Предатель, не забирай сына!

Глава 1

Муж задерживался. Уже который день. Раньше он приходил домой с работы к семи как штык, а в последние дни ходил сам не свой. Не нервный, как если бы были проблемы с госпроверками, а взъерошенный, словно что-то бередило его душу.

Понимаю, он большой начальник, на нем огромная ответственность. Само государство обратило внимание на его завод по производству запчастей для автомобилей.

Как назло, я не могла с ним поговорить наедине. Свекровь постоянно крутилась рядом и совала свой нос во все наши дела, будто не давая нам остаться вдвоем специально. И даже заставила нас раздельно спать, якобы муж заденет живот и с ребенком что-то случится.

В сердце снова кольнуло от плохого предчувствия, а очередное сообщение от доброжелателя и вовсе испортило настроение.

“А ты знаешь, где сейчас твой муж, Ульяна?”

Меня бросило в жар. Я отложила телефон и подняла глаза на свекровь, которая всё сидела за обеденным столом, и мне не давая уйти. Низ живота потянуло, я сморщилась, но постаралась ей улыбнуться.

Я точно знала, где мой муж. На работе или по делам. Если нет доверия, то и семьи нет. Замуж я выходила не для того, чтобы сомневаться в муже и донимать ревностью, да и Илья поводов никогда не давал.

Заботливый, любящий, семейный – муж у меня идеальный.

Вот только родственники подкачали.

– Твои манеры оставляют желать лучшего, Ульяна. Сколько я тебе талдычу про то, насколько для Титовых важны манеры, как о стенку горох, – закатила она глаза. – Ты не представляешь, как я сгорала от стыда на приеме у губернатора. Какой позор – перепутать десертную вилку с рыбной. Скажу уж тебе честно, что скрывать? Не подходишь ты моему сыну. Ты уж не обижайся, на правду не обижаются. Говорила я Илье, что дочь шофера – не лучшая партия, но разве мать кто-то слушает в наши времена? Да он и отца не послушал. Признавайся, чем ты его приворожила?

Я молча опустила глаза, скрывая свои эмоции, а я очень злилась. Не нужна была мне ее правда. Уж лучше бы улыбалась в лицо, а за глаза пусть бы меня костерили сколько угодно со своим мужем.

Малыш толкнул меня в живот, и я невольно улыбнулась, но очередное оскорбление от свекрови стерло улыбку напрочь:

– И даже не вздумай ссылаться на свою беременность. Вот я, когда была беременна Ильей, то…

Свекровь продолжала возмущаться, в очередной раз уколов меня моим происхождением. Я ей не понравилась сразу, как только Илья привел меня на официальное знакомство с родителями, ведь я была дочкой шофера Артура Андреевича Титова, главы семейства Титовых.

Папа уже много лет работал шофером в богатой семье, а мама – санитаркой в военном госпитале. Можно сказать, неплохо устроились, по меркам обычных людей. Соседи в нашем дворе даже завидовали родителям.

Но для Титовых мы все были людьми низшего сорта.

Я вот, например, в глазах свекрови была глупым неучем, ведь в свои двадцать находилась в академическом отпуске в университете, где училась на педагогическом. И ее не волновало, что поступила я туда сама, а решение оставить учебу с Ильей мы принимали вместе. Когда я забеременела.

Они хотели для своего сына иную партию, даже присмотрели ему невесту среди своего круга, дочь давних знакомых, но случилась наша с Ильей любовь.

Я надеялась, что, как только они узнают, что я жду наследника, их внука, то смягчатся, но нет. Им было будто всё равно. Никто из них никогда не интересовался, как проходила моя беременность. Отец Ильи пытался спасти свой умирающий бизнес и часто был в отъезде, а мать приехала к нам буквально на днях. О ребенке ничего не спрашивала, словно его не существовало.

Неужели решили с мужем делать вид, что нет у них внука?

Погладила круглый тугой живот, давая понять сыночку, что мама его будет любить несмотря ни на что, даже если бабушка и дедушка не захотят. Мои мама и папа совсем другие. Добрые, участливые, ждут не дождутся, когда рожу внука.

– Еще чаю, Валентина Архиповна?

Я, как обычно, улыбнулась и сделала вид, что меня не задевают ее оскорбления. Давно уверилась, что в этой семье лучшая защита – это показное незнание и глупость. Сперва я, конечно, переживала, но верила, что свекры однажды примут меня и нашего с Ильей сына в семью.

И если бы я защищала себя каждый раз, когда слышу слова о своей плебейской семье, то давно бы свихнулась. Родители Ильи всё равно никогда не будут воспринимать меня как равную, ведь они считают себя элитой.

И пусть бизнес свекра пришел в упадок и он подался в политику, а основной их источник дохода – завод, который выкупил и модернизировал Илья, они не желали признавать того, что мир менялся, а они – нет.

– И чай у тебя невкусный. Ты что, заставляешь прислугу из пакетиков мне его заваривать?

Свекровь прищурилась и поправила на шее дизайнерский яркий платок. Одевалась она всегда стильно, неброско, но какая-нибудь деталь в ее образе всегда приковывала к ней внимание всех гостей на мероприятиях.

– Нет, что вы, Валентина Архиповна, это новый сорт чая прямиком из Китая. Специально для вас заказали.

Обида душила. Ведь я действительно заказала этот дурацкий чай, хотела угодить свекрови.

Глава 2

Свекровь впала в ступор, благо рядом крутилась моя помощница по дому Арина Павловна, ее протеже, от которой я не смогла отказаться. Вся прислуга в доме была подобрана лично ею, и от этого меня тоже коробило, но пока я ничего сделать была не в состоянии. Мое слово не имело в семье веса.

Меня отвели в спальню в ожидании скорой, но ни спустя час, ни спустя два она не приехала. Я всё шарила рукой в поисках телефона, но не находила его. И мне было почему-то так плохо, что даже не могла подняться с кровати. Что там? Веки не могла разлепить. На меня словно положили ватную перину.

– Что случилось, Валентина Архиповна? Скорая скоро будет? – спросила я у нее, чувствуя нарастающую тревогу.

– Нет, девочка, еще нет. Ты потерпи.

Телефон у меня, видимо, забрали, а в доме остались только я, Арина Павловна и свекровь. Не знаю, сколько прошло времени, но мне было так плохо, что я периодически уплывала в темноту, затем возвращалась в реальность снова. Что-то было не так.

– Скажем, что настояла на домашних родах, сама в этом виновата, – послышался голос свекрови. – Сейчас это модно. Многие дома рожают, вот и наша голодранка…

– Думаете, она не выживет? – шепот помощницы по дому.

– Злой рок. Судьба. А наш Илья женится на Кристине, та как раз вот-вот родит. Будет у нас долгожданный внук. Наследник.

Мне не чудится? О какой Кристине они говорят? Не о первой любви моего Ильи, на которой его семья хотела женить его? Помню, как сильно я ревновала, когда он рассказывал мне о своем прошлом, но он ведь убеждал меня, что все его чувства к предавшей его невесте, которая сбежала за границу практически из-под венца, давно умерли. Тогда о чем говорит свекровь?

– Не грех ли это? Может, вызвать всё же скорую или Илье Артуровичу сообщить?

– Замолчи, Арина, – прошипела как змея мать моего мужа. – Не тебе решать за мою семью. Я сама знаю, как лучше.

– Вызовите скорую, я рожаю, – прошептала я в полудреме, но ни встать от слабости, ни крикнуть уже не могла. Впала в лихорадочное забытье.

В бреду мне казалось, что ко мне подошел мой муж Илья, что-то прокричал матери, затем вынес меня и положил к себе в машину. Я будто видела ночные огни города, затем белые стены, а дальше я потеряла сознание. А когда очнулась, то оказалась в одиночной больничной палате. Тронула живот, но его уже не было. И малыша моего рядом не было.

Страх опоясал горло, пульс участился, а затем дверь палаты открылась и вошла медсестра с медикаментами. Молодая, симпатичная, но совершенно неулыбчивая.

– Где мой малыш? Почему его нет рядом со мной?

Я вся дрожала, боясь услышать страшное, но медсестра не спешила меня обнадеживать.

– Ульяна Игоревна, лежите смирно. Мне нужно вколоть вам лекарства.

***

Я то приходила в себя, то впадала в забытье, но мужа рядом так и не обнаруживала. Только санитарки и медсестры отчего-то крутились рядом и о чем-то говорили. Моя палата располагалась напротив сестринского поста, и дверь была открыта. Их бубнеж в моей голове звучал неприятным фоном, пока я вдруг не услышала свою фамилию.

– Представляешь, Ирка, сегодня ночью у одного мужика две бабы рожали. Жена и любовница. Стыд-то какой. Вся больница всё утро сплетничает.

– Да ладно? У кого это? У богача Титова?

– Ага, у него. У одной сын здоровенький родился, а у второй совсем плох, в боксе лежит. Вот не повезло. Бывают же мужики козлы! Мало того, что изменяют, так еще и обоих привозят в одну больницу рожать. И ведь не боится, гад, что жена узнает.

– Думаешь, не знает? Все они, жены богачей, всё прекрасно знают, да терпят ради бабок мужниных. Ты, что ль, Фрося, не терпела бы? Всяко лучше муж гулящий, чем твой пропойца.

– Чей-та пропойца? – возмутилась та. – Он у меня только по праздникам. А ты не стой столбом. Сплетни развела! Нам вдвое больше работать надо, Любка внезапно после ночной смены уволилась. Чего это она? Я так и не поняла, сказала какую-то галиматью, что в другое место переводится. Какое другое? Это же лучший роддом в городе, зарплата приличная.

– И правда странно, Любка же деньги уважает. Да кто ж ее знает, что у нее на уме…

Санитарки мыли полы и что-то продолжали обсуждать у меня над ухом, а я улыбнулась. Надо же, в больнице рожала моя однофамилица. Вот только я сразу же сникла, понимая, что ей, в отличие от меня, не повезло.

Вот мой Илья никогда бы меня так не унизил и не предал, особенно так гнусно. Вот только в сердце занозой засели слова свекрови, пока я была в бреду.

– А наш Илья женится на Кристине, та как раз вот-вот родит. Будет у нас долгожданный внук. Наследник.

Либо это мне почудилось, либо свекровь приняла желаемое за действительное. Да, я знала, что Кристина давно вернулась из-за границы, даже помогала Титовым в бизнесе, у нее была отличная предпринимательская жилка, но у нее был молодой человек, Илья как-то сам об этом обмолвился невзначай. И никакого гнева на его лице я не увидела, оттого и была спокойна.

Когда я пришла в себя в следующий раз, то рядом с моей койкой сидел Илья. Бледный, осунувшийся, обросший щетиной. Меня разбудил его взгляд. Немигающий, какой-то острый и отталкивающий. Словно что-то было не так.

Глава 3

Тем не менее, несмотря на принятое решение, идти мне было тяжело. Я буквально шла по стенке, держась за нее рукой, а второй поддерживала свой всё еще круглый живот. Он не уменьшился, висел подушкой, словно там еще находился ребенок. Я боялась двигаться, вдруг станет хуже или больнее. Вдруг откроется кровотечение. Или какое-то воспаление. Ведь родила я преждевременно…

– Куда вы идете, Титова? – окликнула меня медсестра. – Вам лежать надо.

– Где мой ребенок? Я хочу его увидеть.

– В реанимации, в инкубаторе для недоношенных, я же говорила вам.

– Говорили? – смутилась я и посмотрела на нее умоляюще. – Вы можете меня туда проводить?

– Да вы не дойдете. На коляску садитесь, ладно уж.

Она сжалилась надо мной и посадила в коляску, так что идти, превозмогая боль, мне не пришлось.

Было время подумать над словами Ильи, которые дошли до моего сознания с опозданием.

О каких домашних родах он говорил? Это варварство, на которое я не подписывалась. Я не планировала никаких домашних родов.

Мы же хотели, чтобы Илья присутствовал при родах, договорились с врачом, всё распланировали… Разве я виновата, что ребенок решил родиться так быстро?

И чем дольше я думала, тем быстрее вспоминала то, что происходило во время моего забытья и агонии. Вот только не могла поверить тем догадкам, которые неизбежно возникали. Слишком жестокая правда.

Девушка катила коляску дальше по коридору, пока мы наконец не оказались перед боксом, на который можно было смотреть сквозь стекло.

И там я увидела Илью. Он смотрел на мальчика, который лежал ближе всех. И только после заметила другую фигуру рядом. Чересчур тесно к нему. Это была рыжеволосая женщина, довольно фигуристая и высокая, в белой больничной ночнушке, как у меня, и тапочках. Почему-то пушистых и на каблуках. Такие я видела только в фильмах про красоток времен семидесятых.

Они меня не заметили. А я схватила медсестру за руку, закинув ее наверх, чтобы она остановила движение кресла.

– Когда ты с ней разведешься? – раздался тихий вкрадчивый голос. – Я тебе здорового сына родила. Родного.

Странная оговорка, которая запала мне в душу.

– Замолчи, Крис. Ты знаешь, сейчас не время для развода, – голос Титова. И я поняла, кто прижимался к боку моего мужа.

Илья и Кристина стояли около стеклянной стены, словно они – новоиспеченные родители. Выходит, что так. В этом больше не было сомнений. Ее слова занозой засели в сердце, а я замерла, вслушиваясь в их разговор, который вдребезги расколол мой мир на до и после.

– Илья? – выдохнула я, привлекая его внимание. – У тебя родился еще один ребенок?

Муж обернулся и нахмурился при виде меня. В его глазах ни капли радости. Только хмурые тучи и приговор. Он молчал, но я уже знала ответ.

Санитарки не врали.

У Титова и правда родилось два сына.

Мой. И от Кристины, якобы его бизнес-партнера.

А на деле – бывшей, которую он не забыл.

– Что-то мне нехорошо, – вдруг простонала Кристина и стала заваливаться набок. Илья машинально подхватил ее, взял на руки и отнес к скамье у стены. – Воды…

– Сейчас принесу, Крис, – ответил мой муж и, не глядя на меня, ушел к автоматам.

И как только он отошел на дальнее расстояние, неспособный нас услышать, эта женщина открыла глаза и осклабилась, глядя мне в лицо.

– И кто у нас тут некультурно подслушивает? – прозвучал вдруг ее ехидный голос. – Ты узнала правду. Так даже лучше. Я родила Титовым наследника, а Илье сына. А ты… Ты знай свое место, голодранка.

Голодранка? Почему она называет меня голодранкой?

Я зябко поежилась и уставилась на женщину, которая возвышалась надо мной, хоть и сидела на скамье прямо напротив меня, смотря с презрительным выражением, как будто видит перед собой какую-то падаль или грязь, недостойную касаться ее величественной особы.

И выглядела она как королева. Самая настоящая царственная особа, по какой-то ошибке оказавшаяся в больнице. Да какая из нее роженица?

На ней и простая ночнушка выглядела как нарядное платье, сшитое на заказ лучшим модельером страны.

Гордая осанка. Точеные черты лица. Белоснежная фарфоровая кожа. Красивые раскосые глаза, как у кошки, ярко-изумрудного цвета. Роскошная копна длинных, гладких рыжих волос. Холеная, статная, породистая.

От нее так и исходила аура лоска и богатства.

Для такой, как она, я и правда голодранка. Низший слой общества. Ничтожная букашка, шваль, которая может только обслуживать ее, а не быть равной.

Смотрела на нее, такую здоровую, полную сил и довольства собой, и ощущала себя рухлядью, старой развалиной, использованным мусорным пакетом, который смяли безжалостной рукой и выбросили прочь.

Я в муках родила ребенка и вынуждена была сидеть в кресле-каталке, а она тоже вроде бы родила, но казалось, что приехала с оздоровительного курорта.

– Почему вы оскорбляете меня? Кто вы такая вообще? Кем себя возомнили? Илья – мой муж, – стала я защищаться, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо, но она придавливала меня к земле одним лишь своим холодным взглядом. А ее слова были как острые кинжалы, которые продырявливали мне сердце.

Глава 4

Всё было как в замедленной съемке. Казалось бы, я должна была сейчас упасть вместе с креслом, но время для меня будто остановилось и текло медленно.

Я видела, какой злобой и удовлетворением блеснули глаза этой Кристины, а затем она стала картинно заваливаться назад.

Хотя только недавно стояла прямо, и я явно не задела ее настолько, чтобы она ударилась сначала о скамью, а затем осела на пол.

Кто-то в это время подхватил мое кресло-каталку, не давая мне упасть, и привел его в вертикальное положение.

– Что здесь происходит? – услышала я жесткий и строгий голос своего мужа.

– Илья, – выдохнула я, поворачиваясь к нему и вцепляясь в ручки.

Он окинул меня быстрым взглядом, и вдруг в его янтарных глазах что-то всколыхнулось.

В его глазах я увидела то самое чувство, которое держало нас вместе. Любовь.

Вот только взгляд его довольно быстро снова стал холодным, а сам он отошел от меня на два шага, словно корил себя за слабость.

Лучше бы он меня ударил. Он так четко продемонстрировал отчуждение, что я вся покрылась коркой льда. Мой когда-то любящий муж походил на неживую статую без чувств.

– Наш сын ведь здесь, в боксе? – вытолкнула из себя слабо, с надеждой.

Ответом мне было молчание. Только в глазах зажегся огонек злобы, а губы мужа крепко сжались.

В этот момент вмешалась Кристина, жалобно постанывая, и протягивала руку, всем видом показывая, что ей плохо.

– Илья, помоги мне. Я не знаю, что нашло на твою жену. Я просто выразила ей соболезнования, что такое произошло с ее сыном, а она как ненормальная меня во всем обвинила.

Ее жалобному голосу могла позавидовать любая оскароносная актриса.

– Но я же не виновата, Илюш. Помоги мне встать.

Голос у нее был излишне приторный, и я вся сжалась, когда мой муж, мой Илья, подошел к ней, взял на руки и посадил на скамью.

Вот как? Ее, значит, он может трогать, а меня нет? Я же для него словно прокаженная…

Мне бы двинуться с места, но я сидела как прибитая, а внутренности кто-то прокручивал через мясорубку. Смотрела на их сюсюканья, надеясь, что меня не вырвет собственным желудком.

– Илюш, я правда не хотела, чтобы она узнала всё это вот так. Что у нас сыночек здоровенький родился, а у нее, такое горе, больной. Но разве ж я не могу порадоваться нашему ребеночку и привести тебя к боксу посмотреть на него? Я его же только-только с кормления сама принесла сюда. Прости-прости, я такая чувствительная в последнее время. Прости, это моя вина, что Ульяна всё вот так узнала.

Она продолжала щебетать, а Илья стоял молча, глядя при этом на бокс справа от себя. Я повернула голову туда и стала больными глазами смотреть на младенцев, гадая, какой из них его и Кристины. С маниакальным любопытством хотела увидеть плод измены.

– Это правда? – сглотнув, всё же спросила. – Кристина родила от тебя ребенка этой ночью? Ты ведь единственный отец Титов на всю больницу?

Я нервно хохотнула, чувствуя, как сдавливает грудную клетку, и тяжело задышала от того, как резко на меня нахлынули эмоции. Катастрофически не хватало воздуха.

– Теперь ты знаешь, Ульяна. Я хотел сам тебе сказать, но теперь в этом нет нужды.

Его острый, словно бритва, взгляд полоснул меня, заставляя поежиться, и я вся сжалась, понимая, как сильно отрава Кристины пролезла ему в кровь.

Он признал свою измену. Признал ребенка. И вел себя так, будто всё это в порядке вещей. В порядке вещей раскатать меня танком прямо при ней.

– Больше нет нужды? – тихо пробормотала, повторяя за ним. – О чем ты, Илья?

– Теперь ты знаешь, что наши дети родились в один день, – с сарказмом усмехнулся он, словно эта правда доставляла ему садистское удовольствие.

– Зачем ты это постоянно повторяешь? Ты подозреваешь, что я тебе изменя…

Я не договорила, мой голос потонул в громком стоне Кристины.

– Что-то не так, – закричала она, хватаясь за живот. – Позови врача, дорогой, у меня тянет низ живота, между ног липко. Надеюсь, что ничего серьезного.

В этот момент Илья оглянулся по сторонам и, наконец, увидел за моей спиной медсестру, которая как раз подошла ко мне и схватилась за ручки коляски сзади.

– Вы не могли бы разойтись по палатам, роженицы? – упрекнула она нас, намекая на то, что мы устроили сцену прямо в коридоре. – В роддоме должна быть тишина. Вы мешаете другим мамочкам.

– Наш сын, Илья… Возьми его, позаботься о нем, если меня не спасут…

Медсестра куда-то убежала, а после вернулась со своей помощницей, и они вместе помогли стонущей Кристине забраться на каталку.

Девушки занимались любовницей моего мужа, а сами бросали на него взгляды с упреком, одна из них жалостливо улыбнулась мне.

А я, не в силах больше выдержать этот ужас, покатилась в сторону реанимации.

Я сама. Я доберусь до своего сыночка сама.

Я должна увидеть своего малыша. Я не изменяла Илье.

Даже помыслить об этом не могла. Так что я не сомневалась, что там наш ребенок. Но с ним что-то не так. Сердце заболело, душа рвалась к маленькому комочку, который исторгло мое тело. Этот момент я не забуду никогда.

Боль опоясывала тело, я долго не могла родить, тужилась, врачи носились вокруг меня, что-то вкалывали. Просили правильно дышать.

Жалобный писк, как у котенка, оповестил о том, что наш с Ильей сын пришел в этот мир, и только тогда я отключилась.

А теперь все силы бросила на то, чтобы добраться до него.

Встала. Откуда-то взяла ресурс, чтобы подняться. Шатаясь, открыла двери реанимации.

Перед глазами простиралась палата с множеством приборов и датчиков.

И там я увидела своего малыша. Он лежал в инкубаторе, опутанный проводками. Голенький, крошечный, такой несчастный и одинокий.

Мой маленький мальчик, которому так нужна была мама.

Как оказалась возле инкубатора, сама не поняла. Только впилась глазами в синеватое тело, а потом глаза заволокло слезами.

Глава 5

Но мне не нужен был предатель-муж, мне нужно было дотронуться до своего малыша, и я вцепилась в стекло, но руки лишь скользили по гладкой поверхности, и мне стало так плохо, что я застонала, как от боли. Скрючилась, горло драло от рыданий, которые я сдерживала, из последних сил стоя на месте ровно и не падая.

Я не знала, можно ли открывать инкубатор, можно ли трогать малыша.

То, что я хотела, было сейчас недостижимо. Невозможно.

Я чуть не выла и не рвала на себе волосы от того, что творилось в моей жизни. Я ничего, ничего вообще не понимала. И никто не собирался мне ничего объяснять.

Я резко развернулась, впиваясь глазами в лицо мужа.

Его здесь быть не должно. А как же Кристина? Ее же отвезли проверить, не открылось ли кровотечение. Теперь он должен быть с ней, а не со мной и ребенком, от которого так легко отказался, заменив на другого. Здорового…

– Зачем ты пришел? – Я просто сипела, а не говорила, и сквозь жуткую обиду прорывалась злость. – Что же ты не стоишь возле своей дорогой Кристиночки? Иди к ней, узнай, что там у нее болит, она же тебя попросила о вашем ребенке побеспокоиться.

– Нам нужно поговорить, – сказал он отчетливо, выглядя не в пример спокойнее меня.

– О чем ты хочешь поговорить, Илья? – Мой голос набирал силу. – Не представляю, о чем мы можем разговаривать в этой ситуации. Хочешь со мной посоветоваться, как вам с любовницей назвать сына? Скажи, тебе хоть каплю стыдно за то, как ты со мной поступил?

– А тебе? – Он выплюнул эти слова, и я вся сжалась от ощутимой ненависти, которой он пылал. – Не тебе изображать жертву, Ульяна. Не тогда, когда за твоей спиной лежит нагулянный на стороне ребенок. Как ты всё это провернула? Делала вид, что беременна от меня, а сама путалась с любовником! А рожать хотела дома? Зачем? Чтобы ребенок умер и тебе не пришлось объясняться, почему он меньше заявленного тобой срока?

От страшных обвинений мне стало еще хуже, чем было, и я прислонилась спиной к инкубатору. Датчики и мониторы тихо-тихо гудели, порой раздавался слабый писк, и в этой тишине я четко услышала, как разбилось мое сердце.

Слова мужа с трудом доходили до меня. Как он может верить в то, что говорит? Ведь я даже в страшном сне не могла представить, что совершу нечто подобное.

Ничего из сказанного не могло ассоциироваться со мной.

– Этот ребенок наш, – вот и всё, что я сказала, и не потому, что хотела оправдаться, а потому, что это была единственная правда, за которую я могла уцепиться. – Я тебе не изменяла, в отличие от тебя, Илья.

Глаза мужа полыхнули сжигающим меня дотла огнем, и стало ясно, что та ниточка, за которую я цеплялась, безнадежно и окончательно оборвалась.

– Не изменяла, значит? – грозно и устрашающе, до пробирающего меня насквозь холода, процедил муж. – Почему же тогда тест ДНК говорит мне обратное?

– Ты сделал тест ДНК?

Да, спрашивать такое – глупость. Но я хотела понять причину. Почему он вдруг усомнился в отцовстве? Такие тесты не делают просто так, да еще и так быстро, когда ребенок не успел еще даже прожить один день.

Разве я давала хоть какой-то маломальский повод? Я же его любила на разрыв аорты! А сейчас… А сейчас поняла, что точно так же ненавижу!

Сам мне изменил! Сам нагулял ребенка на стороне! И в этом не видит ничего криминального! Вместо этого обвиняет меня и прижимает к стенке для расстрела.

– Потому что, дорогая моя жена, твоя измена очевидна. Думала, я не найду телефон?

– Какой еще телефон? – растерялась я.

– Не изображай из себя дурочку! – рыкнул он и двинулся ко мне. Красивые черты лица исказились от гнева.

Мне стало страшно, и я даже пошевелиться не могла, когда он жестко схватил меня за предплечья и приподнял на цыпочки, чтобы быть нос к носу.

– Я нашел тайный телефон, по которому ты переписывалась с любовником. Всё стало очевидно. Чего тебе не хватало, Уль? Чего ты искала на стороне? Зачем меня водила за нос? За дурака считала? Думала, не узнаю?

– Отпусти! – зашипела я и забилась в его руках, перебирая ногами. – Не трогай! Не смей ко мне прикасаться!

– А что? – Илья склонил голову и окинул меня уничтожающим взглядом. – Хочешь, чтобы он тебя трогал? Ты поэтому меня к себе не подпускала? Предпочитала его принимать в постели? Что, он тебя лучше удовлетворял?!

Он затряс меня как безвольную куклу. Грубо. Жестко. Его когда-то нежные руки теперь причиняли боль, а не дарили ласку и любовь. И меня накрывали шквалом черные волны его удушающей, ослепительной, такой ощутимой ревности.

Непонятной! Ведь это он изменил мне!

Он спутался со своей бывшей и сделал ей ребенка!

Так какого черта обвиняет в измене меня?!

Он для меня был первым и единственным! Я даже ни на кого никогда и не смотрела. Кроме Титова, никто для меня не существовал.

А он! Мерзкий предатель!

– А ты поэтому переспал с Кристиной? Оправдал это моей мнимой изменой?

Боже, что с моим голосом? Тихий, надломленный, сиплый. Карканье какое-то.

А Илья вдруг растянул губы в страшной улыбке и рассмеялся. Раньше я никогда не слышала у него такого смеха. Он просто сейчас издевался надо мной. Внутри всё скукожилось от жуткого оскала мужа.

– Мнимой! – цокнул он языком. – Смотришь мне в глаза и врешь. Лживая дрянь.

Его жесткий голос причинял так много боли, что, казалось, она меня утопит.

– Я не изменяла тебе, – выговорила по слогам, – никогда и ни с кем. Ты что-то напутал. Это неправда. Ребенок наш! С тестом что-то не так. Не было никакой измены. И я не понимаю, о каком телефоне ты говоришь.

Он слушал, внимательно смотрел на мои губы и слушал, и мне казалось, что я смогла что-то до него донести. Ведь я говорила истинную правду, а другой не было.

Но Илья лишь разжал руки и отпустил меня, отступил на шаг.

Глаза стали черными воронками, они распространяли только холод и презрение.

Направленные на меня. В груди у меня заболело, а он безжалостно продолжал:

Глава 6

Я ничего не отвечала и просто мотала головой из стороны в сторону.

Не мне. Мой муж говорит это всё не мне. Не может мой любимый Илья говорить такие мерзости мне. Он что-то не так понял, ошибся. Или меня оклеветали.

Да. Это какое-то недоразумение. Меня оболгали. Придумали что-то нехорошее про меня и внушили Илье.

Так и есть. Это всё неправда, ошибка, ужасное недоразумение.

Я же не такая. Я даже врать не умею. Меня так воспитали, в нашей семье никто никогда друг друга не обманывал. Ведь шила в мешке не утаишь, правда всегда выйдет наружу и всё испортит. Всё станет еще хуже.

Но рта я не раскрыла. Сжала губы и молчала, глядя на того незнакомца, в которого превратился мой муж. Пусть меня оболгали свекровь и Кристина. А я уверена, что действовали они сообща. Пусть…

Но Илья…

Он же даже не дал мне шанса оправдаться, он и слушать не захотел.

Поверил всему самому худшему и тест сделал без согласования со мной. Исподтишка. Чувство гадливости затопило меня целиком.

Я внутренне застонала. А ведь всё это уже неважно, ведь самое главное то, что муж мне изменил. Выбрал себе новую жену. Вернее, он снова вступил в прежние отношения. Видимо, она во всем лучше меня, и ребенок у нее здоровый.

Затошнило. Желчь подобралась близко к горлу. Я отвернулась, рискуя испортить его дорогой костюм, и стала смотреть на своего малыша.

Мой сыночек, мы с тобой папе не нужны. Он и от тебя отказался, и меня растоптал. А я буду с тобой, какой бы тебе ни поставили диагноз.

Я теперь буду жить ради тебя, мы справимся с бедой вместе и всё преодолеем.

– Ульяна!

На требовательный голос мужа я не обернулась. Не хочу его видеть. Слова ему больше не скажу. Хватит. Пусть идет к своей Кристине!

В эту минуту моя душа превратилась в камень.

К счастью, наше уединение нарушили. Долгожданный врач пришел в реанимацию и возмутился, что сюда вошли без спроса.

– Выйдите, – настоятельно сказал Илье высокий молодой мужчина в очках с прозрачной оправой, почти незаметных, и с аккуратной бородой, – здесь могут находиться только роженицы и персонал. А вы даже не в стерильном, в уличной одежде.

Я наблюдала за разговором отстраненно, но, едва Илья после недолгой перепалки вышел за дверь, повернулась к врачу. Прежде я его не видела. Да я вообще толком никого не рассматривала. Не успела прийти в себя после родов, как начался настоящий кошмар, но теперь сосредоточилась, наконец, на ребенке.

– Скажите, что с моим малышом?

– Не переживайте, мамочка. Он просто недоношенный. С ребенком всё в порядке.

– Но почему он в инкубаторе? – всё еще не верила я и допытывалась. – Вы уверены, что он просто недоношенный? Такой маленький. А ведь срок у меня был тридцать семь недель.

– Вы что-то путаете, – нахмурился доктор, проверяя показатели ребенка, – этому новорожденному не более тридцати пяти недель. У него маленький вес, но ничего страшного. И не таких выхаживали, а у вас еще более-менее стандартный случай. Мы просто перестраховываемся. Инкубатор поддерживает оптимальную температуру и влажность. А вам себя беречь надо. Вы зачем по коридорам гуляете в одной ночнушке? Халат у вас есть? Кто вас сюда привел?

– Медсестра, – машинально ответила я и тут же подумала, что девушку могут наказать, – но это я ее упросила. Очень хотела увидеть ребенка.

– Вот увидели. Убедились, что с ним всё в порядке?

Он внимательно посмотрел на меня, а я растерялась от обилия вопросов, рождавшихся в голове. Не могла их не задать.

– А как он будет есть? Ему не холодно? Нельзя надеть что-то потеплее?

Вид ребенка в одном памперсе действовал на меня удручающе. Мне так хотелось взять его на руки, прижать к себе, согреть и дать почувствовать родное тепло.

– Так, мамочка, давайте вы успокоитесь и пойдете в палату, – вздохнул врач, но не устало или нервно, а с пониманием человека, который не раз сталкивался с подобными случаями. – А лучше я довезу вас. Ждите тут. Сейчас схожу за креслом-каталкой.

Дверь реанимации снова распахнулась, доктор отправился за средством передвижения для меня, а я снова замерла возле инкубатора, рассматривая личико сына, его ручки и ножки. Пыталась найти черты, похожие на черты мужа. Может быть, если Илья увидит, что ребенок похож на него, одумается?
Дура, какая я наивная дура. Цепляюсь за пустые, глупые надежды.

Илья от нас отказался. Но зачем он заставляет меня жить с ним?

Зачем это нужно? Я не буду с ним жить. Мама и папа должны мне помочь. Да, денег у нашей семьи немного. Но мы что-то придумаем. Я у Ильи не возьму ни копейки. Не надо мне ничего ни от него, ни от их семейки. Пусть подавятся!

Пока ехала в кресле-каталке, всё думала, и что-то меня беспокоило.

– Скажите, – обратилась к врачу, когда он довез меня до моей двухместной палаты и помог перебраться на постель, – а что нужно, чтобы сделать тест ДНК? Разве не нужно согласие второго супруга?

– Тест ДНК делается любым из родителей, а что? – удивленно воззрился на меня бородатый доктор.

И правда, вопрос от роженицы в первый день после родов мог показаться странным. От смущения я вся покрылась красными пятнами. Кажется, врач не был посвящен в перипетии нашей сложной ситуации. Возможно, это медсестрам и санитаркам любопытно до жути, кто с кем кому изменил и от кого родил, а главный врач отделения занимается исключительно вопросами здоровья своих пациентов.

– Ничего, извините за беспокойство. Когда я снова смогу пойти в реанимацию и кого мне спрашивать об этом?

– Мамочка, вы только что там были, ничего за пять минут с вашим малышом не случится. Отдыхайте, вы же только после родов. Самочувствие матери – залог здоровья ребенка.

Мне хотелось расспросить еще о многом, но врач уже покинул палату. И она погрузилась в жуткую, вязкую, какую-то звенящую пустоту, в которой мне больше ничего не оставалось, как размышлять о том, что произошло.

Глава 7

– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!

Что? Сперва мне показалось, что я ослышалась. Или это жуткий сон.

Наглость, с которой это заявляла мне Кристина, выбила у меня почву из-под ног. Я открыла рот, чтобы высказать всё, что о ней думаю, но лишь засипела, чувствуя, как отчаянно мне не хватает воздуха.

Часто задышала, отчего грудь заходила ходуном, и я вся налилась кровью, до того сильно горело мое лицо.

– Ты… – выдохнула, пытаясь приподняться.

Лежать, когда Кристина стоит надо мной гордая, с выпрямленной спиной, было физически дискомфортно.

– Чего ты мямлишь? Вставай давай, сейчас я медсестру позову, она возьмет…

Она вдруг замолчала и посмотрела на ребенка, которого неловко держала на вытянутых руках.

– В общем, будет держать младенца, пока ты его кормишь. Последит за тобой. Еще не хватало, чтобы ты из мести что-то сделала с ним.

Я проглотила вязкую слюну, ощущая, как во рту снова скапливается горечь. Кристина стояла передо мной и смотрела на меня с таким видом, словно я по меньшей мере ее служанка.

– Убирайся из моей палаты! Немедленно! Пока я не вызвала охрану! – захрипела я, трясясь от негодования. Села, опираясь на слабые руки.

– Что это пропищало? Неужто голосок у нашей клушки прорезался?

Ее насмешливый, полный издевки голос взвинтил мою злость до максимума.

– От крысы слышу! – процедила я сквозь зубы, не веря, что эти слова летят из моего рта.

– Смотрите-ка, как она заговорила, – цокнула Кристина языком и покачала головой, как делают актрисы в индийских сериалах, – у самой-то рыльце в пушку, а она всё никак не уймется. Да, малыш?

Ее сюсюканье с ребенком было напускным. Она как-то так кривила лицо, что даже младенец заплакал, разразившись громким рыданием. Кристина отшатнулась и вдруг чуть было не уронила его.

Эти секунды, когда она пыталась его удержать, превратились для меня в бесконечные минуты, я оцепенела и даже не могла сдвинуться с места, чтобы не дать этой криворукой уронить ребенка. В животе всё ухнуло, прилипая к позвоночнику, как это бывает, когда спускаешься резко вниз на американских горках.

– Фух, – выдохнула Кристина, не уронив и не покалечив малыша.

Я вся задрожала, и мне так сильно хотелось разреветься, ударить ее, словно она чуть было не угробила моего ребенка. Пусть я и злилась на нее, и ненавидела, но зла малышу не желала. Наоборот, в эту секунду я возненавидела эту грубую женщину еще сильнее. Меньше всего она напоминала любящую мать.

– Вот смотри, теперь он плачет из-за тебя, – фыркнула она, даже не испытывая раскаяния, что из-за нее чуть было не произошла трагедия.

Напротив, она посмотрела на меня с таким презрением, словно это я во всем виновата. А я силилась перебороть в себе желание унять плач малыша, который странно отзывался во мне.

Сердце мое ныло, а грудь набухла, и я знала, что так должно быть, ведь в ней сначала появляется молозиво, а потом и молоко.

К родам я готовилась основательно, читала много статей и всё переживала, что не смогу справиться с кормлением, что малыш не будет брать грудь.

А вон оно как вышло…

Моего сладкого мальчика будут кормить через зонд, а мое молоко хочет забрать любовница мужа для того, чтобы прокормить их с моим мужем сына. Как ее извращенный мозг додумался до такого издевательства? Мало ей того, что отняла моего мужа, настроила его против меня, так еще и унизить хочет.

– Ай-яй-яй, злая тетя тебя кормить не хочет. А мы возьмем и нашему папочке пожалуемся, да? У-тю-тю.

После того, что я видела, ее нежности звучали наигранно, и мне было этого не понять. Как можно так небрежно и наплевательски относиться к своему ребенку, которого ты носила под сердцем девять месяцев, а затем рожала несколько часов?!

Мое сердце сжалось в тисках ребер, и я снова чуть не заплакала, вспоминая своего собственного малыша, который не то что не познал еще материнского молока, но и ее объятий.

Лежал весь худой, слабый, в памперсе, под датчиками. А что, если его памперс полный и медсестры вовремя его не поменяют? А что, если не покормят его, ведь сам он не умеет? А что, если что-то пойдет не так и он не сможет дышать, а рядом не будет никого, кто позовет на помощь?

Все эти мысли атаковали мое сознание разом, и я засуетилась, снова вставая с постели.

Вот только выйти из палаты, чтобы проверить ребенка, я не успела.

В этот момент вошла главная медсестра. Дородная блондинка лет сорока, с короткими волосами под каре. Кристина меж тем вышла в коридор, покачивая на руках заходившегося ором, всего уже красного ребенка.

– Титова? – прищурилась женщина. – Собирайте вещи, мы вас в другую палату переселяем.

– Что? Как это? Но разве моя не оплачена?

Я растерялась, чувствуя себя и без того неважно, а тут такие перемены. Непредвиденные и неприятные. Да еще и крик малыша не давал мне сосредоточиться на разговоре. Меня тянуло взять его на руки и попробовать успокоить, как бы странно это ни звучало. Грудь налилась, переполненная молоком, но я стиснула зубы, не собираясь идти на поводу у капризов Кристины.

– У вас оплачена двухместная палата на сутки, я проверила по документам, – помахала листком перед моим лицом. – Сутки кончились. Мы вас оставили тут, так как было свободно, вошли в ваше положение, но к нам Полякову везут, сами понимаете.

Ничего я не понимала. Медсестра восторженно пропела, будто испытывала перед этой Поляковой пиетет.

– Жена депутата, разве вы не в курсе? – пояснила она, видя мое недоумение.

Но я лишь бездумно кивнула, не вникая в ее слова. И всё никак не могла сообразить. Неужели Илья даже денег на меня пожалел, не мог оплатить одноместную палату, чтобы ко мне никого не подселяли? Уверял же, что всё оплачено.

– А к кому меня переселяют?

– К Михайловской. Роженица из пятой палаты, – кивнула себе за спину. – Скажу тебе по доброте душевной, девчонка – стерва, так что ты это, характер там прояви, а то придется на цыпочках перед ней прыгать.

Глава 8

– Вы серьезно?

Я опешила и в ужасе посмотрела на медсестру, которая по виду не проявляла ко мне никакого участия. Для нее я была всего лишь обычной пациенткой, каких здесь так много, что они забили палаты под завязку.

– А что такое? – удивилась она. – Есть какие-то проблемы?

Мне хотелось бы объяснить ей, что проблемы есть, да еще какие, что эта девушка – любовница моего мужа, и ребенок тоже его. Но мой рот захлопнулся, я просто не смогла из себя выдавить ни одного звука. Озвучить такой позор было совершенно невозможно.

– Так, я жду, какие могут быть проблемы? – поторопила меня медсестра и закатила глаза с видом, мол, как она устала от капризов богатых пациенток.

Случись это раньше, я бы позвонила Илье и попросила его разобраться с этой ситуацией, но теперь сомневалась, что он меня поддержит. Муж стал врагом, объединился со своей любовницей, и у меня возникла крамольная мысль: а вдруг они это всё подстроили, чтобы я кормила их ребенка? И от этой мысли я пришла в еще больший ужас, хотя думала, что дно уже пробито.

Рот мой запечатался еще сильнее, я словно онемела.

– В любом случае, – вклинилась в мои мысли медсестра. – Я уже не смогу найти вам другую палату, все заняты. Аншлаг какой-то просто! Все решили рожать и повышать демографическую ситуацию именно сегодня!

И она ушла, оставив меня собирать вещи. Ничего не оставалось, как взять их и переместиться к Кристине. Но не для того, чтобы поселиться в ее палате. Я пока не знала, что делать, но решила поговорить с ней, как бы ни было сложно.

Но надо перебороть себя. Надо в принципе бороться за себя, а не давать себя каждый раз в обиду и позволять унижать.

Меня толкала решимость взять реванш. Потому что я устала терпеть безосновательные нападки Михайловской. Увела у меня мужа, а ведет себя как законная жена!

– Я долго буду тебя ждать? – встретила меня упреком Кристина, сидя на кровати вместе с ребенком на руках.

Не знаю уж, как ей удалось его успокоить, но ангелочек мирно спал, не подозревая, какие страсти разгораются рядом с ним.

На этот раз я встала над ней, чтобы верховодить и не чувствовать себя слабее.

– Зачем тебе это? – спросила холодно. – Зачем ты так настаиваешь, чтобы я переехала в твою палату? Это же ты подстроила?

– Я? – передернула она плечами и манерно вздернула подбородок. – Ты дура? Ну да, я подговорила жену депутата, чтобы она рожала именно сегодня и попала в этот родильный дом. Какая ты смешная. У меня, конечно, много знакомств и связей, но не до такой степени, и уж природой я точно управлять не могу.

– Можешь не распинаться, – осадила я ее. Вечно она хвастается своим положением в обществе. Это здесь вообще при чем? – Я не знаю, подстроила или нет, но с тобой в палате я оставаться не буду.

– А куда ты пойдешь? – Она перевела взгляд на дверь, а потом снова на меня. – Идти тебе некуда. Куда ты денешься из роддома? Ты же не можешь бросить своего ребенка.

– Я что-нибудь придумаю. Если что, буду спать в коридоре.

– Тебе никто этого не позволит, – надменно фыркнула она. – Здесь приличное место, хотя кому я это говорю…

Она состроила такую гримасу, что меня всю передернуло.

– Что ты имеешь в виду? – огрызнулась я. – Вот только не надо постоянно указывать мне на мое происхождение. То, что ты родилась в богатой семье с золотой ложкой в зубах, еще ничего не значит. Ты не выше меня. И никто не давал тебе права меня унижать.

– Не выше, – протянула она и откинула голову назад, хохоча. – Ты такая смешная, – снова повторила свое оскорбление, – как Моська, которая беспомощно кусает могучего слона. Можешь утешать себя мыслями о равенстве, но это всё ерунда. Я выше тебя. Уясни это, голодранка! Ты вообще знаешь, из какой семьи я происхожу? Михайловские еще при царской семье в советниках ходили. Ты можешь таким похвастаться? Знаешь, какое я получила образование? У меня их два!

– Нашла чем гордиться, – усмехнулась я, – наверное, папа купил тебе оба.

– Да что ты понимаешь? Я родилась в приличной семье, меня с детства учили манерам, этикету, иностранным языкам, у меня было несколько гувернеров, я танцевала и пела, и обучалась верховой езде, и рисовала. Я могу поддержать любой разговор на любую тему, я ходила на все выставки в мире, путешествовала, встречалась со знаменитостями и политиками. А ты можешь чем-то подобным похвастаться? Я знаю, кто твои родители! Простой люд!

– Не смей касаться моих родителей и не смей оскорблять меня! Ты просто унижаешь сама себя, кичишься своим богатством, своим происхождением, но зато влезла в чужую семью, этим ты тоже будешь гордиться? – нашлась я чем ее задеть, надеясь, что тут-то она не сможет приписать себе заслуги и умения.

Но Кристина осталась собой.

Она поднялась и молча прошла к прозрачной люльке с подкладом, чтобы положить туда ребенка. Когда она встала, то даже не озаботилась тем, чтобы дать мне время отойти, и по факту просто толкнула. Ее бесцеремонность уже перестала меня удивлять. Я в своей жизни никогда не встречала подобных ей людей.

Как только такая, как она, могла нравиться моему мужу? Она же хамка, грубиянка, хоть и рассказывает про свои манеры. Мне их она точно не продемонстрировала…

Кристина обернулась ко мне и сложила руки на груди. Глаза ее сузились, и она осмотрела меня с ног до головы, словно оценивая. Судя по виду, оценила она меня на минусовую категорию. Ну да, выглядела я неважно, не в пример ей, однако это было меньшее, о чем я сейчас думала.

– А может быть, это ты влезла в чужие отношения? – пропела она, накручивая рыжий локон на палец. – Илья всегда любил только меня, у нас был короткий перерыв, мне надо было подумать и выбрать направление своей жизни, я развивалась, я жила за границей и путешествовала. Искала себя, занималась журналистикой. Ты знаешь, что у меня есть блог с пятью миллионами подписчиков? Я пишу про жизнь богатых и знаменитых. Ты можешь похвастаться чем-то подобным? Что там у тебя? – Она пощелкала пальцами. – Незаконченное высшее. Училка? Нашла чем гордиться.

Глава 9

Слова про моих родителей заставили напрячься. Перед глазами возникла пелена ярости, и, если бы не ребенок, я бы толкнула любовницу мужа, однако побоялась, что она завалится на бокс и с малышом что-то случится. В отличие от Кристины, у меня было сердце, полное сострадания.

– Закрой свой рот! – процедила я и набычилась. – Я уже сказала тебе, чтобы ты не смела трогать моих родителей. И если Илье есть что рассказать мне, мы с мужем сами разберемся и обсудим всё наедине, без твоего вмешательства.

– Без моего вмешательства? Ты слышала такое выражение: ночная кукушка дневную перекукует? Плебейское выражение, так что ты должна его знать.

Слово “плебейское” звучало из ее уст как самое мерзкое оскорбление, но я лишь сжала ладони в кулаки и сдержалась, чтобы не кинуться на Кристину и побить ее. Мне так и хотелось дать ей в глаз или сломать лощеный, явно сделанный пластическим хирургом нос.

– Ты жалкая, – сморщилась я, вздергивая подбородок. Всё, что я могла – это держать лицо. – Влезла в чужую семью и пытаешься всеми силами избавиться от меня, унизить. Это ли не говорит о том, какое у тебя шаткое положение? Боишься, что общественность узнает, какая их любимая блогерша грешница? Разве не твой отец на прошлой неделе пожертвовал в церковь несколько миллионов? Каково будет ему, когда прихожане узнают, какие грехи он таким образом замаливает?

Я попала в ее болевую точку. Кристина прищурилась и часто задышала, отчего ее грудь стала часто подниматься вверх-вниз, но, в отличие от моей, ее сорочка не пропиталась пятнами вокруг сосков.

– Ничтожество, – прошипела она в итоге и, толкнув меня плечом, вышла из палаты, оставляя ребенка одного.

Меня всё еще шатало, тело одолевала слабость, и я ненадолго присела на вторую кровать в палате. Посижу, приду в себя и отправлюсь на поиски другой палаты. Вот только чем дольше я сидела без движения, тем сильнее меня клонило в сон.

Я и не заметила, как отключилась на голом матрасе, а из сна меня выбросил детский плач. Спросонья я заметалась и увидела своего сына в боксе рядом. Душу затопила нежность, а когда я посмотрела на него, то растаяла.

Его личико было сморщенным и красным от слез и натуги, а ротик искривлен, словно он хныкал уже по меньшей мере несколько часов.

Я сразу же взяла его на руки, присела на кровать и оголила больничную сорочку, желая поскорее накормить ребенка.

Он стал чмокать ртом и двигать головой в поисках желанного молока, а затем успокоился и сладко засопел, дрыгая ножками. Я же с нежностью наблюдала за тем, как он двигает пяточками, пальчиками и губками. Мой сыночек.

Окончательно проснулась я не сразу. А когда опустила глаза, побледнела, понимая, что спросонья перепутала, подумав, что рядом со мной в люльке лежал мой сыночек. Во всем виновато мое глупое сердце, которое отозвалось на жалобный плач, и какой-то неправильный материнский инстинкт, решивший вдруг, что это мой ребенок. Тот, кого я вынашивала почти девять месяцев и которого рожала в муках.

Мою душу затопила горечь, когда я осознала реальность. Я сейчас сижу в палате, которую делю с любовницей своего мужа, кормлю его нагулянного ребенка, пока мой лежит в инкубаторе, а не в боксе с другими детьми, и питается через зонд, в то время как груди его мамы полны молока.

С моей стороны было бы жестоко отнимать грудь у оголодавшего малыша, и я задавила свою ненависть к Кристине глубоко внутрь. Настолько жадно мальчик впился губками в сосок и вцепился пальцами в мою грудь.

Будто его не кормили с самого его рождения. Стало его жаль, ведь его матери не было до него дела. Она шаталась не пойми где, и ее совсем не волновало, что ее ребенок страдает от сосущего чувства голода.

– Твоего ребенка уже перевели из реанимации? – вдруг раздался хриплый голос Ильи.

Я не заметила, что дверь палаты была открыта и на пороге возник мой муж. Его кадык дернулся, а на меня и ребенка он смотрел с какой-то жадностью и агонией, словно не мог насмотреться. Я же поджала губы и оскалилась, чувствуя себя униженной.

– Закрой дверь с той стороны, Илья!

Меня трясло, я посмотрела ему за спину, опасаясь, что прямо сейчас здесь появится Кристина, но ее не было. А Илья не спешил покидать палату. Наоборот, шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.

– Это не твой сын, Ульяна, – догадался он, мгновенно помрачнев. – Что ты делаешь? Немедленно положи его на место. Если с моим сыном что-то случится…!

Угроза дамокловым мечом повисла в воздухе. Я сглотнула, малыш в этот момент оторвался от соска, и я, оскорбленная словами Ильи, положила его обратно в люльку. Старалась не обращать внимания на то, как он цеплялся пальчиками за мою грудь, и отошла, больше на него не глядя. Дура ты, Ульяна. Полная дура.

– Я не такая живодерка, как ты себе вообразил, Илья. Лучше бы за Кристиной, его матерью, следил. Какая из нее мать? Бросила голодного ребенка и убежала на несколько часов не пойми куда. Вот уж о ком тебе стоит переживать, что она угробит твоего сына.

Я сделала акцент на последнем предложении, но старалась не смотреть ему в глаза. Взгляд держала строго на его переносице.

– Тебя это волновать не должно, Ульяна. Следи за собой и не лезь, куда тебя не просят, ясно? Что ты вообще забыла в этой палате? У тебя своя есть.

– Туда поселили жену депутата, Илья. И не нужно притворяться, что это не вы с Кристиной подстроили, чтобы заставить меня кормить вашего сына.

– Что за бред, Ульяна! – рыкнул Илья и сжал ладони в кулаки. – Хватит уже наговаривать на Кристину и нести чепуху! Я не думал, что ты такая.

– Такая? – прищурилась я и выплюнула с горечью. – Какая такая? Договаривай, Илья!

– Продажная, – наконец, признался он и набычился. Глаза его налились кровью, а сам он сделал шаг вперед, буквально нависая надо мной и давя своей тяжелой энергетикой. – Такая же, как твой отец и твой любовник. И не нужно делать такие удивленные глаза невинной овечки. Твой Игорь Соколов украл у нашей семьи три фуры с дорогими деталями этой ночью.

Глава 10

– Что же ты теперь скажешь, Ульяна? Посмотри на меня. Покажи мне свои лживые глаза и скажи прямо сейчас в лицо, что ты мне не изменяла. Молчишь? – Илья злобно усмехнулся. – Что ты теперь придумаешь в свое оправдание?

Сказать на это мне было нечего. Ледяной голос мужа, словно лезвием, рассекал тишину палаты. Мне хотелось обхватить себя руками, чтобы хотя бы немного согреться, спрятаться от несправедливого гнева своего мужа, ведь он считал меня лживой, а сам не говорил ни слова правды.

– Я впервые вижу этот телефон.

Мне было противно держать розовый гаджет в руках, и я пихнула его мужу.

– Это не мое.

Его лицо исказилось злым оскалом. Телефон так и остался в моих руках. Он не хотел его брать. Лишь смотрел в мои глаза, взглядом требуя объяснений. Тогда я бросила розовую пакость на койку.

– Хочешь сказать, это фотошоп?

– Нет.

Не фотошоп, фотографии реальные.

Даже сейчас мне было стыдно признаваться в том, что я сделала эти откровенные фотографии для него. И хоть однажды эта смелая мысль пришла мне в голову, дальше пары селфи я не зашла. И уж тем более не отправляла эти фотографии никому, даже законному мужу, но они хранились в моем телефоне.

– Значит, ты всё же сделала эти фотографии и отправила их любовнику?!

Чем больше ярился мой муж, тем спокойнее я становилась. Я даже не знала, зачем стояла и разговаривала с ним, ведь он не верил ни единому моему слову.

– Ты уже сам придумал ответ, Илья, и мои объяснения тебе не нужны.

– Хочешь, чтобы я это оставил вот так?! Значит, все-таки признаешься? – гневный поток слов не прекращался.

– Если твою совесть успокаивает то, что я тебе якобы изменила, то пожалуйста, – пожала я плечами, – можешь считать, что я умудрилась изменить тебе под самым твоим носом. Носила чужого ребенка и пыталась избавиться от него. Или что там напели тебе мама и Кристина?

– Кто там что напел? Я сам вижу доказательства! – прошипел муж, напрягая мышцы всего тела. – Ты поплатишься за свою измену!

– А как поплатишься ты, Илья? – смотрела я на него, сузив глаза. – Ситуация патовая, не находишь? Просто отпусти нас с ребенком, я больше ничего не хочу от тебя. Ни знать тебя не хочу, ни видеть. Твоей семье я всегда была не мила. Как ни старалась угодить, всё равно осталась нищебродкой и плебейкой.

– Куда ты собралась, Ульяна? Тебя никто никуда не отпускал. Мы с тобой женаты, если ты не забыла. Никто не считал тебя нищебродкой. Я не считал, иначе бы не женился на тебе. А бредни матери я слушать не собираюсь.

– Зато я наслушалась вдоволь. Больше не хочу. Не хочу иметь ничего общего с вашей семьей. Женись на своей Кристине и будьте счастливы!

– А я и женюсь.

Он сказал это так запросто, словно сообщал о погоде.

Так это правда? Правда…

А на что ты надеялась, Ульяна? На что еще можно надеяться в этой ситуации?

– Вот только пройдет нужное время, разведусь с тобой и женюсь на Михайловской. Но не надейся, что после развода ты сможешь спокойно дышать. Я тебя оставлю без копейки. И работу не сможешь найти. Будешь на улице побираться. Ты никогда не расплатишься за свою измену! А сейчас, когда ты вернешься из роддома домой, я тебе обещаю, твоя жизнь превратится в ад!

Когда-то в глазах мужа была любовь, теперь же они отражали только презрение и гнев. Титов говорил твердо и бескомпромиссно, и я не сомневалась, что он выполнит все свои угрозы. Умолять его было бесполезно, он видит лишь ту правду, которую хочет видеть. И пусть его обманули и всё это подстроили, с него это не снимает вины. Как и не отменяет измены…

– Значит, тебе можно, а мне нельзя?

Он дернулся, словно я со всего размаху дала ему хлесткую пощечину. Наверняка он думал, что я начну выгораживать себя, оправдываться, убеждать его, что я не изменяла, но я этого делать не стала. Решила сохранить хоть каплю гордости. Возможно, тем самым подтверждая свою виновность в глазах мужа.

– Нет, тебе нельзя, – скрипнул он зубами, яростно дыша через ноздри. – Я мужчина, и у меня есть свои потребности.

– Ты сам себя слышишь? Мне кажется, я совсем тебя не знала, Илья.

– Взаимно, – рыкнул он, – та Ульяна, которую я любил, никогда бы не раздвинула ноги перед…

– Хватит, Илья!

Слушать его было невыносимо, терпеть унижение, его гадкие оскорбления. Я всё еще была слаба и стояла покачиваясь, в надежде, что весь этот ужас прекратится.

– Ты мне будешь говорить, когда хватит, а когда нет? – ощерился он, со злостью глядя мне в глаза. – Ты больше ничего не решаешь. Ты обнулила наш брак своей изменой. Теперь это просто временный договор, по которому ты будешь ширмой для общественности. Скандалы нам сейчас ни к чему. Если захочешь взбрыкнуть, своего ублюдка не увидишь, а отец твой пойдет на нары. Это ясно?

– Ты запрешь меня дома и заставишь смотреть, как ты и она…

– Считай, что делаю тебе поблажку. Мне придется видеть плод твоей измены и терпеть финансовые потери из-за твоего любовника. Дом большой, нам всем хватит места.

– Ты поселишь Кристину с нами? – выговорила я, чувствуя внутри один лишь холодящий душу ужас.

Илья пожал плечами, словно не видел ничего странного в этой ситуации.

– Она же мать моего ребенка, а ты как думала?

Можно ли возненавидеть того, кого любила всем сердцем?

Можно – если этот человек превратился в монстра.

Тот, кто любил, никогда бы не произнес такие слова. Выходит, Илья никогда и не любил меня. Зачем он вообще на мне женился, раз потянулся к Кристине, едва она вернулась из-за границы? Поманила наманикюренным пальчиком, а мой муж и пошел, как зачарованный.

В таких случаях жены спрашивают: чем она лучше меня? Я же знала, что Кристина лучше, ярче, статуснее и красивее.

Они с Ильей стоят друг друга. Подлые и беспринципные.

У меня нет никаких шансов, чтобы им противостоять. Ради отца и ребенка я вынуждена оставаться в плену у этих жестоких людей. Что же мне делать? Как мне спастись? Неужели мне не у кого просить помощи?

Глава 11

В тот же день по моему настоянию меня перевели в общую четырехместную палату. Здание платной клиники примыкало к обычному роддому, туда я и попросилась. Думала, не отпустят и все врачи и медсестры в сговоре с Титовым и его любовницей, но, как ни странно, мне позволили переехать.

По общему коридору, который объединял здания, я могла ходить к сыночку.

В палате было тесновато. Конечно, это не то же самое, что двухместная, но всяко лучше, чем жить в одной палате с Кристиной, которая относилась ко мне словно к служанке.

Любовницу мужа я больше не видела, она как ушла налаживать контакты с женой депутата Полякова, так про меня словно бы и забыла.

Я была слишком слаба, чтобы каждый день парировать ее остроты и выслушивать, какая я никчемная. Я не собиралась давать себя в обиду, но хотела сосредоточиться совершенно на другом. Мой ребенок. Вот что важно.

Кристину вскоре выписали, и я не удержалась, смотрела на выписку из окна. Увидела, как свекор со свекровью подъехали к больнице с огромным букетом и конвертами, которые Валентина Архиповна держала в руках. Видимо, благодарность врачам и медсестрам.

Машина была украшена шарами и надписями. “Спасибо за внука”. “С новорожденным”.

Стало горько, и я сглотнула комок горечи, чувствуя, как болит сердце.

На их лицах сияли улыбки, а затем из здания вышли Илья с Кристиной. На руках моего мужа лежал белый сверток, там мирно спал их малыш. Тот самый, которого я кормила спросонья грудью.

– Закрой окно, Ульяна! Дует, – произнесла одна из моих соседок по палате, и я прикрыла, чтобы не продуло детей, которых им принесли на кормление.

Я старалась уходить из палаты, когда они кормили детей грудью или смесью, слишком больно было смотреть, слонялась по коридорам, едва сдерживая слезы.

Бросила последний взгляд в окно.

В этот момент вся семья Титовых встала в ряд, чтобы сделать фото на память.

Вскоре они все уехали, а я осталась стоять на месте и смотреть им вслед. В груди кололо, а на глаза навернулись слезы. Свекровь со свекром так ни разу и не пришли ни ко мне, ни к моему ребенку. С того раза, когда Илья застал меня в палате Кристины, кормящей их малыша, он больше со мной не разговаривал, а в реанимации, где лежал наш сын, я его не видела.

Когда же его, наконец, перевели в обычный бокс для доношенных новорожденных, радоваться его появлению там я пришла одна. Как только Кристину выписали, Илья не появлялся в больнице, и я осталась лежать без связи с внешним миром, не представляя, что мне делать дальше.

Соседки в палате сменялись одна за другой, я не успевала их запоминать, они меня сторонились, ведь сами фонтанировали счастьем, от меня же фонило горем и трагедией. Лишь одна из них, пухленькая Олеся, мама трех деток, которая родила четвертого, проявила ко мне участие и по секрету рассказала, что у нее тоже один ребенок родился недоношенным, но сейчас у него всё хорошо.

Она поделилась со мной нитками и спицами и научила вязать. Чтобы занять руки, я связала малышу желтые пинетки и белую кофточку. Даже получилось надеть на него пинеточки, в них он смотрелся очень трогательно, мой сладкий малыш, который был нужен только маме.

Телефон мне никто не вернул, и я не знала, как связаться с родителями, пока в один из дней не столкнулась в отделении с их соседкой по даче, Ириной Фёдоровной Павелецкой.

– Ульяна? А ты что тут делаешь? Неужто уже родила? – улыбнулась при виде меня эта подкрашивающая хной седину пожилая женщина. – Ну рассказывай, богатыря небось, в Илью пошел? Он-то у тебя мужик крупный, косая сажень в плечах.

Я прикусила губу и неопределенно кивнула, не собираясь вдаваться в подробности перипетий моей неудавшейся семейной жизни.

– Ирина Фёдоровна, а у вас нет номеров моих родителей? У меня телефон сломался, мне бы позвонить им, а наизусть я не помню.

– Да-да, конечно, деточка. Я тебе очень сочувствую, и радость, и горе одновременно. Сейчас-сейчас. Где-то я записывала номер твоей мамы.

У меня бешено застучало сердце, когда я услышала слова женщины, а душу затопило плохое предчувствие.

– Горе? – переспросила я, проводя языком по сухим губам. Казалось, в ожидании ответа я вся побледнел. Кровь отлила от лица, так что я стала похожа на призрака.

В голове пронеслись все те ужасы, которые говорили про Титова-старшего, отца Ильи. Среди его врагов ходили слухи, что Артур Андреевич расправлялся с теми, кто его предал, всем известным способом.

– Инфаркт на ровном месте – это не шутки. Только вчера, считай, ходил человек себе здоровый, ничто не предвещало беды, а потом раз и нет человека.

– Нет человека? – повторила я за ней и стала заваливаться набок, теряя связь с реальностью.

– Ох, Ульян, я ж это для красного словца. Слава богу, твой отец не умер. Это я просто свои страхи на тебя вывалила. Неужто подумала, что он умер?

– Д-да, – заикаясь, произнесла я.

Ирина Фёдоровна помогла мне усесться на сиденье в коридоре, достала из сумочки бутылочку воды и протянула мне. Я не стала отказываться, меня всю колотило, а лицо горело, словно у меня подскочило давление.

– А как же… – растерялась я. – А где же папа? Он в этой больнице?

Я вцепилась в соседку и смотрела ей в глаза, желая, чтобы она поскорее ответила.

– Так ты не знаешь, что ли? Нет-нет, он в городской больнице лежит. В центре которая. Ох, деточка, на тебе лица нет. Как же так вышло, что ты не знаешь, что с твоим отцом беда такая случилась?

Я не могла удовлетворить любопытство соседки. Не говорить же, что телефона у меня нет, а Илья и сам наверняка не знает о случившемся, иначе предупредил бы меня. На этих мыслях я осеклась. А вдруг знает? И не предупредил меня ни о чем лишь потому, что не считает нужным, и это отныне только мои проблемы.

Он ведь при последнем разговоре обвинил меня и моих родителей в корысти и мошенничестве. И бог знает в чем еще. Господи, а если отцу требуется лечение и у мамы нет денег? А вдруг она вообще не знает, что я родила? Не может до меня дозвониться и считает, что я их бросила и не хочу общаться.

Глава 12

От медсестры на осмотре я узнала, что несколько женщин готовятся к выписке и заведующая как раз на месте.

– А я могу к ней подойти?

Сердце сорвалось в быстрый ритм. Может быть, получится выписаться? Ребенку уже месяц с рождения, мой малыш окреп, подрос, набрал веса, с ним всё было хорошо. Нам пора выписываться. Непонятно куда, но пора.

– Не знаю, попробуйте, – равнодушно и флегматично ответила девушка, еще раз осмотрела детей в палате и вышла в коридор.

Сперва я дождалась, пока унесут новорожденных, а потом порывисто вышла из палаты. Дошла до двери кабинета заведующей и постучала.

– Зайдите, – из-за двери раздался приглушенный женский голос.

Когда я зашла, Маргарита Сергеевна (имя и отчество я прочла на табличке), строгая женщина с короткой стрижкой и в очках, сидела за столом и перебирала документы.

– Можно?

– Заходите-заходите, не надо стоять на пороге.

Голос ее был недовольным, я ее явно отвлекла. Она смотрела в монитор компьютера на подставке и щурилась, постукивая концом серебристой ручки о стол.

– Что вы хотели?

– Я слышала, что вы готовите выписки, – сказала я вежливо. – Нельзя ли нам с ребенком тоже выписаться?

– Фамилия, – безэмоционально отчеканила она и перевела взгляд на стопку папок перед ней.

И я даже уже успела обрадоваться, надеясь, что моя выписка – простая формальность, как взгляд заведующей заледенел. Едва я назвала фамилию, как она изменилась в лице.

– А-а-а, Титова. Девушка, а что же это у вас за непорядок с документами? Бросили вас, как котенка бездомного, сюда из элитной клиники. – Она мотнула головой вправо, где находилось крыло платного роддома. – Еще и ребенка потом передали. Так кто вообще делает?

Меня охватил жуткий стыд, и щеки покрылись румянцем. Хоть я и не была виновата в сложившейся ситуации, но все шишки достались именно мне. Я опустила глаза и стала комкать в руках поясок хлопкового цветастого халата, который выдали мне здесь, сворачивать кончик в трубочку и разворачивать.

– А что с моими документами? Это мешает выписке?

– Мешает? – заломила она бровь. – Да у вас черт ногу в документах сломит. Обменной карты нет. На ребенка мы документы переделывали, и анализы. Едва выцарапали у “Ориона” сведения о прививках. Бардак! Я это так не оставлю, вы так и знайте. Они там что-то наворотили, а мне отвечать? Проверка ко мне придет как к последнему звену в цепочке. Вы почему оттуда вообще перевелись?

– Мне больше не оплачивали палату, я не могла там оставаться.

– Муж, что ли, не оплачивал? А где муж?

Я снова опустила глаза, не в силах озвучивать свое бедственное положение.

– Ясно, объелся, значит, груш. Но ему всё равно придется приехать и привезти обменную карту. Без нее вас не выпустим. Я вообще не понимаю, как вас приняли в “Орион” и оформили без карты.

– Я поступала экстренно, почти без сознания.

– Ну а потом же муж должен был привезти карту. У вас есть родственники еще? Мать? Вы им можете позвонить? – продолжала она меня допытывать, взгляд стал подозрительным, как будто бы она обвиняла меня в преступлении и каких-то махинациях. И я понимала, что они имели место, но устроила их не я, а Кристина! И моя свекровь! Которых сейчас и след простыл, а мне приходится держать ответ.

– У меня нет телефона, сломался, я же из роддома не выходила, меня никто не посещал, – объясняла я, вызывая еще большее недоумение.

– Как это нет телефона? Карты нет, телефона нет, с документами бардак. Ведете себя странно. Титова, мне полицию, может, вызвать?

Она поднялась с места и угрожающе надо мной нависла.

– Не надо… Не надо полиции… – Я сглотнула и быстро-быстро заморгала. – Я ничего не сделала. Просто мы с мужем разводимся, а со свекровью плохие отношения, она забрала мой телефон, когда я начала рожать. Сюда я поступила без сознания. Родители не знали, что я родила, ребенок недоношенный… А у папы… У папы инфаркт…

Мое самообладание резко лопнуло, словно давно натягиваемый пузырь. Треснуло и раскололось, изливаясь целым потоком слез. Всё это время я действовала на автомате. Постоянно бегала к ребенку, задавала миллион вопросов о его состоянии, училась ухаживать за ним, когда выписали из реанимации.

Мне было плохо, больно, одиноко и страшно, и родители были где-то там, а Илья, мой когда-то любимый муж, так и не появлялся, да еще и подставил. Обвинил в измене, угрожал, издевался…

Спать я толком не могла.

Едва засыпала, как мне снился чужой ребенок, которого я накормила спросонья грудью и словно соединила нас невидимой прочной нитью. Мое нутро рвалось к нему, тогда как родной сыночек вызывал только невероятную жалость.

Но не материнские чувства.

Я винила в этом себя и не могла избавиться от чувства вины, оно меня съедало поедом. Что я за мать такая, которая не может принять родного ребенка?
И хоть с ним сейчас всё было более-менее в порядке, я переживала об отсроченных последствиях его недоношенности.

Даже хорошо в какой-то степени, что у меня нет телефона, а то начиталась бы всякого…

Я не знала, куда мне идти и какое будущее нас ждет с малышом…

Всё это вместе подкосило меня, а угрозы заведующей просто стали последней каплей.

Я разрыдалась прямо перед ней и никак не могла остановить рыдания.

– Ох уж эти мамочки, – заговорила она, но тон уже был мягче, – вот, выпейте воды.

Она подала мне белую кружку, которую я взяла дрожащими руками.

Вспомнилось вдруг, как Илья бегал за водой для своей любовницы, когда мы все вместе встретились в коридоре платного роддома.

Что ж все воду предлагают? А как насчет лекарства от разбитого сердца?

– Извините, на меня всё навалилось.

Я подняла воспаленные глаза на заведующую, которая протягивала мне телефон. И салфетку в придачу. Женщина строго на меня смотрела и выглядела решительно.

– Звоните своему супругу. Разводитесь вы или нет, но вы жили вместе, он отец ребенка. Пусть привезет обменную карту и заберет вас из роддома.

Глава 13

Номер Ильи я вспомнила не сразу. Женщина с таким недовольным видом дала мне свой телефон, что я быстро набрала на дисплее номер мужа и слушала в ответ гудки. Отошла от нее на несколько метров и ждала, когда он соизволит, наконец, поднять трубку.

– Слушаю, – прозвучал его холодный голос. Чудо, что он вообще ответил на звонок с неизвестного номера.

– Это я, Илья, – быстро протараторила я, пока он не сбросил вызов. – У меня в больнице для выписки требуют обменную карту, а она дома. Привези ее, пожалуйста.

Я выдавливала из себя вежливость только ради сына, хоть мне это и претило. Хотелось плакать оттого, что мне приходится унижаться и выпрашивать то, что муж для своей жены должен делать без разговоров.

Я вообще не хотела ему звонить, не хотела слышать голос, но пришлось.

Сначала по ту сторону трубки воцарилась тишина. А затем звонок завершился.

Я застыла, чувствуя, как меня пробирает неприятная липкая дрожь. Илья просто сбросил вызов, не считая нужным даже ответить мне “нет”.

– Ну что? Когда ждать-то твоего благоверного?

Грубоватый голос врача вывел меня из ступора. Я обернулась, пару раз моргнула и не нашлась с ответом. Что я могу ей сказать? Что не знаю? Что муж проигнорировал меня и просто нажал отбой?

В груди запекло, и я потерла эту область, пытаясь уменьшить душевную боль, но ничего не получалось. На глаза против воли наворачивались слезы, и я стискивала зубы, чтобы снова позорно не расплакаться перед посторонней женщиной.

– Ясно. Значит, так, как вас там, – не церемонилась она со мной и опустила глаза на свои записи, – Ульяна. Заведение у нас казенное, государственная больница, как-никак, и места не вечные, их нужно освобождать. Завтра я вас выписываю, смысла вас больше держать нет. Ребенок уже в порядке, а обменную карту послезавтра занесете сами. Под вашу ответственность, ясно?

Суровый взгляд буквально пригвоздил меня к месту. Я медленно кивнула, а сама растерялась, не представляя, куда мне идти и что делать.

Меня выписывают. Осознание пришло лишь спустя несколько минут, когда я вошла в палату и мне отдали на руки моего сына, который, казалось, почти ничего не весил. Пушинка.

Когда я была беременна и счастлива в браке, мечтала об этом дне больше всего. Что мне дают ребенка, Илья поддерживает меня и не может налюбоваться нашим сыном. Мы вместе выходим на улицу, нас встречают наши родители, фотограф и видеооператор. Я даже выбрала лучших специалистов в городе и внесла предоплату, чтобы они точно были срок в срок, когда настанет этот долгожданный день.

А сейчас я сидела в палате одна, с ребенком на руках, и не понимала, что мне делать дальше. Без телефона и связи, без поддержки мужа и своих родителей. Последним и самим нужна моя помощь, и я прикусила губу, сильно зажмуриваясь, чтобы не расплакаться и не заставить нервничать сына.

Больница, за неимением у меня никаких вещей для ребенка, сжалилась надо мной, и сердобольные медсестры собрали для нашей с сыном выписки с мира по нитке. Кто-то принес из дома старый конверт, кто-то – застиранные пеленки, кто-то даже подумал и обо мне.

Так что и я к моменту икс была одета в толстовку и треники с чужого плеча.

Я была благодарна всем этим неравнодушным людям, но так гадко еще никогда себя не ощущала. Словно я – побирушка, не способная позаботиться даже о себе, что уж говорить про свое долгожданное, выстраданное чадо.

Вниз я спускалась на ватных ногах и медленно, боялась, что не удержу сына, который сладко посапывал и не подозревал, какая буря разверзлась в моей душе.

Когда за мной захлопнулись двери больницы, я жадно глотнула свежего воздуха, наполняя легкие долгожданным ароматом улицы. Все эти дни нам не разрешалось выходить, и долгое времяпровождение внутри здания сделало меня бледной и слабой, и я ненадолго остановилась на крыльце, дожидаясь, пока пройдет головокружение.

Как же разительно отличался день моей выписки от дня выписки Кристины.

Ее встречали с шарами и цветами. Снимали на камеру, чтобы запечатлеть счастливый для любой семьи день, целовали, благодарили за первенца, а затем с помпой увезли в родовое гнездо, где отныне ей выделили место.

А меня… Нас даже никто не встретил. Незнакомые мне люди проходили мимо и кидали на нас равнодушные взгляды. Им не было до нас никакого дела. Никому не было. Даже отцу моего ребенка было на него совершенно всё равно.

Одна из соседок по палате одолжила мне денег, когда я, задавив подальше гордость, обратилась к ней с просьбой. Как же мне было стыдно просить в долг, но я понимала, что здоровье моего ребенка, который и так родился недоношенным, гораздо важнее моего эго.

Благо соседка не отказала и даже не стала задавать вопросов. Сказала, что отдавать ничего не нужно. Она не обеднеет от этой суммы, а меня она спасет.

Минуты позора не забылись, зато теперь у меня были деньги на такси, чтобы доехать до квартиры родителей. Если мамы там не будет, то запасной ключ точно есть у их соседки, тети Аллы, которая в их отсутствие всегда поливает цветы.

Вот только, когда я собралась с силами и начала спускаться по лестнице, дорогу мне перегородила чужая фигура.

Илья. Узнала его гораздо раньше, чем подняла взгляд. От него пахло тем самым парфюмом, который я подарила ему на годовщину нашей свадьбы.

– Куда-то собралась, Ульяна? Сбежать решила? – процедил он, да таким тоном, словно я собака у его ног, которую он не отпускал.

– Зачем ты приехал? Что с моими документами? Это ты оформил выписку?

Илья поморщился от града обрушившихся на него вопросов и холодно бросил:

– Слишком много спрашиваешь. Садись в машину.

От его жесткого тона мне стало зябко, я поежилась и притянула к себе ребенка.

– Я с тобой никуда не поеду. Отдай мне мои документы, если они у тебя есть. И телефон.

– Что, любовнику собралась звонить?

От когда-то любимого мужа веяло таким холодом, презрением и лютой злобой, что с ними не смог сравниться даже мороз на улице. Я ощутимо мерзла и боялась, что малыш тоже замерзнет и заболеет. Ему такие температурные перепады точно не пойдут на пользу.

Глава 14

Я слышала и не верила своим ушам. Горло сдавило болезненным спазмом. Стало кидать то в жар, то в холод. Он уже и до родных моих добрался?

Мне хотелось бежать от этого монстра. Но я понимала, что он не отпустит, он уже всё решил, вынес приговор, который обжалованию не подлежит. Титов перечеркнул всё наше прошлое и видит меня в черном свете.

Он готов шантажировать меня всем, что мне дорого.

Руки начали дрожать, и я беспомощно оглянулась по сторонам, словно кто-то мог подойти и помочь мне с ребенком. Но никого не было. Только он. Ненавистный теперь муж, любые хорошие воспоминания о котором я поклялась вытравить из своей души и сердца.

– Ульяна, ты уяснила, что я сказал?

Повернулась к нему лицом, вгляделась в пустые глаза.

– Я не дура, Илья. Ты придумал оправдание своей измены, – сказала я горько, – если я виновата во всем, то ты не виноват, ведь так? Имеешь право на ненависть. Вот только твой ребенок от Кристины родился раньше нашего, раз мой – недоношенный. Ты с ней переспал раньше, чем я якобы переспала с Игорем.

– Якобы?! – процедил Титов, подергивая губой. – Делаешь себе хуже, когда отрицаешь очевидное. Поверь, я могу обойтись с тобой куда хуже, чем сейчас.

По спине побежал холодок. Стало очень страшно, зубы застучали друг о друга. То ли от страха, то ли от мороза. Он ощутимо щипал щеки.

– А-а-а, так ты меня, значит, облагодетельствовал, так это называется?

– За твою измену тебя надо было просто выкинуть на улицу! Не нужна бы мне была жена…

– А что бы надо было сделать с тобой за твою измену? – усмехнулась я со злостью, приходя в ужас от его перевернутой логики.

Он свою измену вообще не считал таковой. Я одна виновата.

Как же так вышло? Что мне делать? Куда нам пойти с малышом?

Он мне даже телефон не дает, документы забрал, никакого выхода не оставил.

Что будет, если я соглашусь и поеду с ним? А разве есть выбор? Разве он оставил мне хоть малейшую лазейку? От отчаяния хотелось стонать, тело задубело, малыш стал похныкивать, наверняка разбуженный разговором.

Покачивая его, я снова поискала глазами хоть кого-то, кто мог бы прийти вместо Ильи. Но кто? Изначально бесполезная трата времени – пытаться бороться с сильными мира сего.

Нутро заведенной машины так и манило теплом, но я глупо надеялась не подчиниться Илье. Дилемму решил он сам, буквально протащив меня за предплечье к машине.

– Что ты делаешь, Илья? Отпусти!

– Села в машину, Ульяна! Перестать устраивать цирк. Ты едешь со мной.

Холод не отпускал меня и тогда, когда я упала на сиденье и прижала к себе малыша. Дрожь прокатывалась волнами по всему телу, кровь шумела в ушах, я кусала губы по боли, чтобы не зареветь во весь голос, только тихо стонала от ужаса.

Илья завел машину и молча вывез нас с парковки роддома. Меня захлестывала черная злоба, непривычная ненависть въелась в сердце, а душу кромсал на куски страх неизвестности.

Неужели он везет меня в дом, где теперь живет Кристина? Она заняла мое место? А было ли оно моим? Ее слова вонзились мне в мозг раскаленным сверлом. Слова о том, что он всегда ее помнил, всегда любил только ее, а я была заменой. Всего лишь попыткой забыть ее.

Интересно, когда она вернулась из-за границы, у них сразу всё случилось?

Зажмурилась от ярких картинок, которые подбросило мне чрезмерно богатое воображение. Вот так бывает, когда ты веришь в сказки. Принц и Золушка. Богатый олигарх и бедная студентка. Так бывает только в сказках или любовных романах.

А в жизни всё решают власть имущие, угнетая низший класс.

Я зря полезла в это всё, не переборов в себе влюбленность в Титова.

Перед моими глазами вырос дом, и сердце захолонуло. Мы въехали в ворота, и Титов выключил мотор. Обернулся ко мне. Глаза ничего не выражали.

А я в страхе смотрела на светящиеся окна. Кто там? Свекровь?

Неужели там сейчас Кристина с ребенком?

– Кристины нет, – Илья словно прочитал мысли.

Да их и несложно было прочитать, у меня не осталось сил на то, чтобы что-то из себя изображать. Дурнота накатывала такая, что впору было попросить бумажный пакет. Но, наверное, Титов бы и его мне не дал, теперь от него я не увижу ни заботы, ни тепла, ни вообще хорошего отношения.

Я теперь его пленница. Иначе и не скажешь. Бесправная рабыня.

– Она на островах. Восстанавливается после тяжелых родов и кровотечения, которое спровоцировало падение.

Вроде бы я должна была почувствовать вину, да только знала, что я не толкала Кристину. Уверена, что никакого кровотечения у нее не было.

– Вот как, Илья? Значит, твоя любовница восстанавливается на курорте, а законная жена такого недостойна?

– Не играй в жертву, – рыкнул он, – право что-то требовать ты потеряла, когда раздвинула ноги для другого мужика!

Сглотнула протест и ответное оскорбление, готовое вылететь изо рта. Зачем зря стараться? Илья свою вину не видит и моих упреков не воспринимает.

– И какие же у меня будут теперь права? Может, объяснишь?

– Ты сидишь дома и не отсвечиваешь. Пока отца не утвердят на посту депутата госдумы, никакого общения с подругами. Еще не хватало, чтобы информация о проблемах в семье утекла в руки журналистов. Также ограничишь свое общение с родителями. В общем, месяца три живешь со мной под одной крышей и не попадаешься мне на глаза. Это основные правила, Ульяна.

– Ты чудовище. Если бы я знала, что ты такой, то…

– То что? Не вышла бы за меня замуж? Это ты хотела сказать? – выплюнул Илья, скалясь мне в лицо и глядя с такой ненавистью, что я даже отшатнулась.

– Да. И не нужно так на меня смотреть, будто я перед тобой виновата. Если ты так хотел оправдать свою измену и переложить вину за собственное предательство на мои плечи, то я в тебе разочарована. Лучше бы мы никогда не встречались, Илья.

Я бы хотела сказать, что проклинаю тот день, но осеклась. Осознала внезапно, что тогда у меня на руках сейчас не было бы моего комочка счастья, которое должна познать каждая женщина.

Глава 15

Титов промолчал в ответ на мои слова, и я восприняла это за согласие. Мы молча прошли в дом. Едва закрыли дверь, как меня обволокло теплом, замерзшие конечности начали оттаивать. Но внутри продолжала гулять стужа. В этом доме мне всё было знакомо: каждый предмет мебели, каждая статуэтка, каждая деталь интерьера. С фотографий в рамках когда-то смотрели наши счастливые лица.

Теперь их нет, исчезли. Теперь это всё чужое, не мое. Теперь это всё будет принадлежать другой женщине.

– Илья, мне нужен телефон.

Я решила переключиться на единственно важные сейчас вопросы.

Мой ребенок и состояние моих родителей.

– Получишь, – Илья коротко кивнул и взял в руки свой телефон.

С кем-то переписывался, но на лице не было улыбки, и я подумала, что это деловая переписка, ведь со своей Кристиночкой он, наверное, переписывается сердечками и влюбленными смайликами.

– Где я буду жить?

Вряд ли он поселит меня в моей прежней спальне. Вернее – в нашей.

Титов почему-то прикрыл глаза, как будто мой вопрос причинил ему боль. Смешно. Вряд ли я могу сказать что-то болезненное для него, в то время как он только и делает, что ранит меня.

– Поселишься в гостевой комнате, – проговорил он сквозь зубы. – Она оборудована для ухода за ребенком. Также я выделю тебе няню.

Слова мужа повергли в ступор.

– Няня? Оборудованная комната? С чего такая забота, Илья?

– Это не забота. Это меры предосторожности.

Дальше он пояснять не стал, предоставляя мне самой рассуждать, что же это значит. Меры предосторожности против кого? Он считает, что я могу навредить собственному ребенку?

– Да господи, Ульяна, – взорвался вдруг муж, – не стой тут с таким лицом, будто я самый главный монстр в мире. Тебе, в конце концов, нужно заниматься собой. Или поехать к отцу. На это время и нужна няня.

Титов снова сбил меня с толку. Я вообще не думала, что он позаботится о таких вещах. Мне безумно хотелось отвергнуть его помощь, но я просто физически не смогла бы выдержать одна всё то, что выпало на мою долю. Даже сейчас я едва стояла на ногах и слабыми руками удерживала ребенка. На плечи навалилась титаническая усталость. Меня измотали события последних дней. Разговаривать с Ильей было сложно, почти невыносимо. Трудно было молчать и не бросаться в пространные объяснения.

Мне так хотелось, чтобы он мне поверил, но он поверил кому-то другому…

– Тогда я пойду в комнату.

Не успела я закончить фразу, как из глубины дома раздался детский плач. Мне мгновенно стало дурно. Я, конечно, подозревала, что ребенок Кристины здесь, но надеялась, что я его не увижу. И сейчас рассердилась на себя. Просто ужасно рассердилась. Потому что мое сердечко затрепетало, и я невольно потянулась к этому маленькому безвинному мальчику, который однажды пил мое молоко. У меня было на удивление много молока. В роддоме даже удивлялись. Такая худенькая, грудь небольшая, но полная молока.

Моему малышу было нужно немного, и остатки приходилось сцеживать.

Наверное, я могла бы кормить двух детей.

Боже мой, о чем я думаю?! Мало мне было случая, когда я перепутала сон и реальность и покормила сына мужа и его любовницы?

– Добрый день, – молодая девушка с плачущим свертком на руках вошла в гостиную и застыла. Очевидно, это была няня ребенка Кристины.

В ее удивленном взгляде явно читался вопрос. Да и кто бы на ее месте не удивился? Вряд ли кто-то посвятил ее в тонкости нашей щекотливой ситуации. И теперь ей пришлось гадать, почему она нянчит ребенка от одной женщины, а другая, которая выглядит весьма потрепанно и затрапезно, принесла в дом еще одного ребенка и стоит на пороге с потерянным видом.

Хозяйки дома так себя не ведут.

Но Титов не стал утруждаться тем, чтобы представить нас друг другу. Видимо, няню предупредили, чтобы не задавала лишних вопросов.

Мазнув по мне любопытным взглядом, девушка подошла к Титову.

– Мальчик никак не успокаивается.

– Что вы от меня хотите? – Илья нахмурился, на ребенка посмотрел одно мгновение, снова обратился к няне, отчеканив: – Вы здесь для того, чтобы он как раз не плакал.

– Возможно, смесь не подходит.

Няня сжалась от испуга, должно быть опасаясь за свое рабочее место, Илья же сжал кулаки. Титов не признавал ситуаций, в которых мог показать себя профаном, но здесь он явно не знал, что предпринять. Наверняка я должна была бы испытывать злорадство, что ему не удается роль отца, но, чтобы испытывать что-то столь яркое, нужны были силы. А у меня их практически не осталось.

Я просто стояла на месте как приколоченная и ждала, когда меня наконец отпустят. А Илья будто бы и не понимал, что мне больно наблюдать за тем, как он нянчится со своим нагулянным ребенком.

– Так разберитесь со смесью, – поморщился он, – делайте, что необходимо, Светлана. Можете вызвать нашего врача, пусть что-то посоветует.

– Хорошо, Илья Артурович.

– Где ваша коллега? – строго и требовательно спросил он у Светланы.

Я напряглась. Скорее всего, речь о моей няне. Видимо, две эти девушки из одного агентства. Что ж, им будет что обсудить на досуге. Вряд ли подобные случаи встречались им в практике.

– Мария Петровна сейчас подойдет, – отчиталась няня, ребенок в ее руках проявлял всё больше активности. Мой тоже проснулся и вытягивал губки в поисках соска.

– Сейчас мамочка тебя покормит, – заворковала я, в надежде глядя в сторону коридора. Скорее бы пришла моя няня. Я бы дала ей на минутку ребенка, чтобы помыть руки и подготовиться к кормлению. С ней мне, конечно, будет гораздо удобнее.

Мой голос как-то странно подействовал на Илью. Он впился в меня взглядом и сверлил им не переставая.

“Что, Илья? – подумала я. – Впервые видишь, как мать сюсюкается с младенцем? Теперь ты знаешь, как ведет себя нормальная мать. А не такая, которая забывает о ребенке и едет на курорт поправлять здоровье”.

Было горько осознавать ту перевернутую реальность, в которой я была вынуждена существовать, в этой реальности мы никогда не узнаем, что такое быть родителями одного ребенка.

Глава 16

Пока нанятая нянечка возилась с моим сыном после кормления, я первым делом решила принять душ. Хотела поскорее смыть с себя больничный дух. В медицинских учреждениях он особенный, даже имеет собственный запах, от которого у меня кружилась голова и болело сердце.

Именно там со мной произошли самые страшные события, которые я могла себе вообразить. Я чуть было не потеряла своего ребенка, узнала об измене мужа, познакомилась с его любовницей, родившей ему здорового сына, лишилась самого мужа, а моя семья из уважаемой ячейки общества превратилась в глазах Титовых в мошенников, изначально положивших глаз на их треклятые деньги.

Закончив с умыванием, я вытерла волосы полотенцем и надела махровый банный халат, висевший на крючке. Гостевая комната, которую мне выделили, просторной не была по сравнению с нашей с Ильей прошлой спальней, но по размерам превышала всю квартиру моих родителей.

Я старалась не думать о том, что меня, как какую-то прислугу, поселили в самом конце коридора, не собираясь больше рефлексировать. Для начала мне нужно заняться сыном.

– Вы уже всё? – задала вслух риторический вопрос Мария Петровна, а сама туда-сюда ходила по комнате, качая на руках моего ребенка. – Он у вас такой спокойный, прям загляденье.

– Он еще слаб, – тихо ответила я, стараясь не показать, что от этого у меня побаливает сердечко. – Только-только из реанимации. В иной ситуации я бы порадовалась, что такой тихий, а сейчас меня, если честно, это беспокоит.

Не знаю, почему вдруг начала с ней откровенничать, но Мария Петровна создавала впечатление доброй и понимающей женщины. Не похожа на стерву или сплетницу. Даже глаза у нее сияли при виде ребенка, словно работа ей была не в тягость и делала она ее не ради денег.

– Всё будет хорошо, Ульяна Игоревна. Вот у меня внучка тоже недоношенная родилась, а сейчас вымахала такая дылда, что и не скажешь, что когда-то я ее и на руки взять боялась.

– Можно просто Ульяна, – улыбнулась я и присела на кровать, протягивая руки к захныкавшему сыночку, который услышал мой голос и забеспокоился. Чего это мама на руки не берет, раз рядом без дела бродит? – А у вас, Мария Петровна, сколько детей?

Малыш засучил ручками и ножками, даже будто бы заулыбался, когда я взяла его на руки и прижала к груди. Он сразу же успокоился и засопел, периодически причмокивая губами.

– Можно просто тетя Маша, Ульяна, мы ж не в офисе. Да у меня только дочка и внучка. И те вот год назад в Европу уехали. У меня дочка в Сорбонну поступила, будет архитектором. Муж пять лет назад умер, так что они всё, что у меня осталось.

Ее взгляд покрылся поволокой, и я опустила голову, понимая, почему она выбрала такую работу. Скучала по дочке и внучке.

В этот момент сыночек вдруг открыл глаза, сморщился и стал хныкать. Сколько бы я ни качала его на руках, приговаривая нежности, ему не становилось лучше.

– Не понимаю, – растерянно прошептала я, чувствуя отчаяние, которое лишь ширилось и затапливало меня с головой. Положила его на кровать и проверила памперс, но он был чистым, температуры не было, и, что не так, я не понимала. Моя неопытность заставляла меня трястись от страха.

– У малыша колики, Ульяночка, – быстро обнаружила тетя Маша и начала массировать его животик. – Ты не нервничай, а то малыш чувствует и еще сильнее будет плакать. Сейчас мы тебе поможем, наш сладкий.

Тетя Маша продолжала ворковать с моим сыном, а я встала истуканом рядом, не зная, что делать. С таким я сталкивалась впервые. Как же о многом мне еще предстоит узнать. Материнство для меня ведь внове. Думала, мама будет рядом и всё мне объяснит, но сложилось так, как сложилось.

– А что у вас тут происходит? – появилась вдруг на пороге комнаты вторая нянечка, Светлана. На ее руках ребенка Кристины не наблюдалось, и я нахмурилась, раздраженная ее любопытством и тем, что она оставила мальчика не пойми где и одного. В конце концов, ее работа заключается в том, чтобы присматривать за ним, а не праздно шататься по дому и что-либо вынюхивать.

– У малыша колики, – пояснила ей тетя Маша, продолжая делать массаж моему мальчику.

– Ох, я знаю технику массажа одну, которая может помочь. Давайте я, – сразу же кинулась к нам Светлана, и я не стала ее останавливать и прогонять. Малыш продолжал хныкать, а сама я не знала, что делать, а его самочувствие для меня было на первом месте.

Когда он наконец перестал сучить ножками от колик и успокоился, нервное напряжение меня отпустило, и я присела на кровать, касаясь его чепчика, который за это время покосился.

– Он у вас такой лопоухий и смуглый. Интересно, в кого? – захихикала Светлана, и если бы я не знала, что она наверняка ставленница Кристины, то не обратила бы внимания на ее фразу. Она звучала вполне себе безобидно, учитывая, что девчонка продолжала ворковать над ребенком, но я увидела в этом двойное дно. Она знала обо всем, что знала сама Кристина. И это был камень в мой огород. На кого похож…

До этого я не обращала внимания на то, что малыш и правда не похож ни на меня, ни на Илью, а сейчас как-то насторожилась не пойми от чего.

– И правда, ушастенький какой мальчонка, – улыбнулась тетя Маша и помогла мне поправить голубой чепчик, – но это не страшно, пройдет, мальчик ведь еще маленький. А вот смуглый – это да, есть такое. Интересно, в кого такой?

Она кинула на меня взгляд и смутилась, ведь кожа у меня всегда была белая, даже бледная. Загар к ней плохо прилипал.

– Ладно, пойду я, – засобиралась Светлана. – Скоро, может, Богдан проснется.

– Кто? – переспросила я машинально.

– Богдан. Сын Ильи Артуровича.

Светлана ушла, а я осталась стоять на месте как вкопанная.

Богдан.

Богом данный.

Имя, которое мы выбрали вместе с Ильей для нашего мальчика.

Имя, которое они с Кристиной бессовестно украли.

***

– Тетя Маша, а вы не могли бы присмотреть за моим сыном?

Глава 17

Илья

– Кто сказал, что я собрался жениться?

Риторический вопрос повис в воздухе. Да. Я так сказал. Чтобы позлить жену. Заставить ревновать и сделать так же больно, как сделала она.

И вот она вернулась. Такая же красивая, нежная, та самая Ульяна. Моя женщина. Всё еще моя жена.

Меня повело. Ноздри затрепетали, и я вдохнул в себя свежий аромат Ульяны. Она недавно приняла душ, и, хоть запах был новый, видимо, воспользовалась гостевым шампунем, ее естественный аромат всё равно пробивался и забивал мне легкие под завязку.

В голове шумело, но всё, о чем я думал – это моя прижатая к стене жена. Моя лживая неверная жена, от которой у меня по-прежнему неровно стучало сердце, и о ком я думал, когда просыпался и когда засыпал.

Ведьма, отравившая меня своим ядом и мучающая до сих пор. Никак не уйдет из моих мыслей. И за это я ненавидел ее сильнее. Хотя, казалось, дальше некуда.

– Отойди, Илья. От тебя несет, – сморщилась она и уперла ладошки в мою грудь, пытаясь оттолкнуть меня, но куда ей, тростинке, до моей мощи.

Непроизвольно, скорее по привычке, я обхватил одну ее ладонь и прижал к грудной клетке. Раньше часто так делал, чтобы она слышала, как бьется для нее мое сердце. А она взяла и его растоптала, убила, а меня унизила и сейчас нагло смотрит на меня. Ни капли не сожалея о содеянном.

Что за лживая дрянь с невинными глазами?!

В мозгу мелькала мысль, что и я тоже не ангел, заделал ребенка на стороне. Но, черт возьми, в моем случае это было единоразовое помутнение рассудка. Азарт. Желание узнать, остались ли у меня чувства к Кристине. Я собой не горжусь, но в своих глазах давно себя оправдал и забыл бы о том факте, если бы не чертова беременность.

И как она случилась? Ведь я не планировал никаких детей с Крис.

А в случае измены Ульяны всё было намного сложнее. Как я не разглядел в ней лживую суку? Она обманывала меня с самого начала нашего брака! Даже привела своего любовника в наш семейный бизнес, чтобы оттяпать оттуда добрый кусок и подставить нас с отцом.

И как хватило наглости?!

Настоящее предательство, которое не смыть ни извинениями, ни слезами. Возможно, раскаивайся она в этом, я бы мог попытаться ее понять. Выросла в бедной семье, всю жизнь жила чуть ли не впроголодь. Тот недоносок мог вскружить ей голову. Если бы она родила мне сына. Того, которого я все восемь месяцев так сильно ждал.

Когда мне позвонили, что она рожает и скинули адрес больницы, я летел на всех парах, радостный от предстоящего отцовства. Пока не узнал, что Ульяна вызвала преждевременные роды. Я долго гадал, зачем она так поступила, и всегда приходил лишь к одному выводу. Сомневалась, что отец – ее любовничек, и хотела избавиться от моего сына. А как узнала, что отец другой, так сразу помчалась к ребенку в реанимацию.

– От меня несет? – усмехнулся Ульяне в лицо и всадил кулак в стену около ее лица. – А от него, значит, так приятно пахло, что ты с удовольствием раздвигала перед ним ноги втайне от законного мужа?!

Она вздрогнула и на несколько секунд зажмурилась, но, когда открыла глаза снова, в них горел яростный огонь. Она разозлилась, и я внутри возликовал, чувствуя удовлетворение.

– Хватит, Илья, давай закроем эту тему. Мне надоело выслушивать одно и то же. На себя лучше посмотри. И на свою Кристину!

– Ревнуешь?

– Еще не хватало ревновать предателя и изменника, – процедила она сквозь зубы, а я усмехнулся. Будь я трезвым, у нас бы не было этого разговора и вел бы я себя иначе, но правду говорят, градус расслабляет и развязывает языки.

– Но это же ты постоянно повторяешь, что я на ней женюсь.

– Знаешь, мне плевать, хочешь – женись, хочешь – нет, а меня отпусти! Не думала, что ты можешь так низко пасть, что приведешь в дом и жену, и любовницу. Пусть и не ты назвал вашего сына Богданом, но это не отменяет того факта, что имя украдено. Это было мое имя! Я о нем мечтала! Грезила так назвать нашего! Слышишь? Нашего сына!

Ее лицо от натуги и криков покраснело, а губы будто стали пухлее, и я ничего не мог поделать с собой, не мог оторваться от них, желая впиться в них и кусать, и кусать до крови. Сделать ей больно. Как она сделала мне!

– Нашего?! – прорычал я. – Никакого нашего сына нет! И не было! И не нужно снова заводить эту шарманку, что я тоже тебе изменил и счет один – один. Это два несравнимых понятия! Я мужик, в конце концов, сунул-вынул, это ничего для меня не значило. Один раз! Гребаный один раз! А ты…

Я не стал дальше продолжать, уже чувствуя, что сейчас взорвусь.

Перед глазами так ярко пронеслась та картинка, как мама впопыхах отдала мне Ульянин телефон, а сама убежала ждать, когда ей сообщат новости о Кристине.

Если бы в тот момент на телефон не пришло сообщение от ее любовника, которое и сподвигло меня пролистать всю их переписку, может, я бы никогда и не узнал, что моя жена нагуляла своего ребенка от другого.

Вместо того чтобы пойти поддержать жену во время родов, я остался стоять в коридоре и словно ненормальный читал и читал, а иногда и смотрел. Откровенных фото было много, и каждое вызывало во мне чувство ненависти и отвращения, ведь все они предназначались не мне, а какому-то пацану, который был способен лишь на воровство.

Лицо его я запомнил, так что, когда отец наутро вызвал меня к себе, чтобы сообщить об украденных фурах и показал пропуск проворовавшегося сотрудника, я сразу узнал эту противную рожу. Сложил два плюс два, не дурак. Хоть волком вой, но я сразу сделал тест ДНК, когда меня вызвали в больницу сообщить о том, что Ульяна родила и ребенок находится в реанимации.

Не знаю, чего хотел тогда больше. Чтобы ребенок оказался мой или чтобы всё это оказалось сном. Впрочем, в чудеса я перестал верить в пять лет, вместе с верой в Деда Мороза, так что они и в этот раз обошли меня стороной.

Не мой сын.

Не кошмар.

Реальность.

Чертова грубая мерзкая реальность.

– А я изменщица, которая родила сына от любовника, – вдруг хмыкнула Ульяна и гордо вздернула подбородок. – А теперь будь добр убрать руки и дай мне пройти. Меня мой сын заждался, его нужно покормить.

Глава 18

Ульяна

Тетя Маша настолько располагала к себе и была такой участливой и заботливой, что хотелось рассказать ей всю подноготную и довериться, однако я понимала, что не стоит. Мы с ней уже полчаса занимались ребенком, и я в который раз поражалась, какая она опытная, ловкая няня. Ей всё давалось легко, руки так и сновали, когда она пеленала ребенка и совершала прочие манипуляции, и моему сыночку нравилось всё, что с ним делают.

– Сейчас их туго не пеленают, – поясняла она, сопровождая свои слова действиями, – ребенок лежит и ручками болтает во сне, сам себя будит, так что я рекомендую на сон стягивать, если шибко беспокойный. Если нормально засыпает, можно не пеленать. Им это привычно, не бойся. В утробе малышу тесно, но уютно, так и в коконе из пеленки. Давай попробуй, Уль.

Она отошла и дала мне место, и только я собралась запеленать ребенка, как распахнулась дверь.

– Выйдите, – прогрохотал голос мужа, и обращался он в таком грубом тоне к моей няне.

От обиды за эту ни в чем не повинную женщину я не сдержала резкости:

– А можно повежливее?

– Я пойду, – кротко сказала няня и посеменила к выходу.

Мне оставалось лишь беспомощно взирать на нее, опираясь рукой на пеленальный столик.

– Зачем ты опять явился? Необязательно было так грубо разговаривать с няней.

– Будем говорить о няне? Ты поэтому на Игорька повелась? Любишь защищать униженных и угнетенных?

– Можешь упражняться в остроумии с той, кому понравятся твои шутки.

Мы оба замолчали, пикируясь взглядами. И мне показалось, что Илья понял то же, что и я. Наши взаимные обвинения в изменах сталкиваются друг с другом и не имеют никакого смысла. Пусть я имею полное право обвинять его, он-то тоже думает, что имеет такое право. Факт в том, что больше он не стал меня упрекать, а шагнул ближе. Ребенка, естественно, не принимал во внимание.

– Приехал мой отец, – сообщил, продолжая смотреть на меня с непроницаемым выражением лица.

В ответ я лишь приподняла бровь, вопросительно глядя на Илью. И зачем мне знать эту информацию? Но почему-то не сомневалась, что ничего хорошего не услышу.

– Он продолжает успешную пиар-кампанию и предупредил, что скандалы нам не нужны.

– Мне не до скандалов, Илья, – тихо пробормотала я, поражаясь тому, как он себя ведет. Пытается как-то впутать меня в их дела. Я-то при чем? – Рассказывай это своей любовнице, я, вообще-то, не публичная личность.

– Теперь – публичная, – сухо поправил меня Титов, – официально ты моя жена. Тебе придется участвовать в публичных мероприятиях и представлять нашего ребенка. Но не этого.

– Не этого?

От ужаса и непонимания я зажмурилась. О чем он говорит?

В это время малыш пискнул, привлекая мое внимание. Позабыв о присутствии Ильи, я обернулась к своей крохе и наклонилась к нему. Взяла за ручку, перебирая крохотные пальчики.

– Ну что ты, ангелочек? К маме хочешь?

– Ульяна! – резко прервал наш контакт с ребенком Титов, заставляя меня снова поднять на него глаза. – Я с тобой разговариваю.

– А я занимаюсь ребенком.

– Для этого есть няня.

– Которую ты прогнал!

– Черт! – Он шумно втянул в себя воздух и сомкнул пальцы на переносице. – Удели мне минуту, ничего с твоим чернышом не случится.

– Черныш? Следи за своим поганым языком, Титов! – прорычала я, словно львица, защищающая свое дитя. Как услышала оскорбление из его уст, так сразу и разозлилась, не чувствуя под собой почву. – Мой сын тебе не щенок беспризорный, ясно? Говори, что хотел, и проваливай!

Я стиснула ладони в кулаки и готова была кинуться на Илью, чтобы в кровь расцарапать его наглое злобное лицо. Желваки на его скулах заиграли с такой силой, что мне казалось, у него вот-вот треснут суставы между верхней и нижней челюстью.

– Мне следить за языком? – процедил он сквозь зубы, и из его рта и ушей чуть ли не пар валил от бешенства, даже в глазах капилляры от натуги лопнули. – Могу сказать тебе то же самое. Хорошо. Я погорячился, но и ты будь добра уважительно относиться к любимому мужу.

– Любимому? – горько хмыкнула я.

– Да. Любимому, – уже с нажимом произнес Илья и натурально рыкнул, выдыхая гнев. Помогло ему это мало. – С этого момента ты – моя любящая жена, которая души не чает в нашем сыне Богдане. Скоро будет фотосессия, на дом приедут стилисты, займутся твоим внешним видом. – Он поморщился, обводя меня взглядом. – Сына оставишь на няньку, ей дам отдельные указания, чтобы не вздумала выходить из спальни, пока посторонние не уедут. А после мы втроем – ты, я и Богдан устроим фотосессию, где ты будешь улыбаться и делать вид, что мы счастливая семья. Всё ясно, или тебе нужны дополнительные разъяснения?

Мне было обидно, что все мои мечты планомерно были украдены. Это ведь я мечтала о том, что, как только наш сыночек окрепнет, мы наймем студию и фотографа и сделаем серию снимков на память.

А теперь моему ангелочку там нет места, ведь его отец даже не признал его и смотрит с презрением, обвиняя меня в измене. А я буду вынуждена прижимать к себе чужое дитя, которое заняло место моего ребенка. Законное место, между прочим, и от этого мое сердце болело сильнее.

– Хорошо. Я согласна, но…

– Но? – вздернул Илья бровь с таким видом, словно удивился, что я не побежала сломя голову и высунув язык, как послушная собачонка.

– Да, Илья, но! Ты свозишь меня к моему отцу в больницу до фотосессии.

Титов промолчал и стал изучать меня внимательным взглядом, словно видел впервые. Хмыкнул иронично, будто лишь в чем-то убедился.

– А ты не так проста, как я думал раньше. Что, начала свое истинное лицо показывать?

– Думай, что хочешь. Так ты согласен или как? Если нет, то выйди, мне нужно заняться своим сыном.

– Хорошо, будет тебе поездка к отцу, но…

– Но? – уже я спросила у него. Дежавю.

– А ты думала, что я буду запросто исполнять все твои хотелки, Ульяна? Кончились те дни, даже не мечтай. К отцу тебя отвезут, но без сына, – кивок в сторону моего ангелочка, который начал жалобно похныкивать без внимания мамы. – Никто не должен видеть плод твоей измены. Не дай бог, журналисты сделают фото.

Глава 19

– Доченька, бледная какая, измученная, что этот ирод с тобой сделал?

– Мам, давай лучше к папе в палату пойдем, – позвала я, осторожно отстраняя от себя маму, которая бросилась жалеть меня, едва я приехала в больницу.

Илья остался в машине, и слава богу. Не хотела бы я сейчас испытывать на себе его удушающее присутствие.

– Пойдем, пойдем, – мама засуетилась и пошла к палате, толкнула белую дверь, и мы вместе вошли внутрь. Палата была четырехместной. Справа двое мужчин азартно играли в карты, один разгадывал сканворд, сидя за столом, а папа лежал на заправленной койке со своим любимым стаканом в серебряном подстаканнике в руках. От вида родного лица у меня потеплело на душе, и я поспешила к отцу, пока мама возилась с уборкой его тумбочки.

Его состояние стабилизировалось, и выглядел он неплохо, ни на что не жаловался, разве что на отсутствие прогулок. Но какие прогулки в его состоянии?

– Ты, главное, пап, не усердствуй, когда выйдешь. Надо себя беречь.

– Скажи-скажи ему, Уль, твой же папа на месте не сидит, работу искать рвется, да только где ему найти работу, коли твой свекор ему волчий билет выписал? – кипятилась мама, отец лишь сурово глянул на нее, и она умолкла.

Посмотрел на меня с теплотой во взгляде.

– Как ты, доченька?

– Да как? – Мама мотнула головой в сторону окна с крохотной бежевой занавеской по верху оконного проема. – Этот ирод ее привез. Как это он сподобился? Отвлекся от курвы своей… И как ей не стыдно? Как дышится?

– Давай по существу, Ульяш, – не слушая маму, всмотрелся в меня отец, – что ты делать надумала?

– Я развестись хочу, – прошелестела я тихо, осознавая, что все вокруг нас слушают, и хоть это были чужие люди, всё равно постороннее внимание смущало и заставляло чувствовать себя скованно. – Но всё сложно. Из-за выборов нам пока никак не развестись. Я осталась в доме, Илья нанял няню Пашеньке.

– Пашенька, – мама прослезилась, вытерла полотенцем, висящим на спинке стула, глаза, и повесила его обратно, голос ее стал озлобленным. – Родного внука мне не показывают.

– Мам, пап, а вот я вам как раз фотографию привезла.

Илья перед выходом из дома выдал мне мой телефон, и я сразу сфотографировала сына, чтобы показать маме.

– И кто это? – подняла мама брови, когда я протянула ей телефон со снимком. Сунула мне его обратно. – Это чей ребенок?

– Мам, это Паша, мой сын.

– Ты что, Уль? Это же какой-то нерусский ребенок. Кожа смуглая, а уши чьи? Как локаторы же ж. Это не наша порода, и на Титова тоже не похож. Вы же светлые оба, а мальчик-то черный.

От маминых слов у меня бойко забилось сердце. А когда папа взял телефон в руки и нахмурился от того, что увидел, мне и вовсе стало дурно. Подозрения, которые неясной тенью шли по краю моих мыслей, вдруг забили фонтаном.

А вдруг…

А вдруг это не мой сын?! Он не похож на Илью. Не похож на меня. Недоношенный мальчик у меня, которая отходила весь срок. И карта эта потерянная. И странный тест ДНК, который показал чужое отцовство.

– Ульяна!

Голос мамы пробивался словно сквозь трубу.

– Как ты могла родить такого ребенка? Что происходит? – наперебой звали меня родители, а меня будто затягивало в черный туннель.

Как же так? Неужели мне подсунули другого ребенка? Подменили? Это вообще возможно? Это же чистый криминал! Кто бы пошел на такое? Зачем?

И на все эти вопросы нашлись ответы, едва я выстроила в голове логическую цепочку. Анализ показал, что это не ребенок Ильи, потому что это не его сын! Но он и не мой. По срокам не сходится, внешность совсем на меня не похожая. И в больнице этой платной всё могло быть куплено. И персонал мог делать то, за что им заплачено. Господи! Неужели Кристина и свекровь подсунули мне чужого ребенка только ради нужного им теста?

Но тогда…

Захлебываясь воздухом, я подскочила с места.

– Извините, я на минутку… Выйду…

– Куда ты, Ульяна?

Но я не слушала. Ноги несли меня на выход. Белый прямоугольник двери. Ручка. Слепящие лампы в коридоре. Холодная стена, в которую я уперлась рукой, потому что не могла стоять. Меня качало. Мутило. Мозг не мог осилить свалившуюся на меня правду. Внутри всё прыгало.

И одна-единственная мысль сводила на нет все мои попытки успокоиться. Мне хотелось кричать так, чтобы услышал весь мир.

Где мой ребенок?! Куда забрали моего ребенка?! Моего сына!

И я ведь чувствовала – что-то не так. А также я чувствовала странную тягу к чужому, нагулянному мужем ребенку. Так, может, потому, что он мой сын? Богдан – мой сын? Сердце дробно забилось в ритме “да-да-да”. Сердце-то не обманешь. Особенно материнское. Оно знало, с самого начала знало правду.

Мама и Илья оказались рядом одновременно. Я слышала их голоса почему-то сверху.

– Отпусти ее! – потребовала мама, а я и не поняла, что Титов пытается поднять меня с пола.

Как я там очутилась, не знала. В памяти образовался странный провал, и только “сын, сын, сын” ухало в мозгу, отключая всё, что происходило вокруг меня.

– Дочка, очнись, – мама потрясла за плечи, – ты в обморок упала, Ульяна. Сейчас сестру позову, пусть тебя в палату свободную положат, врач осмотрит.

– Я отвезу ее домой, – настаивал Илья, маяча рядом.

– Домой! Никуда ты ее не повезешь. Отпусти девчонку! Что издеваешься? Раз выбрал себе богачку из своих, так и катись к ней.

Мама продолжала поливать Илью оскорблениями, не жалея выражений.

– Мамочка, – позвала я ее, – не надо. Я поеду с ним. Мне надо. Надо к сыну.

– Да не сын он тебе! Ты уже ему сказала? – со злостью проговорила мама, заставив Титова оцепенеть.

– Что сказала? – Илья насторожился, а я встретилась с ним глазами.

– Не делай вид, что не знаешь. Вы с Кристиной забрали у меня ребенка, – сказала не терпящим возражений тоном, будто это было единственной правдой. – Теперь всё встало на свои места.

– Как забрали? – охнула мама и села рядом со мной на скамейку, сжимая мою руку.