- Пошла отсюда вон, и больше возле Егора не появляйся. Придумала беременность, если мозгов не хватает предохраняться, то это не наши проблемы, - Вера Романовна меряет меня презрительным взглядом, выставляя чемодан на лестничную площадку. – Узнаю, что названиваешь моему сыну – пожалеешь. Это деньги на аборт, чтобы не говорила потом, что мы тебя бросили.
Моя рука автоматически тянется к конверту, который она мне протягивает, но в последний момент я отдёргиваю пальцы. Как же так? Это какая-то ошибка. Ведь всё было нормально? Мы с Егором встречались, его родители мило улыбались нашей студенческой любви. Почему она меня прогоняет, ещё и в такой день? Она же будущая бабушка.
- Вера Романовна, но ведь это же ваш будущий внук или внучка, - пересохшими губами шепчу я, всё ещё не веря в происходящее.
- Уже нет, и я надеюсь, что ты сделаешь всё правильно, - она насильно впихивает конверт в карман моего пальто и, как бы извиняясь за резкий тон, добавляет уже мягче, - Егору карьеру нужно строить, а не подгузники менять. Прощай, Лида, и дорогу сюда забудь. Не звони, не пиши, не появляйся.
- Но мы же собирались пожениться, - на глаза наворачиваются слёзы, чувствую себя совершенно беспомощной.
Мой парень уехал на месячную практику за границу, а я осталась в квартире его родителей, ожидать его возвращения. У нас были планы на жизнь, мы любили друг друга, планировали по его возвращению снять своё жильё, обустроить быт, работать и строить своё будущее, но…
Дверь передо мной захлопывается, обрывая поток грустных мыслей, и я остаюсь в подъезде одна с чемоданом вещей. Куда теперь идти?
ВУЗ мы закончили, выпускной отгуляли, из общаги меня выселили, я даже не пыталась ещё никуда устроиться. Я здесь совершенно одна, неужели мне придётся возвращаться обратно в Брянскую область к маме в деревню?
Медленно иду к лестнице, смысл здесь стоять? Мама Егора всё ясно сказала, на порог они меня больше не пустят, нужно срочно что-то придумать, к кому обратиться? Может Камилле позвонить, вдруг поможет?
Иду от дома родителей Егора в сторону небольшого парка и набираю номер подруги, но как ни странно, она меня постоянно сбрасывает, не отвечая на звонки. Ладно, подожду, может, она занята чем-то важным.
Прохожу по дорожке и присаживаюсь на лавочку. Сходила называется к гинекологу. Вчера весь вечер у меня тянуло живот, не так как обычно, а как-то странно, я пожаловалась свекрови, а та меня к своему знакомому доктору записала на осмотр. Вот и посмотрели: беременность три недели и откупной конверт с деньгами в кармане.
Тянусь за ним, считаю купюры, не пожалели денег, видимо хотят вину свою загладить, отправляя на аборт, вот твари двуличные. А ведь как улыбались, в семью приняли, но стоило Егору уехать, так началось. Проверки, придирки, обвинения в том, что я их сына специально охмурила, чтобы в столице жить остаться. Я уже из комнаты лишний раз выходить боялась, лишь бы им на глаза не попадаться, но…
На телефоне, как контрольный выстрел высвечивается смс от Веры Романовны: «Егору звонить не смей, у него важная работа, нечего его отвлекать такими глупостями».
Закрываю лицо руками и даю волю слезам.
(спустя 6 лет)
- Синицина, ты что ли? – сзади меня раздаётся насмешливый мужской голос, кого-то он мне напоминает, так напоминает, что сердце щемит от нехорошего предчувствия. – Ты ж ВУЗ закончила, неужели на работу по специальности не берут?
Распрямляюсь, ставлю швабру в ведро и поворачиваю голову на голос.
- А может у тебя денег не хватает, поэтому и подъезды моешь, хочешь, помогу?
Передо мной с самодовольной ухмылкой стоит Гордеев. Я уже не видела его тысячу лет, а он всё также чертовски привлекателен. Те же тёмно-карие глаза, упрямый подбородок и чёрные как смоль волосы. Дорогой офисный костюм, светлая рубашка, и парфюм… Боже, он пользуется всё тем же запахом, непроизвольно вдыхаю его глубже и не могу надышаться.
Воспоминания нашей молодости окутывают и уносят вдаль, щекоча ноздри глубоким терпким запахом кожи и сандала. Передо мной одна за другой мелькают картинки аудиторий ВУЗа, лестничные пролёты, тесная раздевалка, опоздания на уроки и прогуливание пар. Как в прошлой жизни побывала. Как давно это было, хотя и не так уж давно, всего шесть лет прошло.
- Бросай свои тряпки, давай со мной, сейчас я тебя устрою к себе под крылышко, поедешь?
Он всё также разговаривает со мной, как и тогда. Считает маленькой и глупой, гордится своим положением, а других людей за людей не считает.
- Иди, куда шёл, - отвечаю я ему ровным и холодным тоном, я уже не та влюблённая выпускница с бабочками в животе, у меня такая броня за эти годы наросла, просто так не пробьёшь.
И пусть сердце разрывается от отчаяния, пусть хочется кричать на весь мир, какой он мерзавец, но я молчу. Просто молчу и жду, когда он покинет этот лестничный пролёт.
Баба Шура сегодня с давлением свалилась, но, как человек старой закалки, отказалась и от врача, и от скорой, и от поездки в поликлинику. Зато слёзно умоляла меня помыть за неё подъезд, который она убирала за небольшую плату. Чтобы не расстраивать соседку по коммуналке, я согласилась. Откуда мне было знать, что именно сегодня, именно сейчас и здесь, появится этот жгучий брюнет из моей прошлой жизни. Вот подфартило.
- Дерзишь, детка? Язычок всё такой же колкий? Я ж по-доброму, по старой памяти, не отказывайся, Лидок. Я же помню на кого и как ты училась, а такие специалисты нам всегда нужны, помнишь хоть, что в Вузе преподавали?
- Егор, у меня уже есть работа, иди, - отвечаю я ему и молю бога, чтобы он поскорее убрался отсюда.
- И тебе действительно она нравится? – с удивлением смотрит он то на меня, то на ведро со шваброй.
- Да, моя работа мне нравится и полностью устраивает по всем параметрам, - уверенно заявляю я, ужасно хочется засмеяться над его удивлённым лицом, но я сдерживаюсь, пусть думает, что я поломойка, так даже лучше, побрезгует в мою жизнь соваться.
- Странная ты, ну как хочешь, - он медленно начинает подниматься по лестнице, постоянно оборачиваясь, словно хочет дать мне шанс одуматься и принять его щедрое предложение. – Лид, а скажи, почему ты тогда сбежала?
- У мамы своей спроси, - грубо отвечаю я.
- Я спрашивал, она сказала, что ты не дождалась, гулять с подругами бегала, нового парня нашла, это правда?
- Гордеев, пожалуйста, иди куда шёл, - я не собираюсь ворошить прошлое и отвечать ему, просто стою и жду, не хочу приниматься за уборку, пока он здесь отсвечивает.
- Мама, мама, иди скорее сюда, - в подъезде эхом раздаётся пронзительный зов моей дочурки, оставляю ведро и тряпку на лестнице и, снимая на ходу перчатки, спешу к двери, из которой она выглядывает.
- Маруся, мама просила не мешать мне, зачем ты в подъезд вышла, я сейчас закончу и вернусь, - присаживаюсь я возле ребёнка на корточки.
- А это что за дядя? – тычет моя любопытная пятилетка пальцем за спину.
Ну почему он всё ещё здесь, меньше всего на свете я хотела, чтобы он увидел мою дочь. Что за упрямый осёл, просила же – иди куда шёл.
- Привет, я Егор, - из-за спины доносится дружелюбный голос Гордеева.
- Пойдём в дом, детка, - я изо всех сил пытаюсь запихнуть своего сопротивляющегося ребёнка в квартиру, но она всё же успевает брякнуть то, чего я боялась больше всего.
- Значит ты мой папа? Мама говорила, что моего папу зовут Егор.
_____________
Дорогие читатели, рада приветствовать вас в моей новинке!
Добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не пропустить обновления.
За звёздочки и комментарии отдельное спасибо, они очень греют душу автора!
Всем приятного чтения!
- Малышка, иди домой, это не твой папа, - я разворачиваю дочку и буквально запихиваю её в квартиру, но она упрямится не по-детски.
- Мама, ты сама говорила, - обиженно надувает она губки.
- Сколько у тебя в группе Маш? – я знаю, что приказной тон на мою дочь не действует, поэтому быстро нахожу обходные пути.
- Две, - уверенно отвечает она.
- А сколько Данил? – продолжаю я доносить до неё свою мысль.
- А Дань три: Смирнов, Удальцов и Пономарёв, - со знанием дела она озвучивает мне фамилии мальчиков из своей группы.
- Вот видишь, имя одно, а люди разные. Так и здесь. Дядю зовут Егор, но он не твой папа, поняла?
- А, поняла! - она быстро переключается, и с криками «баба Шура», убегает в комнату.
Я с облегчением прикрываю входную дверь и разворачиваюсь, чтобы продолжить своё дело.
- Лид, я что-то не понял, можешь пояснить?
Гордеев всё ещё здесь. Он каменной статуей замер на площадке и неотрывно сверлит меня взглядом.
Я делаю вид, что не слышу его слова, возвращаюсь к своей швабре и начинаю протирать ступени, продвигаясь по лестнице сверху вниз.
- Лида, ты меня слышишь? Ответь на вопрос! – в его голосе сталь, у меня от этого громового раската внутри всё холодеет, а сердце так часто стучит, что дышать становится труднее.
Ничего я не буду ему объяснять, раз за столько лет не потрудился выяснить, где я и что со мной, то и нечего тут вопросы задавать. Он мне никто, по документам я мать одиночка, доказать, что он имеет к Машке какое-то отношение без моего согласия он не сможет. А я этого согласия точно не дам. Пошёл ты, Гордеев.
Резким рывком Егор выдёргивает из моих рук швабру и отбрасывает её далеко назад.
- Когда я спрашиваю, нужно отвечать, Лида, - я поднимаю на него свой взгляд, он на ступень выше меня, смотрит с такой яростью, что становится жутко, но виду я не показываю.
- Что творишь? – я тоже умею делать злобный вид, и голос у меня звонкий, эхо подъезда помогает. – Поднял швабру и пошёл отсюда! Мы с тобой уже давным-давно не вместе, с чего ты решил, что имеешь право на меня орать? У тебя своя жизнь, у меня своя. Даже не пытайся ничего выяснять. Ты в прошлом. Адьёс.
Он явно не ожидал такого отпора, стоит и пристально смотрит:
- А ты изменилась, - наконец произносит он после достаточно длительного молчания. – Раньше ты так со мной не разговаривала.
В его голосе не только удивление, мне кажется, что парня накрыло волной ностальгии, ярость в глазах утихает, появляется тепло и заинтересованность.
Я, понимая, что выполнять мою просьбу-приказание он не собирается, да и вообще он вряд ли ей слышал, спускаюсь ниже по лестнице и поднимаю своё орудие труда. Мне нужно закончить, осталось всего три этажа, шесть уже чистые, не бросать же начатое из-за этого придурка.
Демонстративно шмякаю в ведре тряпкой, поворачиваю ручку, отжимая лишнюю воду, упрямо и молча продолжаю своё занятие.
- Лид, ну подожди, подожди, пожалуйста. У меня в голове полный хаос. Это что? Моя дочь?
Надо же, как долго он соображал.
- Нет, Маруся, не твоя дочь, - отрезаю я, проводя тряпкой по ступеням.
- А сколько ей лет?
- Гордеев, это не твоё дело, это моя дочь, и ты не её отец, то что ты от неё услышал – это просто детский лепет, обращать на это внимание не стоит. Ты не забыл к кому шёл? Иди, тебя, наверное, ждут, не стоит терять время на копание в прошлом.
Боже, только бы ушёл, только бы скорее ушёл, молюсь я, продолжая прятаться за активным трудом. Если бы не эта швабра, я давно бы уже расклеилась. Его близость, взгляд, запах и настойчивость пробивают во мне такую брешь, что даже страшно становится.
Я думала, что давным-давно всё забыла, но оказывается это не так. Я всё помню, и самое страшное, что я не только помню, я хочу… Лида, даже не думай об этом, даже не вспоминай, не смей вспоминать.
Закусываю губу до крови, чувствую солоноватый привкус на языке, глаза жжёт так, словно в них насыпали горсть соли. Да что со мной такое. Я забыла Гордеева, вычеркнула из своей жизни прекрасно жила без него и буду дальше жить. Этому предателю не место в моём сердце, прочь.
- Синицина Лидия, я требую объяснений. Сейчас я понимаю, что ты мне их не дашь, поэтому предлагаю встретиться в удобное время на нейтральной территории и поговорить. Предлагай когда, - сдержанно, даже немного холодно произносит он.
Хорошо, так лучше, для меня лучше слышать отстранённость, становится спокойнее, сердце уже не так часто бьётся.
- Лида, я жду, - напоминает он о себе, и я знаю, что если он решил со мной поговорить, то обязательно этого добьётся, любым способом.
- На этой неделе я занята, давай на следующей, - пытаюсь оттянуть я время, ощущая себя в безвыходном положении.
- Встретимся завтра, я могу в обед или вечером, утро, к сожалению, очень плотно забито. Выбирай.
- Егор, тебе не кажется, что ты перегибаешь. Я вообще не хочу с тобой разговаривать, а ты условия ставишь, - я, наконец, отрываюсь от ведра и швабры и, собрав себя в кулак, смело смотрю ему прямо в глаза, но тут же об этом жалею.
Прошло шесть лет, шесть долгих лет без него, я пыталась забыть, пыталась вычеркнуть, заставляла себя не думать, занимала голову чем угодно, лишь бы не им… Но одного его взгляда оказалось достаточным, чтобы разворошить к чертям этот плотный кокон страданий, в который я себя завернула, и снова заставить меня чувствовать его магнетические флюиды.
- Завтра в обед или вечером. Если не придёшь в назначенное место, я приду сюда сам и буду ходить до тех пор, пока не добьюсь от тебя честных ответов на мои вопросы. Это понятно?
- Понятно, хорошо. Тогда завтра в два, где-нибудь рядом с Центральным торговым комплексом, сможешь? – даю я согласие и чувствую, что оно будет стоить мне слишком дорого.
- Хорошо, там есть кафе «У Франко Бланко», буду ждать тебя там, постарайся не опаздывать, - Егор проходит мимо меня и дальше спускается по лестнице, а я кричу ему вслед.
Слышу его удаляющиеся по лестнице шаги, со злостью пинаю ведро и не рассчитываю удар. Пластиковая ёмкость с грязной водой опрокидывается, вода потоком льётся по пролёту вниз и стекает меж лестничных пролётов на нижние этажи.
- Чёрт, Синицина, ты специально это сделала? – слышится снизу голос Гордеева. – Теперь пиджак в химчистку сдавать, вот зараза.
- Я не специально, - кричу в ответ, а сама злорадно улыбаюсь, чувствуя внутри торжество, как от маленькой победы. – Извини.
Теперь придётся за водой идти. Мой маленький кошмарик повисает на руках и не хочет снова отпускать меня в подъезд, обещаю ей, что осталось совсем капелька, сажаю за рисование и спешу доделать уборку.
Когда всё блестит чистотой я, наконец, возвращаюсь в нашу коммунальную квартиру. Я уже два года здесь. Как только устроила Машку в садик, сразу на работу вышла, меня взяли аудитором в частную консалтинговую фирму. Год мы ещё с моей малышкой помыкались по съемным, зато потом я нашла комнату в коммуналке. По деньгам приемлемо, соседка попалась хорошая, живём как одна семья. Я бабе Шуре помогаю из магазина продукты приносить, она мне помогает с Маруськой сидеть, когда нужно. Дом в спальном районе в длинной девятиэтажке, во дворе детская площадка и метро в пешей доступности. Всё прекрасно, но как сюда Егора занесло, каким ветром?
- Мам, расскажи про того дядю, - просит Машка, когда я соглашаюсь поиграть с ней в куклы.
- Какого дядю, - делаю я вид, что не понимаю о чём она.
- Про того, что с тобой в подъезде стоял, если его зовут как моего папу, может он сможет стать моим папой? – она смотрит на меня своими глазами бусинками и режет этим взглядом, как острым ножом.
- Малыш, так не бывает. У этого дяди, скорее всего, есть своя семья, и может он уже папа другого ребёнка, или двух детей…
- Или трёх? – заканчивает она за меня, заметно погрустнев. – У всех есть папы, почему у меня у одной нет?
Это давняя проблема. Я так и не смогла заставить себя начать хоть какие-нибудь отношения с мужчинами. Пыталась. Смотрела сайты знакомств, поддерживала дружеское общение в офисе, знакомилась при возможности, но как только наступало время сближения, у меня включался стоп-кран. Не могу и всё. Не хочу. Как с таким подходом найти папу Машке?
- Мам, знаешь, я на новый год загадала Деду Морозу желание, рассказала стишок, и дедушка мне пообещал, что всё обязательно сбудется.
- А какое желание ты загадала, - внутри всё холодеет от неожиданной догадки.
- Ты никому не расскажешь? Дед Мороз сказал, что нельзя никому рассказывать, а то не сбудется, - она делает очень строгое лицо, а я еле сдерживаю улыбку, потому что это выражение лица делает её похожей на маленького дьяволёнка в розовом.
- Никому не расскажу, - обещаю я и жестом, запираю свой рот на замок.
- Я загадала, чтобы нашёлся мой настоящий папа, - она обнимает меня за шею и шепчет тихо прямо в ухо, чтобы никто кроме меня это не услышал.
- Всему своё время, - пытаюсь я спокойно отреагировать на услышанное, обнимая дочь и поглаживая её ладонью по спинке.
- Ты думаешь, что моё желание не сбудется? – снова заглядывает она мне в глаза.
- Настоящие желания всегда сбываются, - неопределённо отвечаю я, чтобы не расстраивать свою дочь.
Она доверчиво прижимается, а потом, пережив этот момент, срывается с места и бежит к ящику с игрушками, продолжая заниматься своими детскими делами.
У меня в груди глухими ударами отстукивает свой ритм сердце. Машка ждёт отца, загадывает желание на новый год, Егор неожиданно объявляется. Вот так стечение обстоятельств.
Помню, когда его мать выставила меня за дверь, я пыталась с ним связаться. Но он уехал на практику в Данию, и на звонки не отвечал. Он давно планировал зарубежную стажировку, добивался высших баллов в институте, уверенно шёл к своей цели, выбирая самое лучшее предприятие. Помню, как уговаривал меня подождать, пожить пару месяцев с его родителями, а потом…
В дверь квартиры раздаётся настойчивый звонок. Кого там ещё принесло?
Иду отпирать, а на порог разъярённой фурией залетает Милка, соседка с верхнего этажа.
- Где эта старая клуша? – кричит она в ярости. – Баб Шур, ты что наделала, чтоб тебя! Представляешь, Лид, я сижу дома, жду своего жениха, а он не приходит, - начинает она мне очень эмоционально жаловаться на жизнь.
- А баба Шура при чём тут? – не понимаю я.
- Так эта неуклюжая поломойка разлила воду в подъезде и облила моего Егора, он сказал, что ему было неудобно приходить ко мне в грязном, и отменил свидание. Представляешь? Я готовилась, накрасилась, в квартире прибрала, - я замечаю на Милане боевой раскрас и выглядывающее из декольте короткого халатика кружевное бельё.
Так вот куда Егор шёл. Он оказывается жених Милки с шестого этажа.
- Считай, что я тебя от очередного пустозвона спасла, - слышу из комнаты сварливый голос бабушки. – Если не дошёл, значит не сильно то и хотел.
- Противная старуха, я этого мужика уже месяц окучиваю, еле заманила к себе, а ты… Чтоб тебе также как мне поплохело! – Милка бросает гневное пожелание в сторону бабушки, и я горячо за неё вступаюсь.
- Баба Шура не виновата, это я воду разлила!
- Ага, давай, прикрывай свою соседку. А мы ей ещё всем подъездом деньги за уборку платим, от меня ни копейки больше не жди, карга старая!
- Иди-иди, молодуха, и без твоих копеек проживу, помирать пока не собираюсь, - кричит в ответ бабушка, и Милка громко хлопает за собой дверью.
Иду в комнату к старушке и вижу её сидящей на диване с закрытыми глазами.
- Лидочка, померь мне давление, пожалуйста, что-то после этой ведьмы голова кругом идёт и давит всё.
- Бабуль, может скорую вызвать, раз плохо-то? Давай я позвоню, приедут, посмотрят, укол поставят, ну не противься, - упрашиваю я её, зная, как старушка не любит врачей.
- Не надо, Лид. Не нужны мне эти уколы, придёт время – помру, и комната тебе перейдёт, будет Машеньке своя детская, - тяжело дышит бабушка, и я пугаюсь не по-детски.
Не слушая отказы бабы Шуры звоню и вызываю врачей. Одновременно с этим объясняю старушке, что нам она очень дорога, и никакая отдельная детская не заменит человеческого присутствия.
Бабушка оттаивает, начинает улыбаться, выпивает принесённую мной таблетку от давления, и вскоре приезжают врачи. Суета, измерения, экспресс-анализы, кардиограмма. Девушка доктор очень милая, не торопит, разговаривает вежливо, всё объясняет, ждёт нужное время.
Наконец, критическое состояние проходит, бригада отправляется на следующий вызов, и мы остаёмся в квартире неизменным составом: я, Маруська и бабуля.
- Мам, я кушать хочу, - канючит дочка, и я наскоро накрываю на стол, приглашая всех к ужину.
- Ну, рассказывай, кого ты там облила в коридоре, - задаёт долгожданный вопрос баба Шура.
Я знала, что она обязательно спросит, но раскрывать все карты не собиралась, думала ответить просто, но как всегда Машка спутала мне все карты.
- Там дядя Егор был, я подумала, что он мой папа, а оно не мой папа, мама так сказала. А он красивый, высокий, я бы хотела такого папу иметь. У Кати в садике тоже папа высокий, она рассказывала, что так здорово у него на плечах сидеть, всё-всё видно.
Машка тараторит, запихивая в рот котлету с макаронами, половину слов проглатывает, но общий смысл становится понятен сразу.
- Значит, не тот Егор? – испытывающим взглядом смотрит на меня старушка.
- Не тот, - отвечает ей малышка, - но ничего, наш папа к нам обязательно вернётся, я желание загадала, чтобы…
Машка испуганно прикрывает рот обеими руками и распахивает свои глазки так широко, что мне сразу становится её жалко. Проговорилась. Сама осознаёт. По глазам видно, что соображает, взвешивает свои слова, и быстро прожевав то, что во рту, кидается мне на шею и торопливо шепчет:
- Мам, я же не сказала своё желание? Бабушка не слышала моё желание? Оно же сбудется?
- Всё в порядке, зайчик, ты ничего лишнего не сказала, не переживай, - успокаиваю я её, чтобы не допустить горьких слёз разочарования.
Маша возвращается на своё место и дальше ест, уже молча, и как только наедается, убегает в комнату играть.
- Случайная встреча? – продолжает выпытывать баба Шура, естественно она догадалась, она в курсе папы Егора, который уехал далеко в командировку и вернётся, как только сможет.
Когда маленький ребёнок бредит отцом, трудно заставить его закрыть рот на эту тему. Я старалась уходить от расспросов, не хотелось снова вспоминать то время, и бабушка тактично молчала, но видимо сегодня ей стало любопытнее.
- Значит он шёл к Милке, а ты на него ведро грязной воды вылила? – глаза старушки задорно смеются. – Молодец, так ему и надо, нече здесь ошиваться.
Я сижу, опустив голову, и ковыряю вилкой в тарелке.
- Я не специально, - тихо проговариваю я.
- А я бы специально это сделала, - пытается меня поддержать баба Шура. – Ну и что он? Неужели сделал вид, что не узнал?
- Да конечно, - с иронией в голосе замечаю я, - не просто узнал, он ещё и Машу увидел, эта егоза выболтала ему, что её папу тоже Егором зовут. Теперь на разговор вызывает.
- Пойдёшь?
- А куда деваться? Схожу, поговорим, правда, о чём с ним разговаривать ума не приложу, - закрываю лицо руками и массирую лоб кончиками пальцев, в надежде на прихода дельных мыслей.
- А чего не отказалась?
- Угрожал, что если не встречусь с ним, то он сюда будет ходить, пока не добьётся от меня того, что хочет, - вспоминаю я слова Машкиного папаши.
- Ой, да и пусть ходит, я ему пару раз дверь открою, он и перестанет, - усмехается старушка.
- Ты его не знаешь, баб Шур, он, если решил – обязательно добьётся, лучше будет сходить и всё ему объяснить, - я проговариваю всё это, а саму внутри мелко потряхивает от одной мысли, что придётся сидеть с ним рядом и что-то рассказывать.
- Будешь правду говорить? – не унимается моя соседка.
- Нет, что ты. С какой радости? Я его шесть лет не видела, а сейчас ему правду? Не дождётся, - горячо произношу я.
- Правильно, - одобряет баба Шура. – Ты сначала мужика проверь, рассмотри, может он и ничего такой? Потом и признаешься.
- Ни за что! Я его ждала, а он даже позвонить не соизволил, мог бы и через подруг меня найти, ему просто было не нужно, ушла, и слава богу. Наверное, сразу замену нашёл, а сейчас ещё и с Милкой шашни водит. Ты же слышала, что она сказала?
- Ага, слышала. Мужик кремень, наша шалавистая дамочка целый месяц его окучивала, чтобы в постельку затащить, а он до неё так и не дошёл. Эх, криков будет, когда она про вас узнает, - старушка улыбается, подмигивая мне правым глазом.
- Во-первых, ничего она не узнает, а во-вторых, никаких «нас» не будет. Баб Шур, ты чем слушаешь, говорю же, что правды ему не скажу, - упрямо повторяю я, но вижу, что она меня даже не слушает.
- Как же ты её скроешь теперь, если она уже наружу лезет? Думаешь, твой бывший глупый?
Молчу. Не знаю что делать буду, постараюсь слаженно врать, надеюсь, получится. Мы столько лет не виделись, вряд ли у него ко мне остались какие-нибудь чувства, скорее всего, это просто мужское собственничество. Хочет под себя максимально прогнуть, самоутверждается таким образом. Только зачем?
Голова начинает болеть от обилия мыслей, и я, убрав посуду после ужина, зову дочь подышать свежим воздухом на улицу. Весело одеваясь, моя тараторка не замолкает ни на секунду. Откуда в ней столько всего. Я порой даже не успеваю всё, что она говорит услышать, а Машка уже дальше щебечет. Так и живём, я поддакиваю интуитивно, иногда переспрашиваю, а чаще всего основной поток её информации мимо ушей пропускаю.
Вот и сейчас, мы спускаемся с третьего этажа, я, витая в своих мыслях, отвечаю «да, конечно», а ребёнок радостно начинает скакать на одном месте, обнимая меня своими цепкими ручками.
- Мамочка, я тебе обещаю, я теперь буду себя хорошо-хорошо вести! – торжественно обещает мне она, и я понимаю, что, не услышав вопроса дочери, согласилась на что-то очень важное для неё. Это не есть хорошо. Теперь нужно выяснить, ради чего она обещает в корне поменять своё поведение.
- Дочь, но ты же понимаешь, что одного хорошего поведения мало? – осторожно начинаю выяснять я, что именно уже пообещала Машке.
- Но ты же сама говорила, что тем детям, кто не балуется и слушается маму, всегда покупают то, что они просят.
- Машенька, я говорила не «всегда покупают», а «чаще соглашаются купить», это совсем разные вещи, - немного расслабляюсь я, радуясь тому, что прослушанный мною вопрос не касается её папы.
- Ну и что, - бурчит Машка, - а он мне всё равно купит.
- Кто и что тебе купит? Что ты уже напридумывала себе? – пытаюсь я уточнить у дочери предмет разговора, но она вырывает свою руку из моей ладони и несётся бегом на площадку.
Видит знакомую девочку из соседнего дома, весело бегут друг за другом в догонялки, и на площадке от их криков тут же становится шумно.
Я сажусь на лавочку и прислоняюсь спиной к деревянной доске сзади, вижу невдалеке на другой лавочке Аню, она мама подружки Машки, но подходить и разговаривать не хочется. Сижу, думаю в одиночестве.
Утром как обычно встану, Машку в садик, сама на работу, а вот в обед придётся подстраховаться. Что лучше: отпроситься на часок и привлечь внимание начальника, или прикрыться выездной проверкой, надеясь на то, что не проконтролируют? Разговор с Егором может затянуться. На всякий случай нужно это предусмотреть.
На телефоне пискнула смс.
«Лида, на завтра ничего не планируй, едем на срочную проверку, Палыч сам везёт. Возможно, задержимся»
Что?
Смс-ка от Юли, нашего начальника отдела, Палыч директор фирмы, если он везёт на проверку, значит дело серьёзное и оплачено вдвойне.
«Юль, меня можно заменить? Я завтра не могу», - быстро печатаю я на экране отказ от внеплановой выездной, но от мгновенного отрицательного ответа хочется рвать на себе волосы.
«Палыч сам утверждал список аудиторов, замен не будет»
Вот чёрт. Блин. Хочется пикать матом от этой ситуации. Смотрю на часы, уже почти восемь, поднимаюсь со скамейки и иду к Ане, которая уже с кем-то болтает по телефону. Увидев подходящую меня, она приветственно машет рукой и закругляет, видимо неважный разговор.
- Привет, тоже погулять вышли? Прохладно уже, твоя в одной кофточке не мёрзнет?
Стандартный разговор двух мам пятилеток, обмен опытом, уточнение новостей и, наконец, я подвожу к главному:
- Ань, выручи меня завтра, шеф выездную срочную назначил, не знаю, смогу ли вовремя вернуться, боюсь, что Машку с садика забрать не успею.
- А, да конечно выручу, не переживай, ты главное воспитателя предупреди, чтобы мне ребёнка отдали, - легко соглашается она, а у меня выдох облегчения, как хорошо.
- Ты её домой заведи, а там баба Шура, она с ней справится, - рассказываю я Ане, что нужно сделать.
- Лид, давай я их вместе к себе приведу, ужином накормлю, пусть играют, а ты потом от меня и заберёшь её, - предлагает она другую схему.
- Если тебе так удобно, то я не против, Машке не скучно будет, спасибо тебе большое, уже не в первый раз выручаешь, спасибо, - благодарю я свою знакомую.
Одну проблему уладили, ребёнок пристроен, но вторая проблема теперь встанет острее, когда я не приду в обед в назначенное место встречи, Гордеев однозначно исполнит свою угрозу и припрётся ко мне домой, спасибо Маше, адрес он теперь знает. Вопрос: когда он придёт?
Плохо телефонами не обменялись, предупредила бы и всё, а теперь будет думать, что я специально от него бегаю. И как раньше без этих мобильников жили?
Ещё минут двадцать разговариваем с Аней о всякой ерунде, а потом начинаем собираться по домам. Девчонки канючат, расставаться не хотят, но когда узнают, что завтра Маша будет гостить у Даши, сразу успокаиваются. Весело расходимся по домам, и моя тараторка, не замолкая ни на секунду, рассказывает свои детские новости, которые она узнала от подруги.
Дома предупреждаю бабушку о том, что задержусь, чтобы она не волновалась. Рассказываю, что Машу заберёт Аня и у себя оставит, старушка охает, качает головой и журит моего начальника-самодура.
- Я не могу отказаться, - объясняю я ей, - это очень хорошее место, зарплата не маленькая, если уволят, где я ещё такую найду?
- Это да, - поддакивает мне баба Шура, - ничего, детка, выкрутимся. Ты мне звони, если что, я Машеньку от Ани могу забрать.
- Хорошо, бабуль, думаю, всё будет нормально, - успокаиваю я старушку, а у самой только одна мысль, что сделает Егор, когда не дождётся меня завтра в кафе?
У меня, конечно, причина уважительная, но как ему об этом сообщить?
За вечерними заботами, постепенно эта проблема отходит на второй план, и я погружаюсь в мытьё Машки, приготовление к завтрашнему садику, а после душа уже валюсь на кровать без сил. Небольшая сказка перед сном и все засыпают. Завтра будет завтра.
Дорогие читатели, сегодня знакомлю вас
с главными героями моей новой истории:
Лида Синицина, 29 лет, аудитор в частной консалтинговой компании, устроилась туда сразу после декрета, крепко держится за место, потому что одна воспитывает дочь.

Маруся – дочь Лиды, 5 лет, ходит в детский сад недалеко от дома, активный и очень болтливый ребёнок, впрочем, как и все дети её возраста.

Егор Гордеев, 30 лет, студенческая любовь Лиды, учились в одном ВУЗе, расстались, когда он проходил практику-стажировку за границей. Сейчас Егор вернулся в Россию, у него своя фирма, устойчиво стоит на ногах, случайно увидев Лиду и Машу, начал подозревать, что Маша его дочь.

Дорогие читатели, благодарю вас за интерес к моему творчеству, надеюсь вам нравится начало моей истории. Заранее благодарю за звёздочки и комментарии к главам, это греет душу любого автора!
Сижу в чужом кабинете и выписываю в таблицу показательные цифры из папки с отчётами. Дело не быстрое, нужно быть внимательной, ничего не упустить и не дай бог описаться. В кармане вибрирует телефон на беззвучке, бросаю взгляд на часы, стрелки уже на четырёх. Машка ещё в садике, кто может быть?
Вынимаю мобильник и вижу незнакомый номер. «Опять реклама», - думаю я и отправляю гаджет обратно, пытаясь вернуться в рабочее состояние, но непрерывная вибрация начинает раздражать.
- Девушка, у вас телефон звонит, - подсказывает мне сотрудник компании, в которой заказана выборочная аудиторская проверка.
Я киваю, снова достаю телефон и смахиваю отмену вызова. На том конце явно кто-то очень настойчивый. Звонок тут же повторяется. Я, предварительно извинившись, выхожу из кабинета в коридор.
- Слушаю, - отвечаю на звонок и слышу до боли знакомый голос.
- Ты заставила меня потерять целый час, почему не пришла? Это было так трудно, - Гордеев на том конце злится и выговаривает мне напряжённым тоном, но меня волнует не это.
- Откуда у тебя мой телефон? – я номер сменила давным-давно, практически сразу после того, как свекровь выгнала меня из дома с конвертом денег на аборт.
Помню, договорилась с подружкой, что временно у неё поживу, рассказала ей всю ситуацию и в запале, когда Егор не отвечал на звонки, разломала свою симку пополам и выбросила. Возвращать номер не стала. Взяла новый. Егор его точно знать не мог. Почему он мне на него звонит?
- В наше время достать нужный номер не составляет особого труда, - быстро объясняет мне он. – Я ещё раз спрашиваю, почему ты не пришла на встречу, мы же договорились?
Мне делается так обидно. Значит, сейчас он на раз-два нашёл мой номер, а шесть лет назад даже искать не захотел. Чего тогда сейчас активизировался? Что ему от меня нужно? Шёл бы лесом, не хочу с ним разговаривать.
- Я на работе, срочный вызов, разговаривать не могу, - сухо бросаю я и получаю в ответ язвительное замечание.
- Сверхурочный подъезд моешь? Лида, я вечером приду к тебе домой, нам нужно поговорить, надеюсь, к этому времени ты устанешь шваброй по ступеням возить и уделишь мне немного своего драгоценного времени?
Надутый индюк! Он принял меня за поломойку и теперь пытается принизить. Со злостью отрубаю звонок и быстро заношу его номер в чёрный список. Фигушки, не будешь ты меня своими звонками изводить.
Возвращаюсь в кабинет, пытаюсь снова погрузиться в числа и показатели, но мысли совсем не здесь. Сейчас я вместо того, чтобы заполнять таблицу, четвертую Гордеева, представляя себе, как он просит прощения и умоляет меня быть снисходительной. Я в красках описываю ему годы, которые он мог бы провести рядом с нами, если бы хоть немного напрягся и поискал меня. Я из Москвы никуда не уезжала, всю беременность до самого последнего работала, чтобы зацепиться в столице, копила деньги, искала подработки. Во время декрета из дома вела отчётность паре фирм, задалбывалась, не спала ночами, но купила эту комнатку в коммуналке. У меня появилось жильё. Я переехала со съемной, и вдобавок к собственному углу получила бонус от жизни в виде самой лучшей соседки.
Вот тогда я немного выдохнула. Баба Шура приняла меня как родную, Машку нянчила, играла с ней, всячески занимала моего шилопопика, пока я отчёты строчила. Стало легче. Потом в садике место дали, у меня появилась возможность найти хорошую работу по специальности. Жизнь начала налаживаться, я почувствовала, что становлюсь расслабленней, не бегу куда-то постоянно, могу себе позволить спокойно гулять с ребёнком в парке, ездить в торговый центр, водить Машулю по детским развлечениям. Хорошо стало, легко. И вдруг это…
Прям как возвращение блудного попугая, увидел дочь, взыграло что-то внутри и теперь ему срочно нужно со мной поговорить. А я, естественно, должна всё бросить и бежать ему рассказывать про свою жизнь, заглядывая в глаза и ожидая, что же он мне ответит. Ага. Размечтался.
А что если он и впрямь приедет сегодня ко мне домой?
Просто дверь не открою и всё. От такого решения становится немного спокойнее, я тру виски пальцами, возвращая себя из личного в рабочее русло и замечаю рядом чашку кофе.
- Я смотрю вы даже побледнели после этого звонка. Надеюсь, ничего страшного не случилось? - сотрудница, в кабинете которой я собираю данные для общей проверки, заботливо смотрит на меня и показывает на кружку. – Пейте, я себе брала и вам тоже налила, американо любите?
По регламенту выездного проверяющего аудитора, нам строго настрого запрещается разговаривать с сотрудниками, запрещается покидать кабинет, пока не закончен сбор данных, перерывы только с разрешения старшего. Сегодня я уже нарушила один запрет, вышла из кабинета, теперь рядом со мной стоит ароматный американо, и я никак не могу выбрать: выпить этот манящий напиток или отодвинуть и сделать вид, что я его не хочу.
- У вас чувствуется серьёзная компания, все так слаженно работают, даже не поговорить. Вот помню в прошлом году к нам приезжали аудиторы, так мы все вместе чай пили с тортом, сами им все цифры подготовили, и они за полдня со всей работой справились. А у вас похоже всё строго?
Я киваю, не выдерживаю соблазна и всё же буру в руки чашку с кофе. Как назло именно в этот момент в кабинет заходит Юля. Она злобным взглядом припечатывает меня к спинке офисного кресла, отчего у меня по всему телу толпой пробегаю леденящие кожу мурашки.
- Ты закончила сбор данных? – строгим голосом чеканит она.
- Ещё нет, - тихо, как мышь отвечаю я.
- Откуда кофе? – следует следующий вопрос.
- Ой, девушка, вы её не ругайте, это я ей принесла. Она пока в коридоре по телефону разговаривала, видимо так перенервничала, что аж вся побледнела, вот я и решила её поддержать, - сотрудница, в кабинете которой я сидела, сразу выложила все карты на стол, блин, что теперь будет…
- Синицына, ты выходила из кабинета в коридор? – переспрашивает Юля.
- Да, - с дрожью в голосе признаю я нарушение запрета, всё, это точно конец моей работе в этой компании, такого здесь не прощают.
- Лидия, надеюсь, вы понимаете, что в том, что вас просят написать заявление по собственному желанию, никто кроме вас не виноват?
По возвращению с проверки, меня сразу же приглашают в отдел кадров. Я всё понимаю, но это совершенно не входит в мои планы, я только-только начала жить по нормальному. Если меня сейчас уволят, то меня ждёт новый виток поисков работы, опять беготня по собеседованиям, напряг с деньгами и прочие сопутствующие проблемы.
- Александр Павлович, я вчера ещё Юлю предупреждала, что не могу, просила заменить, у меня на сегодня встреча важная была назначена, я не могла проигнорировать звонок, поэтому и вышла из кабинета, - начинаю оправдываться я, еле сдерживая слёзы отчаяния.
- Юля, почему замену не сделали по просьбе работника, в котором часу сообщили о внеплановой проверке? – Палыч тут же оборачивается на стоящего рядом начальника нашего подразделения.
- Александр Павлович, так вы же сами списки составляли, и в этих случаях всегда говорили, что замен быть не может, - округляет удивлённо глаза Юля.
- Да, я так говорил, но случаи бывают разными, пройдите ко мне в кабинет. А вы, Синицына, подождите тут, - они вдвоём уходят в кабинет Палыча, а я, с красными глазами от сдерживаемых слез, остаюсь в кабинете отдела кадров.
- Что у тебя случилось-то? Надеюсь, никто не умер? – тихим голосом интересуется кадровичка. – Юлька такая вредная стала, ничего человеческого, доносит на всех, следит, козни строит.
- А раньше другая была? – спрашиваю я.
- Раньше также как ты сейчас по проверкам ездила, потом что-то у них с Палычем произошло, и он её начальником подразделения назначил, раньше этой должности не было.
- А что произошло-то? – уточняю я.
- Ты чего как маленькая? – улыбается моя собеседница. – Не просто же так он её выделил, уж явно не за красивые глазки, она к нему в кабинет, как на работу бегает, думаю у них там шуры-муры, - чуть понизив тон, добавляет она.
Я, конечно, не маленькая, понимаю, что такое бывает, но почему-то становится противно. Александр Павлович уже взрослый мужчина, ему пятьдесят точно, неужели он и Юля… Фу.
Через десять минут нервного ожидания в кабинет вернулся довольный Палыч и Юля со злобным выражением лица.
- Так, Синицына, на первый раз и учитывая твой ответственный подход к работе, мы решили тебя оставить. Но! – он многозначительно поднимает указательный палец вверх. – Теперь ты на карандаше, если вдруг выяснится, что налажала, вылетаешь в тот же день. Заявление без даты пусть останется в отделе кадров, свободна.
Как гора с плеч, боже, как хорошо, ожидая решения я уже мысленно села на жёсткую экономию, пересмотрела наш с Маруськой бюджет и поругала себя за то, что не имею более менее весомой подушки безопасности в виде накоплений.
Теперь надо скорее домой спешить, уже на полтора часа задерживаюсь, интересно, как там моя егоза, не довела Аню своими выкрутасами?
Выбегаю из офиса, цокаю каблуками по брусчатке тротуара, спешу. В метро пара остановок, потом маршрутка, и вот я в уже ставшем мне родным спальном районе. Войдя во двор сворачиваю не к своей девятиэтажке, а к той, что напротив, там живёт Аня, и там меня сейчас ждёт Маруся.
Вот подъезд, на лифте еду на последний этаж, стучу в знакомую дверь и извиняющимся тоном прошу прощение за опоздание.
- Да ладно, Лид, ты же из-за этого и попросила меня забрать её, нормально всё прошло? Довольны результатами?
- Результаты только через неделю выдадут, а вот стрессанула я сегодня не по-детски, - отвечаю я ей на вопрос.
- Пойдём накормлю, я как раз ужинать сажусь, девчонок только-только из-за стола играть отправила, - я пытаюсь отказаться от такого гостеприимства, но Аня настаивает, - пойдём, Женька у меня на смене, девчонки ещё не все полки с игрушками перебрали, а мы хоть поболтаем по-соседски.
Я разуваюсь, скидываю пиджак в прихожей на плечики и иду за хозяйкой квартиры на кухню.
- Мам, ты чего так быстро, мы ещё не наигрались, - замечает меня Маруся и сразу начинает бурчать, как маленькая старушка.
- Играй иди, тебе ещё полчаса!
Вмиг обрадованный ребёнок скрывается в комнате своей подружке, а я сажусь за стол.
- Ну, рассказывай, что у тебя произошло на работе? – Аня быстро наполнила тарелки едой и поставила в центр стола миску с салатом из свежих овощей.
- Меня чуть не уволили, - подцепляю я на вилку кусочек котлеты и начинаю жевать.
- Как? За что? – удивляется Аня и требует от меня продолжения рассказа, а я замираю.
Чёрт. Меня же чуть не уволили за то, что покинула рабочее место во время проверки, а покинула я его из-за звонка Гордеева. Я совсем про него забыла. Он же обещал ко мне домой приехать, а я в гостях, а вдруг он меня возле подъезда ждёт? Мне тогда точно не пройти мимо незамеченной, ещё и Машка со мной, ляпнет, как обычно, что-нибудь в своём стиле, потом расхлёбывать.
- Лида, ты чего побледнела то? С тобой всё хорошо? – забеспокоилась Аня, и я, помотав головой, вернулась из своих мыслей обратно на её кухню.
- Помнишь, я тебе про Машкиного папу рассказывала?
- Про того, что бросил тебя беременной? – уточняет моя знакомая, и я утвердительно киваю головой. – А он тут причём?
- Вчера случайно встретились, как назло Машка проговорилась, что её папу Егором зовут, он теперь от меня объяснений требует, должны были в обед встретиться для разговора, но эта выездная проверка все карты спутала, - объясняю я, но видимо не очень понятно.
- А тебя за что уволить то хотели? Причём здесь твой бывший?
- Да он мне названивать стал, я вышла из кабинета, а это строго запрещено во время проверки, и как назло меня Юля спалила, пришлось заявление по собственному желанию без даты написать, и теперь меня могут уволить в любое время.
- Дела, - качает головой Аня и сочувственно на меня смотрит. – Ну ты и попала, место хорошее?
- Да, - с сожалением в голосе выдыхаю я.
- Я только одного не пойму, чего ты с ним на встречу согласилась. Ты ж его уже больше пяти лет не видела. Зачем тебе это?
- Баб Шур, к тебе сейчас кто-нибудь приходил? – звоню своей соседке по коммуналке, чтобы узнать обстановку.
- Да кто ж ко мне прийти кроме вас может. Сижу, передачу смотрю, а вы скоро?
Я подождала пятнадцать минут, после того как он зашёл в подъезд. Может это не он? Мало ли кто прошёл, я ж не в бинокль смотрю, ошиблась, скорее всего. Сама себя успокаиваю, а сердце не на месте.
А может он к Милке пошёл? Поэтому и в нашу дверь не позвонил.
- Да, скоро придём уже, не волнуйся, - успокаиваю я старушку и вешаю трубку. – Мне показалось, что он в наш подъезд пошёл, - отвечаю я на вопросительный взгляд Ани.
С чашкой чая и конфетой она тоже подходит к окну и смотрит со мною в одно место.
- Не, ну если бы я приехала к кому-то определённому, то позвонила бы в дверь и ушла, если б не открыли, - рассуждает она.
- Он не звонил, я при тебе с бабой Шурой разговаривала. Либо просто ждёт в подъезде, либо к Милке пошёл.
- Лид, а может это вообще не он, ты уверена, что разглядела?
- Нет, - тихо отвечаю я, - не уверена.
- Ну и кончай бояться, хочешь, я с девчонками на площадку выйду и посмотрю, не сидит ли он на лавке внизу, а ты здесь побудешь.
- А так можно? – обрадовано восклицаю я. – Только, может, ты одна выйдешь? Без девочек.
- Не, так не получится. Я выйду с ними на площадку, они пусть побегают, а я на лавке посижу. Если это он и ждёт тебя, то не будет же он ждать вечно, всё равно уйдёт. А если он…, ну в общем ты поняла план?
Я киваю. Аня зовёт девочек гулять на площадку, и Маруська не хочет без меня уходить. Обещаю дочерь, что помою посуду и сразу приду, и та, поверив, весело выбегает с подружкой и её мамой на лестничную площадку. Я снова перемещаюсь к кухонному окну, буду отсюда наблюдать.
Вот дворовая площадка, там уже играют дети, Маша и Даша сразу ринулись к качелям, Аня села так, чтобы ей было видно мой подъезд. Жду. Время тянется медленно, через пять минут не выдерживаю и звоню Ане.
- Нет тут никого, выходи, - смело сообщает она, наверное, ты ошиблась.
Как камень с плеч, конечно, ошиблась, точно ошиблась, вся на нервах вот и приняла другого мужика за Гордеева. Обуваюсь, накидываю плащ, закрываю входную дверь и вызываю лифт.
Когда подхожу к площадке, моя малышка сразу меня замечает и радостно бежит обниматься, после чего вновь переключается на игру.
- Машуль, пойдём домой, - зову её я, но дочь меня уже не слышит.
- Лид, да пусть ещё поиграют, хорошо ж на улице, сентябрь, а будто лето. Успеете, дома насидеться, - Аня зовёт меня на скамейку, и я соглашаюсь.
Мы болтаем о всяческих пустяках, и я уже почти расслабилась, но выходящая из подъезда мужская фигура заставляет моё сердце ускорить ритм. Всё-таки я не ошиблась.
Гордеев уверенной походкой идёт прямо к нашей лавке и вежливо здоровается.
Аня понимает всё без слов и старается как можно быстрее ретироваться, освобождая ему место рядом со мной. Она бросает на меня извиняющийся взгляд, а я крепко стискиваю зубы в предчувствии неприятного разговора.
- Теперь ты должна мне два часа, - начинает он сразу с претензий, я молчу, что ему отвечать, он сам для себя всё решил, сделал выводы, меня, наверное, и слушать не станет. – Почему ты скрыла от меня дочь?
Фига се, сразу с королей пошёл? Ни тебе: расскажи, как жила, что делала, чем занималась.
- Я ничего не скрывала, это не твоя дочь, - упрямо повторяю я ему то, что говорила уже вчера.
- Можешь не отрицать, я навёл о тебе справки, тест на отцовство ещё не делал, но по срокам, она моя, - он уверенно раскладывает всё по полочкам, а мне хочется сорваться, схватить Машку и скорее бежать в нашу комнатку, чтобы никогда его больше не видеть.
Так глупо и по-детски, но как правильно поступать в таких случаях я не знаю.
- Что тебе от меня нужно?
- Правду, - спокойно отвечает он.
- Зачем? – я его совершенно не понимаю, столько лет не интересовался моей судьбой, и вдруг, ему правда нужна.
- Потому что я хочу её знать.
- Кого, Машу?
- Нет, правду. Почему ты тогда ушла? Не выдержала долгой разлуки? Захотелось весёлой жизни и развлечений с подружками? Сидеть с моими предками дома скучно было?
Ах вот как ему всё извратили, мне оказывается скучно было, вот я и сбежала.
- И что тебе ещё про меня рассказали? – язвительным тоном спрашиваю я, закинув ногу на ногу.
- А этого недостаточно? – он поворачивается ко мне всем торсом и внимательно смотрит в глаза.
- Тогда я спрошу, почему ты не захотел всё это спросить тогда, когда вернулся из Дании. Прошёл не один год. Почему тебе стало любопытно именно сейчас? Только не говори, что я сменила номер, и ты отступился.
- Так и было. Когда не смог дозвониться тебе, спросил у матери, она всё объяснила. Конечно, я не думал, что ты так быстро от меня откажешься, но видимо ошибался. Терпение и ожидание – это не твоё.
- Иди ты к чёрту, Гордеев. Кто ещё от кого отказался. Уехал, оставил меня одну в квартире со своими родителями, а приехал и даже искать не стал.
- Стал, - перебивает он меня, - только подруги твои все как одна молчали, слова не вытянешь. Я подумал, что ты специально их подговорила, и не стал активничать. А тут…
- Что тут?
Мне душно и жарко от его близости, то, что он говорит, похоже на правду, но разве, когда хочешь найти любимого человека, это преграды? Съехал на несговорчивых подруг и успокоился? Конечно, я тогда злая была и всем строго-настрого запретила рассказывать о себе, но разве это оправдание.
- А тут случайная встреча, Лид, случайности обычно не случайно происходят.
Насупившись, сижу на лавке и замечаю Машку, которая с горки неотрывно на нас смотрит.
- Егор, поговорили и всё, давай расходиться, нам пора домой, - пытаюсь я свернуть разговор и слежу за действиями дочери.
- Лида, мы только начали, я тебе сказал, что не отстану, пока не узнаю всю правду.
- Ты моя, зайка. Моя самая любимая дочурка, - сажусь я на корточки и крепко обнимаю свою кроху. – Пойдём домой, там нас бабуля уже заждалась, пойдём?
- А этот дядя, он кто? – вместо согласия на уход, Машка начинает терроризировать меня неудобными вопросами.
- Это просто знакомый, давний-давний, мы с ним уже тысячу лет не виделись, вот он и пришёл поговорить, но мы уже закончили, и дядя уходит, правда? – выразительно смотрю на Гордеева, ожидая, что тот подыграет, но он и не собирается этого делать.
- Если хочешь ещё погулять, погуляй, нам с твоей мамой всё равно ещё многое нужно обсудить, - он с улыбкой смотрит на ребёнка, и Машка недоверчиво заглядывает мне в глаза.
- Хорошо, можно, - разрешаю я ей, и она несётся к Даше и что-то ей эмоционально рассказывает, уводя за руку от нас подальше, на другую сторону площадки.
Я со злобным выдохом опускаюсь снова на скамейку и с претензией в голосе заявляю:
- Ты не мог поддержать меня? Тебе было жизненно важно продолжить этот разговор? Никак нельзя отложить?
- А зачем? Зачем откладывать то, что можно узнать прямо сейчас, - от его спокойного тона я злюсь ещё сильнее.
- Потому что мне некогда сейчас с тобой разговаривать, у меня дела, вообще, появился неожиданно, все планы мне спутал, из-за твоего звонка меня чуть с работы не уволили, зачем ты ко мне прицепился? Разбежались и всё! Хватит. Чего прошлое ворошить?
- Мы не разбежались, Лида. Ты ушла. Ушла, ничего не объяснив, и оборвала с собой связь. Я побесился и уехал снова в Данию, благо предложение было хорошее. Теперь я снова в Москве, и чисто случайно встречаю тебя, я не могу упустить такую возможность. Если ты считаешь, что прошлое ворошить не нужно, то давай расставим всё по полочкам и разойдёмся, как цивилизованные люди.
- Цивилизованные? – у меня от возмущения дыхание перехватывает. – Тогда слушай Егор, если хочешь всё по полочкам. Когда ты уехал, со мной общались очень сдержанно, никакого радушия со стороны твоих родителей я не видела, так, терпели моё присутствие. А потом я узнала, что беременна, и знаешь, что сделала твоя мама?
- Так всё-таки Маша моя? – улыбается он, словно не слышав всё, что я ему говорю. - Я уехал, а ты уже беременная была? Я правильно посчитал?
- Нет, дорогой, ты слушай дальше. Когда я после врача пришла к тебе домой, на пороге меня ждал чемодан и конверт с деньгами на аборт. Вот так меня встретила твоя мама. Она сказала, чтобы я убиралась, куда хочу, избавилась от ребёнка и больше к тебе не приближалась. Представляешь мою реакцию?
Я впиваюсь в него взглядом, желая испепелить на месте, а он ищет глазами Машку на площадке:
- Значит, эта пуговка всё же моя? На тебя сильно похожа, а от меня, наверное, подбородок и хмурится похоже, - он подаётся всем телом вперёд, опираясь на колени локтями, и рассматривает Машку, которая с подружкой наперегонки забирается на горку и весело катится вниз.
- Эта пуговка не твоя, для тебя и твоих родителей я сделала аборт, приняла деньги и избавилась от ребёнка. Маша только моя, - упрямо и холодно чеканю я каждое слово.
Ишь какой выискался, ещё и на ребёнка моего претендовать будет. Зря я Машке его отчество оставила. Вот дура. Думала, а вдруг вернётся, одумается, попросит прощения.
Вернулся. Но сейчас мне уже совершенно не хочется, чтобы он становился частью нашей семьи. Злюсь.
- Лид, а может, начнём всё с начала? – вкрадчивый голос и обжигающая волна тепла от его поворота в мою сторону, заставляют максимально отодвинуться на край скамейки.
Запрещённый приём. Тело не зависимо от головы начинает посылать совсем не те импульсы в мой мозг, сердце учащает ритм, ладошки потеют, как же я ждала этих слов. Но это было раньше. Тогда, давным-давно, когда я плакала по ночам от тоски и бессилия, жалея себя и сетуя на свою судьбу.
Сейчас мне это не нужно. Я справилась, я смогла выбраться из этого в одиночку, я не убила своего ребёнка, а растила и воспитывала, не обращаясь ни к кому за помощью.
- Поздно ты спохватился, - бурчу я в его сторону, стараясь сохранять невозмутимый гордый вид, но румянец предательски жарит мне щёки.
- Значит всё-таки она моя, хорошенькая девочка, очень красивая, Лид, она просто прекрасна, - такое ощущение, что ему совершенно не важно, как всё произошло, он узнал нужное для себя, а остальное по боку.
- Прекрасна, но приближаться к ней я тебе запрещаю, понял! – вскакиваю я со скамейки, видя, как этот новоявленный папаша млеет от эмоций и растерянно улыбается, наблюдая за Машкой.
- Нет, Лида, ты не сможешь этого сделать. Я дам тебе время, чтобы ты смирилась с мыслью о том, что теперь я тоже буду уделять внимание своей дочери, а потом, если ты не передумаешь и добровольно не познакомишь меня с ней подходящим способом, я сам найду, как с ней познакомиться. Ты мне не помешаешь это сделать, слышишь?
Он говорит спокойно, не блефует, всё сказанное им точно будет приведено в исполнение, об этом свидетельствует нетерпящая возражений жёсткая интонация. Он словно читает мне годовой план компании, в котором каждый пункт на своём месте и обязательно будет исполнен вовремя.
- Зачем тебе она? – вырывается из моего горла мучительный стон. – Тебя так долго не было, зачем ты появился, неужели у тебя не было достаточно времени, чтобы жениться на другой, создать семью, завести ребёнка. Почему ты угрожаешь мне? Зачем?
- Она такая же моя дочь, как и твоя. Если бы ты тогда не повелась на импульсивность моей мамы, а начала как нормальный взрослый человек отстаивать свои интересы, наша жизнь развивалась бы совершенно по-другому. Или ты считаешь, что я не прав?
Он тоже поднимается со скамейки и, сделав шаг ко мне, снова окутывает ароматом своего мужского парфюма, который назойливо лезет в ноздри и заставляет ностальгировать по нашим студенческим годам.
- Может и прав, но тогда у меня даже и мысли такой не возникло.
- Очень зря, - он протягивает ко мне руку и берёт за запястье. – Замуж ты тоже не вышла, почему?
Две недели меня мотает на качелях «что делать» и «как поступить». Даже к Женьке пошла, думала, разговор с подругой расставит всё по местам, но реально стало ещё хуже.
- Лида, я тебя, конечно, понимаю, явился спустя столько лет, начинает права качать, но может не стоит так резко? А вдруг он действительно всё осознал? Сейчас договоритесь, будет с Машкой помогать, тебе же самой легче станет, - Женька смотрит на меня с сочувствием, но особо не верит в воздействие своих слов, и правильно.
- Сейчас осознал, вернётся, поиграет, а потом скажет – надоело, я в Данию. Жень, ну в самом деле, ты сама слышишь себя? – я кусаю губы, до его звонка осталось несколько дней.
Если он с лёгкостью нашёл мой номер, то найдёт и новый. Не бросать же всё и не бежать куда глаза глядят, лишь бы только не дать ему втереться в доверие дочери. Я то ладно, переживу, а она как? Она маленькая, наивная девочка, папу ждёт, выспрашивает постоянно, а тут…
Ситуация прямо безвыходная, боюсь его поспешных признаний дочери, боюсь её радостного блеска глаз, и того, что этот восторг будет недолгим.
- Лид, а ты ему тоже условие поставь, - предлагает Женька.
- Какое? – поднимаю на неё взгляд и жду окончания предложения.
Подруга напрягается, хмурит лоб, видимо поиск решения даётся ей с трудом.
- Ладно тебе, расслабься, а то морщины появятся. Это моя проблема, мне её и решать, - задумчиво смотрю в окно.
Мы сидим на маленькой кухне в Женькиной однушке и пьём чай. Ну как пьём? Чёрная жидкость в чашках давно остыла, греть чайник снова даже мысли не появляется, у нас сейчас дела поважнее.
- Тебе нужно с ним ещё раз встретиться, без дочери, и поговорить серьёзно, без обид и обвинений, прям по пунктам раскрыть все твои страхи, давить на сознательность. Если он нормальный мужик, то поймёт и сам предложит следующий ход.
- А если не нормальный? – ухмыляюсь я, меньше всего мне хочется, чтобы это оказалось именно так.
- А если ненормальный, то… - она снова задумывается. – Тогда пригрози ему тем, что расскажешь Машке, что его мамаша хотела её убить!
- Жень? Пятилетнему ребёнку такое? Пожалей её психику, я не буду этого делать.
- А ты и не делай, просто пригрози. Он же ставит тебя в безвыходное положение, и ты с ним также. Во всяком случае, попытка не пытка. Не попробуешь – не узнаешь.
Подруга утвердительно кивает, выразительно глядя мне в глаза. Типа «решайся, Лида».
- А вдруг он скажет, что ему на это пофиг? Знаешь, какой была его реакция, когда я ему рассказала, про поступок его мамочки?
- Какой?
- Он назвал её импульсивной, а меня обвинил в том, что я так быстро сдалась, - злобно выплёвываю я свою обиду на Гордеева.
- Ну знаешь, тут тоже у вас всё неоднозначно. Сама навертела, всем про тебя говорить запретила, сбежала, а он же искал, и меня спрашивал.
- Когда? – удивляюсь я, потому что раньше она мне этого не говорила.
- Да примерно через месяц после того, как у вас всё это произошло, - восстанавливает в памяти картину произошедшего Женя.
- А почему ты мне ничего не сказала? – я не обвиняю, хотя нет, обвиняю, только для этого уже поздно, но Женька улавливает мою интонацию и обиженно произносит.
- Я пыталась, но помнишь, как из тебя рекой лилось «не напоминайте мне о нём», ты же мне даже слова сказать не дала, уши закрывала, несла всякую чушь. Я отстала.
Я шмыгаю носом, переваривая всё ей сказанное. Да, в то время я действительно вела себя неадекватно. Может это была вина гормонов, может так обида на меня подействовала, может гордость эта дурацкая, которая сидит внутри и переступить через себя не даёт.
- Жень, он правда меня искал? Только честно, пожалуйста, - нет, я не прощу его одномоментно, но может …
- Искал, Лид, искал. По всем универским прошёлся, тебя никто не сдал, все молчали.
- Почему? – этот вопрос скорее был адресован не ей, но подруга ответила.
- Завидовали ему, он же единственную стажировку за границей захапал себе. Все знали, что его родоки постарались, чтобы сыночку своему обеспечить светлое будущее. Бесил он всех. Никто не помог, - в голосе Женьки слышится презрение.
- Но ведь он реально учился хорошо, - замечаю я.
- Хорошо, да не отлично, - хмыкает она в ответ на мои слова. – Петрушова не отправили, хотя он на курсе был самый умный, по баллам твоего Гордеева точно обходил. Просто кто денег дал, тот и поехал.
На несколько минут в тесной кухне повисает гнетущее молчание, каждая думает о своём.
- Ладно, Жень, спасибо тебе, что выслушала, за советы спасибо. Я ещё подумаю.
- Конечно, подумай, Лид. Не торопись, но насчёт угроз в его адрес прислушайся к моим словам, он не стесняется, чего тебе его жалеть?
Женька провожает меня до двери, мы на прощание обнимаемся.
- Пока, если что звони, чем могу, помогу.
- Ага, обязательно, пока! – я иду вниз по лестнице к выходу из подъезда, а сама в голове кручу слова Женьки, про зависть к положению Егора.
Надо ему позвонить, правильно Женька говорит, нужно ещё раз наедине встретиться, без дочки.
Наедине…
Неосознанно ощущаю внутри замирание и волну тепла. Отставить Лида, ты на этой встрече должна быть, как айсберг – непотопляемой и ледяной. План разговора можно составить, а потом отрепетировать, чтобы потом чего лишнего не брякнуть. Да, точно. Так и сделаю.
Вдохновлённая разговором с подругой и принятым решением, я иду домой.
Так и скажу ему: будешь лезть к Маше, я расскажу ей про твою маму в самых ярких красках. Он должен будет отступить, обязательно отступит. Храбрюсь, в голове простраиваю что и за чем буду говорить, сворачиваю в свой двор и вижу сидящую на лавочке бабушку Шуру. Гуляют с Машкой. Сегодня выходной, детей на площадке много, все носятся, кричат.
Уже хочу крикнуть дочери и помахать рукой, чтобы меня заметила, но вижу на стоянке рядом тёмный седан, а в нём силуэт Гордеева. Что он здесь делает? Кого-то ждёт?
Как в замедленной съёмке замечаю его поворачивающуюся на меня голову и приглашающий в машину жест. Заметил. Блин. Что делать?
Иду. Что ж, как говорится: на ловца и зверь бежит. Сама планировала разговор – получите!
Делаю каменное лицо, дёргаю ручку автомобиля и сажусь в салон на переднее пассажирское.
- Привет, - улыбается мне он. – Сегодня в планах не было с тобой встречаться, поэтому, извини, я без цветов.
Меня это заявление смущает и вгоняет в краску, прямо чувствую, как щёки горят, что он сделал-то? Извинился за отсутствие букета, а ощущение, что я его уже получила и не знаю, куда теперь присунуть.
- Ты что здесь делаешь? – охрипшим от волнения голосом спрашиваю я Егора.
- Машкой любуюсь, она такая классная, боевая, даже с мальчишками не церемонится, умеет отстаивать свои интересы.
Да, припарковался он как раз где надо, детская площадка, как на ладони, всё видно.
- Егор, давай договоримся, - начинаю я и сразу же замолкаю, чувствуя, что всё это бес толку.
- Давай, о чём договариваться будем, - он поворачивается на сидении в мою сторону и смотрит прямо в глаза.
В горле снова Сахара, сердце отбивает чечётку, я тру ледяные пальцы рук, о чём я думала, когда планировала этот разговор?
- Понимаешь, я переживаю за то, что для тебя это не серьёзно, - начинаю я, и он меня тут же обрывает.
- Лида, для меня это пипец, как серьёзно. Я прекрасно понимаю всю ответственность, я готов её на себя взять, в этом можешь даже не сомневаться.
И что ему теперь отвечать?
- Маша, очень ждёт своего папу, но ты же не сможешь всегда быть с ней? У тебя своя жизнь: работа, дела, Милка наконец. Ты поиграешь в заботливого отца, а потом уедешь, а она останется здесь. Да и как я ей объясню, что её папа живёт с другой тётей…
Всё не по плану, я совершенно не то хотела говорить, мои фразы в голове звучали жёстко и хлёстко, а здесь, сидя рядом с ним, я ощущаю себя такой слабой.
- Лида, я не наиграюсь. Я не дурак, в отличие от того, что ты видимо именно так обо мне думаешь. Считаешь, я просто так две недели озвучил? Они не только для тебя, но и для меня предназначены были. Я тоже много думал, решал, подгонял свою жизнь под новые составляющие, я готов к этому. Я знаю, что многое придётся перекроить, что я столкнусь с определёнными трудностями, но я справлюсь, обещаю тебе.
- Справишься? Как ты себе вообще это всё представляешь? Как?
В голове просто вихрь из этих «как». Я ничего не понимаю, так хочется расслабиться, но рано, в мою изначальную задачу входит переубедить его, припугнуть, хотя бы отсрочить знакомство с дочерью.
- Во-первых, я перевезу вас к себе…
- Что? – у меня от возмущения дыхание перехватывает. – С чего это такие кардинальные решения? Кто вообще тебе сказал, что я на это соглашусь? Совсем уже ку-ку?
- Тише, Лид. Успокойся, ты даже не дослушала, - пытается он договорить, но я так взбешена, что его слова отлетают и не доходят до моих ушей.
- Перевезёт он, мы с Машей и здесь прекрасно живём, нам твои подачки в виде «перевезу к себе» ни к чему!
- Ну а как ты себе представляешь нашу жизнь в твоей коммуналке? Как?
- А кто тебе вообще сказал, что будет «наша жизнь»? Мы сейчас про встречи с Машей, про то, что для ребёнка это серьёзный стресс, про то, что тебе она может не понравиться, ведь то, что ты сейчас видишь – это лишь маленькая её часть. Она бывает разной. Она истерит, задаёт неудобные вопросы, бесит своим поведением, хулиганит, болеет в конце концов.
- И что? Это нормальное поведение для пятилетнего ребёнка, ты сейчас хочешь меня напугать?
- А почему нет? Я не знаю, как ты на это отреагируешь? А вдруг ты сольёшься при первом фокусе Машки, не выдержишь нападок моей дочери.
- Нашей дочери, - тут же поправляет он меня. – Нашей, Лида. И то, что ты лишила меня права растить её с младенчества, не даёт тебе права запрещать это сейчас. Понимаешь.
- Понимаю, - злобно шиплю я. – Но ты сперва докажи, что она твоя, а потом уже кидайся угрозами!
- Без проблем! Если ты хочешь идти по этому пути – вперёд. Для меня это не составит абсолютно никакого труда, а вот для тебя…
- Что для меня? Что?
Боже, как же хочется съездить по его самодовольному лицу. Что за манера – угрожать?
- Лида, всё, тихо, выдыхай, - он ловит мою руку, которую я неосознанно подняла, но не ударила, и возвращает мне её на колени. – Я не хочу с тобой ругаться, правда. Я хочу решить всё мирно и спокойно. Эмоции – это хорошо, но в нашем случае нужна холодная голова. Согласна?
Я молчу. Бесит. Орать хочется. Бросить всё к чёртовой матери и уйти в закат. Зачем он снова появился. Жили спокойно, никого не трогали, ни у кого ничего не просили. Это всё Миланка виновата, чтоб её. Если бы не заарканила его, то никакой случайной встречи не случилось бы. А теперь…
- Молчишь? Молчание знак согласия. Правильно я понимаю, что ты согласна продолжить наш разговор в спокойном ключе и вместе найти решение?
- Ладно, согласен, сразу переезд – это я погорячился. Сначала, мы просто вместе погуляем, так устроит? – смотрит на меня и ждёт ответа.
- Не устроит, - бурчу я.
- Почему?
- Потому что ей нужно будет объяснить, почему какой-то чужой дядя с нами гуляет, а сразу говорить, что ты её отец, я не считаю правильным. Её нужно морально подготовить.
Ну почему так происходит? Один бьётся изо всех сил, старается, рвёт жилы, делает тысячу действий и только в самом конце получает желаемое, как долгожданный и заслуженный приз. А другой приходит, улыбается и получает всё сразу, да ещё и с приятными бонусами.
Я больше чем уверена, что Машка, узнав, что Егор её папа, бросится к нему на шею. Она не стесняется своих эмоций, возможно через несколько минут ему достанется целый ворох неудобных вопросов, но сначала будет именно восторг. Не хочу этого.
Прислушиваюсь к себе, жду внутреннего отклика, и понимаю, что это ревность, не хочется мне делить дочь с этим исчезнувшим с горизонта папашей.
- Куда пойдём гулять? – как ни в чём не бывало, продолжает Гордеев.
Вот у кого нет внутренних метаний, он узнал про дочь и сразу нахрапом начинает вливаться в нашу размеренную жизнь.
- Не знаю, - отвечаю я и тут же об этом жалею, потому что он предлагает отвезти нас на ВВЦ, посмотреть различные выставки.
- Я думаю, нам всем будет интересно, проведём время вместе, сблизимся.
- Давай лучше в зоопарк. На следующую субботу не буду ничего планировать, там и погуляем, - я, довольная тем, что удалось ещё на неделю отсрочить знакомство, собираюсь вылезать из машины.
- А может завтра? Завтра воскресенье, тоже выходной, я смогу утром заехать за вами, и помчим зверюшек Машке показывать, - пытается он перекроить мои планы.
- Нет, завтра у нас день занят, к тому же две недели ещё не истекли, так что либо соглашайся на следующую субботу, либо, на когда-нибудь позже.
- Лид, ты так специально делаешь? Не хочешь нас знакомить?
Блин, он улыбается и так смотрит на меня, словно по голове гладит неразумного ребёнка, словно хочет сказать – расслабься, я ничего плохого вам не сделаю, но я не могу в это верить. Я бунтую, мне не нравится, что он появился и начал решать, это наша с Машей жизнь.
- Да, специально, всё пока, - открываю дверь машины, тем самым показывая, что разговор окончен, и вдогонку слышу.
- Машулю за меня поцелуй, я буду очень ждать следующую субботу, - я хлопаю дверью, и, повернув голову, натыкаюсь на ненавидящий взгляд соседки с шестого этажа.
- Синицына? Ты? Я просто диву даюсь твоей наглости. В вашей коммуналке все такие? Бабка поля мыть не умеет, ребёнок вечно орёт и обзывается, а ты чужих мужиков уводишь? Так?
Неожиданно она появилась, я даже не знаю, что ей и ответить, слава богу, из машины вылезает Егор и с абсолютно непроницаемым выражением лица объявляет:
- Если разговор обо мне, то прошу обращаться лично, а не через посредников. Вас что-то не устраивает, дамочка?
- Егор, это же я, Милана, - растерянно лепечет моя соседка по подъезду, видимо совершенно не ожидая такой реакции от мужчины.
- Я понял, что вы Милана, у вас ко мне какие-то вопросы?
Она хмурится, на лице недоумение, переводит взгляд с Егора на меня и обратно, будто ожидая дополнительных объяснений.
- Мы же с тобой переписывались, о встрече договаривались, помнишь, как тебя в подъезде облили, и ты не дошёл до меня?
- Помню, и также помню, что в тот же день написал вам о том, что наше общение закончено. Верно?
Выражение лица Милки меняется с жалобно-заискивающего, на презрительно-злобное. Губы сжимаются, в глазах яростный блеск.
- Ах ты, коза, захотела свой прицеп поудачнее пристроить? Думаешь, раз у мужика денег вагоны, то он твою оторву воспитывать согласится? У неё же хвост пятилетний, девчушка без башни, опомнись Егор, в такое вляпаешься, потом век не отмоешься.
Довольная собой и тем, как удачно она всё ввернула в свой монолог, Милка поворачивает ко мне торжествующее лицо победительницы. Типа, смотри, соседка, как я тебя уделала, зуб за зуб, ты у меня мужика, а я ему про тебя всю подноготную.
- Маша – не прицеп, а моя дочь, и если я ещё раз услышу или узнаю, что вы, дамочка, оскорбляете или пристаёте со своими домыслами к Лиде и Маше, я перестану быть с вами вежливым. Понятно изъясняюсь?
- Уже втюхала? Подсадила на себя? Быстрая ты, а всё бедной овечкой притворялась, коза ты, Синицына!
Я молчу, а Егор делает предупредительный шаг в сторону Милки:
- Третьего раза не будет, вам что-то с первого не понятно было? Могу ещё раз повторить!
- Да всё понятно, понятно. Нашёл себе шалаву, задурила она тебе голову, а на нормальных женщин уже и не смотришь, дурак, - Милка говорит это, удаляясь от машины, но так, чтобы каждое её слово было слышно. – Сейчас она с тебя денег на свою мелкую вытянет и бросит, не первый уже. Проходили, - оборачивается она через плечо, и, видя, как Гордеев делает ещё пару шагов, быстро ретируется в подъезд.
- Может всё-таки ко мне? Там нет таких неадекватных жителей, - ухмыляется он, возвращаясь к машине.
- Справлюсь, не переживай, - выдыхаю я, хотя поведение Милки не слабо потрепало мне нервы, такое про меня насочиняла, чего никогда в жизни не было, теперь Гордеев будет думать, что у меня аморальное поведение, вот сучка. – Зря ты ей про отцовство озвучил, лучше бы она об этом не знала.
- Лида, если у вас во дворе соседи тесно друг с другом общаются, то скоро все об этом узнают, всё нормально.
- То, что узнают – это да, я уже к этому морально готовлюсь, - недовольным голосом произношу я.
- Так может всё же в зоопарк завтра?
- Нет, сказала в следующую субботу, значит в следующую субботу! – зыркаю на него, и Гордеев поднимает перед собой ладони.
- Окей, тогда пока!
- Пока.
Отхожу от его машины и иду на площадку, где уже вижу направленный на меня цепкий взгляд бабы Шуры.
- Неужели мужика себя нашла, наконец-то? – я присаживаюсь рядом с бабулей и тяжело выдыхаю.
- Если бы, баб Шур, никакой это не мужик.
- Не мужик? Странно, на козла вроде не похож, смотрю, Милку от тебя браво отогнал, неужто тот самый Егорка?
Киваю. А чего скрывать, если согласилась на совместную прогулку, бабуля от Машки всё равно узнает.
- Ну а что? Жизнь она такая, непредсказуемая. Ты вот думала, что так будет, а оно раз, и развернулось на сто восемьдесят градусов. Может Машулька и папу наконец дождётся… Пять лет уж, девочке нужно, а тут родной.
- Лучше бы не родной, - почему-то бурчу я, хотя даже не представляю себя с каким-то другим мужчиной.
Нет, я не брежу Гордеевым и не планирую с ним отношения восстанавливать, просто жизнь после рождения Машки закружилась таким вихрем, что мне даже думать про мужиков некогда было.
- А это ты зря, родной, если конечно не отбитый дурак и мерзавец, всяко лучше чужого. Это ж кровь, гены, сама не заметишь, как сходства подмечать начнёшь.
- Ладно, бабуль, пустое, - отмахиваюсь я.
- Не пустое, Лидочка, не пустое. Ты, знаю, девчонка гордая, сейчас будешь от него открещиваться всеми способами, а я тебе говорю – не принимай резких решений, подумай, присмотрись. А вдруг это к тебе судьба стучится? Отвернёшься – она и обидится, больше подарочками баловать не будет, - старушка смотрит на меня хитрым прищуром и слегка кивает головой.
- Баб Шур, ты это серьёзно? Вот так подарочек, спасибо огромное, очень вовремя, - как можно ироничнее заявляю я.
- Мама, мама, - с распростёртыми руками ко мне бежит Машка, увидела, наконец. – Тебя так долго не было, я соскучилась, - прижимается она ко мне и ложится грудью на коленки, головой упираясь в живот.
- Не придумывай, меня не было совсем недолго, - улыбаюсь я и глажу свою егозу по головке.
- Мам, а ты знаешь, у Сониной мамы в животике малыш растёт, правда-правда, она мне сама рассказывала, и я её маму видела. Соня говорит, что у неё скоро братик появится, вот бы нам тоже, - мечтательно закатывает глаза ребёнок, а баба Шура прыскает от смеха. – Мам, а как это делается? Нужно что-то съесть? Или к доктору сходить? Соня говорила, что её мама постоянно к доктору ходит.
- Маша, - строго смотрю я на свою дочурку, - никакого малыша не будет, не придумывай. Я с тобой одной еле справляюсь, да и тесно нам всем вместе будет в одной комнате, малыш плачет громко, будет тебе спать мешать.
- Не, мам, не будет, мы с тобой в новый дом переедем, там на всех комнат хватит: и тебе, и мне, и малышу, и бабуле, - заявляет уверенно малышка.
- Ишь какая выдумщица, - баба Шура не может унять смех и вытирает платочком слезящиеся глаза. – Про всех подумала, молодец!
- Я и игрушками делиться буду, обещаю, нам в садике всегда говорят, что жадничать плохо. Мам, ну давай заведём малыша?
- Заводят домашних питомцев, - в отличие от бабушки, мне вообще не смешно, - а детей рожают, и это не так просто, как ты себе представляешь. Так что давай закроем этот вопрос и больше к нему возвращаться не будем.
Ребёнок тут же надувает губы, отстраняется и смотрит на меня исподлобья, руки засунула в карманы, нахмурилась, явно демонстрирует своё недовольство. Подмечаю, что брови она сводит точно так же, как Гордеев, блин, уже начала сравнивать.
- Пойдёмте домой, наверняка уже нагулялись, - предлагаю я, и баба Шура начинает с кряхтением подниматься со скамейки.
Подаю ей локоть, чтобы легче идти было, другой рукой крепко хватаю Машку, чтобы не сбежала, и мы все вместе идём к подъезду.
На третий этаж поднимаемся достаточно быстро и, подойдя к двери, натыкаемся на неприятное послание.
- Мам, а что здесь написано? – Маша тычет пальчиком, на написанное белым мелом на тёмно-коричневой обивке нашей двери слово «шалава».
- Это хулиганы написали, вот засранцы, я сейчас вытру.
Заходим все вместе в квартиру, оставляю своих раздеваться, а сама прохожу на кухню, беру тряпку, мочу и иду стирать Милкино художество. В том, что это написала именно она, я даже не сомневаюсь. Тру обивку, мел размазывается, чтобы не было разводов, придётся ни один раз споласкивать. Ладно, сейчас так, а позже домою.
- Мам, а что там было написано? – не унимается дочь.
- Плохое слово, - уклончиво отвечаю я.
- А зачем? – искренне не понимает Машка.
- А вот это я тебе уже не отвечу, но знай, Маша, это плохой поступок, ни в коем случае нельзя рисовать мелом на чужих дверях, поняла?
Машуля кивает и, закончив раздеваться, убегает в комнату.
- Уверена на все сто, Милка на этом не остановится, - со вздохом замечает баба Шура.
- Если не остановится, значит пойду к ней ругаться, - злобно произношу я.
- Ага, проймёшь ты её этим, она как раскроет свой хавальник, тебе мало не покажется. Лид, я ж тебя знаю, ты слишком культурная, чтобы отпор таким сучкам давать, сама схожу, если повторится. Вот меня-то она точно не заткнёт, - бравится старушка.
- Ага, а потом давление и скорая помощь, сиди дома, бабуль, не связывайся, сама разберусь, - заканчиваю я этот не слишком приятный разговор и иду ругать Машку, за то, что она убежала играть, не помыв после улицы руки.
Вот и ещё один день почти закончился. Завтра мы с Аней и её дочкой Дашей в парк собирались пойти гулять, может хоть один выходной перед рабочей неделей нормальным будет. Сегодняшняя суббота меня конечно совсем не порадовала. Одни нервы. Никакого отдыха.
Сегодня с самого утра идёт противный осенний дождь, и поездку в парк мы заменяем походом в торговый центр с детским развлекательным залом. Девчонки весело лазают по огромному разноцветному лабиринту, а мы с Анькой отдыхаем в специально-оборудованной зоне рядом. Хорошо продумано, игровой зал большой, развлекалок целая куча, а для ожидающих родителей диванчики, кресла и столики. Тут же рядом кафе с детским меню, и выход из игровой один, своего ребёнка точно не потеряешь.
- И что же ты теперь делать будешь?
Сидим уже почти два часа, и усталостью от наших девчонок даже и не пахнет, от нечего делать рассказываю Ане про свои злоключения с Гордеевым.
- Как что? Пойду, конечно. Пообещала уже, - тяну из трубочки клубничный молочный коктейль и наблюдаю за Машкой.
- А хочешь идти-то?
- Ань, о чём ты спрашиваешь, конечно, не хочу. Я вообще всего этого не хочу, как подумаю, голова кругом идёт. Но я понимаю, что он теперь не отстанет. Просто в зоопарке Машке будет на что отвлечься, возможно, она не станет слишком доставать своими вопросами.
- Чтобы она к вам не приставала, сюда его веди. Дитё играет, вы разговариваете, - вносит своё предложение Аня.
- Да вот именно, я с ним тоже особо не горю желанием разговаривать. О чём мне с ним разговаривать? Спрашивать про его жизнь? Мне это не интересно. Рассказывать, как я растила дочь и выбиралась из финансовой жопы, тоже не хочется. О чём нам с ним разговаривать? Вообще не о чем.
- Зря ты так, мне кажется, Лида, ты специально себя накручиваешь. Нормальный вроде мужик. Вежливый, к ребёнку не пристаёт без твоего разрешения, согласовывает действия, приглашает погулять. А вдруг он действительно о дочери заботиться начнёт, а там, глядишь, и твоё сердце растопит?
Фыркаю. Не хочу на это ничего отвечать. И знаю, почему не хочу. Всё оттого, что сама чувствую, если буду видеть его чаще, непременно начну прошлое вспоминать, и на одной обиде на его маму я долго не протяну. Уже ощутила, как моё тело реагирует на его близость. Не хочу.
- Знаешь Ирку, которая с тремя на площадку выходит? Один ребёнок совсем маленький в коляске и двое погодок. Ну, такая с вечным хвостом на затылке и в поношенной куртке, - продолжает приставать ко мне Аня.
- Ну, знаю, и что? – не понимаю, к чему она ведёт.
- Так вот, её муж живёт с ней в одном подъезде, но не в одной квартире.
- Ань, говори яснее, что ты хочешь мне сказать?
- А то, что Славик её к Наташке переметнулся, одним днём забыл про своих отпрысков, и сейчас с Иркой даже не здоровается, прикинь, как бывает, - она смотрит на меня ожидая реакции, а я настолько растеряна, что даже не знаю, что и сказать.
- Ты-то откуда всё знаешь?
- Оттуда, у меня с Наташкой знакомая общая, она мне и рассказала. Ирку там грязью с головы до ног обливают, типа сама виновата, страшная, толстая, а кто ей из декрета вылезти не даёт, об этом все молчат. Жалко мне её. Дашкины вещи, те, что малы стали, отдаю ей, она не отказывается, берёт и всегда спасибо говорит. А у тебя совсем другое.
Я зависаю надолго. Видела я эту Ирку, и мужа её раньше видела, только подробностей таких про эту семью не знала. Вот жизнь…
- Так что бери своего Егорку в оборот, пока он сам этого хочет, а то вдруг передумает.
Эти слова, сказанные в довесок к произнесённому ранее, словно отрезвляют меня.
- Ань, давай закончим этот разговор. Что делать с Гордеевым, я уж сама как-нибудь решу. А то, если я правильно поняла твой совет, то ты предлагаешь бежать и радоваться, как только он появится снова, - я тереблю в пальцах салфетку, - нет, у каждого своя история, и сравнивать меня с Иркой не надо, ситуации очень далеки друг от друга.
- Да я не о том, я вообще. И с Иркой я тебя не сравниваю, просто пример неудачно подобрала. Конечно же, тебе никто не говорит в рот ему заглядывать, но ради дочери можно наладить нормальные отношения. Почему нет?
- Всё, Ань, всё! Давай о чём-нибудь другом поговорим, пожалуйста, - умоляюще смотрю я на Аню и получаю в ответ разочарованное покачивание головой и глубокий вздох сожаления.
- Делай, как знаешь, - тихо говорит она, и в дальнейшем к теме моей личной жизни мы больше не возвращаемся.
Ещё около часа обсуждаем сборы денег в садике, детские болячки, правильное питание, работу, в общем, обычный набор тем коротающих время вместе молодых мам. Потом, пройдя испытание слезами и мольбами разыгравшихся детей, всё же выводим их из игровой, одеваемся и идём в направлении дома, под зонтами, потому что дождь так и не закончился.
- Садитесь, подвезу, - возле тротуара, останавливается до боли знакомый тёмный седан.
Боже, он теперь постоянно будет меня преследовать? Опять случайность? Как-то слишком много случайностей с этим мужчиной.
- У тебя нет детских кресел, без кресел нельзя, - строго выговариваю я Егору и тут же замечаю выразительный осуждающий взгляд Ани.
Дождь с ветром, девочки уже все мокрые, а идти до нашего двора ещё минут пятнадцать точно.
- Здесь недалеко, вы же домой? Обещаю, гнать не буду, всех довезу в целости и сохранности, - отвечает на моё заявление Гордеев, не забывая при этом широко улыбаться.
Ладно, киваю, Аня с девочками садятся назад, а мне достаётся сидение рядом с водителем. Что ж, поехали к дому.
- Мне у того подъезда остановите, пожалуйста, - Аня указывает рукой в нужную сторону, одновременно пытаясь приструнить девчонок, которые то и дело переходят на крики и слишком громкое обсуждение своего сегодняшнего отдыха.
Егор подъезжает туда, куда его попросили, и я вылезаю вместе с Аней и вытаскиваю с заднего сиденья упирающуюся Машку.
- Мама, мы же в другом подъезде живём, - обиженно произносит она, но я непреклонна.
- До нашего всего пара шагов, а дяде снова ехать и снова останавливаться, вылезай, дойдём пешком.
Ребёнок фырчит, и я мысленно благодарю бога, что в этот раз Гордеев не вмешивается, благодарным кивком принимает «спасибо» и выруливает с нашего двора. Надо же, даже не ожидала от него такого, всю дорогу придумывала причину, по которой не могу сейчас с ним разговаривать, а он так быстро уехал и ничего не спросил.
- Мама, а можно в следующий выходной нам снова с Дашей в игровую? Мы с ней уже договорились, она тоже свою маму просить будет, - держась за мою руку и прыгая по мелким лужам, задаёт мне вопрос дочь.
- Пока не знаю, - уклончиво отвечаю я, - посмотрим на твоё поведение.
Её лицо тут же озаряется довольной улыбкой, и полный уверенности голос сообщает о том, что она будет самой послушной девочкой всю неделю. Я киваю, усмехаюсь, понимаю, что это в принципе невозможно, учитывая характер этой малышки, но всё равно соглашаюсь с её словами.
- Мам, а тебе не нравится этот дядя? – удивляет меня своим вопросом Машка, когда мы поднимаемся по лестнице на третий этаж.
- Какой дядя? – делаю я вид, что не понимаю её, но на самом деле стараюсь поскорее найти подходящий ответ на этот вопрос.
- Ну тот, который нас сегодня на машине вёз, - объясняет мне дочь. – Это же с ним ты тогда на площадке долго разговаривала. Ты на него злишься?
- Почему ты так решила? С чего бы мне на него злиться?
- Не знаю, но ты смотришь на него так, как на меня, когда я что-нибудь ломаю. Он что-то сломал и не попросил прощения?
Наивный ребёнок рассуждает исходя из своего небогатого опыта и того, чему её научили. Неужели у меня действительно такое лицо, когда я смотрю на Гордеева? Так заметно, что даже маленькой девочке стало ясно.
- Машуль, хватит задавать глупые вопросы, нормально я на него смотрю, - подходим к нашей двери, и здесь нас снова ждёт сюрприз.
- Какой красивый зайчик, мама, дай мне его скорее, он такой розовый, такой милашка, хочу его погладить!
В дверную обивку длинной иглой за лапу воткнута маленькая десятисантиметровая плюшевая игрушка. Это не подарок ребёнку, это какая-то подстава.
- Маша, это чужое, брать не будем, - отпираю я дверь, не сводя глаз с дешёвой игрушечной фигурки.
- Но ведь он на нашей двери, значит наш, - стонет она, естественно не понимая моих опасений.
- Сказала - нет, значит - нет, - заходим в прихожую, где нас уже выходит встречать бабушка.
- Нагулялись, девочки? А я пирожков напекла, пока вас не было, мойте руки и пойдём чай пить, - улыбается баба Шура и замечает мой обеспокоенный взгляд.
- Бабуль, накорми Машу, а мне на шестой сходить нужно, - отправляю Машку в ванную, а сама, не раздеваясь, снова открываю входную дверь. – Видишь, что теперь нам повесила, - показываю бабушке пальцем на розовый плюш с ушами.
- Стой, - останавливает она меня, когда я тяну руку к игле, чтобы снять эту игрушку. – Нельзя голыми руками. Думаешь на Милку?
- Ну а кто ж ещё? А почему нельзя руками? Думаешь, она отравленная? – мне не верится, что такое возможно, но на всякий случай руку отдёргиваю.
- Эта зараза что угодно сделать может, дай я пакет принесу, сейчас снимем, - баба Шура поспешно скрывается в кухне и возвращается с пакетом в руках и перчаткой на руке. – Домой заносить не будем, в наш почтовый ящик сунь, а я чуть позже к Нинке схожу, уж она точно скажет, что с этим делать.
- Бабуль, а ты не перебарщиваешь? – недоверчиво смотрю на неё и принимаю их старческих рук свёрнутый пакет и ключ от почтового ящика.
- Нет, Лидочка, в самый раз. Просто так иглами в дверь игрушки не тыкают, кто знает, какую заразу внутрь наложили, хорошо, что ребёнку не дала. Иди, сунь в ящик и возвращайся, пироги стынут.
Я делаю так, как она говорит, и по возвращению мою руки три раза, тоже по наставлениям старушки. Неужели она думает, что Милка колдует, иначе к чему такие предосторожности? Я что-то слышала мельком про сглазы и порчу, но в жизни с таким не сталкивалась.
- Давай, Машенька, вот твои любимые пирожки с рисом и яйцом, вот плюшечки, чай сладкий, налетай, девонька, - старушка ставит на стол миски и снимает с них полотенца.
- Представляешь, бабуль, а нам на дверь кто-то игрушку повесил, я хотела взять, но мама не разрешила, - откусывает Машка пирог и с аппетитом жуёт.
- Вот и правильно, что не разрешила, это же не твоя игрушка, значит не тебе её и брать, правильно?
- Наверное, правильно, - вздыхает девочка, - но я так хотела, он же маленький, миленький, ему там плохо на двери, одиноко.
- Не переживай, внученька, я его отнесу одной бабушке, которая вмиг его хозяина найдёт, игрушку возвратит, и все будут счастливы, - успокаивает баба Шура Машку.
- А ты точно так сделаешь? – недоверчиво смотрит на неё ребёнок.
- Честное слово, вот сейчас чаю попьём, и я сразу к этой бабушке пойду, - уверенно кивает головой старушка.
- А можно я с тобой? Я тоже хочу посмотреть, как эта бабушка будет хозяина зайчику искать.
- Нет, дорогуша, маленьким девочкам туда нельзя, с мамой останешься, - усмехается баба Шура. – Ешь давай, сил набирайся, наверное с подружкой набегались сегодня, устали? – переводит она разговор на другую тему, и Машка с радостью начинает рассказывать про свои сегодняшние приключения.
Рассказ заканчивается дядей на машине, который подвёз всех до дома, а мама на него злилась и поэтому не разрешила до подъезда доехать. Бабуля хитро смотрит мне в глаза, задавая немой вопрос, который я понимаю и утвердительно киваю головой.
После чаепития баба Шура собирается и уходит, мы с Машкой остаёмся вдвоём, и ребёнок погружает меня в свои детские игры, умоляя поиграть с ней в куклы. Бабули нет долго, я автоматом произношу фразы за вверенную мне куколку, а сама думаю совершенно о другом.
Если это действительно дело рук Милки, и она не успокоится, чем можно её приструнить? Вызвать на разговор? Рассказать всё, как есть? Только поможет ли? Да и вообще, с чего я буду перед ней распинаться? Может к участковому обратиться?
Представляю себя идущую в отдел и рассказывающую про соседку, которая мелом ругательства на двери пишет, и игрушки иглами прикалывает. Ну бред же. Надо мной там посмеются дружно и домой отправят. У меня нет доказательств хулиганства, только догадки. Может камеру приобрести?
- Мама, они уже кончили на батуте прыгать, домой едут, ты вообще не правильно играешь, говоришь какую-то ерунду, я сама, - Машка с недовольным видом выхватывает у меня из рук кукольную фигурку и идёт в свой уголок, туда, где тёплый ковёр на полу, детская палатка из ярко-розового нейлона и целый ящик игрушек.
Я забираюсь с ногами на диван и открываю бесконечную ленту соцсети, пытаясь отвлечься от давящих мыслей. Тут все такие счастливые, посмотришь, аж зависть берёт. И как им всем это удаётся. Тут утром дочку в садик, потом на работу, потом с работы в садик за дочкой и домой, есть пара выходных и то на них особо не разгуляешься. Как нужно жить, чтобы такие фотки выкладывать и посты писать, ведь зачитаешься. Одна успешнее другой, всё успевают, и бизнес у них и дети и дом большой, а я…
Открываю свою папку с фотографиями, тут толька Машуня: на горке, в кустах, кверху попой, с языком и смешной гримасой, в платье, голышом в пенной ванне, с забавной шапочкой на рыжей голове. У меня хоть одна своя фотография есть?
Перелистываю ещё целый ворох детских снимков и расстроенная откладываю телефон. Вот жизнь. Даже профиль обновить нечем, стыдоба. Подхожу к зеркалу, пытаюсь улыбнуться, а глаза выдают усталость и замотанность. Какие уж тут счастливые фото… Нет, я ни разу не актриса, не умею по заказу, пусть моя страничка так и будет грустной и необновляемой.
Перемещаюсь из своей комнаты в кухню, смотрю на пирожки, опять ведь наелась. Щупаю себя за бока, про себя ругаю за слабости. Нет, я не толстая, но все знают, что бесконтрольное потребление выпечки отражается на фигуре очень плохо. Хотя кому нужна моя фигура?
Настойчиво отгоняю упрямые мысли о Гордееве. Как же он мне уже надоел. Никакого покоя, появился, всё то, что улеглось, разворошил, ещё и упрямый такой, добиваться встреч решил. Зачем это? Зачем? Предлагал начать всё с начала. Неужели правда, или так, для красного словца.
Самое ужасное, что я после всех этих встреч и разговоров, чувствую себя не так как раньше. Замечаю за собой растерянность, в облаках витаю чаще, мне это мешает, уводит в другую сторону, я же не так всё планировала. Мне нужно крепко стоять на ногах, а тут не понятно откуда и главное с чего вдруг, начинает внутри всё сжиматься и ныть по мужской заботе. Я сама могу о себе позаботиться. Не нужна мне помощь. Почему я снова и снова возвращаюсь мыслями к Егору.
За окном снова дождь, смотрю из окна на пустой двор и вижу фигуру бабы Шуры, идёт к подъезду, опираясь на палку, в руках сумка и похоже тяжёлая. Сколько раз ей говорила, не таскай продукты, сама принесу, эх, упрямая старушка.
- Маша, я сейчас приду, пять минут побудешь одна, - сообщаю дочке, накидываю на плечи плащ и спешу вниз по лестнице, облегчить ношу своей соседки по квартире.
Вместе поднимаемся в квартиру, бабуля ворчит на меня, утверждая, что зря я побежала, она сама бы справилась. Одновременно с бурчанием посматривает на меня хитро и качает головой.
- Верно Нинка говорит, ты своей добротой ещё не все шишки собрала. Эх, Лидочка, ты меня прости, дуру старую, но я твою фотографию ей показала.
- Какую фотографию, - не понимаю я, о чём она мне толкует.
- Ну, она спросила, хошь в будущее загляну, я и показала вашу с Машулей фотку, которую ты мне прошлым летом дала. Она у меня в пакетике в кошельке всегда с собой.
- Баб Шур, зачем ты это сделала? – у меня недоумение смешивается с недовольством, вот этого я ей точно не разрешала делать. – Даже не рассказывай мне ничего, никогда этим не увлекалась и слушать не хочу.
- Как скажешь, родная, как скажешь, - тяжело дышит бабуля, останавливаясь перед нашей общей квартирой. – Неужто, даже чуточку не интересно?
- Вообще не интересно, - отрезаю я. – Ты мне лучше расскажи, нашёл ли розовый заяц свою хозяйку?
- О, это она быстро сделала, дыму с него было, ужас сколько, весь колпак почернел. Внутри иголки, и волосы комком, ещё воск какой-то и стружка металлическая. Но Нинка сказала, что это самоделка, делали халтурщики, а может и сама Милка, поэтому силы, как таковой не имеет, просто на мелкие неприятности. Но расплата её ждёт, такое не остаётся безнаказанным, посыл обратно направился, скоро увидим, как отразится.
- А может, не надо было обратно? А то вдруг что серьёзное случится? Я ж потом себя виноватой чувствовать буду, - у меня внутри странное смятение, вроде правильно всё сделали, а с другой стороны, чем мы от неё отличаемся, если её же методами действуем.
- Надо. Такое только так и надо, по-другому не помогает. Вот ты ж добрая душа, тебя по одной щеке бьют, а ты вторую подставляешь. Лида, ты к этому никакого отношения иметь не будешь, даже не придумывай. Всё. Дело сделано. Разговор окончен.
Дома разбираем сумку, и я вытаскиваю пластиковую бутылку без этикеток с прозрачной жидкостью.
- Бабуль, а это что? – с укором смотрю на баб Шуру, а она выхватывает из моих рук ёмкость.
- Что, что… На счастье в доме, вода заговорённая, окроплю вокруг и дышать легче станет.
- О, Боже… В каком веке мы живём? - переубеждать её нет никакого смысла, если она решила дом окропить, значит сделает это.
Ладно, пусть, от воды ещё никому плохо не становилось.
Говорят, что понедельник день тяжёлый, для меня этот стал ещё и бесючим. Начальник сообщил о новой выездной проверке лично для меня.
- Лидия, от вас там особых трудов не потребуется, фирма маленькая, численность всего десять человек, владелец милейший человек, проплатил всё вперёд, заказав по прейскуранту. Места для нескольких сотрудников там нет, поэтому будете работать одна, но несколько дней, как закончите. За вами будут заезжать, и привозить обратно. Ваше дело – выписать основные показатели и проверить их на правильность расчета. В общем, всё, как вы умеете.
- А почему именно я? Я только недавно была на выездной, - у меня ещё в офисе есть дела, ежемесячные отчёты, статистика, план, не очень хочется снова просиживать в чужих кабинетах.
- Потому что, Лидия. Проверить вас хотим, не забыли, что вы на карандаше. Отказы не принимаются.
- И что? Если я написала заявление без даты, то теперь меня во все выездные пихать будут? Вам не кажется, что это, по крайней мере, не честно? – обиженно произношу я.
Естественно я не могу диктовать свои условия, если хочу остаться здесь работать, но обозначить свою позицию хочется.
- Ну, Синицина, не вам сейчас о честности рассуждать, но обещаю, что постоянно на выездные отправлять вас не буду. В этом месяце эта будет для вас последней, - Александр Павлович показывает мне жестом на дверь, заканчивая разговор.
Я медленно плетусь в кабинет, блин, что за непруха. Надеюсь, эта маленькая фирма хоть не проблемная, а то отправляют одну, заказывают полную проверку, судя по словам шефа, я там застряну на неделю.
За оставшуюся часть дня я стараюсь по максимуму разобраться с текучкой, а в десять утра во вторник уже стою у входа в офис рядом с Юлей, которая и должна отправить меня на выездную. Подъезжает такси, водитель сообщает, о заказе на определённый адрес. Юля сверяет адрес с указанным в документах, всучивает мне в руки обязательную папку с бланками и желает ударно поработать, при этом растягивая на лице премерзкую улыбочку.
Через почти час поездки по пробкам я оказываюсь возле дверей в многоэтажное здание, судя по внешнему виду занимаемое всевозможными офисами. Я выхожу из машины и иду на пост охраны, чтобы предъявить временный пропуск и подняться на седьмой этаж.
- Привет, - по ту сторону турникета мне обворожительно улыбается Гордеев. – Как дела, Лида?
Настороженно хмурю брови, пытаясь сделать самый серьёзный вид и обходя его.
- Я по работе здесь, пожалуйста, не задерживай, - иду к лифту бодрым шагом, стараюсь от него оторваться, но уже наперёд знаю, что он точно поедет со мной в лифте.
Возле лифта кучка работников, выдыхаю с облегчением, значит поедем не вдвоём, и это радует. На седьмом он выходит вместе со мной.
- Егор, ты специально это делаешь? – не выдерживаю я.
- Что делаю? – похоже, ему весело, идёт за мной до дверей с номером офиса.
- Следишь за мной, появляешься в самые неподходящие моменты, бесишь, - перечисляю я, стуча в дверь и дёргая её за ручку.
Сейчас по-быстрому прошмыгну внутрь и не доставлю ему удовольствия от общения. Но дверь похоже заперта. Стучу громче и слышу за спиной:
- Лид, если ты немного подвинешься, то я смогу открыть.
Нет! Нет-нет-нет и нет. Такого не может быть. Это какая-то ошибка. Я делаю шаг назад и смотрю в папку: ООО «Инверсия», номер офиса совпадает.
- Проходи, я тебе оборудовал прекрасное рабочее место, тебе должно понравиться, - он отпирает дверь и жестом приглашает меня внутрь.
- Я отказываюсь у тебя работать, - пячусь назад и направляюсь обратно к лифту.
Пусть это выглядит трусливо, но я не могу целыми днями сидеть с ним рядом в его офисе.
- Ты не можешь отказаться, мы всё с твоим шефом обсудили, я внёс оплату, а ты по договору обязана выполнить определённый объем работы. Лида, заходи, я тебя не съем, - улыбается он.
Я замираю, в голове пульсирует нежелание пересекать порог его офиса, но мозг упорно напоминает про заявление об увольнении без даты. Терять работу не хочется. Конечно, Гордеев всё подстроил. Возможно, он даже хочет, чтобы я сейчас отказалась от исполнения своих обязанностей, и меня с треском уволили, но только нужно ли это мне?
- Зачем ты это сделал? – всё-таки желание сохранить место и достойный заработок перевешивает безрассудство и страх, и я поворачиваюсь лицом к Гордееву, смело, но со злобой, глядя ему в глаза.
- Ух, какая ты колючая, - передёргивает он плечами. – Расслабься, мне просто понадобилась проверка, я увидел в списке исполнителей тебя и подумал, что это прекрасный шанс наладить наши взаимоотношения. Работа в команде сближает, Лид.
- Я не собираюсь с тобой сближаться, Гордеев, - упрямо заявляю я.
- Хорошо, сближаться не будем, как скажешь, - слишком быстро и легко соглашается он, что кажется ещё более подозрительным, - но проверку проведёшь или сбежишь?
Вопросительно смотрит на меня, а я обречённо закусываю губу и иду к двери его офиса. Я буду максимально быстрой, Александр Павлович говорил, что компания небольшая, справлюсь.
Войдя в дверь, вижу просторный светлый кабинет с несколькими рабочими столами и закрытыми стеллажами, отделённую стеклянными перегородками зону переговорной, небольшую зону ожидания с диваном и парой кресел вокруг низкого столика, кулер, ещё одну дверь, скорее всего, ведущую в туалет и ни одного сотрудника, вообще никого.
- Рабочий день ещё не начался? – уточняю я и прохожу туда, куда мне показывает Гордеев.
- У меня круглосуточный рабочий день, сотрудники на удалёнке в разных часовых поясах. Здесь бывают всего несколько человек и крайне редко.
- А почему когда заказывал проверку, сказал, что места мало? Здесь весь наш отдел рассадить можно было, справились бы вместе за день, - бурчу я, садясь за стол и раскрывая папку с бланками для заполнения.
- Мне не нужен весь ваш отдел, и не нужна бешеная скорость, я хочу, чтобы ты в спокойном темпе перебирала отчётность и рассказывала мне про свою жизнь, - мечтательно произносит он. – А я буду поить тебя кофе, угощать конфетами и водить на обед в ресторан. Лид, я хочу нормальных отношений. Без вот этого злого взгляда, обиженно надутых губ, хотя последние в таком состоянии мне очень даже нравятся.
- Ты всё время на меня так смотреть будешь? – заполняю рабочие бланки, а Егор неотрывно за мной наблюдает. – Заняться нечем?
- На сегодня у меня запланировано всего два дела: одно из них я уже делаю, а второе будет чуть позже, - не меняя положения тела в кресле за столом напротив моего, отвечает Гордеев.
- Понятно, - фыркаю я, стараясь быстро и правильно всё записывать.
Лучше сделать сразу хорошо, чем потом переделывать, это я знаю точно, но пристальный взгляд мужчины, с которым у меня в далёком прошлом был роман, всё время сбивает. Я мысленно откатываюсь в прошлое, вспоминая хорошее и плохое. Я стараюсь возненавидеть этого красавчика, но память решает меня не щадить, подкидывая самые тёплые и нежные картинки.
- Лида, а расскажи мне, как ты жила эти годы? Чем занималась, как Машу растила? – он не думает, что этими вопросами может сделать мне больно, просто спрашивает, просто интересуется, словно встретил старую знакомую, которую давно не видел, и теперь ему интересно узнать о моей жизни.
- Егор, я работаю, - наскоро отмахиваюсь я от него, не желая начинать беседу на личные темы.
- Всё, раз это мешает нашей с тобой беседе, то заканчиваем работу и делаем перерыв на чай. В офисе же принято с утра чай пить с коллегами, сейчас я нам это устрою, - он поднимается со своего места и идёт к зоне отдыха, открывает шкаф, и я вижу там чайник, чашки и корзинку со сладостями, подготовился.
Я делаю вид, что не обращаю на него внимания, а он кипятит воду, заваривает в чашках ароматные пакетики, ставит всё на столик перед диваном и приглашает меня к столу.
- Егор, мне по уставу запрещено пить и есть в офисе у клиента, - качаю я головой, отказываясь покидать своё рабочее место.
- Почему? – удивляется он.
- Я же говорю, по уставу, - повторяю я, так же трудно работать в такой обстановке, это просто невозможно, мне приходится по два раза сверять то, что я посмотрела и записала, он постоянно меня отвлекает, я так медленно всё делаю, и ускориться не получается.
- А что будет, если ты сейчас попьёшь со мной чай?
- Меня уволят, - не раздумывая, отвечаю я.
- То есть ты, приехав в офис, сразу чистосердечно признаешься в нарушении устава, зная при этом, что за такие действия грозит увольнение. Так?
- Конечно не так, - хмыкаю я, - зачем мне самой на себя доносить?
- Вот и я не понимаю, если здесь ты одна, смотрящих за тобой нет, чего ты боишься? У меня, кстати, очень вкусные конфеты, настоящий бельгийский шоколад с марципаном, язык проглотишь от удовольствия. Давай, бросай бумажки, иди сюда, чай стынет.
- А вдруг ты специально это делаешь, чтобы на меня настучать? Может тебе хочется, чтобы меня уволили?
- Не говори ерунды, Лида, не вынуждай меня вставать и тащить тебя сюда насильно, - он улыбается мне самой обворожительной улыбкой.
- Ты не сможешь, - упрямо усмехаюсь я.
- Хочешь это проверить? – в его глазах появляются искорки азарта, и теперь я точно знаю, что если самовольно не сяду на диван, то он точно попытается меня туда принести.
Думаю, что крики «отпусти и поставь меня на место» не будут иметь никакой силы, а орать «помогите» в чужом офисе, вообще неудобно, придётся принять его условия игры.
Ладно, окончательно решаю я сама для себя, оттого, что я попью чай и съем пару конфет, мир не рухнет. Возможно, я даже успокоюсь и продолжу работу в нормальном режиме. Поднимаюсь со стула и направляюсь к столику с чашками.
Диван с обивкой из светло-бежевой экокожи упруго прогибается под моим весом и мне непрошено в голову лезут мысли о том, что будет, если Егор меня на него… Боже… Фу-фу-фу! Стараюсь скорее выбросить всё это из головы, но реакции организма слишком быстрые, чувствую жар в ладонях и учащённое сердцебиение.
Чтобы скрыть волнение, молча, беру чашку и делаю глоток. Чай горячий, терпкий, с нотками каких-то цветов или трав, не пойму даже чего, но очень вкусный. Егор разворачивает конфету и подносит её к моему лицу, желая покормить меня с руки. Я хмурю брови, отклоняюсь назад, ишь какой быстрый. Самостоятельно беру в руки сладкое из корзинки и шуршу фантиком, вот тебе, чтобы не думал, что я на все твои условия буду соглашаться.
Он забавно качает головой, обозначая, что совсем не удивлён такому моему поступку и съедает конфету сам. Шоколад поистине божественный, тёмный, горький и безумно нежный. А как он сочетается с белоснежным марципаном, не пересказать. Я жмурюсь от удовольствия и не спеша наслаждаюсь угощением.
- Бери ещё, - видимо мои ощущения от конфеты очень ярко написаны на лице, поэтому Егор сразу предлагает следующую.
- Спасибо, я откажусь, - отвечаю я, хотя отказываюсь я только из-за того, что он предложил.
Сидел бы молчал, я бы ещё пару штук точно проглотила.
- Лида, мне очень важно знать ответ на один вопрос, я тебе его задам, а ты, пожалуйста, не отвечай сразу, хорошо. Просто услышь меня и подумай, это не срочно, но важно, чтобы это была правда и от души, понимаешь? Я знаю, что ты очень добрая, я предполагаю, что ты ответишь, но я не могу знать на сто процентов.
- Ты меня пугаешь, - реально настораживаюсь я. – Когда так поворачивают вопрос, это значит лишь одно – хотят услышать лишь один ответ, а другие не подходят, у тебя из этой оперы?
Егор тяжело вздыхает.
Минуту мы пьём чай в полной тишине, я жду, что же он мне скажет, но он словно раздумывает: делать это или нет.
В моём кармане вибрирует мобильник, звонит Юля. Быстро отставив чашку, я пересаживаюсь за рабочее место, открываю папки и отвечаю на видеозвонок. Начальник нашего подразделения задаёт мне ряд вопросом, уточняет на каком я этапе, даёт распоряжения по обязательному плану работы и отключается.
- Как чувствует, - бурчу я, откидываясь на спинку офисного кресла.
- Ты не вернёшься сюда? – спрашивает Гордеев, указывая рукой на стол.
- Нет, - категорично отвечаю я. – Всё, поиграли в гостеприимство и хватит. За сладости спасибо, было очень вкусно.
Он смотрит на меня, и я улавливаю в его глазах мимолётную грусть, которую он быстро смаргивает и прячет за вежливой улыбкой.
- Ты какую еду предпочитаешь? Европейскую, азиатскую, кавказскую, или может нашу, русскую? – интересуется он.
- Это тот вопрос, на который я должна тебе ответить от души? – спрашиваю я.
- Ну, на это соврать было бы, по крайней мере, глупо. В обеденный перерыв мы пойдём с тобой покушать, представь, что будет, если ты выберешь нелюбимую кухню, - ловко изворачивается он, конечно, он хотел спросить не это.
- Мне всё равно, - я уже не спорю, что никуда не пойду, пытаюсь вспомнить отличия этих кухонь, грустно осознаю, что в последние годы я нигде кроме пиццерии и кафе с детской зоной не была, разгуливать по ресторанам было некогда, не с кем, да и откровенно не на что. – Что здесь самое близкое?
- Самая близкая у нас столовая для сотрудников на втором этаже здания, - усмехается он, и я тут же хватаюсь за эту мысль.
- Вот туда и пойдём.
А что – время на дорогу не тратить, ожидания блюд нет, спустимся, перекусим и опять работать. Судя по тому, что я уже написала, у меня складывается впечатление, что дела в его фирме настолько прозрачны, что за показателями ничего, кроме работы не кроется. Я только начала, выводы делать рано, но интуиция подсказывает, что справлюсь быстрее, чем думала сначала.
- Нет, ну Лид, какая столовая? Я же пошутил. Там вечно народу полный зал, даже не поговорить, уж лучше сюда, прямо в офис заказать, и то спокойнее будет.
Ага, Гордеев, люди тебе не нравятся, хочешь наедине, фигушки.
- Я пойду в столовую, перерыв с 14 до 14:40, если хочешь со мной – присоединяйся, - быстро обозначаю я свою позицию, тут же отписываясь Юле о времени, когда мне ставить обед.
- Столовая, так столовая, - бурчит он и начинает расхаживать по кабинету вперёд-назад.
Я, радуясь тому, что отстояла свою позицию, снова погружаюсь в цифры, нужно просто писать, сверять и не отвлекаться, но как не отвлекаться, если он ходит и неотрывно смотрит.
- Егор, сядь, пожалуйста, - не выдерживаю я его мельтешения, и этот упрямец, повинуется мгновенно, но усаживается на стул, стоящий рядом с моим столом, вот же…
- Знаешь, я что подумал? – я молчу, и он, видимо воспринимая моё молчание за согласие, продолжает. – Наверное, будет правильным нам с Машей до зоопарка познакомиться. Как тебе мысль?
- Мне не нравится, - коротко отвечаю я.
- Почему?
Он точно не даст мне покоя, сегодня же пожалуюсь шефу. Пусть задержусь на работе, но постараюсь донести до Палыча свою мысль. Попрошу слёзно. Пусть кого-нибудь другого отправят, соглашусь лучше на другой выезд, но вот эти вопросики от Гордеева терпеть не буду.
- Почему, Лида? – задаёт он повторно свой вопрос и протягивает свою руку к моей, придерживающей листы раскрытой папки.
- Не трогай меня, - предупредительно произношу я.
- А иначе что? – улыбается он, захватывая мою кисть и успевая сжать пальцы, до того, как я выдёргиваю свою руку.
- Я позвоню руководителю и скажу, что ты меня домогаешься.
- Боже упаси, Лида, какое домогательство. Я просто разговариваю с тобой. Ничего больше.
- Со мной не надо разговаривать, я вообще не должна с тобой разговаривать, я должна работать, понимаешь? Какой отчёт я покажу сегодня начальнику? Вот свалился мне на голову, подставляешь меня, уже чуть не уволили, на карандаш взяли, а теперь точно отправят на биржу труда, - с обидой выговариваю я ему накопившееся.
- Обещаю, что если такое случится, я тут же предоставлю тебе рабочее место с любой зарплатой, - с довольной улыбкой на лице успокаивает меня Егор.
- Но я не хочу работать у тебя, у меня уже есть работа, она вполне меня устраивает, а ты… - вскакиваю со стула и, чтобы показать серьёзность моих слов, громко хлопаю папкой по поверхности стола и гневно сверлю его взглядом.
- Мне нравится, как ты злишься, - он тоже поднимается со стула, глядя мне прямо в глаза, что не вызывает у меня только дрожь в коленях. – Помнишь, в общаге ты готовилась к экзамену? А я пришёл. Ты меня так же прогоняла, кричала, что я тебе мешаю, чем закончилось?
Память вихрем возвращает меня на шесть лет назад, опуская на студенческую койку в комнате. Соседка тогда уехала на несколько дней к родителям, я жила одна и старалась всё свободное время посвящать учёбе. А он был настырный, вообще берегов не видел, плюс кровь горячая, юные, влюблённые… Экзамен я сдала, балл был ниже, чем я хотела, но сдала. А вот то, что было до экзамена, отзывается во мне дрожью и волной обжигающего щёки жара.
- Лида, я бы с таким удовольствием всё повторил, я хочу повторить, Лид. Никогда не забуду, как ты меня лупила своими ладошками по груди, строила из себя нудную заучку, и одновременно излучала такую бешеную страсть. Ты же не забыла наше время? Не поверю, если скажешь, что забыла.
Он медленно обходит мой стол и приближается ко мне.
- Даже не думай этого делать, - я прячусь за офисным креслом, выставляя его перед собой, но в глазах Егора вспыхивает знакомое мне упрямство. – Гордеев, успокойся, мы уже давно не студенты и не влюблённые.
Хорошо, что моя защита на колёсиках, и я могу свободно вертеть его, выставляя между собой и этим возбудившимся самцом.
- Не студенты да, но насчёт второго я бы поспорил. Лида, я же чувствую, что ты до сих пор ко мне не равнодушна, ну признайся, я ещё тогда в подъезде это понял. Тебя же тоже ко мне тянет. Ты даже замуж не вышла, хотя могла. Ты до сих пор меня любишь, признайся.
- Самонадеянный индюк! Чувств у меня к тебе нет, и уж тем более я тебя не люблю до сих пор, - начинаю я злиться сильнее. – То, что ты там себе напридумывал, это твоё, меня к этому не приписывай. А если ты сейчас же не успокоишься, я наберу видеозвонок начальнику, и у меня будет прямое доказательство, чтобы внести твою компанию в «черный список клиентов», - я хватаю телефон со стола, провожу пальцем по экрану, чтобы его разблокировать, но он Гордеев ловко выхватывает у меня гаджет и прячет за своей спиной.
С психом толкаю в него стул и уверенным шагом иду к двери.
- Лида, стой, я же пошутил, кончай дуться. Ну, помнишь, как мы раньше смеялись вместе, тебе же нравилось, ты такая весёлая была, заводная, лёгкая. Что случилось с той девчонкой? Куда она подевалась?
Я берусь за ручку двери, нажимая её и отпирая защёлку.
- Ладно, всё, я сдаюсь. Твоя взяла. Телефон кладу на стол и больше не мешаю.
Я оборачиваюсь, чтобы проверить, не бравада ли это и наблюдаю за тем, как Егор возвращает мой телефон на место и отходит за другой стол. Слава небесам, дошло.
Возвращаюсь к своим папкам и работаю, не поднимая головы, пока на телефоне не загорается 14:00.
- В столовую пойдём, или передумала? – он спрашивает без контекста, заглядывает мне в глаза и ждёт ответа.
- В столовую, - я стараюсь держаться холодно, но чувствую, что даже если мне удастся обмануть его, то себя я никак не обдурю.
В лифте молчим, в столовую заходим вместе, но ведём себя, как малознакомые люди. Я беру небольшую порцию еды, напиток и иду к столику, вскоре и он присоединяется ко мне.
- Так и будешь молчать? - он отправляет в рот кусок котлеты и просто смотрит.
Сейчас мне кажется, он действительно понял, что взять меня нахрапом ему не удастся, поэтому успокоился и изучает расстановку дел.
- Нам не о чем с тобой говорить, - сухо отрезаю я, стараясь не поднимать голову и не смотреть на него.
- Хорошо, говорить не о чем, а если я буду задавать тебе вопросы, ты ответишь?
- Смотря, каким будет вопрос, - неопределённо отвечаю я.
- Окей, я понял, тогда начну с простого, а то сидим, словно чужие друг другу. Лид, скажи, ты любишь свою дочь?
- Идиотский вопрос, конечно люблю.
- А когда ты только узнала, что у тебя будет ребёнок, ты что почувствовала?
- Отстань, на такие вопросы я отвечать не буду, - категорично заявляю я.
- Нет, ты меня не поняла, я сейчас никуда не клоню, если ты этого боишься. Я просто спрашиваю, мне интересно, я же пропустил эту часть твоей жизни, вот, пытаюсь восстановить.
- Зачем? – мне кажется, что глаза начинает пощипывать от подбирающихся к векам слёз.
Я на мгновение замираю, возвращаясь в памяти в тот день. Что я почувствовала? Радость я почувствовала. Домой летела на крыльях счастья, хотела поделиться новостью, думала, сейчас вокруг всё радужным светом заискрится, все будут поздравлять, потом сообщу ему, и он тоже будет на седьмом небе. Вышло не совсем так, вернее совсем не так. Радуга и седьмое небо рухнули в грязь, а я получила конверт с деньгами на убийство.
- Я хочу тебя понять, - отвечает он на мой короткий вопрос.
- Зачем? – снова повторяю я, пытаясь докопаться до сути.
- Мне это интересно, я сейчас нейтрален, не встаю ни на какую сторону, просто хочу понять.
Хмыкаю, хочет меня развести, нейтрален он, если бы был нейтрален, не задавал бы такие вопросы.
- Тогда встречный вопрос, что бы ты почувствовал, если бы тебе сказали – убей своего ребёнка? Ответишь ты, тогда отвечу и я, - ставлю я простое и понятное условие.
Он грустно улыбается.
- Ты изменилась.
Надо же, заметил, обалдеть! Это же так странно. Прошло шесть лет, я прожила столько всего разного, и он думал, что я по-прежнему буду заглядывать ему в рот и смеяться над идиотскими шутками?
- Не ответишь на вопрос? – прижимаю я его к стенке, чтобы не думал, что всё так просто.
- Почему же, отвечу. Если бы мне такое предложили, я бы сначала вырубил бы того, кто сделал это предложение, а потом бы морально уничтожил.
- А если бы это была твоя мама?
- Моя мама бы мне такое не предложила, - уверенно отвечает он.
- Но она предложила мне…
- В этом и отличие. Она предложила тебе, потому что знала, что ты не будешь бороться, она чувствовала твою слабость.
- Ты её сейчас защищаешь? – мои глаза наливаются злобой.
- Нисколько, я просто констатирую факт. Она поступала так, как считала нужным и возможным, я к её поступку никакого отношения не имею.
- То есть, ты в принципе не осуждаешь её?
- Лида, не передёргивай мои слова. Моя мать, конечно же, поступила аморально, но я тут не причём. Я вообще ничего не знал. И заметь, я хотел узнать, но ты всячески от меня скрывалась. Зачем ты это делала? Почему не захотела сказать мне об этом тогда? Из-за поступка моей матери, ты полностью потеряла доверие ко мне? Ты считаешь, что это правильное решение? Ты убежала, ничего не объяснила, спряталась. Думаешь, мне было приятно?
- А я и не хотела, чтобы тебе было приятно, - отбиваю я его атаку.
- Это я понял, но всё же, не считаешь ли ты, что пора положить конец застарелым обидам и перейти к нормальным отношениям? – его карие глаза сейчас просверлят во мне дыру.
- Для меня это не просто застарелые обиды, это дело принципа, - упрямо говорю я.
- Из-за твоих принципов страдает ни в чём неповинный ребёнок.
- Пошёл ты, - не нахожу ничего другого, что бы бросить ему в противовес. – Я Машу сама подняла и воспитала, она не страдает, и не страдала, у нас всё нормально, в жалости и милостыне не нуждаемся.
- Маша ждёт своего папу, считаешь это не повод для детских страданий?
- Но допустить того, чтобы Маша встретилась со своей бабушкой-убийцей, я не могу. Всё! Точка. Поговорили, - я не хотела этого говорить, вырвалось, на лице Егора отразилась кривая полуулыбка.
- Она всё равно с ней уже не встретится. И не поговорит. Мама умерла два года назад от рака, врачи сказали, что она даже не боролась, на химиотерапию не соглашалась, процедуры игнорировала. Считала, что всем воздаётся по поступкам. Вот так.
На какое-то время между нами устанавливается напряжённая тишина. Понимая, что я вела себя очень грубо, я шепчу «прости», хотя по сути прощения мне просить особо не за что.
Сразу в голову лезет «о мертвых либо хорошо, либо ничего», думаю о походе в церковь, я даже предположить не могла, что такое произойдёт. Нет, я понимаю, что это жизнь и она не вечная, но его мама была достаточно молодой и крепкой женщиной. Что её так подкосило? Неужели действительно карма?
Становится стыдно и неудобно. Я столько лет думала о ней в таком ключе, а её уже не было в живых. Нет, всё-таки в церковь сходить надо, в первую очередь для своего спокойствия.
- Ты не виновата, - легко прощает он меня, но моему внутреннему чувству вины этого недостаточно.
Я опускаю глаза в стол, медленно переваривая информацию, которая неслабо пошатнула почву под ногами. Пытаюсь понять свои эмоции, но не понимаю. Мне больше не нужно её ненавидеть, а ведь именно это меня поддерживало все эти годы. Я думала о том, что когда-нибудь, женщина, увидевшая во мне обузу и выставившая за дверь своего дома, поймёт, что я не такая, раскается и…
На что я надеялась дальше, я не помню. Вернее помню, но мне так стыдно за эти мысли. Они такие ничтожные, такие малодушные, поэтому я всегда старалась поскорее выкинуть их из головы, но они приходили снова и снова. Я плохая? Наверное, да. Очень плохая. Хорошие люди не думают так, как я, не греют внутри план мести, не хранят обиду и не мечтают доказать всем, что они лучше, чем кажутся.
Теперь доказывать некому. Её нет, а на месте, которое занимала она в моей душе, образовалась чёрная дыра, которая словно укоряет меня, не отпуская и вызывая чувство вины.
- Лида, у тебя всё в порядке, - Егор тихонько трогает меня за руку, и я от неожиданности вздрагиваю. – Ты здесь?
Он проводит ладонью перед моими глазами и смотрит за реакцией. Поднимаю на него пустой взгляд, и пытаюсь вернуться в реальный мир из своих глубоких размышлений и самобичевания. Вот чего я точно не ожидала, что всё будет так. Я возвела себя в герои, стараясь в одиночестве вытянуть дочь, а главный мой враг и обидчик в это время мучился от боли и умирал. Блин.
- Мне не очень хорошо, - отодвигаю я от себя недоеденный обед, еда уже совершенно не лезет в рот.
- У нас ещё почти полчаса, может, прогуляемся, здесь рядом небольшой сквер, погода хорошая, - Егор тоже отодвигает тарелку и смотрит на меня, пытаясь понять, что со мной происходит.
- Я сама, - встаю я из-за стола и несу поднос со своими тарелками на мойку.
Больше всего я боюсь того, что он сейчас начнёт спорить и давить на меня, но он этого не делает, хотя повторяет мои действия и тихо идёт сзади.
- Егор, я хочу побыть одна, - оборачиваюсь я на него возле лифта, и он поднимает ладони в жесте «сдаюсь», а потом проводит двумя пальцами по губам, словно запирая молнию на своём рте, но не отстаёт.
Едем вниз, выходя из офисного здания, он направляет меня в сторону сквера, не произнося ни слова. Да так лучше. Мне нужно самой это переварить, без лишних комментариев. Медленно иду по брусчатой дорожке, приводя свои мысли в порядок.
- Она рассказывала тебе о нас перед смертью? – неожиданно даже для самой себя оборачиваюсь я на Гордеева.
- Нет, - коротко отвечает он.
- Ты мне не веришь? Не веришь в то, что я тебе рассказала? – почему-то мне очень важно, чтобы он верил, и, получая утвердительный кивок, я с облегчением выдыхаю.
- Лида, я прекрасно знаю свою мать, и верю в то, что она сделала именно так, как ты рассказываешь. Но это уже в прошлом, и изменить ничего нельзя. Но есть и хорошая новость, - он смотрит на меня внимательно, чуть наклонив голову набок и ожидая, заинтересуюсь ли я его мыслью или отмахнусь.
- Какая? – коротко спрашиваю я.
- Можно начать всё сначала, - так же кратко отвечает он.
- Зачем? – не понимаю я его упрямого стремления.
- Судьба даёт нам второй шанс, грех им не воспользоваться, как считаешь?
Отворачиваюсь, иду дальше, нервно перебираю пальцы, хмурюсь, тру лоб и поправляю волосы, которые треплет осенним ветерком. Сначала? С какого начала? Ерунда какая-то…
Пытаюсь убедить себя в тщетности всех этих намерений, но сердце бьётся совсем не так, как раньше. Нет, Лида. Нельзя. Нельзя так быстро. Вы столько лет не виделись, а тут он объявился, и ты уже трепещешь?
Закусываю губу, шмыгаю носом, упрямо моргаю, пытаясь отогнать влагу с век. Солнце так ярко светит в глаза, жмурюсь, подставляя лицо его лучам, но шаг не останавливаю. Мне нужно время. Мне просто нужно время. Я успокоюсь. И из состояния спокойствия я дам ему ответ, вряд ли он будет таким, как он ожидает, но…
Совсем не смотрю под ноги, доверчиво думая о ровном покрытии. Но каблук моей туфли проваливается в щель между брусками, застревает там, и я невольно теряю равновесие, сильно отклоняясь назад и взмахивая руками, пытаясь вернуть тело в устойчивое положение.
- Поймал, - Гордеев обхватывает меня сзади, создавая крепкую опору.
Божечки, только не это.
- Отпусти, я уже не падаю, - решительно отказываюсь я от его помощи, как только вытаскиваю застрявший каблук, а у самой внутри такая битва происходит.
Что со мной? Я такого уже тысячу лет не испытывала, а он всего лишь поддержал меня за талию. Господи, помоги мне справиться с этим бешеным ритмом. Зачем мне это? Второй раз в одну воду не входят. Априори ничего хорошего не получится. Мы разочаруемся друг в друге.
Тогда мы были горячими молодыми студентами, а сейчас у каждого по возу опыта и собственных жизненных установок за плечами. Нет. Нельзя. Лида, даже не думай о восстановлении отношений. Жизнь не учит два раза, второй раз обычно больнее, если с первого не понял.
Гордеев отводит свои руки, удостоверившись в том, что я стою ровно, и мне становится безумно холодно. Внутренняя дрожь покрывает всё тело мурашками, ненавижу своё тело за такие реакции. Низ живота наполняется теплом. К чёрту этих бабочек! Нужно срочно чем-то отвлечься, смотрю на часы – 14:30, пора возвращаться в офис.
- Лида очень приятная девочка, такая лёгкая и мягкая, я уже и забыл как это, её обнимать. Офигенное ощущение. Интересно, она помнит свои длинные носки с помпонами?
Он снова мешает мне работать, как только мы возвращаемся в офис, но делает это не прямо и навязчиво, а словно говоря с кем-то другим и сидя от меня на достаточно большом расстоянии.
Манипулятор чёртов! Вместо цифр вспоминаю свои любимые шерстяные, жаккардовые, специально мне связанные мамой носки чуть выше колен с пушистыми помпонами на резинке. Они были супер уютными и грели меня в общаге, напоминая о любимой мамочке. А он всегда ржал надо мной, называя клоунессой, обещая согреть мои пяточки лучше всякой шерсти и получая от меня неизменный отказ.
Он долго меня добивался. Иногда мне казалось, что я перегибаю, и сейчас он сдастся, но этого не происходило. Я мурыжила его весь четвёртый курс, а на пятом не выдержала сама и сдалась.
- Ты тоже их помнишь? – вздрагиваю от неожиданности и замечаю на себе его пристальный тёплый взгляд. – Только не говори, что нет. Ты только что улыбалась именно той улыбкой. Помнишь, как я стягивал их с твоих коленок?
Нет, это невозможно. Он не перестанет ко мне подбивать клинья. Если я хочу отпугнуть его, то это должно быть чем-то очень весомым. Отказ от работы здесь не исправит ситуацию, он будет преследовать меня возле дома, по дороге, а в субботу мы вместе идём в зоопарк. Чем я думала, когда соглашалась?
Нужно срочно придумать отмазку. А может просто тупо взять и уехать с Машкой на другую сторону Москвы? Не будет же он меня по всему городу искать. Телефон отключу, бабу Шуру предупрежу.
С облегчением выдыхаю, чувствую в себе укол совести, но с другой стороны: я же ничего ему не должна. А он в своё время тоже мне много чего обещал, любовь вечную обещал, всегда рядом быть обещал, а сам...
- Молчишь? Делаешь вид, что работаешь? Лид, я же вижу, что ты тоже не о работе думаешь, у тебя совсем другое выражение лица. Месть планируешь?
- Гордеев, не мешай, - отмахиваюсь я и вижу нарисованный в папке с отчётом жирный кружок, бездумно начеркала, ищу глазами штрих и замечаю его на соседнем столе. – А есть рабочий?
Долго трясу его, пытаясь реанимировать, но он безнадёжно засох.
- Сейчас, - Егор встаёт со своего места, идёт к шкафу, копается там и приносит мне новый. – Держи.
Протягивает, но не отпускает, крепко держа пальцами. Я тяну, злюсь, мы не в универе, мы уже взрослые, что за шуточки.
- Лида, - он опускает локти на мой стол и приземляет на сложенные в замок пальцы свой подбородок. – Помнишь каток центре перед Новым годом? Был мороз, ты падала, а я тебя успевал подхватывать, помнишь?
- Я была всего второй раз на коньках, а ты заставлял меня разгоняться без борта, - не надо было отвечать, надо было игнорировать, он специально меня на разговор разводит.
- Знаешь, зачем я это делал?
- Конечно, знаю, хотел надо мной посмеяться и показать, что в этом ты точно лучше, - обиженно произношу я, он всегда старался быть на шаг впереди.
- Не угадала, даю тебе вторую попытку, - улыбается он, глаза так близко, я вижу его губы, мягкую кожу, вспоминаю, как прикасалась к ним, рука непроизвольно начинает движение по столу в его сторону, но я быстро беру себя в руки.
- Гордеев, мне не нужна вторая попытка, я вообще не для этого здесь, отойди от моего стола, - на всякий случай отодвигаюсь чуть назад, но он не слышит или делает вид, что не слышит мои слова.
- Там, на льду, ты разрешала себя ловить. Это был единственный легальный способ обнимать тебя, я им пользовался.
- То есть, ты сознательно тащил меня в центр катка, желая, чтобы я упала?
- Желая поймать тебя и прижать к себе. Ты была такая колючка. Почему ты так долго меня не подпускала? Ведь я тебе нравился, я и сейчас тебе нравлюсь. Может это особенность твоего характера? Если так, то хорошо, условия игры принимаются, буду снова долго и упорно добиваться. Ты хочешь этого? – накрывает мою руку своей ладонью и крепко прижимает к столу без возможности вытянуть. – Хочешь?
- Ничего я не хочу! – я чувствую, как мои щёки полыхают от жара, ну почему есть люди, которые легко скрывают свои эмоции за равнодушным видом, с моего лица, похоже, можно читать всё.
- Хочешь, - уверенно произносит он и отпускает мою руку. – Хочешь Лида, только ты это даже сама от себя стараешься скрыть. Не понимаю только, зачем?
Отходит, и сразу становится холоднее. Я ничего не отвечаю.
«Нельзя быть доступной», - всплывают в голове слова моей мамы. - «Девочка должна быть загадкой, которую хочется разгадать, легко читаются только особы лёгкого поведения. И с такими особами мальчики долго не дружат, замуж берут только хороших девочек».
Я хорошая девочка? Хорошая ли? Хорошие не занимаются любовью до брака и тем более не рожают ребёнка без отца. Я просто плохая. Не формат. Колючка, которая один раз обожглась, подпустив ближе, и совсем не хочет повторения. Я не смогу ему снова поверить. Лучше даже не пытаться.
- Когда я тебя сегодня поймал, как в прошлое окунулся, жаль, что ты больше не пойдёшь со мной на лёд. Так приятно держать тебя в руках, - мечтательно произносит он, а я недовольно хмыкаю, замазывая белой жидкостью испорченный бланк.
Ага, разбежался.
После долгого и напряжённого рабочего дня в его офисе, Егор везёт меня обратно, но к моему удивлению не в офис, а к крыльцу детского садика Машки. Уже узнал, куда она оформлена. Интересно, что он ещё обо мне знает?
- Можно я потом подвезу вас до дома? – поймав мой удивлённый взгляд, спрашивает спокойным голосом.
- Здесь недалеко, мы сами дойдём, спасибо, - вежливо благодарю я, вылезая с заднего сиденья его автомобиля.
- Мы могли бы заехать куда-нибудь и все вместе поужинать, - продолжает он свои попытки раскрутить меня на дальнейшее общение.
- Не сегодня, Егор, пока, - я захлопываю дверь и смотрю, как он медленно отъезжает с парковки.
Фух, слава богам, сегодняшний день закончился, можно выдохнуть. Привычно проскальзываю в калитку детского учреждения, поднимаюсь в группу, ловлю в крепкие объятия свою соскучившуюся дочь, и помогаю ей собраться.
Маруська за время спуска со второго на первый этаж успевает пересказать мне весь свой детсадовский день, ещё переспрашивая, что я думаю по поводу тех или иных её действий. Мы выходим из здания, по тропинке подходим к выходу, а за калиткой нас ждёт Гордеев.
- Привет! – улыбается он Маше, и она с интересом разглядывает его. – Забыл тебе отдать то, что хотел, держи.
Он протягивает мне пакет, в котором лежит непочатая коробка с марципановыми конфетами, которыми я наслаждалась днём у него в офисе.
- А что там? – маленький любопытный носик вперёд меня опускается в раскрытую сумку. – Я тоже такое хочу!
Она поднимает на меня свой хитрый взгляд, а я с лёгкой улыбкой щелкаю её по носу.
- Машуль, ты такое не любишь, они горькие и тебе не понравятся. Не стоило, конечно, но спасибо, - это я уже говорю Гордееву, а моя малышка надувает губки и хмурит свой маленький лобик, выказывая своё недовольство.
- Держи, Маша, ты, наверное, такое любишь, - Егор, не спрашивая у меня разрешения, протягивает дочери большую шоколадку с известным всем детям дизайном.
В её глазах замирает восхищение, но зная наши уроки поведения с чужими людьми, она смотрит и ждёт моего разрешения. Киваю. Дочка хватает из рук Егора сладость и вежливо говорит «спасибо».
- Маш, а ты любишь мороженое?
Егор! Что ты делаешь? Остановись!
Сверлю его недовольным взглядом, но он, не обращая на меня внимания, садится возле дочки на корточки и заглядывает ей в глаза.
- Да, очень люблю, - не стесняясь своих эмоций, Маша облизывает губы, трёт себя по животику и картинно закатывает глаза
- А какое ты любишь? Наверное, клубничное или шоколадное? – пытается угадать он, а я беру маленькую ручку Маши в свою ладонь и делаю шаг в сторону, намереваясь прекратить этот разговор.
- Я белое люблю, с заливкой и разноцветными бусинками, - смело признаётся ребёнок, упрямясь и не желая заканчивать своё общение с этим щедрым дядей.
- Я такое даже не видел никогда, покажешь мне?
Расстроенный взгляд дочери впивается в мои глаза, она понимает, что я тяну её домой, но предвкушение порции мороженого не даёт ей покоя.
- Мама не разрешит, - со вздохом говорит она, как делает всякий раз, чтобы добиться от меня желаемого.
Её смирный послушный вид, и глаза наполненные великой скорбью по несбывшимся надеждам, вызывают во мне ощущение, что я мать-мегера, которая не позволяет своему ребёнку даже небольшие и совершенно безобидные радости жизни.
- А мы маму хорошенечко попросим, и она не сможет нам отказать, давай!
Ну вот, теперь они двое против меня. Плохо я с Машкой беседы о незнакомцах проводила, вон как она на него отреагировала: шоколадку схватила, глаза блестят.
- Мамулечка, ну пожалуйста! – тянет дочь, и Егор подыгрывает ей, тоже растягивая на детский манер волшебное слово.
И что я сейчас должна сделать? Молчу. В глазах разочарование и полное бессилие, если ещё на Егора я могу злиться, но Машку люблю больше всех на свете.
- Дочь, давай договоримся: мы обязательно купим мороженое, но в другой день, не сегодня, - ласковым тоном я склонить Машку на свою сторону, но она включает тяжёлую артиллерию, после которой я не могу не сдаться, ненавижу её слёзы.
- Ты всегда так говоришь, а потом забываешь и не делаешь. Мамочка, ну почему нельзя сейчас?
Две пары глаз, два упрямых похожих друг на друга подбородка, две пары нахмуренных бровей. Похожи. Очень похожи. Особенно когда злятся, прямо одно лицо.
- Ладно, - сдаюсь я, признавая справедливое обвинение дочери, я действительно делала так, откладывала её неудобные просьбы на потом, а позже делала вид, что забыла, а она помнила, фиговая я всё-таки мама.
Вместе грузимся в машину к Гордееву и едем туда, куда он везёт. Я уже не спрашиваю, понимаю, что даже если я буду против, всё равно он сделает так, как задумал.
В кафе Машка заказывает свой любимый ванильный пломбир, политый разными топпингами и засыпанный кучей кондитерского бисера разных форм и расцветок. Егор просит сделать ему такое же, а я выбираю шоколадное с шоколадом.
Сначала наш разговор крутится вокруг этих замороженных башен из шариков с фейерверком вкусов, я наблюдаю, как Гордеев упрямо давится хрустящими на зубах бусинами и нахваливает Машкин выбор, не забывая при этом радостно улыбаться.
Мой ребёнок уже полностью расслабился, она поняла, что Егора не нужно стесняться и перешла ко второй своей линии поведения. Теперь я отошла в тень, и под обстрел неудобными вопросами попал Гордеев.
- А ты мамин друг? – в лоб спрашивает она его, и Егор утвердительно кивает головой. – А почему ты раньше не приходил к нам?
- Я был далеко отсюда, - отвечает ей Гордеев, и я замечаю взгляд дочери, направленный на него и ожидающий подробного рассказа.
- А где ты был? Далеко – это в другом городе? Или на другой планете?
Ну что, Гордеев, хотел общения – общайся. Мне немного смешно, потому что я знаю, как может она достать своими вопросами, но это уже его проблемы.
- Я был в другой стране. Я там жил и работал.
До дома едем молча, Машка после кафе какая-то задумчивая, отвернувшись от мня, смотрит в окно, удобно устроившись на новеньком детском автокресле. Замечаю про себя, что Егор не так и плох, раз позаботился о безопасности ребёнка и оборудовал свой автомобиль в соответствии с правилами. Может не стоит так резко реагировать. Он ничего ужасного не делает, в лоб не бьёт, спрашивает осторожно, не спорит, не берёт нахрапом.
Выходя из машины, произношу тихое «пока», а он помогает расстегнуть ремни Машке и снимает её с кресла на тротуар. Дочь заливисто смеётся, потому что перед тем, как поставить на землю, он её высоко поднимает на руках, и только потом опускает.
- Пока, красавица! Надеюсь, скоро увидимся, - подмигивает он ей и жмёт маленькую детскую ручку.
Ловлю горящие глаза дочери и понимаю, что своим неумением отказывать ребёнку, запустила неотвратимую цепь событий, и вылезти теперь из этого будет непросто.
Гордеев предлагает помочь донести сумку до квартиры, я отрицательно качаю головой, подхватываю ручку Машки и тяну её к подъезду.
- Мне понравился твой друг, - признаётся мне она, когда мы поднимаемся вверх по лестнице. – А он теперь часто будет к нам приезжать?
- Не знаю, - уклончиво отвечаю я, на самом деле не зная, что ей сейчас ответить.
- Я бы хотела, чтобы часто, - мечтательно произносит она. – Он хороший, весёлый.
- Посмотрим, - я просто оттягиваю время, но она не успокаивается.
- А как думаешь, я ему понравилась?
Боже, что за вопрос? Как на него ответить? И самое главное – почему она это спрашивает? Идёт своими маленькими ножками по ступеням и думает про Егора. Не про свои игрушки, не про садик и тамошних ребятишек, а про этого мужчину, который вдруг решился ворваться в нашу жизнь и занять в ней своё место.
- Я бы хотела понравиться, мам, я себя нормально в кафе вела? Как думаешь?
- Нормально, - отмахиваюсь я, доставая из кармана ключи от квартиры и отпирая дверь.
- Значит понравилась. Он же не зря меня красавицей назвал. У нас в садике так Милу папа постоянно называет, когда за ней приходит. Я бы тоже так хотела, - с завистью в голосе озвучивает она своё желание.
- Хочешь, я тебя буду так называть?
Мы заходим в прихожую и раздеваемся, одновременно здороваясь с вышедшей нам на встречу бабой Шурой.
- Нет, если ты будешь называть, то это не то, - качает дочка головой.
- Почему? – интересуюсь я.
- Так должен папа называть, для пап всегда их дочки – красавицы, а ты мама, я для тебя умница, - выдаёт мне дочь такое, о чём я даже не догадывалась.
Интересная градация, неужели их в саду этому учат.
- Но ты же говоришь, что только Милу её папа так называет, - возражаю я.
- Потому что в садик только за ней папа всегда приходит, за остальными мамы и бабушки, - больше она не хочет мне ничего объяснять, повесив куртку на крючок, а ботинки на обувную полку, Машка бежит мыть руки и обниматься с бабулей.
- Что-то вы сегодня долго, - хитро смотрит на меня старушка, после того, как ребёнок удаляется играть в игрушки, а мы остаёмся вдвоём на кухне.
- В кафе ездили, мороженое ели, - просто отвечаю я, ставя на газ кастрюлю с водой, нужно ужин приготовить.
- Одни?
- Баб Шур, ну хватит, - пресекаю я дальнейшие расспросы.
Итак, настроения нет, если я ещё сейчас всё пересказывать начну, то вконец расстроюсь.
Бабуля у нас тактичная, видит, что я не готова рассказывать и не спрашивает дальше. Спасибо на этом.
Дальше домашние дела: ужин, посуда, поиграть с дочкой. Выходить гулять мы уже не стали, хотя звонила Аня и звала нас на площадку. Маша показалась мне вялой, я несколько раз переспрашивала её о самочувствии, но она отвечала, что всё нормально.
А ночью пришлось вызывать ей скорую. Температура взлетела к сорока и никак не хотела сбиваться обычными жаропонижающими. Машка металась по подушке в полузабытье и бредила. Я меняла влажные салфетки на её горячем лбу и молилась, чтобы это скорее закончилось.
Врачи приехали достаточно быстро, осмотр ребёнка выявил красное горло и подозрение на ангину. Дыхание было в норме, Маше сделали укол и посоветовали утром вызвать участкового врача. Я проводила бригаду скорой помощи, поблагодарив за заботу, молодой врач был очень аккуратным и бережным по отношению к моей малышке. Осматривал быстро, но внимательно, конечно Маше это не нравилось, но зато жаропонижающий укол дал ей спокойно уснуть.
Утро я начала с измерения температуры, и с ужасом обнаружила снова 38,9.
- Александр Павлович, доброе утро. Извините, что звоню так рано, но я предупредить, что беру больничный: ребёнок заболел, - начинаю объяснять я, но шеф перебивает меня нетерпящим возражений голосом.
- Синицына, какой больничный? Ты итак на карандаше, вылететь хочешь? Найди срочно няню, бабушку, да кого угодно и дуй на проверку, ты закреплена, и подменить тебя некем!
От такого наезда я даже дар речи потеряла, похоже, я попала в очень неподходящий момент, обычно шеф так не орал в трубку. Он был сдержанным, принимал информацию к сведению и перенаправлял к Юле, но сегодня явно что-то было не так.
- Мне Юле отзваниваться? – тихо уточняю я, игнорируя его тираду насчёт няни для ребёнка.
- Нет, - рявкает он в трубку. – Если возьмёшь больничный и подставишь меня, вылетишь сразу же после его окончания, я не шучу.
Он отрубает вызов, а я крепко зависаю, не понимая, что же там произошло. Это просто больничный. С любым может случиться, почему сразу так?
Звоню на всякий случай Юле, она не берёт трубку. После нескольких неотвеченных звонков, мне приходит от неё смс: «Звони в отдел кадров», в конце приписан номер телефона.
Да и фиг с вами, рисковать здоровьем своей девочки ради работы точно не буду. Достаю из папки с документами медицинский полис Машки и вызываю участкового врача на дом. Теперь только ждать.
Утро бешеное. Беготня с влажными платочками, попытки напоить ребёнка тёплым, чтобы хоть как-то облегчить боль, срочная инвентаризация аптечки на предмет подходящих лекарств. Повторный звонок насчёт врача, где мне сообщают, что он ездит по вызовам с 13 до 19. Сейчас только десять.
Смотрю на него. Делает вид, что беспокоится, только узнал, сразу примчался. Ещё его здесь не хватало.
Хлопаю дверью перед его лицом и снова убегаю к Машке. Гордеев больше не звонит, не стучит в дверь, уходит. Обиделся, наверное, что я ему ничего не объяснила, ну и ладно, не до него сейчас. Свечка начала действовать, Маша хлопает глазками и жалобно показывает на горлышко. Давай, милая, я нашла спрей, который нам в прошлый раз назначали, открой ротик.
Дотошно объясняю дочери, почему она должна открыть ротик шире и потерпеть, пока я пшикну три раза. Дочь приказным тоном не пронять, но объяснения творят чудеса, Машка слушает и получает дозу лекарства в красную гортань.
Жалею её, прижимаю к себе горячую голову, глажу по ручкам и ножкам. Да, понимаю, что это простая детская болячка, что сейчас пик заболевания, и нужно просто дождаться врача, а дальше следовать выданной схеме лечения, но на часах только одиннадцать. Закусываю губу.
Это не первая температура, привычная ситуация, но всё равно внутри нервы натягиваются в струны.
Снова звонок в дверь. Теперь кто? Слышу, как бабуля шаркает по коридору, пусть откроет, я лучше с Машей посижу.
Через несколько секунд слышу говор в коридоре и громкий вопрос: «Где ребёнок?»
Перекладываю голову дочки с колен на подушку и выхожу из комнаты. В нашем направлении идёт врач в униформе с сумкой и стетоскопом на шее. Освобождаю ему проход в комнату и начинаю рассказывать про начало и развитие болезни.
Врач на удивление вежливый, не как обычно, слушает внимательно, не торопится, не перебивает, осматривает Машу лёжа, не заставляет поднять ребёнка, улыбается ей, успокаивает, рассказывает, что назначит ей вкусное и эффективное лекарство без уколов. Маша слегка улыбается приятному доктору. Я офигеваю от сервиса. Раньше не так всё происходило.
На листе А4 врач расписывает мне схему лечения, спецбланк для рецепта на лекарства, подробно разъясняет что за чем, инструктирует по действиям в случае сильного повышения температуры, уточняет про необходимость больничного листа, выписывает бланк для предъявления в поликлинике, далее вежливо прощается и желает Маше поскорее выздороветь.
Я, под впечатлением от качества оказанной услуги, шагаю проводить доктора до двери. В прихожей на пуфике сидит Гордеев.
- Лида, дай мне рецепт, я съезжу в аптеку и привезу лекарства, - он пропускает в дверь доктора, и протягивает руку за бланком, где написаны препараты.
- Это ты врача привёз? – только сейчас я понимаю, почему доктор вёл себя совсем не похоже на то, как обычно осматривают участковые.
- Да, давай рецепт, и прошу тебя, не упрямься, Маша болеет, давай не будем пререкаться и психовать.
У него усталый голос, я протягиваю ему рецепт, хлопаю глазами, в принципе, надо бы извиниться, за этот некрасивый хлопок дверью, но… Егор уходит быстрее, чем я об этом думаю. Через полчаса, он приносит пакет из аптеки и сумку из гипермаркета, наполненную фруктами и вкусняшками.
- Можно мне к ней?
У меня внутри словно жёрнов проворачивается, скрипя камнем об камень, прежде чем я разрешаю ему зайти. Егор раздевается, заглядывает в ванную, вымыть руки и делает шаг в нашу с Машкой комнату.
Перед врачом мне было не стыдно, но сейчас, пустив Гордеева в комнату, где на полу стоит тазик, в отдалении разобранный диван, на котором я пыталась спать вперемежку с подскакиванием на каждый писк Машки, на тумбочке куча платочков и миска с водой. Оценив убогий и неубранный вид нашего жилища, я смущаюсь.
- Привет, красавица, как ты?
Он садится на стул возле кровати Машки, на котором только что сидел доктор. – Лечиться будем?
Маша вымученно улыбается и кивает.
- Лида, врач сказал как можно скорее антибиотик начать, без него не обойтись, неси, сейчас наша пуговка откроет ротик и всё выпьет. Да, малышка?
Маша снова кивает, видимо Егор на неё как-то по-другому воздействует, не так, как я. А может и к лучшему. Хотя бы полчаса не объяснять, почему нужно обязательно проглотить лекарство.
Удаляюсь в кухню, делаю чай, чтобы запивать, достаю нужный пузырёк, снова возвращаюсь в спальню. Первая ложка заходит неудачно. Дочь, не ожидая неприятного вкуса, тут же выплёвывает содержимое ложки.
- Врач сказал, что оно будет вкусным, - капризничает она, я хочу вмешаться, но Гордеев меня останавливает.
- Машенька, смотри, тут в ложке то, что убьёт всех вирусов, которые делают больно твоему горлышку. Если будешь плеваться, то не выздоровеешь. Ты же уже большая и умненькая девочка. Неужели позволишь этим вирусам тебя победить?
Машка смотрит исподлобья и устало вздыхает.
- Ну, вот и умница, открывай рот и проглоти всё, а мама даст тебе запить чаем.
На этот раз всё проходит удачно. Маша морщится, глотает следом за лекарством тёплый чай и снова ложится.
- Чем я ещё могу помочь? – спрашивает он меня, а я вместо благодарности бурчу обвинение в его сторону, вспоминая вчерашнее мороженое. – Ты не права, Лида, я не хотел навредить ей, если бы знал, что у неё так быстро отреагирует горло, никогда бы вас туда не повёз.
Я вздыхаю. Конечно, он не виноват. Это просто стечение обстоятельств. Так могло случиться и со мной, зачем обвинять. Просто у меня на него уже стойкая реакция. Не могу себя нормально вести. Он ведь помог, доктора привёз, лекарства купил, даже напоил её из ложечки и не отругал, когда она на него фыркнула суспензией.
Замечаю на пиджаке белые подсохшие брызги антибиотика. Достаю влажную салфетку, начинаю с извиняющимся лицом оттирать их, и тут же оказываюсь в крепком кольце его рук.
- Не надо, - выдыхает он мне в макушку, мои пальцы самопроизвольно разжимаются, и салфетка падает на пол.