. — Из этого. Ну, почти. Типа местная.
Амелия кивнула. Хотелось сказать что-то ещё, но Юля уже повернулась к другим и что-то лукаво пошутила. Все засмеялись.
Амелия улыбнулась краешками губ, молча стояла рядом. Она не чувствовала себя лишней — просто пока не своей. Но взгляд её всё равно цеплялся за Юлю. Она была будто бы не из этого мира. Из рекламы. Из жизни, где нет проблем с деньгами, с жильём, с тем, как дожить до стипендии.
Живая, дерзкая, красивая, опасная.
Юля бросила сигарету, наступила на неё каблуком и неожиданно повернулась к Амелии.
— Пошли кофе возьмём? Там у входа аппарат есть. А то я сдохну, если не оживу, — кивнула в сторону двери.
Утро начиналось с недосыпа и звона чайника.
На съёмной однушке, в которой пахло новыми обоями и чем-то чужим, она варила кофе в турке и садилась за маленький столик у окна. За стеклом просыпался город: маршрутки, спешащие люди, гул машин.
Она смотрела в экран, перечитывая переписку с Андреем.
Они договорились снова встретиться — допиливать сайт. Он пришёл с ноутбуком, с шоколадкой, как будто между делом.
— Слушай, у тебя уютно, — сказал он, оглядываясь. — Не такая уж и «однушка от родителей», как ты говорила.
— Не бурчи, — усмехнулась она. — Всё равно чужая. Я тут гость.
— Ну и я гость. Значит, гость у гостя.
Они сидели на полу с кружками чая, обсуждали дизайн, смеялись, спорили, и время будто тянулось в мягкой тишине.
С каждой минутой она ловила себя на мысли: я не хочу, чтобы он уходил.
---
Мама звонила каждый вечер. Иногда с папой, иногда одна.
Она включала видеосвязь, поправляя волосы, словно за ней следили камеры новостей.
— Амель, а кто это у тебя мелькал за спиной? Парень?
— Андрей, одногруппник. Он помогает с проектом. Мы тут сайт… — Она пожала плечами.
— Сайт? — нахмурилась мама. — Ты ж на врача учиться пошла, а не на бизнесвумен.
— Мам… ну, просто попробовать. Это временно.
— Ну смотри. Не отвлекайся. Парни — потом. Сейчас — учёба.
— Конечно.
А внутри уже бушевало: а если не потом? А если уже?
---
Позже, когда они вдвоём сидели в кофейне у корпуса, он резко закрыл крышку ноутбука:
— Пойдём в клуб?
— Что? — она рассмеялась.
— Потанцуем. Мозги кипят. Надо отдыхать. Я тебя приглашаю.
— Как друг? — дразняще прищурилась она.
Он наклонился ближе:
— А как ты хочешь?
Она смутилась. И всё же согласилась.
---
Она выбирала платье с таким волнением, словно шла на первое свидание в жизни.
И, возможно, так оно и было.
Он ждал у входа, с лёгкой улыбкой и удивлённым взглядом:
— Ты с ума сошла, как ты выглядишь. Я теперь обязан быть рядом всё время.
Музыка в клубе обволакивала, стробоскопы мигали, но когда он взял её за руку и потянул к танцполу, весь шум отступил.
Он держал её за талию, и в каждый их танец просачивалась нежность.
— Мне с тобой очень хорошо, — прошептал он, чуть касаясь губами её уха.
— Мне тоже, — ответила она почти неслышно.
И в тот момент ей показалось, что весь город может подождать. Всё может подождать.
Кроме него.
Они танцевали до тех пор, пока не стало тяжело дышать. Амелия рассмеялась и откинулась назад, глядя на Андрея. Он обнимал её за талию, держал крепко, но в то же время легко, будто боялся спугнуть.
— У меня для тебя сюрприз, — наклонился он ближе, почти касаясь её губами. — Доверишься?
Она только кивнула. От громкой музыки её голова слегка гудела, но в груди всё дрожало от радостного предвкушения.
Он взял её за руку и повёл к барной стойке. Там сидел мужчина — лет двадцать шесть, может, чуть больше. В тёмной рубашке, с цепью на шее, с ухоженными руками и взглядом, в котором было больше понимания, чем у их преподавателей вместе взятых. Он повернулся, заметив их, и усмехнулся.
— Вот, познакомься, — сказал Андрей, положив руку ей на плечо. — Это Амелия. Моя партнёрша. А это — Тимур.
Мужчина протянул руку. Холодное, уверенное рукопожатие.
— Приятно. Говорят, вы начинаете маленькое дело. Хочу помочь.
— Помочь? — переспросила она, чуть хрипловато.
— Деньгами. Вы ведь хотите заказать первую партию?
Амелия растерялась. Всё было как будто несерьёзно: клуб, громкая музыка, блестящий лёд в бокале. А тут — чужой взрослый мужчина предлагает вложиться. Она перевела взгляд на Андрея.
— Он в деле, Амель. Мы с ним всё обсудили. Нам нужно сто тысяч — он даст. Но вернём сто двадцать. Ничего страшного. Мы справимся.
Она сглотнула. Страх подкрался — липкий и тихий. Но рядом стоял Андрей. Тот самый, кто сидел на полу в её квартире, спорил про цвета кнопок, приносил шоколадку. Если он уверен — значит, можно. Значит, всё получится.
— Хорошо, — выдохнула она.
— Вот и отлично, — Тимур поднял бокал. — За успех.
Андрей заказал ей коктейль. Потом ещё один. Потом они уже смеялись, сидели рядом, и всё казалось каким-то лёгким, пьяным, стремительным. В какой-то момент Амелия оперлась на его плечо, глаза слипались, но она чувствовала только жар — в теле, в голове, в сердце.
Ей было весело и странно хорошо.
Но где-то глубоко внутри — уже что-то дрогнуло.
— Попробуй этот, — шепнул Андрей, протягивая ей бокал с розоватой жидкостью. — Сладкий. Тебе понравится.
Она усмехнулась, взяла. Лёд звякнул об край. Сахар, кислота, и... тепло. Очень быстрое тепло.
— И вот этот ещё, для полноты эксперимента, — добавил он, и глаза у него блестели, будто он был беззлобным хулиганом, просто решившим поиграть в "бармена года".
В какой-то момент она не заметила, как коктейли менялись, смех становился громче, музыка — глуше. Голову будто кто-то держал в тёплой воде. Всё казалось в замедленной съёмке. Андрей что-то говорил, близко, обнимая её за талию. Она даже не сопротивлялась — это было так естественно, будто бы они всегда были рядом.
Хлопок.
Она моргнула. Или провалилась в пустоту? Света стало меньше. Или просто глаза устали? Её рука лежит на бедре, но под ней — не ткань, а его ладонь. Между ног. Она подалась назад, но тело будто не слушалось.
Хлопок.
Смеётся. Она? Или он? Всё будто бы снова в порядке. Он гладит её по волосам. Она уткнулась в его грудь, глупо улыбается. Всё хорошо. Всё легко.
Хлопок.
Слишком тесно. Она в туалете. Кабинка. Запах влажного пластика и перегара. Он стоит за ней. Что-то шепчет на ухо. Его рука под юбкой. Юбка... задирается. Ткань трусиков тянется и исчезает с бёдер.
— Не надо... — кажется, она это сказала. Или подумала?
Хлопок.
Вода. Лицо. Она умывается. Смотрит на себя в зеркало. Распухшие губы. Глаза стеклянные. А он сзади, приобнимает, целует в шею.
Хлопок.
Юлька захлопнула за собой дверь квартиры, сбросила кроссовки и тут же потянула узкие джинсы вниз — чуть не застряли на лодыжках. Белый короткий топ тоже полетел в сторону, вместе с лифом. Одежда раздражала — казалось, она всё ещё впитывала в себя пыль улицы и чужие взгляды.
Она выключила верхний свет, оставив только настольную лампу с мягким, тёплым свечением. Задёрнула плотные шторы. В этом полумраке её тело будто дышало свободнее. Дом стал капсулой — местом, где можно сбросить не только одежду, но и лицо, которое она носила для мира.
На ноутбуке — быстрый пароль, отработанный рефлекс. Зашла на нужный сайт, подключилась. Пока всё загружалось, она переоделась — натянула кружевное бельё: прозрачное, почти вызывающее. Чёрная маска — гладкая, закрывающая верхнюю часть лица — дополнила образ. Личность? Зачем. Здесь она была другим существом.
Трансляция запустилась.
Юлька мягко провела рукой по бедру, как по сцене, на которую выходит снова и снова. Сначала — только взгляд, позы, движения. Прелюдия. Её «поклонники» уже собрались, и знакомый ник тут же появился в приватном сообщении.
Переход в приват. Деньги — есть. Он — снова он. Один из постоянных. Скучал. Писал коротко, требовательно. Слова — как щелчки пальцами: «Сними. Покажи. Глубже. Без слов».
Она слушалась. Плавно. Профессионально. Всё по сценарию, отрепетированному до дрожи.
— Вот так? — её голос был мягким, с хрипотцой. Она прикасалась к себе медленно, театрально. Спектакль начался.
Он написал: «Хочу, чтобы ты взяла вибро. Жёстко. До конца.»
Юлька кивнула, не глядя в камеру. Потянулась к ящику, достала вибратор. Холод пластика коснулся кожи. Она знала, что делать. Всё, что он просил, она делала — с точностью до миллиметра. Её тело играло роль. Губы были приоткрыты, глаза — спрятаны под маской. Но внутри — тишина.
Он был груб. Напорист. Писал, как будто владеет ею. А она двигалась точно по сценарию, ни на сантиметр не выбиваясь из роли. Она была идеальной картинкой желания — для него. Но сама в это мгновение не чувствовала почти ничего.
Лишь мысль на границе сознания: «Сколько осталось до таймера?»
Оргазм был — или что-то похожее на него. Юлька дернулась, выгнулась красиво, как нужно, как он любил, и замерла, прерывисто дыша. На экране мелькнуло сообщение: «Перевод успешно выполнен». Баланс её счёта пополнился — почти мгновенно.
Она ещё не успела отключить трансляцию, как телефон задрожал на столе. Один раз. Второй. И ещё, и ещё — сообщения сыпались без остановки.
Мамка.
Юлька на миг закрыла глаза и прошептала сквозь зубы:
— Бл*ть...
Сообщения шли одно за другим: адрес нового отеля, номер клиента, внешние требования — «на тебе должно быть только чёрное белье, чулки и плащ, волосы прямые, макияж — дерзкий, помада алая».
Сухо. Чётко. Без эмоций. Как расписание авиарейсов.
Юлька резко вырубила трансляцию, даже не попрощавшись. Отошла от ноутбука, медленно встала, глядя в окно. Рука ещё дрожала от вибраций внутри. Ей казалось, будто всё вокруг слишком яркое, слишком громкое.
— Ни минуты покоя, — буркнула она, пробежав пальцами по волосам.
В ванной — ледяная вода. В лицо. Чтобы проснуться. Прийти в себя. Затем — быстро переодеться: чёрный комплект, как просили, чулки, каблуки, плащ. Она натянула маску равнодушия, как уже делала сотни раз.
Зеркало выдало ей ту же женщину, которую она знала до боли: сексуальную, холодную, с глазами, в которых уже давно никто не жил.
И снова в ночь. На вызов.
Юлька вошла первой. Как всегда. Каблуки цокнули по паркету, дверной замок щёлкнул за спиной. Она скользнула взглядом по номеру — полумрак, затхлый аромат дешёвых свечей и еле слышное гудение кондиционера.
На кровати аккуратно лежали игрушки — словно хозяин номера выложил витрину своей фантазии: чёрный ремень, плётка, анальная пробка, вибропуля, жёсткие наручники и кляп. Всё чёрное. Всё новое. Всё — под сценарий.
Скинула пальто. Под ним — ничего, кроме сетчатого боди, облегающего, словно влитого. Соски уже твёрдые от предвкушения — или от того, что знала: будет грязно, как он любит. Влезла на кровать на четвереньки, покачивая бёдрами, как кошка, тянущаяся перед прыжком.
В дверь постучали — дважды. Он не вошёл, он вломился.
Высокий, с агрессией в движении. Взгляд на неё — как на кусок мяса. Она это любила. Иногда.
— Встал на колени, сука, — бросил хрипло.
Она встала. Молча. Послушно. Привычно. Он подошёл, сжал волосы в кулак, оттянул голову назад.
— Ты у меня сегодня будешь визжать. Поняла?
— Так и хотела, — выдохнула с усмешкой, чуть высунув язык.
Дальше всё пошло по жести. Наручники — быстро. Кляп — плотно. Плётка — без прелюдий. Он отработал на ней злость, напряжение, похоть. Словно не человек — а инструмент для слива грязных фантазий. Сжимал её за шею, трахал стоя, сзади, в зеркало — чтобы видеть, как она кривится.
Она стонала. Не фальшиво — просто слишком правдоподобно. Где-то там, под всей этой грязью, ей даже нравилось — ощущение полной потери контроля.
Когда он кончил, с плевком и матом, просто сел на край кровати, вытирая руки.
— Там конверт, — бросил в сторону тумбочки. — Можешь идти. Ты отработала.
Юлька сдёрнула кляп, вытерла лицо салфеткой, встала. Вся в сперме, с красными следами на коже — будто после боя. Натянула пальто на голое тело, схватила конверт. Не пересчитала. Тут всегда без обмана.
Перед уходом она усмехнулась:
— Позвонишь, когда захочешь опять, чтоб тебя дрючили.
И хлопнула дверью.
Юлька вызвала такси прямо от отеля. Заказала через приложение — не хотела ловить, вся в сперме, ссадинах и синяках. В салоне пахло мятной "Астрой", а водитель пытался украдкой на неё коситься в зеркало. Юлька просто закатила глаза и вытерла остатки блеска с губ.
Юлька вышла из такси прямо у глянцевой витрины с кружевными платьями. На окнах — белые шторы, манекены в фате, подсветка с мягким розовым светом. Сбоку — стеклянная дверь, почти без опознавательных знаков. Только табличка:
“Bridal Boutique Luisa”.
На деле — это был вход в один из самых элитных притонов города. Туда не пускали просто так. Кодовый звонок — три коротких, два длинных.
Прошла неделя. Уже неделя, как они оформили заказ на те самые кошельки.
И... тишина.
Ни коробки, ни извещения, ни даже смс от службы доставки. Просто пустота.
Андрей вёл себя спокойно, даже слишком.
— Такое бывает, — пожал он плечами, когда она снова подняла тему. — У меня в прошлый раз вообще заказ месяц шёл. Китай, сам понимаешь. Ничего страшного. Подождём.
Он улыбался, как будто всё было под контролем.
А у неё внутри что-то зудело. Тревога копилась, глухо пульсируя в груди.
Инвестор — тот самый, который дал им деньги на старт, — сначала молчал.
А потом начал писать.
Сначала вежливо. «Как дела?»
Потом чуть настойчивее: «Как продвигается бизнес?»
А вчера вечером — прямо, в лоб: «Где товар?»
Эти сообщения приходили ей. Ей, не Андерею.
Сначала она просто скриншоты отправляла ему.
Потом — пересказала по телефону.
И вчера — прямо во время видеозвонка с мамой — пришла очередная смс от него.
Коротко. Холодно. Напряжённо.
Она не успела даже дочитать, как глаза сами по себе опустились вниз. Мама заметила.
— Амелия, с тобой всё хорошо? — спросила мама.
Она кивнула, соврала. Потом отговорилась усталостью.
Сегодня утром она снова пошла на пары. Сухая во рту.
Перекинулась с Андреем парой слов, показала сообщение.
Он усмехнулся:
— Ну а что? Сто штук — это не шутки. Конечно, человек переживает. Но это нормально. У всех бывают задержки. Главное — не паниковать.
Он снова был слишком спокойным.
А ей — было страшно.
Первая пара шла вяло. Лектор что-то монотонно читал с листа, а Амелька склонилась к Андрею и, сверля его взглядом, шептала:
— Ты звонил продавцу? Ну что с заказом?
Андрей даже не повернул головы, только хмыкнул:
— Ой, ну что ты начинаешь? Всё будет нормально. Такие задержки — дело обычное.
Но ей не нравилось это «всё нормально». Её внутренний голос, то самое женское чутьё, уже давно бил тревогу. Что-то было не так. Она чувствовала это каждой клеткой. Кошельки не пришли, инвестор стал активнее писать, и вчера вечером он впервые написал ей. Спросил прямо, без прикрас — как продвигается дело и когда ждать результат. Она соврала, конечно. Улыбнулась на видеосвязи с мамой, а внутри всё сжималось от страха.
После пар она поймала Андрея возле корпуса. Зажала его между стеной и мусоркой — чтобы не сбежал, не отговорился.
— Звони. Прямо сейчас. Или мне возвращать сто штук, или ты мне показываешь товар. — Она почти не узнавала свой голос — он был твёрдым, чужим.
Андрей раздражённо дернул плечами:
— Деньги я взял под твое имя. Официально. Так что формально должен ты, точнее — ты. Ответственность на тебе.
Её как обдало холодом. Она замерла, не сразу нашлась с ответом.
— Что значит «на мне»?! Ты же нашёл этого поставщика, ты всё организовал, я даже не знала, с кем ты договариваешься!
— Ну да. Но оформлялось-то всё через тебя. Под твою карту, на твои данные. Так спокойней было, помнишь?
Амелька смотрела на него как на незнакомца. Земля будто под ногами поплыла.
— Звони, — процедила она сквозь зубы.
Он нехотя достал телефон, набрал. Включил громкую связь.
— Алло, это по поводу заказа… Да, тот, что мы оформляли неделю назад.
Голос на том конце был вежливый, без эмоций:
— Вы же отменили его. Получили письмо с отменой. Деньги, кстати, не были возвращены. Хотите заново — оплачивайте ещё раз. Только тогда отправим.
Андрей глянул на неё, будто хотел сказать «ну вот, видишь?», но она уже стояла как камень, бледная. Словно внутри всё лопнуло.
Ошибка с заказом. Письмо об отмене. Деньги не вернули.
Она знала одно: этот кошмар только начинается.
Именно её опасения подтвердились.
Андрей смотрел прямо — с тем самым холодным, отстранённым выражением, будто он к ней и пальцем не прикасался, будто не было ничего. Ни дружбы, ни разговоров до рассвета, ни того дня в клубе. Будто она — просто случайная, мимолётная, незначительная. Как будто он её никогда и не знал.
— Хочешь товар — подожди. Не хочешь — не моя проблема. Деньги не под моим именем, так что выкручивайся как хочешь, — произнёс он спокойно, почти лениво, словно обсуждал погоду, а не её жизнь.
У неё защемило внутри. Она слушала и не верила. Это тот самый человек, который обещал, что всё будет нормально? Который уверял, что «я разрулю», а теперь так спокойно отмахнулся от неё, как от надоевшей мухи?
И тут он добавил — как плевок в лицо:
— И вообще, ты сама на меня запрыгнула. В туалете, помнишь? Я не заставлял. А после клуба... ну, девственницы так себя не ведут. Так что не надо делать из себя святую.
У неё внутри что-то хрустнуло.
Она отшатнулась, резко развернулась, глотая воздух, будто задыхалась, и пошла прочь. Хотела просто исчезнуть, вытереть из памяти всё — и его, и ту ночь, и себя ту, глупую, доверчивую.
Но не успела. Возле корпуса она столкнулась с Юлькой. Та сразу всё поняла.
— Амель... стой. Ты чего? — Юлька перехватила её за руку, крепко, как якорь.
Амелька не ответила. Только опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Руки дрожали. А потом просто… разрыдалась.
Юлька молчала. Только обняла. Крепко. Сильно. Как единственный человек, кто сейчас хоть что-то чувствовал за неё.
Юлька сидела рядом, на той же скамейке, закурила — нервно, но без спешки. Она наблюдала за Амелькой, не суетилась, не спрашивала, просто ждала. Она вообще не из тех, кто лезет первым. Но и уходить не спешила.
— Всё? Прорыдалась? — спокойно, почти лениво.
Амелька мотнула головой, но слёзы продолжали капать. Она прижала рукав куртки к глазам, размазывая тушь.
— Ну?
— Он… — голос дрогнул. — Он сказал, что не виноват. Что деньги — на моё имя. Что сам я на него тогда… в туалете. И что я не девственница, раз такое вытворяла. Что ему вообще пофиг...
Юлька молчала. Только глубоко затянулась.
— Ну, ясно, — наконец выдохнула дым. — Кинул, конечно.
Сумка с продуктами тяжело оттягивала руку. Амелия шла по тротуару, глядя под ноги, механически переставляя шаги. В голове крутилась мешанина из мыслей: мамина грусть, десятка от Юльки, голос Андрея в голове, как он обещал, что «всё схвачено».
Визг тормозов разрезал улицу.
Чёрная, блестящая машина остановилась рядом. Дорогая, вся глянцевая, как с витрины. Из салона вышел мужчина — высокий, с короткой стрижкой, в чёрном пальто и с тёмными глазами, которые она помнила до дрожи. Инвестор. Тот самый, кто «одолжил» им деньги с таким лёгким, почти дружеским видом.
— Эй, — сказал он резко. — Сюда иди.
Она замерла. Он подошёл сам, грубо схватил её за локоть, распахнул заднюю дверь и втолкнул её внутрь. Машина тут же тронулась.
Амелия прижала сумку к груди. Он смотрел на неё, как хищник. Словно проверял, сколько у неё в крови страха.
— Где он? — начал он тихо. — Где Андрей?
— Я не знаю, — выдохнула она. — Он…
— Да ты мне сопли не жуй! — рявкнул он, и тут же хрястнул её кулаком по лицу.
Голова дёрнулась вбок. В ушах зазвенело. Щека вспыхнула болью. Она зажала рот, чтобы не вскрикнуть.
— Я ему дал деньги. Я вам дал деньги, — произнёс он, почти рыча. — Он должен был отдать мне всё с прибылью. Ты забыла, сучка?
Она молчала. Воздух в салоне стал вязким. Он дышал часто, зло, пальцы сжимались в кулаки.
— Где мои деньги, а? — Он нагнулся ближе, его голос стал тише, опаснее. — Ты хочешь, чтобы я начал искать твою мать? Или тебя начнут искать?
Амелия чувствовала, как сжимается живот. Паника подступала комом к горлу. Она покачала головой.
— Я не знаю… — прошептала она. — Он не выходит на связь, он…
— Найди. Его. Деньги. — Каждое слово — как гвоздь. — У тебя неделя. Потом я вернусь. И тебе будет очень больно.
Он распахнул дверь и выкинул её почти в движение. Сумка ударилась о бордюр, овощи покатились по дороге. Амелия упала на колени, ударившись ладонями об асфальт. Машина рванула с места и исчезла за поворотом.
Она осталась на тротуаре — с разбитым лицом, выбитыми из рук продуктами и гулом в голове.
Она сидела в подъезде, прямо на холодной бетонной ступеньке. Коленки поджаты, руки дрожат. Телефон в пальцах — как пустая надежда. Она снова и снова пыталась набрать номер Андрея — тот самый, который знал, как «всё устроить», как «всё разрулить». Бесполезно. Гудки. Потом тишина. Потом — «абонент временно недоступен».
Паника подступала тошнотворной волной. Сердце стучало где-то в горле. Хотелось выть. Орать. Но вместо этого — только дрожащий выдох.
Сергей.
Теперь у страха было имя. Сергей. Инвестор. Не просто мужчина в дорогом пальто, а человек, который выкинул её из машины, ударил кулаком по лицу и дал неделю. Неделю на то, чтобы найти десятки тысяч, которых у неё не было и никогда не будет.
А если не найдёт? Если он действительно найдёт её мать?.. Или — её саму?
К ментам не пойдёшь. Сама деньги брала. Подписи, слова, уши на макушке — всё было. Да и кто поверит, что она не знала? Что просто «поверила парню»?
А ведь ещё мама. Её голос в телефоне. Усталая, но добрая. Спросила, не простыла ли Амелька, как у неё дела с учёбой… А она, дура, соврала, что «всё хорошо».
Нет. Ничего не хорошо.
И как вишенка на этом чёртовом торте — Андрей. Его лицо всплыло в памяти. Хмельной, самодовольный. Она — в полуобмороке, в коротком платье, в чужом доме, в чужой комнате. Пьяная. Размазанная. Беспомощная.
А он — склонился над ней, шепча: «Тсс… не бойся, мы же вместе…»
Грудь сдавило. Слёзы побежали по лицу сами собой.
Она вытерла их рукавом и резко открыла телефон.
— Юлька… — шепчет она себе. — Только не молчи…
Набрала её номер. Тот, что отразился в истории звонков. Одно кольцо. Второе.
— Алло? — Юлькин голос был как спасательный круг.
— Юля… — всхлипнула Амелия. — Помоги мне… Пожалуйста…
— Пиши адрес, — коротко сказала Юлька в трубке.
Без вопросов, без сочувствия. Тон, от которого по спине пробежал ток. Амелия с дрожью написала свой адрес в мессенджере и через сорок минут услышала звонок в дверь.
На пороге стояла Юлька — уверенная, ухоженная, в дорогом пальто, с бутылкой вина и аккуратной коробкой сладостей. Будто к подруге на девичник зашла, а не вытаскивать кого-то с края.
— Жить будешь? — спросила она с лёгкой усмешкой, проходя внутрь.
Они устроились на кухне. Вино плеснулось в стаканы. Амелия держала его, как спасательный круг.
— Юль… — выдохнула она. — Я хочу понять, как можно заработать… быстро… Я не знаю, что делать.
Юлька помолчала, посмотрела на неё внимательно.
— Ты вообще понимаешь, куда лезешь? — голос был уже другой. Жёсткий, взрослый. — Это эскорт. И это тебе не Инстаграм со свечами и сердечками. Это тебе не платьишко на фотосессию надеть.
Амелия кивнула. Юлька фыркнула.
— Нет, не понимаешь. Потому что если зайдёшь — обратно не выйдешь. Тут или до конца, или ты в чёрном мешке. Всё просто. Отсюда не уходит никто. Только если очень повезёт.
— А клиенты? Что за люди вообще?..
Юлька уселась поудобнее, закурила.
— Разные. Бывают нормальные. Такие, что деньги платят, благодарят, даже вроде как уважают. Бывает — мерзкие, грязные, с фетишами, с перегаром, с кулаками. Бывает, что просто выплываешь, умылась — и пошла дальше. А бывает, что ноги не несут.
Амелия слушала, сглатывая ком.
— Бывает, что умирают. — Юлька смотрела прямо в глаза. — Пропадают. Или их убивают. Или бьют так, что потом швы на лице. Или душат. Или из окна выкидывают. Кто-то выплывает, да. Кто-то открывает бизнес. Кто-то выходит замуж. Кто-то… влюбляется, да. Но чаще — просто затягивает. Деньги большие. Ты их чувствуешь. Быстро. И потом — всё.
— На прошлой неделе у Олечки нашей, помнишь? — продолжила она, сдерживая раздражение. — Ей за день тридцатку пообещали. Согласилась. Вернулась — все зубы пересчитаны. Скорая, швы, лицо как боксерская груша. Ну, бабки хотела быстро, вот и получила.
Они ехали вдвоём. Амелия и девушка, имя которой она даже не сразу запомнила — по дороге та болтала в голосовом с кем-то, поправляла макияж, пару раз выругалась, небрежно перекинулась парой фраз с водителем. Выглядела уверенно, как будто делала это тысячу раз.
Амелия сидела тихо. Машина плавно скользила по вечернему городу, отражения огней мелькали на окнах. Она смотрела вперёд, пальцы сжали клатч так, что побелели костяшки.
— Не ссы, просто походишь, пококетничаешь, попьёшь вина и поедешь домой. Главное — не ляпай лишнего, — вдруг сказала девушка рядом.
Ресторан был шикарный. Витрины в подсветке, на входе — ковёр, внутри — хрусталь, золото, мягкий свет, музыка, официанты в белоснежных перчатках.
Запахи духов, вина, дорогой кожи.
Амелии казалось, будто она попала в какой-то элитный мир, где ей не место. Везде — женщины. Безупречно накрашенные, с идеальными прическами, сумочками от последних коллекций. Туфли — как в журналах. Улыбки — не настоящие, глаза — как у кошек перед прыжком.
Она чувствовала себя пылью.
Её подвели. Вторую девушку тут же "забрали" — мужчина в костюме, поцелуй в щёку, рука на талии.
А Амелии указали глазами на высокого мужчину у стойки бара. Он пил виски и курил сигару. Тяжёлый взгляд. Дорогие часы. Костюм безупречный. Лицо грубое.
Она подошла. Сердце билось где-то в горле.
— Если, не дай Бог, свой рот откроешь, — не дожидаясь приветствия, сказал он, даже не посмотрев на неё, — я тебе челюсть вырву вместе с корнями.
Он повернул голову и взглянул на неё — тяжело, словно пробивая.
— Поняла меня?
Амелия кивнула, не в силах выговорить ни слова. Горло сдавило. Холодный пот прошёлся по спине. Сердце глухо бухнуло.
— Улыбаешься. Ходишь за мной, как собачка. Ни шагу в сторону. Ни с кем не разговариваешь. Ни слова, ни взгляда. Ты — мебель. Ясно?
Да. Да. Поняла. Но рот будто не открывался.
Он кивнул, взял её за запястье — сильно — и повёл за собой.
Она шла за ним, как на поводке. Вокруг — смех, блеск бокалов, дорогие лица, шелест платьев и ювелирный свет. Кто-то на неё взглядывался, кто-то вообще не замечал.
А внутри было холодно. Тошно. Как будто из неё вынули воздух.
Она не чувствовала себя женщиной. Даже не девочкой. Она чувствовала себя вещью, антуражем. Как красивый бокал, который поставили рядом с клиентом — и который можно разбить, не заплатив ни копейки.
На удивление, всё прошло… спокойно.
Если, конечно, это вообще можно назвать спокойно.
Они сидели за столом — он разговаривал с кем-то по бизнесу, курил, смеялся, швырял взгляды. Амелия сидела рядом, как и велено — с улыбкой, ровной спиной, наливая вино, если он кивал, и поддерживая взгляд, когда нужно было сделать вид, что ей весело.
Всё это время она искала глазами ту девчонку, с которой приехала. Та исчезла буквально через десять минут после входа. Ни за соседним столиком, ни возле бара — её не было.
Скорее всего, их просто "увели". Без предупреждения. Без церемоний. Так же, как потом увезут и Амелию — но, к счастью, не сегодня.
Мужчина не стал трогать её. Ни намёков, ни грязных движений — только взгляд, тяжёлый и вечно оценивающий. В нём было что-то хищное, словно он откладывал её "на потом", как десерт.
Когда всё закончилось, он резко встал. Даже не посмотрел в её сторону.
Потом вдруг обернулся, подошёл, сунул в руку плотный коричневый конверт.
— Хороша, сука, — ухмыльнулся. Его рука с силой хлопнула её по ягодице. — Вот бы тебя подрать как следует.
Он уже уходил, даже не досмотрев, как она вздрогнула и скривилась.
Только когда его силуэт растворился за дверьми, она позволила себе выдохнуть.
Такси она заказала сама. Села на заднее сиденье, прижимая к себе конверт, словно он был чужим, грязным. Хотелось выкинуть его прямо в окно. Вместе с вечерним платьем, с макияжем, с этими туфлями на каблуке, в которых она еле стояла.
В груди ныло. Не от боли. От мерзкого, липкого чувства, будто её использовали… даже не прикасаясь.
Она ехала и смотрела в окно. А на стекле отражалось чужое лицо — с нарисованной улыбкой, с чужими глазами.
"Вот бы тебя подрать..."
От этой фразы внутри будто что-то содрало кожу.
Луиза принимала её уже далеко за полночь. В салоне, конечно, никого не было — только свет в её кабинете и запах каких-то духотных духов, от которых кружилась голова. Амелия зашла молча, будто в чужой дом, и с порога почувствовала: здесь ей рады, но не по-доброму.
— Ну, жива? — без лишних вступлений бросила Луиза, отрываясь от телефона. — Смотри, какая ты у нас стойкая оказалась.
Амелия не ответила. Она села напротив, уставшая, как будто из неё выкачали всё, даже дыхание. Луиза откинулась на спинку кресла, оценивающе оглядывая её.
— Держи, — она протянула ей аккуратно сложенный конверт. — Это твоё. Немного урезала — ты же ещё не в теме до конца, да и под крылышком у нас. Не обессудь.
Амелия взяла конверт. Он был чуть тоньше, чем тот, который ей сунул клиент, но всё равно казался тяжёлым — как будто внутри лежали не деньги, а что-то липкое и позорное.
— У него… ничего не было, — тихо произнесла она, почти извиняясь.
— Ну и славно, — Луиза кивнула, даже не удивившись. — Первый раз, как-никак. Дальше всё будет проще.
Она встала и медленно подошла ближе, положила руку на спинку кресла рядом с Амелией и наклонилась чуть ближе:
— Есть ещё один вариант.
Завтра. Один очень хороший мужчина. Но сразу скажу: это не ресторан. Это после ресторана.
Сопровождение — это так, для галочки. А дальше… как получится. Позволишь — значит, заработаешь хорошо. Не позволишь — ну, он парень не злой, но может сорваться. Пеняй на себя.
Амелия не знала, как отреагировать. Хотелось сказать "нет", но рот будто склеило. Луиза посмотрела на неё чуть свысока, с лёгкой усмешкой:
— Отдых, кстати, был хороший, — добавила она, словно между прочим. — И тебе нужно научиться делать лицо поспокойнее. А то эмоции у тебя на лбу бегущей строкой.