Предатели. Мне больно!

Глава 1

— Аркадий, может уже нужно отключить твою жену? Я же вижу, как ты мучаешься, столько страданий, бедненький мой…

Я словно вынырнула на поверхность из воды, где все наполнено холодом и звуками. Глаза не могу открыть, будто они склеились. Уже хотела закричать, но этот громкий шёпот меня остановил. Кроме него я слышу звук пикающих приборов и работающий рядом со мной аппарат, словно воздух качает. Мне так холодно, что впору стучать зубами. Такое ощущение, что я лежу совершенно голая в каком-то холодильнике. Не чувствую ни рук, ни ног.

— С ума сошла, Зоя? — я точно знаю этот сердитый голос, он похож… Господи, на кого же он похож?

Картинки моей жизни всплывают с утроенной скоростью, кружат вокруг, и я не могу их ухватить, чтобы вспомнить, кто я такая и что происходит. Но имя Зоя и голос мужчины мне знакомы. Я слышала их много раз в какой-то другой параллельной вселенной.

— Но ты же уже сказал врачам, что прекращаешь финансирование? — голос такой сладкий, въедливый, как патока липнет к ушам.

— Нет, не сказал, — грубо произносит мужчина, и я тут же вспоминаю, это же мой муж! Аркадий здесь, а я не могу ему ответить. Горло сковало невидимой рукой, а губы мне не подчиняются от холода. Да и что-то мешает во рту, у меня там явно какая-то штука.

Но если Аркадий рядом, то все встает на места, но я еще не могу как-то контактировать с ним. Мое тело мне не подчиняется, словно инородный заледеневший предмет отдельно от моих мыслей и желаний.

— Почему не сказал? Сколько еще мы будем оплачивать содержание тела, которое само даже дышать не может?! — в голосе женщины слышны истерические нотки.

Ну что ты, милая, с моим мужем так нельзя говорить. У него блог на такие истерики, тут же становится холодным и бесчувственным, как сталь. У него и фамилия подходящая, впрочем, как и у меня, Стальские. Вот все почти вспомнила, но не могу понять, почему я не могу двинуть ни рукой, ни ногой.

— Ты не понимаешь, Зоя! Чтобы Славу отключить, нужно собрать консилиум из врачей, подтвердить, что ее состояние окончательно потеряно для жизни…

— Да сколько можно, Аркашенька! — злится женщина. — Пять месяцев ты уже привязан к этой клинике и палате.

— Я не могу отключить свою жену от дыхательного аппарата. Пока врачи не скажут свое слово, Слава будет здесь.

Меня даже гордость берет, молодец, правильно. Я живая, сейчас только знак какой-нибудь подам. Мне бы хотя бы моргнуть, глаза открыть или пальцем пошевелить. Но лицо все еще придавлено какой-то штукой, что я даже рот не могу открыть. Или он у меня открыт?

И тут я вспоминаю, кто такая Зоя. Моя подруга тоже здесь. Почему они оба рядом и что собираются отключать?

Какие-то мгновения анализирую свои ощущения на момент открытого рта и своего дыхания, которому явно что-то мешает. Но меня отвлекает испуганный крик мужа.

— Что ты делаешь?! Зоя! Отойди немедленно! — слышу, как что-то с грохотом падает и шуршание аппарата прекращается, наступает нереальная тишина, которая мне лично кажется вечностью. Становится так тихо, что я слышу дыхание Аркадия рядом с моим лицом.

Но тут же начинают надрываться приборы, противно пищат, завывают сиренами.

— Все, вернула на место, — удовлетворенно говорит женщина. — Подумаешь, на секунду из розетки прибор выключила…

Так вот почему я не чувствую, что дышу. На грудь словно каменная плита свалилась, не шелохнуться.

— Она что, не дышит? — испуганный голос мужа. — Слава-Слава! Зови врача срочно! Ты ее убила, Зоя!

Итак, новая история, новые герои, знакомимся:

✔️ Предательство близких, измена, развод, дети как игрушки между взрослыми.

✔️ Хэппи-энд.

✔️ Новая любовь, возвращение бывшего мужа, но…

Наши герои:

Слава Стальская — молодая женщина, что попала в непростую ситуацию, когда тебя предали практически все. Нежная, ранимая, но со стальным стержнем внутри, который придется достать.

У нее:

💔 подорванное здоровье, борьба за жизнь, недоверие ко всем.

👩‍👧‍👦 Дети, которые нуждаются в матери, но не могут быть с ней.

🕰️ Лишь только время может все исправить и герой, который докажет, что любовь существует.

Аркадий Стальский — муж, бизнесмен, играет в свою игру, где все только для него любимого.

У него:

💞 У него все отлично, если бы не бывшая жена.

Орловский Марк — обаяшка, милашка, циник и небольшая вредина.)) Врач в обычной городской больнице, одноклассник Любимова Сергея из книги «Измена. У него другая семья» и друг Ильи Старцева из книги «Яд твоего поцелуя».

У него:

💥 Любовница старше него, главный врач больницы, которая очень любит свое положение и карьерный рост.

Зоя — подруга Славы.

🙈 О, тут все понятно. Зависть, ненависть и желание занять место подруги. Умение притворяться и выглядеть лучше, чем есть.

В книге будут появляться персонажи других моих историй, пока не скажу кто, но надеюсь, что будет очень интересно!

Глава 2. За полгода до этого…

— Слава, ну какие шторы, я тебя умоляю! — подруга стоит рядом со стремянкой, держа выглаженные шторы в руках. — Ты на девятом месяце, с ума сошла?

— Зойка, я хочу, чтобы в доме все сверкало к моему возвращению, — старательно тянусь до широкой планки с полосками для крючков. — Что же как высоко-то, зараза!

Еще чуть-чуть, и я сейчас начну вставлять несчастные крючки в полозья. Зоя бы и сама повесила шторы, но ужасно боится высоты, это у нее еще с детства.

— Если стану на что-то чуть выше двадцати сантиметров, меня начинает тут же раскачивать как маятник из стороны в сторону. Так что давай оставим шторы на Аркадия или Роб со школы придет. Твой сын уже сейчас выше тебя.

— Я хочу сейчас! — возмущаюсь я, взбираясь выше по стремянке, придерживая большой живот руками. — Ты меня подстрахуй, и все получится.

— Мать моя женщина, — ругается Зоя, цепляясь руками за мои бедра. — Если бы Аркадий был здесь, нам обеим свернул бы головы за такое.

Нежно голубая органза только что отглажена и лежит красивым облаком вокруг подруги. Словно она в бальном пышном платье. Ей только корсета голубого со стразами не хватает. Вообще Зойка красивая. Пепельного цвета волосы в каре до плеч, игривая челка, кукольное личико, фигурка хорошая. Мне всегда нравилось, как она одевается. Вот если есть вкус, то тут не отнять. Платья, шпильки, чулки, шарфики… Особенно мне сейчас актуально, когда я беременна вторым ребенком.

У нас с мужем что-то не получалось после первого, Роберта, которого мы сделали чисто случайно и по залету. Такой скандал был! Мне шестнадцать, Аркадию двадцать пять, и я беременна. Мама с папой чуть из дома меня не выгнали под горячую руку, хорошо, что вмешались родители будущего мужа.

— Не о такой невестке мы мечтали, но теперь что об этом говорить, — брезгливо говорила свекровь, когда у нас дома собрался консилиум из моих родителей и родителей жениха. — Пусть воспитывают, раз делать научились.

— Мама, — морщится Аркадий.

— А что? Ну отправь ее на аборт! — выплевывает ядовито свекровь. — Пусть все решится одним способом. Тебя я понять могу, ты уже отучился, с отцом работаешь, а у нее какое будущее? Пеленки и ползунки? Она даже школу еще не закончила!

— Я успею, — потухшим голосом отвечаю им. — Мы с Аркашей решили, что я доучусь.

— Ага, давай, а дальше?

— И дальше пойду поступать на следующий год.

— Да кому ты нужна с сопливым ребенком? Поступать она будет, — ворчит будущая свекровь. — Или аборт или свадьба, вот мое слово.

— Не будет она аборт делать, — грохает кулаком по столу мой папа. — Угробить мне дочь хотите? Вашего сына под суд осталось отдать!

— А вы мне тут не угрожайте! — тут же взвивается свекровь. — По согласию они, ясно? Или вы денег хотите? Так мы дадим, да, Вадим? — Поворачивается к мужу, а тот пожимает плечами. Типа делай как считаешь нужным.

— Мама!

— Помолчи, детей делать можешь, а разруливать мне приходится, — огрызается на смущенного Аркадия свекровь. — Пусть расписываются, а дальше решим, что делать.

Со школой я погорячилась, беременность сложная была, а у меня выпускной класс. Лежала на сохранении с учебниками, тетрадками. На последний экзамен пришла уже практически рожая.

— Ох и беда с тобой, Ярина, позорище наше, — качала головой мой классный руководитель.

А я сдала и поехала в роддом, где и появился наш мальчик, первенец. Жили мы тогда у родителей Аркадия в трехкомнатной квартире. Это уже потом они купили дом, а квартиру оставили нам. Но натерпелась я тогда от свекрови по самое не хочу. Радости было, когда они переехали в свой дом, не передать словами. Хорошо еще, что Роберт рос довольно спокойным и не капризным ребенком.

Затем долгие девять лет ничего. Я жутко хотела дочку, но не получалось никак. И уже когда совсем отчаялась, получила к Новому году долгожданный подарок в виде двух полосок. И вот теперь на девятом месяце вешаю шторы, чтобы все было красиво, без меня никто так не сделает.

— Слава, а ты как дочку хочешь назвать? — спрашивает меня Зоя, пока я цепляю крючки на гардину.

— Наденька, — улыбаюсь в ответ.

— Красиво, — тихо отвечает Зоя, а я дергаюсь от того, что стремянка подо мной вздрагивает и начинает заваливаться на бок.

Пытаюсь удержать равновесие, цепляюсь за штору, которую не до конца еще повесила. Тонкая органза рвется, а я теряю опору под ногами. Слышу, как вскрикивает Зоя, и падаю словно в замедленной съемке, безумно хватаясь уже за воздух.

Удар, сразу резкая боль, отчего у меня темнеет в глазах. Живот сводит болезненной судорогой, и я кричу от боли, скорчившись на полу.

— Сейчас, Слава, я скорую вызову, — спокойно, без суеты говорит Зоя, но я ее почти не слышу.

Рычу, сцепив зубы и теряя сознание. Так больно, что вдохнуть не могу. Мне кажется, что я забыла, как это делается.

— Быстрее! — выдавливаю слова вместе со стонами. — Ребенок! Моя девочка!

Это последнее, что я успеваю сказать перед новой вспышкой боли. Меня словно раздирает на части, рвет на куски. Живот превратился в один пылающий огнем шар. Спасительное забвение приходит, когда я уже кричу не переставая, и я с благодарностью проваливаюсь в него, чтобы постараться пережить все это там, где отсутствуют границы человеческого сознания.

— Упала… Отслойка… Спасайте ребенка… — слова проникают через болезненный туман.

Я честно пытаюсь держаться на плаву и удержать жизнь своего ребенка. Моя дочка, которую я носила девять месяцев еще внутри меня, и сама не выберется.

— Кесарим… — голос врачей, яркий свет.

Мне уже все равно, что происходит с моим телом, главное, чтобы ребенок был жив.

— Аркадий, — вырывается из меня дикий крик, когда я чувствую просто дикую боль, что буквально режет мой живот.

— Наркоз! Твою мать! Шок!

И я уплываю, содрогаясь всем телом, а потом приходит избавление. Не чувствую ничего: ни боли, ни страданий. Меня просто нет.

Глава 3. Наше время

— Орловский! Ты где, мать твою! — слышу голос главного врача и по совместительству моей любовницы. — А вот ты где играешь?

Дария Александровна врывается ко мне в кабинет как к себе домой, без стука и намека на вежливость.

— Тебя явно не учили уважать чужое пространство, — хмыкаю я, откидываясь на спинку кресла.

Успеваю свернуть вкладку игрушки, да, грешен, играю в танки именно в рабочее время. Но мне нужно иногда разгрузить мозги. Они так переполняются повседневными задачами, что выплескиваются наружу в виде циничного настроения. Вот как сейчас. Явно двадцати минут в игре мне не хватило.

— Если ты мой заместитель и блестящий нейрохирург, это еще не значит, что можешь играть в рабочее время, — фыркает сердито Дашка и плюхается в кожаное кресло напротив. — Почему я должна искать тебя по всему отделению?

— А я откуда знаю? - Развожу руками. — Сразу в мой кабинет не судьба заглянуть?

— Ой, много ты понимаешь, — бесится Дашка.

Понимает, что сама неправа, но свалить на меня свой же косяк — это мы умеем и практикуем.

— Ладно, чего мчалась ко мне со скоростью гоночной метлы? – Смотрю на Дашку, подперев щеку правой рукой.

Вот красивая баба, а сволочная. Не в смысле гадости делает, а любит всё держать под контролем и подстраивать под себя. В том числе и меня, а я как-то не готов к такому. Дашка давно ждет от меня предложения руки и сердца, но я не до такой степени идиот, чтобы лезть в добровольное рабство. Мне ее приказов и на работе хватает. Да, в постели у нас ураган и буря, на этом всё. Полчаса секса с ней, и я готов бежать куда подальше, чтобы только не участвовать в цирковом и романтичном представлении, что начнется после.

— Марк, — Дашка иногда может быть нормальным человеком, но бывает, что ее заносит. Особенно что касается власти, тут она руку отгрызет, даже мне. Свое место главного врача она лелеет и защищает всеми доступными способами.

Высокая, стройная, с каре из белокурых волос и вечно красными губами, Дашка выглядит очень эффектно, не спорю. Она старше меня на три года, но разницы я не вижу. Иногда мне вообще кажется, что это я тут древний мамонт, а Даша современная зверушка, с блестящей шерсткой и длинными ресницами.

— Слушай меня, — кладет сцепленные руки на стол Дарья Александровна, превращаясь в строгого главного врача. — Ко мне сегодня заявился муж этой, которая в коме, Стальской. Спрашивал про ее состояние, сможет ли она когда-нибудь выйти из комы и всё такое. Я ему всё рассказала, что чудеса бывают, состояние его жены довольно стабильное, функции мозга не затронуты, ну а кома… Что кома. Бывает после анафилактического шока.

— И что он хочет? — хмурюсь я, вспоминая пациентку, которую перевели к нам почти пять месяцев назад.

Роды с помощью кесарево сечения, введен наркоз и жуткий анафилактический шок. Впадение в кому. Мне очень жаль эту женщину, которая даже своего ребенка не успела увидеть, доставали ребенка экстренно, кромсая практически не глядя. Будь я там в родильном отделении, сразу всех под суд бы повел. То, что ее муж написал заявление в полицию, одобряю, такие живодеры не должны работать с людьми. К нам ее перевели в платное почти сразу, как откачали в реанимации. Женщина в коме, у нас платное отделение, терапия, куда еще ее? Не на улицу же.

— Говорит, что не может продолжать финансирование своей жены, и я так поняла, что муж хочет в ближайшее время отключить жену от аппарата жизнеобеспечения.

— Вот козлина, — с чувством произношу я. — Но он может перевести ее в общую терапию, и всё равно ее там подключат к аппарату, только уже на общих условиях.

— Я ему тоже это сказала, обещал подумать. Но ты же сам знаешь, какие там условия, — морщится Даша. — С нашим платным отделением не сравнить, — гордо добавляет она.

— Ну ладно, можно с ним поговорить, пусть еще подождет. Мы можем его жену положить в трехместную палату. Пусть лежит себе спокойно среди больных, так дешевле.

— Предлагала, но он ушел думать, а самое интересное не это, — загораются от удовольствия глаза Дашки.

Чувствую в этом какую-то интригу и обреченно вздыхаю. Вот любит она все эти пакостные моменты, прямо смакует их у себя в душе. Я давно догадывался, как она попала на место главного врача. Сама Дашка не скажет, но я знаю, что именно меня хотели поставить вместо нее, но… Не судьба. Никогда не жалел, что я не родился красивой и знойной блондинкой, а когда узнал об утверждении кандидатуры Дашки, то позавидовал, черт возьми. У меня столько планов было, столько мог сделать, но всё пошло прахом. Дашка никогда не будет улучшать что-то без особых распоряжений сверху.

— Вот, а через час ко мне приходит подруга этой нашей спящей красавицы, — продолжает Даша. — Тоже спрашивает, что да как, а потом достает из сумочки, кстати, я хочу такую сумку на Новый год. Ты мне задолжал подарок еще с Восьмого марта. Помнишь, я показывала тебе? Такая бордовая, с коричневыми вставками по бокам и ручками из кожи? Она как раз подходит к моим осенним сапогам. Я тебе даже бренд скидывала, ты смотрел? Хотя нет, ты никогда не смотришь мои сообщения. И за что только ты мне нравишься, Орловский? Вот ничего в тебе нет привлекательного, кроме внешности. Ты хотя бы понимаешь, как иногда обижаешь меня?

— Так, стоп! — останавливаю словесное безумие Дашки движением руки. — Ты уже слетела с темы. Так что там с подругой?

— Аа, да, — продолжает Даша. — Короче, эта самая подруга достаёт из сумочки конверт и по столу так аккуратно двигает ко мне. Медленно, осторожно и говорит: «Если вы уверены, что ничего нельзя сделать, то войдите в наше положение, прекратите мучения Славы, ее мужа и их детей. Не стоит их обнадеживать».

- Что, прости?

- Отключите аппарат искусственного дыхания, проявите милосердие!

Глава 4

В кабинет без стука врывается медсестра с дикими глазами и трясущимися руками. Стучаться никого не учили, что за день сегодня такой?!

— Марк Павлович! Ой, Дарья Александровна, — молоденькая медсестра замечает у меня в кабинете главного врача.

— Что случилось? — спрашиваю ее, видя, как она растерялась.

— Там пациентка в платной палате, которая в коме… — начинает та сбивчиво.

— Что? Встала и ушла? — хмыкаю я.

— Как встала? — становится бледнее мела медсестра.

— О Господи, Марк Павлович! — ругается Дашка. — Ваш юмор сейчас совершенно не уместен! Так что случилось, Люба?

— Она не дышит, совсем.

— Да епаный же… — Выругиваясь, срываюсь с кресла.

Бегу по отделению, а Дашка за мной, но отстала, куда ей на каблучищах. Навстречу уже торопится реанимационная бригада, врываемся в палату. Отталкиваю от кровати больной какого-то мужика в костюме, рыдающая женщина, что стояла рядом с ним, сама отходит.

Дальше всё четко, отработано. Искусственное дыхание, подключение к аппарату, введение нужных инъекций. Качаю практически уже мертвое тело, рядом стоит реаниматолог с трубкой для искусственного дыхания. Ждет, будет необходимость или уже поздно.

— Давай! — рычу на бездыханное тело.

— Марк! — окликает меня Дарья. — Это не ты должен делать.

— Уйди! — огрызаюсь на нее и снова качаю, дышу в ледяные губы.

— Она умерла, да? — кричит женщина, что стояла рядом с мужчиной. — Аркаша, Слава умерла?

— Закрой свой рот, Зоя, — зло отвечает ей мужик.

— Ты же видишь, что она не дышит! — продолжает истерить женщина.

— Выведи из палаты посторонних, — бросаю Дарье, и та отдает нужные указания.

— Сменить? — предлагает реаниматолог.

— Пока сам, — отвечаю ему, и вот оно, стук под моими ладонями.

Робкий такой, я бы сказал, задумчивый. Сердце словно решает, надо ли ему это продолжать жить? Я бы на его месте тоже задумался, но сейчас не до этого. Делаю машинально еще одно движение и опускаю руки, смотрю на экран монитора, где идут кривые пульса.

— Пиз… — выдыхает реаниматолог, смотря на часы. — Еще бы пара секунд и всё. — Трубку ставить?

Оба смотрим на вернувшуюся с того света женщину, молодая какая, хрупкая.

— Сама же дышит, — указываю на грудную клетку, которая поднимается ровно и равномерно. — Анализы взять, УЗИ сделать, кардиограмму и всё мне.

Даю указания персоналу, а сам выхожу из палаты.

Мужчина с женщиной стоят в коридоре. Тот обнимает ее за плечи, а она рыдает, но как-то странно. Глаза все в слезах, а смотрит на меня с каким-то хищным удовольствием. Во загнул, но именно это первым пришло мне в голову.

— Слава? — вскидывает подбородок женщина.

— Жива, а вы кто? — оглядываю мужчину, его дорогой костюм, золотые часы. Только так обычно и ходят в палату к больной в коме. Хотя кто я такой, чтобы судить. Не все, как я, ходят везде в джинсах и рубашке.

— В смысле жива? — отстраняется от мужчины женщина. — Она не дышала!

— И что? — хмуро смотрю на нее, забыв на минуту, что я врач. – Нужно было, чтобы и дальше не дышала?

— Извините ее, Зоя просто перенервничала, — отодвигает от себя женщину мужчина. — Я Аркадий Михайлович, муж эээ… — запинается, то ли забыл имя своей жены, то ли вспоминает, что нужно сказать дальше.

— Понятно. Ваша жена начала дышать сама, далее мы обследуем ее мозговые функции и постараемся привести в чувство. Тогда будет понятно, с чем мы имеем дело.

— Какой прогноз, доктор? — снова встревает в разговор женщина. — Она будет жить?

Только сейчас вспоминаю, о чем мне рассказала Дашка в кабинете. Так это та самая подруга, что предлагала отключить аппарат искусственного дыхания? Оглядываю женщину с головы до ног. Отмечаю, что здесь она наравне с мужчиной: алый брючный костюм, пепельного цвета волосы, как у Дашки, бриллианты в ушах. Эффектная, высокая, но из категории стерв, сразу разглядел.

— А вы, дамочка, собственно, кто будете больной? — Прищуриваюсь и вижу, что не ошибся, та буквально вспыхивает от злости.

— Я подруга больной и его невеста, — тычет пальцем в сторону мужика в костюме.

— Вот как, а больная об этом знает?

— Что за тон, господин врач, — оживает мужчина. — Вы разговариваете с женщиной.

— Вижу, — морщусь я, как от кислого лимона во рту.

— Извините, но мы далее будем общаться только с Дарьей Александровной, — мадам раздраженно вздергивает голову вверх.

— Флаг в руку… — невольно вырывается из меня, но вовремя успеваю закрыть рот. — Если я вам больше не нужен, то удаляюсь, но хочу предупредить, в палату к больной вам доступ закрыт, — указываю кивком на стервозную мадам.

— Это еще почему? — взвивается та.

— Зоя! — осаживает свою невесту якобы муж больной.

Интересно, когда он успел развестись? Пока больная была в коме или пока еще не решил про развод окончательно? Впрочем, какое мне дело, пусть сами разбираются.

— Потому что я не знаю причину, по которой отключился аппарат искусственного дыхания, — отвечаю мадам и вижу, как с ее лица разом схлынули все краски.

Вот оно что, да тут у нас покушение. Жаль, что в палатах нет камер, доказать ничего нельзя, но запись остановки аппарата должна быть. Нужно будет поговорить с техниками.

— На что вы намекаете? — хмурится мужчина. — Если это обвинение, то прошу предъявить доказательства.

— Ни на что не намекаю. Вы в палате были вдвоем, не считая больной в коме. Сама она не могла выключить аппарат. Мы всё проверим и сообщим вам.

— Будьте добры, — сквозь зубы произносит муж больной.

— Это вряд ли, — ухмыляюсь я, разворачиваясь, чтобы уйти.

— Что вряд ли?

— Буду добр, — не оглядываясь ухожу по коридору в свой кабинет.

Глава 5

— Вячеслава Геннадьевна, вы меня слышите? — Открываю глаза и пытаюсь проморгаться. Все словно в тумане. — У вас очень редкое имя. Если слышите, попробуйте пожать мою руку.

Только сейчас чувствую, что моя рука в комфортном тепле, и какое-то мгновение плыву от этого ощущения. Ледяные пальчики легко сжимают. В ответ напрягаюсь, пытаясь сделать так же. По руке вяло идет напряжение, заставляя мои мышцы дернуться и едва заметно сжать.

— Отлично, — радуется мужчина, а я наконец вижу его.

Интересный мужчина, как сказала бы моя подруга. Явно высокий, широкоплечий. Волосы — короткий темно-русый ежик, красивые глаза, синие с серыми крапинками. Длинные в меру для мужчины ресницы, легкая небритость, что очень ему идет. Подбородок с небольшой ямочкой, губы привлекательные, что тут скажешь. На вид лет тридцать пять, может, чуть старше.

— С возвращением, — улыбается он белозубой улыбкой. — Мое имя Орловский Марк Павлович. Я не ваш лечащий врач, но сегодня мое ночное дежурство, и вы находитесь под моим наблюдением. Позвольте я кое-что уточню…

Яркий свет слепит глаза, и я дергаюсь, закрывая их.

— Откройте, — врач светит фонариком, разглядывая мои зрачки, затем поворачивает голову, рассматривая лицо.

Хочу сказать ему, что мне холодно, очень, но в горле все шипит, першит. Закашливаюсь.

— Не говорите пока, вам нельзя, да и не получится, — улыбается мужчина. — После трубки какое-то время будет саднить, я скажу медсестре, чтобы делала вам полоскание. Сейчас буду вас трогать, обязательно нежно, вы кивайте, если почувствуете.

Смотрю на него во все глаза, а он наблюдает за моей реакцией. Где и что он там трогает, пока непонятно.

— Ничего?

Мотаю отрицательно головой.

— А здесь? — легкое сжатие колена, и я радостно киваю, дергая шеей, как в припадке.

— Уже лучше.

Он снова садится на стул и, сложив руки на груди, смотрит на меня.

— Итак, ситуация такая. Вы были в коме после анафилактического шока, во время которого у вас остановилось дыхание. Вы что-то помните о тех событиях? Кивните.

Киваю, хотя как я могу сказать, что я помню, а что нет?

— Ваше имя Вячеслава, верно?

Кивок.

— Отлично, — радуется врач. — До утра мы с вами вспомним все ваше генеалогическое дерево.

Он так улыбается, что мои губы невольно раздвигаются в ответ. Мышцы еще помнят, что такое улыбаться, или просто реакция на его движение. Сейчас у меня сознание немного путанное, и воспоминания накатывают как цунами. В голове вспыхивает красным сигналом слово «ребенок». Я была беременна?

Врач видит изменения на моем лице и то, как я задергалась, пытаясь встать с кровати. Приборы снова запищали, пытаясь перекричать друг друга.

— Куда это мы собрались? — мягко давит на плечи Марк Павлович. — Что за суета? Не хочу вам делать успокоительное, только пришли в себя и опять в сон. Нужно, чтобы мозг немного поработал, так что лежите спокойно.

Но какой там! Дергаю руками к животу, пытаясь ощупать его, и врач замечает это движение.

— Аа, понял, — радуется он. — Вы про ребенка вспомнили.

Он снова садится, а я почти рычу, чтобы быстрее рассказал мне все.

— Насколько я знаю, с вашей дочерью все нормально. Вас перевели к нам уже после рождения ребенка, но в истории болезни вы родили девочку на 3,2 килограмма.

Марк Павлович улыбается, а я закрываю глаза. Волнение за жизнь ребенка буквально скосило меня, выбивая последние силы.

— Нельзя волноваться, все хорошо, — успокаивает меня врач. — Продолжим? Я немного покопаюсь у вас в мозгах?

Киваю, все еще лежа с закрытыми глазами. Мне сейчас все равно, что этот Марк хочет делать, главное, моя девочка жива. И конечно, она с Аркадием, где же еще. Муж любит наших детей. Очень жаль, что меня не было с ней рядом, когда дочка родилась. Но ничего, я буду хорошей мамой, такой, что компенсирую Наденьке все дни нашей разлуки.

Далее идет опрос моего состояния. Марк Павлович задает вопросы, на которые я просто киваю или отрицательно мотаю головой.

— Сейчас вам тепло?

— Нет.

— Холодно? Вы замерзли?

Множественный кивок головой. Думала, оторвется. Я очень рада, что он задал мне этот вопрос.

— Оу, сейчас решим эту проблему, — Марк вскакивает со стула и исчезает из палаты, словно ветром сдуло.

Я наконец осматриваюсь вокруг, замечая тумбочку, на которой стоят цветы, телевизор на стене. Идет какой-то фильм, не понять про что, но двигающиеся по экрану герои удивительным образом притягивают меня. Не могу оторваться, смотрю, как они двигаются, беззвучно открывают рот. Звук выключен, и поэтому мне становится смешно наблюдать за немыми, как рыба, героями.

— Вот, одеяло с подогревом, — накрывает меня чем-то мягким Марк.

Я даже не заметила, как он вернулся, так увлеклась просмотром немого кино.

— Сейчас включу и… — что-то возится там, скрываясь под моей высокой хирургической кроватью. — Готово, — вылезает наружу врач.

Благодарно киваю, растворяясь в ощущениях. Жду, когда мне станет тепло.

— Что смотрим? — кивает на телевизор Марк. — Сейчас звук прибавлю. О, мой любимый фильм «Укрощение строптивого», согласитесь, Челентано здесь бесподобен.

Он улыбается и разворачивает стул в сторону телевизора.

— Вы не против, если я вам компанию составлю? А то в ординаторской так скучно, — кидает на меня веселый взгляд.

Киваю, хотя могу поспорить, что у меня в палате ненамного веселее.

Так и лежу, он сидит, смотрим кино. В некоторых местах Марк смеется, а я улыбаюсь, глядя на него. Интересный человек, у него ночное дежурство, а он сидит тут со мной, развлекает меня.

Видимо, я задремала, так как очнулась от того, что Марка Павловича уже нет, а в палате находится медсестра. Ставит мне систему через катетер, делает внутримышечный укол. Мне так тепло под одеялом, что я едва отмечаю ее присутствие, снова засыпаю уже здоровым и спокойным сном. Наконец-то согрелась, а завтра придет мой муж, расскажет мне, как там дети. Главное — набраться быстрее сил и выйти отсюда. Я же могу это сделать? Конечно, меня дочка маленькая ждет. Пора домой. Если бы я знала, как ошибалась насчет всего, особенно насчет наличия у меня дома.

Глава 6

— Здравствуй, Слава, — в палату входит Зоя, оглядывается и закрывает плотно дверь. — Пришла узнать, как ты…

Проходит к моей кровати и ставит на тумбочку пакет с фруктами и соком. Я наблюдаю за подругой, и что-то внутри подрагивает от страха. Не пойму, какие-то смутные воспоминания, словно Зоя хотела меня отключить? Да нет, бред. Мы дружим со школы, зачем бы ей?

— Я знаю, что тебе пока нельзя говорить, но хочу спросить, что ты помнишь? — тревожно смотрит на меня Зоя, а я ее не понимаю.

Вместо того чтобы радоваться моему возвращению, подруга странно ведет себя, словно ее напугало что-то. И как, интересно, я ей отвечу, если говорить нельзя? Мотаю отрицательно головой, а Зоя заметно успокаивается, на губах расцветает улыбка.

— Ничего не помнишь? — спрашивает еще раз.

— Нет, — подтверждаю кивком.

— Это хорошо, так как мы с Аркадием так страдали, много говорили. Грустная тема, не хотели тебя расстраивать.

Недоуменно поднимаю брови, что еще за тема? Хотя всё потом.

— Как дети? — шепотом еле слышно произношу я.

— О, Роб в своем репертуаре, это не то, остальное не так, а Наташенька растет, пузыри пускает, — улыбается Зоя.

— Что?! — удивляюсь я. — Наташенька?

— Ну да, а разве ты не так хотела дочку назвать? Мы с Аркадием сами ей имя выбрали. Ты же говорила, что Наталья, или нет? — удивляется Зоя.

Расстроенно мотаю головой. Ну нет же, я Надю хотела!

— Да и какая разница, — отмахивается Зоя. — Наташа тоже красивое имя. Хочешь покажу?

Я чуть ли не подпрыгиваю на кровати от нетерпения. Неужели я сейчас увижу свою дочку?!

Зоя пересаживается ко мне на кровать и достает свой телефон из сумочки. Открывает альбом, листает фотографии с моей дочерью. Какая же Надя красивая, смешная. Вот дочка перемазана детским питанием, смеется, открыв ротик, где торчат два маленьких зубика. А вот она со смешными короткими хвостиками с цветными резиночками.

— На Аркашу похожа, — гордо произносит Зоя, а я не слышу ее тона.

Я вижу свою дочь первый раз. Для меня это уже волшебство, что даже не замечаю, как по щекам текут слезы.

— Аркадий… — шепчу Зое.

— На работе, — объясняет она, убирая телефон, а я с животной жадностью провожаю трубку взглядом. Я тоже хочу в своем телефоне фотографии дочери! Чтобы смотреть на нее часами, чтобы искать в ней мои черты и улыбку Аркаши. — Кстати, вот.

Зоя достает из сумки мой телефон и кладет поверх одеяла.

— Я скину тебе туда фотографии Наташи, — предлагает она, а я благодарю ее взглядом. — До этого телефон был у меня, сама понимаешь, тебе нельзя было сюда, да и не нужен был.

Зоя пересаживается на стул, я вижу, что она как-то странно нервничает. Словно хочет что-то сказать, но не решается.

— Твой врач сказал, что тебя сейчас нежелательно волновать, — наконец начинает она. — Но я подумала, что ты должна знать, как сейчас обстоят дела у тебя в семье.

Я удивленно смотрю на нее, пока не понимая, что она хочет мне сказать.

— С твоими родителями всё хорошо, — успокаивает меня Зоя. — Роб ходит в школу, просился сюда, но я сказала ему, что схожу на разведку, если всё хорошо, завтра он придет. По учебе съехал, конечно, но Аркаша приструнил его, пообещав отобрать карманные деньги. Вроде начал учиться. Наташа, сама понимаешь, всё хорошо…

— Но… — выдавливаю из себя, видя, как Зоя не решается сказать.

— Слава, ты была в коме довольно долгое время. Многое изменилось. Аркаша не решается тебе всё рассказать, боится, что будет хуже, но я думаю, что ты должна знать. Видишь ли, не всегда получается так, как мы хотим. Со временем всё меняется, и люди меняются…

Зоя начинает меня пугать. Лихорадочно перебираю в уме, что могло случиться. Она сказала, что с детьми всё нормально, тогда что?!

— Я же сказал, что вам вход сюда запрещен! — раздается грозный окрик от двери, и мы обе вздрагиваем. — Вам было что-то непонятно или хотите, чтобы я заявил в полицию?

— С чего бы это? — встает со своего стула Зоя. — Я пришла навестить свою подругу, что в этом такого?

— Выйдите из палаты, я вам в коридоре объясню, что не так, — гневно отвечает врач.

Кажется, его зовут Марк? Да, точно. Что-то память у меня стала слишком короткой. Я же помню, что он был у меня почти до полуночи, а вот имя едва смогла вспомнить.

— Больной нужен покой. Пока я не получу все результаты ее обследования, посещения временно прекращаю, — заявляет Орловский, а Зоя торопится на выход.

— Слава, я приду, когда переговорю с главным врачом, — виновато объясняет подруга, а я киваю. Что мне еще остается?

Они уходят, а я обессиленно падаю на подушку и закрываю глаза. Что же такого мне хотела сказать Зоя? Что случилось? Я же теперь буду думать, накручивать себя. И где Аркаша? Хотя да, муж сейчас на работе. Надеюсь, его ко мне пустят, и он мне всё объяснит. Я просто с ума сойду от неизвестности. И почему мою дочь назвали Наташей, в конце концов?! Я же говорила Аркадию и не раз, что хочу только Надю, Надежду…

К вечеру мои планы на приход мужа не оправдались. А я так ждала, что он придет, расскажет про детей. Странно, почему еще не позвонила мама, словно меня не существовало для всех этих людей, будто я еще в коме и никого не интересую. Дотерпела до девяти вечера и позвонила сыну. Роберт взял трубку сразу, видимо, как обычно играл в телефоне.

— Мам! — радостный крик сына вызвал у меня улыбку. Ну хотя бы здесь всё нормально. — Круто, что ты теперь звонить можешь! — радовался сын.

— Как вы? — прошептала я, пытаясь, чтобы Роб меня услышал.

— У нас всё хорошо. Натка писается, слюни пускает, я в школу хожу, — отчитывается сын. — Мам, а ты когда вернешься? Папа говорит, что ты еще ходить будешь учиться, ты забыла как?

— Нет, — шепчу я, глотая слезы. — Соскучилась…

— Мам, и я, представляешь, папа мне очки виртуальные купил, его тетя Зоя уговорила, — захлебываясь от восторга, говорит про свое сын. — А еще бабушка с дедом теперь к нам не приезжают! Бабушка правда звонит мне каждый день, спрашивает, как Натка, ну а что там нового, что научилась , спать не дает.

Глава 7

Всю ночь я не спала, еле дождалась, пока рассвет вступит в свою силу, и уже хотела набрать маму, но мне помешала медсестра.

— Так, кто вам разрешил в палату телефон? — строго выговаривает мне. — Только с того света достали, и давай уже всем названивать? Ваш лечащий врач строго запретил вам любые разговоры и встречи с родственниками! Давайте сюда телефон, положу в ваш шкафчик, и чтобы никаких волнений!

— Но мне нужно позвонить… — шепчу я, однако, судя по строгому выражению лица медсестры, та готова отвоевать у меня трубку в бою. — Хорошо, но можно позвонить моему мужу, чтобы пришел?

— А что, мужьям звонить нужно по этому поводу? — язвительно улыбается медсестра.

Она занята тем, что ставит мне систему, делает укол.

— Моему, видимо, надо, — поворачиваюсь на бок, цепляясь взглядом за стену, которую рассматривала в темноте всю ночь.

Эта ночь стала для меня настоящим адом, и я хотела объяснений. Естественно, я оправдывала Аркадия и Зою, а мысли о плохом пыталась оттолкнуть от себя. Слова сына о том, что Зоя живет с папой, могли значить все, что угодно. Подруга могла помогать Аркадию. В доме маленький ребенок, кто-то же должен ухаживать за моей дочерью?

Внутренний голос шептал, а точнее, кричал мне, что я дура, которую обманывает подруга и муж. Что они предали меня, устроили свою жизнь, пока я пыталась выжить. Могу ли я их винить? Да, черт побери! Не так уж и долго я была в отключке, чтобы списывать меня со счетов. Люди и дольше ждут. А меня предали нагло и явно.

Но все же хотелось верить, что я себе все придумала, на самом деле там ничего нет, никакой измены. Просто Зоя сейчас живет у нас в доме, не более. Однако память подсовывала мне воспоминания, где я слышала разговор подруги и моего мужа. Тогда я помнила все смутно и списала на свой бред в коме. А если это правда и Зоя хотела отключить меня от аппарата искусственного дыхания? Почему хотела, судя по всему, отключила.

Тогда я не понимаю, за что? Почему моя подруга, с которой мы дружим с первого класса, решила меня убить? Безжалостно избавиться от почти неживого человека, который не может себя сам защитить. Нет, Зоя на такое неспособна. Мне все это почудилось. Мне главное увидеть сейчас мужа и все у него узнать. Спрошу прямо, что происходит, почему Зоя живет у нас дома и почему мои родители перестали навещать внуков?

Медсестра уходит, забрав с собой телефон, а я накрываюсь по самый нос одеялом, что мне принес врач. Оно с подогревом и буквально спасает меня, потому что я просто дико мерзну. А сейчас, когда нервничаю, меня буквально пробивает до дрожи.

Видимо, в системе было успокоительное, и я все же уснула, да так, что будто провалилась обратно в кому. Ничего не снилось, ничего не слышала. Спала словно убитая, пока меня не разбудил врач. Я надеялась увидеть того, кто был со мной в тот вечер, после выхода из комы, но его не было. Вместо Орловского пришел другой. Мужчина довольно представительный, черные волосы с проседью, высокий, худой.

— Добрый день, Вячеслава Геннадьевна, я ваш лечащий врач, Николай Андреевич Сивашко, — представился он, светя мне в глаза фонариком, как до этого делал Орловский. — Сейчас я вас осмотрю и кратко расскажу вам о дальнейшем лечении.

Николай Андреевич проверил мои реакции, постучал молоточком по коленям, ткнул в разные точки. Что-то там себе похмыкал, где-то нахмурился, где-то цокнул языком. Меня это молчание начинало раздражать. Ты уже говори что-нибудь, а то молчит, словно на мне крест поставили.

— Ну что, особых проблем я не вижу, — наконец врач уселся на стул рядом с кроватью. — Анализы ваши я посмотрел, УЗИ и ЭКГ тоже. Назначим вам еще КТ головного мозга и физиотерапию, приведем мышцы в тонус, чтобы вы хотя бы смогли вставать. Вы довольно удачно вышли из комы, милочка. Как правило, бывают повреждения, но это при черепно-мозговой травме. Вы впали в кому из-за гипоксии, что была вызвана анафилактическим шоком на наркоз. Странно, почему вы не знали, что у вас такая реакция на данный препарат.

— У меня не было никогда наркоза, — хриплю я, а врач тут же заглядывает мне в рот.

— Да и осмотр отоларинголога вам назначим. Горло не болит?

Мотаю головой.

— Першит, — признаюсь врачу.

— Отлично! — чему-то радуется Николай Андреевич. — Все это время я наблюдал вас в коме, вы молодец.

Усмехаюсь на эту его похвалу. В чем молодец? Что лежала и даже сама не дышала?

— Когда я смогу вернуться домой? — спрашиваю его.

— Домой? — удивляется тот. — Больно вы шустрая, милая. Вы на ноги попробуйте встать, а потом уже о доме думайте. Мышцам нужно вернуть тонус, хорошо, что пролежней нет. Это нужно сказать спасибо Марку Павловичу, он медсестер отлично гоняет.

— У меня дети, — шепотом произношу я, чувствуя, как от слез жжет глаза.

— А у меня внуки, представляете? — улыбается врач. — Вы детям нужна здоровая, а не такая, как сейчас. Так что настраивайтесь на длительную реабилитацию, вам понадобятся силы. Много сил.

Врач задает еще несколько вопросов и уходит, а я накрываюсь одеялом с головой, чтобы дать волю слезам. Мои надежды на то, что теперь я встану и побегу домой, растаяли как дым. Увижу ли я своих детей в ближайшее время? Когда? Когда они школу закончат? Почему я не спросила о сроках, что понадобятся на мое восстановление, и почему я не могу это сделать дома? Хотя о каком доме идет речь? Там, где мой муж живет вместе с моей подругой? Но нет, во мне еще жила надежда, что Роб все не так понял. Зоя просто помогала, а остальное я придумала себе сама.

— Слава, ты спишь? — голос мужа буквально заставил меня подпрыгнуть на кровати и каким-то чудом резко вынырнуть к нему. — А, вижу, хорошо, что не спишь.

Аркадий решительно входит в палату и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Я интуитивно дергаюсь, чтобы отвернуться.

— Понял, не дурак, — заявляет, улыбаясь, муж. — Что же, давай поговорим как взрослые люди.

Он садится и закидывает ногу на ногу. Поза самоуверенная, даже пренебрежительная.

Глава 8

— Орловский, почему я у тебя дома, а тебя нет? — возмущается Дашка по телефону.

Я еду по трассе, и ее голос по громкой связи слишком визгливый от возмущения.

— Может, потому что у кого-то есть ключи, а мозгов, чтобы позвонить и предупредить, не хватает? — со смешком отвечаю ей.

— Ой, всё! — сердится любовница. — Когда вернешься?

— В своем сознании не сегодня, — хмыкаю я, поворачивая с трассы на дорогу к коттеджному посёлку.

— Ты куда-то едешь? — пытает меня Дашка.

— Бинго! Если я не дома, значит, куда-то еду, да.

— Какой же ты всё-таки вредный тип, — вздыхает она.

— Есть такое, а что ты у меня дома делаешь?

— Ты серьёзно? Что может делать одинокая женщина у одинокого мужчины дома вечером?

— Вау, Дарья, вы меня соблазняете на разврат? — Паркуюсь у большого дома с красной крышей, глушу машину.

— Тебя соблазнишь, приедешь, а он где-то шатается, — ворчит она.

Слышу, как щелкает металлическая дверь, Дашка, видимо, вышла из квартиры и уже в подъезде.

— И где ты?

— Поехал к Любимову, у меня к нему дело.

— Знаю я ваши дела, опять пить будете. А когда домой?

— Хороший вопрос, сегодня вряд ли.

— Есть услуга «трезвый водитель», — предлагает она.

— А что, остались мужики, которые не пьют в свой выходной? — смеюсь в ответ, вылезая из машины. — Извини, но свою крошку я не доверю насиловать кому попало.

— Ну и сиди там, такой романтик мне испортил. Как дура хожу с бутылкой вина в руке и куском твоего любимого сыра.

— Ешь и пей, ни в чём себе не отказывай, — хмыкаю в ответ, нажимаю на звонок у калитки. — Всё, Даш, извини, что так получилось, но сама знаешь, не предупреждён — значит свободен.

— Да иди ты, — огрызается она и обрывает звонок.

Тихо посмеиваюсь, когда возвращаюсь в машину и заезжаю во двор через открывшиеся ворота. Меня здесь уже ждут, а я рад быть в гостях у этой семьи. Тем более у меня есть дело к Сергею Любимову, что владеет большой частной клиникой. Первой меня встречает Аня, дочь Сергея от первого брака. Девица уже на выданье, и я знаю, что у нее ко мне первая влюбленность, но дочь Серёги для меня табу, да и маленькая еще, восемнадцать всего.

— Марк, — официально кивает Аня, открывая тяжелую деревянную дверь в дом.

— Оу, а где потерялось «дядя»? — фыркаю от веселья я.

— Я выросла, — скривив носик, отвечает Анютка.

Я-то ее помню еще когда под стол пешком ходила, а сейчас такая девушка выросла. Высокая, стройная, пшеничного цвета волосы почти до талии. Аня подражает во всем своей мачехе, Рите, которая давно ей стала как мать. У них прекрасные отношения, чаще они мне напоминают подружек.

— Заметил, — улыбаюсь ей, видя, как вспыхивают от смущения девчоночьи щеки. — Отец где?

— Они с мамой мясо в духовку ставят, будто нельзя это по отдельности сделать, — вздыхает Анютка, провожая меня через широкий холл в гостиную.

— Им так веселее, — хмыкаю я.

— Это да, — начинает улыбаться Аня.

— Дядя Марк! — несется ко мне еще один член семьи Любимовых. Сын Риты от первого брака.

Вообще у Любимовых четверо детей, еще есть близнецы, общие дети Любимова и Риты, но они еще маленькие совсем.

— Ну хоть для кого-то я еще дядя, — подмигиваю Анечке, здороваясь с Макаром по-мужски, пожимаю аккуратно детскую ручку, потом стукаемся кулаками. Ох уж эти новомодные молодежные приветствия. Любимов иногда ругается, когда с другими машинально так начинает здороваться, привык с сыном. — А близнецы где?

— С дедом мультики смотрят, — докладывает Макар.

— Ничего себе, уже? — удивляюсь я. Детям Риты и Любимова всего год. Хотя что я знаю о детях?

— Ага, «ранние», — с деловым видом отвечает Макар и уносится по своим делам.

— «Ранние», — хмыкаю я и захожу на кухню, где Любимов наглым образом целует свою жену.

— Тьфу, противно-то как, — смеюсь я.

— А что? У нее соус на губах был, — невозмутимый Сергей, как всегда на своей волне, отрывается от жены и идет ко мне, пожимает руку. — Ты вовремя, мы тут ужин готовим.

— Вижу я, как вы готовите, — обнимаю веселую Риту. — Где таких жен берут, а, Серёга?

— Сама пришла, я не виноват, — поднимает тот руки, словно сдается.

— Здравствуй, Марк. Ты опять еще не женился? — улыбается мне Рита.

— Садистские у тебя наклонности в мою сторону, Маргарита Юрьевна. Всё время меня женить хочешь, — отмахиваюсь я. — Не на ком, представляешь? Или первую попавшуюся под венец тащить?

— Ну уж нет, особенно как твоя Даша, — морщится Рита.

— Вот уж с ней точно кольцами не обменяюсь, — притворно пугаюсь я.

— И не надо, найдется твоя пропащая. Идите болтайте свои мужские секреты, а я сейчас быстро на стол принесу. Пока мясо запекается, закусите, чем смогу накормить.

— Да он не хочет есть, — басит Сергей, уводя меня в гостиную.

— Конечно, холостые мужики после ночного дежурства в больнице как правило не хотят есть, они жрать хотят, — соглашаюсь я.

— Слышала, Ритуль? Он жрать сюда приехал!

Так со смехом и шутками усаживаемся в гостиной, проваливаясь в большие и мягкие кресла. Достаю бутылку хорошего коньяка, что привез с собой, Серёга уже выставил пузатые бокалы. Вскоре Рита приносит нам нарезку сыра и мясную. Тактично уходит обратно на кухню, чтобы мы могли поговорить спокойно.

— Рассказывай, что у тебя там за дела, — наливает на треть коньяк в бокалы Любимов. — Сегодня могу с тобой выпить, завтра нет операций.

— Да дело такое, даже не знаю, как объяснить, и сам еще не понимаю, зачем лезу во всё это. Но больно мутно у меня всё с одной пациенткой?

— У тебя? — удивляется Любимов.

— Да не в этом смысле, мне кажется, ее убить хотят.

— Ого, Орловский, какие страсти в вашей больнице! Давно говорил, что в бесплатной медицине есть свои прелести, — смеется Сергей.

— Ну в каком-то смысле да. Короче, я хочу ее перевести к тебе в клинику на восстановительный период. У тебя там охрана постоянно, медперсонал другой, наблюдение. Что-то подозрение во мне вызывает всё, что происходит.

Глава 9

Смотрю на Аркадия и не узнаю этого человека. Мне всегда казалось, что муж меня любит и ни за что не предаст, а тут такое.

— И как давно? — мне кажется, что я говорю еле слышно, но муж меня слышит.

— Что давно? С Зоей? Примерно через месяц, как ты впала в кому. Извини, я живой человек, а она всегда рядом. Помогала мне с малышкой, Робертом. Как бы я справился с домом и детьми один?

— Ты мог нанять няню, а не бросаться на первую попавшуюся под руку женщину, — закашливаюсь, так как горло першит нещадно. Такие разговоры мне сейчас не нужны, но и не ответить не могу.

— Слава, давай не будем, — морщится Аркадий от моего кашля.

Встает, наливает мне воду в пластиковый стаканчик, дает попить.

— Что случилось, то случилось, и не надо из этого делать трагедию.

— Как ты мог, — вырывается из меня, а слезы предательски все же скатываются по щекам.

— Ой, вот только давай без истерик, ты мне еще спасибо должна сказать. Все эти месяцы я оплачивал твое содержание, лечение, а это не такая уж и маленькая сумма, скажу тебе.

— Спасибо, — всхлипываю я.

Чувствую себя беспомощной, жалкой. Не хочу перед ним унижаться, но просто не могу по-другому.

— Значит, это правда, ты мне изменяешь.

— Да какая это измена? — удивляется Аркадий. — Неживой женщине не изменяют. Ты была как труп, никто. Хранить верность практически овощу? Извини, но за это я не буду оправдываться.

— Я рожала! — хрипло кричу в ответ. — Твоих детей рожала!

— Конечно, я не спорю. Твоей вины тут нет, так получилось. Но я-то в чем виноват? Что не сидел около тебя сутками и не ждал, когда ты придешь в себя, держа за руку? Я работал и заботился о наших детях, милая. Так распорядилась судьба, и никто не виноват.

— И что теперь? — смотрю на мужа, а вижу в нем чужого человека. Как быстро Аркадий превратился для меня из любимого мужчины в чужого? — Развод?

— Ты хочешь развод? — приподнимает бровь Аркадий. — Я хотел сделать все это, пока ты была в коме, нас бы развели, но все тянул. Мы можем оставить все как есть, если ты не против. Будем жить дальше, как жили до этого. Я найму тебе сиделку, оплачу палату, чтобы тебе оказывали все необходимое лечение. Сколько ты еще пробудешь в больнице, неизвестно. Хочешь оставаться моей женой на бумаге, так и быть, пока не встанешь на ноги.

— Не хочу, — решительно мотаю головой.

— Хорошо, я подготовлю все документы. Дети остаются со мной, сама понимаешь, что ты сейчас не в том состоянии, чтобы заниматься их воспитанием.

— Нет, — вздрагиваю я, вскидывая на него гневный взгляд. — Дети мои!

— Да я даже обсуждать это не буду, — смеется Аркадий. — Любой суд будет на моей стороне. Мать, которая даже встать не может, хочет воспитывать малолетнюю дочь и сына-подростка. Детей ты не получишь. Сможешь видеться, когда начнешь хотя бы ходить, не раньше. Твое состояние сейчас для них большая психологическая травма.

— Для кого? Роб взрослый! — хриплю я.

— Тем более для Роба. Общайтесь по телефону, но к тебе я его не пущу. Ты себя в зеркало видела? Хочешь напугать сына? А Наталья еще слишком маленькая, чтобы понимать что-либо.

— Надя, — рычу я.

— Нет, дорогая. Нашу дочь зовут Наталья. Так захотела Зоя и я.

— Это моя дочь! — хочу кричать, визжать, биться в истерике, но лишь жалкий хрип вырывается из горла.

— Твоя, кто же спорит, — разводит руками Аркадий. — Но сейчас Наталья знает Зою, и твоя подруга для нее больше мама, чем ты.

Его слова доставляют мне просто чудовищную боль. В груди всегорит, скручивает спазмом боли. Я не могу вдохнуть воздух, настолько мне плохо.

— Это бесчеловечно, — выдавливаю из себя. — Прошу тебя, не лишай меня детей!

— Ну что ты, и в мыслях не было, — возмущается муж. — Вот поправишься и сможешь их навещать. К тому времени мы разведемся, и ты сможешь начать новую жизнь. Заметь, я поступаю очень благородно. Другой бы на моем месте просто забыл про тебя, развелся, забрал детей окончательно себе. Я оплачиваю твое содержание, лечение…

— Я не собака, чтобы оплачивать мое содержание! — вырывается из меня возмущенно.

— Мне кажется, что ты плохо понимаешь всю ситуацию, Слава.

— Мне многое понятно, и почему мои родители не навещают внуков?

— Они сами отказались, когда узнали, что Зоя теперь живет в нашем доме. Да и мне, честно говоря, надоело, что твоя мама все время у нас дома. Первый месяц после твоих родов она обосновалась в доме как хозяйка, взяла на себя заботы о нашей дочери. Знаешь, сутками видеть в своем доме тещу — то еще удовольствие, — морщится муж.

— А Зою видеть намного радостнее, — язвлю я.

— Конечно, сама понимаешь, что мне нужна была женщина, а не теща. Надеюсь, мы с тобой все выяснили?

Аркадий встает со стула и поправляет пиджак.

— У меня много дел, я и так оставил все, чтобы приехать и тебе все рассказать.

— Спасибо, мне стало намного лучше, — с сарказмом произношу я. — Имей в виду, я обращусь к адвокату и буду бороться за детей.

— Вперед, даже интересно, как у тебя это получится, а главное, на что, — смеется Аркадий. — Не майся дурью, Слава. Я оплачиваю твое содержание и лечение, пока ты ведешь себя хорошо. Шаг в сторону, и все финансирование прекратится. Ты поедешь жить к своим родителям, без детей и денег. Пока еще суд что-то там присудит, вынесет решение, на что ты будешь жить и судиться со мной?

— Найду способ, — рычу в ответ.

— Договорились, как только я узнаю, что ты подала заявление в суд на раздел имущества и возвращение детей, тебя тут же выкинут из больницы. По крайней мере, из этой палаты точно. Извини, мне нужно идти, дома ждут. Выздоравливай.

Аркадий уходит, оставляя меня на грани истерики и помешательства.

Глава 10

— Отключение электроэнергии от аппарата искусственного дыхания техники подтвердили? — спрашивает Любимов, когда я закончил вываливать ему все свои подозрения.

— Да, то ли сбой в электросетях, то ли умышленно, — киваю я, закидывая в рот дольку лимона с солью.

Передергиваюсь от кислого вкуса, даже зажмуриваюсь.

— Интересные дела у вас творятся, детектив можно написать, — хмыкает Любимов.

— Я отправил запрос в электросети, если подтвердят секундный сбой, значит, все чисто, а если нет…

— В полицию будешь писать?

— А смысл? Доказать, что аппарат выключили из сети, когда в палате находились близкие, будет трудно. На камерах в коридоре видно, как они вошли в палату, а вот как вышли — нет. Сам знаешь, какие у нас камеры в обычной больнице. Рябь одна.

— Тогда что ты предлагаешь? Перевести больную ко мне в отделение? Не вопрос, сделаем. Ей, я так понимаю, физиотерапия нужна и уход?

— Она пока не встает, а у тебя есть оснащенная комната всем необходимым для физической нагрузки, у нас нет. С твоими врачами и медперсоналом на ноги быстрее можно встать, да и добить мою пациентку будет труднее.

— Дорогое удовольствие, — вздыхает Сергей. — У нее муж, говоришь, есть, он платить будет?

— Есть, но я хотел бы, чтобы он не знал, куда ее перевели, сам понимаешь. Если они задумали избавиться от больной, то рано или поздно попытаются еще раз. А когда будут знать, где ее прячут, тем более.

— Что-то ты темнишь, Марк, — улыбается Любимов. — С чего бы тебе так заботиться о больной женщине? Хорошенькая?

— А я откуда знаю, — удивляюсь в ответ. — Мне рассматривать как-то недосуг было, я сердце ее запускал, а потом, кто на больничной койке выглядит как из салона красоты?

— Оу, у меня таких половина клиники, — смеется Сергей. — Иногда перед обходом в бигудях клиентки лежат, красоту наводят. К одной каждый день стилист приходит, а ты говоришь…

Смеемся, и к нам выходит Рита, несет на большом подносе запечённое мясо.

— Вот, звезда моя, — оживляется Сергей при виде жены. — Скажи мне, в гинекологическом отделении у тебя же есть палата, которую вы выделяете на благотворительность?

— Да, Изольда Михайловна настояла, чтобы мы оставили такую для женщин, у которых осложнения после родов. И в терапии такая есть.

— Нет, меня гинекология интересует, она близко к кабинету лечебной физкультуры, на одном с ним этаже.

— Ты хочешь туда кого-то положить бесплатно? Нет проблем, думаю, что Изольда не будет против, проведем как благотворительность по документам. — Кивает Рита, а я внутренне ликую.

— Физиотерапию я оплачу, еду сам таскать буду, — тут же предлагаю я.

— Ну что ты, Марк, у нас хорошее питание для пациентов, что, тарелку каши и супа жалко? — возмущается Рита.

— Знаю я ваше питание, только что лобстерами и икрой не кормите, — ворчу я.

— Я не знаю, что вы задумали, но можешь не переживать, твоя протеже получит полный уход за счет клиники.

Сергей кивает, подтверждая слова жены, а я с чувством пожимаю его руку.

— Спасибо, осталось за малым. Надо мне еще ее уговорить, чтобы сделать перевод, да и Дашке что-то наврать. Если что, она тоже не должна знать, куда я увез больную.

— Шпионские страсти у вас там намечаются, — смеется Любимов. — Даже захотелось увидеть, из-за кого сыр-бор. Что там за красота такая?

— Сереж, а помнишь, я же тоже так от мужа скрывалась, — улыбается Рита. — Обязательно познакомлюсь с этой вашей больной. Как ее имя, кстати?

— Вячеслава, — произношу я, пробуя имя на звук. Интересное все-таки имя. — Слава.

— Ритка, а ты видишь, у него в глазах розовые сердечки скачут? — наклоняется к жене Любимов и смачно чмокает ее в губы.

— Давайте кушать, — вздыхает Рита, подсовывая Сергею разделочный нож. — А то я чувствую, скоро песни начнете петь, если пить на голодный желудок.

— Легко, — кивает Любимов, принимаясь разделывать мясо на тонкие кусочки, ювелирно и хирургически. — Так, шпионский момент мы решили, мне совет твой нужен, как нейрохирурга…

Сергей режет мясо на куски, накладывает мне в тарелку, добавляет картофель. Рита сидит с нами, потягивая из бокала вино, слушает разговор двух хирургов. Другая бы женщина фыркнула и ушла, а она нет. Рита сейчас похожа на довольную кошечку, что греется рядом с Любимовым, слушая его голос и плавную речь. Любуюсь ими, даже самому захотелось, чтобы на меня кто-то так смотрел, с любовью и лаской.

Но все проходит, а утро, как обычно, наступает слишком быстро. Я покидаю гостеприимный дом, направляясь к себе домой, чтобы принять душ и переодеться. На работу мне только после обеда, операций на сегодня нет. Однако я выезжаю из дома на полчаса раньше привычного, чтобы зайти в палату к больной, от которой решили избавиться родственники.

Сегодня воскресенье, и в больнице непривычно тихо. Часть больных сидит в фойе, к ним пришли близкие, часть у себя в палатах занимается своими делами. Поднимаюсь на свой этаж, киваю медсестрам на посту. У себя в кабинете переодеваюсь в медицинскую форму и сверху накидываю белый халат.

— Марк Павлович, добрый день, — после стука заходит старшая медсестра. — Посмотрите, пожалуйста, больную из восемнадцатой палаты, та, что из комы вышла.

— А что с ней?

— Отказывается есть и пить, лежит, ни с кем не разговаривает. Я на завтра пригласила психолога, но, может, вы посмотрите? Николай Андреевич прописал ей успокоительное, возможно, после этого она как заторможенная, ни на что не реагирует.

— Хорошо, сейчас зайду, — соглашаюсь я. — Все равно туда собирался. Скажи, а родственники у нее были сегодня, вчера?

— Муж вчера приходил, — подтверждает медсестра.

— Ясно.

В принципе, я так и думал, что посещение мужа будет шоком для больной. Вряд ли любвеобильный мужчина выбирал слова, чтобы признаться жене в измене и рассказать о разводе. Что же, придется провести с ней беседу, если хочет поправиться, конечно. А нет, так придется психологам отдать. Без определенного настроя все лечение пойдет насмарку. Она должна хотеть встать на ноги, или все бесполезно.

Глава 11

После ухода мужа я словно потеряла все краски жизни. До его признания в измене у меня еще оставалась какая-то надежда, что всему есть объяснение, но Аркадий не оставил мне ни шанса. Одним словом, отобрал у меня все: детей, дом, семью. И самое главное, что я ни в чем не виновата, совершенно! Только в том, что мой организм оказался неспособен принять элементарный наркоз, который проходит бесследно для многих людей, но не для меня.

Если до этого я хотела поправиться и жить хотя бы ради детей, то сейчас не видела в этом смысла. Я ничего не могу сделать, совершенно. Элементарно встать и уйти отсюда. Приехать домой, забрать детей и уйти куда глаза глядят. Даже это мне недоступно. Мысли о еде вызывали тошноту, да мне и кусок в горло не лез. Пить я тоже отказывалась, а от лекарств, что мне вливали, стала словно замороженная. Мне хотелось только одного: лежать и умирать, больше ничего.

— Я вот всё думаю, вроде женщины позиционируют себя сильными личностями, независимыми, умными… Борются за какие-то права, в которых, как им кажется, их ущемляют. А в итоге что? — Голос Орловского вырывает меня из тяжелых раздумий. Я даже не слышала, как он вошел в палату.

Поворачиваюсь на другой бок, положив руку под голову, и смотрю, как он заходит в палату и усаживается рядом с кроватью, оседлав стул.

— Что? — вяло интересуюсь я.

Мне приятно его видеть, но даже улыбка на лице Марка Павловича меня не волнует никак.

— Лежат овощем, сторожат свою любимую кровать от посягательств других больных.

Орловский улыбается и откусывает что-то из свертка. Смачно жует с хрустом, с причмокиванием. В палате вдруг начинает пахнуть жареным мясом и соусом.

— Так вот, я что, собственно, хотел сказать, — продолжает он. — Если вы думаете, что вашу кровать украдут, стоит вам только встать с нее, то, уверяю вас, такого не случится.

— Очень смешно, — фыркаю я, невольно сглатывая слюну. От запаха слегка кружится голова, а в желудке противно сосет от голода. — А если сюда добавить, что и встать я пока не могу, то ваша идея не совсем подходит к моему случаю.

— А почему? — удивленно поднимает брови Орловский. — Лень, матушка?

— Вы издеваетесь, да? — Доходит до меня. — Как я должна встать на второй день выхода из комы?

— А вы пробовали, Вячеслава Геннадьевна? — Откусывает здоровенный кусок от шаурмы Орловский. — Хотите?

Тянет ко мне свою шаурму.

— Мне нельзя, — отворачиваюсь я, успев вдохнуть аромат мяса и специй.

— А если чуть-чуть? — Уговаривает меня Орловский. — Вы почти полгода ничего не ели. Чем вас сегодня кормили? Всегда думал, что в платных палатах питание другое, а оказалось, перед нашей столовой все равны.

— Не знаю, врач сказал, что я могу есть протертый суп, кашу и пюре. И не махайте тут перед моим носом вашей шаурмой, я и до этого ее не ела никогда.

— О, как много вы в жизни упустили, — глумится Орловский. — Теперь я считаю, что все, что у вас было до этого дня, было зря.

— Извините, Марк Павлович, а вы по какому делу ко мне пришли? Вам больше негде поесть? — Выхожу из себя, но стараюсь пока держаться в рамках приличия. — Вы не мой лечащий врач…

— Ага, я тот, кто запустил твое сердце… — Готическим голосом выдает Орловский.

— Правда? — Смотрю на него удивленно. — Тогда это все меняет.

— Могу доесть? — Кивает на шаурму в своей руке Марк. — Точно не хочешь?

— Давай, — тяну я руку, выхватывая у него кулек с шаурмой.

— Как же все-таки сие блюдо сближает, — смеется Орловский, пока я принюхиваюсь к содержимому. — Поделился шаурмой, и вот мы уже на «ты».

Не обращаю внимания на его слова, так как полностью растворилась в том, что попало в мой рот. Я откусила совсем немного, но и это для меня сейчас высшая точка наслаждения. Как давно я ела нормальную еду? С тех пор как я пришла в себя, мне даже никто не потрудился принести что-то из дома, хотя да, кто принесет? Аркадий или Зоя, которые хотели моей смерти?

— Дай сюда, — исчезает шаурма из моих рук. — Тебе вообще-то нельзя, твой врач прав.

— Ах ты! — Злюсь я, сердито смотрю на Орловского.

— Это я принес, чтобы показать тебе, что в жизни есть такие мелочи, которые мы порой не замечаем. И чтобы не случилось, нельзя ставить на себе крест в прямом смысле слова. Начинаешь с маленького. Подставляешь лицо теплым каплям дождя или снежинкам, вдыхаешь морской бриз или смакуешь ложечку шоколадного чизкейка. Я вот обычно заедаю конфетами или куском торта. Меня здорово успокаивает сладкое. Потом сгоняю это все в тренажерном зале, а затем снова иду и ем. Я тортоман и конфетоголик. Как с этим жить, не знаю, но эндорфины так и валятся на меня, когда я захожу в кондитерскую рядом с моим домом.

— Буду знать, — выдавливаю я из себя улыбку.

— Мне доложили, что ты не ешь, не пьешь, отказываешься вставать. Хочешь, я отвезу тебя в палату к мальчишке, который занимался паркуром настойчиво и с особым рвением? Пока не напоролся на арматуру, что торчала в снегу? Вот у него никаких шансов, хотя я и собрал его сосуды на клеточном уровне. У его родителей нет шансов, что их сын встанет и пойдет. А он знаешь, что делает?

Мотаю головой, глядя на Орловского во все глаза.

— Рисует. На графическом планшете одной рукой рисует такие рисунки, что в космос падаешь. А у тебя что? Ах, ой, мужик ушел к другой, — кривляется Орловский. — Да и хрен бы с ним. Не проживёшь без него? Сама не справишься? Жизнь остановилась, я понимаю. Ценный мужик, сам бы женился, если бы мог.

— Что за бред, — посмеиваюсь я.

— Вот и я говорю, что за хрень тут происходит? Стоило уйти из больницы на сутки, половина отделения помирать собралась.

— Ну так и половина, — невольно хрюкаю я от смеха.

— Думаю, да, остальных я еще не навещал. Меня там ждут, я знаю, — обаятельно улыбается Орловский. — Ладно, я пошел, зайду чуть позже. Сейчас принесут еду, проверю потом тарелки. И у меня есть план, который озвучу позже. Шутки в сторону, нужно серьезно поговорить.

Глава 12

— Даша, я перевожу пациентку Стальскую в другую больницу, — кладу на стол главного врача историю болезни Вячеславы и выписку. — Подпиши, чтобы мне потом не бегать и не искать тебя.

— Я не собираюсь это подписывать, — отодвигает от себя документы Дарья. — Где заключение врачей, направление от Сивашко?

— Даш, на это уйдет куча времени, — морщусь я. — Ты же знаешь, что Сивашко соберет целый консилиум, а это еще пару недель ожидания.

— И что? Без заключения лечащего врача ты не можешь распоряжаться пациентом по своему желанию.

— Хорошо, что ты скажешь потом, когда с пациенткой что-нибудь случится? — Усаживаюсь на кресло напротив Дашки и складываю руки на груди. Я знаю, что больше всего она боится ЧП в своем платном отделении.

— А что с ней может случиться? — осторожно спрашивает Дашка. — Насколько я понимаю, пациентка Стальская в стабильном состоянии. С завтрашнего дня у нее начинается физиотерапия, а ты собрался куда-то ее переводить. Я категорически против этого, только с разрешения ее лечащего врача или консилиума.

— Даша, а если ее снова попытаются убить?

— Орловский, ты детективов перечитал или снова свои любимые сериальчики про полицейских смотришь?

— Да какие тут детективы, я же говорю, Стальскую хотели убить, и никто-то чужой, а муж с любовницей.

— Какая трагедия, доказательства где? — издевается Даша. — Насколько я знаю, ты запросил электросети, и ответ пришел, что никакого отключения не было.

— Да, они подтвердили, что у них проводились плановые технические работы, но отключения не было. Если и был какой-то скачок, то его система не зарегистрировала.

— Ну вот, а я про что.

— Так это, наоборот, доказывает, что Стальскую хотели отключить именно здесь, у нас, прямо в палате. А с ней в тот момент был муж и его любовница.

— Ох, какие страсти ты рассказываешь, зачем мужу отключать свою жену, если она и так лежала овощем? — хмурится Даша.

— Ладно, я тебя понял, — встаю из кресла и направляюсь к выходу. — Если у тебя здесь в ближайшее время появится труп Стальской, так и скажу на допросе, что я тебя предупреждал, а ты не приняла никакие меры по защите пострадавшей.

— Чего? Ты всё на меня-то не сваливай! — тут же пугается Дарья, как я и думал.

— А что сваливать? Один раз попытались, могут и второй попробовать, а у нас тут проходной двор. Зашел, кокнул, пациентка ласты скинула, а Дарья Алексеевна Воронова не приняла меры, и поедет наша Дашутка в наручниках в камеру, срок коротать. А я наконец-то сяду в это кресло.

Кивком указываю на Дашу, что, хлопая широко раскрытыми глазами, сидит за столом.

— Ну ты и гад, Орловский, — наконец отмирает главный врач.

— Почему это гад? Я молчать не буду. Спросят, предупреждал? Скажу: «Да». Отреагировали? Так и отвечу, что нет.

— Вот сволочь, — рычит Дарья.

Я ее давно знаю, больше всего Дашка боится провала в своей карьере, а тут на горизонте маячит не просто провал. Полная катастрофа с тюремным заключением.

— Я не сволочь, я за тебя беспокоюсь, — улыбаясь, говорю Дашке, подхожу к ней.

Наклоняюсь, вглядываясь в тревожные красивые глаза.

— Посадят тебя, я ждать не буду. Ты же знаешь, какой я ветреный.

— Точно сволочь, — вырывается из Дашки, а я наклоняюсь и смачно чмокаю ее в щеку.

— Подписывай давай, поганочка ты моя трусливая, а я за это тебя в ресторан свожу, куда ты давно пыталась попасть.

— Да ладно? Неужели? — улыбается Дашка. — Слушай, Орловский, а что за забота такая о больной? Ты в нее втюрился, что ли?

— Я? Издеваешься? В жизни никому свое сердце не отдам. Оно у меня знаешь какое?

— Каменное?

— Бесценное, Дарья Алексеевна. Не продаётся оно, ясно?

— Давай свои бумаги, и, если про ресторан забудешь, я знаю, как тебя наказать.

— И как? — смеюсь я.

— Расскажу всем, что ты мне предложение сделал, вот как!

— Ох-ох, Дарья Алексеевна, без ножа режете, скальпелем тычете.

Дашка пыхтит, ворчит что-то, однако подпись свою ставит, пока я страницы ей подсовываю.

— И куда ты ее? — отодвигает от себя подписанные документы Дарья. — Имей в виду, перевозку не дам, она на месяц уже расписана.

— Это уже моя забота, а вот куда не скажу, складываю документы в папку. — Нужно, чтобы предполагаемые убийцы-дилетанты не знали, где их жертва обитает.

— Так может и угрозы нет, раз дилетанты? — фыркает Дашка.

— Вот поэтому и есть, дуракам везет, слышала такое?

— Под твою ответственность, Орловский, и с Сивашко сам все выруливай, а то примчится завтра свою пациентку искать.

— Будет сделано, Дарья Алексеевна. Я пошел.

— А поцеловать?

— На работе не целуюсь, — отмахиваюсь я и выхожу из кабинета главного врача под тихую ругань Дашки.

Так, одно дело сделали, осталось донести новость до самой пациентки. Надеюсь, тут проблем не будет. Кто хочет, чтобы его убили раньше положенного времени?

Вячеслава полулежала на кровати с пультом в руке. По телевизору шел какой-то старый фильм про военное время. Сразу смотрю на поднос с едой, что принесли в обед. Вижу, что немного поела. Мало, но все же прогресс есть. Суп почти весь, котлета с пюре лишь чуть тронута.

— Непорядок, Вячеслава Геннадьевна, — строго смотрю на поднос с едой.

— Не лезет, Марк Павлович, — морщится Слава.

— Ладно, с этим потом разберемся. Надеюсь, что в частной клинике еда вкуснее будет.

Снова седлаю стул рядом с ее кроватью и достаю папку с документами.

— Тут я подготовил твою выписку, завтра перевезем тебя в другую клинику. Там и охрана есть, уход лучше, да и физкабинет рядом. Есть и беговая дорожка, и велосипед, да еще куча всего необходимого. В том числе сами врачи, что знают, чем занимаются, а не просто клизму ставят. Там тебя быстро на ноги поставят.

— И куда это? — хмурится Слава.

— Не скажу, а то доложишь кому не надо.

— С чего бы тебе обо мне заботиться? Вроде бы мы никто друг другу? — сомневается Слава. — Да и зачем куда-то переезжать, мне и здесь неплохо.

Глава 13

— Значит, мне не показалось, — Слава буквально на глазах словно сдувается, нервно теребит край одеяла. — За что?

— О, это вопрос уходит своими корнями в самую глубину, — стучу пальцем по своей голове. — Почему одни люди готовы добиться своей цели любыми путями, а другие ждать, пока на них посыпется манна небесная, и ничего не делают?

— Риторический вопрос, — вздыхает она.

— Поэтому, чтобы избежать удачного покушения, я решил, что лучше пересидеть этот период в другой клинике. Там встанешь на ноги, окрепнешь и начнешь вести свою войну.

— Какая война, о чем ты? У меня там дети, — морщится она. — Муж сказал, что забирает моих детей, так как я не в состоянии их воспитывать и содержать.

— Гад какой, — непонятно чему улыбаюсь я.

— Что тут смешного? — тут же обижается Слава. — Дети для меня всё. Вот представь, что ты уехал рожать, всё было в семье хорошо. Родил, очнулся, а у тебя ничего. Абсолютно пусто. Никто тебя не ждал, не скучал. А дочка? Ей еще и полгода нет, а она даже маму свою не видела.

— Мне тяжело это представить, но я предполагаю, что это очень тяжело, — признаюсь я. — Но согласись, в твоем состоянии сейчас возвращаться в дом к детям… Какой смысл?

— Да некуда мне возвращаться, там меня никто не ждет, — Слава сползает с головой под одеяло и всхлипывает там в темноте.

Решительно берусь за край и откидываю угол одеяла в сторону. Так и есть, плачет.

— Сейчас у нас первая проблема — это сама ты. От твоего настроя зависит, как быстро ты встанешь на ноги и начнешь бороться за свои права. Пригласи я сюда хоть десяток самых дорогих и лучших адвокатов, никто тебе не поможет. Суд не отдаст детей матери, которая даже встать с кровати не может.

— Почему все врачи такие равнодушные, — злится она.

— Мы не равнодушные, мы закаленные вами же, больными, убогими и страдающими, — хмыкаю я. — И не каждый врач будет заниматься проблемами больного, потому что я для тебя один, а на койках у меня еще тридцать человек лежит. Улавливаешь разницу?

— Про убогих я запомню, — фыркает обиженно Слава, чем вызывает у меня тихий смех.

— Так что давай, собирайся. Я все подготовил, через час за тобой приедет перевозка.

— А куда вообще меня увезут? — пугается она.

— Не скажу, это должно быть тайной. Тебе отдадут телефон, но прошу, ни слова о том, что ты уезжаешь. С твоим родственничками я сам потом поговорю.

Встаю и иду к выходу из палаты, но затем вспоминаю, о чем не спросил:

— Так у тебя муж развод требовал и детей забирает насовсем?

— Не знаю, я вообще не поняла, что он хочет, — кусает губы Слава.

Я вижу, что ей неприятно говорить о своих семейных проблемах, но приходится.

— Он сказал, что дети испугаются моего вида, пока им нельзя со мной встречаться. Но я-то знаю, что мой сын не из пугливых, и надеюсь, что Роб любит меня. А малышка… Она меня не знает, в любом случае испугается.

— А кому ты можешь доверять? Есть же у тебя подруги…

— Ага, есть, так которая так хотела занять мое место, что отключила аппарат искусственного дыхания, — снова всхлипывает Слава.

— И всё? Остальные что? Родители?

— Родителям ездить далеко из области. Аркадий сказал, что я могу поехать к ним, пожить пока там, а потом он решит вопрос с жильем.

— Очень удобно, сплавил больную жену родителям, ее место отдал здоровой, и всё, жизнь снова играет яркими красками. Что же за подруги у тебя такие, что смерти твоей хотят?

— На ней не написано было, — Слава снова пытается залезть под одеяло. — Мы с ней с садика вместе.

— Ты эту вот позу «я в домике» брось, если бороться хочешь. Научись смотреть страху в глаза. Прятаться под одеяло любой дурак может.

— Да как ты не понимаешь? У меня нет ничего! Ты предлагаешь мне уехать в другую клинику, где меня будут лечить, а с чего бы это сделают бесплатно? Я что, особенная какая-то? Нет у меня денег на такое лечение, а мужа просить… Ты сам сказал, что нельзя. — возмущается Слава.

— Точно, я же не сказал главного, — стукаю себя по лбу. — Ты у нас как благотворительная акция идешь, ну знаешь, делают такое, процент по налогам меньше…

— Правда? — хмурится Слава. — И для меня было место?

— Конечно, я же не просто врач, — делаю важное выражение лица. — Я, можно сказать, зубами и своей отравленной коньяком печенью тебе это место выгрыз. Так что всё, не порти мне мое прокачанное до высшего уровня эго, я волшебник, и точка.

Выхожу из палаты под тихий смех Славы. Пусть лучше смеется, чем прячется под своим одеялом. Сам не понимаю, почему проявляю к этой женщине такую заботу. Может, потому что я ее с того света вытащил? Хотя и другие были до нее. В моей работе всё бывает. Скорее всего, меня просто бесит, что хотели убить беспомощного человека, а наказать и доказать не могу. Вот выворачивает всего от злости, как вспомню.

Сейчас перевезу Славу в клинику Любимова и буду поджидать здесь ее мужа. Тогда я и посмотрю на его недовольную рожу, когда он поймет, что птичка упорхнула. Жаль вот морду ему нельзя набить, во-первых, берегу руки, они мне еще пригодятся, а во-вторых, слишком много чести этому гаду с его новой подружкой. Но как же их вывести на чистую воду или так и уйдут безнаказанно?

Пока шел по коридору, гаркнул на медсестер, что столпились у стойки и слишком громко смеялись. Разбежались по своим делам, как тараканы. Затем наехал на больного, который пристроился в туалете у открытого окна и пыхтел сигаретой. Черти что, а не больница! Что-то я злой стал последнее время, даже танчики свои забросил. Нужно пойти поиграть украдкой, пока Дарьи нет, пар выпустить. Здорово помогает, надо сказать. Чем я и собирался заняться в ближайший час, пока ждал перевозку для Славы. Любимов обещал прислать свою. У него там навороченная перевозка со всей нужной аппаратурой. Не то что у нас, носилки с клеенкой и кислородный баллон. С комфортом прокатится моя пациентка. Впрочем, уже не моя. Жаль.

Глава 14

Телефон мне вернули сразу, как только ушел Марк Павлович. Тут же позвонила маме, от нее было несчитанное количество пропущенных.

— Слава, ну наконец-то! — обрадовалась мама, а я чуть не расплакалась. Так приятно слышать родной голос. — Мне Роберт вчера сказал, что ты пришла в себя, я было собралась ехать к тебе, но потом позвонил Аркадий и сказал, что меня не пустят. Но как не пустят к родной дочери?!

— Мама, ты не представляешь, как я рада тебя слышать, — всхлипнула я, и мы обе заревели.

— Я за тебя свечки каждый день ходила ставить… — рыдала мама. — Ты не представляешь, что с нами было. Мы с отцом словно на десять лет сразу постарели. Приезжали к тебе первый месяц каждый день. Сидела около тебя, говорила с тобой. Мне казалось, что ты меня слышишь. За руку тебя держала.

— Ой, мама, — обливалась я слезами, представляя, как тяжело было моим родителям.

— Потом через день каталась, пока отец меня не приструнил. Мотаешься по электричкам, заразу дочери возишь, а я готова была у тебя целыми днями сидеть. Да и ночевать негде стало…

Тут мама замолчала, а я всхлипнула и вытерла слезы. Понимаю, что она не хочет мне говорить про Зою, боится, что я разволнуюсь, станет хуже.

— Мам, что у меня дома происходит? Ты скажи мне правду, — прошу маму. — Аркадий хочет развестись и детей забирает, говорит, что я не справлюсь.

— А мы на что? — удивляется мама. — А дома… Если Аркадий хочет развод, то и бог с ним. Пусть идет на все четыре стороны. И как это он детей заберет? Ты мать, тебе их и воспитывать.

— Он сказал, что я пока не могу. Я же не встаю еще, ноги не держат.

— К нам поедешь и детей к нам вези, — тут же заявляет мама. — Что за право такое детей у матери забирать. Наташенька маленькая какая, ей мама нужна…

— Мам, какая она, на кого похожа? — начинаю против воли улыбаться я.

— Похожа? Отец говорит, что на меня, — гордо заявляет мама. — Глаза твои, губы вроде бы Аркашки твоего, а так непонятно пока, маленькая совсем.

— Аркадий запретил тебе ездить к ним, да?

— Нет, ну что ты, — мнется мама. — Просто…

— Я знаю всё про Зою, — помогаю ей и слышу вздох облегчения.

— Стерва она, подруга твоя, — ругается мама. — Я давно тебе говорила, что Зойка себя еще покажет. Всегда замечала, как она на твоего мужа смотрит. Удивляюсь, как Аркашка с ней раньше не связался. Приезжаю в выходные, ба, смотрю, а она там в коротком халате по самое не хочу, на кухне как у себя дома распоряжается. Я к мужу твоему: «Что за бесстыдство такое! При живой-то жене в дом бабу тащить, а он мне и говорит: „Помолчали бы вы, лучше к дочери своей поезжайте, а мы тут сами разберемся“. Ну я на него всех собак и спустила, а он меня за шиворот и за дверь, представляешь? Говорит: „Как примите новое положение вещей, тогда и пущу“. Я и в дверь стучала, и звонила, умоляла его внуков нас не лишать, тишина в ответ. А месяц назад позвонил и сказал, чтобы я в больницу больше не ездила, меня не пустят. Я на следующий день собралась и к тебе, а меня не пускают. Я к главному врачу, как так, а она руками развела и сказала, что муж запретил посещения родственников. Это как так, Слава?

— Не знаю, мама, — задумчиво произношу я, переваривая поведение мужа. Почему он запретил моим родителям приезжать? Мама моталась на электричках, возвращалась домой чуть ли не за полночь, а Аркадию было плевать. Или это Зоины запреты?

— Как ты сейчас, расскажи? Болит что-нибудь, привезти что-то? — беспокоится мама, а я рассказываю ей, что переводят в другую больницу. Про отключение аппарата искусственного дыхания ничего не говорю, да и про покушение тоже. Чем мне поможет мама? Ничем, а зря волновать их не стоит.

— Куда меня переведут, пока не сказали, поэтому сообщу тебе, как буду на месте, — добавляю в конце своего рассказа. — Там вроде бы для меня лучше будет.

— Хорошо, — соглашается мама. — Тебе нужно на ноги встать и забрать к себе детей, а развод с Аркадием ты можешь и будучи в больнице оформить. Если надо, то мы с отцом как опекуны выступим.

— Это бесполезно, мама. Аркадий не отдаст мне детей, только через суд.

— Да что ты говоришь? Совсем без души человек?

— Видимо, да, — признаюсь я. — А суд мне тоже пока не отдаст. Ни жилья, ни здоровья.

— Н-да, дела творятся, — расстроилась мама. — Но что-то сделать можно?

— Надеюсь, что да. Адвокат нужен, а ему платить надо.

— Гробовые наши бери, дочка. Не знаю, сколько там ваш адвокат стоит, но для внуков нам ничего не жалко. Поживём ещё, придётся поднакопить.

— Мама!

— А что мама? Бери и не думай, как решишься. Сил наберёшься, так и скажи, сразу привезу тебе накопленное. Много не много, а сколько есть, все твои. Подожди, отец тут трубку вырывает из рук…

После разговора с родителями в меня словно силы влили. Я почувствовала, что ещё не всё потеряно. У меня есть семья, есть те, кто меня любят и заботятся обо мне. Не одна я осталась в этом мире. Как я скучала по детям, словами не передать, но поддержка близких сейчас мне просто необходима. Папа с мамой у меня простые люди, никогда не имели огромных денег, но всю жизнь вместе, слова плохого друг другу не скажут.

— За вами приехали, — заходит в палату медсестра, вкатывая кресло-коляску. — Сейчас придёт санитар и пересадит вас, а пока давайте переоденемся.

Удивляюсь, откуда у медсестры пакет с моей одеждой, но, скорее всего, оставляла мама, принесла из дома. Медсестра быстро помогает мне привести себя в порядок, даже расчёсывает волосы, заплетает в косу. С удовольствием натягиваю на себя нижнее бельё, белую футболку, удивляясь, насколько она мне стала велика, а в джинсы могу влезть, даже не расстёгивая пуговицу на поясе. Сколько, интересно, я сейчас вешу?

— Ну что, готовы? — на пороге появляется Марк Павлович, оглядывая меня, сидящую на кровати. — Я сам вас отвезу, передам из рук в руки, — объясняет он, а мне становится спокойно, и даже улыбаюсь.

Он аккуратно подхватывает меня на руки и несёт к креслу. Вдыхаю его запах, что-то похожее на морской бриз с нотками лимона. Пахнет просто крышесносно, вкусно, дышала бы и дышала. Руки сильные, мускулистые, на висках парочка седых волос, а он не так молод, как мне показалось вначале.

Глава 15

Новая клиника меня очень порадовала. Здесь совсем другие условия. В палате уютно, нет этих горчичных или серо-белых стен. У меня в палате стены весело-сиреневого цвета, мягкий диванчик, телевизор на стене с кучей каналов. Небольшая ниша с раковиной, холодильником и чайником. Собственный душ, где опять же не унылая белизна, а вполне себе приличная плитка, пусть и белая, но с цветочными вставками. Тут и зубная щетка с пастой в упаковке, расческа, шампуни, кондиционеры, даже крем для тела и рук, голубой махровый халат, под цвет ему одноразовые тапочки. Как в отеле люкс, а не в клинике. Палата небольшая сама по себе, но очень уютно, окна выходят во внутренний двор клиники, в углу около двери живая высокая пальма.

— Добрый день, — заглядывает в палату невысокая худенькая женщина в белом халате и голубой форме под ним.

Не пойму ее возраст, но, кажется, около сорока. Ухоженная, я бы даже сказала, стильная. Короткое каре из пепельных волос, укладка, ногти на руках короткие, покрыты нюдовым оттенком. Очень красивая женщина, в молодости, скорее всего, немало мужских сердец покорила.

— Я Изольда Михайловна Карач, заведующая гинекологическим отделением, — представляется она, указывая на свой бейджик на груди. — Не пугайся, что тебя положили в гинекологию. Сергей Геннадьевич рассматривал из расчета удобства. Наше отделение дверь в дверь находится с физиотерапевтическим кабинетом, где тебе будет удобно заниматься. Девочки у меня тут дружные, веселые, если что нужно, обращайся. И Любимов сказал, что тебе надо ненадолго исчезнуть, так насчет этого не переживай. У меня тут такие мужья к пациенткам пролезть не могут, спецназ отдыхает, — весело смеется Изольда Михайловна.

— Не думаю, что ко мне очередь будет из желающих меня проведать, — фыркаю я, однако благодарю за внимание. — А вот насчет скрыться я только за, мне нужно как можно быстрее на ноги встать.

— Хорошо, но Марк Павлович просил проверить тебя по женской части, — соглашается Изольда Михайловна.

— Это еще зачем? — пугаюсь я.

— Ну а как же? — удивляется врач. — Ты впала в кому, у тебя было кесарево сечение, нужно все посмотреть.

— Меня осматривал врач в той больнице.

— Ну ты же не против, если еще и я посмотрю? — улыбается Изольда Михайловна.

И как ей откажешь? Такая приятная женщина.

— Хорошо.

— Сегодня я тебя мучить не буду, да и завтра тоже. Привыкай к нашей клинике, как будешь готова, скажи, я завтра еще зайду. По моей части жалобы есть какие-то?

— Да вроде бы нет.

— Хорошо, но все-таки не будем затягивать, на днях проверимся, ладно?

— Угу, — киваю я, и она уходит.

Сажусь на кровати, думая, смогу ли встать на ноги, чтобы дойти до ниши с чайником и налить себе воды, как в палату входит мужчина. Интересный такой, широкоплечий, очень даже симпатичный. Быстро ныряю под одеяло, пока мужчина усаживается на стул и, подперев подбородок правой рукой, начинает меня разглядывать. В его взгляде нет ничего пугающего, наоборот, я чувствую себя интересной зверушкой, которую с любопытством разглядывают.

— И? — наконец не выдерживаю я, поторапливая врача с такими пронзительными синими глазами.

— Ах да, задумался, — отмирает тот. — Вспоминал, оставил я закрытой дверь в свой кабинет дома или нет.

Мужчина раскрывает мои бумаги и начинает их просматривать.

— А если оставили, что будет? — интересуюсь я.

— Мне вчера коньяк привезли в благодарность от клиента, а я его не спрятал. Жаль будет, если близнецы до него доберутся, — не отрываясь от бумаг, ворчит врач.

— Выпьют? — усмехаюсь я.

— Хуже, — отвлекается от бумаг врач. — Спрячут так, что я в жизни его не найду, а, скорее всего, ближе к пенсии обнаружу.

— У конька должна быть выдержка, — хмыкаю я.

— И то правда, — соглашается он. — У коньяка должна, а вот у меня нет.

Хихикаю, внимательно разглядывая мужчину еще раз. Странный врач какой-то. Пришел в палату к больной, а думает про коньяк.

— Итак, вернемся к нашим баранам, сорри, ничего личного, — усмехается врач. — Я Любимов Сергей Геннадьевич, главный врач этой клиники. Вы здесь по просьбе Марка Павловича. Он мне рассказал о вашей проблеме, в том числе о семейном детективном сюжете. Можете не переживать, что вас тут найдут, если только сами не скажете, где находитесь. Впрочем, это не важно, все равно к вам в палату никто посторонний проникнуть не сможет. Далее у нас лечение. Я тут посмотрел вашу выписку и не понял, а почему вы не встаете?

Его взгляд острый, требовательный, и я смущаюсь. Что я ему могу сказать в свое оправдание? Что не хочу или не могу?

— Ээ, я не могу? — спрашиваю его.

— А кто вам это сказал? — удивляется Любимов.

— Никто, — честно признаюсь я. — Просто я чувствую слабость в мышцах и очень устаю, когда руками двигаю, а ноги как ватные.

— Язык у вас хорошо двигается?

— В смысле? — недоуменно смотрю на врача.

— Ну он у вас не устает? Хотя тоже бездействовал несколько месяцев, — хитро прищуривается Любимов, а я смотрю на него открыв рот от удивления.

— ЭЭ

— Понял, логопеда к вам пришлю, речь немного запаздывает, также назначаю консультацию отоларинголога, пусть проверят ваши связки, гинеколог, физиотерапевт, кое-какие анализы, УЗИ, КТ…

— Так у меня это есть, делали уже, — отмираю я, указывая взглядом на бумаги.

— Делали, а встать не пробовали, — снова хмыкает Любимов. – Мне эта филькина грамота ни к чему, Вячеслава Геннадьевна. Кстати, у вас старшего брата нет? Отец родной? — задумчиво смотрит на меня.

— Ну да, а что?

— Да так, сестру всегда хотел, отчество у нас одинаковое, а жизнь такая штука, мало ли, — Любимов встает, хлопнув себя по коленям. — Ладно, я пойду, а вам сейчас пришлю физиотерапевта. Хватит уже лежать, ей богу.

Сергей Геннадьевич уходит, оставляя меня в некотором шоке от его слов, причем от всего разговора с ним. Только потом доходит, что он пошутил насчет наших с ним отчеств. Оба Геннадьевичи.

Глава 16

— Орловский, ты куда? — голос Даши заставляет меня притормозить и обернуться.

— Тик-так, товарищ начальник, — показываю на часы. — Рабочий день пятнадцать минут назад закончился.

— Стоять! — приказывает главный врач нашего платного отделения, и я разворачиваюсь.

— Ну что, Дарья Алексеевна? У меня было две операции, я устал. Может мужик после рабочего дня выпить рюмку коньяка и завалиться на диван футбол смотреть?

— Иди-ка сюда, — подтягивает меня Дашка в нишу, где стоит огромный фикус. — Скажи мне, дорогой, когда у нас с тобой было последнее свидание? — шипит шепотом Дарья.

— Ого, ты сама не помнишь, что ли?

— Я вот и хочу, чтобы вспомнил ты!

— Хмм, Даш, я не отмечаю красным крестиком в календаре, когда я с кем-то на свидание ходил. Давай ты сама вспомнишь и мне скажешь, а?

— Три недели назад, — выдает Дашка.

— Вау, — удивленно приподнимаю брови. — И?

— Что и, Орловский? Ладно я, женщина…

— Вот как!

— Тьфу, но ты-то мужчина!

— Ты заметила, да? — усмехаюсь я.

— Не нервируй меня, Орловский, ты мне обещал ресторан, — тихо рычит Дашка.

— Раз обещал, сделаю, всего-то пять дней прошло после моего обещания, — фыркаю, улыбаясь, я.

— Тебе прямо, что ли, сказать? Пригласи меня к себе!

— Я занят.

— Чем?

— Хмм… Делом? — спрашиваю у Даши.

— Бесишь, Орловский! Сегодня у тебя или у меня?

— Какая-то вы прямо настойчивая стали, мадам главный врач, — притворно пугаюсь я. — Мне вот так сразу тяжело решиться, губите мою рабочую репутацию.

— Марк, ну перестань, что за цирк, — принимает человеческий тон Дарья. — Ты не хочешь больше встречаться?

— Куда уж больше, сама сказала, три недели.

— Как же ты иногда меня выводишь из себя!

— Уфф, хорошо, что иногда. Семь потов сошло от испуга, — вытираю мнимый пот со лба.

— Ясно, свидания не будет, обещанного ресторана тоже, — становится сердитой Дарья. — Мне надоело каждый раз тебя уговаривать, нет так нет, скажи прямо.

— Говорю прямо, не сегодня.

— Завтра?

— Может быть, если ты подменишь меня на ночном дежурстве, — хмыкаю я.

— Да пошел ты! — в сердцах ругается Дашка и уходит по коридору больницы, цокая каблучками.

Смотрю ей вслед и мысленно даю себе подзатыльник. «Ты по што боярыню обидел, дурень?» — звенит в ушах издевательский голос. Нет, а что я ей скажу? «Не хочу пока вас, мадам?» Или что? Нечестно ты поступаешь, Орловский. Некрасиво. Не хочешь, скажи прямо, прошла любовь, завяли помидоры. В том-то и дело, что любви-то не было, так, хороший качественный перепих. Мне удобно, никого искать не нужно, а Дашке… Наверное, тоже удобно, хотя могла бы найти и побогаче себе, чтобы цветы дарил, бриллиантами заваливал, что там обычно мужчины делают, если ему девушка нравится?

— Бриллианты, — задумчиво произношу я и разворачиваюсь, чтобы выйти из больницы.

Во дворе иду к своей машине, которая тоже не сказать, что мечта успешного мужчины. Получаю я хорошо, но не более этого. Внедорожник у меня не новый, пять лет ему, но зато не в кредит. Что я могу предложить такой женщине, как Даша? Только себя. А вот с этим сейчас затык. Ну не тянет меня ни на какие свидания и романтические бредни. Хотя в чем-то Дарья права. Три недели я не вспоминаю о сексе? С чего бы это? Но если взять мою нагрузку в последнее время, то ничего удивительного. На мне все наше отделение, плюс плановые операции в самой больнице. И я не хожу, как Дашка, на каблуках и с прической в локонах. Мне утром времени хватает только чтобы побриться, да чашку кофе подороже купить на заправке.

Выезжаю с парковки у больницы и еду вроде бы домой, но зачем-то сворачиваю в сторону клиники Любимова. Имею ли я право узнать, как там моя спасенная больная? Имею. Только вот зачем, Орловский? Мало ты жизней спас за свою карьеру? Что-то к другим больным не катаешься, чтобы узнать их самочувствие.

— Это нетипичный случай, кома, то да се, — разговариваю вслух сам с собой. — Не похожий на другие. Ну да, ну да, так и есть. Убеждай себя, что чисто сочувствуешь.

Спорить самому против себя попахивает уже клиникой, и я пытаюсь переключиться на другое, но ничего не получается. Спрашиваю себя, зачем я еду в клинику к Сергею? И всё сводится к одному: увидеть мою больную, которую я мчал по коридорам больницы в кресле, а затем вез в закрытом фургоне. И для чего, спрашивается? Зачем мне чужая женщина с кучей детей? Ну и что, что симпатичная, наверное. Я ее разглядеть-то толком не успел. Как может понравиться женщина, которую ты кроме кровати нигде не видел?

Смеюсь над своими мыслями. А где, интересно, мужику хочется видеть женщину чаще, чем у плиты? В кровати, конечно. Но явно не в больничной. Однако что-то зацепило. Глаза, что ли. Доверчивые, чуть наивные, беспомощные. Помочь ей хочется, защитить от всего. Вот у Дашки никогда таких глаз не бывает. Она хищник по натуре, ей быть жертвой неинтересно. Тем более что-то просить она не умеет. Вот как сегодня: пошли в ресторан, и всё тут. Не вызывает во мне чувство мужского превосходства, я, может, тоже хищник или защитник, а с Дашкой эта функция нереализованная. Зато рядом с Вячеславой прямо зашкаливает. Идиотизм полный в голове творится у тебя, Орловский.

Поднимаюсь на этаж, где находится гинекологическое отделение, и встаю колом около двери в задумчивости. По сути, я не врач этой клиники и вход мне сюда запрещен, о чем свидетельствует пропускное табло на стене, куда я должен приложить электронный пропуск, которого у меня нет. А с другой стороны, как мне попасть внутрь и по какому поводу? Что может стать объяснением для врача из другой больницы, когда он хочет проникнуть на чужую, тем более чисто женскую территорию? Ничего, только если не его жена там рожает в гордых муках.

— Марк Павлович! — слышу голос и резко поворачиваюсь.

Вижу Славу, что стоит на своих ногах, опираясь на ходунки для взрослых. Рядом с ней медсестра с бумагами в руках, а Слава вышла из кабинета физиотерапии. Смотрит на меня, улыбается. Мои губы в ответ тоже расползаются от уха до уха.

Глава 17

— Так, незаконное проникновение, так и запишем, — в палату ко мне входит врач, Любимов Сергей Геннадьевич.

— Да ладно тебе, Серег… Геннадьевич, — смеется Орловский. – Пришел вот узнать, как моя больная тут у вас устроилась.

— Ну да, ну да, — с сомнением произносит Любимов, а у самого глаза лукавые, в уголках морщинки-смешинки собрались.

— Мне Вячеслава Геннадьевна рассказывала про свои успехи, поздравляю. За пять дней такой прогресс, — смеется Орловский.

— Все верно, а виной всему матушка-лень. Это у вас в больнице все филонят, в том числе и врачи, а у меня вот скакать начинают через пару дней.

— Ну так уж и скакать, — фыркаю я.

— Кто по отделению бродит всю ночь? — прищуривается Любимов. — Мне тут донесли, что вы плохо спите, непорядок. Я бы сказал, что буду жаловаться, да некому. Я тут последняя инстанция, которая обычно эти самые жалобы и принимает, а вот чтобы их не было, назначим мы вам успокоительное, Вячеслава Геннадьевна.

— Не надо, я буду спать, обещаю, — пугаюсь я. Хватит мне этого успокоительного, и так как овощ была в больнице у Орловского. Только тут мозги на место и стали вставать.

— Тогда вся надежда на вас, Марк Павлович, — кивает на меня Любимов. — Успокаивайте свою подопечную, может, у вас получится.

Любимов подмигивает Марку и уходит из палаты, а Орловский поворачивается ко мне со строгим выражением лица.

— Почему не сказала, что не спишь? — ругает меня.

— Не думала, что это важно.

— Слава, я тебя сюда отправил, чтобы ты на ноги встала, а не стала неврастеничкой из-за недосыпа. Что тебе спать мешает? Болит что-то?

— Болит, но это ерунда по сравнению с этим, — стучу пальцем себе по виску. — За день нахожусь, упражнения всякие, да и так гуляю, ноги крутит, но больше всего в голове покоя нет. Все думаю о своих детях, как они там без меня и что делать. Я даже не знаю, что у меня происходит. Может, Аркадий уже развелся со мной и отобрал детей. Что мне ждать от будущего? Как поступить?

— Понятно, — кивает Марк. — Тебе адвокат нужен.

Орловский встает со стула около моей кровати, на котором сидел, и подходит к окну. Смотрит на дождь, что идет уже второй день практически не переставая. Погода пасмурная, противная. Мне здесь в больнице тепло и хорошо, но где-то там у меня Роберт, маленькая дочка, а я ничего не делаю, совершенно.

— Давай так, я совсем забыл про твой развод, — поворачивается Марк, прислоняясь к подоконнику и складывая руки на груди.

— А почему ты должен про него помнить? — горько усмехаюсь я. — Ты мне и так помог, когда устроил в эту клинику. Представляю, сколько здесь стоит день такого лечения, как у меня, а все эти обследования. Я бы не смогла себе такое позволить.

— Но твой муж мог бы все это оплатить, верно? — хмурится Марк.

— Мог, но он предпочел вместо этого… — закрываю рот и отворачиваюсь. Мне горько признаться в том, как меня предал близкий человек, которому я родила детей.

— Убить тебя, — добавляет Марк, и я вскидываю на него сердитый взгляд.

— Он не хотел!

— Ты будешь его защищать? — удивленно приподнимает одну бровь Орловский.

— Нет, конечно, нет. Однако это Зоя тогда предложила выключить аппарат искусственного дыхания, а Аркадий сопротивлялся.

— Не особо он и сопротивлялся, раз допустил это.

— Да, черт побери, ты прав! — сержусь я. — Мой муж — говно, признаю это.

— Ну вот, теперь мне значительно легче, — усмехается Орловский. — Я уже думал, что ты начнешь его оправдывать.

— Нет, Аркадий бросил меня одну, забрал то, ради чего я хотела бы жить, — вздыхаю в ответ. — Но мне пора начать что-то делать. Время уходит, а я очень стараюсь побыстрее встать на ноги, оттого и не сплю. А принимать лекарства я больше не буду. От них я становлюсь слишком инертной и живу словно чужой жизнью, точнее, не живу, а существую.

— Понял, никаких лекарств, — соглашается Марк и возвращается к своему стулу. — Но ты права, тебе нужно начинать что-то делать, иначе ты с ума сойдешь. Давай так, я сегодня постараюсь пробить этот вопрос насчет адвоката и завтра приду к тебе с ответом.

— Может, не стоит? Ты и так много для меня сделал. Зачем тебе это? — внимательно смотрю на Орловского. — Мы чужие люди друг другу.

— Разве?

Долго смотрим в глаза, словно ведем молчаливый спор. Первым отвожу взгляд именно я, так как чувствую, что Марк сейчас сильнее меня.

— Прости, — глухо произношу я. — Я не считаю тебя чужим человеком, конечно, нет. Ни один не сделал для меня столько, как ты.

— Вот и отлично, мы близкие родственники, — смеется Орловский, а я сердито фыркаю. — А насчет новостей. Подруга твоя подняла все наше отделение на уши, да и муж тоже. Ищут тебя, но никто не знает, куда ты пропала. Я всем говорю, что перевели тебя в другую больницу, где лучше физиотерапевтическая база. Естественно, они пытают, куда именно, но никто не знает, кроме меня. Если ты хочешь сказать родителям, где ты, то тебе придется им объяснить всю ситуацию.

— Мама меня ни за что не выдаст моему мужу. Она его ненавидит.

— Но все же подумай, прежде чем приглашать их сюда. Я понимаю, что тебе тяжело здесь совсем одной, но, возможно, стоит потерпеть.

— Знаю, но это так тяжело, — я начинаю всхлипывать и неожиданно для себя захлебываюсь от рыданий.

Орловский пересаживается на мою кровать, и я кидаюсь ему на грудь, орошая его рубашку горькими слезами. Он ничего не говорит, просто дает мне выплакаться. Гладит по голове, что-то шепчет, только я не могу разобрать что. Рыдаю так, будто всю душу решила вылить на его рубашку. Плачу взахлеб, с тихим скулежом, некрасиво открыв рот. Впрочем, мне сейчас все равно, я так хочу избавиться от боли в груди. Мне нужно облегчить эту боль, иначе меня разорвет изнутри. В груди накопилось столько всего, что уже не умещается. Я устала притворяться сильной, мягкой, доверчивой. Устала показывать, как твердо стою на ногах, которые того и гляди подогнутся подо мной. Устала от безнадежности, что накрывает меня с каждым днем все больше. Мне нужно пожаловаться хоть кому-то, что я всего лишь слабая женщина, которую предали практически все, кого я считала самыми близкими.

Глава 18

Стучусь в кабинет Любимова и получаю в ответ «Войдите». Открываю дверь и вхожу в царство главного врача этой клиники.

— О, герой и спаситель явился, — улыбается Любимов, встает из своего кресла и идет мне навстречу. — Тебе не кажется, что ты зачастил к нам в гости, Марк Павлович?

Пожимаем друг другу руки, и Сергей предлагает мне сесть на кожаный диван, а сам идет к кофемашине, что установлена в углу его кабинета.

— Кофе? — предлагает он.

— Давай, — соглашаюсь я, падая в мягкие подушки дивана. — А ничего ты здесь устроился. Был бы у меня такой кабинет, я бы здесь жил. Ну и спал, соответственно.

Подпрыгиваю на мягких подушках, устраивая свою задницу с комфортом.

— Это всё Рита, она занималась обустройством кабинета, — хмыкает Любимов. — Я лишь просил диван, чтобы было где вздремнуть между операциями, и кофеварку. А мне вот какой агрегат поставили, всё сама делает: и мелет, и варит, только что кофе не выращивает.

Сергей усмехается, нажимая кнопки на аппарате и подставляя чашку. Аромат кофе проникает в мое сознание, заставляя щуриться от удовольствия. Люблю, когда пахнет кофе. Неважно где: дома, в офисе, магазине. Сразу становится как-то уютно, по-домашнему.

— И как у тебя никто жену не украдет? — притворно возмущаюсь я. — Такое сокровище узурпировал.

— Это не я ее, а она меня узурпировала, — смеется Любимов, ставит передо мной чашку эспрессо. Мы давно знаем друг друга, в том числе и многие вкусы на еду, выпивку и женщин. Однако я никогда не думал, что Любимов женится на женщине с ребенком и будет заразительно счастлив, да так, что даже бесит по-доброму.

— Только не говори мне, что пересмотрел все прелести брака, — усмехаюсь я. — Помню, когда-то ты был его ярым противником.

— Неудачный первый опыт, что же теперь, — разводит руками Любимов и ставит на столик у дивана вторую чашку с кофе.

Пододвигает мне коробку с кусковым сахаром, открытую банку со сгущенным молоком.

— Конфет нет, все детям в выходные отвез, — оправдывается Сергей, а я киваю.

Знаю, что накопившиеся сладкие презенты Любимов возит в подшефный детский дом.

— Я, собственно, что пришел, — начинаю я, положив добрую ложку сгущенки в чашку, где кофе налито на одну треть. Сергей только крякнул, проследив за моим надругательством над напитком. — Адвокат мне нужен.

— Тебе или Стальской? — ухмыляется Любимов.

— Больше Славе, — киваю я. — Объяснять не буду, зачем и почему, но я ей помогаю. Поэтому, если есть какие знакомые, то посоветуй. У меня был один юрист, я ему позвонил, но адвокат, контакты которого он дал, сейчас на отдыхе и вернется только через пару недель.

— А и не надо ничего объяснять, в свое время я сам на такой крючок попался, — тихо посмеивается Любимов и тянется к своему телефону на столе.

Листает контакты и набирает звонок.

— Юрий Константинович? Любимов, ага. Рад слышать, взаимно. Мне ваши услуги нужны, точнее, не мне, другу моему. Я разводиться? Да вы что, сплюньте три раза, а то я еще та бабка верующая. Ага, я тогда ваш телефончик дам, и вы сами. Конечно, привозите, посмотрим вашего внука. Не слышит, говорите, или не хочет слышать бабку с дедом? Аа, плохо слышит. Ну-ну. Привозите, излечим моментально, ага. И вам всего доброго.

Любимов отключается и убирает телефон обратно на стол.

— Ну что, номер Юрия Константиновича я тебе пришлю, звони сегодня, пока он добрый. А то у адвокатов всякое бывает, рявкнет иногда так, что руки трясутся. Адвокат он толковый, Рите развод делал, но и дорогой. У тебя с деньгами-то как? Или у твоей подопечной?

— Нормально с деньгами, спасибо, Серег, — от души благодарю Любимова. — И еще вопрос, Слава ходить начала, правда, пока с ходунками. Если с остальным все в порядке, могу ее на домашнее лечение забрать?

— Это куда интересно? — хитро прищуривается Любимов. — Неужто в свою холостяцкую берлогу потащишь?

— А по-другому вроде и некуда, — оправдываюсь я.

— Давай-ка ты с этим пока не торопись, — становится серьезным Любимов. — Понаблюдаем мы твою Славу еще недельку, другую, а там, глядишь, и сама к тебе побежит без всяких ходунков. Мы ей тут и массаж, и фармакологию, и лечебную физкультуру назначили, а ты забрать. Нет уж, раз решили лечить, так и будем. Успеешь еще на свою спящую красавицу налюбоваться.

— Да не моя она, — ворчу я, но Сергея не переубедить, если сел на своего любимого коня. — Просто дома у меня ее точно никто не достанет.

— Тут тоже, охране даны четкие указания никого к ней не пускать.

— Хорошо, а то мало ли… Только маму ее пустите, нельзя человеку совсем одному.

— А у нее ты теперь есть, — усмехается Любимов. — Пропал Орловский.

— Мастер ты диагнозы, я смотрю, ставить, — улыбаюсь я.

— Я-то может и мастер, только вот Даша твоя без боя тебя не отпустит. Если что, жду тебя у себя в клинике, ты знаешь. Хорошего нейрохирурга давно хочу заполучить.

— Везде-то ты выгоду найдешь.

Смеемся, пьем еще кофе, и я ухожу, заполучив контакт адвоката. Не сомневаюсь, что Слава как услышит стоимость его услуг, тут же откажется, поэтому мне нужно договориться без свидетелей, что я и делаю, пока иду к палате Стальской. Она уже ждет меня, волнуется.

— Как все прошло? — сразу вскидывает на меня беспокойный взгляд. — Удалось найти адвоката?

— Конечно, завтра он к тебе придет. Его имя Юрий Константинович, услышал твою историю и согласился работать безвозмездно, в качестве благотворительности, — натуральным образом вру я.

— Да брось, не верю я в это, — хмурится Слава.

— Почему же, бывают у людей заскоки, — подхожу к ней и встаю напротив.

Слава сидит на кровати в спортивных штанах зеленого цвета, белая футболка. Волосы забраны в узел на затылке, на лице ни грамма косметики. Такая хрупкая, беззащитная, но цепляет что-то внутри, сам понять не могу. Хочется обнять, прижать к себе и защитить от всего и всех.

— Разные люди есть, ты в этой клинике тоже бесплатно, однако никто не относится к тебе хуже, чем к другим больным. Так что пора доверять людям, не все работают только ради денег, есть еще принципы и энтузиазм.

Глава 19

Расстались мы как-то не очень с Марком, однако на следующий день он свое обещание выполнил, и ко мне пришел адвокат. Я вышла сама к нему из палаты, судорожно цепляясь за ходунки. Ненавидела эту металлическую конструкцию. Она всегда у меня вызывала ассоциации с бабушками, которые так ходили по улицам. Теперь-то я их понимала, сколько труда это стоит, тем более когда ноги еще противно трясутся и грозят подломиться под каждым моим шагом. Не ожидала, что будет настолько трудно восстановить ноги, да и руки тоже.

Седой адвокат в сером костюме и неожиданно красной бабочкой на белом воротничке рубашки терпеливо ждет меня, пока доползу до гостевой зоны. Надо отдать ему должное, не бросился мне на помощь, я бы тогда сгорела от стыда. Все же со стороны я представляла себя более сильной, чем на самом деле. Всего лишь медленно ковыляю по широкому коридору клиники, но это же временно, да?

— Рад нашему знакомству, Вячеслава Геннадьевна, — встает с кожаного кресла Юрий Константинович, ждет, пока я сяду напротив, кряхтя и потея, как ломовая лошадь.

— И я рада, извините, что принимаю вас в таком виде, — указываю рукой на свой спортивный костюм и ходунки.

— Ну что вы, я и не в таких условиях работал, — расплывается в улыбке адвокат, а я побаиваюсь его спрашивать, в каких именно. — Вы прекрасно выглядите.

Тут я не сдерживаюсь и весело фыркаю. Насмешил так насмешил.

— Нет, правда, сочтите за комплимент, но вы очень красивая молодая женщина. Нам, старикам, виднее, — посмеивается Юрий Константинович и открывает папку, что лежит перед ним на столе, достает оттуда чистый лист бумаги. — Я вам задам несколько вопросов, говорите все как на исповеди, не скрывая.

— Да мне и нечего скрывать, — тяжело вздыхаю я. — История банальна, как сам мир.

— О, да вы философ, милочка, — улыбается адвокат.

— Упаси боже меня от такой философии, — хмыкаю я.

Вначале идут стандартные вопросы: мой адрес, место работы, дети, их возраст, муж, его место работы, доход.

Тут я на пару минут зависаю, так как, к своему стыду, никогда особо не интересовалась делами Аркадия. Рассказываю про бизнес мужа, про наши совместные покупки, недвижимость, всё, что знаю. Адвокат делает пометки на своей бумаге, кивает, внимательно слушает.

— А эта Зоя, ваша подруга? — спрашивает он, когда я рассказываю саму причину развода.

— Была, но потом стала убийцей-неудачником, — горько усмехаюсь я.

— Доказательства есть? — оживляется адвокат.

— К сожалению, нет, а мой бред вряд ли примут всерьез. В тот момент я была как бы не совсем адекватной.

— Это да, ваше состояние в момент выхода из комы доказать невозможно, а то, что вы скажете, будет голословным обвинением.

— Понимаю.

— Вернемся к вашим детям и вашим родителям. Сколько лет вашим папе и маме? Они могут оформить опекунство на детей, пока вы лечитесь?

Мы обсуждаем такие вещи, про которые я уже и забыла. Юрий Константинович подробно расспрашивает меня, когда Аркадий начал свой бизнес, кто ему помогал. Когда и как купили дом, было ли у меня жилье до свадьбы. Я признаю, что пришла к Аркадию почти без всего, только сумка с вещами, но помогала ему в бизнесе первое время, вела бухгалтерию.

— Отлично! — радуется Юрий Константинович. — А машина ваша где?

— На парковке, я думаю. Я не ездила на ней последний месяц перед родами, мне рекомендовали врачи воздержаться от поездок за рулем.

— И правильно, ваше дело — выносить ребенка и родить, а машина не для беременных женщин, — улыбается адвокат.

Вся наша беседа крутится в основном около бизнеса Аркадия, и в конце я уже сама запуталась, что и как зарабатывает мой муж.

— Ну что я могу вам сказать, — наконец откладывает свою золотую ручку Юрий Константинович. — По поводу детей здесь все сложно, но можно сыграть на алчности вашего мужа. Смотрите, ваш сын довольно взрослый, и в суде его будут спрашивать, с кем он хочет жить. Конечно, суд учтет его пожелание, но это не главное. Вы как мать имеете все право воспитывать детей наравне с мужем, тем более пока дело дойдет до суда, судя по вашим темпам, вы уже будете бегать. Соответственно, врачи подтвердят, что вы не немощная и лежачая больная, как надеется ваш муж, а вполне себе здоровая женщина, которая может воспитывать своих детей полноценно. То, что у вас нет жилья, не важно. По закону вы имеете право на половину имущества, а значит, и получите жилье, а с ним и алименты на детей. Тут без вариантов. Есть один аспект, который будет для вас выигрышным.

— Какой? — цепляюсь я за слова адвоката.

— Насколько я понимаю, вы имеете право забрать свою долю из бизнеса вашего мужа. Вот если бы он начал свое дело до женитьбы на вас, то всё, бизнес не имеет к вам никакого отношения. Однако именно в браке с вами ваш муж вынес свой бизнес на другой уровень, отдельно от родителей, и оформил часть на себя. Вот здесь и кроется ваш козырь. Чтобы не потерять бизнес, ваш муж должен будет заплатить вам равноценную сумму, а этого он сделать просто не сможет. Начнет откупаться недвижимостью, машинами и всем, что у него есть на счетах. Этим мы и сможем его прижать.

— В смысле прижать? — интересуюсь я.

— Ну, милочка моя, в вас нет никакой дальновидности и хитрости, — подмигивает мне адвокат, а мне почему-то становится неудобно, что вот не такая я стерва, как нужно. — Ради сохранения своего бизнеса мужчины идут на все, в том числе и готовы отдать квартиры, машины, а в вашем случае предметом торга могут выступить дети.

— Вы думаете, что Аркадий отдаст мне детей за какие-то уступки в плане раздела бизнеса? Да нет, мой муж никогда так не поступит, — морщусь я. — Он любит сына и дочь, я бы никогда не променяла своих детей на деньги.

— Вы мать, а я бы с вами поспорил, — тихо смеется Юрий Константинович. — Но не буду, так как уверен, что вы проиграете. За свою практику я насмотрелся столько, что уже могу не сомневаться в некоторых вопросах. Вы можете купить у своего мужа детей обратно, я вас уверяю. А платить вам придется своей долей в его бизнесе. Как вам такой вариант? Подходит?

Глава 20

— Привет, что тут делаешь? — смотрю, улыбаясь, на красивую женщину, что стоит у окна в коридоре. На ней тоже спортивный костюм приятного мятного оттенка, волосы длинные, заплетены в тугую косу.

— Я? Рожала, — улыбается она. — Меня Валерия зовут, просто Лера. Здесь гинекология, а тебя? Ты куда шла?

— Просто шла, — пожимаю плечами, прислушиваясь к детскому плачу из-за двери в одну из палат.

Ласковый женский голос, плач стихает. Сердце словно тисками сжали от боли. Где там моя малышка, какая она сейчас? Ей уже полгода, наверное, совсем большая . Господи, доченька! Слезы брызгают горячим потоком из глаз, и я закрываю лицо ладонями.

— Эй, ты чего? Болит что-то? — пугается молодая мама. — Ану-ка, пойдем в мою палату!

Подчиняюсь ее рукам, почти забывая про свои ходунки, но каким-то образом все же ковыляю в палату к Валерии, всхлипывая от внезапных слез.

— Садись, — указывает мне на кожаный диванчик у кровати Лера. — Или тебе помочь?

Смотрит с сомнением на мою железную конструкцию.

— Нет, извини, услышала плач ребенка и расклеилась, — плюхаюсь на диван, отставляя ходунки в сторону. — У тебя тут уютно.

Вытираю слезы, рассматривая палату точь-в-точь как моя. Только у Валерии тут все пространство у одной стены заставлено цветами в вазах, ведрах.

— Ничего себе оранжерея, — вдыхаю аромат цветов.

— Да уж, — вздыхает она, подходит к тумбочке, где стоит чайник, чашки. — Сегодня попрошу медсестер выставить все в коридор. Ребенка приносят кормить, а тут сплошные аллергены. Но мужчинам не объяснить, идут каждый день и цветы тащат.

— Мужчинам? — удивляюсь я, чуть ли не открыв рот.

— А, да, — хохочет Валерия. — Это я так называю друзей своего мужа. Они шефство надо мной и сыном взяли. У меня Илья охранным агентством владеет, так вот ко мне утром приходит Малыш, в обед Черныш, после обеда еще двое, а вечером муж. Таскают все по букету, фрукты, йогурты, шоколад. Хочешь что-нибудь? Я уже половину медсестрам раздала, а они все несут.

Лера смеется и открывает тумбочку, откуда вываливаются коробки конфет и скатывается на пол большой оранжевый апельсин, за ним красное яблоко.

— Вижу, — начинаю улыбаться я, пока Лера собирает все эти убежавшие фрукты. — Столько тебе не съесть.

— Вот именно, а мало того еще и нельзя. Я ребенка кормлю, мне это все строго запрещено. Хочешь?

Она протягивает мне яблоко, апельсин, что только что помыла в ванной, и шоколадку.

— У меня и кекс есть, чай могу заварить. Давай попьем чайку?

— Давай, только я не возьму, — протягиваю ей обратно.

— Почему? — грустно произносит Валерия, а мне вот никак не хотелось ее обидеть. — Мне правда нельзя или тебе тоже?

Бросает осторожный взгляд на мои ходунки.

— Мне как раз все можно, — печально заявляю я. — Давай сюда свои фрукты, я здесь по другому поводу нахожусь.

Пока пьем чай, закусывая свежим кексом, я лакомлюсь шоколадкой, жую яблоко. Лера достает еще бутерброды с бужениной из маленького холодильника, что стоит около диванчика. Первой о себе начала рассказывать я. Просто слово за слово и прорвало, не смогла остановиться. Видимо, копилось и нужно было с кем-то поделиться своими бедами. Подруги у меня теперь нет, а держать все в себе очень больно, оказывается.

Лера слушает меня внимательно, иногда качает головой и подливает нам чай. Я словно в жизни до этого никогда не говорила, изливаю ей всю душу. Сработал метод попутчика, когда всё рассказываешь о себе незнакомому человеку, зная, что скоро вы расстанетесь. Мне просто нужно было поделиться с кем-то о наболевшем. Почему именно Валерия, которую я вижу первый раз в жизни? Откуда мне знать. Что случилось, то случилось.

Я уже почти закончила свой рассказ, не так уж и много, оказывается, у меня накопилось, когда в палату постучались и медсестра внесла ребенка. Улыбаясь, протянула малыша в руки мамочке, что взяла свою драгоценность с таким выражением на лице, что я чуть было опять не разревелась.

— Кушать хотел, плакал, а пока везла, успокоился и уснул.

— Оставьте его со мной, как проснется, я покормлю, — смотрит на сына ласковым взглядом Валерия.

— Хорошо, если что, я рядом.

Медсестра выходит, а я с какой-то жадностью наблюдаю за мамочкой с ребенком. Руки так и чешутся подержать ребенка, а грудь болезненно сжалась, будто там должно быть молоко. Моя малышка даже материнского молока не попробовала, что за жизнь!

— Тебе, скорее всего, больно смотреть на маленьких детей, — виновато улыбается мне Валерия. — Извини, я всей душой тебе сочувствую. Моя история у нас еще впереди, и даже не знаю, рассказывать тебе ее или нет, но поверь, я тоже прошла через настоящий ад, и вот оно, мое счастье, заслужила. Когда-нибудь и у тебя все наладится, нужно просто верить и ждать. То, что ты уже стоишь на ногах, само по себе чудо.

Лера говорит шепотом, а я соглашаюсь с каждым ее словом. Мне очень нравится эта женщина, и, возможно, мы бы стали подругами. Но, как правило, в больнице общение совсем другое, а в жизни все съедает быт и проблемы. Редко кто дружит после, наверное, не хотят вспоминать о болезнях. Но у Леры радостное событие, и я от всей души желаю ей счастья.

— Я пойду, не буду вам мешать, — стараюсь тихо встать с дивана. — Не переживай, мне больно смотреть на ребенка, но не настолько, чтобы не радоваться за твое счастье.

— Все будет хорошо, вот увидишь, — кивает мне Лера, чуть покачивая своего крошку на руках. — Заходи вечером, поболтаем. Тебе же нужно двигаться, да и общаться тоже. Или я к тебе приду, — подмигивает мне, а я называю номер своей палаты.

На том и расстаемся. Я ухожу к себе, чувствуя, что в груди не так уже тянет, нет той свинцовой тяжести, что не давала мне нормально дышать. Своим разговором с Лерой я словно освободилась от ненужного балласта воспоминаний. И да, мне стало легче. Что там за история у Леры, я пока не знаю, но, если она захочет, в свою очередь расскажет мне. А меня пока ждали мои ходунки и физические нагрузки. Пора выходить из больницы, хватит мне здесь прятаться от мужа и своей подруги. Меня дети ждут.

Глава 21

— Орловский, нам нужно поговорить, — Дашка наигранно спокойно заходит в мой кабинет и садится напротив. В глазах молнии, губы сжаты.

— Оу, ты чего такая внешне отталкивающая? Я вроде третий день сижу, отчетами твоими занимаюсь, — сворачиваю на компьютере игру, ну не пишутся у меня эти бумажки, хоть тресни. Вот Дарья у нас главная, пусть и сочиняет.

— И где? Хотя бы отчет один доделал? — еще больше злится Дарья.

— Этот процесс такой трудоемкий, что вот ну никак не цепляет. Вдохновение не могу поймать, — вроде бы честно признался, что тут такого? Но нет же, в ее глазах молнии сверкают еще ярче.

— Да плевать мне на эти отчеты… — заводится она.

— Слава богу, я уж подумал, помру, пока их делаю. Вздыхаю облегченно.

— Орловский, я пришла поговорить о нас! — шипит сквозь зубы Дарья.

— А что с нами не так?

— Мы уже месяц с тобой не встречались, ты считаешь это нормальным? — хмурит красивые брови Дарья.

— Месяц? Ого, мне медаль за воздержание, — хмыкаю в ответ.

— Так, давай поговорим прямо, — складывает руки на груди Дарья. — Мы расстались?

— А что, так можно было?

— Не ерничай! Мы как любовники теперь все?

— Ну что ты, я надеюсь лет до семидесяти еще чувствовать движение в штанах.

— Марк, с тобой невозможно разговаривать, — вздыхает с обидой Дарья. — Ты же понимаешь, о чем я говорю. Если мы с тобой расстались, то скажи прямо, я себе другого мужчину найду.

— А это так просто?

— Конечно, мне Михайлов из министерства давно встречаться предлагал, и, кстати, вчера мы сходили с ним в ресторан, именно тот, что ты мне был должен.

— Тогда это в корне меняет дело, против Михайлова я ноль без палочки и Карлссон без пропеллера.

— Ясно, серьезно ты поговорить не хочешь, — выносит свой вердикт Даша. — Лично я поступаю с тобой честно, прежде чем начать отношения с другим мужчиной, пытаюсь расставить все точки.

— Вот как это называется, буду знать.

Смотрю на Дашу и понимаю, что да, пришло время нам расстаться. Только вот что-то внутри гложет, нет, это не страх ее потерять. Между нами как бы особых чувств не было. Это скорее досада. Я прекрасно знаю, что Дарья ни за что не забудет, что я ее первый бросил. Пусть даже и не сказал об этом прямо, но именно так она чувствует. А обиженная женщина хуже гранаты. Рванет неизвестно когда и как.

— Да, я не собираюсь тратить свое время на бесперспективного мужчину и врача, — заявляет, видимо, уже бывшая любовница.

— Насчет врача я бы поспорил, а мужчина тебе чем не угодил? Помнится, у нас в этом плане все хорошо было.

— Ты хочешь, чтобы наши отношения остались прежними? — хватается за соломинку Дарья.

А вот здесь нужно быть осторожным. Если я сейчас скажу, что хочу, то снова придется терпеть ее капризы, угождать, водить по ресторанам и оставаться на ночь. А я не хочу! Но если скажу, что не хочу, то в этом отделении она мне работать не даст. Просто из мести выживет, не действиями, так подставой какой-нибудь. Ну что же, Серега знал, что этим закончится, когда предложил мне место в его клинике. Не то, что я против, но мне жаль. В этой больнице я старался много сделать для больных. Дашка будет больше за престиж отделения давить, чтобы все красиво и стабильно, ни шага в сторону от прописных правил, которые не всегда в угоду пациентам. Развития не будет, продвижения.

— Не хочу, — выходит из меня раньше, чем я могу все обдумать. В принципе, тут и думать нечего. Если я собираюсь всерьез ухаживать за Славой, то в этом Дарья права, старые отношения нужно завершать.

— И больше ничего? — я вижу, что Дарье неприятно, но ничего не могу с этим поделать.

— А что еще? Между нами, Даш, все было классно, горячо, восхитительно, но…

— Но… — торопит она.

Просто наши отношения изжили себя. Мне нужно больше, чем пламенный секс. Если бы я хотел этого, то продолжал бы встречаться с тобой дальше. Однако я перерос такие отношения, и теперь мне нужна душевность, эмоции, теплота, что ли.

— Теплота? Ты издеваешься, Орловский? Да ты у меня в отделении как сыр в масле катаешься. Я и так за тебя всю административную работу делаю! — возмущается Даша.

— Но не стоишь у стола, — имею в виду хирургический стол.

— Каждому свое, что такого? И причем тут наши отношения? Можно подумать, ты со своим министерским ухажером будешь бок о бок людей оперировать.

— Нет, хватит мне служебных романов. Работать рядом с человеком, с которым встречаешься… Ни за что больше.

— Вот это ты правильно решила. Служебные романы с этих пор табу. Для меня тоже, если тебя это успокоит.

— Я поняла тебя, — Дашка встает из кресла, идет на выход и там оборачивается. — Очень жаль, Орловский, что ты сделал неправильный выбор. Я ждала от тебя кольцо, надеялась на семью.

— О чем речь, Дарья Алексеевна, о женитьбе у нас никогда и речи не шло, — усмехаюсь я.

— Вот и говорю, что жаль. Я потеряла из-за тебя почти три года, чтобы в ответ услышать, что не нужна, а наши отношения были лишь хороший секс. Ты мог бы сказать мне всё сам, а не заставлять бегать за тобой, чтобы всё выяснить.

— Какие отношения, Даш? Ты встречалась со мной, пока на горизонте не было кого-то побогаче, круче, так скажем, развлекалась.

— Ошибаешься, я не ждала, что ты внезапно окажешься подпольным миллионером. Знала, что ждать от тебя благосостояния нереально. Но предложить мне выйти за тебя замуж после трех лет встреч было бы приятно для меня.

— Ну извини, я не собирался жениться, — развожу виновато руками.

— Мне твои извинения совершенно не нужны, а вот обиду я чувствую. И мне не нравится, когда меня обижают.

Дашка открывает дверь и уходит, а я откатываюсь на кресле от стола, складываю руки на груди и задумчиво смотрю на закрытую дверь. Сейчас самому уволиться или все же подождать, как это сделает Воронова? То, что мне здесь теперь не дадут работать, это факт. Дарья не будет держать около себя ненужного любовника, который не оценил ее, а что хуже, даже и не попытался наладить отношения.

Глава 22

— Мама, ну куда ты мне столько принесла? — смотрю, как она выкладывает на тумбочку лотки с едой.

— А что? Лучше, чем больничное, всё домашнее. Встала рано, сварила борщ, пирожки испекла, твои любимые с луком и яйцами, беляши. Худая какая стала, смотреть невозможно, — мама всхлипывает и снова кидается меня обнимать, бросив все свои контейнеры.

— Мам, ну не плачь, — сама начинаю всхлипывать.

— Как не плакать? Аркашка твой, вот зла не хватает, да и Зоя эта. Ведь с детства вместе, и такая подстава.

Обнимаемся, мама причитает, а я улыбаюсь. Как же мне не хватало эти недели родного человека рядом. Чтобы вот так просто обнять, посочувствовать.

— Я на вторую электричку еле успела, расписание изменили уже на летнее, а я и не знала.

— А обратно успеешь? — волнуюсь я.

— Да, на последней поеду. Ты не волнуйся, рассказывай давай, что у тебя тут происходит.

Мама слушает, ругает моего мужа, Зою, радуется моим успехам. Я ей ничего не говорю про попытку Зои отключить меня от аппарата искусственного дыхания. Не надо ей это знать, а то еще поедет на разборки к моему мужу, мама может.

— Я тут деньги привезла, — мама тянется к своей сумке и достает конверт, кладет мне на кровать. — Ты не отказывайся, Слава. Нам ничего для тебя и внуков не жалко. Главное, чтобы они с тобой были. Наташенька такая хорошенькая.

— Расскажи мне о ней, на кого похожа, — я такая жадная обо всем, что касается моих детей. Готова слушать и слушать, лишь бы восполнить ту пустоту, что образовалась после моей комы. Я так скучаю по детям, что порой больно. Душа за них болит. Как они там без меня? Роберт такой вроде бы взрослый, но он еще ребенок.

— Роберт молодец, помогал мне с Наташей, пока я там жила, и погулять выйдет, и покормит. Даже не ожидала, что он так о сестре будет заботиться, — улыбается мама.

— А школа? — тревожусь я.

— Аркадий хотел его перевести в какую-то гимназию с математическим уклоном, я так понимаю, эта Зоя твоя настояла. Но пока не перевел. Вчера звонила внуку, сказал, что отец давно не вспоминал о гимназии.

— Ну и хорошо, куда же его дергать посреди учебного года. Аркадий совсем ничего не соображает? — сержусь я.

Так за разговорами пролетает время. Маму никто не выгоняет, вот в чем преимущество платной медицины. К нам заглянула Валерия, мы ее угостили домашними пирожками. Познакомила с мамой. А вечером, когда все ушли, меня ждал сюрприз в виде Орловского, который появился на пороге моей палаты, ведя носом на запах пирожков.

— Чую, беляшами пахнет, — смешно басит он, идя на запах. — Неужели тебя кто-то навестил?

Смотрит голодными глазами на тумбочку, но внезапно наклоняется и чмокает меня в губы.

— Я голодный, как черт, — в его глазах смешинки играют и, как мне кажется, радость, что он меня видит. — Угостишь?

Орловский ведет бровью в сторону пакета, в котором лежат пирожки. Смеюсь, киваю.

— А сладкие есть? — роется он в пакете, принюхивается. — Как же я давно этим не занимался, — стонет от предвкушения.

— Чем? — удивляюсь я.

— Пирожкопоеданием, Вячеслава Геннадьевна, и еще кое-чем, — сует в рот пирожок и жует, а смотрит на меня так, что под одеяло залезть хочется.

Щеки горят, чувствую, что краснею, как девочка. Отворачиваюсь, поправляю подушку.

— Я к тебе на ночь, пустишь? — заявляет вдруг Марк. — На диванчике вот тут посплю. Хотел домой ехать, но вспомнил, что там есть нечего, а у тебя тут прямо пир.

Заглядывает в еще один контейнер и видит котлетки.

— Впрочем, можешь не отвечать, я уже принял решение, — хватает котлету и сует в рот почти целиком.

На его решение остаться я смотрю благосклонно. Конечно, мне скучновато тут, хотя процедуры и занимают большую часть моего времени. Но человеческое общение сейчас мне просто необходимо. Так мы и делаем. Марк рассказывает мне про свою работу, я внимательно слушаю. Потом находим на телевизоре какой-то добрый и старый фильм. Орловский залезает аккуратно ко мне на кровать и ложится, вытянувшись во всю длину. Моя голова у него на плече, руки обнимают, забирая все мои тревоги и сомнения. Так хорошо лежать в объятиях мужчины, который мне становится ближе с каждым днем. Я его почти не знаю, но чувствую в нем что-то родное, близкое мне. Пока еще рано говорить, как сложатся наши отношения, если вообще сложатся, но вот эти уютные минуты тепла я заслужила.

Так и засыпаем, причем я, наверное, первый раз выспалась от души. Никаких тревожных снов, даже не просыпалась ни разу, пока утром нас не разбудил Любимов.

— Нет, ну я всё понимаю. Я лояльный до противности врач, а из меня веревки вьют, — мы с Орловским открываем заспанные глаза и недоуменно смотрим на Любимова. — Что, мои голубки? Смотрите на меня честными и безгрешными глазками. Марк Павлович, оборзел совсем?

Орловский хмыкает и слезает с кровати, успевая поцеловать меня в щеку.

— Досыпай, пойду успокою этого дракона, — усмехается он и, подхватив свою сумку, уходит под ворчание Любимова из моей палаты.

Тихо смеюсь, нахожу в этой ситуации что-то комичное, безобидное. Ну подумаешь, застали нас, когда мы спали вместе. Так мы ничего запретного не делали. А если бы делали? Ох, Вячеслава, с ума сошла!

Ругаю сама себя, пока иду на завтрак, болтаю с Валерией, которую завтра выписывают. Затем занимаюсь в спортивной комнате, прохожу процедуры. После обеда принимаю душ и заваливаюсь с электронной книгой на кровать. Книгу мне купил Марк, добрая душа, еще в предыдущее свое посещение. Без книги я бы вообще не знала, чем вечером занять себя. После ужина обещала сходить к Валерии, она ждет меня перед выпиской как бы в гости.

Поэтому старательно погружаюсь в действие романа, который захватил меня с первых строк. Интересно, тайга, муж пытается убить свою жену, чтобы присвоить ее деньги, переживаю за героев. Так увлеклась, что не сразу слышу робкий детский голосок от двери.

Отрываюсь от книги и смотрю на мальчика, что стоит в дверях.