
... Этим летом я стала женщиной.
В одночасье вытянулась до метра семидесяти пяти, и у меня, наконец, округлилась грудь, а внутри появилась свобода.
По окончанию школы, мои родители, боясь, что я снова что-нибудь выкину, типа побега из дома в вольную жизнь, сбагрили меня за хорошую учебу на море под присмотром старшей сестры.
Анжелика восторга не испытывала, да и я тоже. С тех пор, как в пятнадцать лет я узнала, что приемная дочь, а семья мне и не родная вовсе, отношения у нас, мягко говоря, разладились. Да и плевать! Зато сейчас мои длиннющие ноги жарятся на солнце, пяточки ступают в обжигающе горячий песок, а на лице неизменная улыбка.
Что-то да будет! – ощущаю перемены каждой клеточкой своего тела, хватаю с песка рюкзак и плетусь вслед за сестрой к экскурсионному автобусу – дорога по серпантину в горы обещает быть увлекательной.
- Тапки! – шипит сестрица и бросает мне босоножки и кепку. Сама она уже как шпион – глаза под солнцезащитными очками, на голове панама, волнистые рыжие волосы собраны в хвост.
А я не хочу прятать свою красоту. Мои черные волосы бушуют вокруг уже загорелого лица, губы растянуты в нахальной улыбке, а торчащие соски не знают лифона, выпирают сквозь тонкий белоснежный топик и не дают покоя местным аборигенам.
- Что за красавицы? – слышу в тысячный раз. – Одна как Анджела Дэвис, вторая Шифер, не иначе!
Шикаю на мужика в тельняшке и подхожу к автобусу. Пока экскурсовод сверяет списки туристов, обвожу глазами прибывших. Грузные тетки и недовольные подростки, пара пенсионеров и молодая пара с ребенком, у которого в руках припасен пакет «на всякий случай». Надеюсь, мне от виляния по горным дорожкам, такой пакетик не понадобится.
За спиной ревет автомобиль, тормозит со свистом, и я оглядываюсь.
Двое парней на спортивной машине громко смеются, ведут себя как короли жизни. Один выходит из машины и пьет воду, пока второй о чем-то беседует с водителем нашего автобуса. Спрашивают дорогу, о чем-то спорят.
А я смотрю на спину этого незнакомца и кусаю губы.
Плечи широкие, торс спортивный. Затылок коротко стриженый. В общем всё как должно быть и как нравится девчонкам. Ну не парень, а песня!
- Эй, клуша, я с кем говорю? – тычет меня локтем в бок сестра. – Залазь, давай. Скоро отъезжаем.
Я поднимаюсь по ступенькам, занимаю место у окна и снова смотрю на парня. Тот идет к своей машине, а потом вдруг вскидывает голову и встречается со мной взглядом.
Божечки кошечки, да он аполлон. Глаза серые на смуглом лице. Улыбка как у кота.
- Привет, - шепчет одними губами и громко смеется. Я растягиваюсь в улыбке в ответ и краснею. Не зря хорошо окончила школу и заслужила море – в нашем забытом богом поселке такого жеребца не увидишь.
Набираюсь наглости и посылаю ему воздушный поцелуй. Парень кивает с улыбкой, делает вид, что ловит и целует меня в ответ.
А я таю.
Плавлюсь от этого как воск. Теку как мороженка.
В салоне больше сорока, кондиционер не работает?! А я уже вода. От него. Просто водица.
Парень садится в машину, и та рвет с места, исчезая из вида. Моя улыбка спадает с лица. Ну все, экскурсия мне больше не интересна. Жарко. И сестра бесит.
- Долго еще? – ворчу. А потом думаю, что там, на горном склоне, на смотровой площадке может увижу его вновь и жизнь снова заиграет яркими красками.

Дорогие читатели! Приглашаю вас в мою очень эмоциональную историю!
Добавляйте книгу в библиотеку, ставьте лайк "мне нравится"
Я всегда была проклятой дочерью.
- Ты погибнешь от рук любимого! - с детства шептала мне мама.
Приемная мать взяла меня из приюта не из милосердия, а в качестве «жертвы», чтобы смерть обошла стороной родных дочерей. Проклятие должно забрать меня первой. Мои родители искренне в это верили, ведь сами были грешны.
В пятнадцать я узнала правду и сбежала из дома, но меня вернули и обрекли на брак с нелюбимым. Спустя три года я влюбилась, и тайно вышла замуж за Вадима - столичного парня, с которым отдыхала на море.
Но после трагической гибели сестры, он бросает меня, а я думаю о словах матери: что если она права?
Прошло семь лет. Я уехала из дома, сбежала и построила новую жизнь в Петербурге, но случайная встреча с Вадимом как насмешка судьбы.
И вот, спустя годы, он врывается в мою жизнь вновь. Наша страсть вспыхивает с новой силой, но прошлое не отпускает.
Ты хочешь вернуть меня, милый? Поздно! Я больше не верю в любовь...
Но, чтобы обрести свободу и наконец-то стать счастливой, я решаю узнать тайну своего рождения, найти настоящую мать и снять темные чары, тянущиеся из поколения в поколение.
В книге есть:
#предательство
#встреча через время
#любовь и страсть #эмоции на грани
❤️История-участница Литмоба – "Развод с предателем" https://litnet.com/shrt/zqOm
Подписывайтесь на автора https://litnet.com/shrt/l1xG
Экскурсия себя оправдывает.
Совсем не слушаю пожилого экскурсовода, который больше вздыхает от жары, чем говорит и практически не смотрю на достопримечательности.
Спросите вы – почему?
Да потому что с нашей группой ОН! Сам мистер совершенство во всей красе!
И я влюбилась! Впервые. Окончательно и бесповоротно! Ну вот же он, парень моей мечты!
Все смотрят в сторону, куда показывает дяденька экскурсовод, а я на него. В упор. Во все глаза. И нет, мне не стыдно! Потому что он смотрит в ответ и нагло улыбается. Ухмыляется. Подмигивает. И я цвету еще больше.
- Как зовут такую богиню? – слышу его шелестящий по моим нервным окончаниям голос и кусаю губы.
- Александра. А тебя?
- Вадик. – Протягивает руку.
Визжу безмолвно, трогаю его. Улыбка с лица не сходит.
- Ты откуда такая?
На мгновение зависаю. Говорить ему, что я из маленького посёлка на отшибе нашей страны – не хочу. Как и вспоминать сейчас об этом месте. Там столько всего отвратительного, что одно упоминание отравляет жизнь. А мне бы забыть весь тот ужас, что творится дома…
- Из Санкт-Петербурга! – вру нагло. Хлопаю ресничками. – А ты?
- Я из Москвы! – заявляет, играя бицепсами.
И по нему это видно! Холеный весь, в дорогих вещах, машина-то чего стоит!
Ух, отлично первый день на море проходит! А впереди их еще тринадцать!
Улыбаюсь, хитро щурясь. Веду по талии и бедрам пальцами, красуюсь, чуть пританцовывая. У меня фигурка уже очертилась, и я просто пушка! Знаю наверняка! Не слепая же, в зеркало на себя смотрю…Да и на школьном выпускном мне не зря корону дали. Все вокруг пророчили мне карьеру модели или звезды, грех не пользоваться такими природными данными, но отец уже расписал мое будущее на лет двадцать вперед – замужество за парнем, которого они с матерью выберут, служение общине, дом из сруба, с десяток детей…
Нашли идиотку!
Хмыкаю громко в такт своим мыслям. Он протягивает руку и пальцем проводит по моей щеке, поправляет мне волосы, которые развивает ветер. Снова улыбается.
Таю!
Я не малышка, во мне роста больше приличного, а он еще выше. Метр девяносто в нем точно есть. Смотрю на него снизу вверх и ножки подкашиваются.
- Прикольно! Столичный парень!
- Ага! – и улыбка у него космическая и зубы ровные белые. Ох, как мне, надеюсь я повезло!
- Где живешь? В станице или в отеле?
- В станице, - тут уж говорю правду. – В гостевом домике комната у нас с сестрой. Мы вдвоем приехали на две недели. – Открываю сразу все карты с намеком на продолжение. И он не дурак. Кивает:
- Понял. Вечерком заеду? Море, шашлык, вино?
- Ну заедь!
- Адрес черкани! И телефон свой. Сестра же не против?
Снова молчу, раздумывая.
Вообще не против, наверное. Хоть злющая она бывает и вечно мы с ней как две собаки. Но мы же на море! Папашка тиран дома. Мать, верующая во что попало – тоже. А сестра сама приключений на пятую точку все время ищет, так что…Как-нибудь, договорюсь!
Оглядываюсь.
Сестрица стоит в паре метров от нас и все прекрасно слышит. Молчит, как партизанка. И я даже догадываюсь почему. Ей тот второй понравился друг его тоже высокий и спортивный. И она косится на него, причмокивая пухлыми губами, а тот облизывает ее взглядом в ответ.
- А друга возьмешь? – киваю на его компаньона, надеясь закрепить договоренность. – Тогда не будет против.
- Заметано! Возьму! К шести ждите нас, мелкая!
- Чего? – смеюсь в голос. – Я мелкая? Ты что слепой?!
Он громко смеется, запрокидывая голову. Щелкает в воздухе пальцем, облизываясь. Губы у него – картинка! И я не против чтобы именно они сорвали мой первый поцелуй!
- Для меня да. Я старше тебя лет на десять!
- Подумаешь! – фыркаю, ведя длинной ногой в шлепанце по песку. И он оценивает, как я и хотела. – Мне нравятся мужчины постарше!
- Не ожидала от тебя такой прыти! – насмешливо произносит сестра. Смотрит на меня с прищуром, потягивая из трубочки освежающий мохито.
Улыбаюсь в ответ, пожимая плечами. Сказать честно, я и сама не ожидала, но:
Я сейчас свободна от оков и надзора семьи.
Я сейчас молода и красива.
Я сейчас хочу жить и наслаждаться моментами.
А этот красавчик Вадим – лучшее, что могло со мной приключиться. Уверена в этом на тысячу процентов.
- Да ты, я смотрю, и сама не против. Я видела, как ты переглядывалась с его другом.
Сестра закатывает глаза, раздвигает ноги, подставляя ляжки под солнце. На ней короткие шорты белого цвета и короткий малиновый топ. Мы сидим у нашего домика, на лавочке, выкрашенной в зеленый цвет, под палящим солнцем и с каждой секундой все больше превращаемся в шоколадки.
За моей спиной гостевой домик на четыре семьи в комнатах на первом этаже, на втором – хоромы хозяйки. Во дворе гуляют общипанные еще при жизни куры, а из соседского двора то и дело орет осёл. Сестра дует губы, задумчиво, а я жарюсь на солнце и думаю, что надеть.
- Ну он симпатичный! – соглашается наконец. – Оба.
- Так-то да!
- Только ты еще не доросла до курортных романов!
- Ой ли! – усмехаюсь, закидывая нога на ногу. Соседский вурдалак Возгеныч снова свистит мне, восхищаясь длиной моих ног, и я показываю ему кулак.
- Отец узнает – убьет. Мать тоже. А твой жених…- бубнит сестра, как зануда. Она старше меня всего на три года, но уже опытная во всем. И в отношениях, и в целом по жизни. Ей единственной разрешено было уехать из дома и жить вольной жизнью – учеба в университете, тусовки с друзьями, классные шмотки. Я же как в тюрьме…
- Про него хоть мне не говори! Тоже мне жених нашелся! Ты его усы видела? А залысину в девятнадцать-то лет? А фигуру? Да его костями греметь можно!
- И от него воняет! – добавляет сестра и мы обе морщимся.
- Я в жизни за него не пойду! Я лучше еще раз сбегу из дома! – заявляю упрямо.
По дороге прямо перед нашим носом проезжает автомобиль. Музыка орет из открытых окон, и нам естественно, свистят и предлагают прокатиться. На что мы обе фыркаем.
- Нет, я серьезно, Саша! – включает она зануду. – Он взрослый парень, при деньгах, судя по дорогой машине…
- И что? – перебиваю.
- И то! Он поиграет только, а ты, дура, еще влюбиться успеешь. Да и не это главное! Тебе просто рано с парнями гулять.
- Они уже едут! Хватит гудеть! Ты становишься похожа на маму! – замолкаю, обрывая свою мысль. Конечно, она на нее похожа, она же ее родная дочь, в отличии от меня…- Я вообще сегодня решила стать женщиной!
- Даже не думай! У тебя жених есть!
- Вот сама за него и иди! – отбиваю в ответ. – А я хочу взять от этих трёх недель по максимуму. Потому что потом мне придётся возвращаться домой в посёлок — мрачный, с папашей-сектантом, матерью, повернутой на проклятиях. Ты-то уедешь в город, а мне чахни там и прозябай. Оставь меня в покое, ладно?
- Ой, да делай что хочешь! – психует сестрица, надувая пузырь из жвачки. – Плевать!
- Вот и отлично! – выдыхаю, потому что на нашу улицу заезжает его машина.
И я подпрыгиваю на месте и лечу к нему навстречу, забывая о том, что хотела наряд сменить. Да всё равно! Главное, что он тут!
А дальше всё, как я и хотела.
Прогулка по набережной под его чуть хрипловатый смех.
Он берет меня за руку и я совсем не против этого. Сжимаю в ответ и смеюсь.
Угощает меня мороженым и коктейлем. А я его одариваю улыбкой в ответ. А спустя час мы впервые обнимаемся. А спустя еще два я уже висну на его шее, а его руки смело изучают изгибы моей фигуры. И я горю от восторга и плавлюсь.
Сестрица же, как я и думала, сама ускакала с его другом, да так резво, что только рыжий ее хвост и сверкнул. Балаболка!
- Провожу! – заявляет, когда темнота сгущается вокруг нас и на улице среди домиков – хоть глаз коли.
- Проводи! – облизываю пухлые губы и вся замираю в предвкушении.
Знойный вечер ничто по сравнению с обжигающим дыханием этого красавца. Я семеню следом и смотрю на его сильные руки, обтянутые рукавами поло и облизываюсь точно выжившая из ума кошка. Мне хочется дотронуться до него.
Мне хочется дышать им, его ароматом.
Он повсюду теперь. Я не могу!
Соседский осёл орет из-за решетки, ему и жарко, и голодно и я протягиваю ему кусочек морковки, что лежит на земле у его загона. Он хватает огромными губищами, проглатывает, не жуя, а потом истошно орет прямо мне в лицо. Вадим смеется как ужаленный, а я отплевываюсь. Мне кажется, что осел меня всю забрызгал.
- У тебя губы как у него, - говорит он вдруг и смеется еще громче.
- Ну такой себе комплимент, - хмыкаю.
Вадиму смешно. А мне немножко обидно.
- Ну если правда. Такие же пухлые.
Наши герои в момент знакомства.
Какими они станут спустя семь лет пока что смотрим на обложке.
Александра
Всем привет!
Меня зовут Саша, и в этом моменте истории мне восемнадцать лет. Я впервые в жизни приехала на море. Впервые влюбилась. И хочу быть с ним...
Рост у меня 175 см. Глаза голубые, волосы свои черные, но впереди перемены, и совсем скоро стану вот такой вот рыжулей. Занимаюсь танцами живота, люблю делать эскизы и мечтаю о собственной коллекции одежды.
Приехали мы с сестрой из северного поселка, что раскинулся на краю тайги у мёртвых озер, воспитывалась я в многодетной приемной семье. Они родные, а я одна – как бельмо. Подкидыш.
Семья наша, богатая и приличная с виду, повязла во мраке. За стенами старой церкви – секта и мы все ее прихожане. Отчим – тиран. Своеобразный мужчина! Среди пяти дочерей в строгости держит только меня. Потому что ненавидит. И это чувство, надо отдать должное, у нас взаимно.
А мама вообще целыми днями сидит в общине, верит в служителя смерти, что, наслав на наш род, порчу, заберет каждую из её дочерей. И она готова отдать меня (кому – не известно), только чтобы других не трогали. А еще она уже подыскала мне жениха – Сёмка, сын маминой подруги, ниже меня на голову, с редкими усиками над верхней губой. И картавый.
В общем, сами понимаете, жизнь у меня еще та...Поэтому я который раз сбегаю. Я не готова умирать ни от любви такой распрекрасной с Семёном, ни от проклятия, которое мама все пытается разглядеть, а потому уже скоро сбегу из дома и начну жизнь с чистого листа, еще не догадываясь, что впереди меня ждет настоящее рандеву с судьбой....
Вадим
Добрый день!
В момент отдыха на морском побережье, мне 25 лет.
Рост 187. Глаза серо-зеленые. Характер строгий и боевой.
Без лишних слов: я сын богатых родителей. Владелец бизнеса. Наследник огромного состояния. Единственный сын в семье. Живу в столице, но планирую перебраться в Санкт-Петербург.
На море поехал с другом, просто отвлечься от заграничных курортов, столичной суеты и посмотреть на глубинку. А тут такие дамы-мадамы. Эта рыжая Сашка меня с ума свела!
И всё у меня пошло не по плану!
На следующий день он назначил мне свидание ровно в три часа дня. Сестра против – кто бы сомневался, а я дождаться не могу, когда его увижу.
Меня бьет дрожью, когда в два часа дня я собираюсь, стоя у шкафа и перебираю все неподходящие вещи.
Выбираю все-таки голубое платье, чуть выше колена. И босоножки на невысоком каблуке.
В два пятнадцать меня бросает в жар, когда собираю волосы в хвост и все-таки переодеваюсь в светлые джинсы и короткий розовый топик. Он подходит к моим новым кроссовкам! А еще этот топ игриво открывает обзор на мой плоский живот с пирсингом в пупке.
В два тридцать потеют ладони, когда мажу губы блеском и брызгаю на шею духами.
- Надолго? – спрашивает сестрица.
- Как получится, - выдыхаю, улыбаясь.
- Смотри, чтобы никто из «наших» вас не увидел! Сегодня целая толпа из нашего посёлка приехала, путевки получили.
- Да не дай бог!
- Ага, будет феерично, если вас застукают. Потом нам несдобровать… И еще: лишишься девственности – отец тебя живьем съест, если узнает. Они венчать вас надумали – говорю тебе по секрету!
- Боже упаси! – выдыхаю. И меня натуральным образом трясет. – Я тогда пойду в порт и отдамся всем матросам по-очереди, только не под венец с этим уродцем!
Сестра хмыкает, но молчит. Мне кажется, она и сама за меня переживает, хоть и делает вид, что все равно.
В два сорок пять я выхожу из дома и трусцой бегу к нему. Сердце грохочет в груди как бешеное, бок скололо, а дыхание сбилось.
Его машина уже стоит на углу улицы у входа в супермаркет.
Протягиваю руку, чтобы открыть дверь, да так и замираю – на крыльце стоит наша соседка и по совместительству лучшая подруга матери, которой община тоже подарила путевку на море. Та сдвигает кустистые брови к переносице, поправляет на носу очки и надменно интересуется:
- Александра? А ты что здесь делаешь?
Смотрит при этом на автомобиль – дорогой и блестящий, на Вадика, что улыбается во весь рот.
Я одергиваю руку, трясу ее, словно обжигаясь, топчусь на месте.
- А я в магазин. Хлеб закончился. И молоко.
Делаю шаг назад и тяну носом воздух – Вадим выходит из машины во всей красе: черная футболка поло, черные же шорты. Серого льда глаз не видно, они спрятаны за стеклами темных очков.
Кусаю испуганно губы – только бы он молчал! Да если мать и отец узнают – на мне живого места не останется!
- Знакомы? – соседка уже поравнялась со мной. – Вы молодой человек кто? Первый раз вас вижу.
Ну вот какая ей разница?! Но эта старая проныра везде залезет!
- Первый раз вижу. Тоже, - заверяю я, делая глаза на выкат в сторону Вадика.
Тот тянет губы в улыбке и смеется. Кивает головой, и взгляд его наглый и игривый проходится по моему телу током.
- Должна будешь! – говорит громко.
Бабка каркает:
- Что?
Я обтекаю.
А он, словно не понимая:
- Добрый день говорю, барышни! Ступайте куда шли, я за водичкой заехал. Жарко у вас, однако. И руки от машины – прочь.
- Больно надо! – фыркаю в своем духе. И гордо иду в магазин.
- Хам! – добавляет Михайловна и отправляется восвояси.
В супермаркете прижимаюсь спиной к стене и пытаюсь унять сбившееся дыхание. Вздрагиваю, когда он появляется напротив.
- Дамочка, ты что, скрываешься от кого-то? – смеется громко. Тянет руку и трогает пальцами сережку в моем пупке. Проводит подушечками по животу, и я кусаю губы.
- Нет. Это мамкина знакомая.
- А мамка у нас кто? Прокурор? Надзиратель? К чему это все?
- Нет, просто, - мотаю головой взволнованно. – Она строгая. А я примерная дочь.
- Оу! – вскидывает брови. – Это интересно! Насколько примерная?
- Настолько что еще девочка. Но для нас это не проблема, верно?
Его взгляд темнеет.
- Решаемо, - выдает нагло и твердо.
И я улыбаюсь:
- Решаемо. – смотрю на него, а потом на краску для волос за его спиной. Хватаю с полки пачку с рыжим оттенком. – Покрашусь! И они меня не узнают! Буду рыжая и только твоя!
Он смеется, а потом обхватывает меня и прижимает к себе. И вдруг целует в шею. Выдыхаю томно, цепляясь за его плечи пальцами.
- Увози меня! – шепчу. – Скорее!
Распутно, конечно, ехать с незнакомым парнем неизвестно куда, но я одержима сейчас свободой и чувством влюбленности. Рядом со мной такой парень, что все девчонки вокруг сворачивают головы. А он высокий, стильный, красивый.
И смотрит на меня с таким восхищением и интересом, что у меня голова кругом. И я визжу от восторга, что наша симпатия и влечение – взаимно!
Смотрю на него во все глаза и поверить не могу, что ОН – моя реальность.
Сильней прижимаюсь к нему, тяну носом запах его тела часто-часто, жмурюсь от удовольствия. От него пахнет свободой, свежестью, пряными листьями, хвоей и апельсинами, а еще надеждой и уверенностью. С ним не пропадешь – женское чутье кричит об этом во весь голос, срываясь до хрипоты.
Вадим закидывает на меня руку, когда спускаемся к пляжу. Мы на небольшом островке, и я вижу, как у берега качается на волнах белоснежная яхта.
- Только не говори, что это для нас! – смеюсь взволнованно.
- И не говорю. Не для нас. – Мотает головой.
Успеваю расстроиться лишь на долю секунды, потому что почти сразу же он добавляет:
- Для тебя!
- Да ладно?! – кричу!
Смотрю на него во все глаза. Вот это мне повезло!
В нашем поселке таких парней не встретишь. Все худые и щуплые, забитые, загнанные в ловушку общины. Они вместо того, чтобы спортом заниматься, в церковь ходят и подпевают местному хору.
Слышу, как наяву, гомон воцерковленных голосов и морщусь, а когда вспоминаю навязанного жениха Семочку, и вовсе ком тошноты подкатывает к горлу. Замуж за него еще, ага! Не бывать этому никогда! А других, не таких как Сёма, в нашем поселке и нет. А даже если бы и были, никто бы не осмелился сунуться в нашу семью. Потому что:
Мой отец уважаемый человек, и его все боятся. Если он что-то решил, то это не обсуждается.
Потому что мама растила нас невинными и порядочными, и судьбу нам выбирает сама. За кого замуж, как жить, кем быть.
Потому что я слишком красивая и своенравная для этих оболтусов. Не по зубам!
- Ты чего кривишься? – спрашивает Вадик. – Не нравится?
- Ты что?! – верещу, вышагивая по песку. – Нравится. Я в предвкушении! Просто вспомнила кое-что…
- Что же?
- Да женишка своего! – снова морщусь.
- Чего? – он от неожиданности тормозит. Смотрит на меня во все глаза. и мне кажется, что он огорошен, расстроен и просто раздавлен. На лице проносится вихрь эмоций.
- Да как же так, Сашуля? Ты же молодая совсем? Когда успела? Любишь его?
- В том-то и дело, что нет! – выдыхаю рьяно и решаюсь ему довериться. – За меня все решили, представляешь?!
- Кто?
- Мама и папа! Как в древние времена! Нашли мне парня и сосватали нас, его родители мне подарки принесли, кольцо даже бабкино положили, что у них по роду из поколения в поколение передается, прикинь?! А я он мерзкий! Противный! Да урод он!
Вадик фыркает, а потом смеется.
- Ты такая красивая. Ты достойна лучшего! Ты же со своими данными можешь все!
- И я про тоже! Да мне вырваться бы из этого места, и я бы горы свернула! Хоть в актрисы, хоть в модели!
- Хоть замуж за олигарха? – добавляет с усмешкой.
- А хоть бы и так! Ты на меня посмотри! Видишь?
Отталкиваюсь от него и кружусь по песку. У меня фигура бомба – точеная и хрупкая, словно куколка. Ноги от ушей! И это не просто слова! Факт!
Взгляд Вадима темнеет, и на его лице такое восхищение, что не нарисуешь, не выдумаешь специально. Он по-мужски оценивает меня, и его внимание змеей ползет по моей коже, поднимая волоски дыбом и оставляя обжигающие отпечатки. Я вся горю тотчас и плавлюсь.
- И что ты? Сбежишь из-под венца? – спрашивает хрипло, протягивая мне руку.
- А хоть бы и так!
Он довольно смеется, сминая меня в объятиях. Останавливаемся посреди пляжа, и он вдавливает меня в себя. Наклоняется и нюхает мои волосы, трогает их пальцами. Смотрит в глаза и говорит восторженно:
- Сашка, какая ты космическая! Я таких красивых еще никогда не встречал!
- Ой ли! – отмахиваюсь, игриво смеясь. Хлопаю невинно ресницами, на щеках даже румянец, чувствую, разливается. – В столице и не такие есть!
- Есть, - соглашается. Облизывает губы, в задумчивости кусая их. – Но таких как ты – точно нет.
- Каких? – щурюсь, кусая губы. Выгибаюсь как кошка, льну к нему и чувствую наше сердцебиение. – Таких искренних, настоящих! Из тебя же свет идет! Звезда ты моя!
Его «моя» звучит как чарующая музыка, и я обнимаю его в ответ, когда он скользит по моему телу руками.
- Ну согласись, это дико? Выдавать замуж по собственной прихоти!
- Согласен. Но не у тебя одной такие проблемы… - добавляет глухо.
- В смысле? – по моему телу скользит трепет. – Как это понимать?
Вытягиваю ноги вперед, когда рассекаем волны. Щурюсь от удовольствия. Море, заходящее солнце, брызги – кайф! А дома – мрачные леса, да мертвое озеро. Вечный туман, как белесое облако, опускающееся на крыши домов и стелящееся клубами по дорогам. И я тону в этом тумане, и сама становлюсь туманом – невидимой, тусклой, блеклой, такой же как все там – обезличенной.
Вздрагиваю. Морщусь. Снова думаю.
Впереди Ивана купала и мы опять с матерью и женщинами из общины пойдем в лес – гуляния, хороводы, песни-пляски. Мне на голову прилепят венок из цветов, а Семка будет дергать за косу, как наивный щеночек, и мечтать о моих губах.
Пока Вадим с кем-то разговаривает по телефону – на повышенных, к слову, тонах, прикрываю глаза и мысленно окончательно переношусь домой.
Он мрачный, мой посёлок. Но в воздухе всегда приятно пахнет смолой и хвоей. А в домах ладаном.
Он отзывается в сердце болью – я приемная дочь, и вот откуда вся эта нелюбовь, но там родные глазу места и чарующий воздух гор, цветов и трав, что наполнял когда-то легкие радостью.
Он чужой мне, по сути, но душа все равно тянется.
В пятнадцать я узнала, что приемная. И судя по документам и письму, что нашла в кабинете отца – моя настоящая мама живет неподалеку от Санкт-Петербурга…Вот туда я и мечтаю сбежать. И сбегу! Вопрос времени!
Почти засыпаю, качаясь на волнах – во мне кило клубники и бокал шампанского. Под голос Вадика так приятно кимарить. Но радужные мысли вновь перебивают воспоминания…
… В помещении старой лютеранской церкви душно. Полно народу. Прихожане возбужденно перешёптываются, обсуждают какую-то только им понятную хрень. И ведь даже не библейскую, а так. У них здесь собственный бог, своя вера. Сектанты.
Мать и отец в нарядах, сияют счастьем. Громче паствы жарко шепчут новости: одна из их дочерей выходит замуж. И ни за кого-нибудь, а за сына самого богатого человека в крае. Вокруг них дышащий любопытством круг – находятся в церкви, а в глазах зависть. Богохульники.
Я нервно поправляю подол длинной черной юбки, голубые глаза сверкают гневом на смуглом лице. Черные волосы непослушной вьюгой мечутся, словно живые, вокруг лица.
На сцене вопит хор. Аллилуйя. Спасите, помилуйте. Народ умолкает, впитывает происходящее в себя жадно, заряжается, как говорит отец на неделю грядущую.
Отец качается из стороны в сторону – это пение его заводит. С виду приличный человек – уважаемый в их поселке, почитаемый в общине. Богатый с недавних пор, как землю всю распродал под строительство. Солидный. С виду и не скажешь, что конченый тиран и деспот. Сейчас в его глазах теплый свет, а в стенах дома ярость и гнев. Я только таким его всегда и помню
Мать пляшет.
Господи, да они все тут в медленный пляс пустились, точно зомбированные. Мама преподаватель. Ее уважают. Любят. Ценят. Она говорит умные вещи, заученные по учебникам за много лет. А дома… Дома ее черти по частям разбирают. Она уже много лет предрекает нам – своим дочерям – смерть. И жадно верит в это проклятие. И вера ее настолько сильна, что ее дочери – родные и я, приемная – и сами уже боимся и сомневаемся. А что, если она права?
Когда-то она жила в большом городе. Я видела ее фотографии с юности, спрятанные в шкафу – она в рокерской косухе в Ленинграде с сигаретой в зубах, в чулках и короткой юбке, а ей там еще шестнадцать! И замужем она была до отца за рокером, и вроде бы даже рожала. Только где тот ребенок, никто не знает. А потом случилось что-то, и цыганка сказала ей, что расплата за содеянное на ее роду будет, что заберут темные силы её дочерей до двадцати пяти лет, никого не оставят. Она испугалась. Переехала сюда в божью благодать, подальше от города и грехов. Замуж вышла, нарожала, как назло, не сыновей, а дочек, и меня из приюта взяла. Специально. Не зря всё моё детство приговаривала: «Тебя заберут в искупление грехов моих, а старших – то бишь родных – не тронут!». Так и получалось, что взяли меня только как приношение, как жертву. Вот и жди, Сашенька, своего часа.
Но старшей сестре Ульяне двадцать четыре и ничего, жива! Как и мы, пятеро остальных...
После церкви застолье. Семья жениха приглашена на обед. Все сияют улыбками, кроме меня.
Сестра ест как свинья. Берет жирную куриную ножку, прикусывает, а потом засовывает всю себе в рот и, посасывая, обгладывает. Смотрится до жути вульгарно, и просто нет слов, как противно.
Меня передергивает. Перевожу взгляд на её жениха, что сидит рядом и прожигает меня взглядом. Насквозь. До дрожи в ногах, мурашек по коже, которые несутся бешеным галопом и застывают где-то в районе торчащих сквозь тонкую майку сосков. Показываю ему язык – нечего меня похотливым взглядом пачкать!
Он тотчас отводит взгляд, делает вид, что мне показалось. Неспешно пьёт коньяк, кивает отцу, который по пьяной лавочке втирает ему какую-то библейскую хрень. Ага, святоша хренов. Идеальная семья прихожан. За столом пять сестёр, и три из них тайно бегают по мужикам. Вот и Ульяна, самая красивая из нас смотрит на жениха и тоже пускает слюни. Призывно засовывает виноградинку в рот и в тот момент, когда её белые зубы раскусывают плод, по губам её стекает сок, а грудь третьего размера колышется от удовольствия.
Я прикрываю глаза, и мысли вихрем беснуются в голове:
…Господи, куда я попала. И как выбраться из этого ада?
Вилка падает из рук и с грохотом летит на кафельный пол летней дачи.
- Сашка, растяпа! – ревет отец. – Все у тебя не как у людей! Бестолочь!
Вздрагиваю. Обида как обычно щиплет глаза. И стыд. Но вот зачем отчитывать меня при гостях?.. Я ведь уже не ребенок.
Поднимаюсь с места.
- Куда? – снова рев отца.
- Наверх. Потом поем.
- У нас семейный ужин! – возмущается мама.
- Вот и ужинайте! Вы же семья!
- Ой, ну хватит тебе! Ты тоже часть семьи.
К горлу подступает неприятная горечь, в голове мысли – нет, я приемная.
И отец не может промолчать:
- Пусть идет неблагодарная! Без нее отужинаем.
Задвигаю с грохотом стул, отец зло хмыкает, сестра Анжелика закатывает глаза, мама цокает.
Делаю шаг от стола, нечаянно дергая скатерть – я и не заметила, как сжала от волнения и напряжения ее край тонкими пальцами. Стакан с апельсиновым соком дрожит, расплескивая содержимое на белоснежный материал.
- Да что у тебя все через одно место? – ревет отец. – Пошла вон, зараза!
- И уйду! – огрызаюсь, сталкиваясь с ним взглядом. Ненависть полыхает с обеих сторон.
- Мерзкая девка! И все-таки грязь в твоей крови возьмет свое! Ты уже никуда не годная! Пошла вон!
О какой грязи идет речь – ума не приложу, но он все чаще говорит мне об этом.
Мама подскакивает, убирает пролитый сок. Подхватывает пустые тарелки, несется на кухню.
- Матери помоги со стола убрать, слоняться будешь без дела. Как ты достала уже, сил нет! – ревет он, замахиваясь.
Я сбегаю, трусливо вжав голову в плечи. А мама и не думает наводить порядок. В ней уже прилично вина, и её это ничуть не смущает. Она сгрузила все тарелки в раковину и наполняет себе бокал с брусничной настойкой. Завидев меня, произносит:
- Александра, доченька…Вот, понимаешь, ты – непутевая. – Мама пьяно икает. – Такая уродилась, что ж теперь. Обратно не спрячешь.
Я шмыгаю носом. Слушать такое про себя в который раз подряд – мало приятного. Но песня уже началась…
- Ты меня не рожала.
- Это неважно, - отмахивается. – С самого детства от тебя одни проблемы. То школа, то подружки твои непутевые, теперь вот и женихами разбрасываешься, и это в нашем то богом забытом городке! – качает головой, отправляя в рот ярко красные зерна граната. Раскусывает их зубами, облизывает с губ сок. К ее фирменному салату «гранатовый браслет» никто так и не притронулся – никому не хочется мучиться с болью в животе. Вечером всем домашним она это припомнит!
Кошусь за окно. Все гости переместились во двор, где у мангала громко смеется отец и отец жениха. А еще там Сёмка – мой типа парень. Машет мне рукой, посылает воздушный поцелуй. А меня тошнота берет сразу.
- Чего это? – хмурюсь я, отворачиваясь от окна. – Непутевая сразу…нормальная я.
Слова матери звучат обидно.
- Не знаю, - выдыхает мама. – Отучилась ты неважно, одно шитье в голове. Да кому нужны твои цветастые платья? Шахтерам? Домохозяйкам? Народ не смеши! Тоже мне модельер нашлась!
Выдыхаю. У меня талант, но спорить бессмысленно, проще промолчать.
- Внешность у тебя, скажем так, специфическая. Больно чернявая. Как цыганка. И характер скверный. Спасибо еще, что Сёмочка к тебе не ровно дышит.
Я усмехаюсь. Через три дня на море, лучше на том сосредоточусь. Вытягиваю под стол длинные ноги – стройные и уже немного загорелые. Хлопаю себя по бедрам и впалому животу, провожу ладонями по груди. Трясу гривой черных, как смоль волос.
- Ты давай с ним поласковей, а то затюкала пацана! – мать вдруг бьет по столу кулаком и ее бокал подпрыгивает, падает и красное вино течет багровой рекой по белоснежной скатерти. – А то живого места от отцовского ремня на тебе не оставим. Забьем, но замуж выйдешь!
- Ну, с меня хватит! – выдыхаю и поднимаюсь. – Жизнь свою портить я вам не позволю! И замуж за этого болвана я не пойду!
- Пойдешь, еще как пойдешь! – шипит мама. – Не у нас же с отцом на шее сидеть!
- Да он сам не работает! И не люблю я его! И страшный, как моя жизнь твой Сёма!
- Что? – раздается за спиной голос Сёмочки, и мама ахает, закрывая рукой рот, а я медленно оборачиваюсь.
- Что слышал! – рявкаю. – Пойдем, разговор есть! Ну чего встал, как истукан!
Он послушно плетётся следом, обиженно поджав губы. Он высокий, под метр девяносто, но постоянно горбится, чтобы казаться меньше и незаметнее.
Сбегаем с крыльца и опрометью несемся вдоль кустарников к берегу реки, что протекает в ста метрах от дома.
- Стой! Ты куда так втопила? – Сёмка несется следом. – Да стой ты!
Хватает меня за локоть и резко разворачивает к себе. А этот хлюпик умеет быть настырным.
- Ну чего тебе? – устало, сдерживая его руки.
- Что ты опять бесишься? Сама не своя. Что случилось? – он пытается заглянуть в мои глаза, но я отворачиваюсь. – Я же люблю, тебя, Сашок. Ну не будь такой букой!
Вадим все еще с кем-то разговаривает, а я мотаю головой, отгоняя воспоминания. Ем клубнику, качаюсь на волнах, и вечернее солнце слепит глаза.
Минута, две, пять. Он занят. Посылает мне воздушный поцелуй, то и дело повторяет в трубку: «Ну, папа!».
Отец у него зануда, слышно ведь!
Про моего придурка лучше не вспоминать.
А какая у него мама интересно?
Думаю об этом, закидывая нога на ногу. Слизываю сок клубники с губ, облизываю пальцы. Вадим в трех метрах от меня, смотрит жадно, на голос отца глаза закатывает, а я усмехаюсь, кусая губы и откидываюсь на спину.
Смотрю на небо, жмурюсь. Погруженная в мысли, все-таки проваливаюсь в поверхностный и беспокойный сон.
Мне снится наша семейная библиотека, в доме на втором этаже.
За спиной рев отца опять недовольного и я спешу укрыться в тишине и безмолвии книг. Книги успокаивают. Дарят тепло, уют, надежду. Книги и их мир – мой, пожалуй, единственный настоящий дом.
Стеллажи тянутся ровными длинными рядами. Книги, книги, книги. Как же их много! Девчонки из общины читают мало.
Интересы меняются, они растут, взрослеют и книги остаются в прошлом, в детстве что ли, которого лично у меня, по сути-то и не было. Счастливого не было. Веселого, светлого, беззаботного.
А серое, одинокое и холодное – было.
А теперь у них и у меня новые интересы, мысли, мечты и желания. Мы стали думать о будущем. Бояться его, страшиться, но все равно ждать и надеяться. Только на лучшее.
Я, например, мечтаю стать модельером. Поступить в техникум на дизайн одежды, шить, кроить. Создать свою коллекцию одежды. Прославиться на весь мир. Глупо, наивно, но, а зачем тогда придумали мечты?
Я вздрагиваю, когда отец кричит на маму, беру книгу в руки – черный твердый переплет, потрескавшийся от времени, мятые страницы. Кажется, эта книга не встречалась мне раньше. Раскрываю ее аккурат посередине, поднимаю к глазам, держу высоко у головы – так лучше освещает строчки тусклый свет.
… «Когда-то мне нагадали цыганки, что мои дочери – сгинут еще до замужества».
«Я не поверила – да и какая здравомыслящая мать сможет в такое поверить? Но горькое чувство неизбежного напрочь засело в моей голове, застряло в груди и в мыслях, что черным вороньем кружились, предрекая исполнение пророчества. И вот у меня родились четыре дочери. И стало так страшно, что я взяла и удочерила еще одну. И решила, что своих родных никому не отдам. Забирай эту, а старших не трогай!».
Я часто-часто заморгала ресницами, строчки вдруг поплыли перед глазами, буквы заплясали в танце мракобесия. Лампа над головой затрещала, а позади, послышался шорох.
Я с силой захлопываю книгу. Черный переплет – ни названия, ни букв. Захлопнула и резко обернулась.
Длинный ряд стеллажей тонет в полумраке. А в конце этого тоннеля вымышленных миров моргает свет.
Выдыхаю, позволяя плечам опуститься. Снова кручу книгу в руках – что за шуточки? Открываю снова, где палец зажат меж страниц, но текста, что читала несколько секунд назад, нет. Пустая страница.
Вздрагиваю от страха, а когда открываю глаза…
А когда открываю глаза, вижу, что у моих ног сидит Вадик. На его загорелом лице улыбка, а ладони его на моих коленях.
- Ой, уснула! – усмехаюсь, часто-часто моргая. – Долго я спала?
- Да ну прям! Минут десять. Прости, что оставил тебя, но был важный разговор. Отец звонил, - отчитывается.
- Хорошо, - облизываю сухие губы. – Ничего страшного. Ты всё уладил, всё решил?
- Ага. – Кивает. – А ты такая милая, когда спишь.
Его пальцы скользят по внутренней стороне моих бедер и мне приходится чуть раздвинуть ноги. Вспоминаю свой сон, и чувствую острую потребность поделиться мыслями, потому что мне не по себе, мне страшно!
- У меня представляешь, маман верит в порчу и сглаз. – Усмехаюсь грустно. – И каркает мне, что я замуж не выйду. Не успею.
Он хмурится. Ладони застывают на моих ляжках.
- Что за бред?
- Ага! Но мне страшно реально.
Он опускает голову и тихо смеется.
- Замуж типа тебя взять? Чтобы, наверняка успела? – спрашивает вдруг насмешливо.
- Ты что?! – ахаю наигранно. – Я и не думала о таком!
Вру.
Вот уже два дня только об этом и думаю.
- М-м. – мычит с улыбкой. – А я бы взял, из головы не выходишь.
Целует мою коленку. Потом вторую. Обхватывает мои ноги руками, смотрит на меня снизу вверх. Его руки снова начинают движение по моим ногам и у меня мурашки бегут по телу. И дыхание учащается. И внизу живота переворот – мои инстинкты принадлежать ему, мое желание – берут надо мной верх и устраивают революцию.
- А невеста моя невинность мне отдаст? – выгибает брови.
- Отдаст. – Выдыхаю. Шепотом.
Он смеется. Кусаю губы.
- Да я шучу!
Он целует меня так жадно, что я от новых ощущений, которые разрывают меня на части, просто схожу с ума. Пытаюсь цепляться остатками разума за ниточки благоразумия, но они растворяются в моих руках, рвутся, словно сотканы из тонюсенькой паутины.
А Вадик паук.
А я его жертва.
Или, наоборот, сейчас со стороны, потому что это я обнимаю его руками и тяну на себя.
Хочу раствориться в нем. В нем! Только бы не в этом противном Семке или ему подобных. Нет уж! Зубами выгрызу себе свободу и такого парня, как Вадик!
- Сашка, - выдыхает он, обжигая дыханием. – Что творишь? Не провоцируй меня!
А я смеюсь. И задыхаюсь от возбуждения.
- Хочешь лишить меня удовольствия быть с тобой? – спрашиваю хрипло.
Какая я наглая. И раскрепощенная с ним. Мать и отец бы удавились, увидев меня такой.
Они же растили меня монашкой. А тут!
Разврат, полнейший разврат!
- Что? – упирается руками по обе стороны от меня. – Хочешь здесь? Ты же девственница еще!
- Еще. Немножко осталось. И стану взрослой. Женщиной. Твоей.
- Но ведешь себя, конечно, не как она, - хмыкает.
- Кто? – ухмыляюсь, смеюсь.
- Кто-то, - фыркает, тянет на себя, и я встаю на ноги, падая в его объятия.
- А ты боишься что ли?
- Вот еще. Ты же моя. А я твой!
Звучит классно. Если он и шутит, то еще не догадывается, насколько прав. Попался, котеночек!
- Капец ты наглая! – мотает головой, когда я запрыгиваю на него, обвивая руками и ногами как обезьянка пальму, а мне смешно.
- Есть такое, ага.
Прокатились мы знатно.
Клубника, шампанское, он.
Он упрямо считает, что мне не понравилось. Типа я все пропустила и планы у него другие были, но какой же он дурачок. Мне везде будет хорошо, где есть он!
Цепляюсь за его руку, когда идём по берегу. Он снова смеётся, называя меня не серьёзной, а я дую губы и читаю ему стихи! Бродского вообще-то, которого в школе не проходят, который вообще запрещёнкой в семидесятых был.
- Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди...
Декламирую стихи, с выражением, крича в закат.
Он мотает головой, пытается меня схватить, но я убегаю. Показываю ему язык, маню пальчиком.
- А, знаешь, - говорю вдруг серьёзно, - я бы хотела переместиться в Ленинград, в семидесятые, когда фарцовщики по Невскому гуляли и девчонки в юбках коротких и косынках в полосочку.
Говорю ему об этом, прыгая вокруг него как сайгак.
Он называет меня козочкой и громко смеётся, запрокинув голову.
- А у тебя получилось бы легко закадрить какого-нибудь иностранца.
- Ага, - смеюсь, - в гостинице "Интурист". За колготки фирменные и помаду американскую.
- Фу Сашка, ты вроде из тайги какой-то, а разговоры как у столичных прожженных шлюх, - морщится.
И теперь смеюсь я. Во все горло улыбаюсь.
- Дурак! - верещу. - А ну-ка посмотри! Так? Так бы я их кадрила?
Отбегаю в сторону и вышагиваю по песку, тянув ножку. Они у меня длинные, просто космос!
Он ойкает, хрипит, облизывается, закатывая глаза. А потом делает выпад вперёд и хватает меня за руку. Тянет на себя и когда я падаю на него, сминает мои губы настойчивый и властным поцелуем.
А у меня земля из-под пяток уходит. Всё кружится, плывёт!
- Сделай меня женщиной, а? - шепчу ему в губы.
Он задерживает дыхание о чем-то думая. И я тяну его за руку. Увожу с берега. Коужу перед ним как заведенная. Он ухмыляется, а сам пожирает взглядом.
- Я сегодня, Вадимушка, только твоя!
______________
Новинка литмоба:
Аелла Мэл "Предатель. Больше не твоя"
https://litnet.com/shrt/0kpy

Вчерашней ночью он меня не взял. Сказал: – «Подумай» и щелкнул по носу.
Но!
Я своё все же взяла! Вцепилась в него, как клещ, впилась в губы пиявкой. И у него сорвало крышу. Губами и языком изучил на мне каждый миллиметр.
Завалилась я в итоге в дом на ватных ногах от пережитого, потому что его поцелуи не дали мне шанса на спасение.
Зацеловал всю так, что я дышать не могла. Ходить не могла. Без него теперь не могу.
- Дура! – прошипела сестрица и дернула меня за волосы, приводя в чувство! – Ты где была? Время видела?!
- Где была – там уже нету! – огрызнулась, завалилась на раскладушку и мечтательно закрыла глаза, облизнув губы.
Перед глазами – он, он, ОН!
В ушах – вальс Мендельсона, он ведет меня к алтарю.
Сердце стучит предательски влюбленно.
Всё! Я себе больше не принадлежу!
Так вот, какая она – любовь!
- Что делали? – голос у Анжелики требовательный. Любопытный. Нетерпеливый.
- Ничего такого, - говорю неопределенно, чтобы побесить. Конкретики ведь ноль.
- Саша! – вскрикивает ожидаемо. – Конкретнее!
- Да ничего, говорю же! – я сажусь и пьяным от любви взглядом смотрю на нее. Она тоже похожа на цыганку. Загорелая, а волосы хоть и рыжие….
Кстати!
- Покрась мне волосы, а? Хочу его окончательно в себя влюбить!
- Вот еще! С чего ты взяла, что ему понравится?
- Давай! – подпрыгиваю. – Ну, пожалуйста! Я краску купила!
Вытряхиваю из сумочки окислитель для обесцвечивания и упаковку рыжей хны.
- Лысая будешь. – Усмехается она, а сама заинтересованно берет в руки коробочки.
- Не буду! Давай, жги!
- Может тогда, он от тебя отвалит? Тоже мне столичный мажор! Задурил голову, ты с катушек съезжаешь! А мне потом слезы твои вытирай! Дура!
Под ее бубнеж мы все же красим мне волосы. В два этапа. Сначала я становлюсь желтой. Как цыпленок! А аккурат в полночь рыжей – вырви глаз.
- Ведьма! – шипит сестра у зеркала, а я стою с открытым ртом.
Такой я нравлюсь себе больше. Определенно!
- Согласна! – улыбаюсь счастливо. – Я бомба! Мать в шоке будет!
- Ага! Замедленного действия! И хватит про маму! – Анжелика цокает, качая головой.
- А, слушай! – хватаю сестру за руку. – Давай погадаем, а? Мне кажется, он – тот самый! Ты же умеешь?
- Дура! Краска последние мозги разъела? – фыркает, но знает, что я не отстану, а потому спустя еще десять минут…
… В комнате полумрак.
Темноту разбавляют отблески свечей, расставленных по дощатому полу. Мы с сестрой сидим на полу. Перед нами круглое зеркало, в которое мы смотримся поочередно.
- Скажи мне, тот, кто пришел на зов – когда я встречу своего мужа?
Голос сестры тих и звучит так волнительно, что я чувствую, как сбивается дыхание. Перед зеркалом альбомный лист, исписанный буквами. В руках сестры иголка с черной ниткой, что держит она на вытянутой руке.
Замираем.
Смотрим в зеркало – Анжелика облизывает полные губы, нервничая; я сосредоточено смотрю на иглу, в ожидании, что та пошевелится и покажет нам буквы, превращающиеся в слова, смотрю испуганно и недоверчиво. Меня легонько потрясывает от всей этой затеи. Сестры как-то гадали уже так дома, но меня прогнали, а теперь вот и я в теме. Надо же…
- Как его зовут, моего суженного? – повторяет Анжелика, и я заметно вздрагиваю.
От ее волос пахнет церковным ладаном, Анжелика перекидывает их на спину. Снова облизывает губы, бросает на свое отражение в зеркале недовольный взгляд.
Свечи громко стрекочут. Мы дышим громко. Я хлопаю черными ресницами – поговаривают, что во мне течет цыганская кровь. Я приемная и никогда не видела настоящую мать. Но, возможно, те, кто так говорит – правы. Я смуглая, черноволосая и чернобровая. И люблю ночь, костер и ветер. А еще его – Вадима!
Усмехаюсь мыслям и вдруг не дыша замираю. Шутка ли, но иголка вдруг качается из стороны в сторону. Тихо скулю, Анжелика шикает на меня, и мы немеем.
…С…
Игла натягивает нитку, шелестит острым кончиком по бумаге. Мои глаза округляются.
…М…
Анжелика хмурится. Я хрюкаю.
- Не русский что ли? – Шепот сестры.
…Е…
Я сглатываю слюну.
Мне это все не нравится. До кома в горле и мурашек по коже.
Я думала это прикол такой, погадать, посмеяться, а тут…
...Р…
…Т…
- Мамочки! – пищит вдруг Анжелика и отбрасывает иглу в сторону.
В комнате воцаряется молчание. Мы смотрим друг на друга, нервно улыбаемся.
Весь следующий день произошедшее не выходит у меня из головы.
Мне кажется, что этим темноволосым улыбающимся парнем был Вадим, хотя сестра и утверждает обратное. По её словам, она видела образ совершенно другого парня: моложе и симпатичнее.
Хотя куда уж симпатичнее?
Он же самый красивый!
Ну а я окончательно пропала. Погрузилась в омут с головой и решила не терять больше ни минуты!
- Я ухожу, - бросаю сестре, появляясь на крыльце домика в лёгком белом сарафане на тонких бретелях.
Кружусь под ее пристальным взглядом, улыбаюсь, показываю язык, потому что она и в восторге от меня и в шоке. А я и сама еще не признаю себя – мои волосы огненно-рыжие, глаза горят на смуглом лице, улыбка не сходит с уст.
- Я бомба, правда же? – спрашиваю, смеясь. – Сфоткай меня, пожалуйста!
Кружусь, пока она щелкает камерой.
Подол сарафана задирается, и она видит мою голую попу в прозрачных стрингах. На ногах шлепанцы, и я в последний момент скидываю их, обуваясь в босоножки. И снова позирую на фоне живой изгороди, на фоне улицы и дороги, на фоне соседских ломиков и соседского зоопарка. И выбираю потом самые удачные на мой взгляд фотографии – где я счастливая, загадочная и где платье развивается на ветру. Отправляю их Вадику и вдогонку делаю свое селфи – целую его в камеру пухлыми губками.
Он верещит от восторга. Захлебывается смайликами со слюной, а я радуюсь его реакции.
- Ты как невеста, в белом, - хмыкает Анжелика, окидывая меня цепким взглядом с головы до ног.
- А невеста и есть! – заявляю, а она понять моего юмора не может. Крутит пальцем у виска и качает головой.
- Надолго?
- Как пойдёт, - отвечаю неоднозначно. – А что?
- В полночь чтобы дома была! Не мотай мне нервы!
- Ой, ладно-ладно! Только не бубни как старушка. И не читай нотаций!
- И не думала. Иди уже, невеста!
- До встречи! – посылаю ей воздушный поцелуй, а сама дрожу от предвкушения. Выбегаю из дома, но замираю, когда в спину летит:
- Я думаю там не Вадик был, слышишь? Так что не делай на него ставок, у вас всего лишь курортный роман – обычное дело для таких как он. Он покувыркается всего лишь с тобой, а ты потом слезы лить будешь. И утешать тебя будет Семён!
Хмыкаю, оборачиваюсь резко.
- Где? – делаю вид, что не понимаю. – Где не Вадик был? М?!
- Гадали когда, - щурится сестра. – Там к тебе твой Сёмка пожаловал! Суженый, между прочим!
- Ну вот еще! – вспыхиваю как спичка. Меня натуральным образом мутит! – Придумаешь тоже! Не вспоминай его. Я всё, ушла!
Машу ей рукой, точнее отмахиваюсь, и чеканю нервным шагом к дороге. С минуты на минуту появится Вадим на своей шикарной машине и увезет меня в счастливое будущее, а пока…
Воспоминания вихрем обрушиваются на меня. Накрывают с головой. Сестра специально про Семена сказала, потому что заодно с матерью. Та желает сбагрить меня в его дом и ждать на расстоянии моей участи, она же верит, что я непутевая и обязательно сгину!
Ой, как же мне уже поскорей хочется расстаться с прошлым. Нет, я точно опять сбегу или уеду…
Шальная мысль стреляет в голову – а я не уехать ли мне с Вадиком? Я уже совершеннолетняя, могу себе позволить! Все же лучше, чем возвращаться в ненавистный дом.
Прохожу метров сто и останавливаюсь за поворотом. Дорога уходит вниз, блестит на заходящем солнце черный асфальт. Отхожу чуть в сторону, прячусь под тенью кустов и кусаю губы.
Высматриваю своего принца, но его все нет. Вечер опускается быстро. Моргнуть не успеваю, а уже темнеет. На глазах!
Немного нервничаю из-за слов сестры, из-за воспоминаний, что тяжелым саваном накрывает меня с головой, волнуюсь из-за предстоящей встречи с ним. Мне кажется, что сегодня судьбоносный вечер и моя жизнь навсегда изменится.
Вадик, ну где же ты?!..
- Какая ты у нас дура! – врывается в голову голос матери. – Несерьезная!
Мотаю головой.
Много они обо мне знают! Вздыхаю.
Пульс учащается, и я чувствую, как пульсирует на шее венка. Сцепляю пальцы в замок, потираю ладони. Они влажные, я так взволнована! Непонятная тревога заседает внутри.
Вздрагиваю, когда за моей спиной в метрах пятидесяти громко стучит кованая калитка.
- Добрый вечер! – киваю сиплой старухе, что вышла со двора.
Она смотрит на меня пристальным взглядом и ее морщинистое лицо мне кажется смутно знакомым.
Поджав губы, снова иду вдоль дороги. Крыши домов уже сливаются с небосклоном, тонут почти в полумраке, то там, то тут появляются тени.
Улица быстро погружается в полумрак. Ни одного фонаря, а вечер всё наступает.
- Смерть по пятам ходит! – доносит до меня слабый ветерок шуршащий голос.
Шмыгаю носом, кручу головой по сторонам – ни души. Оборачиваюсь.
- Какая ты бестия! М-м, какая красивая! – шепчет мужской голос в самое ухо. Меня властно обнимают, трогая за попу и грудь.
А хриплое дыхание и напор меня обескураживают, возбуждают, парализуют приятным томлением.
- Ах, Вадик! – мычу в его руку.
Узнаю его по запаху одеколона, и мое испуганное сердце успокаивается, хоть и стучит еще в ушах.
Он прижимает меня к себе. Мнёт как куклу, наклоняется и жарко шепчет в шею:
- Девочка моя, как я скучал! М-м, как ты классно пахнешь! – скользит губами по мочке моего уха. И я вся содрогаюсь.
Пытаюсь пошевелиться в его руках, поворачиваю голову набок, поднимаю руки и закидываю на его шею. Он сжимает меня крепко, и я ягодицами ощущаю шевеление в его шортах.
Дрожь острыми стёклышками рассыпается по телу.
Чмокаю его в губы, специально чуть прогибаюсь в спине, мурлычу томно, сбиваясь дыханием:
- Я не видела, как ты проехал, ждала что ты меня фарами осветишь и остановишься.
- А я пешком пришел. – Улыбается. Скользит ладонями по моей талии, бедрам, снова к животу. Мнет всю. – Машина там, за поселком. Побоялся опять твоих бабок с деревни встретить – та тетка чуть не сожрала меня взглядом, ха-ха-ха! – он смеется хрипло. Улыбаюсь. Смешной он какой. И сексуальный!
- Смотрю, стоишь – белое платье на тебе светится в ночи за километр. Сашка-а? – вгрызается зубами мне в шею.
- Ах, - выдыхаю со стоном. Цепляюсь пальчиками в его руки. – М? Что?
- Я капец как соскучился!
- И я скучала!
Приподнимаюсь на цыпочках, тянусь к его лицу, он склоняет голову и наши губы находят друг друга в жадном страстном поцелуе.
Пока ласкаю его языком, облизывая и кусая зубами за нижнюю губу, ерзаю, трусь об него. Он дышит с каждой секундой отрывистей. А я завожу его специально, и сама уже горю и плавлюсь.
А потом я взвизгиваю, когда его ладони пробираются под мой сарафан и накрывают сначала грудь, а потом одна рука скользит вниз и ловко залетает ко мне под трусики.
- М-м, Вадик! – выдыхаю в его рот, по инерции скрещивая ноги.
- Тс-с, тише, тише, Сашуля! – произносит в ответ хрипло. – Раздвинь ножки, прошу тебя. Дай мне себя потрогать?
И я подчиняюсь. Закусывая нижнюю губку, расставляю ноги по ширине плеч, снова обмякаю в его руках. Висну на нем.
Он по-хозяйски шарит у меня в трусах. А я мокрая уже вся и мне стыдно отчего-то. Меня еще никто не трогал так нагло, так внезапно…Да, господи, вообще никак никто не трогал! Ни-ког-да!
- Ах, ты чего? – ерзаю, кручусь как уж в его руках. А у самой глаза закатываются от возбуждения. И острого наслаждения. Это так приятно!
- Не знаю, нашло-накатило! Черт, какая ты классная! Крышу срывает как вижу тебя! Ты рыжая стала, Саша! Рыжая бесстыжая, моя Сашуля! М-м, бестия!
- Ага, - пищу, потому что его пальцы растирают влагу по моему лону, скользят нежно по складочкам, ласкают губки. И у меня искры из глаз сыплются.
Я, конечно, планировала что-то подобное, но уж никак не думала, что это произойдет так быстро. И в таком не подходящем для этого месте.
- Может, уже пойдем? – поджимаю ноги, кусая его.
Он с неохотой вынимает руку из моих трусиков, пару секунд смотрит на свои влажные пальцы, а потом облизывает их.
Я сначала морщусь, цепенею от неожиданности, а потом улыбаюсь.
- Сумасшедший! – выдыхаю, цепляясь за его предплечье.
- Ты! – кивает мне нагло. – С ума меня свела!
Сестра как чувствует, что я всё – улетаю в любовь, и пишет мне, обрывает телефон звонками. А я намеренно ее игнорирую. У меня тут без нее дел хватает!
«Отвали, систер» - строчу ей, сидя на заднем сиденье его автомобиля.
«Сдурела?!» - прилетает ответ.
Но я блокирую телефон, потому что снова теряю связь с реальностью. Его губы повсюду! Обхватываю ладонями его голову, когда он целует мне шею и медленно сползает к груди.
Послушно подставляю свои соски под его поцелуи и мычу, закатывая глаза.
Такое у меня впервые!
Ой, как остро всё ощущается!
Мамочка-дорогая!
Телефон вибрирует уже где-то под моей спиной. Я и не заметила, как легла на спину, а ноги мои на его бедрах. И нам жарко. И кайфово. И тесно.
- Ко мне поедем? – выдыхает наконец.
- Поедем, - соглашаюсь, не раздумывая. – Только потом ты на мне женишься.
Добавляю и смеюсь, но он в ответ лишь усмехается.
- А вот и женюсь, рыжая! Пипец ты меня скрутила. Хочу тебя! Поехали!
Хлопает меня ладонью по попе, и я сажусь прямо. Поправляю одежду, приглаживаю волосы.
Бросаю взгляд на дисплей телефона. Сестра как белены объелась. Читаю ее сотню сообщений:
…Отец к нам едет…
В отличие от нас с сестрой, снимает Вадим не комнату в покосившемся доме с зоопарком на заднем дворе, а вполне себе приличный домик, точнее дуплекс на два хозяина, и одно крыло дома полностью в нашем распоряжении. Друга дома нет, а потому и спальня, и кухня и бассейн – мой.
Первым делом залетаю в комнату – в спальне огромная кровать и огромное же окно с видом на море. Открываю дверь и выхожу на балкон, который переходит в небольшой бассейн. Не раздеваясь, плюхаюсь в воду и слышу за своей спиной рык.
- Сашка, ты безбашенная! – кричит Вадим, стягивая с себя футболку.
- Есть такое! – хмыкаю довольно, плыву по собачьи. Цепляюсь за бортик. – Ко мне иди!
- Так я уже! – улыбается он и ныряет.
Визжу, когда он под водой кружит вокруг меня, хватает за ноги, бедра, выныривает.
Ловко разворачивает к себе спиной, и я прогибаюсь в спине.
- Я тебя сейчас съем! – шепчет на ухо, обжигая и словами, и дыханием. Содрогаюсь от мурашек, улыбаясь во весь рот. Он ведет языком по мочке моего уха и сжимает в объятиях.
И мы целуемся. И раздеваемся прямо там, в воде. И меня обжигают его прикосновения. Теряю связь с реальностью.
Меня накрывает горячая волна возбуждения. Закрываю глаза и растворяюсь в его прикосновениях.
Целуемся жадно. Как дикие. С неописуемым восторгом принимаю его в себя, позволяя наполнять мой рот. Его язык и губы повсюду. И я тоже превращаюсь в воду, в сок, который он пьет до дна…
Прихожу в себя лишь на мгновение, когда как в тумане слышу всплеск воды. Он разворачивает меня к себе, припечатывая к бортику.
Распахиваю глаза, запрокидывая голову. Цепляюсь пальцами за его волосы. Его поцелуи кружат мою голову, а руки, не знающие преград, растворяют, размельчают, уничтожают меня.
Над нами черное небо с миллиардами звезд.
Вода вокруг нас идет серебристой рябью.
Он обнажен. Какое красивое рельефное у него тело.
На мне лишь трусики.
И длинные рыжие волосы, липнущие к шее и груди.
- Ведьма! – шепчет. – Остановишь меня? – спрашивает хрипло.
- Не-а, - машу головой и обвиваю его тело ногами. Я как лиана, растущая дико и не знающая преград. Цепляюсь за него, повисаю на нем. Чувствую, как он толкается в меня бедрами – медленно и ритмично, и я слышу в голове эту музыку наших тел и повторяю заданным им ритм, двигаясь навстречу.
Но вода и тонкое кружево моих трусиков мешают нам соединиться. А так я хочу!
- Р-р, - рычу, кусая его. И он смеётся, что я девочка-оборотень.
- Ну, спятил? – фыркаю смеясь. Задыхаюсь от возбуждения. Смех выходит из меня сдавленный. – Как еще назовёшь?
- Бестия! Фурия! Крошечка моя! – сжимает меня и несет в сторону спальни. Выходит из бассейна, протягивает мне, отцепившейся от него руку.
- Иди, я сейчас, - шепчу, облизывая опухшие губы.
- Ок, - он подмигивает мне и заходит в комнату, скрываясь за вуалью тюли.
А я оборачиваюсь.
Потому что в темноте моря мне виден силуэт. Мираж. Наваждение. Чушь какая- то!
Там точно никого не может быть, исключено, но я вижу, как будто женский силуэт и это видение даже разговаривать умеет.
Мне хочется перекрестится. Крикнуть: «Чур меня»!
По инерции хватаю свой крестик и пячусь. Вода хрипит и булькает вокруг меня, темнея.
И я наяву слышу голос, который конечно же только в моей голове…
…Твоя любовь – твоё проклятие…
- Пошла вон! – шепчу. – Сгинь!
Но тень мелькает на фоне темного моря и снова вторгается в мое сознание:
…спасайся…беги!
- Кисуль, ты чего тут? Молишься?
Резко оборачиваюсь. Вадик протягивает мне руку, и я хватаюсь за него как за спасительный круг.
Меня трясет. Он обнимает меня, накрывая полотенцем. Думает, что я замерзла, а мне жарко.
Страх внутри разгорается во мне адским варевом.
Неужели моя приемная мать права?
Я какая-то неправильная?
Я что проклята?!
- Ничего. Все нормально, - бормочу хрипло. – Обними меня, обними!
Карабкаюсь по нему, и он поднимает меня на руки. Несет в комнату и опускает на постель. и я ощущаю себя ягнёночком на заклании, а кровать подо мной – алтарь для подношений.
Нет, это просто нервы.
Отец и мать так проели мне мозги своей чушью, что мой организм, мое сознание сейчас вот так-вот реагирует.
Бред!
- Целуй! – приказываю и он, усмехаясь, выполняет.
- Сумасшедшая! – шепчет тихо и накрывает меня собой.
И под ним мне не страшно. Под ним я жива!
_______________
Он с тебя шкуру снимет! Точно тебе говорю!
Сообщения от сестры одно тупее другого. У Вадима брови на лоб лезут, когда он всё это читает. А мне и страшно, и грустно, и смешно. Натворила дел, да. Но не жалею!
Кто тебя замуж такую возьмет теперь? Порченную!
- Она это серьезно? – усмехается он.
- Ага. У нас там все строго. По строгачу, понимаешь? – поднимаю голову с его плеча и смотрю ему в глаза. Кусаю его за нижнюю губу.
- Чокнутые! – хмыкает, сдергивая с меня покрывало.
Я голая.
Обнажена для него и душой и телом.
На моих руках и ногах красные полосы от прикосновений его рук – у этого парня нет акцента на нежность.
Низ живота тянет и отдается болью, но она терпимая, а то, что я пережила…
- Мне мало, - выдыхаю, глядя в его глаза. – Мало тебя.
Он смотрит на меня темным взглядом.
Ноздри раздувает.
Я трогаю пальчиками завитки черных волос на его груди, играю с золотым крестиком.
- Ты же кричала «больно»! – шепот как бритва. Режет меня.
И я раздваиваюсь.
С одной стороны, он прав – мне еще больно, все тянет, все ноет, словно меня изнутри взорвали. А так и было: он меня наполнил, растянул и разорвал.
С другой – мне так понравилось, как он был во мне …до взрыва в мозге, до фейерверка перед глазами, до моих криков и стонов на весь дом.
- Наслаждение сквозь боль, - пожимаю плечами и дергаю пучок волос на его груди.
- Ар-р! – рычит он, зажмуриваясь.
А когда открывает глаза…Я уже бесстыдно устраиваюсь удобней.
Сижу сверху. На нем.
Развожу ноги в стороны все шире и шире.
И он дышит громко и прерывисто.
Подхватывает меня под бедра и насаживает на себя.
- М-м! – стону протяжно, закрывая глаза и откидывая назад голову.
Волосы мои рыжими языками адского пламени колышутся, точно живые змейки. Извиваются. Скользят по груди с торчащими сосками, которые он трогал и кусал и я взвывала от боли и нежности, верещала под ним от эйфории.
- Ведьма! – шипит, вбиваясь в меня бедрами.
На всю длину. До рези в глазах от боли, а потом от удовольствия.
И я снова в своем репертуаре. Даже сейчас не сидится спокойно...
Раскачиваюсь на нем, хрипло читая стихи. Ору на всю комнату Бродского, потом Есенина и даже Цветаеву.
И Вадим смеется в ответ, а потом тихо стонет.
И я горю оттого, что слышу это. Его стон удовлетворения.
Что вижу его под собой таким. Распростертым и уязвимым.
Что все это из-за меня. Я его таким сделала. Я! Он от меня и из-за меня сейчас кусает свои красивые губы!
…Мы трахались весь следующий день.
Ох, что ж я! Мы занимались любовью! Всю ночь и еще утром.
Спали всего пару часов, а потом снова любили друг друга.
И читали сообщения от сестры, которая совсем обезумила. Столько гадостей мне написала – жуть!
Вадим смеялся, а я улыбалась. Но напряжение во мне росло.
- Они меня в монастырь сдадут! – хмыкнула я, когда мы сели за стол, раскрывая коробочки с заказанной ресторанной едой.
- Тебя не возьмут такую развратную! – хмыкнул Вадик в ответ и снова рассмеялся. Я же игриво надула губы и хлопнула его ладонью по плечу.
- Реально – пришибет батя. – Трясу головой. – Он вообще того у меня. Жесткий тип.
- А я тебя с собой заберу!
- Через загс тогда уж, чтобы официально. - Киваю ему с набитым ртом, доедаю мясо, все остальное в меня не лезет. Живот болит, ноги, сводит спину, и нервы ни к черту.
- Всего лишь бумажки твой загс? Не?
- Для вас! Мужиков! – кривлюсь. – А нам девушкам такое надо.
Он снова смеётся, а я сарафан уже натягиваю. Пора и честь знать.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в нежные оттенки розового и золотого, когда мы, взявшись за руки, побрели по аллее старого парка. Легкий ветер шелестел в густой листве вековых лип, разнося по округе аромат листвы и влажной земли.
Я то и дело прижималась к нему, нервничая, а он не отрывал от меня взгляда, будто пытаясь запечатлеть каждый мой жест, каждую улыбку на моих губах, каждое движение.
Вадик вдруг остановился, нежно взял мою ладонь в свою, поглаживая большим пальцем кожу.
- Сашулька, ты только представь, – прошептал, - что мы так идем уже много-много лет. Рука в руке.
- Нога в ноге, - перебиваю со смехом.
Он цокает, качая головой.
- Да подожди ты! – шепчет. – Дай мысль свою скажу.
Вадик приближается, наши лица оказываются совсем близко.
Я чувствую тепло его дыхания на своих губах, чувствую, что его сердце бьется в унисон с моим собственным. В его глазах я вижу отражение своей собственной души, ту же нежность, ту же безграничную любовь.
- Ты знаешь, - начинаю и мой голос дрожит, – я никогда не думала, что это возможно. Я думала, что любовь – это что-то из книг, из фильмов. А потом появился ты.
- И ты появилась. – Перебивает он. – Ты ворвалась в мою жизнь, как ураган, но не разрушила, а преобразила все. Ты научила меня чувствовать так, как никогда прежде.
Он склоняет голову и целует меня. Еще и еще, и я обнимаю его и цепляюсь пальцами за плечи, не хочу уходить, не хочу, чтобы отпускал.
И он не отпускает.
Несмотря на все крики моей сестры – ведет меня обратно к себе, и мы проводим вместе еще две ночи. Страстных, обжигающих любовью.
И я умираю под ним, и возрождаюсь заново. Снова и снова.
Меня там уже с собаками ищут, а сестра волосы на себе рвет. И папаня уже явился.
- В ЗАГС поехали? – спрашивает с утра, когда ест приготовленную мной яичницу. И я удивленно замираю. Смотрю на него восторженно.
- Ты серьезно?
- Так да, почему нет. – Хмыкает. Запивает завтрак пивом.
- Протрезвей сначала, - смеюсь, а сама готова бежать туда сейчас хоть лохматой. Хоть босиком, хоть под пулеметную очередь. Мне хочется быть его.
Глупо. Знаю. Но влюбленное сердце верит в лучшее.
А гормоны правят разумом.
- Ну ладно, едем! – соглашаюсь. – Я пять минут и готова!
Бросаюсь в комнату. На полпути торможу, оборачиваясь:
- А нас распишут?
- Конечно!
- Там же очередь, сроки…
- Скажем, что залетела.
- Справку попросят.
- А деньги на что? Все будет, Сашуль, - улыбается. – Невеста моя, давай погнали.
И наспех принимаю душ. И сушу волосы и крашу губы. А по дороге мы покупаем мне сарафан, а ему рубашку на рынке, переодеваемся там же. И я пишу сообщение сестре, приглашая на торжество, а он зовет своего друга.
И мы счастливые. Уже!
И пьем шампанское, заранее отмечая. И он крепко держит меня за руку, пока мы едем в такси к загсу. И он спрашивает, чем я хочу заниматься. А я не знаю. Теряюсь от такого простого вопроса, а потом произношу:
- Платьями.
- Чем? – Вадик хмурится. – Ну платьями так платьями. Я тебе магазинчик хочешь куплю? Ну место в торговом центре, или реально павильон у метро? И ты там свои платья будешь продавать и на тебя весь бизнес оформлю и помогу всем. Жена предприниматель, прикольно, - он хмыкает, смеясь, сжимает мою коленку.
- Я шить их хочу, свое ателье. А лучше свой бренд одежды.
- Оу! Да моя мадам с амбициями, слышишь? – он пихает ногой в сиденье водителя. – Слышишь, да?
Тот кивает, не желая вступать с пьяными в разговор.
- Все будет, Сашок, будет! – заверяет Вадим, закидывая на меня руку.
И я замираю от восторга, смотря на него. Вот он мой – билет счастья!
…
И вот мы на пороге загса – маленького двухэтажного здания из красного кирпича.
Вадик убегает с теткой с начесом на голове «поговорить», и та на удивление бодро берется за нашу парочку. Впихивает без очереди и благословляет. Денег он ей, чувствую, отвалил немало.
Из зала росписи выходит пара – молодая девчонка в простом белом платье и ее жених, тоже молодой парень, в не по погоде толстом льняном костюме. И они такие счастливые.
Моя улыбка сползает с лица, когда вижу недовольное лицо сестры. За эти несколько дней, что я провела у Вадима, я даже отвыкнуть от нее успела. Как чужая. Она мне сейчас чужая. И я не хочу слушать ее доводы, что поступаю тупо. Не хочу слышать от нее НИЧЕГО!
- Поздравляем! – орем друг другу, и Вадик жмет руку жениху.
- Проходите! – зовут нас, и мы залетаем в зал.
Сестра поджимает губы. Его друг рад.
А мы даем клятвы и надеваем на пальцы друг друга кольца. Настоящие. Из белого золота – купили вот час назад.
И я ставлю подпись. И буду носить его фамилию. И он целует меня в губы уже как свою жену.
Его друг открывает шампанское. И мы пьем. И снова целуемся. А потом на пороге я вижу злое лицо своего отца. Приемного.
Но разве Вадим меня даст в обиду?..
_____
Продолжение уже сегодня!
а пока приглашаю в свою БЕСПЛАТНУЮ новинку:
“Таинство первой ночи” от Ксении Хиж
Читать: https://litnet.com/shrt/Axc0

Вадим не дал меня в обиду. Но и не забрал с собой.
Отец силком утащил меня из ЗАГСА, еще и в нос Вадику дал и ругался бранно, совсем не как святоша. Вадим защищал меня, нас, пока не приехала полиция. Но что они сделают – он мой официальный муж! И все по любви у нас с ним случилось.
Но теперь я дома. Три недели без него. Жду, когда он решит все дела и за мной приедет…Он обещал.
Мое сердце болит, душа ранена.
Дома настоящая травля – то упреки и оскорбления, то полнейший игнор. А еще они вроде как рады, что я вышла замуж и сами ждут, когда он заберет меня. Верят, что что-то случится и на мне закончится их страх. И все их родные дочери после меня непутевой, счастливо устроят свою судьбу. Проклятие свое выдуманное ведь они на меня направляют!
Чудики!
Поправив носки и сунув ноги в ярко розовые кроссовки, я выхожу из дворца культуры – звучит красиво, на деле же это покосившийся сарай, но там я уже год создаю в творческом кружке свои эскизы и даже шью первые модели платьев. Я модельером хочу быть. Очень.
Вышагиваю бодро, вздернув вверх подбородок.
Проплываю мимо односельчан, которые косятся на меня как на исчадие ада.
Уехала на море и отдалась чужому мужику, когда свой у алтаря ждал – вот первые сплетни на деревне!
Да еще и рыжая теперь, как настоящая ведьма!
- Бу-у! – шиплю им вслед, кривляясь и они крестятся, отпрыгивая от меня.
А мне смешно. И мне плевать. Пусть молотят своими языками, если заняться больше нечем. И пусть боятся, если я для них такая страшная.
- Вот ты где! – меня нагоняет сестра Анжелика и хватает за руку.
Прекрасно мы с ней на море съездили – ничего не скажешь.
Обнимаю ее рукой за талию. Идем обнявшись. Обе в коротких шортах, ноги загорелые от ушей. Отец увидит – инфаркт хватит.
- Наташка наша замужем, ты тоже почти…И я хочу! – выдыхает мечтательно. – А друг у Вадима кстати хорош был, мы же с ним гуляли, пока вы три дня на связь не выходили!
- Я так и знала! – кричу, тыча в нее пальцем.
- Ага. Пишет мне, строчит целыми днями. Может он тоже с Вадимом приедет?
- Влюбилась ты что ли? – спрашиваю ее со смехом.
- Да ну тебя! – фыркает. А сама краснеет. – Нет. Просто он…милый.
- Ой, милый! – машу рукой, смеясь. – За тобой же Эдик ухаживает! Родители на него виды имеют.
- Ага, выдать хотят за него, как в средневековье. Ты молодец, нормально так Семку сбрила. Взяла и выскочила за Вадика. А я рада за тебя! У вас по любви!
- И ты по любви выходи замуж, - пожимаю плечами.
Вышагиваем по дорожке меж кустов в сторону дома. Справа озеро раскинулось, слева дома и горы.
- Возьми и скажи Эдику чтобы отстал. И точка!
- Надо так и сказать! – кивает решительно. – Достал уже, прохода не дает!
- Тебе девять дней до смерти, а тебе и того меньше! – скрипит вдруг со стороны озера старушечий голос.
Вздрагиваем обе, резко развернувшись.
Старуха стоит у воды, опираясь на клюку и смотрит на нас бельмами.
- Вот тварь! Пошла вон, ведьма! – На лице Анжелики гримаса ненависти, в глазах – гром и молнии. – Замолчи!
Я отмахиваюсь, потянув сестру за рукав в сторону дома:
- Да брось ты, не обращай внимания на эту сумасшедшую!
Но Анжелика пыхтит и не может успокоиться. И мне вдруг кажется, что она верит ей. Верит в эти слова, что липким потом ползут по позвоночнику. Она что боится?!
- Дура старая! – шипит Анжелика, а старуха разливается смехом в ответ.
Скрипучее карканье вырывается из ее горла, ползет по улице, и мы замираем.
- Мать ваша накосячила, и отец грешник. А теперь молятся наивные, паству собрали. Надеются отмолить грешки, да только поздно – за их дела будете вы платить жизнью.
Дрожу вдруг всем телом.
От ее голоса и глаз – черных бусин и от ледяного ветра, что забирается за шиворот.
Дрожу вдруг всем телом. От ее голоса и глаз – черных бусин и от ледяного ветра, что забирается за шиворот.
- Пойдем уже! – срываюсь я, таща сестру за собой. Ее рука холодная и напряженная.
Старуха не идет за нами.
Она просто стоит и смотрит в спину.
Я чувствую ее взгляд, будто раскаленное железо между лопаток.
Ее слова висят в воздухе, как ядовитый туман: «Мать ваша накосячила... За их дела будете вы платить жизнью».
Сестра, войдя в дом, резко дергает руку и, не говоря ни слова, убегает наверх. Она не просто злится. Она напугана. А Анжелика никогда не боится.
Это новое и пугающее для меня обстоятельство больший страх, чем карканье сумасшедшей.
Весь вечер в доме царит гнетущая тишина.
Отец за столом раздает всем новые буклеты.
С яркой обложки на меня смотрит счастливая семья, утверждающая, что наша паства – божье единство и мы избранные.
Поправляю на коленях белоснежную салфетку, закусываю разбитые губы – отец бил меня по лицу все дни, что мы ехали с моря – когда мать прикасается губами в приветственном утреннем поцелуе к щекам родных дочерей Ульяны и Анжелики. Меня осторожно хлопает по плечу, обходя по касательной.
И морщится.
Я ей противна.
Да она и не скрывает этого. Они теперь называют меня позором и шлюхой. А отец добавляет каждый раз, обращаясь ко мне:
- Он тебя бросит. Ты не нужна ему. Со дня на день жди развода. Ты, конченая такая, грязная, теперь никому не нужна. Но ты нужна нам, доченька. Ты заберешь наше родовое проклятье с собой. Так что жди своего принца и молись, чтобы не передумал.
Молчу в ответ.
Чокнутые!
Трапеза проходит молча.
По крайней мере, я молчу, погрузившись в раздумья.
Отец хвалит Ульяну – она студентка медицинской академии, отличница, пример всем дочерям. Еще три дня и она вновь уедет в свое студенческое общежитие, грызть гранит науки и покорять медицинские помосты талантливых специалистов.
Подбадривает мою Анжелику – она мастер спорта по плаванию. Он гордится ее успехами. Вспоминает Натали, что, несомненно, еще одна гордость. На меня не смотрит, словно меня нет.
Что ж, лучше уж так.
Кладу в рот оливку, жую тихо и вспоминаю слова матери – «Я взяла вас из детского дома, чтобы восстановить баланс».
Кидаю на нее взгляд, она щурится. Смотрит на меня в упор и вдруг говорит:
- Сема готов простить тебя. Падшую. Если Вадим твой не приедет.
Каркаю.
Давлюсь.
Прямо задыхаюсь от шока.
- Мне не нужно его прощение! – шепчу.
- Зря. Нам нужно выдать тебя замуж.
- Я уже замужем, забыли? Лучше бы отпустили меня. Держите как в тюрьме. Дайте денег, я вам все верну, как доеду до мужа.
- Не держим. – Хмыкает снисходительно. – Но заметь, и твоего псевдо мужа на горизонте нет. А денег ты от нас не получишь! Иди и заработай. И так на море ездила, тратила община на тебя путевку. Неблагодарная!
- Зато я замуж вышла! – цокаю. – На радость вам. Скоро меня порча ваша заживо съест и будет всем счастье.
Ульяна громко смеется, а Анжелика качает головой. Мать и отец сверлят темными взглядами.
- Черная душа у тебя, - выплевывает отец, отворачиваясь.
Отворачиваюсь и я. Еда не лезет. Жую кусочек хлеба. Думаю.
Прошло три недели с моего позорного возвращения. И три недели как нас расписали и в тот же день аннулировали запись – по словам отца. Но печать-то в паспорте у меня стоит! И я верю в наглядность, так сказать. И Вадиму верю.
Отец прямо в загсе таскал меня за волосы и кричал на всю округу, что я мерзкая тварь.
Вадим меня защищал. Но как-то слабо. Он просто выпал в осадок и пребывал в шоке. А потом они долго о чем-то говорили с ним, и Вадик вышел бледный лицом ко мне и сказал лишь одно: «Я скоро тебя заберу, не волнуйся».
Но время идет, а мужа моего все нет.
В доме молчание по этому поводу. И кажется, что они знают больше, чем я. Они не ждут его. А я жду.
- Если все поели, то за работу! – гремит голос отца и я торопливо уношу ноги в свою комнату.
Мне есть чем заняться. Только шитье спасает меня от душевной боли.
Подушечки пальцев болят, исколотые иголкой.
Я полдня потратила на выкройку нового платья, старательно сверяемую с журналом мод. Я буду королевой, его принцессой, когда он приедет за мной.
***
После полудня мы с сестрами собираемся в общей спальне.
Ульяна восхищенно рассказывает о новом тренере в ее спортивной секции, ходит по комнате в одних трусах и то и дело щелкает в воздухе пальцами. Анжелика щурится, перебирая в шкафу вещи. Сколько у нее шмоток. Уму непостижимо!
Беру альбом с эскизами и набросками, тщательно все сверяю. Я планирую когда-нибудь создать свой бренд одежды…А пока отшила первые модели, завтра у меня показ мод в кружке «очумелых ручек». Я весь год его посещала, несмотря на недовольство отца.
А с наступлением ночи я вся в телефоне – каждый вечер смотрю страницы Вадима и его друзей в социальных сетях – это уже мой ритуал. Знаю практически каждый его шаг. Смотрю и любуюсь. Высокий, темноволосый, такой притягательно красивый и для меня сейчас недосягаемый.
«Когда ты приедешь?» – пишу ему в очередной раз.
И он отвечает, но уже не так часто, как раньше.
«Скоро, Сашуль. Дела решу в столице, потом домой в Питер и за тобой…».
Закусываю губы, хмурясь.
Такое ощущение, что желания в нем нет. Что оно рассыпалось в прах после разговора с моими отцом. Что оно осталось там, на берегу моря и мы никогда уже не вернемся в эту точку.
На следующий день время течет неестественно медленно.
Показ мод во Дворце культуры проходит как в тумане. Я автоматически демонстрирую свои платья, улыбаюсь зрителям, но мысли мои уже там, у лесного озера, куда мы отправимся с мужем!
Вечером родители нарядные и возбужденные уезжают на юбилей. Анжелика, провожает их, возвращается в дом и бросает на меня быстрый взгляд.
- Можешь идти, систер! Приятной вам ночи!
Я выхожу из дома, как тень, сердце колотится где-то в горле, готовое выпрыгнуть и покатиться по темной улице.
Он ждет меня в переулке за домом на старой иномарке, взятой напрокат. И я, выбегая, вижу сначала его машину: темное пятно, без горящих фар, просто силуэт, точно призрак. Дверь открывается беззвучно, и появляется он.
- Вадик! – визжу я, бросаясь к нему в объятия.
- Сашуль! – его голос хриплый от волнения.
Он притягивает меня к себе, и мы находим губами друг друга. И наш поцелуй жадный, испуганный, словно мы все еще боимся, что наше счастье рассыпится.
- Домой ко мне не пойдем! – отрезаю. – Не хочу, чтобы ты видел их. Обойдутся! Хоть они и уехали, но домой нельзя. – Показываю в руках ключи от домика за озером. – Только ты и я, а утром решим, как поступить дальше. Поехали!
И он кивает на всё соглашаясь. Садится в машину и ведет её по извилистой дороге вдоль озера. И одна рука его на моем колене. И в воздухе его запах.
Я счастлива!
Прижимаюсь лбом к холодному стеклу, пытаясь заглушить внутреннюю радость, вперемешку с тревогой. Вода в озере черная, бездонная, отражает осколки луны и мои страхи.
В охотничьем домике пахнет деревом, пылью и тайной. И здесь полумрак, разбивает который лишь мерцание свечей, что я зажигаю. И мне зябко, и Вадим согревает меня объятиями и поцелуями. И мы с ним на прохладных простынях, захваченных мной из дома.
Вся накопленная тоска, злость, страх и жажда вырываются наружу. Между нами, не нежность, а битва. Битва за то, чтобы почувствовать себя живыми.
Мы хватаем друг друга, как утопающие, впивая зубами в губы, оставляли синяки на коже, то будут метки этой сумасшедшей ночи. Я плачу и смеюсь одновременно, шепчу его имя, а он твердит мне:
- Ты моя, Сашуля. Моя. Я никому тебя не отдам.
После, когда мы лежим в тишине, измотанные и счастливые, страх во мне снова просыпается, и я шепчу, вжимаясь в его плечо:
- Мать говорит, что мы погибнем от рук любимого. Грех такой, проклятие. Я и сестры.
Он приподнимается на локте, его лицо в лунном свете удивленно-серьезное.
- Что? Ты о чем?
Я сажусь, часто-часто моргая. Холодный ужас сковывает меня.
- Проклятие. Мать ждет тебя, чтобы ты забрал меня и думает я погибну. Но даже если не ты, то Семке меня сбагрят, этому идиоту! Он отсталый, ты знал? Они думают, что он меня прикончит и дело в шляпе. И эта старуха, она сказала, что одной из нас осталось жить день-два! Есть у нас тут чокнутая! – голос мой сорвался на истерический шепот.
Вадик смотрит на меня с жалостью и непониманием.
- Саша, милая, это все сказки. Нервное напряжение, ты просто устала, а я вообще не верю во всю эту чушь! Я не верю в это, слышишь?! Что за бред? Мы уедем, и ты навсегда забудешь этот ужас. Это на тебя твоя семейка так действует и их придумки. С чего ты должна помереть? Не говори мне такие вещи!
- Мне страшно. – Слезы текут ручьем, и я реву белугой.
- Саша! – Вадим пытается обнять меня, но я противлюсь…
Когда первые лучи солнца пробиваются сквозь щели в ставнях, я лежу, прижавшись к его груди, и слушаю, как бьется его сердце. Впервые за долгие недели я чувствую себя счастливой.
- Завтра мы улетим. Я билеты купил, слышишь? Дольше не могу здесь быть, дела, да и не нужно нам здесь задерживаться, - шепчет он, накручивая мои рыжие локоны себе на пальцы.
- Я согласна!
К полудню мы возвращаемся в родительский дом, где нас ждет Анжелика.
Родители еще не вернулись, и я думаю, что успею спокойно собрать чемодан, а потом мы уедем в аэропорт и навсегда улетим!
Но дом пуст и слишком тих.
- Анжелика? – зову ее я, снимая кофту. – Систер?
В ответ гробовая тишина.
- Ушла куда-то? – спрашивает Вадик, скидывая обувь и озираясь по сторонам.
Мое сердце замирает в нехорошем предчувствии, а потом бьется с новой, леденящей силой. Я бросаюсь наверх, в нашу общую спальню, словно что-то предчувствуя.
Дверь не закрыта.
А сестра дома.
Анжелика лежит на своей кровати, запрокинув голову и широко открыв глаза, в которых застыл немой ужас.
Я делаю шаг ближе. Мои ноги дрожат.
На ее шее, словно змея, темнеет борозда.
Лицо застывшее, рот открыт.
Я даже не кричу, не могу. Воздух вырывается из легких коротким свистящим стоном.
Спустя семь лет.
Тяжело, когда оглядываешься назад, а за спиной непроглядная мгла. Она засасывает, как трясина, не оставляя ни лучика света.
И пусть сейчас светит солнце, и поют птицы, а люди спешат по своим делам, внутри всегда ночь: холодная, беспросветная, пронизанная ледяным ветром одиночества. Она съедает тебя изнутри, эта мгла, становясь второй кожей, липкой и мерзкой, которую не отскрести ни ножом, ни собственными ногтями.
Ты во власти этой нескончаемой муки.
Она душит по ночам, накатывает приступами дикой тоски среди бела дня, заставляя снова и снова проваливаться в черную яму прошлого.
А будущее? Его не существует. Оно затянуто густым, ядовитым туманом, сквозь который не разглядеть ни одной спасительной тропинки.
И ты идешь по жизни, как марионетка, подчиняясь воле других, потому что своей воли больше нет. Ты потерял ее там, в прошлом, растерял по кусочкам в том аду, что когда-то назвали твоей жизнью.
В душе выжженная пустота. Там, в прошлом, воет ветер по пустырю, где не осталось ни одного светлого воспоминания, ни одной родной души.
А без этого якоря человек просто щепка, которую швыряет по волнам в бескрайнем, равнодушном океане. И эта щепка медленно, неумолимо тонет.
- Сашуля!
Я резко обернулась, сердце на мгновение замерло в груди, судорожно ухватившись за этот зов.
Но окликали не меня. Маленькая девочка в розовом платье неслась по тротуару к раскинувшей руки молодой женщине.
- Саша! – снова прозвучал крик.
Не оборачивайся. Это не тебя зовут. Это не твоя мама.
Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, пытаясь вызвать в памяти хоть обрывок голоса матери. Приемной, но все же… Ничего. Пустота. Лишь надсадный, пропитанный ненавистью голос отчима, прорывающийся сквозь годы:
- Непутевая! Проклятая ты, непутевая!
И чего это я непутевая?
Я уехала из-под его «крыла» и достигла всего, о чем мечтала. После обучения выиграла гранд на конкурсе молодых модельеров, и открыла свой салон одежды. У меня свое мини-ателье по пошиву. Я сделала себя сама! Да, мне трудно, долги пока только растут, а прибыль есть, но я ещё не вышла в плюс, но это развитие, как ни крути! И я достигну успеха, о котором всегда мечтала.
Я распахнула глаза и плюнула на серый асфальт. Вот тебе, прошлое. Вот тебе, вся твоя грязь. И растерла плевок подошвой дорогого кроссовка. Затем, дрожащими пальцами, набрала номер единственной подруги, с которой вместе участвовала тогда в конкурсе. Вот только она с дистанции сошла, вышла замуж и обзавелась ребенком, а я…
Рита ответила сразу же с нравоучениями:
- Саня, ну наконец-то! Не отвечала, я вся уже испереживалась!
- Да тут я тут. Все нормально, - я выдохнула. – В полиции заявление писала.
- Сильно избили?
- Нормально, - хмыкнула я.
- Ой, ну угораздило же! Кто вообще в здравом уме берет кредит в «Деньгах за минуту»? Это же грабеж средь бела дня!
- А у кого еще брать-то, Ритусь? В банке зарубили! – голос мой сорвался, выдавая отчаянную истерику, копившуюся внутри. – А мне нужно ткань закупить, пошив сделать! Первая же коллекция улетела, я на волоске от успеха!
- От разорения, ты хотела сказать! – фыркнула Рита. – Реклама нужна, раскрутка! Одного таланта мало!
- Было же мало, когда я начинала! Но я прорвалась! Реклама нужна, да, и все равно первая партия так классно ушла! На меня даже пару обзоров блогеры сделали, посмотри в интернете, Ритусь!
- Да видела я уже! Ну а в целом как жизнь?
- Да пойдет. Вчера коллекторы приходили, нос разбили, ногами пинали, еле выжила, ну я тебе об этом уже писала с утра. Спасибо Гарик Рустамович помог, вовремя позвонил мне, и они убежали.
- Значит, после конкурса не отстал от тебя?
- Нет. Все набивается в друзья, - я хмыкнула. – Да что я вру? Любовницей хочет, чтобы была его, а он мне за это «крышу». А ты что?
- Боюсь.
- Да хватит тебе уже бояться! – резко бросила Рита. – Помнишь Глеба? Того, мрачного типа из твоего прошлого? Ты когда из своего села уехала, встречалась же с ним, вот он темная личность, сама рассказывала, а этот Гарик просто бизнесмен. И в принципе не урод.
- Да хватит, была у меня уже «крыша». С Глебом полгода повстречались, а запомнила на всю жизнь. Парадокс – я с ним тогда забывалась, а теперь его хочу стереть из памяти. Но тогда мне тяжко было – смерть сестры, обвинения в мой адрес, депрессия, в общем жуть. Еще и Вадим бросил, когда я была на грани.
- Сама его выгнала, если память мне не изменяет, на почве своей истерики.
- Ага, а он не стал бороться. И прислал бумаги о разводе.
- Значит, не судьба. Выбрось его из головы!
- Легко сказать! – голос мой снова дрогнул. – Он мне до сих пор по ночам снится, как мы с ним у моря гуляем, как целуемся.
- Ой, пострадать любишь, - фыркнула подруга. – Замути с Гариком, пусть проблемы решит.
Спустя три месяца…Затянуло.
- Ох, и странная же ты, Сашка!
Я обернулась, услышав позади мужской голос. Гарик Рустамович, стоял, облокотившись о свой черный Мерседес.
- Такая дурочка! А вроде взрослая уже.
Я фыркнула:
- Сам такой! – поправила рукой рыжие волосы, распущенные и спадающие волнами на спину, кончики которых касались моих ягодиц, надула губы бантики: - Я не ждала тебя.
Он развел руки в стороны, нахально улыбнулся.
Я усмехнулась. Мимолетное воспоминание пролетело перед глазами – он над ней, наглый и самоуверенный, лицо напряжено от старания, нижняя губа закушена от удовольствия, что получает он, снова и снова погружаясь в нее. Их тела покрыты потом.
Я мотнула головой, подняла на него глаза, он выжидающе замер. Лениво подошла к нему и поцеловала в щетинистую щеку. В нос ударил его дорогой мужской аромат.
- Опять ты не бритый. Исколешь меня всю.
Они одновременно усмехнулись.
- Пойдем. У меня всего два часа. – Он похлопал меня по бедру, подтолкнул к подъезду.
Я недовольно фыркнула:
- Как всегда.
- Не начинай. – Отозвался Гарик, открыл перед ней дверь.
- И не собиралась. – Я вошла в парадную, сморщила нос – кто-то из соседей жарил рыбу. – Ты мечешься между мной и ей, и этим все сказано, верно?
- Верно. – Удовлетворенно кивнул Гарик и с удовольствием втянул носом воздух. – Кто-то жарит рыбку.
- Вонь стоит.
- Да ладно, аппетитно!
Кнопка лифта сменила цвет с красного на синий, двери открылись.
- Взяла бы хоть раз и пожарила мне рыбку.
- Ой! – Я махнула рукой. – Ты меня сейчас отжаришь! Мало тебе?
Он довольно усмехнулся.
Я же прикоснулась спиной к стене лифта, посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Волосы мои непослушными прядями легли вдоль лица, заструились вдоль шеи, обрамляя бугорки груди под полосатой майкой. Я засунула руки в карманы коротких джинсовых шорт. Гарик скользнул взглядом по моим загорелым на море ногам, откуда мы вернулись с ним совсем недавно.
- Чем тебе не рыба! – закончила свою мысль я и продефилировала мимо него, когда двери лифта открылись. Он в предвкушении облизнулся.
Я отлично знала, что такое два часа, которые он выделил для меня, сбегая с работы. Пролетят молниеносно. А потому, я сразу, без лишних слов отправилась в спальню, на ходу сбрасывая одежду. Он вошел следом, с рыком схватил меня и повалил на кровать.
- Я скучал! – он оторвался от моих губ, расстегнул рубашку, я помогла ему снять ее. – Иди ко мне, моя ведьмочка.
Я выгнулась, подставляя грудь под его поцелуи.
Он целовал жадно, с толикой грубости.
Я сводила его с ума – мое молодое тело было его бзиком. О нем он мечтал в их минуты расставания, именно мое тело он, сорокалетний мужчина, представлял в редкие ночи близости со своей пассией. Я выдохнула, когда он вошел в меня, как обычно не позаботившись о том, чтобы как следует возбудить. Эгоист. Только о себе думает.
За окном стремительно темнело, во дворе зажегся фонарь, отблески света озарили его лицо. Сосредоточенное, с закрытыми от нирваны глазами. Рот, в обрамлении аккуратных усов и бороды приоткрыт. Слышно его дыхание. Он снова не снял с шеи золотую цепь и та, ритмично раскачиваясь, касалась моего лица. Я усмехнулась, попыталась поймать губами его крестик. Не сразу, но поймала, сжала зубами. Он возмутился, одернул цепь рукой. Я выдохнула – хоть что-то интересное – злится. Я снова закусила его крест, он остановился, попытался снять его с шеи, но ничего не вышло.
- Не дури, малышка! – его голос прозвучал озлобленно и хрипло.
Я засмеялась. Он снова прервал свои движения.
- Успокойся, Саша!
Отчитывает. Такой несчастный вид. Я не сдержалась, и смех полился наружу.
Гарик разозлившись, накрыл мой рот своей рукой, продолжил свое дело. А когда закончил, я не смеялась, а плакала. Все было не так, как мне хотелось и от этого диссонанса реальности и желаний, испортилось настроение.
- Депрессивная, ты, Сашка!
Гарик открыл окно. Ночной ветер ворвался в душную спальню. Запахло яблоней, что росла под окном и крепким табаком.
- Фу, не кури! – Я вскинула руку, села на кровати. Шелковая простынь медленно сползла с тела, оголяя грудь с торчащими сосками и липкий от их близости живот.
Я, озаряемая светом луны и фонарем за окном, поднялась и тоненькой ланью прошла к холодильнику. Взяла бутылку белого вина, сделала несколько глотков прямо из горла. Холодные капли упали на шею, медленно поползли к груди. Я содрогнулась, смахнула их рукой, сказала со вздохом:
- Удел красивых женщин.
- Что? – Гарик обернулся. У его рта замер красный огонек.
- Я говорю, все красивые женщины склонны к депрессии.
- Представляешь! Так и сказал! – Я села на стул, глаза лихорадочно заблестели.
Подруга Ритка, что прикатила в гости, села напротив, сразу протянула руку к пачке печенья, округлила зеленые глаза:
- Так он хорошо устроился! Молодое тело всегда под рукой.
- И не говори.
Я нажала на кнопку чайника, тот зашумел. Рита кивнула, требуя подробностей.
- Так вот, пришел на час, поюзал, и поминай как звали!
- Представляю. – Хмыкнула Ритка, оттягивая кофту на круглых боках. Она снова поправилась, в ней уже килограмм восемьдесят, при росте сто шестьдесят пять. – Хотя нет, мой старик у меня под каблуком тогда был. А так починяться, как ты не смогла бы. Не докатилась бы до такого. Он же вообще тиран!
Я цокнула, потом засмеялась:
- Ты бы смогла докатиться, если ты про свою фигуру. А по жизни, конечно, нет. Тебе о таком только в романах читать.
- Ага. – Скривилась Ритка, проводя пухлыми пальцами по пухлому телу. – Опять меня колобком называешь!
- И в мыслях не было. – Хмыкнула я с улыбкой.
- Зато я жива и здорова останусь, а тебе, если будешь перечить голову скрутят. Надо как-то его бросать.
- Ты сама мне советовала с ним прогуляться.
- Так кто ж знал, что так обернется все?
- Это точно! Но он кажется влюблен в меня. – Я хмыкнула, придвинула к подруге коробку конфет.
- Угощайся! Гарик из Парижа привез. Должны быть вкусные, я не ела.
- Мне можно. – С радостью отозвалась Рита. – Опять все скормишь мне.
- Ну, ты же всепоглощающая. – Я засмеялась.
Рита закатила глаза, беззлобно усмехнулась. И вправду, со стороны нас дружеский союз смотрелся странно. Я – стройная и подтянутая – отнюдь не физкультурой, а регулярным сексом и проблемами с ателье, и Рита – невысокая и тучная с излишним весом во всех местах.
- Так противно тебе от него или уже нравится? Или просто терпишь?
- Да не противен, нет. Но и полюбить не смогу.
Рита отправила в рот конфету и тут же еще одно печенье. Посмотрела на меня с прищуром.
- Да уже как пошло, и потом, для кого мне себя беречь?
- Ладно, не злись. – Отозвалась подруга, махнув на меня рукой. – С тобой говорить, что с гуся вода, всё без толку. Ты же заложница, своего голоса сейчас нет.
Я лениво проследила за ее движением, сказала с усмешкой:
- Хватит жрать! Попа толстая будет.
- На больное не дави. – Поперхнулась Рита, поправила одежду. – Я только начала, вон еще сколько конфет!
- Ага! И сбежит тогда твой Костик к такой стройной… - Я оборвала себя, замолчала, не договорив.
Рита вскинула голову:
- А что ты замолчала? Договаривай, раз начала.
Я мотнула головой.
- Ты хотела сказать к такой стройной, как ты?
Брови подруги сурово сдвинулись к переносице.
- Да ладно тебе, не начинай. – Улыбнулась я, пытаясь замять намечающийся конфликт. Ритка своего мужа Костика ревновала ко всему, что двигалось. – Кстати! А ты мою бибику видела?
Ритка поперхнулась:
- Что? Машину подарил?
- Ага. – Я встала из-за стола, абсолютно не обращая внимания на то, что халат развязался и открыл обнаженное тело, подошла к окну. – Вот она, под окном стоит.
- Красненькая, с бантом. – Кивнула Рита, выглядывая. – Шикарный презент! Слушай. Ну хороший он мужик, просто строгий и властный. Ой, везет тебе, Сашка как ни крути! Тебе машины дарят, на моря возят, шубы покупают. Счастливая ты!
Я скептически усмехнулась, возвращаясь к столу и наливая вино.
- Не то, что я! – продолжила Рита. – Ипотека, кредиты, работа эта – будь она не ладна! Ателье убыточное, а все ведь так хорошо начиналось. Ладно, хоть магазин еще на плаву. А вот если бы деда своего не бросила, не вышла замуж, то была бы сейчас на пике!
- Счастье – понятие относительное. – Отозвалась я, делая глоток вина. – Ты вот, считаешь меня счастливой только потому, что у меня есть это надаренное барахло, а я себя, считаю глубоко несчастной. Счастья-то нет.
- Может, тебе хватит? – заметила Рита, кивнув на бутылку вина. – Ты одна ее почти выпила.
Я дернула плечом, обхватила голову руками, та снова начинала болеть.
Мигрень – и снова здравствуй. Значит, не за горами и очередная депрессия.
- Мне надо прилечь. – Прошептала я одними губами, встала и, пошатываясь, подошла к дивану. – Голова гудит.
- Ой, Саша, Саша! – запричитала Рита, помогая мне улечься. – Такая молодая, а такие боли головные. Снова в апатию впадешь? Сходи уже к неврологу что ли?
- Психотерапевту, ты хотела сказать? – Я нашла силы открыть глаза, сощурилась от яркого света. – Выключи свет, пожалуйста.
Щелкнул выключатель, я облегченно выдохнула, положила голову на подушку.
К психологу я все-таки записалась, точнее к психотерапевту. Но сначала зачем-то побрела в сторону базара. Хотелось побродить в тишине, посмотреть на прилавки с восточными сладостями и украшениями. Мне казалось, что лицезрение столь не привычных глазу вещей, умиротворит меня.
Среди рядов было немноголюдно, и я сбавила ход. Втянула носом сладкий аромат пряностей, как вдруг остановилась, как вкопанная. Напротив меня словно из ниоткуда появилась женщина, раскосые глаза смотрят настороженно, спутанные длинные волосы развеваются на ветру.
Старуха резко схватила меня за руку, и я вскрикнула.
- Что вам надо?!
- Берегись! – прошептала старуха беззубым ртом, дыхнула на меня, обжигая обветренное лицо своим горячим дыханием, оставляя во рту привкус горечи, а в носу запах влажных трав и пряностей.
- Что?! – Я попыталась высвободиться из её цепких лап. Глаза ее горели безумным огнем, и я отшатнулась.
- Сколько уж мужских голосов говорили тебе о любви до гроба? – Незнакомка сощурилась. – И учти, когда-нибудь настанет день, и твой мужчина исполнит задуманное. Любовь до гроба…твоего.
Я нахмурилась.
- Что? О чем вы говорите?
Старуха заблеяла беззубым ртом:
- Каждый твой новый мужчина будет желать только одного – твоей любви и твоей смерти! Над тобой черный саван и сильная мужская рука накинет на тебя его. Ты проклята, душа в черном тумане, жизнь на волоске. Одной ногой ты уже давно в том мире – в мире мертвых и потерянных душ. Берегись!
Последнее слово рассыпалось в воздухе на миллион частиц и звуков, и каждый из них эхом зазвучал в голове.
Я, закрыв глаза, поморщилась от боли, замотала головой, пытаясь прогнать вязкий дурман. А когда открыла, старухи не было.
Я посмотрела по сторонам, с удивлением обнаружив, что нахожусь на самом отдаленном участке рынка, там докуда раньше я ни разу не доходила. Восточный базар кружил и смешивал запахи и ароматы эфирных духов, табака, масел и пряностей. Шаловливый ветер играл с монистами на танцевальных юбках, шелестел шелковыми платками, подхватывал кальянный дым и поднимал высоко к серому небу.
Я, так и не поняв, как забрела сюда, медленно двинулась по одному из товарных рядов, отважилась спросить у одного из торговцев:
- Извините, а вы не видели, куда делась женщина, с которой я только что разговаривала?
Мужчина странно посмотрел на меня, помолчал и вместо ответа кивнул на свой товар.
- Нет, спасибо, мне ничего не нужно.
В голове опять гудел рой диких сварливых пчел.
Мои мысли, словно мед, тянулись вязко и бесконечно, липли одна к другой, путались, не давали выдернуть из слипшегося комка одну правильную нить. Я свернула на другой ряд и вдруг увидела ее. Словно взбодрившись от невидимого толчка, бросилась за странной старухой, но та и не думала убегать. Лишь резко обернулась, когда я была уже рядом, зашипела, чмокая губами:
- Только истинная любовь спасет тебя. Между вами нить, которую не оборвать, ни обрезать. Это нить судьбы – она самая прочная. Нить оборвется, только если оборвут твою жизнь, а желающих сделать это, предостаточно. Верно ведь?
Я мотнула головой.
- В твоей крови бежит сила разрушения. Они, твои мужчины, любят тебя, но наступает переломный момент и любовь сменяет ненависть.
- Но почему так? – пред глазами пронесся взбешенный отчим, ревнивый Глеб.
- Ты сама провоцируешь их на это.
- Чем?
- Тем, что ты есть. – Старуха сощурила и без того узкие щелочки глаз. – Кто твоя мать? Кто отец? Ты знаешь?
- Нет. – Я мотнула головой. – Я выросла в приемной семье.
Старуха понимающе кивнула головой, словно и без моих слов все, зная и ведая. Прошелестела, вновь окутывая запахом сушеных трав:
- Твой настоящий отец умер от черного морока.
Я вздрогнула и попятилась назад.
- Но мать твоя, погубив себя, отдав себя ему во служение, не смогла уберечь тебя. Бросить дитя – не значит спасти его. Она это знает и потому мучается. Смерть заберет и тебя. Вместе с тобой уйдет и проклятие.
- Что мне делать теперь с этой информацией? Что это за проклятие?
- Веришь мне? – старуха наклонилась и стала как будто выше ростом, заглянула в мое лицо. Запах трав сменился дымом осенних жженых листьев.
Я попятилась, но рука старухи крепко сжала мое запястье.
- Верю. – Прошептала беззвучно и прикрыла глаза – височная боль чуть не сбила с ног.
- Я говорю, первая любовь вернется в твою жизнь, тогда, когда совсем забудешь.
- Вадим?!
- Он. – Кивнула старуха и сказала с тяжелым вздохом. – Погубишь и его, и себя. Либо спасетесь и будешь счастливой, богатой, знаменитой!
Я задрожала. Теперь сама схватила руку старухи, которая вдруг ослабила свою хватку.
- Что с проклятьем? Вадим не спасет меня? Это же он моя первая любовь! И единственная!
В просторном кабинете громко тикают настенные часы.
Мужчина средних лет, в дорогом костюме цвета стали и золотых очках с интересом смотрит на меня. Из-за толстой оправы я не вижу цвет его глаз, лишь предполагаю. Отчего-то подумалось, что у него светлые глаза – голубые, как летнее небо, или зеленые, как сочная трава, ведь должно же быть хоть что-то светлое в этом человеке.
Бросаю на него быстрый взгляд.
Хмурый. Выглядит сердито и отнюдь не располагает к себе.
И зачем я только пришла?..
Мужчина тем временем не громко кашлянул, поправил окуляры, вновь ожидающе замер, опустив руку в дорогих часах на подлокотник кожаного кресла, другой рукой обхватил толстый ежедневник.
Я потерла все еще трещавшую по швам от недельного запоя голову, скользнула взглядом по коньячному бархату переплета, задержала на несколько секунд взгляд на золотистой закладке, что выглядывала из ежедневника ровно посредине.
И, наконец, неожиданно для себя, сказала:
- В тот вечер отец сказал, что во мне течет грязная кровь, и что я качусь по наклонной. – Лицо покрылось пунцовой краской. – Вы ничего не спрашивали, а я…
Я облизнула губы, хотела встать, но удобное кожаное кресло словно сковало – как итог, я смирилась и расслабилась. Мужчина, напротив, довольно улыбнулся и стал вдруг не хмурым, а добрым. Внутри потеплело.
- Все хорошо, Александра. – Его голос прозвучал мягким бархатом. – Ты начала говорить, значит, контакт получен.
Он снова улыбнулся, дернул за край золотистой ленты, и книга раскрылась ровно посередине.
- Повторюсь, мое имя Александр Никитич. У меня уже сведения о тебе, которые ты мне прислала. Я оглашу, а ты дополнишь, если будет желание. Хорошо?
Я нахмурилась. Он произносил слова медленно и тягуче, словно разговаривая с больной. Желания что-то дополнять не было, и просто говорить тоже. Я дернула плечом, нехотя кивнула.
- Хорошо. – Он смерил меня взглядом. – Твое имя Александра. Двадцать четыре года. Проживаешь одна в съемной квартире. Не замужем, но есть приятель. Родственники есть – приемная семья, с которой ты жила до восемнадцати лет и с тех пор больше не виделась. – Он посмотрел на меня, я кивнула. – Ненавидишь отчима, за то, что унижал и поднимал руку, ненавидишь мать, за то, что не родная и выдумала проклятие. Ненависть. Слишком много её в тебе?..
Я шмыгнула носом.
- Не знаю. Но думать о них не хочу.
- Год назад о тебе выходила статья в местных газетах. Ты проходила свидетелем по громкому делу. Главный обвиняемый был твоим сожителем.
Снова его вопросительный взгляд.
- Семь лет назад я с ним встречалась. – Прошептала я, чувствуя, как начинаю дрожать. – Я прожила с ним полгода. Знакомы мы были больше. Это он забрал меня из дома и помог сбежать. И я ему поверила. В его любовь поверила. Но оказалась, что он врал. Он не умеет любить. Я осталась снова одна в большом чужом городе. Устроилась официанткой, еле-еле сняла квартиру. И однажды в ресторане познакомилась с нужными людьми, занялась делом, участвовала в конкурсе модельеров. Потом появился Гарик. Я обслуживала их столик, когда он ужинал там с друзьями.
Мужчина долго молчал, не сводя с меня своих глаз.
- Скажите мне, Александра, вы готовы вновь вернуться в прошлое, чтобы, наконец, разобраться с ним и навсегда перевернуть эту страницу. Ведь то, что происходит с вами сейчас, а именно ваша мигрень, депрессия, апатия к жизни, все это берет свои истоки там, в прошлом. Я так понимаю, изначально это была детская травма, на нее наложилась травма юности – приемная семья, неразделенная любовь, окончательно это все закрепили не здоровые токсичные отношения. Вы повязли в этих травмах. И только избавившись, отпустив его, вы сможете начать спокойную, здоровую, счастливую жизнь.
- Готова. Не стоит, и прилагать усилий. Я всегда там, в своем прошлом.
- Хорошо. – Профессор вновь кивнул головой, поправил очки. – Давайте, для начала, вы ответите мне вот на какой вопрос: вспомните свой самый счастливый день.
- Счастливый? – темные брови скользнули вверх, я усмехнулась, но все же задумалась.
- Да, самый счастливый.
- Я не знаю. Не помню. – Я поджала губы, нервно мотнув головой.
- Но он ведь был?
Я усмехнулась.
- По идее должен был быть.
- И?
- Да что и? – я вдруг вскрикнула, хотела подняться с кресла, но замерла в движении. Затем, словно осознав все, медленно опустилась обратно. – Я вообще не об этом бы предпочла говорить!
- А о чем? – Профессор улыбнулся.
- О том, что все не так, как у людей. Все неправильно. Иначе.
- Как иначе?
- Я как кукла, все время кому-то принадлежу и делаю только то, что хотят другие. Так происходит сейчас, было с Глебом и до него. С самого детства – я – ни я.
- А как вы, Александра, думаете, почему это происходит?
- Потому что…Я не знаю. Быть может, меня по-настоящему никто не любит? Или я не люблю.
Я посмотрела на голубое небо с чудными разводами рыхлых белоснежных облаков, вспомнила, как радовалась, что квартира находится в этом районе, рядом с парком, в котором, как мне тогда казалось, я буду ежедневно прогуливаться.
Но прошел год, и за это время в парке я побывала лишь дважды.
Первый раз, когда гуляла здесь одна, во второй вот с Ритой.
Подруга все причитала о незавидном моем прошлом, а сама я все думала, когда они уже добредут до озера, чтобы, усевшись на скамейку, можно было украдкой от посторонних налить в стаканчик из-под мороженого вина. А тем временем, холодные шарики мороженого бессовестно таяли в пластиковом стаканчике, так и не побывав на моих пухлых губах.
- Сашок! – позвала меня Ритка, покосившись в стакан с мороженым. – Ты есть то будешь? А то шоколадный еще держится, а фисташковый шарик совсем приуныл.
- Жалко? – со смехом фыркнула я. – Молочный коктейль будет.
- Не жалко, - подруга выбросила жвачку, поравнявшись с урной. – Так что, Александр Никитич так и сказал, что любовь спасет?
- Ага, так и сказал, любовь спасет мир. – Я протянула мороженое подруге. – Держи.
Рита довольно улыбнулась.
- Знаешь, может, он и прав. – Я пожала плечами. – Вот если, к примеру, представить, что Вадим тогда не уехал, а остался со мной… разве моя жизнь была сейчас такой никчемной? Разве я сбежала бы из дома? Разве отдалась жулику и бандиту Глебу? Терпела бы от него унижения и побои? Терпела бы этого стареющего, но пытающегося молодиться Гарика? Их бы просто не было! Этих людей не было бы в моей жизни! И они не причинили мне столько разочарования и боли. Разве бы Вадим позволил всему этому произойти со мной? Он бы любил меня и оберегал, защищал.
Я и не заметила, как опустилась на скамейку у озера, как склонила голову подруге на плечо.
- Ну, тише, тише, не плачь. – Прошептала Рита, погладив меня по голове. – Значит, Вадим не твой мужчина, а тот, кто тебе по судьбе обязательно встретится, какие твои годы! И все забудется.
- Да. – Прошептала я, поднимая голову. Серебристая гладь озера шла рябью, и нестерпимо захотелось окунуться в него. Я встала, присела у края воды и плеснула себе в лицо озерной прохлады.
- Зачем ты вообще связалась с ним? – покачивая головой, спросила Ритка. Стаканчик из-под мороженого уже был кристально чист.
Я взяла его, дрожащей рукой, наполнила вином, выпила до последней капли, шмыгнула носом.
- Не знаю. Я же ушла из дома, без денег, без всего, а он помог. Посадил на трассе в машину и увез в Петербург. Дал крышу над головой, заботу. Он мне тогда казался таким взрослым, надежным, он первый кто повстречался мне на пути. И я доверилась ему. Счастье длилось недолго. Месяца три, не больше, а потом, он превратил мою жизнь в ад. Кромешный. Впрочем, не сильно отличавшейся от того, в котором я пребывала ранее. Там, дома, в приемной семье. А потом вообще хотел грохнуть.
- Ох, Сашка, Сашка, не путевая ты.
- Пусть так. – Я засмеялась – не по-настоящему, а выдавливая из себя вибрации, отдаленно напоминавшие смех. – Как мой отец говоришь. Он тоже так всегда считал. И вот видишь, Глеб хотел меня убить. А теперь у меня Гарик. Интересно, он тоже захочет?
- Ой, опять ты с этими сказками. Думаешь, мать права?
- А вот и увидим. Скоро уже, наверное.
- Ты еще на битву экстрасенсов сходи, - засмеялась Рита.
Я смерила ее холодным взглядом.
- А может, и схожу. Хотелось бы не верить, но…
- Тиран был твой Глеб, впрочем, он получил по заслугам.
- Получил, - согласилась я. – Посадили. Пойдем обратно? Голова опять заболела.
Я вернулась домой еще более опустошенная внутренне, чем до встречи с профессором. За окном, не переставая, шел ливень. Я, вымокшая до нитки, села, не раздеваясь, на кожаный диван, обхватила руками голову. За окном, что было настежь открыто, заплакал ребенок, с подоконника полились ручейки воды. Я представила, как недовольно морщится Гарик, увидев эту картину: я мокрая сижу на его дорогом диване, по белоснежной коже которого стекает вода; мои ноги в дорогих итальянских туфлях стоят на паласе из телячьей кожи, что сделан был для него по эксклюзивному дизайну и от моей обуви на коричнево-бежевом ворсе черные следы грязи.
Я самодовольно улыбнулась, представив, как меняется его лицо, когда я произношу свое прискорбное – нам надо расстаться.
Гарик приехал, когда я, напевая унылый шансон, тёрлась мочалкой за стеклом запотелой душевой кабины.
- Привет, как дела? – спросил он, открывая дверь душевой. Вода горячим потоком хлынула к его ногам. Я поднялась, улыбаясь.
- Приехал...
Я ступила на холодный кафель, поскользнулась и упала аккурат к его ногам. Он наклонился, грубо дернул меня за руку.
- Мне некогда. – Процедил он сквозь зубы, помог мне подняться, набросил на плечи полотенце. – Пойдем, у нас мало времени.
- Снова потрахаться приехал? А потом к своей женушке? Или кто у тебя там? Гарем, быть может.
- Замолчи, Сашка, - сказал он возбужденно и прижал меня к себе, заскользил колючей борой по тонкой шее. Я содрогнулась. – С ума сводишь, чертовка, поэтому и приехал.
- Ой, да мне что-то и вправду не очень…
Я почти на ощупь – в глазах потемнело, коснулась чьей-то руки. Рука оказалась теплой и сильной, потому как с легкостью поставила меня, обессиленную, на ноги. Я мотнула головой – немного прояснилось.
- Вот, возьми, воды. – Сказал парень и в мою ладонь вложили небольшую бутылку.
Перешел на «ты» - занудно мелькнуло в голове, но воду я взяла и даже сделала несколько жадных глотков.
- Лучше?
- Да. – Мне и вправду полегчало, а потому я высвободилась из его объятий. – У меня давление низкое. Такое бывает. Ничего страшного. Да и проблем много.
Я подняла глаза, снова сощурилась – солнце нещадно слепило. И видела я лишь его силуэт – высокий, светловолосый, над головой порхают мушки из моего ослепленного сознания.
- Что? – засмеялся он и силуэт пошатнулся. – Смотришь, как на привидение.
- Если бы. Я еще не прозрела. И не прозрею, пока не отойду в тень.
Я нахально отпихнула его в сторону и прошла мимо к стене серого здания. Встала под козырек антикварного салона и обернулась. Парень оказался молоденьким – мой ровесник или чуть старше, кареглазым, с пушистыми длинными черными ресницами, весьма симпатичным. Черный спортивный костюм с нашивками в виде боксерских перчаток подчеркивал его подтянутое тело.
- Спортсмен? – улыбнулась я.
- Спортсмен. – Кивнул парень. – Боксер.
- Классно. – Я снова улыбнулась, отчего-то ощутив себя рядом с ним совсем юной.
Парень в ответ довольно ухмыльнулся, поправил на плече спортивную сумку.
- Тебе точно стало лучше?
Я неоднозначно пожала плечами.
- Вроде бы да, не знаю, надолго ли – с утра ничего не ела, отсюда и слабость.
- Может пообедаем?
Я усмехнулась, он добавил, окидывая меня оценивающим взглядом:
- Ну, идем?
Он вновь поправил по виду тяжелую сумку и пошел вперед, я, поджав губы, пошла следом. Шла и смотрела ему в коротко стриженый затылок, на широкую спину, на длинные спортивные ноги, на ягодицы, что обтягивали штаны при движении.
- Ты чего там? Уснула? – он обернулся.
- В смысле? – замешкалась я, впадая в ступор. – Я вроде иду.
- Так рядом иди, чего сзади плетешься?
Я удивленно заморгала от его прямолинейности, сделала шаг навстречу и поравнялась с ним.
- Так пойдет?
- Пойдет.
- Куда идем?
- Да тут рядом. Хинкальная.
Он довольно засмеялся и вдруг взял меня за руку.
- Вот и отлично. Идем.
- Это не обязательно. – Я кивнула на руку, но он лишь нахально покачал головой.
- Не парься, все нормально, а то вдруг опять упадешь?
Я сдалась, а он добавил:
- Да мы и пришли уже.
В заведении кроме нас – никого.
- Садись, чего встала?
- Такой простой. – Я села, посмотрела на стоявшее посреди стола меню – картонный уголок с названиями блюд.
- Как два рубля.
- Чего? – Я хмуро взглянула на него, он улыбнулся, и я тоже усмехнулась.
- Простой, говорю я, простой. А разве это плохо?
- Не знаю, мне все равно. Угощай, давай.
Парень засмеялся, кивнул девушке за барной стойкой. И пока та шла к нам, посмотрел на меня пронзительным взглядом карих глаз. Уголки его губ дрогнули и на щеках заиграли ямочки от улыбки. Блеск же в глазах откровенно кричал о симпатии. Я отвела взгляд – только его мне не хватало для полной коллекции проблемных отношений. Специально игнорируя его, я повернулась к телевизору. Он же, усмехнувшись, сделал заказ, ответил кому-то по зазвонившему у него телефону, не сводя с меня своих глаз – я кожей ощущала его взгляд, и только когда на столе появилось горячее блюдо, сказал:
- Давай ешь, принцесса! Хватит выделываться.
Я выгнула бровь, хотела возмутиться, но он снова улыбнулся, и я вдруг расслабилась.
- Вкусно. – Сказала, улыбнувшись, отправляя в рот второй кусок горячего пельменя. – Мне нравится.
- Вот. Я же говорил. – Он улыбнулся, и я скользнула взглядом по его губам, красиво очерченным и блестящим от растаявшего в блюде масла. – Знакомиться будем? А то я почти все съел, а расставаться с прекрасной незнакомкой не хочется. Прогуляемся?
Я перестала жевать, сделала глоток растворимого кофе. И вдруг кивнула.
- Саша.
- Паша.
***
- Ты дура, Саш?! – спросила Ритка. – Провести весь день и весь вечер с незнакомым мужиком! Пойти к нему домой?!
Я засмеялась, растянувшись посреди кровати.
- Да нормально все было! Он оказался очень милым и таким простым что ли, добрым. Без выкрутасов и понтов, от которых тошнит уже.