Предатель. Никому не верю

Пролог

— Вань, — сладко потягиваюсь и открываю глаза.

Постель рядом со мной ещё хранит отпечаток его тела. Провожу рукой по смятой простыни пытаясь впитать его тепло. Зарываюсь носом в подушку. Она пахнет Ваней. Мурчу от удовольствия. В памяти ярким всполохом проносятся события минувшей ночи. Ночи, когда я стала женщиной в объятиях любимого мужчины.

— Вань, — повторяю свой призыв, окидывая взглядом комнату.

Ивана тут явно нет. Всё ещё блаженно улыбаясь выбираюсь из кровати и голышом подхожу к окну. Дыхание перехватывает: узнаю папину машину, стоящую прямо напротив ворот дачного домика. Боже мой, как он меня нашёл?! Вижу Ваню, спешащего к открывающимся дверям автомобиля. Срываюсь с места, несусь в спальню, и, обламывая ногти, натягиваю бельё и изрядно потрепанное свадебное платье. Другой одежды у меня попросту нет, что и неудивительно для девушки, сбежавшей из-под венца.

В голове пульсирует отчаянная мысль: «Ванечка задержит их, постарается выгадать время. Если потороплюсь, то вполне могу успеть сбежать через торцевую калитку» Бросаюсь к выходу и леденею, услышав хлопок входных дверей в прихожей. Я в ловушке – отступать и прятаться некуда!

Ваня заходит первым. За ним шаг в шаг следует отец с парой быков-охранников. Любимый пытается что-то сказать, но отец останавливает его властным жестом.

— Ну здравствуй, дочка, — смотрит холодно, по-змеиному, — Что ж ты отца-то не бережёшь? Я чай не мальчик уже, чтобы с тобой в догонялки играть. Собирайся, мы едем домой.

— Папочка, нет! Пожалуйста! — вжавшись в угол с ужасом смотрю на приближающихся мордоворотов, — Не заставляй меня! Я не могу за него выйти! Он мне отвратителен!

— Дома. Всё дома, дочка, — обрезает отец.

Меня подхватывают под руки и чуть ли не волоком тащат на улицу. Упираюсь, брыкаюсь, обливаясь слезами. Ваня стоит подле отца. Лицо безэмоциональное, как у робота.

— Не отдавай меня им! — выталкиваю сквозь истеричный всхлип, впиваясь в его глаза умоляющим взглядом, — Ты же обещал меня защитить!

Иван поворачивается к моему отцу. Вижу как его кулаки сжимаются. Слабый лучик надежды пробивается сквозь тёмную завесу животной паники.

— Пётр Ильич, мне кажется, что…

— А тебе ничего не должно казаться! — рявкает на него отец, — Сейчас ты не её телохранитель, а мой подчиненный. Да и ничего плохого Лене никто не делает. Просто она сейчас немного не в себе. Но это поправимо. И да, спасибо за звонок. Премию ты заслужил. Без тебя мы бы её ещё долго искали.

Дыхание перехватывает. Пользуясь моим замешательством один из быков перекидывает меня через плечо и тащит на улицу. Ответ Ивана, если он и был, я услышать не успеваю. Сердце сбивается в бешеную тахикардию. Всё моё существо буквально вопит, раздираемое отчаяньем. О каком звонке говорил отец?! Почему он хвалил Ивана и заявил, что без его помощи меня бы не отыскали? Ответ очевиден, но я упорно его игнорирую, не находя в себе силы смириться с жестокой правдой.

Уже не сопротивляюсь, когда папины «шкафы» запихивают меня на заднее сидение тонированного Гелика и зажимают между своими стальными тушами. От вони их анаболических тел становится дурно. Пытаюсь подавить рвотный позыв, но справиться не получается – меня выворачивает прямо на драное кружево ненавистного платья. Качки остаются невозмутимыми, лишь слегка приоткрывают боковые окна. Другое дело отец. Он появляется через минуту, морщась садится вперёд, оглядывается, смотрит на меня, брезгливо:

— Только посмотри до чего ты докатилась! Выглядишь, как какая-то шелупонь, бомжовка подзаборная! Хорошо, что Красавцев тебя сейчас не видит – не ровен час свадьбу бы отменил. Хороша невеста, ничего не скажешь!

— Коля, — шипит раздраженно, переключаясь на водителя, — Что стоим-то? Поехали давай! Или тебе нравится этой мерзостью дышать?

Провожаю пьяным, одурманенным взглядом стремительно удаляющееся убежище. Тот, кому я доверилась, отдалась без остатка и душой и телом, тот, кто ещё несколько часов назад клялся мне в вечной любви – он даже не вышел со мной попрощаться.

***

— Садись, — кивает отец, когда меня отмытую и переодетую заводят в его кабинет.

Пошатываясь подхожу к его столу и обессиленно опускаюсь на стул. Закрываю тяжелые веки, набираюсь смелости задать самый важный, самый главный вопрос в своей жизни.

— Ты осознаёшь, что натворила? — голос отца наполнен раздражением и злобой, — Учудить такое! Уму непостижимо! Если бы сам тебя не растил, решил бы что тебя роняли в детстве и всё на голову.

— Ты меня не растил, — едва шевелю губами, — Ты сплавил меня на нянек, а потом отослал с глаз долой в Швейцарию.

— Хм! Бедненькая ты моя! Неужто в Швейцарии тебя обижали? Били, держали в чёрном теле? Может быть ты недоедала? Или в рванье ходила, а? Или тебе западные ценности были не по вкусу? Что молчишь? Поведай мне о своих лишениях! Удиви отца.

— Ты меня когда-нибудь любил вообще? Или я всегда была для тебя не более, чем перспективным вложением на будущее? Товаром, который, при случае, можно будет удачно продать?

— Любовь! Любовь! Любовь! Бла-бла-бла. Что ты вообще понимаешь в любви, девчонка?! Что ты знаешь о бремени отцовства, об ответственности за будущее своего ребёнка?! Всё, что я делаю – это всё ради тебя и твоей счастливой и спокойной жизни. Сказочки про рай в шалаше хороши лишь до тех пор, пока на своей шкуре не прочувствуешь, как оно – въехать из замка в хибару.

— И поэтому ты продал меня развратному старику?! Так ты представляешь моё счастливое будущее? Рядом с этим плешивым, бородавочным уродом?! Ты такой участи мне желаешь? Хочешь, чтобы я похоронила свою молодость, сгнила живьём рядом с этим вонючим ушлёпком?!

— Я тебе сейчас собственноручно рот с мылом помою! Нахваталась словечек, слушать противно! А на тему этого «ушлёпка», как ты его назвать изволила: он, между прочим, места себе после твоего побега не находил. Все телефоны оборвал, напрягал нужных людей, пытаясь тебя разыскать. Вот это вот и есть самое важное: любящий мужчина, заботящейся о судьбе своей женщины.

1

Лена

— Вау, какой хорошенький! — закатывая глаза шепчет Алсу, — Познакомишь с братом?

— Он мне не брат, — кошусь на яркого жгучего брюнета, стоящего чуть в стороне от нас.

— Оу! А я думала, что двоюродный. Вот только не говори, что это твой парень! Почему я не в курсе? Когда успела? Ты же, вроде бы, дома уже давно не бывала. Или он где-то здесь живёт? — разочарование в её голосе сменяется неуёмным любопытством.

В этом вся Алсу. Любопытство впереди неё родилось. Она, как та сорока: вездесущая, неугомонная, вечно носящаяся по школе в поисках свежих сплетен. Не девушка, а кладезь информации, пусть и не всегда имеющей отношение к реальности. Приукрашать Алсу любит и фантазия у неё весьма богатая. За это мою подругу многие недолюбливают. Многие, но не я. Я знаю, что всё, что делает моя милая фантазёрка – не со зла. На самом деле она очень добрый и чуткий человечек. Именно благодаря ей, я не сошла с ума от одиночества и тоски по дому.

— Нет. Даже не рассчитывай на сенсацию. Это мой охранник. Папа прислал для сопровождения в родные пенаты.

— Вааау! Ох, мне бы такого! Без раздумий отдалась бы ему на хранение, — хихикает чертовка, прожигая моего телохранителя томным взглядом.

— Прекрати! Ты меня смущаешь, — чувствую, как заливаюсь краской.

У Алсу, как и у многих девочек в нашем заведении, уже был секс. И она, при каждом удобном случае, в красках расписывает мне прелести данного действа. Отчего я неизменно смущаюсь. Я по-прежнему остаюсь девственницей. Её разговоры распаляют воображение, но я не могу так как она — с первым подвернувшимся парнем. Мне нужна любовь.

Вообще-то порядки в нашем пансионе весьма и весьма строгие. Но чем запретнее плод, тем он слаще. А, изнемогающие от скуки и ощущения собственной ненужности девчонки, находят кучу способов, как перешагнуть через все запреты. Поэтому ранний алкоголизм, наркомания и секс в наших стенах не редкость, а вполне себе обычное явление.

— Ты вернёшься? — прерывает она ход моих мыслей.

Алсу младше меня на год. Мы обе знали, что это мой последний год в школе, но надеялись видеться, когда я поступлю в один из университетов Швейцарии.

— Не знаю. Мне кажется, что папа хочет, чтобы я училась в другой стране.

— Ох! Мне будет тебя не хватать, — она сразу становится маленькой, несчастной и беспомощной, — Ты мне напиши, куда тебя отправят. Уломаю родителей, чтобы и меня туда же.

— Обязательно напишу! Держись тут. Совсем немного осталось.

— Ага. Встретимся через год. Люблю тебя, сестрёнка! — обнимает меня, прижимается щекой к щеке.

— И я тебя люблю! Не вешай носик. Год пролетит незаметно.

***

— Елена Петровна, Вы у иллюминатора или у прохода предпочитаете? — спрашивает Иван, когда мы поднимаемся на борт воздушного судна.

— Мне не принципиально. Да и, думаю, разницы особой нет: мы же в ночь летим – всё равно ничего не будет видно.

— Ну я тогда у прохода, если не возражаете.

— Иван, простите, а Вы сколько уже на папу работаете?

— Осенью будет три года. Он меня в качестве водителя-телохранителя для Анфисы Сергеевны нанял. У неё, за всё это время, нареканий не возникало, иначе меня к Вам бы не приставили. Надеюсь, что не разочарую.

— Ой! Вы не подумайте, я не сомневаюсь в Вашем опыте и профессионализме! Просто… просто так давно дома не была, — запинаюсь на последней фразе. Отчего-то становится горько и стыдно.

— Что Вы, Елена Петровна! Вы имеете полное право задавать любые вопросы.

***

В последний раз отец приезжал ко мне два года назад. Тогда мы просто замечательно провели время вместе. За два месяца каникул исколесили всю Европу: Франция, Германия, Италия, Испания… Где мы только не побывали! И всё это время вместе — только я и он. Я, недоверчивый, закрывшийся в себе дичок, тогда оттаяла. Поверила, что мы действительно семья, что я важна для отца, что он меня любит. Что он помнит о своей единственной дочери.

В закрытом комфортабельном пансионате для девочек не так уж и много радостей. Наркотики, булимия, суициды, детский алкоголизм — чего я тут только не видела. Когда за очередной «сорвавшейся» приезжали родители, когда очередная мать-лощёная светская львица, забыв про макияж, дизайнерское шмотьё и статусность, рыдала, как самая обычная среднестатистическая женщина, над своей бездыханной или полубездыханной дочуркой, я откровенно завидовала последней. Представляла, что и папа вот так кричит, говорит, что всё бы отдал, только бы я улыбнулась, только бы была рядом. Мне кажется, что мы все завидовали. Бедные богатые дети, так и не успевшие насытиться родительской любовью.

Моя мама умерла когда мне едва исполнилось два года. Я не знаю всех обстоятельств её смерти. Отец – не любит афишировать личную жизнь и очень хорошо умеет зачищать всё ненужное в виртуальном пространстве. Маму я совсем-совсем не помню, но это не мешает мне её любить и страдать от её отсутствия. До сих пор… Мне так её не хватает! Тем более, что папа не очень-то балует меня своим вниманием.

В той поездке по Европе мне показалось, что всё изменилось, а потом он опять исчез и пропустил все мои последующие летние каникулы. На выпускном я тоже была одна, если не считать присланного им телохранителя. Но это не в счёт: телохранитель же не член семьи.

Папа позвонил, поздравил удаленно, сославшись на работу:

— Ты только не дуйся, Лен, — подытожил он наш недолгий разговор, — Скоро увидимся. После выпуска приедешь домой.

— Домой? — непонимающе промямлила я, — Но как же моё дальнейшее обучение? Я же могу в любой университет Швейцарии без оплаты и вступительных…

— Далась тебе эта Швейцария! Не устала учиться ещё? Приезжай. Отдохнешь дома, проведешь лето с семьёй, а там посмотрим. Или тебе есть, что возразить?

Нет. Возражать мне совсем не хотелось. При слове «семья» сердце затрепетало, забилось учащенно. Я действительно очень соскучилась и просто мечтала прочувствовать и понять, что значит жить в отчем доме.