Предатель. Оставь меня в покое.

Глава 1

Сегодняшний день начался как-то особенно тяжело. Я стою на кухне, глядя на осколки очередной разбитой чашки. В последние несколько лет со мной это случается постоянно. Сколько уже сервизов мы сменили, не счесть. Я застыла с тряпкой в руках, которой собиралась протереть разлитый чай, но теперь это кажется неважным. Осколки отражают, пробивающийся сквозь неплотно закрытые шторы свет, так же тускло, как на меня смотрят мои же собственные глаза в зеркале.

Когда-то я любила собирать красивые сервизы, выбирала их с любовью, трогала пальцами тонкий фарфор. А сейчас у меня даже руки дрожат, и всё валится из них, как будто мир рассыпается вместе с этими чашками. Вот так, по кусочкам.

— Катя, соберись, — говорю себе вполголоса, но даже мой голос звучит глухо и вяло.

Я опускаюсь на колени, осторожно подбирая осколки. Мозг, будто издеваясь, выдает череду воспоминаний: как было раньше. Как я стояла в этой же кухне, пекла пироги, смеялась над шутками моего мужа Володи и мальчишек близнецов. Сергей тогда рассказывал про какую-то их с Максимом "секретную операцию" на школьном дворе, а Володя пытался не слишком громко смеяться, чтобы не спугнуть рассказчика.

Вздыхаю.

Когда я впервые услышал слово “рак”, моя жизнь разделилась на “до” и “после”. Жизнь в одно мгновение сузилась до двух слов — химиотерапия и прогноз. В день, когда мы узнали, врач говорил что-то о предстоящем лечении, последствиях, сложностях, но я не слушала. В голове гудело, а перед глазами все плыло. Я с силой впилась ногтями в руку мужа, но он не подал виду. Всё, о чем я могла думать в тот момент, это дети. Подростки, которым по-прежнему нужна была мама. Мама, которая поддержит, успокоит, соберет в школу, подскажет как обратить внимание понравившейся девчонки на себя.

Первые ночи я почти не спала. С мальчиками было ещё сложнее. Когда они уехали за границу, я не показала виду, но внутри у меня всё оборвалось. Я понимала, что это правильно, дать им будущее, о котором они мечтали. Им придется научиться самостоятельности как можно раньше. Надеюсь, к двадцати годам они станут способными и сильными мужчинами, ведь меня, уже, скорее всего, не будет рядом. В первую ночь после их отъезда я рыдала до утра.

Сейчас мальчики за границей. Я всегда старалась дать им лучшее образование, а чуть больше года назад, когда узнала о диагнозе, это стало не просто мечтой, а, как казалось, единственным шансом оградить их от ужасов предстоящего лечения. И все это время я не жалела о принятом решении, ведь их жизни должны продолжаться без меня, без той пышущей здоровьем и жизнерадостной мамы, которой я была. Они не увидят, как их мама проигрывает в борьбе за жизнь…

Володя первое время пытался меня успокоить, гладил по голове, шептал, что вместе мы справимся, но в его глазах тоже был страх. Он уходил в другую комнату, когда не дожидался от меня ответа. Может быть, чтобы не видеть, как я плачу. А может быть потому, что его пугало то, как быстро я вяла и таяла. А я лежала в темноте, прислушивалась к его шагам и чувствовала, как разрывается мое сердце. Я боялась, что муж просто не хочет, чтобы в его глазах я прочитала страшную правду, которая нас ждет в ближайшее время.

Моя феечка…

Так меня называл Володя. С улыбкой, с любовью. За мой звонкий смех, который был похож на колокольчик, как у феи из сказки.

Когда началась химиотерапия, стало ещё хуже. В первый день я сидела в кресле, глядя на прозрачные капли лекарства, которые стекали по трубке в мою вену. В голове крутилась мысль:

– Это яд. Яд, который должен меня спасти.

Отвращение и ужас, который я испытывала к этой процедуре и ко всей ситуации меня удручал.

А потом… я перестала узнавать себя в зеркале. Мои шикарные роскошные локоны, которые мне удалось сохранить к тридцати шести годам, начали выпадать пучками, оставляя на расческе страшную картину. Муж зашел в ванную и увидел, как я стою у раковины, держу эти пряди в руках и плачу. Он обнял меня, молчал, но его плечи дрожали. На следующий день Володя купил машинку, и мы сбривали мои волосы. Это был самый тяжелый момент, видеть, как по ту сторону зеркала, в отражении на меня смотрит не фея, а какое-то лысое страшное чудовище.

Мальчишки к тому моменту уже уехали. А Вова тогда просто обнял меня и сказал, что я всё равно красивая. Но я не могла ему поверить. Лысая, с серым осунувшимся лицом, и с вечно непроходящими подглазниками.

Вместе с волосами я потеряла и свою уверенность. Я больше не чувствовала себя женщиной, не чувствовала себя красивой. Одежда болталась на теле, как на вешалке, потому что я сильно похудела. Люди на улице смотрели на меня с жалостью, а я ненавидела их взгляды. Они не видели меня, видели только болезнь.

Каждый месяц я всё больше ухожу в себя. Словно предчувствуя свой конец, я отдаляюсь от мужа. Владимир делал всё, что мог: возил меня по врачам, готовил еду, заботился о доме, но я чувствовала, что его присутствие рядом, его поддержка становится для меня невыносимой и заявила, что буду ездить на лечение самостоятельно.

Муж купил мне парик. Хотел поддержать. А я… а у меня случилась самая настоящая истерика. Ведь вот они - мои волосы, точная копия. Но под ними слабая больная женщина. И от необходимости носить искусственные волосы мне стало тошно. Вова всеми силами пытался оставить меня в том теле и в том сознании, в котором я была до начала болезни. Словно все хорошо, а я прежняя. Но прежней я уже не была. Вечно исколотые руки и синяки не дают мне забыть, через что я сейчас прохожу.

Глава 2

Я стою, ошеломленно наблюдая за всем, что происходит. Кажется, что реальность ускользает из моих почти прозрачных истончившихся пальцев. Это похоже на кое-то бредовое, но болезненно реальное видение. Я все еще держу трубку, но понимаю, что смысла в этом нет. Врач уже ничего не говорит, ожидая ответа, а я едва ли могу связать два слова.

Слова незнакомки на пороге доходят до меня с явной задержкой. Автоматически поднимаю руку к голове и моментально отдергиваю пальцы. спешке я совершенно забыла надеть парик, и теперь стою перед женщиной словно обнаженная. Внутри всё сжимается от стыда и тревоги. Я уже отвыкла от этих пристальных презрительных взглядов, приправленных жалостью. А тут... эта особа в короткой юбке и с наглым взглядом, смотрит на меня так, будто я ничтожество.

Незнакомка отодвигает меня в сторону и проходит в квартиру как к себе домой, нагло, самоуверенно, словно всё вокруг ей принадлежит. В голове мелькает единственная мысль: кто она и что ей здесь нужно?

— Перезвоните, — шепчу я и кладу телефон обратно на комод.

— Эй, куда вы?! — кричу, пытаясь вернуть себе хоть немного контроля над ситуацией, но мой голос звучит хрипло и слабо.

Женщина поворачивается ко мне, даже не думая останавливаться. Она скидывает пальто и идет в сторону ванной комнаты, а я стою, будто прикованная к месту, не в силах поверить в происходящее.

Алкоголем от нее не пахло. Взгляд конечно наглый и самоуверенный, но зрачки не расширены. По виду тоже не сказать, что она сумасшедшая. Вряд ли она перепутала квартиры.

Трясу головой, пытаясь снять ступор. По звукам воды, доносящимся с ванной, понимаю, мне не показалось. У меня в квартире действительно посторонний человек. То-ли тот факт, что это женщина, то-ли затянувшаяся борьба с моей болезнью, но чувство самосохранения словно спит. Не успеваю подумать о том, что в таких случаях нужно звонить в полицию.

Иду за незнакомкой, чей голос уже раздается из кухни:

— Ты, наверное, слышала, что я сказала. — Её голос звучит с ноткой яда, а взгляд — холодный и колючий.

Дама уже вовсю крутится на моей кухне, пока не находит чайник. По хозяйски ставит его на плиту и взглянув на меня мельком, садиться за стол.

— Меня зовут Настя, и я пришла, чтобы ты, наконец, отпустила Володю. Хватит с него мучений.

Сердце замирает на мгновение, а потом бешено начинает колотиться. Володя? Она пришла ко мне говорить о моем муже? Эта незнакомка с накачанными губами и уверенной походкой заявляет, что имеет какое-то право указывать, как мне жить? От осознания этого меня захлестывает волна возмущения, но вместе с ней, внутрь начинают закрадываться нотки сомнения.

— Вы с ума сошли? Как вы вообще посмели войти в мой дом и говорить такое? — Мне удается выкрикнуть это, но голос дрожит, на глазах наворачиваются слёзы. Я чувствую, как немощность и отчаяние пробиваются наружу, но стараюсь не поддаваться им.

Настя лишь усмехается, явно не принимая меня всерьез. Она и не смотрит на меня, будто я часть мебели, закладывает ногу за ногу. Она крутит в руках осколок чашки, который я, по всей видимости, не заметила, отвлекшись на звонки. В взгляде Насти полное пренебрежение и даже какое-то торжество, словно она выиграла в незримом сражении. Девушка победоносно поднимает осколок и демонстрирует мне.

— Ну что ты на меня так смотришь? - она приподнимает бровь и ухмыляется. — Думаешь, он хочет всю жизнь провести с больной женщиной, которая даже чашку удержать не может? Я его будущее, Катя. Ты ведь и сама понимаешь, что тебе пора уйти из его жизни.

Эти слова правды режут, как ножом по живому. Как будто она вывернула наизнанку всё, что я скрывала в глубине своей души. Все мои страхи, боль, ощущение утраты и незаконченных дел, всё вскрылось в одно мгновение.

— Я... не понимаю... — шепчу, чувствуя, как внутри поднимается ураган эмоций.

Возможно ли, что это рекурсивная психология, а женщина передо мной - врач? Сколько я прочитала случаев чудесного исцеления, когда смертельно больные в ответ на травмирующее событие, топают ногой и говорят “нет”. И ведь выздоравливают. А я в последнее время порядком сдала и этот звонок…

Стоп.

Воспоминание о словах врача внезапно возвращается ко мне. “Вы сделали это, мы его победили!” Я что… больше не больна? Болезнь отступила? И мое улучшение самочувствия в последние дни не было предсмертной агонией, из-за последней попытки моего мозга успокоить меня дофаминовой волной?

Мир замирает. Эти слова проникают в сознание медленно, как сквозь туман. Победа? Ремиссия? Я так долго жила с мыслью, что конца не избежать, что эти слова кажутся мне жестокой шуткой. Но, наконец, я понимаю: я живу. У меня будет шанс вернуться к нормальной жизни, шанс снова быть с Володей и мальчишками. Вернуть пышущую жизнью хохотушку…

Но как я могу сейчас думать об этом? Эта наглая, уверенная в себе фифа здесь, втирает мне о том, что она - лучшее будущее для моего мужа.

Двойной удар по моей психике и внезапные новости выбили меня из колеи. Сил нет, но я должна держаться. Выпрямляю плечи, пытаясь справиться с дрожью.

— Убирайтесь из моего дома, — произношу твёрже, чем рассчитывала, сама поражаясь своей решимости.

Настя снова смеётся, как будто я сказала что-то смешное.

Глава 3

Стою, пытаясь переварить всё происходящее. В голове не укладывается, как за считанные минуты моя жизнь снова перевернулась с ног на голову. Только что я услышала самую долгожданную новость – я здорова, а теперь эта женщина...

Вспоминаю тот роковой день полтора года назад. Я сидела в кабинете врача, и каждое его слово било, словно молотком по наковальне. Набатом в голове стучало страшное слово: “рак”

А потом началась химиотерапия. Почти год бесконечных процедур, тошноты, слабости. Я превратилась в тень самой себя. И всё это время Володя был рядом. Или мне так казалось?

И почему жизнь подкидывает мне снова и снова новые испытания? Не обмануло меня предчувствие, что сегодня произойдет что-то страшное. Жаль, что долгожданная новость оказалась омрачена пришествием этой дамочки. В голове не укладывается, как вообще человеку могло прийти в голову вот так заявиться и буквально отправлять меня на тот свет.

Настя тем временем продолжает говорить, словно гадюка плюясь ядом:

– Знаешь, как он стонет мое имя? Как целует? А как нежно обнимает по утрам?

Чайник на плите начинает свистеть, заставляя меня вздрогнуть. Этот пронзительный звук словно пробуждает что-то внутри меня. Я чувствую, как по телу разливается жар, но не от стыда или унижения, а от гнева.

– Вон из моего дома, – мой голос звучит неожиданно твёрдо. – Немедленно. Или я вызову полицию.

Настя усмехается:

– Ох, милая, не хотела я тебя добивать... – она картинно вздыхает. – Но раз ты не хочешь по-хорошему уступить своего мужа, придется показать тебе кое-что.

Она лезет в сумочку и достаёт какой-то листок. Я не хочу его брать, не хочу даже смотреть, но она практически суёт его мне под нос.

– Посмотри, посмотри внимательно, – её голос звучит почти торжествующе. – Это справка о беременности. Так что скоро у нас будет полноценная семья.

Мир на мгновение замирает. Я смотрю на листок, но буквы расплываются перед глазами. В висках стучит, а в голове проносятся воспоминания последних месяцев, как Володя задерживался на работе, как становился всё молчаливее, как избегал моего взгляда в те редкие моменты, когда у меня появлялись силы смотреть на него...

Но тут же вспоминаю другое, как он держал меня за руку во время процедур, как менял постельное белье, когда меня рвало, как готовил бульон, потому что я могла есть только его. Как читал мне вслух первое время, когда у меня не было сил держать книгу.

– Знаете что, – говорю я, удивляясь спокойствию своего голоса, – даже если это правда, вам здесь не место. Уходите.

– Ты что, не понимаешь? – Настя почти кричит. – Я беременна от твоего мужа! У нас будет ребёнок!

– А я его жена, – произношу эти слова и к моему удивлению, ловлю себя на том, как же я смело и дерзко смотрю прямо в глаза этой особе, – И если у вас есть что сказать, пусть мой муж скажет это сам, орн не маленький мальчик, чтобы прятаться за вашей юбкой. А сейчас извольте покинуть мой дом.

Вижу, как меняется ее лицо. Такого поворота она явно не ожидала

– Ты ведь практически... – она осекается.

– Но пока нет. Дверь там, – указываю рукой в ​​сторону выхода. – И если вы сейчас же не уйдёте, я вызову полицию. Если он действительно предал меня, пусть сам придёт и скажет об этом. А вы – вон из моего дома.

Настя хватает сумочку, её уверенность куда-то испаряется.

– Ты пожалеешь об этом, эгоистка! – бросает она, направляясь к выходу. – Он всё равно уйдёт к той, кто может дать ему будущее. А ты помрешь в муках совести от того, что ребенок родился в неполной семье!

Я молча смотрю, как она уходит, хлопнув дверью. Только когда звук её каблуков затихает на лестнице, позволяю себе опуститься на стул. Руки дрожат, но теперь не от слабости, а от напряжения.

Чайник всё ещё свистит на плите. Встаю, механически выключаю газ. Вспоминаю утренний разговор с Володей, как он спрашивал о самочувствии, как обещал вернуться пораньше, чтобы приготовить мой любимый суп...

Неужели всё это было ложью? Неужели в то время, когда я боролась за жизнь, он...?

Нет. Не могу, не хочу в это верить. Мой Володя, который каждый день находил силы улыбаться, глядя на мою измождённую болезнью фигуру. Который шутил, пытаясь развеселить меня, даже когда я не могла поднять голову от подушки.

Иду в коридор, чтобы убедиться, Настя точно ушла. На автомате закрываю дверь на всевозможные замки и прислоняюсь спиной к холодному полотну.

– Это ж надо так… - поднимаю глаза к потолку.

Ну и встряска. Протираю лицо ладонями, чтобы прийти в себя. Держусь. Не дам себе расклеиться. Я еще станцую на свадьбе моих сыновей! А уж с Володей или без него, жизнь покажет.

Бросаю взгляд на телефон, мирно лежащий на комоде. Нужно перезвонить моему врачу. Страшно. Что если я ослышалась?

Алексей Алексеевич отвечает после первого гудка:

– Катенька, наконец-то! Я пытался дозвониться... У меня потрясающие новости!

– Алексей Алексеевич, – мой голос срывается, – это правда?

– Абсолютная правда! – в его голосе слышится искренняя радость. – Последние анализы показали полную ремиссию. КТ чистая, маркеры в норме. Мы сделали повторные тесты, чтобы исключить ошибку, всё подтверждается. Катя, вы понимаете, что это значит?

Глава 4

Смотрю на себя в зеркало в прихожей. Да, я всё ещё худая, лысая, измождённая. Но в глазах появился блеск, которого не было так давно. Я больше не умираю. У меня есть силы и время, чтобы во всём разобраться.

Да, черт возьми, у меня на это теперь целая жизнь!

Сжимаю в руках телефон. Пальцы сами тянутся к контакту “Любимый”, но я в который раз блокирую экран. Что я скажу?

– Милый, тут была твоя любовница, говорит, что беременна?

От одной мысли к горлу подкатывает тошнота, и на этот раз не от химиотерапии.

Встаю, начинаю ходить по квартире. Везде следы моей болезни. Таблетки на кухонном столе, рецепты, прикрепленные магнитом к холодильнику, график приема лекарств на стене. Последние полтора года наш дом больше напоминал больничную палату. Неужели это всё уже не нужно?

Механически собираю лекарства в коробку. Руки дрожат, когда беру очередной флакон. Сколько было связано с каждым из них надежд и страхов? А теперь... теперь я здорова. Слово “здорова” звучит в голове как-то непривычно, будто на чужом языке.

– Володя, почему? – шепчу в пустоту квартиры. – Почему именно сейчас, когда я наконец...

Не заканчиваю фразу. Перехожу в спальню, открываю шкаф. Достаю свое любимое синее платье, то самое, в котором была на дне рождения близнецов, незадолго до диагноза. Надеваю на себя. Оно висит как на вешалке. Конечно, я же потеряла столько веса.

Я уже давно не обновляла гардероб. Раньше это меня не волновало, какая разница, зачем тратить деньги, когда каждый день может стать последним? Моя жизнь была поставлена на паузу..

Но теперь... Бросаю взгляд в зеркало. На меня смотрит бледное лицо с впалыми щеками. Голова все еще лысая, парик лежит на комоде, дома я его не надеваю. Может, поэтому Володя... Нет, нет, не может любящий человек так поступить только из-за внешности.

Снова достаю телефон.

“Привет, нам нужно поговорить”.

Стираю.

“Володя, я знаю всё”.

Снова стираю. Как вообще начать такой разговор?

На кухне на глаза вновь попадается справка, оставленная Настей. Поднимаю ее трясущимися руками. Официальный бланк, печать медицинского центра, дата. Всё как она сказала. Значит, пока я лежала под капельницами, он...

– Нет, – говорю вслух, – я не буду делать поспешных выводов.

Завариваю чай из все еще горячего чайника. Руки действуют на автомате. Насыпать заварку, залить кипятком. Сколько раз я делала это для нас двоих? Вспоминаю, как Володя приходил с работы, садился рядом, рассказывал о своем дне, стараясь отвлечь меня от боли и страха.

А может, это были не задержки на работе? Может, он уже тогда...

Нет, не могу поверить. Мой Володя, который держал меня за руку во время приступов тошноты, который научился делать уколы, потому что я боялась медсестёр, который... который клялся быть рядом и в горе, и в радости.

Звонок телефона заставляет вздрогнуть. Это он. Сердце подпрыгивает к горлу, но я не беру трубку. Пусть придет домой, посмотрит мне в глаза.

Струсила.

Убеждаю себя, что мне важно видеть его реакцию. Взглянуть в его глаза. Понять, что он чувствует. Это не телефонный разговор.

Начинаю убирать квартиру, просто чтобы чем-то занять руки. В шкафу нахожу коробку с фотографиями. Многое было убрано подальше от моих глаз, чтобы не травмировать, не печалиться, не погружаться в воспоминания. Вот мы на море, за полгода до болезни. Я в купальнике, загорелая, с длинными волосами. Счастливая. Володя обнимает меня за плечи, смотрит с такой нежностью...

Был ли это спектакль? Или всё изменилось, когда я заболела? Когда превратилась в бледную тень себя прежней?

В другом ящике обнаруживаю свои старые джинсы. Примеряю. Они просто сваливаются. Раньше я бы расстроилась, но сейчас это кажется таким незначительным. Главное я буду жить.

Буду...

А как?

Одна?

С человеком, который предал меня в самый тяжелый момент?

Снова берусь за телефон. Хочется позвонить близнецам, рассказать о ремиссии. Они же не знали мой диагноз. Долго же они верят в то, что камера ноутбука сломалась, да и связь барахлит. Каждый раз, когда я видела их счастливые лица на экране, сердце разрывалось от того, что я не могу их обнять, поцеловать, почувствовать их тепло. Но сейчас… они на занятиях, да и что я скажу про отца? Нет, сначала нужно во всём разобраться. А уже потом можно и самой к ним съездить, если они не будут против.

А почему бы и нет? Передо мной теперь открыты все двери! Столько нужно успеть сделать. Объездить мир. Как сказал Алексей Алексеевич - “Жить, Катенька. Просто жить”. Сколько я сокрушалась, что не побывала на серфинге в Австралии, не станцевала в баре в Ирландии, не увидела китов на Аляске, не покаталась на слонах в Индии, не помолилась вместе с буддистскими монахами на вершине священной горы.

В ванной собираю разбросанные лекарства. Сколько раз я плакала здесь, глядя на своё отражение? А Володя всегда говорил, что я красивая. Даже когда выпали волосы, даже когда похудела так, что рёбра можно было пересчитать. Неужели всё это было ложью?

Глава 5

Стою у окна, не отрывая взгляда от весеннего пейзажа за стеклом. Деревья оживают после долгой зимы, набухшие почки готовы вот-вот взорваться зеленью. Как странно: природа просыпается, и я тоже оживаю. Только вместо радости ощущаю какую-то тревожную пустоту внутри. Может быть, потому что не с кем разделить эту радость? За полтора года болезни мы с Володей словно разучились быть близкими.

Звон ключей - звук, от которого я когда-то замирала в ожидании. Теперь же он вызывает легкое беспокойство.

– Катюша! Ты где?

Голос мужа. Теплый, почти ласковый, как всегда. Но в последнее время в нем появились какие-то новые нотки, которых я раньше не замечала. Или не хотела замечать?

Медленно поворачиваюсь. Володя стоит в дверях, высокий, подтянутый, с редкими седыми волосками в густой шевелюре. Тот же человек, который все эти годы был моей опорой, но теперь я смотрю на него и пытаюсь понять: кто он? Что у него в голове?

– На кухне, – отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Хотя внутри все дрожит от желания рассказать ему главное.

Я здорова, Володя! Я победила!

Но что-то останавливает меня. Может быть, его отстраненный взгляд или эта новая манера держаться поодаль, словно он всегда готов к обороне.

Муж заходит, привычным движением целует меня в висок. Раньше этот жест согревал душу, теперь кажется каким-то механическим. Я что-то невнятно бормочу в ответ, чувствуя, что даже чудесные новости от моего лечащего врача не способны за секунду стереть из памяти приход Насти в наш дом.

– Как самочувствие? – интересуется муж, заглядывая в мое лицо. В его глазах привычная смесь заботы и тревоги, но теперь к ним добавилось что-то еще. Настороженность?

– Сегодня лучше, – отвечаю осторожно, взвешивая каждое слово. Не хочу говорить ему правду. Не сейчас. Не могу объяснить, что меня останавливает.

– Точно? – Володя хмурится. – Ты не выглядишь такой уставшей, как обычно.

– Да, может быть, просто день хороший, – улыбаюсь, стараясь выглядеть непринужденно. – А как твой день прошел?

Володя на секунду замирает, словно не ожидал встречного вопроса. За время моей болезни мы привыкли говорить только о моем самочувствии, о процедурах, о лекарствах. Я была центром вселенной, но какой-то болезненной, искаженной вселенной. Да и на разговоры это мало походило, если честно.

– Нормально, – отводит взгляд. – Много работы. Сейчас важный проект намечается...

– Расскажешь? – мягко спрашиваю.

Он начинает говорить о каких-то переговорах, о новых клиентах, но быстро осекается, словно вспомнив что-то. Раньше мы могли часами болтать о работе, доме, погоде, о чем угодно. Я любила слушать его увлеченный голос. Теперь же каждое слово дается ему с трудом, будто он боится сказать лишнее.

– Ты в последнее время так часто задерживаешься, – продолжаю тихонько прощупывать почву. – Работа сложная?

Напрягается, но быстро берет себя в руки:

– Да, сейчас большой проект. Клиенты сложные, приходится задерживаться, чтобы все согласовать.

Смотрит на меня испытующе, словно проверяя реакцию. Что он там ищет? Подозрения? Обиду? Или, может быть, боится увидеть понимание того, что на самом деле кроется за этими задержками?

– А что за клиенты? – спрашиваю как бы между прочим.

– Да так... – он машет рукой. – Обычные, просто требовательные очень.

И снова эта недоговоренность. Никаких подробностей об их странностях и капризах. Каждый мой вопрос словно повисает в воздухе. Из Володи клешнями не вытащить ответов.

Муж оглядывается.

– Ты сегодня убиралась?

– Да, – отвечаю легко. – Просто захотелось немного освежить дом.

Его взгляд падает на подоконник, где раньше небрежно лежали лекарства.

– А таблетки? Ты их куда-то убрала?

– Сложила в коробку, – говорю небрежно, хотя сердце начинает биться чаще.

– Катя, – в его голосе появляется напряжение. – Ты не принимала ничего лишнего? Ты точно знаешь, какие тебе можно, а какие нет?

– Володя, не переживай, – улыбаюсь. – Я чувствую себя лучше. Все под контролем.

Он кивает, но взгляд остается настороженным.

– Завтра у меня прием у врача, – добавляю, наблюдая за его реакцией.

– А... – он явно удивлен. – Хочешь, я с тобой поеду?

– Нет, не стоит отпрашиваться с работы. Я справлюсь.

Муж пожимает плечами.

– Ужинать будем? – меняет он тему. – Я не ел весь день.

– А давай я сама?

– Ладно, я поработаю.

Он еще раз окидывает меня внимательным, странным, подозрительным взглядом и, неуверенно кивнув, уходит в свой кабинет. Слышу, как включается ноутбук. Привычный вечерний ритуал. Раньше он читал в гостиной, и мы могли часами сидеть рядом, каждый со своей книгой. Теперь же он предпочитает уединение своего кабинета.

Сижу на кухне, перебирая в памяти наш разговор. Что стоит за его недомолвками? Другая женщина? Или просто усталость от роли опекуна больной жены? А может, он просто разучился быть откровенным за эти годы, когда все наше общение крутилось вокруг болезни?

Глава 6

Я накрываю на стол, стараясь, чтобы руки не выдали моего внутреннего напряжения. Каждое движение как будто в замедленной съемке. Володя появляется в дверях кухни, окидывает меня странным взглядом, смесью заботы, настороженности и чего-то ещё, что мне не удается распознать, Володя быстро натягивает свою обычную маску безразличия.

Суп получается наваристым. Говядина, морковь, картошка, всё как он любит. Я специально готовлю его любимое блюдо. Может, надеюсь, что вкус домашней еды заставит его испытывать чувство вины за сделанное? Или просто хочу дать ему шанс что-то объяснить и поэтому умасливаю мужа, располагая к себе? Давно я не готовила…

Мы садимся за стол, и я замечаю, как Володя украдкой рассматривает сервировку. Да, сегодня я постаралась на славу. Красивые тарелки, свежая зелень, его любимое блюдо. Раньше такие мелочи радовали его, теперь же во взгляде читается только беспокойство. Отвык.

Первые минуты мы едим молча. Звон ложек о тарелки – единственный звук в кухне. Я чувствую, как напряжение нарастает с каждой секундой. Володя избегает моего взгляда, но я вижу, как он нервничает, подергивание левого века, постукивание пальцев по краю стола. Верные признаки его внутреннего беспокойства.

– Вкусно, – первым нарушает молчание муж. – Давно ты так не готовила.

– Давно не было сил, – отвечаю максимально нейтральным тоном.

Его взгляд становится тяжелым. Да, за полтора года моей болезни многое изменилось. Я превратилась в отголосок былой Жены, а он... Он, только хорошеет с каждым днем.

Краснею и отвожу взгляд сразу же, как чувствую что мое собственное тело начинает подавать мозгу странные сигналы. Сердцебиение учащается, а ладони слегка вспотели. Неужели я…

– Как твой день? – спрашиваю, стараясь отвлечься от внезапно разгорячившихся мыслей.

– Нормально. Много работы.

– Той самой сложной работы? – специально делаю акцент на слове "самой".

Володя вздрагивает. Еле заметно, но вздрагивает. Я попадаю в цель.

– Да, – протягивает, – Сложной.

Повисает пауза. Неловкий глупый разговор, который никак не клеится. Я смотрю мужу прямо в глаза. Он первый отводит взгляд. Интересно, о чем он думает? О Насте? О ребенке? О том, как всё это объяснить жене, которая только что победила рак?

– Ты что-то хотела? – первым нарушает затянувшееся молчание, словно боясь моего следующего вопроса.

– А должна чего-то хотеть? – откидываюсь на стуле.

Пальцы его левой руки нервно постукивают по столу. Раньше я знала каждый его жест. А теперь... Теперь он стал для меня почти чужим.

Вспоминаю утренний визит Насти. Её самоуверенное лицо. Триумфальный взгляд, когда она протягивала справку о беременности, который словно говорил: "Посмотри, посмотри внимательно!".

И вот сейчас эта справка лежит в шкафчике за моей спиной.

– Ничего не хочешь мне сказать?

Вова откладывает ложку. Скорее всего, он воспринимает мое поведение обыденно, обычное плохое настроение смертельно больной. Ни больше, ни меньше. В подтверждение моей догадки, пожимает плечами.

– А должен?

Должен. Какое интересное слово. Теперь мне кажется, в современном мире, уже никто никому ничего не должен. Так и хочется закричать, глядя мужу в глаза, что он должен был держать данные на свадьбе обещания, должен был быть всегда рядом, любить, оберегать. Но теперь…

Должен ли мне что-то Володя?

– Ну, раз такое дело… - задумчиво произношу. Его манера, держаться отстраненно, злит меня. Если он не хочет, то я сама должна инициировать разговор. Не могу же я вечно молчать.

– Кстати, – говорю максимально небрежно, – У меня для тебя кое-что есть.

Встаю, и открываю шкаф. Володя внимательно следит за каждым моим движением. Что он чувствует? Страх? Вину? Или уже просчитывает, как выкрутиться? Знает ли он то, что я знаю?

Достаю справку. Кладу между нами на стол. Белый официальный бланк, печать медицинского центра, все графы заполнены аккуратным, но почти нечитаемым врачебным почерком.

Володя смотрит на бумажку. Сначала равнодушно, потом непонимающе, потом... О, его реакция бесценна!

Я смотрю, как Володя читает справку. Каждое его движение, едва уловимое взглядом, для меня как открытая книга. Знаю его слишком хорошо, чтобы не видеть малейших изменений.

Сначала он недоуменно поднимает бровь. Я замираю, внутренне напрягаясь. Он думает, что это моя справка. Но мы ведь давно не были близки из-за болезни. Я вижу, как в его глазах вспыхивает раздражение и злость. Наверное, он уже готовится обвинить в измене меня.

Но потом что-то меняется.

Его взгляд застывает. Скулы каменеют. Я наблюдаю, как краска сначала стремительно покидает лицо мужа, делая его мертвенно-бледным, а через секунду наливается багровым, словно гнев и ярость вот-вот вырвутся наружу. Его левый глаз начинает подергиваться, верный признак острого стресса.

Кажется, он в шоке. Полнейшем, оглушительном шоке.

Профессионал до мозга костей, он быстро берёт себя в руки. Голос становится холодным, почти металлическим:

Глава 7

В голове шумит. Как будто внутри меня идёт война, бесконечный спор между желанием выговориться и страхом, что скажу лишнее, сделаю хуже. Перед глазами всё ещё стоит эта сцена: тонкие пальцы Насти, уверенно протягивающие мне бумагу. На ней холодные строки, печати и подписи. Живое доказательство предательства, которое я так боялась принять.

Я повторяю вопрос громче:

– Объясни мне.

Владимир сидит напротив. Его глаза блестят под светом лампы. Этот блеск раньше был для меня родным, а теперь кажется чужим, ледяным. Он молчит, будто вымеряет расстояние между нами, будто готовится сделать шаг, но не решается.

– Катя, я устал, – наконец произносит он. Голос ровный, безэмоциональный. Вроде бы заботливый, но от этого тона мне хочется кричать.

– Объясни, – повторяю, упрямо глядя ему в глаза.

Его взгляд напрягается. Сначала он откидывается на стуле, а потом наклоняется вперёд, как хищник, готовый сделать рывок.

– Ты хочешь объяснений? Хорошо. Давай начнем с того, откуда у тебя эта бумага, – говорит он, указывая на справку, всё ещё лежащую между нами на столе.

Я молчу. Мне так хочется, чтобы он был со мной откровенен, честен, сказал правду…

– Ты была на улице? – добавляет муж, и в голосе уже проскальзывает раздражение.

Я резко качаю головой.

– Ты знаешь, что тебе нельзя выходить одной, – произносит с нажимом. – У тебя иммунитет ослаблен. Любая неровность на дороге может стать фатальной.

Я чувствую, как его слова цепляют за ниточку вины. Да, я знаю, что он прав. Мне действительно нежелательно выходить. Но дело не в этом! Почему он уводит разговор в другую сторону?

– Я не выходила, – бросаю ему в ответ.

Он прищуривается. Его пальцы барабанят по столу. Привычка, которая всегда выдавала его раздражение.

– Тогда как? Почта? – предполагает он.

Я закатываю глаза.

– Нет.

Теперь Вова откровенно сердится.

– Катя, я устал, – повторяет, – устал от твоих игр. Если у тебя есть что сказать, скажи прямо, а не заставляй меня угадывать.

Сижу, сжимая воздух в груди, глядя на Вову, который продолжает свой спектакль уверенности. Он словно игрок на сцене, разыгрывает партию властного мужа, который все знает наперед. Но я знаю, что это фасад. Он нервничает. Его привычки выдают его: подрагивающие пальцы, жесты, которые он будто сам не замечает.

– Это, значит, твоё новое развлечение? – его голос холоден, но нотки раздражения пробиваются сквозь маску.

– Я не играю, – шепчу.

– Если тебе скучно или одиноко, я могу взять выходной.

Я смотрю на него, стараясь понять, он издевается или действительно думает, что эта ситуация - отличный повод для какой-то мелочной игры?

– Выходной? – переспрашиваю, чувствуя, как внутри меня нарастает волна злости.

– Да, – он кивает, опирается локтями на стол и смотрит прямо на меня. – Сходим в парк, прогуляемся. Тебе будет полезно. Свежий воздух, природа. С пледом, чаем.

Он говорит это так просто, так невозмутимо, словно не понимает, насколько унизительной выглядит эта «прогулка» в моей голове.

Парк. Прогулка. На инвалидной коляске? Потому что долго стоять я всё равно не смогу. Каждая попытка сделать больше пятидесяти шагов заканчивается жжением в мышцах и одышкой, слабостью в ногах. Я представляю, как мы едем по парку: он толкает коляску, а я сижу, завернувшись в плед, словно немощная старушка, которая только и делает, что создает проблемы.

Мысль о прогулке вызывает острую боль и стыд. Я не хочу быть жалкой. Я не хочу, чтобы он видел меня такой. Чтобы прохожие смотрели с жалостью.

– Не хочу, – бросаю резко.

– Почему? – спрашивает, будто искренне удивлён. – Ты ведь сама говорила, что дома сидеть тяжело.

Я сжимаю зубы. Неужели он не понимает? Или делает вид, что не понимает?

– Просто не хочу, – отрезаю, чувствуя, как голос предательски дрожит.

– Тебе нужно движение, – продолжает он назидательно. – Да, тебе тяжело, но это же ради твоего здоровья.

Слова задевают меня. Ради здоровья? Он говорит об этом так легко, как будто понимает, что я чувствую, что значит жить на грани. Я всегда боролась за своё здоровье. Всегда. Но не ради прогулок в парке. Не ради жалости.

– Я сказала, нет, – поднимаю взгляд и смотрю ему в глаза.

Он пожимает плечами.

– Твоё дело, – говорит он спокойно, но в голосе скользит холодное раздражение.

Я понимаю, что он снова снова пытается увести разговор в сторону.

Моя злость сменяется отчаянием. Он будет отпираться до конца. До самого конца. Ему удобнее делать вид, что ничего не произошло.

Я чувствую, как в груди нарастает жжение, а к горлу подкатывает ком. Глаза начинают предательски щипать. Я не могу позволить себе расплакаться. Не перед ним. Не сейчас.

Глава 8

Ложка трещит, а потом ломается пополам под его пальцами. Он смотрит на меня, и его лицо остаётся неподвижным. Ледяным. Но я чувствую, как напрягается каждая мышца его тела.

Я не спешу отвечать. Наблюдаю за мужем. Маска равнодушия дала брешь. Внутри него, как и внутри меня, сейчас разгорается пламя. И я понимаю, что он больше не сможет увиливать.

– Твоя Настя, – медленно выговариваю, словно смакуя этот момент.

Вас поймали, Владимир.

Муж резко откидывается на стуле, смотрит на меня, как будто я сказала что-то немыслимое.

– Катя... – начинает, но я перебиваю.

– Она приходила сюда. В этот дом. Пока ты был на работе. Пока я боролась за жизнь.

Его лицо снова становится бесстрастным. Он складывает руки на столе, как будто пытается собрать себя заново.

– И что она сказала? – спрашивает ровным тоном.

Я смеюсь. Этот смех звучит в моих ушах как чужой. Не тот добрый и веселый, что был раньше. А словно искаженный годом борьбы за жизнь. Пропитанный желчью, горечью и разочарованием.

– Она? Она сказала, что беременна. Что это твой ребёнок.

Его глаза вспыхивают, но он тут же вновь берёт себя в руки.

– И ты ей поверила?

– А есть причины не верить? – бросаю в ответ.

Володя тяжело вздыхает. Я вижу как раздуваются его ноздри, как играют желваки на плотно сжатой челюсти.

– Катя, я не знаю, что она тебе наговорила, но это неправда.

– Неправда? – повторяю с горькой усмешкой. – А справка?

– Её легко подделать, – парирует, будто заранее был готов к такому аргументу.

Да, господи! Что мне нужно, чтобы этот мужчина сказал правду глядя в глаза?! Застать Настю без трусов под ним? Но и тогда он начнет выкручиваться, словно уж на сковороде. Придумает что-нибудь вроде: это осмотр модели для завтрашнего показа, ты просто уже вылетела из современного темпа, не следишь за трендами. Квадроберы, хобби хорсеры, оголяющиеся девушки на собеседовании - это все теперь норма, ты просто отстала от жизни.

– Ты хочешь верить в её слова или в мои? – спрашивает наконец.

И вот теперь я молчу. Смотрю ему прямо в глаза и не знаю, чему верить. Он говорит так уверенно, буквально источает свою непричастность, но что-то внутри меня кричит, что он лжёт. Вопрос, что я хочу совсем не совпадает с тем, о чем я думаю.

– Катя, – голос мужа становится мягче, почти умоляющим, – Я с тобой. Всегда был с тобой. В горе, в болезни. Ты действительно думаешь, что я способен на такое?

И вот теперь я не знаю, что сказать. Слова застревают в горле. Его голос, его интонации, они звучат так, будто он говорит правду.

Но почему тогда её слова так цепляют? Почуму Настя была столь нагла и уверенна и даже бровью не повела? И ведь пришла ко мне, несмотря на болезнь. Говорила такие страшные вещи. Почему я чувствую, что он что-то скрывает?

– Вова, – шепчу я, – скажи мне правду. Только правду.

Он протягивает руку, накрывает мою ладонь своей. Его рука тёплая, но мне кажется, что она обжигает.

– Ты моя жена, – произносит мягким тоном, почти гипнотизирует, словно змей. – И я тебя люблю. Всё остальное не имеет значения.

Я снова молчу. Всё внутри меня кричит, что это не ответ. Но я боюсь спросить ещё раз.

Он снова сжимает мою руку. Теперь чуть сильнее.

“Не имеет значения”.

Ложь. Чистейшей воды ложь.

“Все остальное не имеет значения”.

Его слова звонким колоколом звучат в голове. И вдруг… тишина. Я чувствую, как внутри нарастает какое-то странное спокойствие. Не злость, не обида, а холодная решимость.

– Знаешь, – говорю максимально нейтральным тоном, мягко высвобождая свою ладонь из его теплых рук, – Я думаю, ты мне не договариваешь что-то.

– Катя, хватит, – процеживает сквозь зубы. – Я устал.

– Устал от чего? – моментально цепляюсь я. – Конечно, столько времени тянуть больную жену.

Его скулы каменеют. Я вижу, как он буквально заставляет себя оставаться спокойным. Профессионализм бизнесмена не позволяет сорваться, выдать себя. Но я-то знаю его слишком хорошо.

Володя резко встает из-за стола. Его движения быстрые, слишком нервные.

– Давай без глупостей, – холодно цедит сквозь зубы. – Ты же понимаешь, как всё сложно.

– Что сложно? – тут же подхватываю я.

– Работа сложная, – буквально выплевывает эти слова, лишь бы я отстала. – Много стресса.

– При чем тут работа и беременная от тебя девушка? – надавливаю я.

– Катя, хватит. Давай без расследований.

Но я не остановлюсь. Не сейчас. Слишком много было пережито, слишком высока цена вопроса.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Просто скажи - это твой ребенок?

Володя буквально каменеет.

Глава 9

– Я здесь, Володя, – тихо напоминаю.

Володя смотрит на меня испытующе, и в этой тишине я чувствую, как воздух между нами становится густым, тяжелым. Его взгляд словно пытается проникнуть в мои мысли, понять, насколько далеко я готова зайти в своих вопросах.

Внезапно тишину разрывает резкий звонок телефона. Володя вздрагивает и достает мобильный. Я замечаю, как меняется выражение его лица, когда он смотрит на экран – но это не облегчение. Его челюсти напрягаются, желваки играют на скулах.

– Да, – цедит он сквозь зубы. - Что? Сейчас?... Через час?... Я же говорил, что сегодня не могу.

Он встает из-за стола, и я вижу, как напряжение сковывает его плечи. Его пальцы с такой силой сжимают телефон, что костяшки белеют.

– Нет, вы не понимаете! У меня тут тоже все важно! Да, с женой, – в его голосе прорезается злость. – Черт возьми, неужели нельзя...? Ладно. Хорошо. Буду.

Последнее слово он практически выплевывает. Поворачивается ко мне, и я вижу в его глазах странную смесь раздражения, злости и вины?

– Катя, мне нужно ехать. Внеплановая проверка финансового отдела, – произносит, но его голос звучит так, словно это фальш, будто заученные слова.

– Вова, подожди, – мой голос звучит непривычно мягко. - Мы не закончили разговор.

Он останавливается, делает шаг ко мне. Его руки дрожат, когда он обнимает меня, неловко целует в висок.

– Прости, – шепчет он мне в волосы. - Я должен идти. Правда должен.

– Когда вернешься? – чувствую, как его руки на мгновение сжимаются крепче.

– Не знаю. Может быть поздно, – он отстраняется, но его рука задерживается на моем плече. - Катя, я...

Телефон снова звонит. Володя смотрит на экран и его лицо искажается.

– Черт! – он резко разворачивается, почти бегом направляется в прихожую.

Я слышу, как он торопливо надевает пиджак, как проверяет карманы. Все его движения выдают внутреннюю борьбу, словно его тянут в разные стороны невидимые нити.

– Вова...

– Милая, карта на комоде. Не знаю, как освобожусь. Может быть поздно, закажи себе все что хочешь!

Хлопает дверью.

Сижу за столом, глядя на недоеденный ужин. Тишина в квартире давит на уши. Встаю, начинаю механически собирать посуду. Тарелки звенят под струей воды, а в голове крутятся обрывки нашего разговора. Его уклончивые ответы, напряженный взгляд, и это бегство. Да, именно бегство, как ни назови.

Вытираю руки полотенцем и иду в спальню. Открываю шкаф, достаю еще один парик. Тот что в коридоре мне, почему-то, не хочется трогать. Надеваю его, поправляю пряди перед зеркалом. После химиотерапии уже совсем скоро волосы начнуть отрастать, и тогда я сожгу все эти ненавистные предметы..

Беру телефон, набираю номер Сергея. Гудки. Длинные, бесконечные гудки. Сбрасываю, пробую позвонить Максиму. Та же история. Сажусь на кровать, чувствуя, как внутри растет тревога. Да, я уже давно не звонила мальчишкам, не желая мешать им, но все равно внутри какое-то неприятное чувство.

Через полчаса телефон вибрирует, входящий видеозвонок от Максима. Сердце подпрыгивает, руки дрожат, когда принимаю вызов, но свое видео включить не решаюсь.

– Привет, мам! – на экране появляется улыбающееся лицо младшего сына. За его спиной светлая комната, постеры на стенах.

– Максимка, – голос предательски дрожит. - Как же я соскучилась...

– Слушай, мам, представляешь, – перебивает он меня, – Мы тут с ребятами такой проект замутили! В школе конкурс научных работ, и мы...

Я пытаюсь вслушиваться в его торопливую речь. Он рассказывает о своем британском колледже, о новых друзьях, о вечеринках в Лондоне. Его английский стал лучше моего, в речи проскальзывает характерный акцент частных школ.

– Ваш отец... – начинаю.

– Да! Папа нам такие машины купил! – восторженно продолжает сын. – Представляешь, мы теперь всю компанию развозим после занятий. Тут права можно получить в шестнадцать, представляешь?

– Максим, – пытаюсь вклиниться я, – Послушай, я хотела рассказать...

– А, точно! Как папа? Он говорил, что какой-то важный проект сейчас...

– Папа, - произношу поникшим голосом, пытаясь понять, с чего начать и что именно стоит рассказать.

– Отлично, я очень рад за вас! – снова перебивает. – Слушай, мам, а можешь немного денег скинуть? Мы с ребятами хотим на выходных в Эдинбург съездить.

Смотрю на его лицо на экране. Такое родное и одновременно чужое. Мой мальчик живет в другом мире, где есть частные школы, дорогие машины, поездки по европейским городам. Они с Сергеем учатся в престижном колледже недалеко от Лондона, живут в студенческом кампусе с другими детьми из обеспеченных семей. У них свой круг общения, свои интересы.

– Мам, ты меня слышишь? – голос Максима возвращает меня к реальности.

– Да, конечно, – киваю я. – Максим, я хотела рассказать тебе...

– Ой, мам, прости, мне пора бежать! – он снова перебивает меня. - У нас тут тренировка по регби начинается. Я Серёге привет передам, хорошо? Пока!

Глава 10

Смотрю на время, прислушиваюсь к себе. Понимаю, что соблазн схватить карту и убежать, велик, но не настолько. Боюсь по привычке сдуться уже на пол пути. Лишь усилием воли заставляю себя выдохнуть и начать готовится ко сну. День прошел нервно, тяжело и вообще не так, как мне бы того хотелось.

Засыпаю тяжело. Ворочаюсь, проваливаясь в какое-то зыбкое состояние между явью и сном. Телефон молчит. Володя не звонит, не пишет. Несколько раз просыпаюсь среди ночи, прислушиваюсь к тишине квартиры, надеясь уловить звук поворота ключа в замке. Но дверь остается закрытой, а постель рядом холодной. Может это и к лучшему, мне не приходится тратить драгоценные силы на то, чтобы контролировать свои эмоции и не прибить мужа за его ловкие увороты и уходы от ответа.

Утро встречает меня серым светом из окна и той же гнетущей тишиной. Володи нет. Его половина кровати не тронута, подушка все так же идеально взбита, как было вчера утром. На прикроватной тумбочке мужа пусто. Обычно там лежат его часы, иногда телефон, оставленный на зарядке. Сейчас ничего.

Механически проверяю экран своего мобильного. Никаких пропущенных звонков, никаких сообщений. Хотя, нет, одно все таки есть. Напоминание из аптеке о новом поступлении лекарств. Удаляю. Мне больше это не нужно.

В ванной долго смотрю на свое отражение. Бледное лицо, темные круги под глазами, которые можно скрыть лишь тональным кремом. Рука машинально тянется к парику, почти такому же, как были мои настоящие волосы до... до всего этого. Накладываю макияж. Легкий, едва заметный. Не для красоты, а для того, чтобы не пугать людей своей болезненной бледностью.

Завтракать не хочется. Но я заставляю себя поесть кашу, которая получается слишком пресной. На глаза попадается сломанная вчера ложка, которую я подготовила на выкид. Два куска металла, согнутые под злостью Володи. Почему-то именно эта ложка становится последней каплей. Внутри поднимается волна гнева. На мужа, на его ложь, на эту Настю, на детей, на болезнь.

Успокаиваюсь и наконец-то ловлю то приятное чувство умиротворения.

Я - здорова. Я буду жить. А остальное… как-нибудь переживу, справлюсь. Я победила в борьбе со страшной болезнью. Уж с изменником мужем должна справится. И напомню детям, что я их мама. Все по порядку.

Вспоминаю о карточке, оставленной моим мужем.

Достаю телефон, в последний раз проверяя, не вспомнил ли кто обо мне. Нет, ничего.

Первая мысль потратить все. Назло ему, назло этой... этой разлучнице. Опустошу его счета до нуля, раз уж Вова имеет наглость откупаться от, как он думает, больной жены.

Но здравый смысл берет верх. Если действительно все так, как я думаю, если у него роман, если будет ребенок, то мне нужно думать о себе. О своем будущем. Разве не этому учила меня мама? “Катенька, женщина должна быть самостоятельной. Всегда имей свои деньги, свой запас прочности.”

На глаза наворачиваются слезы, когда вспоминаю маму. Она бы знала, что делать. Она бы поддержала, посоветовала... Но ее нет уже пять лет. А я осталась одна, с равнодушными детьми в Лондоне и мужем, который, похоже, нашел себе новую семью.

Иду в гардеробную. Большая часть вещей висит как на вешалках в магазине, висят на мне мешком. Все куплено до болезни, когда я была... другой. Полной жизни, энергичной. Сейчас все это смотрится нелепо. Слишком яркое, слишком открытое. Будто с чужого плеча.

Выбираю самое простое. Черные брюки, белая блузка. Классика. Ничего вызывающего. Брюки приходится подвязать ремнем, иначе спадают. Только шарф добавляю. Шелковый, с нежным цветочным узором. Последний подарок от мамы.

Беру сумку. Ту самую, которую Володя подарил на прошлый день рождения. Брендовая. “Для моей королевы” по его словам. Интересно, Насте он тоже дарит сумки? Или у них другие подарки?

Вызываю такси через приложение. Премиум класс. Если уж ехать, то с комфортом. Пока жду машину, снова проверяю телефон. Ни звонков, ни сообщений. Сыновья тоже молчат. Наверное, заняты своей новой жизнью, где матери отведена роль редкого голоса в телефонной трубке. Я сама поставила себя в такое положение. Я это осознаю, но от этого не менее больно.

Выхожу на улицу, зябко поеживаясь от утреннего холода. Воздух будто сжимает легкие, он сырой и тяжелый, но все равно приятный. Почти свежий. На мгновение замираю, прикрываю глаза. Ну, Катя, ты же решила. Время для перемен. Время хотя бы попытаться.

Такси подъезжает вовремя, водитель выглядывает в окно, вежливо кивает. Я ныряю внутрь машины, запах кожаных сидений вызывает легкую тошноту. По пути не могу оторваться от своего отражения в зеркале заднего вида.

Хочется отвести взгляд, но не могу. Страх и боль, которые я всегда умела прятать, сейчас слишком явные, как трещины на старом фарфоре. Но вместе с тем, в глазах горит, еще маленький, слабо различимый, но все же озорной огонек. Кажется, что я просыпаюсь от долгой спячки.

В торговом центре первые минуты даются тяжело. Слишком много людей, слишком много звуков и запахов. Голова начинает кружиться, но я упрямо иду вперед, борясь с собой.

Первый магазин, в которой я захожу - дорогой бутик с итальянской одеждой. Раньше я часто здесь бывала, продавщицы знали меня по имени. Сейчас смотрят с вежливым равнодушием, просто еще одна покупательница.

Перебираю вещи на вешалках. Все такое красивое, дорогое... и какое-то чужое. Но я заставляю себя выбирать. Не назло Володе, а для себя. Кардиган цвета топленого молока, мягкий, уютный. Блузка из натурального шелка, нежно-голубая, как весеннее небо. Брюки с высокой талией, они делают мою фигуру более женственной, скрывают болезненную худобу.

Глава 11

Смотрю в зеркало при входе в магазин. На лице Насти играет злобная ухмылка. Она быстрым шагом направляется ко мне, привлекая всеобщее внимание. Я прибавляю шаг, надеясь поскорее выйти из магазина, но Настя меня нагоняет, хватает за руку и резко разворачивает к себе.

- Смотрите все! Вот эта подлая разлучница, из-за которой страдает мой любимый! - звонко кричит Настя, тыча в меня пальцем.

Все взгляды устремлены на нас. Мне хочется сквозь землю провалиться от стыда и неловкости. Но я стараюсь сохранять спокойствие.

- Настя, давай не будем устраивать сцен. Мы можем поговорить в другом месте, - как можно тише говорю я, пытаясь утянуть ее в сторону. Но куда там! Настя вырывает руку и продолжает орать на весь магазин:

- Нет уж, пусть все знают, какая ты на самом деле! Ты мешаешь нашему счастью! Володя любит меня, а ты не отпускаешь его!

Ее крики привлекают все больше людей. Я чувствую, как у меня начинают дрожать руки. Болезнь отняла много сил, эмоций сейчас не сдержать. На глаза наворачиваются слезы.

- Прекрати, - шепчу я, - Не позорься. Это наше личное дело.

- Какое еще личное! - Настя брызжет слюной. - Ты украла моего мужчину, ты больная и никому не нужная! Отпусти Володю, оставь нас в покое!

Ее слова бьют больнее пощечин. Нет, я не дам ей увидеть своих слез. Я гордо выпрямляю спину, вновь пытаюсь уйти, направляюсь к выходу. Но Настя не унимается. Она бежит за мной и вдруг хватает меня за волосы. Резким движением срывает парик и трясет им, вопя:

- Облезлая! Лысая! Ты разве можешь сравниться со мной? Я молодая, красивая, а ты - развалина!

Парик летит на пол. Я инстинктивно прикрываю голову руками. Больше всего на свете мне хочется убежать, спрятаться от этого кошмара. Но я заставляю себя стоять прямо. Ощущение собственной беззащитности и унижения душат. Увидев мою лысую голову, покупатели начинают перешептываться, кто-то сочувственно качает головой. Мне их жалость нужна меньше всего.

Настя между тем не останавливается. Она швыряет новую порцию гадостей мне в лицо со словами:

- Подбери, он теперь тебе точно понадобится! Ты же старая и страшная, а я буду рожать от Володи!

Голос срывается на визг. Я смотрю на нее и вижу обезумевшую от злости и ненависти женщину. Ту, что считает себя вправе решать мою судьбу.

В этот момент к нам подходит возмущенная покупательница.

- Что вы себе позволяете, девушка? - строго обращается она к Насте. - Как вам не стыдно так себя вести в общественном месте? Вы что, воспитания не получили?

Настя мгновенно меняется в лице. Злобная ухмылка сменяется невинным личиком.

- Я... Мы просто... - начинает лепетать она.

- Просто решили устроить безобразную сцену? - не дает ей договорить женщина. - Вы хоть подумали о чувствах других людей? О том, каково это, терпеть публичные оскорбления?

Тем временем еще одна покупательница поднимает с пола мой парик, отряхивает его и протягивает мне.

- Держите, милая, - участливо говорит она. - Не обращайте внимания на эту нахалку. Молодежь нынче совсем от рук отбилась, никакого уважения к старшим.

Я принимаю парик из рук доброй женщины, тихо благодарю. Мне ужасно неловко от того, что я стала центром этого скандала, от всеобщего внимания и сочувствия. Но в то же время я чувствую поддержку этих незнакомок. Они явно на моей стороне.

В этот момент к нам подходит охранник. Вероятно, кто-то из сотрудников или покупателей привел его, посмотрев безобразную сцену.

– В чем дело? Что здесь происходит? - произносит строгим тоном.

Настя на глазах переодевается, изображая беззаботность, страх, волнение и подчинение, от былой уверенности не остается и следа.

– Ох, простите, погорячилась. Семейные разборки, знаете ли, - отвечает она миролюбиво.

– Мы могли бы поговорить в другом месте, - добавляю я, что происшествие произошло поскорее. - Приношу свои извинения за доставленные неудобства.

- Еще одна такая выходка и я вызову полиции. В магазине не место скандалам.

- Спасибо вам, - тихо произношу, желая поскорее покинуть место своего позора.

С этими словами я поворачиваюсь к Насте. Та стоит, потупив взгляд, явно не ожидала такого отпора.

- Нам действительно лучше поговорить в другом месте, - спокойно произношу я. - Если тебе есть что сказать, я готова выслушать. Но без криков и оскорблений.

Настя медлит пару секунд, затем резко кивает. Разворачивается и быстрым шагом идет к выходу. Я следую за ней, на ходу надевая парик.

- Держитесь, милая, - доносится мне вслед. - Не давайте этой юной особе себя в обиду.

Киваю в знак благодарности и скрываюсь за дверьми. На улице яркое весеннее солнце, часы показывают начало первого. Денек выдался тот еще…

❤️Дорогие читатели!❤️

Прошу поставить лайк (“Мне нравится”) ⭐️ на странице книги.

Чем выше рейтинг у книги, тем больше читателей сможет её увидеть!

А также добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не пропустить выход новых прод.
Сделать это можно на странице книги.

Глава 12

Настя ждет меня на крыльце, нервно теребит в руках сумочку. Увидев, что я подхожу, вскидывает подбородок.

- Ну что, поговорим? - бросает вызывающе. Но я вижу, что запал уже не тот. Видимо, реакция посторонних людей ее задела. Или отсутствие публики так повлияло.

- Поговорим, - киваю я. - Только давай без истерик и унижений. Мы же взрослые люди.

Настя фыркает. Я жду, что она начнет оправдываться, объяснять свое поведение. Но Настя молчит, лишь сверлит меня злым взглядом.

- Ну? - не выдерживаю я. - Ты хотела поговорить. Я слушаю.

- А смысл? - внезапно устало произносит она. - Все равно ты меня не поймешь. Я люблю Володю. По-настоящему люблю. А он... Он говорит, что не может тебя бросить. Из-за болезни, из жалости...

У меня перехватывает дыхание. Значит, Володя действительно собирался уйти? И только мой недуг его останавливал?

- Послушай, Настя, - медленно начинаю я. - Я понимаю твои чувства. Но пойми и ты, нельзя строить свое счастье на несчастье других. Если Володя не может честно сделать выбор, это его проблема. Не надо перекладывать ответственность на меня.

- Да что ты понимаешь! - вскидывает руки. - Ты же его не любишь! Ты просто держишься за привычную жизнь, боишься остаться одна! А я... Я смогу дать ему то, чего он хочет! Семью, детей, будущее!

Меня словно ледяной водой окатывает. Так вот в чем дело? В страхе одиночества? В нежелании что-то менять? Неужели я действительно держу Володю при себе только потому, что боюсь начинать все заново?

– Думаешь, ты лучше меня? - бросает Настя, решив вновь перейти в нападение. Конструктивного диалога не получится.

Я смотрю на нее, пытаюсь подобрать слова. Но Настя не дает мне и рта раскрыть.

– Что, язык проглотила? - ухмыляется девушка. - Правда глаза колет? Твой благоверный уже давно мне клятвы в любви рассыпает, а ты все еще цепляешься за него, как клещ.

– Настя, давай не будем... - устало начинаю, но она меня перебивает.

– Ой, вот только не надо этого снисходительного тона! Ты мне тут не старшая подруга и не училка. Я Володеньке больше подхожу, в отличие от некоторых, которым почти сорок.

Меня передергивает от ее слов, но я стараюсь держать себя в руках.

– При чем здесь возрасте? Мы же о чувствах говорим...

– Ага, о чувствах она заговорила! - язвительно восклицает Настя. - И много у тебя этих чувств осталось после всех больничек? Ты же высохшая мумия, какой от тебя прок мужику?

Ее слова бьют под дых. Стискиваю зубы, чтобы не растерять последние остатки самообладания.

– Знаешь что... - начинаю, но Настя снова перебивает.

– Знаю! Знаю, что Володька от тебя уже тошнит. Что он со мной нашел настоящую женщину. Молодую, красивую, здоровую. Его детям нужна семья нормальная, а не бракованная версия.

– Володя сам решает, что ему нужно, - выдавливаю я. На большее меня уже не хватает.

– Уже решил! - торжественно объявляет Настя. - Он уже давно мой. И собой, и душой. Просто духу не хватает тебе об этом сказать. Жалеет, видишь ли. Ну ничего, я помогу.

Она наклоняется ко мне, понижает голос до интимного шепота:

– Как думаешь, каково это, заниматься любовью с настоящей женщиной? Когда она стонет в голос, выгибается под тобой, царапает спину в экстазе? Уверена, тебе это и не снилось. А Володя теперь только со мной так может. Потому что я лучше. Потому что я - его.

У меня темнеет в глазах. Хочется закрыть уши, убежать, спрятаться от этого кошмара. Но я не могу. Не имею права. Сглатываю комок в горле.

– Если Володя захочет уйти, я не стану его держать. Но он сам должен мне об этом сказать. Глядя в глаза.

– Ох, какие мы гордые! - насмешливо тянет Настя. - А что ему в глаза-то смотреть? На твою лысую башку или синюшное лицо? Так себе зрелище.

Не могу больше это слушать.

Хватит!

– Знаешь что? - чеканю, глядя на Настю сверху вниз. - Можешь передать Володе, что я больше не притворяюсь. Ни на него, ни на наш брак. Он волен делать то, что хочет и быть с кем хочет.

Резко разворачиваюсь и быстрым шагом иду прочь. Сердце бешено колотится, в ушах шумит.

– Эй, ты куда? - кричит мне вслед. - А как же это по душам? Катенька, вернись! Я еще не закончилась! - её голос звучит противным слащавым тоном на всю улицу.

Но я даже не оборачиваюсь. Мне плевать на ее вопли. Плевать на все. Я должна уйти. Сбежать. Скрыться с глаз.

Потому что еще чуть-чуть и я сорвусь. Закричу, заплачу или сделаю еще какую-нибудь глупость. А я не хочу. Не стану доставлять Насте такое удовольствие. Не опущусь до её уровня.

- Прощай, Настя, - бросаю напоследок. - Надеюсь, ты сделаешь правильные выводы.

И не оглядываясь, иду прочь. Душа странно опустошена. Я проговорила вслух то, о чем боялась даже думать. Свобода. Самостоятельность. Жизнь без Володи.

Страшно ли мне? Да, очень. Но я знаю, что справлюсь. Потому что я хочу быть счастливой. И потому что я сильная.

Глава 13

Выхожу из торгового центра и направляюсь к стоянке такси. Эмоции переполняют после столкновения с Настей. Обида, злость, желание что-то доказать смешиваются с нарастающим чувством уверенности в себе. Да, она меня оскорбила, унизила, пыталась выставить никчемной развалиной. Но ведь это не так! Я победила болезнь, а значит смогу справиться и с этой напастью.

Сажусь в машину такси и называю адрес больницы. Сегодня у меня очередной осмотр и встреча с лечащим врачом Алексеем Алексеевичем. Всю дорогу прокручиваю в голове слова Насти, ее ядовитые замечания о моей внешности, недееспособности, никчемности. Неужели Володя и правда так считает? Неужели видит во мне лишь обузу?

От этих мыслей на глаза наворачиваются слезы. С трудом сдерживаюсь, не хочу расклеиваться перед таксистом. Смотрю в окно, пытаясь отвлечься. За стеклом мелькают весенние улицы, спешат по своим делам люди. У каждого своя жизнь, свои трудности. И ведь справляются же как-то.

Машина останавливается у знакомого здания клиники. Поднимаюсь на нужный этаж, захожу в кабинет Алексея Алексеевича. Он встречает меня приветливой улыбкой, жестом приглашает присесть.

– Екатерина, рад вас видеть. Как самочувствие? Настроение? – интересуется доктор, открывая мою медицинскую карту.

– Спасибо, Алексей Алексеевич. Самочувствие нормальное. А вот с настроением не очень, - я опускаю глаза, не желая вдаваться в подробности личной жизни. Но врач, кажется, и сам все понимает.

– Проблемы в семье? – участливо спрашивает он. - Это нормально после такого тяжелого периода. Многим парам трудно вернуться к привычной жизни.

Киваю, не в силах произнести ни слова. Алексей Алексеевич мягко улыбается, откладывает бумаги.

– Алексей Алексеевич, а вдруг… вдруг анализы ошиблись? Такое возможно? – робко спрашиваю, все еще не веря в происходящее.

Доктор качает головой, подбадривающе улыбается.

– Екатерина, поверьте мне, мы трижды все перепроверили. Ошибки исключены. Вы проделали огромную работу, вы настоящая героиня. Теперь вам нужно заново учиться жить. Для себя, в свое удовольствие.

Он окидывает меня внимательным взглядом, отмечая и новую одежду, и макияж, и аккуратный маникюр.

– К слову сказать, вы прекрасно выглядите. Начинаете расцветать на глазах. И волосы скоро отрастут, вот увидите, – он подмигивает.

Смущенно улыбаюсь, чувствуя как краска заливает щеки. Откуда он знает про волосы? Впрочем, ему ли не знать. Доктор столько раз меня утешал, подбадривал, поддерживал. Он столько всего обо мне знает. Возможно, это распространенная боль среди его пациентов.

– Спасибо, доктор. Вы не представляете, как много ваши слова для меня значат, – тихо говорю я. – И все, что вы для меня сделали. Я этого никогда не забуду.

Алексей Алексеевич машет рукой, польщенно улыбаясь.

– Бросьте, Екатерина. Я лишь выполнял свою работу. Но должен признать, с вами работать было одно удовольствие. Вы умница и большая молодец.

Чувствую, как в душе разливается тепло. Страхи, сомнения, неуверенность постепенно уходят. Я справилась. Я смогла. Я победила!

– Ну что ж, – Алексей Алексеевич встает из-за стола. – Не буду вас больше задерживать. Отдыхайте, набирайтесь сил. Обязательно придите через месяц на плановый осмотр. И не забывайте – теперь вы здоровы.

Благодарю его, едва сдерживая слезы. Выхожу из кабинета окрыленная, воодушевленная. И неприятные воспоминания о стычке с Настей постепенно отступают. Не время о них думать.

Время думать о себе. О том, какие чудеса меня ждут. О том, как здорово жить.

Выхожу из больницы и вдыхаю полной грудью весенний воздух. Он кажется необыкновенно сладким, пьянящим. Вокруг все цветет, щебечут птицы, солнце заливает улицы золотым светом. И на душе тоже расцветает.

Я здорова.

Я красива.

Я сильная.

И пусть теперь весь мир подождет.

Тело ломит от усталости, но на душе удивительно спокойно и светло. Я чувствую, что готова двигаться дальше, начать новую главу своей жизни.

Достаю из сумочки телефон и вижу несколько пропущенных от Володи. Странно, неужели он вспомнил, что сегодня мне нужно к врачу?

Задумчиво смотрю на экран, размышляя, перезванивать ли. И тут замечаю припаркованный неподалеку знакомый служебный автомобиль.

Глава 14

Ожидаю увидеть мужа, но вместо него, приветливо рукой машет его личный водитель, Константин.

– Екатерина Павловна, добрый день! – мужчино приветливо улыбается, подходя ближе. – Владимир Иванович просил проверить, не нужна ли вам помощь. Как прошел прием?

Я удивленно приподнимаю брови. Надо же, какая забота. И это после всего, что между нами произошло.

– Спасибо, Михаил, все хорошо, – отвечаю, стараясь держаться непринужденно. - Я бы даже сказала, просто замечательно!

– Так это же отлично! – искренне радуется водитель. – Владимир Иванович будет счастлив это услышать. Кстати, он просил подвезти вас до дома, если вы не против. Сам никак не может вырваться, дела фирмы, сами понимаете.

Киваю, прекрасно понимая, о чем речь. Сколько раз Володя пропускал важные семейные события, ссылаясь на работу. И ведь действительно пропадал сутками в офисе, решая бесконечные вопросы и проблемы. А может, не только в офисе?

От этой мысли неприятно екает сердце. Гоню ее прочь, сосредотачиваясь на словах Константина. Ехать с ним или добираться самой?

С одной стороны, мне хочется побыть одной, обдумать все, что сказал врач, осознать до конца эту победу. С другой я и правда очень устала. Недавняя стычка с Настей вымотала морально, а долгое ожидание в больнице физически. Так что да, до дома лучше доехать с комфортом.

– Хорошо, Константин, давайте, – киваю я. – Спасибо за предложение.

– Обращайтесь, Екатерина Павловна, – улыбается водитель, открывая передо мной дверцу. – Владимир Иванович велел о вас позаботиться.

Забираюсь на заднее сиденье, откидываюсь на мягкую кожаную спинку. Раньше в салоне всегда приятно пахло хвоей и лимоном. Володя специально заказывал такой освежитель, зная, что мне нравится. Но после начала химиотерапии, меня начало мутить от любых запахов. Даже в машине, и то, ощущение стерильности не покидает меня.

Сердце вновь сжимается от нахлынувших воспоминаний. Сколько раз мы ездили в этой машине вместе. На работу, на отдых, в гости к друзьям. Сколько раз я жаловалась мужу на здоровье, а он утешал, обещал, что все будет хорошо.

И ведь сдержал слово. Я поправилась. Это ведь и его заслуга тоже.

Прикрываю глаза, массируя виски. Слишком много всего, слишком сложно и запутанно. Хочется поскорее добраться до дома, принять горячую ванну и забыться спасительным сном. Ни о чем не думать хотя бы пару часов.

Константин заводит мотор, и мы трогаемся с места. Он включает легкую музыку, не мешающую думать. Или наоборот, позволяющую ни о чем не думать.

Смотрю в окно на проплывающие мимо улицы, людей, машины. Каждый спешит по своим делам, у каждого своя история, свои печали и радости. И моя история тоже продолжается, даже если её направление выбираю не я. Главное, она продолжается.

А в голове упрямо крутятся недавние слова врача. Ремиссия. Выздоровление. Новая жизнь. Неужели это и правда про меня? Неужели я смогу снова стать прежней Катей веселой, беззаботной, окрыленной мечтами? Или болезнь и предательство мужа навсегда меня изменили, сделав другой?

Не знаю. Пока не знаю. Но я хочу попробовать это узнать. Хочу жить дальше, несмотря ни на что. Несмотря на все потери, обиды и разочарования.

– Екатерина Павловна, – негромко окликает меня Константин. – Мы почти приехали.

– Ой, и правда, – встряхиваюсь я, отвлекаясь от тяжелых мыслей. Оглядываюсь по сторонам, узнавая знакомые дома. Надо же, задумалась и не заметила, как пролетела дорога.

Подъезжаем к нашему подъезду. Константин паркуется, торопливо выходит и открывает мне дверцу.

– Позвольте вашу руку, – галантно предлагает он.

Улыбаюсь, принимая помощь. Все-таки не зря Володя нанял его. Вышколенный, предупредительный и ненавязчивый. Еще немного и я смогу сама, мне не нужна будет помощь и поддержка.

Выбираюсь из машины, поправляю подвернувшийся каблук.

– Спасибо большое, – киваю ему на прощание.

– Не за что. Владимир Иванович просил передать, чтобы вы хорошенько отдохнули.

Криво усмехаюсь. Легко сказать отдохнуть. После всех треволнений этого дня не знаю, получится ли.

Но вслух произношу:

– Обязательно передайте Владимиру Ивановичу мою благодарность.

Мужчина кивает, садится обратно в машину.

А я, сделав глубокий вдох, захожу в подъезд. Пора возвращаться домой. В нашу с Володей квартиру, где не так давно разыгралась безобразная сцена. Туда, где мне предстоит заново учиться жить. Для себя и ради себя.

Несмотря на страх и неизвестность.

Вопреки всему.

Глава 15

Я захожу в квартиру, аккуратно прикрывая за собой дверь. В прихожей не царит привычный полумрак. Плотные шторы на окнах, которые практически не пропускают солнечный свет теперь широко распахнуты. Раньше Володя всегда открывал их нараспашку, говоря, что в доме должно быть светло и радостно. А сегодня с утра, впервые за долгое время, это сделала я.

Неторопливо разуваюсь, вешаю верхнюю одежду на крючок. Каждое движение дается с трудом, будто я преодолеваю сопротивление воздуха. Тело все еще слабое после болезни и стресса, но я заставляю себя двигаться. Маленькими шажками, не торопясь. В конце концов, спешить мне теперь некуда.

Прохожу на кухню, ставлю чайник. От больничных запахов до сих пор мутит, хочется перебить их чем-то домашним и уютным. Может быть, заварить любимый зеленый чай с жасмином? Или побаловать себя какао, как в детстве?

От этой мысли почему-то щемит сердце. Вот так, в одиночестве, в пустой квартире я чувствую себя маленькой брошенной девочкой. Хотя, почему «как»? Так оно, по сути, и есть. Брошена мужем, оставлена с болезнью один на один. И пусть сейчас я в ремиссии, осадок горечи и обиды никуда не делся.

Особенно неприятный привкус остался после вчерашней стычки с Володей. Стоило рассказать ему о визите Насти, как он тут же сорвался на какую-то срочную встречу. И с тех пор от него ни слуху ни духу.

Встряхиваю головой, отгоняя неприятные мысли. Нет, нельзя раскисать. Нельзя позволять жалости к себе взять верх. У меня есть я сама, и этого более чем достаточно. Нужно взять себя в руки и жить дальше. Не оглядываясь, не жалея ни о чем.

С этим настроем и решимостью, направляюсь в комнату, чтобы разложить свои покупки и заняться подсчетом денежных средств.

Захожу в комнату. И застываю на пороге, не веря своим глазам. Неужели это та самая гостиная, где еще совсем недавно я сидела под капельницей?

Повсюду охапки цветов. Белоснежные лилии, нежные ромашки, алые лепестки роз. На журнальном столике красуется большая корзина с фруктами. А рядом на диване лежит свернутый плед и подушка, будто кто-то собирался здесь спать. Или уже спал?

От догадки бросает в жар. Неужели Володя был здесь? Дожидался меня?

Или это Настя решила поиздеваться, устроив очередную пакость? А есть ли у неё ключи от нашего дома?

Сердце колотится как сумасшедшее. Непослушными руками достаю телефон, открываю список контактов. Палец замирает над знакомым номером. Звонить или нет? Что я скажу мужу? И главное, что он ответит?

Так и стою в нерешительности посреди комнаты. Цветочный аромат дурманит, кружит голову. Кажется, будто все происходит не со мной. Будто я сплю и вижу странный, горько-сладкий сон. Который вот-вот развеется, оставив после себя лишь пустоту.

В этот момент, дверной звонок оглушительно разрезает тишину. Вздрагиваю всем телом, но, к счастью, удерживаю телефон в руках.

Подхожу к двери, гадая, кого там принесло. Неужели Володя? Нет, он бы открыл своим ключом, а не позвонил в дверь. Или опять Настя явилась права качать?

Распахиваю дверь и замираю. На пороге стоит муж собственной персоной. Взъерошенный, мрачный.

Володя застыл в проеме, пораженно глядя на меня. В руках букет алых роз. На лице смесь восхищения и легкого шока. Володя окидывает меня долгим взглядом. Скользит по фигуре, задерживается на лице.

Он молчит, явно подбирая слова. А мне вдруг становится неловко. Я невольно одергиваюсь. Новая одежда, непривычно облегающая.

– Ты такая… красивая, - наконец произносит Володя, улыбаясь краешком губ. - Прости, засмотрелся.

Он делает шаг вперед, протягивает букет.

– Это тебе.

Принимаю розы, утыкаюсь в них лицом. От нежного аромата щекочет в носу.

– Спасибо, - шепчу, шмыгая носом. - Ты тоже… Хорошо выглядишь.

И это правда. Володя выглядит слишком хорошо для человека, который не ночевал дома.

Я чувствую себя растерянной и не совсем понимаю, как реагировать. Наблюдаю как Вова раздевается, словно ничего не было, словно все по старому. Даже не так, скорее, все так, словно не было этого года в болезни. Словно мы - это снова мы.

– Мы с ней опять столкнулись… - говорю, старательно подбирая слова, хоть голос при этом и невольно дрожит. - С Настей. Устроила сцену. Кричала, что вы любовники, что я должна отпустить тебя…

Володя скрипит зубами. На скулах проступают желваки, выдавая сдерживаемый гнев.

– Мне следовало давно поставить ее на место, - цедит он. - Не позволять думать, что между нами что-то есть. Это моя вина.

❤️Дорогие читатели!❤️

Прошу поставить лайк (“Мне нравится”) ⭐️ на странице книги. Чем выше рейтинг у книги, тем больше читателей сможет её увидеть! А также добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не пропустить выход новых прод. Сделать это можно на странице книги.

Подпишитесь, пожалуйста, на мою страничку (если еще не сделали этого), чтобы в числе первых узнавать о новостях и обновлениях, а также о новых книгах (( ). С любовью ваша Ксения Н.

Глава 16

Киваю, не зная, что сказать. В груди теплится робкая надежда. Неужели Володя действительно ни при чем? Неужели у них с Настей ничего нет?

Муж вдруг замирает, внимательно вглядываясь в моё лицо. Его взгляд скользит по новой блузке, по аккуратной укладке, задерживается на губах. В глазах появляется что-то тёмное, голодное. Такой взгляд у него был в первые годы нашего брака. До болезни. До всего.

– Ты сегодня... другая, – хрипло произносит, делая шаг ближе.

Невольно отступаю, упираюсь спиной в стену. Сердце предательски частит. В голове проносятся слова Насти, её злобные насмешки, намёки на их близость.

Но этот взгляд...

От него внутри всё переворачивается, тело предательски отзывается на его близость. От Володи веет чем-то таким, чего я давно не чувствовала. Да и во мне просыпаются чувства, которых давно не было.

– Какая? – мой голос дрожит.

– Живая. Настоящая, – выдыхает муж, сокращая расстояние между нами. – Как тогда, помнишь? В нашу первую встречу. Когда ты вошла в тот конференц-зал, и я забыл, о чём говорил...

Его рука скользит по моей щеке, большой палец очерчивает контур губ. От этой почти невесомой ласки перехватывает дыхание. Тело помнит его прикосновения, тоскует по ним, но разум кричит об осторожности.

– Не надо, – шепчу, отворачиваясь. – Ты же с ней... С Настей... Я не могу просто забыть...

– Глупости, – обрывает он, хищно разворачивая моё лицо к себе. В его глазах пляшут опасные искры. – Ты моя жена. Моя женщина. Единственная. Всегда была и будешь.

Его губы накрывают мои. Жадно, требовательно, не оставляя шанса на сопротивление. Внутри всё переворачивается от этого поцелуя. Сколько ночей я мечтала об этом? Сколько раз просыпалась в слезах, осознавая, что это лишь сон?

– Подожди, – упираюсь ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть. Но тело предаёт, руки дрожат, не слушаются. Да и прежняя сила ко мне еще не вернулась. – Мы должны поговорить. Обо всём, что случилось. О твоих встречах с ней, о...

– Потом, – шепчет он мне в шею, прокладывая дорожку поцелуев к ключице. Его дыхание обжигает кожу. – Всё потом, родная.

Не помню, как мы добираемся до спальни. Всё происходит словно в тумане. Жарком, пьянящем, обволакивающем. Его руки скользят по моему телу. Уверенно, властно, словно заявляя права. Поглаживают бока, спускаются на бёдра, чуть сжимают. Колени подгибаются от этих прикосновений. За год болезни я отвыкла от ласк, от близости, от самой возможности быть желанной.

– Володя... – всхлипываю, когда его пальцы забираются под блузку, обнажая кожу живота, поднимаются выше.

Чувствую себя неловко за то, как теперь выгляжу: исхудавшая, кожа да кости. Мне жутко стыдно, сжимаюсь в комок, чувствую, как все тело напряглось.

– Тише, – выдыхает муж мне в губы. – Просто позволь мне... Позволь любить тебя.

Его руки скользят к моей голове, и я инстинктивно дёргаюсь, пытаясь удержать парик на месте. Нет, только не это. Не сейчас, когда я так уязвима.

– Не надо, – шепчу, перехватывая его запястья. – Пожалуйста...

– Тшш, – он мягко освобождает руки из моей хватки. – Ты же сама их ненавидишь. Эти искусственные волосы. Они не нужны.

– Но я... – голос срывается, когда его пальцы находят края парика. – Я же страшная как...

Слезы льются из глаз, мне не удается сдержать их.

– Глупая, – шепчет муж, аккуратно снимая парик. – Ты прекрасна. Всегда. Даже когда злишься на меня. Даже когда плачешь.

Парик летит куда-то в сторону. Я инстинктивно пытаюсь прикрыть голову руками, но Володя перехватывает их, прижимает к постели над моей головой. Его глаза опасно темнеют.

– Не смей прятаться, – в его голосе слышится властность. – Не от меня.

Его губы скользят по моей шее, поднимаются выше, очерчивают линию челюсти. А потом... о боже... он целует мой висок, макушку, темечко. Там, где едва-едва начали пробиваться новые волосы.

– Володя... – робко слетает с моих губ.

– Чувствуешь? – шепчет он. – Как сильно я тебя люблю? Как дорожу тобой?

Его прикосновения становятся более требовательными, но в каждом жесте сквозит нежность. Он словно боится причинить мне боль, но в то же время не может сдержать своей страсти.

– Вот такая ты, настоящая, – продолжает он. – Какая есть. Только моя.

Его голос обволакивает, затягивает в омут чувств. Уже не важно, что я без парика, что моё тело несовершенно. Важно только то, как он смотрит. С восхищением, с желанием, с какой-то первобытной нежностью.

Расстегивает блузку и отдаляется, рассматривая мое тело. Стыдливо закрываю глаза ладонями.

– Посмотри на меня, – не просит, требует, убирая мои руки. – Хочу видеть твои глаза.

Заставляю себя открыть глаза, встречаюсь с его потемневшим взглядом. В нём столько любви, столько неприкрытого обожания, что перехватывает дыхание.

– Вот так, – шепчет он, вновь накрывая мои губы своими. – Моя красивая. Моя сильная.

Его поцелуи становятся глубже, чувственнее. Он словно пытается доказать что-то. Мне, себе, всему миру. Метит территорию, заявляет права.

Глава 17

Я замираю, пытаясь унять дрожь. В голове проносятся обрывки воспоминаний, злые намеки Насти, странное поведение Володи. Неужели я для него лишь помеха на пути к счастью с молодой любовницей?

Прислушиваюсь к шуму воды из ванной. Сколько он уже там? Пять, десять минут? Медленно встаю, на ватных ногах подхожу к двери. Сердце колотится как сумасшедшее.

Стучу тихо, неуверенно. Никакой реакции. Только плеск воды и какое-то странное бормотание. Наклоняюсь ближе, силясь разобрать слова сквозь шум.

– Черт, черт, черт! – доносится приглушенный голос мужа. – Идиот, какой же ты…

У меня холодеет внутри. Володя никогда не ругается. Что случилось? Почему он так злится?

Стучу громче, зову по имени. Тишина. Только вода по-прежнему льется.

– Володя? – окликаю тревожно.

Прислушиваюсь, шум воды стихает. Шаги, щелчок замка. Дверь открывается, и на пороге возникает муж. Полотенце на бедрах, капли воды стекают по груди. Смотрит тяжелым, мрачным взглядом.

– Чего? - отрывисто рявкает, но затем, словно одернув себя, смягчается, – Катюш, спать иди, поздно уже.

Его тон настораживает. В нём столько всего: раздражение, усталость, какая-то скрытая тревога.

У меня холодеет внутри. Его вопрос… Вернее то, каким тоном он это произнес. Это не похоже на моего мужа. Куда, всего лишь на миг, но все же, делись нежность, забота? Почему он так сух и груб?

– Володя, нам нужно поговорить, – произношу как можно тверже.

– Но не сейчас же, Катя, спать пора.

Он усмехается, проходя в спальню. Следую за ним. Муж натягивает футболку, и мышцы перекатываются под кожей. Но вместо восхищения я чувствую странный страх. Он куда-то собирается?

– Ты… странно себя ведешь.

Муж подходит вплотную, берет мое лицо в ладони. Телефон в его руке вспыхивает сообщением. Он быстро блокирует экран, я успеваю заметить какую-то часть текста, не разобрав что там.

– Просто ты отвыкла от меня. От моих прикосновений, моих желаний. Но ничего, это поправимо, – бросает, криво ухмыляясь.

– Я не отвыкла, – качаю головой. - Просто ты… изменился. Да еще и Нас…

Я не успеваю договорить. Володя впивается в губы жестким, требовательным поцелуем. Прижимает к себе так, что не вырваться. От него пахнет мылом и знакомым, но каким-то измененным парфюмом.

– Ты же знаешь, как я без тебя скучал, — шепчет хрипло. — Как тосковал по твоему телу. Только попробуй теперь меня оттолкнуть.

– Володя, пожалуйста, – шепчу, упираясь руками в его грудь. – Не надо так.

– Что не надо? – его голос звучит глухо. – Я твой муж.

Сильные руки смыкаются в стальное кольцо, вдавливая меня в его тело. Дыхание сбивается, сердце колотится как сумасшедшее. В его объятиях смешиваются и грубая страсть и какая-то отчаянная нежность. Будто боится меня потерять.

– Давай просто ляжем спать, ты устала. Нам обоим надо отдохнуть.

– Почему ты не хочешь поговорить? – тихо шепчу. – Раньше мы всегда разговаривали.

– Нечего обсуждать, – отрезает, отворачиваясь к окну.

Краем глаза замечаю, как Володя что-то быстро набирает в телефоне. Муж недовольно хмурится, глядя на экран своего мобильного. Пальцы летают по экрану, губы кривятся, он в ярости.

– Черт! – ругается он сквозь зубы, яростно печатая что-то в телефоне.

– Что-то случилось? – осторожно.

– Не важно, – отмахивается, но тут же спохватывается. Бросает трубку на тумбочку, поворачивается ко мне. – Прости. Работа.

Молча забираюсь под одеяло. Слезы жгут глаза, но я сдерживаюсь. Нельзя показывать свою слабость. Только не сейчас.

Прижимает меня к себе, нежно обхватывая руками, не давая пошевелиться. Зарывается носом в плечо, шумно вздыхает. От него веет жаром, даже сквозь одежду чувствую, как бешено бьется его сердце.

От Володи исходят двоякие сигналы. Он и зол и возбужден и пытается быть нежен. А что, если он хотел лишь удовлетворить свои потребности, а тут я со своими вопросами?

Боюсь пошевелиться. Голова кругом идет от противоречивых чувств. Страх, обида, замешательство. И вместе с тем какая-то иррациональная надежда. Вдруг все образуется? Вдруг это просто временные трудности, недопонимание?

Завтра же соберу вещи и уеду, решаю про себя. Подальше от всей этой грязи, от лжи и предательства.

Но сначала надо уснуть. Притвориться, что все в порядке. А утром...

Закрываю глаза, стараясь дышать ровно. Нет, это неправда. Не может быть правдой. Наверняка Володя просто переволновался, вот и ведет себя странно. Утром все встанет на свои места. Утром мы спокойно поговорим, и я пойму, что зря накрутила себя.

Ага, конечно. Внутренний голос ехидно нашептывает неприятные мысли. А смски он кому строчил? Любовнице своей, не иначе. Пока ты тут ревела в подушку.

Сглатываю горький ком. Надо бежать отсюда. Бежать, пока не стало слишком поздно. Пока Володя не сломал меня окончательно.

Глава 18

Просыпаюсь в холодной постели. Не сразу понимаю, где нахожусь и что вчера произошло. Потом события накатывают лавиной, выбивая воздух из груди.

Резко сажусь, озираюсь по сторонам. Володи нет. Только скомканная простыня и вмятина от его головы на подушке.

Сердце тревожно сжимается. Неужели сбежал? Испугался собственной несдержанности?

Вскакиваю, путаясь в одеяле. Надо найти его, надо поговорить. Разобраться, что за чертовщина творится в нашей семье.

Влетаю на кухню, пусто. В гостиной тоже никого. Гляжу на часы. Почти полдень. Я проспала?

Хватаю телефон.

“Срочно уехал по работе. Буду поздно. Не жди” - высвечивается сообщение, отправленное несколько часов назад.

Коротко и ясно. Никаких объяснений, никаких извинений.

Ищу номер мужа. Палец замирает над кнопкой вызова. Стоит ли? Вдруг он занят? Или не захочет со мной разговаривать?

Опускаюсь на диван, закрываю лицо руками. Такого равнодушия я не ожидала. После всего, что вчера было. После всех признаний и такой пылкой близости...

Выходит, ему просто наплевать? Получил свое и сбежал по делам?

Внутри разгорается злость вперемешку с обидой. Ну уж нет. Я так этого не оставлю. Не позволю с собой так обращаться.

Решительно тыкаю в кнопку вызова. Длинные гудки, потом механический голос: “Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети”.

Зло бросаю трубку. Выключил. Специально, чтобы я не дозвонилась.

Вот как он теперь. Переспал по-быстрому и был таков. А вчерашние излияния про то, как он меня любит просто красивые слова. Сотрясение воздуха и не более.

Подскакиваю, меряю шагами комнату. Надо что-то делать. Надо принимать решение.

Я собираю вещи, бросая их как попало в чемодан. Слезы застилают глаза, но я упрямо вытираю их рукавом. Хватит рыдать, Катя. Хватит быть жертвой обстоятельств. Пора взять себя в руки и начать действовать.

Володи дома нет, и это хорошо. Не придется объясняться, выслушивать очередную порцию лжи. Поеду куда глаза глядят. Сниму номер в гостинице, в конце концов. Лишь бы подальше отсюда.

Щелчок замка заставляет меня вздрогнуть. Неужели муж? Прячу чемодан под кровать, делаю глубокий вдох. Надо держать лицо. Надо изобразить, что все в порядке.

Но в спальню входит не Володя. На пороге стоит его любовница собственной персоной. Настя. Та самая, из-за которой летит к черту моя семейная жизнь.

– Ты? – вырывается у меня. – Как ты сюда попала?

Настя стоит передо мной, нагло ухмыляясь. От неё разит табаком и сладкими духами. Я смотрю на эту женщину и не могу поверить, что она снова здесь. В моем доме, в моей спальне. И ведет себя как хозяйка.

– Ой, а ты никак чемоданы пакуешь? – ехидно спрашивает она, кивая на торчащий из-под кровати чемодан. – Правильно, правильно. Володеньке ты больше не нужна.

Меня трясет от её слов, от её тона. Хочется вцепиться ей в лицо, расцарапать в кровь. Но я сдерживаюсь из последних сил.

– Как ты сюда попала? – цежу сквозь зубы. - Снова.

– У меня свои ключи есть, – хвастается Настя, доставая связку из кармана джинсов. – Володенька сделал, чтобы я могла приходить когда захочу.

Не верю своим ушам. Этого просто не может быть. Мой муж не мог дать ключи от нашего дома своей любовнице!

Словно прочитав мои мысли, Настя ухмыляется еще шире.

– Ой, да ладно тебе, – фыркает она. – Чего ты так удивляешься? Неужели до сих пор не поняла, что Володенька меня любит? Что я для него целый мир?

– Заткнись, – обрываю её. – Убирайся отсюда немедленно!

– Ой, какие мы грозные, – передразнивает Настя. – А что ты мне сделаешь? Ударишь? Да ты на ногах еле стоишь, кожа да кости.

Она окидывает меня презрительным взглядом, кривит губы.

– И с этим Володенька занимался в постели? Бррр! Небось, все кости себе отбил об твою тощую тушку, пока ты верещала под ним.

Задыхаюсь от унижения, от ярости. Откуда она знает? Неужели, миг моей слабости стал поводом для обсуждения между мужем и этой хамкой?! А может она все же просто случайно попала в цель и теперь специально провоцирует, хочет довести до белого каления? Следит за моей реакцией? Но я не поддамся. Не доставлю ей такого удовольствия.

– Мне плевать, что ты обо мне думаешь, – бросаю в лицо. – Главное, что мой муж меня любит. И всегда будет любить.

– Ха! – презрительно хмыкает Настя. – Да он с тобой спит из жалости! А сам каждый раз бежит в душ, чтобы смыть твой запах. Брезгует он тобой, поняла? Как прокаженной!

От её слов земля уходит из-под ног. В памяти всплывают странности в поведении мужа. Его долгое отсутствие в ванной, звонки и смс среди ночи, отстраненность и холодность... Неужели… Как бы еще Настя узнала обо всем этом, если бы не от Володи?

Из ступора меня выводит звук открывающейся двери. На пороге застывает ошарашенный муж. Смотрит на любовницу, словно не веря своим глазам.

Глава 19

Спотыкаюсь, падаю на колени, больно ударяясь об асфальт. Чемодан с глухим стуком валится рядом. Бьюсь в рыданиях, закрывая лицо руками, не в силах подняться. Ноги дрожат от слабости, тело предательски отказывается слушаться. Куда бежать? Зачем? Все бессмысленно.

– Катя! – звучит сзади жесткий голос мужа.

Тяжелые шаги приближаются. Я пытаюсь встать, но только беспомощно скребу ладонями по асфальту. После болезни каждое движение дается с трудом. Какой позор, вот так сидеть на коленях посреди улицы.

– Господи, что за… – раздраженно бросает Володя, легко подхватывая меня под локти. – Поднимайся.

– Не трогай! – вырываюсь из его рук, но он только крепче стискивает мои плечи.

– Прекрати истерику, – чеканит каждое слово. – Ты устраиваешь представление на публике.

– Какая разница? – всхлипываю, пытаясь оттолкнуть его. – Тебе же плевать на меня! У тебя есть она... Молодая, здоровая...

– Замолчи, – его пальцы до боли впиваются в мои плечи. – Не смей...

– А то что? – истерически смеюсь. – Ударишь? Давай, при свидетелях!

– Я никогда не поднимал на тебя руку, – цедит сквозь зубы. – И не начну. Но если ты сейчас же не прекратишь...

– Девушка, вам помочь? – доносится обеспокоенный мужской голос.

– Проходите мимо, – отрезает Володя, даже не обернувшись. – Это семейное дело.

– Может полицию вызвать? – прохожий не унимается.

Володя раздраженно дергает щекой, но не удостаивает ответом. Его ледяной взгляд буравит меня.

– Встань и пойдем домой, – командует тихо. – Хватит позориться.

– Не пойду, – мотаю головой. – Я все видела... все знаю... Ключи от нашей квартиры у твоей любовницы!

– Хватит, – шипит он. – Не здесь.

– А где? – срываюсь на крик. – Дома? Где эта девка спит в нашей постели?

Володя молниеносно наклоняется и поднимает меня на руки. Я бьюсь в его хватке, но он только крепче прижимает меня к груди.

– Отпусти! Помогите! – кричу, колотя кулаками по его плечам. Но мои удары ему словно пшик, он их даже не замечает

– Молодой человек, а ну отпустите женщину! - прохожий мужчина уже становится явно агрессивным.

– Не лезьте не в свое дело, – холодно бросает Володя. – Это моя жена, и я забираю её домой.

– По-моему, она не хочет, – упрямится незнакомец.

Володя медленно поворачивает голову. В его взгляде столько нескрываемой ярости, что мужчина невольно отступает.

– Еще слово, и я подам на вас в суд за вмешательство в частную жизнь, – цедит муж. – Адвокаты у меня лучшие в городе. Разорю.

Прохожий бледнеет и торопливо отходит. Остальные зеваки тоже отступают, от Володи буквально веет силой и злостью.

– А теперь домой, – произносит тоном, не терпящим возражений.

– Нет, – шепчу дрожащими губами. – Не хочу... не могу...

– Можешь и хочешь, – отрезает Володя. – Ты моя жена. Моя собственность. И будет так, как я скажу.

– Я тебе не вещь! – снова начинаю вырываться. – Не твоя кукла!

– Тише, – его голос неожиданно смягчается. – Катюша, успокойся. Давай поговорим дома.

– О чем? – горько усмехаюсь. – О том, как ты меня предал? Как спал с ней, пока я умирала от химиотерапии?

– Я никогда бы не променял тебя, – в его голосе звенит холодная сталь. – Никогда.

– Врешь! – всхлипываю. – Все врешь! А ключи? А её слова про то, что ты брезгуешь мной? Что бежишь в душ после...

– Замолчи, – рычит он. – Не смей повторять бред этой твари.

– Значит, правда? – мой голос срывается. – Поэтому ты вчера так долго был в ванной? Смывал с себя мои прикосновения?

Володя резко ставит меня на ноги, разворачивает к себе лицом. В его глазах клокочет ярость.

– Ты правда веришь в этот бред? – цедит сквозь зубы. – После всего, что между нами было? После стольких лет?

– А как не верить? – по щекам катятся слезы. – Когда ты сам сказал... Она знает что было между нами! Откуда? Уж больно она осведомлена о нашей жизни…

– Мне тоже очень интересно, откуда, - лицо искажено в злобной гримасе.

– Но ты спал с ней!

– Я был не прав, – его пальцы сжимаются на моих плечах. – Я идиот, что так поступил...

– Вот! – вскрикиваю. – Опять! Ты выбрал здоровую женщину, молодую, красивую, которая еще нарожает тебе…

– Катя! - рычит сквозь зубы.

– Нет, – качаю головой. – У вас будет малыш. Твой. От здоровой… самки. А я, я для тебя теперь неполноценная!

– Прекрати! – его голос гремит как раскат грома. – Ты несешь чушь!

В этот момент телефон мужа начинает неистово звонить. Володя раздраженно достает трубку, смотрит на экран. Его лицо мрачнеет.

Он колеблется секунду, потом отклоняет вызов. Но телефон тут же звонит снова.

Глава 20

Руки дрожат, пальцы едва удерживают ручку чемодана, который я втащила внутрь авто так легко… Еще бы, адреналин в крови так и плещет. После всех треволнений тело кажется чужим, неповоротливым.

Я откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь унять дрожь. В висках начинает пульсировать. Знакомое ощущение подступающей головной боли. Но разве это боль? После месяцев химиотерапии такой дискомфорт кажется просто легким неудобством.

За окном проплывает город. Равнодушный, занятый своими делами. Люди спешат куда-то, спасаются от моросящего дождя под зонтами. У каждого своя жизнь, свои проблемы. Интересно, у кого-нибудь из них тоже рушится семья? Кто-то еще чувствует себя таким же потерянным и преданным?

Машина поворачивает, и меня слегка мутит. Прикрываю глаза, пытаюсь дышать глубже. В животе пусто. Я же не завтракала сегодня. Да и какой завтрак после такого? После её слов, после его предательства...

– Приехали, – голос таксиста выдергивает меня из горьких мыслей.

Открываю глаза. Перед нами трехзвездочная гостиница. Небольшое пятиэтажное здание с потускневшей вывеской. Сейчас мне все равно где. Лишь бы не с мужем под одной крышей.

– Восемьсот рублей, – таксист даже не оборачивается.

Киваю, открываю сумочку. Руки все еще дрожат, и я никак не могу ухватить кошелек. Он выскальзывает, содержимое рассыпается по сиденью. Купюры, карточки, какие-то чеки... Слезы наворачиваются на глаза от собственной беспомощности.

– Вам помочь? – ловлю мимолетный обеспокоенный взгляд мужчины в зеркале заднего вида.

– Спасибо, – шепчу пересохшими губами. - Сама как-нибудь. - выдавливаю слабую улыбку. - Вот, возьмите тысячу. Сдачи не надо.

Выбираюсь из машины, цепляюсь за ручку чемодана как за спасательный круг. Ноги подкашиваются, каждый шаг дается с трудом. До входа в гостиницу метров двадцать, но они кажутся бесконечными.

Стеклянные двери разъезжаются передо мной. В холле прохладно и тихо, пахнет какими-то синтетическими цветами. Кондиционер гудит где-то под потолком, создавая ощущение нереальности происходящего. Каждый лишний шорох, каждый стук женского каблука по каменному полу отдается в висках.

За стойкой администратор женщина лет тридцати с крашеными рыжими волосами. Она отрывается от компьютера, приветливо улыбается, окидывает меня профессиональным взглядом. Интересно, что она видит? Заплаканную женщину с полупустым чемоданом? Очередную сбежавшую от мужа истеричку?

– Здравствуйте, – мой голос хрипит, будто я не говорила несколько дней. – Мне нужен номер.

– На какой срок планируете остановиться? – деловито спрашивает, поправляя очки на носу.

– Не знаю... – растерянно отвечаю.

Действительно, на сколько? На день? На неделю? На всю оставшуюся жизнь?

– Пока на несколько дней.

– Одноместный или двухместный номер?

– Одноместный, – выдавливаю из себя. В горле першит. – Самый простой.

Она щелкает мышкой, что-то проверяет в компьютере. Я стою, опираясь на стойку, чувствуя, что вот-вот упаду. В голове все плывет, к тошноте примешивается легкое головокружение.

– Паспорт, пожалуйста.

Киваю, начинаю рыться в сумочке. Руки не слушаются, пальцы путаются в вещах. Документы никак не находятся, хотя я очень надеюсь, что взяла их. В конце концов, я же все просто тупо покидала в чемодан.

Наконец нащупываю паспорт, но он выскальзывает из дрожащих пальцев, рассыпая по стойке какие-то бумаги.

Администратор молча наблюдает, не скидывая с лица милую вежливую улыбку. Она никак не комментируя моё состояние. Наверное, повидала всякого за годы работы.

– Три тысячи за сутки, – произносит девушка, возвращая паспорт.

Достаю банковскую карту, молясь, чтобы Володя не успел её заблокировать. Сердце замирает, пока терминал обрабатывает платеж. Пожалуйста, пусть пройдет... Звуковой сигнал. Транзакция одобрена. Выдыхаю с облегчением.

– Третий этаж, номер триста четырнадцать, – администратор протягивает ключ-карту. – Лифт направо по коридору.

Беру карту, снова берусь за чемодан. До лифта метров десять, но каждый шаг отдается гулким эхом в голове. В коридоре приглушенный свет, под ногами ковролин с каким-то абстрактным узором. Я считаю шаги, чтобы не думать. Раз, два, три...

Лифт приходит почти сразу. Захожу внутрь, прислоняюсь к стенке. Зеркало напротив отражает измученную женщину с покрасневшими глазами. Парик сбился набок, на щеке размазалась тушь. Отворачиваюсь, не могу видеть себя такой.

Кабина дергается, начинает подъем. От этого движения к горлу подкатывает новая волна тошноты. Зажмуриваюсь, пытаюсь дышать размеренно. Это пройдет, это просто стресс. Не сравнить с тем, что было во время лечения.

Третий этаж. Двери лифта открываются с тихим шелестом. Выхожу в коридор, сверяюсь с номером на ключ-карте. Номер должен быть справа. Медленно иду вдоль стены, разглядывая таблички на дверях.

В коридоре пахнет стиральным порошком и какой-то бытовой химией. Этот запах царапает горло, вызывая новый приступ тошноты. После химиотерапии я стала слишком чувствительной к любым ароматам.

Глава 21

От этой мысли к горлу подкатывает горький ком. Торопливо задергиваю плотные шторы, отгораживаюсь от мира. В номере становится сумрачно и как будто безопаснее.

Скидываю сапоги, делаю несколько неуверенных шагов к кровати. Ноги едва держат, в голове все плывет. Медленно опускаюсь на покрывало, не находя сил даже раздеться.

В висках пульсирует тупая боль. Массирую виски кончиками пальцев, но становится только хуже. И все же... разве это боль? После месяцев химиотерапии, когда казалось, что голова вот-вот взорвется, когда хотелось биться затылком о стену, разве можно назвать это болью?

Нащупываю край одеяла, с трудом вытягиваю его из-под покрывала. Заворачиваюсь в него, как в защитный кокон. Так легче, так спокойнее. Володя всегда смеялся над этой моей привычкой, прятаться под одеялом в минуты слабости.

Володя... При мысли о муже внутри все сжимается. Вспоминаются его руки, его поцелуи, его страстные признания. “Ты моя, только моя…” Как же больно осознавать, что все это было ложью.

Может, не все? Может, он действительно любил меня... когда-то? До болезни, до химиотерапии, до всего этого кошмара?

А потом... потом просто устал? Измучился рядом с вечно больной женой? Нашел утешение в объятиях молодой, здоровой...

Но зачем тогда эта игра? Зачем позволил Насте издеваться надо мной? Рассказал ей все наши секреты, все интимные подробности?

“Небось, все кости себе отбил об твою тощую тушку…”

От воспоминаний её слов начинает подташнивать еще сильнее. С трудом поднимаюсь, бреду в ванную. Здесь все стерильно-белое, как в больнице. Кафель, сантехника, полотенца. Падаю на колени перед унитазом, но внутри пусто. Нечем тошнить, я же не ела с утра.

Опираюсь о раковину, с трудом поднимаюсь на ноги. В зеркале отражается измученное лицо. Парик окончательно сбился, я раздраженно срываю его.

Открываю кран, плещу в лицо холодной водой. Капли стекают по щекам, по шее, за воротник блузки.

Все-таки заставляю себя встать и пойти в ванную. Нужно смыть этот день, смыть его прикосновения, его поцелуи... Как я могла? Как позволила себе так ослабить оборону?

Включаю воду, медленно раздеваюсь. Каждое движение отдается болью. Не физической, душевной.

Вчера... вчера я так хотела поверить. Хотела почувствовать себя снова желанной, любимой. Его страстные признания, его горячие руки, его требовательные губы... Я растаяла, растворилась в этих ощущениях.

Какая же я дура.

Встаю под горячие струи, прислоняюсь лбом к прохладному кафелю. Вода стекает по спине, по плечам, словно пытается смыть стыд и унижение. Но разве можно смыть эту грязь? Это чувство использованной вещи?

“Он с тобой спит из жалости!”

Вновь и вновь слова Насти впиваются в сознание острыми иглами.

А ведь она права. Это был просто долг, просто жалость к больной жене. Может, он даже представлял на моем месте её. Молодую, красивую, здоровую...

Провожу рукой по мокрой голове, и вдруг замираю. Под пальцами отчетливо чувствуются жесткие волоски. Еще совсем короткие, но уже настоящие, живые. Они растут. После всей химиотерапии, после всех мучений, они наконец-то растут.

Горько усмехаюсь. Какая ирония. В тот момент, когда волосы начинают отрастать, когда болезнь отступила, рушится семья. Будто я не заслуживаю простого счастья. Будто каждую радость обязательно должна омрачать какая-то беда.

Помню, как впервые за долгое время посмотрела в зеркало и увидела румянец на щеках. А через час Настя позвонила в дверь...

Теперь вот волосы... Крошечная радость, которая тут же превращается в горечь. Потому что некому порадоваться вместе со мной. Потому что человек, который должен был поддерживать меня, предпочел другую.

Вода постепенно остывает, но я продолжаю стоять под душем. Может, если простоять так достаточно долго, получится смыть не только следы его прикосновений, но и воспоминания о них? Забыть, как сладко замирало сердце от его поцелуев, как кружилась голова от страстных признаний...

Нет.

Этого не забыть. Как не забыть и того, что все это было ложью. Красивой, искусной, но ложью.

Выключаю воду, заворачиваюсь в жесткое гостиничное полотенце. В зеркале отражается бледное лицо с покрасневшими глазами. Провожу ладонью по влажной голове. Еще немного, и можно будет обойтись без парика...

Только кому теперь нужна моя красота? Кому нужна я такая, какая есть?

Возвращаюсь в комнату, падаю на кровать прямо в полотенце.

Моя жизнь теперь сплошные контрасты. Радость от выздоровления и боль предательства. Счастье от отрастающих волос и горечь от разрушенной семьи.

Видимо, так и будет дальше. Нужно просто научиться с этим жить.

Снова заворачиваюсь в одеяло. Озноб накатывает волнами. То бросает в жар, то начинает трясти от холода. Это нервное, говорю себе. Просто реакция на стресс.

В желудке урчит от голода. Надо бы что-нибудь поесть, но одна мысль о еде вызывает тошноту. Ничего, переживу. Во время химиотерапии бывало и хуже, неделями не могла проглотить ни кусочка.

Глава 22

Проваливаюсь в тяжелое забытье. В висках пульсирует, тело наливается свинцовой тяжестью. Перед глазами плывут разноцветные пятна. Красные, желтые, черные. Они складываются в причудливые узоры, превращаются в лица, в сцены.

В номере душно, хотя кондиционер работает на полную мощность. Или это меня лихорадит? Простыня под щекой влажная от пота, футболка неприятно липнет к телу. Сбрасываю одеяло, холодно до дрожи. Натягиваю обратно, через минуту становится невыносимо жарко.

Пытаюсь сосредоточиться на дыхании, как учили во время химиотерапии. Вдох–выдох, медленно, размеренно. Но мысли путаются, реальность ускользает.

Внезапно слышу шаги за дверью. Цок–цок–цок. Знакомый звук каблуков. Сердце пропускает удар.

– Катенька! – голос Насти звенит притворной заботой. – Открывай, дорогая! Я пришла проведать тебя.

Зажмуриваюсь, натягиваю одеяло на голову. Это неправда. Её здесь нет. Не может быть.

– Не прячься, детка, – смеется она. – Володенька волнуется. Просил узнать, как ты.

Володенька... От этого ласкового обращения к моему мужу к горлу подкатывает тошнота.

– Знаешь, – продолжает она, и я почти вижу её торжествующую улыбку, – Он такой заботливый. Особенно в постели. С тобой тоже был таким... нежным?

Её смех впивается в мозг острыми иглами. Я сжимаюсь в комок, пытаюсь заткнуть уши. Но голос проникает даже сквозь подушку:

– А помнишь, как он целовал твою лысую головку? Как говорил, что ты самая красивая? Врал, конечно. Из жалости.

– Замолчи! – кричу в пустоту. – Заткнись!

Распахиваю глаза. В номере темно и тихо. Только кондиционер тихо гудит под потолком. Никакой Насти. Конечно, никакой Насти, это просто бред.

Меня трясет крупной дрожью. Футболка насквозь мокрая, волосы, те жалкие миллиметры, что отросли, кажутся, липнут к вискам. Во рту пересохло, но встать за водой нет сил.

Закрываю глаза, и видения накатывают снова. Вот мы с Володей в больнице, во время первого курса химиотерапии. Он держит меня за руку, пока капает лекарство. Его пальцы теплые, надежные.

– Все будет хорошо, родная, – шепчет он. – Мы справимся.

Но вдруг его рука становится холодной, чужой. Поднимаю глаза.

Вместо мужа рядом сидит Настя.

– Он теперь со мной, дорогая, – улыбается. – Смирись.

Распахиваю глаза, задыхаясь от ужаса. Сердце колотится как сумасшедшее. В горле першит. То ли от крика, то ли от жажды.

Надо встать, дойти до ванной, попить воды. Но тело не слушается, будто чужое. Каждое движение отдается болью в мышцах.

В голове шумит, перед глазами все плывет. Это жар, говорю себе. Просто жар и переутомление. Нужно успокоиться и попытаться уснуть.

Но стоит закрыть глаза, как кошмары возвращаются. Теперь я вижу нашу спальню, вчерашнюю ночь. Володя целует меня, шепчет нежности. Его руки скользят по телу, исхудавшем после болезни.

– Ты прекрасна, – шепчет он. – Самая желанная.

Но его глаза... его глаза смотрят куда–то мимо меня. Словно представляет на моем месте другую.

– Она такая страшная, – слышу его голос, будто издалека. – Кожа да кости. Но не мог же я ей отказать...

Его слова впиваются в сердце ядовитыми иглами. Я пытаюсь вырваться из этого кошмара, но видения держат крепко.

Жар усиливается. По телу пробегают волны озноба, сменяясь приступами удушающей жары. Простыни окончательно спутались, одеяло сбилось в ком.

Где–то вдалеке бьют часы. Или это стучит в висках? Сколько времени прошло? Час? Два? Вечность?

В тишине номера каждый звук кажется оглушительным. Гудение кондиционера, шорох штор, стук собственного сердца. И шаги... снова эти шаги на каблуках.

– Катюша, – голос Насти растекается ядом. – Не спишь? А я вот как раз от твоего мужа. Такой ненасытный, просто зверь...

Её смех разносится эхом по комнате. Я зажимаю уши руками, но это не помогает. Голос проникает прямо в мозг:

– Знаешь, как он стонет подо мной? Как умоляет не останавливаться? Не то что с тобой, бревном, прости, худощавым сучком бесчувственным...

– Нет! – кричу в темноту. – Неправда!

Голова раскалывается от боли. В висках стучит все сильнее, перед глазами пляшут черные точки. Меня бросает то в жар, то в холод.

Это должно закончиться, говорю себе. Должно закончиться...

Время перестает существовать. Реальность дробится на осколки, каждый из которых отражает новый кошмар.

Пытаюсь встать. Комната кружится как карусель. Цепляясь за стену, делаю шаг к ванной. Еще один. Ноги подкашиваются, я почти падаю.

В зеркале отражение размыто, будто в тумане. Бледное лицо, ввалившиеся глаза с лихорадочным блеском, искусанные губы. Провожу рукой по колючему ежику волос. Мокрые от пота.

– Какая же ты жалкая, – вдруг слышу за спиной.

В отражении появляется Настя. Яркая, ухоженная, с роскошными волосами до плеч. Она улыбается, демонстративно поправляя безупречную прическу.