Предатель. Тебе отольются мои слёзы

Глава 1. Сестра и муж

Вместо объятий любимого мужа, на пороге дома меня встречают звуки секса.

Агрессивного, от которого вибрируют стены коттеджа.

Меня сразу же бросает в горячий пот.

Я теряюсь и не знаю, куда бежать.

Пульс начинает стучать в висках все сильнее, а глаза, я до конца не понимаю почему, переполняются слезами настолько быстро и сильно, что крупные капли влаги падают мне на грудь.

Рукой придерживаю большой живот и с отвращением, прислушиваясь к ритмичным шлепкам, иду на этот разрывающий душу звук.

Наверное, это брат мужа привел сюда девицу в наше отсутствие. У него на всякий случай есть комплект запасных ключей.

Или…

Или этому есть другое рациональное объяснение!

Потому что мой Михаил не из тех мужчин, которые способны изменять беременной жене.

Он тот, кто собственноручно красит детскую комнату в нежно-розовый цвет, несмотря на свою природную брутальность.

Он тот, кто собирает кроватку и бережно кладет туда детский матрас, а наверх садит плюшевого мишку. Ведь он уверен, что это будет любимая игрушка нашей дочурки, которая вот-вот появится на свет.

Михаил только вчера прислал мне сообщение с прикрепленной к нему фотографией горы пачек подгузников. Я шутя его пожурила и напомнила, что новорожденные растут быстро и столько подгузников нам не понадобится.

А сейчас, я шмыгаю носом и голыми ногами по бреду по прохладному кафелю в сторону кухни, откуда продолжают доноситься стоны, шлепки, и другие сопутствующие звуки быстрого, жёсткого секса.

Побелевшими пальцами вонзаюсь в дверной косяк. Меня шатает, перед глазами пляшут черные точки.

Кончиком языка убираю попавшие на губы слезы, что нескончаемым потоком текут по лицу.

И захожу.

Первыми в глаза бросаются разметавшиеся по мраморному кухонному острову женские волосы цвета вороньего крыла.

Длинные, шелковистые.

Как у моей сестры.

Горло царапает немой крик, а в голове пульсирует ужасающая догадка.

— Адель?

Ее имя само срывается с губ, я ничего не успеваю поделать.

Девушка, что извивалась под моим мужем еще секунду назад, вскрикивает от неожиданности.

Взмахивает рукой с острыми ноготками цвета фуксии и случайно сталкивает с центра кухонного острова дерево Бонсай. Горшочек падает и разбивается, а растение, за которым я ежедневно ухаживала, лежит на полу в куче земли.

Михаил подарил мне его, когда сделал предложение. Он тогда пояснил, что если за деревом Бонсай ухаживать с любовью, то оно может прожить сто лет.

И поклялся, что это дерево мы обязательно передадим по наследству не только нашим детям, но и внукам.

Таким оригинальным признанием в любви, и обещанием счастливой семейной жизни он подкупил меня.

А его любовница только что разбила не просто дерево любви, как я в шутку называла Бонсай, но и меня.

Я тоже вся в осколках, лежу в куче холодной, могильной земли и медленно умираю.

— Катерина?! — голос Михаила звучит строго, а сам он на шаг отходит от разведенных в стороны бедер моей сестры. Поправляет ремень брюк, не сводя с меня взгляда, и раздраженно чеканит: — Какого черта ты здесь делаешь?

Глава 2. Я от тебя уйду

Адель вслед за моим мужем гордо поднимается и не спеша застегивает пуговицы на блузке.

Оттягивает юбку, что даже в расправленном виде не оставляет простора для фантазии, и становится рядом с моим мужем.

Меня поколачивает от истерики, что набирает обороты. Я вдоха нормального не могу сделать. Хриплю. Всхлипы бесконтрольно вырываются из груди.

В самом страшном сне я не была готова к тому, чтобы лицезреть двойное предательство накануне родов.

Парных родов. Михаил хотел присутствовать, чтобы самостоятельно перерезать пуповину.

Так что же он только что натворил? И почему из всех женщин именно с ней?

Малышка, похоже, чувствует, что я расстроена, и начинает пинаться у меня в животе.

Я руками обеими обхватываю живот в защитном жесте и перевожу замыленный слезами взгляд с мужа на Адель и обратно.

— Ладно, — сестра кокетливо откидывает прядь волос за спину. — Думаю, вам и без меня есть о чем поговорить.

Ее глаза блестят после секса с моим мужем.

Она бросает на меня победный взгляд, виснет на плече Михаила и тянется, чтобы чмокнуть его в щеку.

Он резко поворачивается к ней лицом, одергивает.

— Помни свое место, — и отталкивает.

Подошва туфель сестры скользит по кафелю, и она боком ударяется о край мраморной столешницы.

— Ай, больно! — шипит она и прикладывает руку к своему животу.

Ее красивое лицо искажается гримасой сильного дискомфорта.

— Нахуй отсюда пошла, — небрежно бросает ей Михаил.

Адель, охая и ахая, проходит мимо меня.

Равняется со мной, и пока не видит муж, нагло подмигивает.

Она всегда была такой. Дерзкой.

Но до недавнего времени благодаря ее природной харизме и объективно красивой внешности наше окружение не замечало недостатков.

Это сейчас друзья, общие знакомые, и даже родители наконец то признали, что у нее тяжелый характер.

А ведь ее выходки во взрослом возрасте не идут ни в какое сравнение с тем, как она методично превращала мою жизнь в ад в школьные годы.

Мама встретила моего отчима — отца Адель, когда нам с ней было по пять лет. С тех пор, вплоть до университета мы учились в одном классе.

Герман Вольфович по долгу военной службы какое-то время жил в Прибалтике. Там он и встретил свою первую жену Агнессу. Они поженились и у них родилась девочка.

Я не знаю, от чего именно умерла Агнесса, но с трех лет отчим воспитывал дочь самостоятельно.

Когда родители съехались, а отчима я считаю именно отцом, я была искренне рада тому, что у меня теперь есть сестра.

Сначала она показалась мне скромной, потому что чаще всего молчала и мило улыбалась, когда к ней обращались.

А потом она начала подговаривать против меня ребят на детской площадке.

Те убегали от меня и бросались песком. То же самое продолжалось в начальной школе. Со мной практически никто не хотел дружить, потому что Адель пустила слух якобы у меня чесотка.

Уже в средней школе я стала полноценным объектом для насмешек.

Испачканный мелом портфель и жвачка в волосах померкли по сравнению с самой главной пакостью, которую мне устроила сводная сестра.

Она нашла мой личный дневник и прочла его. Ее особенно повеселила страница, где я признавалась в своих чувствах к однокласснику.

Она сделала около сотни ксерокопий той страницы и раздала их всем старшеклассникам.

Это был позор, после которого тот парень стал делать вид, что меня не существует. Остальные тупо измывались, вслух цитируя мои записи.

Как сейчас помню, его звали Денис Егоров.

Он был самым популярным мальчиком в школе, спортсменом и баскетболистом.

Я была забитой тихоней.

Но не от природы, а чтобы лишний раз не навлекать на себя гнев беспричинно обозленных на себя одноклассников под предводительством Адель.

Иногда мне казалось, что я надумываю, ведь ей просто не за что меня ненавидеть.

Я утешала себя тем, что она просто не умеет дружить. Отсюда и такие обидные для меня выходки.

То, что сводная сестра испытывает ко мне не что иное, как ненависть, я поняла, когда незадолго до выпускного, она вдруг прислала мне СМС.

«У черного входа. Быстрее!»

Я почему то сразу же решила, что она попала в беду. Бросила рюкзак на плечо, выбежала из здания школы, обогнула его и направилась к черному входу, что располагался рядом со спортзалом.

— Егоров, ну ты просто гора мышц без своей футболки! — произнесенные слова сразу же ударили в сердце. Это сестра. На секунду я замерла, но потом продолжила идти. — Да здесь точно никого нет! — звучало так, будто она уговаривала Дениса. — Я не поняла, ты хочешь или нет?!

Хотел.

Денис Егоров так сильно хотел мою сводную сестру, что среди бела дня занимался с ней сексом.

Держа её за попу на весу, своим мощным торсом он прижимал ее к двери.

Адель висела на нем, обхватив его мощную шею руками. Мини-юбка спокойно позволяла ей закинуть ноги ему на поясницу.

Она всегда носила ультракороткие юбки.

Пока Денис Егоров осатанело вбивался в Адель, она, зная, что я на них смотрю и давлюсь слезами, просила его делать это быстрее.

Нахваливала размер его члена и громко стонала.

А когда он был близок к финалу, она встала перед ним на колени, открыла рот и вытянула язык.

Мне стало омерзительно. Я развернулась и ушла, навсегда вычеркнув из своего сердца первую любовь.

В самом страшном сне я не думала, что она снова это сделает. Снова унизит меня и надругается над моими чувствами.

Мы ведь повзрослели. Обе замужем. Ее муж Виталик – золотой парень и приятель Михаила.

Боже, дай мне сил пройти через этот ужас.

— Ты мне изменил, — сиплю я, возвращаясь в реальность, и поднимаю взгляд на мужа. — У нас дома, на кухне, только что… Как ты мог?

— Твоя сестра — шлюха, — Михаил развязывает галстук и оттягивает воротник рубашки. — Да и разве это измена? — он вскидывает темную бровь. — Я просто справил нужду. Не надо драматизировать.

Глава 3. У меня кровь

— Ты угрожаешь отобрать у меня дочь?! — дрожь собственного голоса пронзает все тело.

Я еле стою на ногах. Все это кажется безумным кошмаром.

В муже, что стоит напротив, я больше не вижу любимого человека и защитника.

Перед глазами до сих пор стоит картинка, как он спал с моей сестрой.

Нагло. Мерзко.

— Нет, — он подходит ко мне и мягко берет меня за локоть. — Я всего лишь предупреждаю о последствиях. А то мало ли что твой беременный мозг решил наворотить.

— К своему мозгу, у тебя, вижу, претензий нет? – дергаюсь, чтобы высвободить руку.

Михаил не отпускает. Назло притягивает меня еще ближе.

— И почему ты не подумал о последствиях, когда изменял мне с Адель? Надеялся, что я не узнаю?!

— Голос, Катерина! – рявкает муж. – Голос на меня не повышай. Никогда. Это плохо кончится. Истеричек я не переношу на дух.

Он стоит в плотную. Нависает надо мной и давит взглядом.

В голове только одна мысль: оттолкнуть его и бежать, куда подальше.

— У тебя на воротнике помада, — тяну ладонь к его мощный шее и указательным пальцем провожу по воротнику. — За что ты так со мной поступил?

Наверное, я совсем слабая, потому что заданный мной вопрос прозвучал писком. Ультразвуком. Чем-то слабым-слабым.

— Ты здесь ни при чем.

Уверенно произносит Михаил, берет мою руку за запястье и целует тыльную сторону ладони.

Это настолько несвойственный для него жест, что я настораживаюсь. Орлов строгий, порой мрачный мужчина, который лишний раз не приобнимет.

А тут…

Всматриваюсь в синие глаза, затянутые сеткой красных капилляров. Что-то в них есть… Насмешливое и в то же время болезненное.

Заглядываю за спину мужа и вижу там наполовину опустошенную бутылку виски, а рядом с ней бокал, на дне которого еще осталось.

— Ты пил? — этот вопрос так естественно и быстро слетает с губ, что я не успеваю остановиться.

Михаил втягивает носом воздух, рукой потирает подбородок с немного отросшей щетиной.

Это так не него не похоже.

Хотя. Секс с моей сестрой тоже не самый ожидаемый поступок. Видимо пришло мое время разочаровываться в любимом человеке.

Подруги мне давно полушепотом говорили, что однолюбов нет. И все мужики гуляют. А вот попадаются, да, не все.

— Пил, Катерина. В одно рыло, как свинья. Я бы и тебе предложил, но ты в положении.

— Ты пьян?

Он снимает с себя черный пиджак, бросает его на спинку стула.

До меня только сейчас доходит, что он одет во все черное. Почему?

Пока я была в поездке, мы общались по видео связи и ничего необычного в его поведении я не замечала.

Сейчас необычно все.

— Ты ведь не это на самом деле хочешь спросить, — снова эта насмешливость в его хмельном взгляде.

Он не пьян в стельку, нет. Но за годы жизни вместе я хорошо выучила его дозу алкоголя на каком бы то ни было мероприятии.

Орлов следит и за своим здоровьем, и за репутацией. Поэтому строго никаких пьянок.

Я смело могу сказать, что сегодня он пьянее, чем когда-либо до этого дня.

— Тебе интересно другое, — продолжает подначивать он, а у меня кровь в жилах стынет.

Он похож на огромного хищника с острыми когтями, который поймал за хвост глупую беременную мышку.

— Ты хочешь знать трахнул я Адель по пьяни или нет. Верно?

— Нет! – вскидываю подбородок.

— Зачем врешь? Ты даже не взяла время подумать, — насмехается. – Подумай, любимая.

Михаил отворачивается.

Идет к столу, а на нем бутылка, у которой даже крышка до конца не была закручена. Наливает себе виски, и судя по звуку, довольно много.

Взгляд поникший, а голова опущена вниз, словно кто-то накинул ему на шею веревку и привязал к ней тяжёлый камень.

Если бы не его измена…

Да я бы места себе не находила, видя его таким! А сейчас, сжав кулаки, я молча смотрю ему в широкую спину, на которой натянулась рубашка.

Михаил берет бокал и опустошает его залпом. В один глоток.

Со стуком ставит его на стол. Прочищает горло. И как ни в чем не бывало, поворачивается ко мне.

— Подумала?

— Мне все равно, в каком состоянии ты это сделал!

— Что еще? Я вижу, как у тебя горят глаза и как мило ты сжимаешь кулачки. Говори-говори.

Да он издевается.

— Ничего нового ты не услышишь, Миша. И если нам придется побороться за ребенка, пусть так. Но суды, — я заикаюсь, потому что он в два шага преодолевает расстояние и наклоняется ко мне тяжело дыша парами алкоголя.

— Суды? – переспрашивает он и щурит взгляд, будто не понимает смысла моих слов. – Ты хочешь потягаться со мной в судах? Я тебя уничтожу, — опасно произносит он у моего лица, — а дочь заберу. Такой вот у нас будет суд, Катерина. Нравится перспектива?

— Подонок! – заношу руку, чтобы ударить его по лицу. Он перехватывает. – Урод! – заношу другую. – Ненавижу тебя кобеля! Как ты мог? – бьюсь в его руках и кричу в лицо предателю: — Как ты мог предать меня и нашу дочь? Чтоб ты сдох!

— Чтоб я сдох? – почему-то из всех слов он цепляется именно за эту фразу.

А потом хватает меня и едва ли не волочит из кухни в гостиную. Я тщетно пытаюсь его поколотить, ногами упираюсь.

Орлову все равно.

Он наконец останавливается, когда мы стоим на мягком ковре посередине комнаты.

Трет большим и указательным пальцами переносицу, а потом срывается и несколько раз впечатывает кулак в стену.

Я вскрикиваю.

Перед глазами пляшут звезды, начинает кружиться голова.

— Катерина? – Михаил подлетает ко мне, ошарашенный. Стряхивает с костяшек крошки стены.

Его взгляд опускается на мой живот, прикрытый тканью платья для беременных. На белой ткани с принтом розовых цветов вдруг стремительно разрастается пятно крови.

— Миша! – я визжу, приложив к лицу руки. – Миша, у меня кровь…

Глава 4. Не то, что твой Орлов!

Муж аккуратно поднимает меня. Одна его рука у меня под коленями, другой он придерживает спину.

И медленно опускает на диван.

— Это из носа. Сядь поудобнее и сожми чуть выше ноздрей, я принесу компресс.

Задираю голову, чтобы больше ничего не испачкать.

Слышу, как Михаил возится на кухне.

Из-за страха крови я не сразу сообразила, что это из носа.

Все мысли в миллисекунду сконцентрировались вокруг моей беременности, я уже думала о трагичном сценарии, в котором у меня начинаются экстренные роды с осложнениями.

В день, когда я застала мужа на сестре.

— Держи, — Михаил подает мне мокрое полотенце. — Тебе лучше наклонится вперед, чтобы кровь не попадала в желудок…

Выставляю вперед руку, чтобы он не и думал садиться рядом.

— Сама разберусь! — поворачиваюсь к нему, держа у лица компресс.

Он смеряет меня уничижительным взглядом, становится напротив, и садится на корточки прямо передо мной.

— Сама ты можешь только сесть в лужу, — он цокает языком о зубы. — У тебя в животе моя дочь, так что будь добра, следи за здоровьем. И это, если что, нихуя не просьба. Поняла? — с нажимом уточняет.

Так и хочется пристыдить его за мат, но я держусь. Делаю скидку на то, что он пьян.

— Сам за здоровьем следи, — откидываюсь на спинку дивана, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между нами. — Не зря же ты обозвал мою сестру шлюхой. Она любит, — подчеркиваю это слово, — мужчин. И ты это прекрасно знаешь.

Не в моем стиле обговаривать людей, но в этой ситуации, как на войне – все средства хороши.

О своеобразном образе жизни, который сама Адель называет свободным, знает вся семья.

Когда она вышла замуж, родители расслабились. Дочь-то остепенилась, и семью создала с достойным человеком.

Но не тут-то было.

Через полгода после свадьбы Адель по мной по секрету поделилась, что у них с Виталиком открытый брак. По ее словам, он ни в какую не соглашался, но под угрозой развода все-таки позволил жене иногда развлекаться на стороне.

Она за это обозвала его каблуком. И подытожила свой рассказ тем, что, если бы не деньги родителей Виталика, она бы никогда не вышла за него.

« Сосунок мой Виталя. Не то, что твой Орлов!» — жаль, что эту ее фразу я тогда пропустила мимо ушей.

Вместо этого я увлеклась моральной стороной ее поведения. Мол, как можно? Ведь семья – это святое!

Святое…

Орлов все также сидит напротив, и совсем немного опускает голову, не переставая на меня смотреть.

От этого его взгляд становится зловещим.

Стараюсь не думать о том, что его необъяснимая злость, которую он вымещает на меня, только что была подкреплена щедрой порцией спиртного.

— Я принял меры предосторожности, если ты об этом, — скалится Михаил.

— Ах, какой ты молодец! — убираю с лица компресс, убеждаясь, что кровь остановилась. — И как давно ты носишь с собой презервативы, надеясь на случайный секс, пока твоя жена мучается от токсикоза и хронической усталости?

Не даю ему возможности ответить. Бросаю в него мокрое полотенце, стараясь не смотреть на кровавые пятна, и встаю, чтобы уйти.

Он ловит самодельный компресс и швыряет себе за спину. Тоже поднимается на ноги.

И ведь даже не пошатнулся от выпивки. Распрямился как гребаный терминатор, чтоб его.

— Ты сама просила, чтобы я их купил. Забыла?

А вот это правда. Беременный мозг накрутил меня настолько, что я, предварительно проконсультировавшись с гинекологом, попросила мужа купить презервативы.

На всякий случай. Я тогда не верила в то, что он может изменить.

Я боялась за беременность, начиталась в интернете про риски на свою голову. Пониженный иммунитет у беременных — это не шутки.

Михаил тогда внимательно меня выслушал, в пух и прах разнес мои страхи, но на просьбу согласился, хотя в последний раз презервативами мы пользовались еще до брака.

— Правда, после этого мы все равно так и не потрахались, — от этой претензии щеки обдает кипятком.

Кажется, даже кончики ушей горят.

— Что заткнулась? Повернись ко мне, трусиха. Не хочется говорить на неудобные темы, правда? А придется.

Горло вмиг пересохло от страха предстоящего разговора.

Хотя.

Вскидываю подбородок и смотрю на Орлова. Отсутствие секса не является индульгенцией на мерзкую измену.

— Ты прав, — прочищаю горло. — Мы так и не потрахались.

У мужа слегка двигается нижняя челюсть, да и само лицо чуть вытягивается.

— Что такое? Не привык к тому, что я тоже могу сквернословить? — скрещиваю руки на груди.

— Не можешь. В том то и дело. Рот моей жены не помойка, поэтому следи за словами. Или, все-таки, помойка?

— Ты… — от гнева мне не хватает воздуха, — ты совсем обалдел, Орлов? — срываюсь на крик, от бессилия хватаю с дивана декоративную подушку пудрового цвета и замахиваюсь на него. — Ты переспал с моей озабоченной сводной сестрой! И у тебя хватает наглости говорить, что мой рот – помойка?

Бросаю в него подушку со всех сил. Аж вскрикиваю, как теннисистка при подаче.

Он ее ловит и не глядя отбрасывает в сторону.

— Я не сказал, что у тебя рот помойка, а спросил! — тоже повышает голос он. — И завязывай истерить. Не позорь меня в моем же доме!

— Помойка, Орлов, — хватаю с дивана вторую подушку, — у тебя в штанах, понял? И не тебе заикаться про позор! Ох, не тебе!

Швыряю в него очередное орудие, в этот раз с вышивкой из бисера.

Михаил лениво уворачивается.

— Успокоилась?

— Нет!

— Рекомендую, — рявкает он так, что стены вздрагивают. — Я, блядь, настоятельно рекомендую тебе перестать прыгать как дикая коза! И не трогай больше эти сраные подушки. Бесит!

— Да пошел ты! — вытираю нос, из которого, кажется, снова идет кровь. Делаю резкий вдох. — Я звоню отцу! Он меня заберет, и… и… — не могу закончить предложение, потому что без конца шмыгаю носом.

— Никому ты звонить не будешь! И никуда не поедешь! Я так решил. Тема закрыта.

Глава 5. Сестра «выручила»

Я так и остаюсь в гостиной, ошарашенно глядя в спину уходящего мужа.

Нужно что-то сказать… Потребовать, чтобы не смел так со мной разговаривать.

Но вместо этого я беспомощно шмыгаю носом и старательно смаргиваю слезы.

По звуку его шагов определяю, что он поднимается на второй этаж. И поступь у него четкая, ровная.

Интересно, при каких условиях сильный алкоголь в больших дозах не оказывает влияния на человека?

В голову сразу же лезет его грязный секс с моей… нет, не сестрой. Она мне больше не сестра!

Может ли сексуальное возбуждение погасить эффект выпивки? Сильно сомневаюсь. Но все равно не перестаю об этом думать.

Умываю лицо прохладной в кухонной раковине, начисто вытираюсь бумажным полотенцем и оборачиваюсь на кухонный остров с мраморной столешницей.

Сейчас это выглядит обыкновенным предметом обстановки. Куском безжизненной мебели. А у меня тошнота к горлу подходит, и тело дрожит, будто я на морозе.

Орлов отличился не только позорной, отвратительной изменой, но и своими угрозами.

Никогда бы не подумала, что он способен на такую грязь в мой адрес.

За что? У нас все было хорошо.

Не может же причиной его измены быть то, что у нас какое-то время не было секса? Я ведь не отказывала ему в ласке.

Есть другие варианты сексуально разрядки помимо классического секса. Михаил далеко не из стеснительных мужчин, и всегда свободно говорил о своих желаниях в постели.

Но дело в том, что в последнее время он ни разу не обмолвился тем, что его что-то не устраивает.

Наоборот, говорил, что все понимает. И к тому же шутил, что потом мне непременно придется отрабатывать.

Что ж, отрабатывать не пришлось. Сестра «выручила».

На носочках поднимаюсь на второй этаж, и сразу же улавливаю совсем тихий звук работающего душа.

Сердце начинает биться чаще. Надежда щекочет грудную клетку изнутри крыльями бабочки.

Я залетаю в спальню и тихо достаю из сейфа свои документы, пока Михаил смывается с себя последствия секса с Адель.

Другую причину для внезапного душа посреди дня сложно придумать.

В сердцах снимаю с пальца кольцо, оно не хочет поддаваться, но я буквально срываю его с кожи, и кладу на то место, где был мой паспорт.

Мне оно больше не нужно, наш брак закончился, когда мой муж решил, что переспать с другой женщиной приемлемо.

Из шкафа достаю приготовленную сумку в род дом. И хвалю себя за то, что собрала ее заранее. Ничего из своих вещей забирать не буду, перебьюсь. Дома у родителей есть моя старая одежда, на первое время сойдет.

Также на носочках я спускаюсь на первый этаж и с сумкой наперевес обуваюсь.

Уже представляю, как уберусь отсюда подальше, несмотря на угрозы Михаила.

До штурма так и не дошло, дорогой будущий бывший муж. Хватило обыкновенной женской смекалки.

— Черт! — шепчу я и толкаю входную дверь, а она не двигается.

Неужели заклинило?

«Умный замок» — вдруг доходит до меня. Орлов в преддверии прибавления семейства установил новые замки на окна и двери.

У меня на телефоне есть приложение, правда, я вообще не помню, как им пользоваться. Память как отшибло!

Достаю телефон и тыкаю в иконку приложения дрожащим пальцем. Оно открывается, просит ввести логин и пароль, что я и делаю.

На экране появляется всплывающее сообщение:

«В доступе отказано».

Щеки горят. Как это отказано? Что это может значить?

Смахиваю уведомление и жму на меню.

«Замок не отвечает.»

— Что за?..

— Я закрыл тебе доступ к замкам, — раздается голос Михаила за спиной.

Он неторопливо спускается по лестнице и идет в прихожую, где стою я.

В последний момент отпихиваю сумку подальше от себя, чтобы это все не выглядело побегом.

— Знал, что ты попытаешься смыться, — он прислоняется плечом к дверной коробке. — Ты такая предсказуемая, — усмехается. — Аж смешно.

— Посмейся, — запрокидываю лицо. — Но помни: смеется тот, кто смеется последний.

— И что это должно значить?

Мне кажется, или душ вернул ему кристально чистую трезвость?

Взгляд мужа вдруг резко меняется, когда он замечает ту самую сумку с вещами для роддома. Глаза опасно сужаются, а на скулах двигаются желваки.

Он медленно переводит прицел своих холодных синих глаз обратно на меня.

— Ты что, совсем страх потеряла?! Или я неясно выразился в первый раз? Ты никуда от меня не денешься! — произносит Михаил с рыком и хватает меня.

Глава 6. Почему она? Ответь, Миша!

Я сижу запертая в детской комнате уже несколько часов.

Михаил со мной не говорит, хотя я иногда слышу, как он проходит мимо.

Каждый раз я замираю, потому что не знаю, что хуже:

То, что он может войти? Или то, что я могу куковать здесь еще много часов подряд?

Один плюс - здесь есть встроенная ванная комната, а то на последнем месяце беременности каждое движение малышки заканчивается желанием сходить в туалет по маленькому.

Дверной замок внезапно щелкает. Проворачивается ручка.

— Успокоилась? — Михаил заходит в комнату и не смотрит на меня.

Его взгляд устремлен в пол. Я сижу в углу в кресле-качалке для кормления.

На улице начинает смеркаться, поэтому я включила детский розовый ночник в форме месяца.

Именно сейчас его мягкий свет нежным облаком садится на ужасающую атмосферу, которая царит в помещении.

Я будто нахожусь в фильме ужасов, с примесью психологического триллера.

Тело покрывается гусиной кожей, пока я наблюдаю, как Михаил садится на пол и прислоняется спиной к стене.

В одной руке смартфон, который он бросает на мягкий розовый ковер.

В другой бутылка. Новая. Начатая.

— Миша, что ты делаешь? Почему ты так много пьешь? — держусь руками за подлокотники кресла, а сама корпусом тянусь к мужу. — Это ненормально.

— Осуждаешь, жена? — он запрокидывает голову и смотрит на меня пустым взглядом.

Хотя нет. Я не могу описать его взгляд словом «пустой». А вот словом «мертвый», пожалуй, да.

Я его таким никогда не видела. Как по щелчку пальцев превращаюсь в невротичку, которая начинает теребить волосы и кусать губы.

У него взгляд человека, который способен на всё. Включая страшное. Невообразимое.

— Миша, что случилось? Ты меня пугаешь! — ладонями начинаю гладить живот.

Он как загипнотизированный следит за движениями моих рук. Его губы трогает легкая улыбка.

— Помнишь, как до первого УЗИ мы думали, что будет пацан?

— Помню, — охотно киваю и надеюсь, что наш разговор получится конструктивным. — Это ты меня убедил в том, что будет мальчик. Ведь у вас, Орловых, по твоим словам, сильная кровь.

— Сильная, — соглашается он и начинает пить прямо с горла.

— Твой брат тоже тогда постарался, — все еще стараюсь вести разговор в нейтральную нишу. — Убеждал меня не просто в том, что родиться мальчик, но и в том, что назвать его нужно в честь него Ильей.

Илья Орлов, младший брат Михаила и младше его на десять лет. Он был поздним ребенком, и, наверное, поэтому родители, по словам моего мужа, младшего брата избаловали.

Только со временем я поняла, о чем именно говорил Михаил.

Илья рубаха-парень, харизматичный красавчик на дорогой машине, в модной одежде и с крутыми часами. Он легок на подъем и постоянно крутится в компаниях друзей.

Одна беда. За двадцать пять лет жизни он нигде никогда не работал.

Я сбилась со счета, сколько раз Михаил брал его под свое крыло. Устраивал его к себе на работу и прощал прогулы.

То же самое с займом денег. Как говорит сам Илья у него нюх на стартапы, несколько раз его бизнес-идеи спонсировали родители. Но из этого ничего не вышло.

Насколько мне известно, Михаил тоже давал брату денег безвозмездно. Только тот их спускал на хотелки и ничего путного не создал.

— Кстати, как у него дела? Илья уже вернулся из Англии?

— Нет, — муж раскачивает улица бутылкой, наблюдая за тем, как в ней плещется янтарная жидкость.

— А когда приедет? Насколько я помню, он очень рад, что станет дядей. Неужели он пропустит роды?

Михаил медленно переводит на меня взгляд, в котором теперь мертвой пустоты стало еще больше.

— Илья не приедет, — муж пробегается рукой по волосам, тяжело вздыхает и с нотой обреченности в голосе произносит: — Никогда, Катерина. Так что давай закроем эту тему.

— Ты пьешь, потому что вы с ним поругались, и теперь он решил не возвращаться?

Между братьями действительно была ссора по телефону, Михаил тогда пару раз обращался к брату, сильно ругаясь матом.

Орлов переводит взгляд с меня на детскую кроватку. Смотрит на нее не моргая.

— Я был так счастлив, когда ее собирал, — он еле заметно качает головой. — А сейчас такое чувство, будто это было сто лет назад.

Надо промолчать. В эту секунду, когда он расположен к диалогу, и эмоции немного улеглись, я просто обязана промолчать.

Но не могу.

— Ты сам все испоганил. Мы были счастливы, Миша. Все, блин, было хорошо…

Накрываю лицо руками, холодными пальцами массирую веки, которые горят, словно под ними лежат раскаленные угли.

— Опять о своей фигне? — фыркает он. — Ты своим беременным мозгом хоть немного допускаешь, что бывает вещи пострашнее так называемых измен, которыми вы, бабы, бредите? Допускаешь или нет?

— Ой, только не надо высокопарных речей. Я знаю, что у тебя язык подвешен. Можешь даже не пытаться меня обработать! Измена — это страшно, понял? Она убивает! Измена — это смерть отношений и семьи! И прямо сейчас я чувствую, что…

— Что лучше бы я сдох, правда?

Я молчу.

— А я бы с удовольствием, Катерина, веришь? — усмехается.

Мой муж, активный мужчина, который любит жизнь и скоро станет отцом, говорит такие вещи?

Это точно кошмар наяву.

— Миша, ты что такое говоришь? Я хотела сказать, что прямо сейчас чувствую, что сама смерть не так страшна, как измена. Да убери ты уже от себя эту бутылку! Ты из-за нее столько всего уже наговорил…

— Я не настолько пьян, как тебе кажется.

Судя по его внешнему виду, он говорит правду, и это пугает.

— Тогда в чем дело? Откуда вдруг разговоры о смерти? Хотя нет, в жопу их Миша. В жопу эти разговоры! Лучше ответь мне на самый главный вопрос. Какого хрена ты залез на мою сестру?!

Муж совершенно не разделяет моей эмоциональности.

Все та же мертвая пустота в его глазах.

Взгляд направлен вперед, на кроватку с розовыми бортиками и плюшевым мишкой на детском матрасе.

Глава 7. Импотент

— Надеюсь, мне не нужно объяснять, что ты должна вести себя прилично?

Михаил долго смотрит в зеркало заднего вида, видимо хочет, чтобы наши взгляды встретились. И таким образом приструнить меня.

Он везет меня к врачу на плановый осмотр.

Я не реагирую. Голова повернута к окну, за которым хлещет ливень. Я еще никогда не видела такой сильный дождь в десять утра. Из-за этого создается странное ощущение, будто день уже подходит к концу.

И грусть накатывает. Да такая, что я покрепче заворачиваюсь в пушистый белый кардиган, что достает мне до колен. Рукой поглаживаю живот и испытываю горькое чувство.

Обида, боль, тотальное бессилие – все смешалось в моей душе. Как я на восьмом месяце, а скоро с новорожденной дочкой на руках должна справляться с тем, что наделал Михаил?

Мы спали раздельно. Я в спальне, а он внизу, на диване.

А может, он и не спал вовсе. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.

Чуткий сон - мой спутник, и всю ночь напролет я то и дело просыпалась от звуков с первого этажа.

После его унизительных слов о том, что взамен на здоровую дочь он расскажет мне, почему переспал с Адель, я онемела.

В горле встал ком такого размера, что ни туда ни сюда. Вот я и не говорю с Мишей.

— Я сделал твой любимый завтрак, — он сказал это когда я зашла на кухню утром за водой.

Следов разбитого горшка и дерева Бонсай нигде не было.

Я молча прошла мимо, взглядом косясь на кухонный остров. Он заметил.

— У тебя сегодня консультация по родам в десять тридцать. Я тебя отвезу сам.

Я все также не размыкаю губ. Подношу ко рту стакан с водой и замираю.

Хочется послать его куда подальше, и сказать, чтобы не лез ко мне со своей помощью. Но потом я думаю, что может и к лучшему? Погода скверная. У меня стаж небольшой, да и беременность удивительным образом негативно сказалась на моей концентрации на дороге.

— Катерина, повернись ко мне, — раздражённо прилетает мне в спину.

Я допиваю воду, ставлю пустой стакан в раковину и поворачиваюсь.

Михаил выглядит ухоженно. Успел побриться. По взгляду не скажешь, что вчера он заливал в себя спиртное. Кристально чистый и острый взгляд, как у ястреба.

— Выглядишь чудесно, — одними губами улыбается он.

Это сейчас была попытка «умаслить» меня комплиментом?

Снова ничего не отвечаю. Взглядом переключаюсь все на то же место, где распластанной лежала моя сестрица. Пусть это будет моим ему ответом.

— Есть будешь? Или сразу поедем? — в голосе смесь металла и свистящих. Он пальцами отстукивает нетерпеливый ритм по столешнице.

Отталкиваю от себя завтрак. Пальцем не притронусь ни к нему, ни к тому, что он для меня приготовил.

— Решила закалиться? Очень по-взрослому, — он хватает ключи от машины, срывает со спинки стула свой пиджак и набрасывает на себя. — Когда родишь, можешь хоть голодовку устраивать, мне насрать, Катерина. Но моего ребенка, будь добра, не смей ничем обделять. Доходчиво объяснил?

Его взгляд испепеляет. Он бесится от моего молчания, вижу по пульсирующей на лбу венке.

Сама я ничем не лучше и Михаилу тоже достаются от меня не самые радушные взгляды. Из последних сил держусь, чтобы не вернуться к тому, на чем мы вчера закончили.

А еще так хочется показать ему средний палец.

— Поехали, — бросил он, разочарованно качнув головой.

В частной клинике, куда меня сразу же записал Михаил, стоило ему увидеть две полоски, нас встречают радушно. И сразу же направляют, в кабинет к акушеру-гинекологу.

Марьяна Тарасова — специалист с громким именем, и на мой вкус, немного советской закалкой. Зато хорошо знает свое дело, и это именно то, чего я хотела: чтобы мою беременность вел профессионал.

Здоровье малышки превыше всего.

Мы проходим в ее кабинет и садимся в дорогие кожаные кресла.

— Рада вас видеть, — улыбается она. — Такая красивая пара, любо дорого смотреть.

— Спасибо, — отвечает Сергей, и…

Берет меня за руку и, пользуясь заминкой, переплетает свои пальцы с моими.

Я возмущенно моргаю и дергаю руку на себя.

— Что у нас сегодня по плану? — он поправляет галстук свободной рукой и расслабленно ждет ответа.

— С роддомом мы определились. С методами обезболивания – тоже, — доктор смотрит в экран компьютера. — Катенька, железо пьешь, как я прописывала?

— Пью, — отвечаю я, на что у Михала находится подначка.

— Вижу, к тебе вернулся голос, родная, — он поглаживает тыльную сторону моей ладони большим пальцем. — Рад снова его слышать.

«Пошел ты» — беззвучно произношу одними губами, на что у Орлова поднимаются брови.

— Что у нас тут по особым пожеланиям, — напоминает о себе доктор. — Все еще хотим партнёрские роды?

— Да, — кивает муж. — Так и запишите. Хотим.

— Нет! — вскрикиваю. — Никаких партнерских родов. Категорически. Так и запишите!

Марьяна по очереди смотрит на нас исподлобья.

— Вы уж определитесь.

— А мы определились, — давит Михаил. — Катерина просто капризничает, — буднично поясняет он. — Роды партнерские и точка.

— Катюша, твое мнение? Может у тебя есть какие-то вопросы? Или, может, страхи? Так часто бывает, что мамочки начитаются в интернете страшилок про роды, а потом всего на свете боятся. Ну? Муж-то хочет на роды, чего ты противишься?

— Я… — Орлов покрепче сжимает мою руку, видимо, предупреждает о последствиях. — Я боюсь, да. Вы правы.

— Чего именно? — внимательно слушает доктор и склоняется над столом.

— Я опасаюсь… — добавляю голосу драматизма, чтобы моя ложь прозвучала правдоподобно, — что после родов и всего увиденного Михаил, — наши с мужем взгляды встречаются, — окончательно станет импотентом.

Глава 8. Я не считаю это изменой

В кабинете врача наступает такая тишина, что слышно только как тикают настенные часы.

Хватка Орлова усиливается, он сжимает мою ладонь так, что вот-вот косточки треснут.

— Пусти! — вырываю руку.

На мои слова он не реагирует.

Доктор сидит покрасневшая, словно щеки намазала половинками свеклы.

Михаил молча поднимается с кресла, а следом за собой вздёргивает меня словно марионетку.

Я подчиняюсь. А куда деваться?

— Отпусти мою руку!

— Роды будут партнерские, — рокочуще произносит он. — И это не изменится. Надеюсь, понятно?

— Да-да, конечно! — кивает Марьяна и что-то быстро начинает печатать своими пальцами по клавиатуре. — Катенька, я вам еще витаминов пропишу, хорошо? Если есть какие-то жалобы, можете мне звонить в любое время дня и ночи…

Доктор не успевает договорить, Орлов уже силком тащит меня к двери.

Вообще у меня возникает ощущение, что он настолько ее напугал, что бедняжка была готова отдать ему все свои сбережения.

Умеет он одним тоном себя показать.

— Отпусти меня или я позову на помощь!

— Ла ладно? — Михаил разворачивается ко мне настолько резко, что я вздрагиваю и начинаю пятиться. — Серьезно что ли?

Получается сделать всего несколько жалких маленьких шажочков назад. А потом я упираюсь в холодную стену клиники.

Орлов подходит ко мне, быстро и разъяренно дыша. Его широкая грудь, обтянутая белой тканью рубашки высоко вздымается.

Не знаю, с каким животным можно его сейчас сравнить. А вот сама себе напоминаю зайца. Дрожу как осенний лист на ветру.

— Серьезно! Ты не имеешь права тягать меня с собой как тряпичную куклу и швырять из угла в угол. Я беременна в конце концов!

— Неужели ты боишься мужа импотента? — темные брови мужа сходятся на переносице в притворном удивлении.

Взгляд у него тяжелый, уничижительный. Но я больше не позволю ему на себя влиять.

Раньше, когда у нас все было хорошо, от такой его реакции я бы уже расстелилась перед ним ковриком. И рассыпалась вопросами о том, что ему не нравится, и главное что я могу сделать.

Видит бог, я очень его любила. Все вокруг мне говорили, что Орлов тяжелый человек, и что с ним порой невозможно общаться.

Многие считают нас противоположностями. Но наедине мы были отличной парой.

Михаил начитанный, образованный мужчина с настоящим талантом рассказчика. Я могла часами слушать его ответы на любые мои глупые вопросы.

При этом я не считала его занудой. Наоборот, мне льстило что мужчина такого склада ума считает меня интересной.

Но это в прошлом!

Магия наших отношений и любви перестала существовать, когда Орлов мне изменил со сводной сестрой.

— Кстати о птичках, — чувствую, как к щекам приливает кровь. Это гнев, вызванный его предательством. — Ты уже проверился? Если нет, то советую. А то гляди и правда импотенция не за горами…

— Рот. Свой. Закрыла, — чеканит он, перебивая меня. — У меня заканчивается терпение.

— Так не надо терпеть, Мишенька.

Специально его так называю. Он терпеть не может уменьшительно-ласкательные формы своего имени.

— Отвали от меня, — спокойно и ровно требую я, смотря в его взгляд цвет льда. — Я свои вещи заберу и навсегда от тебя уйду. И прошу заметить, это не значит, что я хочу отобрать у тебя ребенка…

— Даже заикаться не смей! — шипит сквозь стиснутые зубы. — Мой ребенок будет расти со мной. Под моим присмотром и моей опекой. И я тебе уже разъяснил, какие два варианта развития событий существуют. Но если ты забыла, то напомню: либо мы воспитываем дочь вдвоем, либо это делаю я один. Точка!

— Боже, какой ты монстр, — отворачиваюсь к окну, потому что даже не могу смотреть на него. — Я думала ты по пьяни сыпал этими ужасными угрозами, а оно вот что. Как тебе не стыдно? Кем надо быть, чтобы хотеть разлучить мать с ребенком?!

— Кем нужно быть, чтобы хотеть разлучить отца с ребенком?

— Это другое!

— Ебать, — он наклоняет голову, правой рукой пробегает по волосам, и снова смотрит на меня. — Какие вы бабы эгоистичные. А я, кстати, на тебе женился, потому что думал что ты не такая, как остальные.

Он пытается меня уколоть. Делает это просчитано. Знает куда бить.

И прежняя Катя, которую я заперла глубоко внутри себя и не выпускаю, прямо сейчас обиженно морщит носик. Потому что раньше от Михаила она получала только комплименты.

— Знаешь, я тоже замуж за тебя вышла, потому что думала, что ты другой. Не такой как все остальные, что лезут на первую попавшуюся девку с задранной юбкой!

Орлов ничего не отвечает, и на секунду мне кажется, что у меня получилось пробить его толстую броню надменности и уколоть.

Пристыдить, так сказать.

Удивительно, какую силу имеют слова. Факт измены мужа крутится у меня в голове беспрестанно. Даже когда я просыпаюсь среди ночи оттого, что малышка пинается, в голове все также главенствует его предательство.

Раньше я думала, что измена мужа меня не коснется, а если и коснётся, то я тут же его разлюблю и красиво уйду в закат, с гордо поднятой головой.

На деле оказалось, что когда тебе изменяют, то голову не просто тяжело держать высоко. Ее тяжело утром оторвать от подушки. Мокрой, пропитанной слезами, подушки.

Я как будто живу в зазеркалье.

Мы по-прежнему женаты, живем в одном доме, он мой муж, а я его жена, у меня в животе наш общий ребенок.

И в то же время, я чувствую себя брошенной, бездомной и одинокой. Даже свою пока не рожденную девочку, я шепотом прошу простить меня за то, что выбрала для нее такого отца.

— Если бы тебе удалось скрыть свою измену, то Адель приходила бы к нам домой, чтобы нянчить нашу дочь, — поднимаю на Орлова невидящий взгляд. — Ты бы вот так, со спокойной совестью, всю жизнь дальше обманывал меня?

— Нет, — уверенно заявляет он. — Во-первых, я сто раз говорил тебе не связываться с твоей сводной сестрицей-шлюшкой. Для меня до сих пор загадка, как у вас есть хотя бы одна общая тема для разговора. Она бы никогда не подошла к кроватке нашей дочери, это я тебе гарантирую, — либо мне кажется, либо от отвращения у него слегка кривятся губы. — А во-вторых, я не считаю произошедшее изменой.

Глава 9. Иди в дом

— Не считаешь? — я мотаю головой и моргаю в ожидании, что слуховые галлюцинации должны развеяться.

Ведь не может мой муж нести такой бред с серьезным лицом.

К сожалению, я переоценила свои силы, когда думала, что смогу хладнокровно копаться в грязном белье своего мужа.

И в итоге тупо разревелась. С громким хныканьем, потёкшей по щекам тушью.

Я молча убежала в туалет, чтобы пару минут побыть наедине с собой и привести себя в порядок. Но не тут-то было. Следом за мной в женский туалет зашел Орлов.

Рыдания скоро затихли, а вместе с ними высохли слезы. Только вот боль на душе так и осталась.

Трахнул другую, но изменой это не считает! Да еще и меня в этом пытается убедить.

Вот теперь я на собственной шкуре знаю, что такое газлайтинг. Не какое-то там новомодное слово из интернета, а самое настоящее психологическое насилие, когда тебе пытаются свести с ума.

Я действительно ощущаю себя сумасшедшей. Ведь невозможно, чтобы изменивший муж, твердил заставшей его на поличном жене, что это была не измена.

По дороге от клиники до машины Михаил несколько раз пытается со мной поговорить.

А я губ разомкнуть не могу. Вот не могу и все.

Молча сажусь на заднее сиденье, заворачиваюсь в кардиган и избегаю зрительного контакта с мужем. Он, слава богу, больше не настаивает на общении.

По пути домой мы делаем всего одну остановку. Орлов выходит в аптеку, чтобы забрать прописанные доктором препараты.

Как только его фигура скрывается за дверями аптеки, я нажимаю на кнопку разблокировки двери и распахиваю ее.

Стоит ногам коснуться мокрого асфальта, малышка в животе начинает пинаться, как никогда до этого.

Меня одновременно бросает в жар и пот. На всякий случай сажусь обратно на сиденье. Проходит несколько мгновений и все затихает.

Опасливо смотрю на аптеку, ожидая, что Михаил выйдет в любую минуту. Если у меня и осталось время, то это жалкие минуты.

Возвращаться с ним домой я не могу. Не хочу в этот ад, где каждая молекула пропитана его ложью и изворотливостью.

Снова опускаю ноги на асфальт, выпрямляюсь, оглядываясь по сторонам чтобы решить в какую сторону идти…

И малышка снова начинает мощно меня пинать, аж живот ходуном.

Я хватаюсь за него руками и даже через толстый вязаный кардиган чувствую, как отчаянно она пинается.

Я, наверное, придумываю, но мне кажется, что она против моего решения. Такое может быть на самом деле? Или я это себе придумываю своим беременным мозгом?

Уже не важно.

— Что ты делаешь? — держа в руках лекарства подлетает ко мне муж. Его взгляд обеспокоенно гуляет по мне от головы до пят. — Плохо стало?

— Немного, — прочищаю горло чтобы избавиться от комка слез. — В машине слишком душно.

— Странно, — он обнимает меня за плечи и ведет к двери переднего пассажирского сиденья. — Здесь и сидеть удобнее будет, и сама можешь регулировать температуру воздуха.

Да пошел ты со своей заботой Орлов. Мне от тебя тошно, и никакой кондиционер этого не исправит.

Чем ближе мы к дому, тем более загнанной в угол я себя ощущаю. Ну не может он опять запереть меня там как пленницу! Не может, потому что это бесчеловечно…

Смотрю на его волевое лицо что сконцентрировано смотрит на оживленную дорогу, пока он ведет автомобиль и понимаю: ведь он все равно сделает по-своему.

— Кто там? — всматриваюсь в знакомые машины, припаркованные около нашего дома. — Ты знал, что они приедут?

Речь про наших родителей. Михаила и моих. Судя по тому, как на глазах каменеет лицо Орлова, нет, он не знал.

А у меня в груди распускаются цветы, и дышать становится легче.

— Даже не думай, — ровно озвучивает свою угрозу муж.

— О чем? — стараюсь не выдать радости в голосе.

— О том, чтобы хотя бы заикнуться о нашей ссоре.

— Ссоре?! — поворачиваюсь к нему корпусом, когда мы паркуемся на дорожке у дома. — Это теперь так называется?

— Сиди здесь.

Сначала мне кажется, что он отвечает невпопад. Но стоит ему выбрать ключи из зажигания, он вылезает из машины и запирает меня в ней, не успеваю я пискнуть.

Я верчусь вокруг своей оси подбираю лучший угол для того чтобы рассмотреть, что произойдет дальше.

Из обеих машин выходят наши родители. Боже как я рада видеть своих маму и папу!

Михаил идет к двум пожилым парам навстречу. Но находятся они на достаточном расстоянии от меня, чтобы я не могла рассмотреть практически ничего.

Только то, что они о чем-то говорят.

И еще мне кажется странное: они все одеты в черное, и у мамы со свекровью на головах черные полупрозрачные платки.

Они что ездили на похороны? Тяжело представить, чтобы у моих родителей и свекров были общие знакомые.

— Ау! Ты чего тут сидишь? — в стекло с моей стороны стучит муж Адель Виталик. Из-за плотного стекла я еле-еле разбираю его голос.

Сначала я пугаюсь от неожиданности и прикладываю руку к груди, в которой бешено бьется сердце.

А потом очень сильно пугаюсь надвигающихся туч, ведь вместе с Виталиком здесь его жена. И хорошо мне знакомыми ногтями цвета фуксии прямо сейчас она впивается в его плечо, обнимая.

Меня передергивает.

Виталик жестом показывает, чтобы я выходила из машины. И так странно улыбается, будто натянуто.

Неужели Адель ему всё рассказала?

— Ты знаешь? — через стекло спрашивает он и головой кивает в сторону стоящих вдалеке Михаила с нашими родителями.

В ответ получается только пожать плечами.

Я не просто ничего не знаю, я еще и ни хрена не понимаю.

Достаю из сумки телефон и начинаю звонить мужу. В зеркале заднего вида наблюдаю как он сбрасывает один мой звонок за другим.

— Гад!

Не придумываю ничего лучше, как позвонить Виталику, который нежно прижимает к себе свою женушку.

— Алло, Катюш, ты может выйдешь из машины?

— Выйду, как только Миша дверь откроет, — стараюсь звучать нейтрально. — Он меня случайно здесь закрыл.

Глава 10. У меня есть компромат

— Ты что, всерьез думаешь, что я буду здесь сидеть сложа руки? — вспыхивают как спичка, стоит Орлову завести меня в нашу спальню.

Он так и не дает мне поговорить ни с семьей, ни со свекрами.

Родственники тоже хороши. Ни один ко мне не подошёл и ничего не объяснил!

— Да, будешь.

— Нет! Я слышала разговор Виталика с Адель. Он говорил о каком-то горе…

— Хватит, — с нажимом говорит Михаил и устало трет переносицу. — Раз тебе так тяжело пойти на мне навстречу и перестать упрямиться, то я просто тебя здесь закрою. Орать может сколько влезет звукоизоляция у нас дома прекрасная.

В шоке смотрю на мужа и хлопаю ресницами.

Между нами наступает напряженная тишина, а атмосфера накалена до того, что если здесь зажечь спичку, то взрыва будет не избежать. Кобель и тиран!

— А как я могу не упрямиться, когда вся семья что-то от меня скрывает? — хватаюсь за голову и начинаю наматывать по спальне круги, как загнанный зверь. — Думаешь, я не вижу ваши скисшие лица? Признайся честно, кто-то умер, да? А вы из-за глупых поверий не хотите мне рассказывать?

По лицу Орлова пробегает тень, которую я бы не заметила, не знай я его досконально. Он закрытый человек и мастерски скрывает эмоции. Но не в этот раз.

— Я угадала, да? Почему нельзя все мне рассказать как есть? Двадцать первый век на дворе, а вся семья сговорилась против меня из-за суеверия.

— Закончила? — спрашивает Михаил и смотрит на меня взглядом, в котором читается то, что я его утомляю. — Никто не умер. Все нормально. Сейчас я пойду вниз и некоторое время проведу с нашими родителями. Один, — нажимает он. — Ты останешься здесь.

— Почему это я останусь здесь? Я хочу пойти вниз!

— Ты останешься здесь, потому что тебе нездоровится, — видимо, именно эту отмазку он озвучит гостям. — Все, тема закрыта.

Орлов разворачивается и уходит к двери, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он решил запереть меня здесь.

— Там она, — сама толком не понимаю, как эти слова срываются с губ.

Зато понимаю другое: мне мучительно больно оттого, что в нашем доме находится та, с кем он мне изменил.

Я не верю в совпадения и знаки, однако прямо сейчас с первого этажа раздается заливистый смех Адель. Конечно она не может слышать нашего разговора, но я кожей чувствую, что это насмешка надо мной.

Ведь ей всё сошло с рук. В очередной раз.

— Кто? — Орлов разворачивается, смотрит на меня расфокусированным взглядом. — О чем речь, Катерина? Поконкретнее, пожалуйста.

И ведь не притворяется, что не понимает, о чем я. Просто его разум занят чем-то другим.

Господи, да что же ты скрываешь? Не поймай я тебя на измене вчера, то сейчас сто процентов задумалась бы именно об этом.

— Адель. Моя Сестра, с которой ты переспал у нас на кухне. Прямо сейчас она вместе с нашими родителями находится на первом этаже. И ее муж, если ты не заметил, тоже у нас дома. Вот о чем я говорю, Миша! Или ты уже забыл, что натворил?

На лице Орлова читается только одна эмоция: глубочайшее безразличие. Он даже смотрит на меня так, будто я подняла тему, недостойную внимания.

— И что? — раздраженно выплевывает он.

— И что? Вы любовники! Я не позволю вам водить всю семью за нос, это ведь уму непостижимо. Ты что, на полном серьезе собираешься пойти вниз и вести себя так, будто ничего не произошло?

— Да.

— А Виталик? Тебе его не жалко? Мужская солидарность нигде не завалялась?

Орлов усмехается.

— С чего мне его жалеть? Это у него жена блядь, а не у меня.

У меня земля уходит из-под ног от его слов. А как гордо он это произнёс.

— Советую отвыкать от этой мысли, — тихо произношу я, потому что собираюсь поднять тему, на которую Орлов реагирует крайне агрессивно.

Но разве я могу молчать? Он каждым своим действием унижает меня, втаптывает в грязь все сильнее, делает из меня посмешище.

— Я недолго буду твоей женой, — поднимаю на него взгляд и сразу же сталкиваюсь со стеной противостояния в его глазах. — А уж будет ли, как ты сам выразился, блядью твоя следующая жена, зависит только от тебя. Может, ты рано смеешься над Виталиком. Земля, знаешь ли, круглая.

Михаил звереет на глазах. Его взгляд темнеет, а черты лица заостряются. От того, как широко и быстро вздымается его грудь, мне кажется, что ткань рубашки вот-вот треснет.

В дверь неожиданно стучат. Я сразу же понимаю, кто это, по тому, как болезненно и гулко начинает биться мое сердце.

Вот она хваленая женская интуиция, я нутром чую стоящую за дверью любовницу мужа.

— Миша, ты тут? — пониженным голосом мурлычет Адель. — Ты должен знать, что твоя жена тебя обманывает. У меня есть компромат. Я могу войти?

Глава 11. Что ты скрываешь?

У меня брови в удивлении ползут на лоб, я не имею ни малейшего понятия, о чем она говорит.

— Впусти ее, — киваю на дверь.

— Мне сейчас не до ваших бабских разборок, — брезгливо бросает Орлов.

— Так она это из-за тебя устроила! — огибаю кровать и направляюсь к двери.

— Ты в себе? Меня с ней ничего не связывает, я заколебался повторять одно и то же.

— Опять двадцать пять, — кладу руку на дверную ручку. — Что ж, сам ей это объясни, потому что она совершенно точно пришла сюда, чтобы бороться за тебя со мной.

Сердце пропускает удар, когда распахиваю дверь и отхожу.

Адель заходит в нашу спальню модельной походкой, изящным движением руки отводит черные волосы себе за плечо и сразу же устремляет свой взгляд на Михаила.

— Ой, ты тоже здесь, — она оборачивается на меня и поджимает губы, будто увидела, что это неприятное. — Знаешь, не все женщины за беременность набирают двадцать килограммов лишнего веса. Ты себя распустила, я бы до такого никогда не докатилась.

Вот же змея подколодная. Знает, куда бить, ведь я самолично не так давно плакалась ей о том, что попа и живот покрылись некрасивыми бордовыми растяжками. И никакие кремы не помогли ни до, ни после.

Я и до беременности не была моделью, а со второго триместра начала стремительно набирать вес.

— Ты пришла с компроматом, — скрещиваю руки на груди. — Рассказывай.

— Для этого тебе придется оставить меня с твоим мужем наедине, — подмигивает она, а у меня внутри все опускается.

Сердце гулко бьется о ребра, ладони моментально потеют.

Я перевожу взгляд на Михаила, который до сих пор не проронил ни слова.

Неужели он за меня не заступится?

— Извинись, — поправляя манжеты, говорит Орлов.

— Что? — игриво отзывается сводная сестра.

— Извинись перед Катериной.

— Не понимаю, — Адель скрещивает руки на груди и капризно фыркает. — За что именно я должна перед ней извиняться? За правду о том, что она себя совсем запустила?

— Извинись перед моей женой сейчас же, или я выкину тебя за порог пинком под задницу, не успеешь рта раскрыть. Усекла?

Я туго сглатываю, наблюдая за тем, как грубо Михаил общается с Адель. Его слова, мимика, жесты, все сквозит неприязнью, если не ненавистью.

Но тогда, что произошло между ними вчера? Ведь для секса с ней ему наверняка нужно было испытывать как минимум симпатию.

Ох… Перевожу взгляд с нее на него, и снова перед глазами встает омерзительная картина его измены.

— Это того стоило? — смотрю на него исподлобья. Орлов переводит на меня ледяной взгляд.

— Ты такая глупая, — прыскает Адель. — Мы с Мишей просто расслабились, и все как-то само закрутилось. В каждой семье есть такая история, когда кто-кто с кем-то… ну ты сама поняла. Это ты любишь строить из себя жертву и быть центром внимания. Я, например, рада оставить прошлое в прошлом, как мудрая женщина…

Орлов хватает Адель за плечо, свободной рукой толкает дверь и уже готовится вышвырнуть ее за дверь.

— Это не твой ребенок! — она цепляется за дверной косяк.

— Пошла вон, — Михаил выставляет ее за порог. — Извинись перед всеми за то, что тебе нужно уйти и вали из моего дома. У тебя минута или пеняй на себя.

— Это не твоя дочь, — запыхавшимся голосом произносит она и тычет пальцем в мой живот. — Не от тебя!

— От кого тогда? — лениво интересуется Михаил, прежде чем захлопнуть перед ее лицом дверь.

Я знала, что она просто так не отступится, и не успокоится, пока не получит полное удовлетворение от ситуации.

Не знаю, откуда у меня появляется эта догадка, но, думаю, ее цель — это заработать расположение Орлова любыми путями. Даже если придется принести в жертву меня.

— Восемь месяцев назад я поехала за ней…

— Хватит! — вскрикиваю, понимая, о чем речь. Пульс начинает биться в ушах. — Миша, прогони ее, она несет чушь!

Я действительно ездила в одно место восемь месяцев назад. И Михаилу об этом знать нельзя. Он не поймет.

— У меня есть доказательства, — она протягивает моему мужу разблокированный телефон. — В галерее есть фото и скриншоты локации, я тогда поехала за ней, так как давно подозревала, что ее святость — это актерская игра. И оказалась права!

— Катерина? — он переводит взгляд на меня и не спешит брать и Адель телефон. — Что она несет?

— Ничего, — подхожу к нему.

— Посмотри своими глазами и сам реши, — она сует ему в руки телефон, а у меня во рту пересыхает от страха.

Это будет скандал такого масштаба, что я боюсь представить себе последствия. У меня остается только один вариант.

Делаю бросок, выхватываю у Адель телефон и бегу в ванную комнату.

— Катерина, какого хрена? — Орлов нагоняет меня, когда я держу телефон над унитазом, куда собираюсь его бросить, чтобы уничтожить фотографии. — Ты, правда, что-то от меня скрываешь?

— Н-нет, — у меня по виску стекает капелька пота.

И я бросаю телефон в воду.

Глава 12. Англия

Несколько мгновений я гипнотизирую исчезающий под толщей воды телефон.

— Мерзавка! Лживая мер… — кричит на меня Адель, быстро шагая к нам, но Михаил захлопывает перед её носом дверь в туалет.

Ему все равно на ее крики. Он шумно выдыхает через нос, и руками упирается себе в бока, чуть отодвинув полы своего сидящего по фигуре пиджака.

— Что это было? — из-за того, что мы заперты в небольшом пространстве, его голос заполняет собой все, даже каждую клеточку меня.

— Ты о чем? — от стыда я даже не могу посмотреть ему в глаза. И он замечает это.

— Любимая, — обманчиво мягко произносит он мое имя и подходит вплотную, — я же все равно узнаю в чем дело. Зачем ты бросила ее телефон в унитаз? Что ты так отчаянно хотела уничтожить?

Я перевожу на него взгляд, судорожно обдумывая ответ. Адель тем временем колотит по двери и требует, чтобы ее впустили. Обвинение меня в сумасшествии перемешиваются с угрозами подать на меня в суд за порчу имущества.

Орлов не выдерживает, открывает дверь и рявкает на сводную сестру, чтобы та заткнулась и ушла.

И это работает. Немного поникшая Адель наконец-то покидает нашу комнату, на прощание подарив мне гневный взгляд.

— Итак, — Михаил снова переключается на меня, — Я не дебил, чтобы верить в слова твоей сестрицы, но если ты не предоставишь мне детальный ответ, у меня не будет другого варианта.

На красивых, отточенных скулах моего мужа играют желваки. Он разгневан.

А я… я совершенно потерянная стою перед ним, сжимая в кулаках ткань подола своего платья.

Вроде бы хочется побороться за справедливость и попросить его, чтобы ни в коем случае не верил ее словам, но с другой стороны…

— Верь во что хочешь, — пожимаю плечами.

— Это что за ответ?

— Такой, что ты заслуживаешь, — обхожу его по широкой дуге и направляюсь к выходу.

— Решила характер показать? — он захлопывает дверь перед моим носом, ладонью упираясь в деревянную поверхность. — Невовремя Катерина. У меня нет на это ни сил, ни времени, ни желания. Поэтому советую тебе перестать испытывать меня, и ответить на вопрос.

— Твоя дочь у меня под сердцем или нет? Ты про этот вопрос? — фыркаю от возмущения. — К сожалению, да, Миша. Она твоя. И этого я уже не исправлю. Не смогу отмотать время назад и выбрать ей другого отца. А так хотелось бы, ты даже не представляешь.

Слова правды льются из меня нескончаемым потоком. Я так на него обижена из-за измены, что действительно будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы не доверила ему свою судьбу.

— Взбалмошная, глупая девка, — сквозь зубы выплевывает он. — Знаешь, я бы тоже хотел, чтобы ребенка мне родила взрослая, достойная женщина. А не клоунесса, для которой, что ни день - то повод закатить скандал. Будешь здесь сидеть, пока я за тобой не вернусь, поняла? И чтобы не звука, — напоследок угрожает он.

Быстрыми шагами Орлов убирается из комнаты, громко хлопает дверью и закрывает ее на замок.

Я в полном унынии сажусь на кровать.

А потом уныние сменяется яростью. Кто он такой, чтобы обращаться со мной как с пленницей?

Иду к двери и пытаюсь ее открыть. Дергаю замок. Снова и снова. А потом начинаю по ней колотить в надежде, что кто-нибудь из моей странной и непонятной мне семьи откликнется.

Что такого Орлов им наплёл, что родители не хотят увидеть свою беременную дочь?

Что мне плохо? Это бы никогда не остановило мою мать. Вот просто никогда.

Снова стучу по двери что есть сил, уже ладонь покалывает иголками.

— Воу-воу! — раздается голос Виталика из-за двери. — Все в порядке?

— Это я Катя, открой, пожалуйста, мне срочно надо… — судорожно продумываю, что сказать.

— Миха Всем сказал, что ты спать легла, — задумчиво говорит муж сестры.

— Проснулась! Виталик, представляешь, я проснулась, а у нас в спальне туалет не работает. А мне тааак приспичило, ты не поверишь. Еще и ребенок пинается. Невтерпеж уже!

Мне даже не приходится договаривать, как дверь открывается.

— Тебя проводить?

— Нет, спасибо, — огибаю Виталика и направляясь к лестнице.

Кажется, он что-то говорит мне вслед, но это не важно. Я на всех парах иду к собравшимся в гостиной семьям. Стоит мне спуститься на первый этаж, как я слышу размеренный и приглушенный голос Михаила.

Он говорит отрывисто, словно ему нелегко высказывать свои мысли. И это так на него не похоже, что во мне снова пробуждается плохое предчувствие.

— Ты точно поедешь, Миша? — слышу голос своего отца. — Кате рожать скоро.

— Я постараюсь управиться как можно быстрее.

И все. Несмотря на то что в гостиной ещё несколько человек, никто ничего не говорит.

Я стою на пороге, а меня никто не замечает, потому что все заняты своими мыслями.

— В чем дело? — спрашиваю я, и на меня сразу же устремляются шесть пар глаз.

Кстати, о глазах, у моей мамы и свекрови они бордово-красные от слез. Они сидят в обнимку на диване с осунувшимися лицами.

— Илья разбился в Англии на трассе.

Эта ужасающая по своему смыслу фраза заполняет собой атмосферу комнаты настолько быстро, что я не сразу различаю голос Адель.

— Насмерть.

— Зачем ты Кате рассказала? Тебя просили? — сквозь вату в ушах слышу голос Виталика за спиной.

Перед глазами все плывет, и я начинаю оседать на пол.

Илья умер? Так вот, что все они скрывают. Вот, о чем не хотел рассказывать мне Миша!

Боже. Бедные свекры, бедный Миша. Как так получилось? Как насмерть?..

Он ведь такой молодой и жизнерадостный. И его все так любят. Родители, Миша, я…

Прежде чем меня поглощает темнота, я нахожу глаза мужа, полные боли.

Мне хочется его обнять и утешить, но я не успеваю.

Глава 13. Горе сближает

Я просыпаюсь от обилия голосов и прикосновений. В голове пустота, виски ноют. Я распахиваю тяжелые веки и понимаю, что нахожусь в гостиной.

Все еще находятся здесь. Михаил нависает надо мной и всматривается в мое лицо.

— Катерина.

Слышу его голос через вату.

Он подает мне стакан с водой, я делаю глоток и снова опускаюсь головой на заботливо подложенную под затылок подушку.

— Как ты? — он убирает от моего лица прядь волос. — Я вызвал врача, он скоро будет здесь.

— Илья… — облизываю пересохшие губы и смотрю на мужа. — Илья погиб… Почему ты ничего мне не сказал?

Выходит тихо и безжизненно. У меня мало сил после первого в жизни обморока. Да и сама новость настолько шокирующая и ужасная, что я с трудом держусь.

Слышу, как около меня кто-то плачет. Поворачиваю голову и вижу убитую горем свекровь, которую обнимает моя мама.

Какое горе. Я хочу ее утешить и пытаюсь подняться с дивана, но Михаил не дает.

— Тебе лучше полежать какое-то время. Врач скоро будет.

Чувствую себя виноватой в том, что ненароком стала центром внимания, когда в нашей семье произошла трагедия.

— Мне лучше, — пытаюсь убедить мужа, но он неумолим.

— Лежи, милая.

Милая. Он умеет произносить это так ласково, что у меня внутри просыпается целый рой бабочек и они со скоростью света разносят трепетное чувство любви по всему телу.

— Да пусть встанет, — голос Адель раздается скрежетом битого стекла. — Никто от обморока еще не умирал.

Бабочки разлетаются вмиг, словно их и не было. Я моргаю и вот уже смотрю на мужа совершенно другими глазами.

Руками беру его за плечи и отталкиваю, что есть сил.

— Катерина, — предупреждающе произносит он.

— Дай мне сесть, Миша! — шепотом кричу, и он наконец сдается.

Правда все же помогает мне приподняться, и сам садится рядом. Одной рукой заботливо гладит мое плечо, а другой живот.

— Простите, — извиняюсь, оглядывая всех присутствующих кроме сестры и ее мужа. — Простите, что я так… — в горле появляется ком, а на глазах слезы.

Предательство Михаила гаснет на глазах, когда я всматриваюсь в лица свекров. Вот – что такое настоящая трагедия.

— Как давно ты знал? — шепчу на ухо мужу.

— Со вчерашнего утра, — его голос тверд, несмотря на тяжесть сказанного.

Этим он в отца. Денис Валерьевич и Михаил похожи характерами, а вот Илья унаследовал энергетику своей матери. Более легкую, что ли.

Смысл слов может доходить до меня с небольшим опозданием. Я медленно перевожу на него взгляд.

— До того, как я вернулась да? — мой шепот звучит отчаянно, и слава богу ему удается затеряться среди разговоров других членов семьи.

— Да.

Поверх плеча Михаила на меня смотрит стоящая в другом конце комнаты Адель. Она не могла слышать моих слов, но судя по блестящему масленому взгляду, она сложила два плюс два.

Все понятно, что о гибели Ильи я узнаю только сейчас.

А она, видимо, узнала одной из первых.

— То, что произошло между тобой, и… — знаю, что это самое неподходящее время, но уже не могу остановиться, — это связано с тем, что у тебя погиб брат?

Михаил резко переводит на меня острый, словно лезвие взгляд и немного отдаляется корпусом, будто внутри возмущен моим вопросом.

— Что, прости? — хмурится он.

Я окидываю комнату быстрым взглядом, облизываю губы, провожу по коленкам взмокшими ладонями.

— Ты знаешь о чем я, Миша, — шепчу еле заметно.

— Сейчас? — его голос лишен жизни. — Правда?

И снова эта знакомая мне мертвецкая пустота в его взгляде, с которой я уже столкнулась вчера.

Теперь все его поведение, что до этого казалось бессмысленным, вдруг обрело смысл. Алкоголь, странные разговоры в детской, атмосфера тайны…

Но как сюда, черт возьми, списывается секс Адель?

Горе не дает индульгенцию на такой поступок. Не дает и точка.

— Ты прав, — вздыхаю и перевожу взгляд на убитых горем свекров. — Сейчас на первом месте семья.

Встаю с дивана и иду к нашим матерям. Михаил больше не держит меня, видимо я наступила ему на больную мозоль, о которой он так не хочет вспоминать. Поэтому и отпустил.

Я нахожусь на острие лезвия, и мне каким-то образом нужно сбалансировать. По одну сторону у меня кровоточащая рана от измены мужа. По другую - страшная потеря, которая отразится на каждом из нас.

— Примите мои соболезнования, — тяну руки к свекрови, чтобы обнять ее.

— И мои тоже, — Адель опережает меня и вешается на Светлану Олеговну. — Представить не могу, через что вам придется пройти. Такое горе.

— Спасибо, девочки, — свекровь вытирает слезы платком и берет меня за руку, приглашая сесть рядом.

Адель снова втискивается между нами.

— Я узнала одной из первых, — якобы между делом подмечает она и театрально вздыхает. — Миша рассказал. И я сразу же его поддержала.

— Спасибо тебе, Адель, — дежурно отвечает свекровь, словно не вслушивается в смысл сказанных слова.

Зато вслушиваюсь я.

— Не за что, Светлана Олеговна. Ведь мы семья. И кто знает, — Адель выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз, — может, это горе сблизит нас с вами еще больше?

Глава 14. Я завтра улетаю

Когда в дверь стучится врач, Виталик спешит пригласить его вовнутрь.

Я как будто попала в королевство кривых зеркал!

Ну почему все настолько запутано? И настолько ужасно... У меня сердце разрывается за свекров.

И за Михаила тоже, несмотря на то что он предал меня.

Как теперь мне принимать решение? Есть ли оправдание мужской измене, если она случилась в момент горя?

— Екатерина, садитесь, — Михаил в компании доктора отводит меня в смежную комнату. Здесь раньше как раз таки оставался ночевать Илья. — Для начала измерим артериальное давление.

Доктор открывает медицинский саквояж и достает оттуда тонометр, а я присаживаюсь на край гостевой постели.

Муж стоит в дверях и, кажется, хочет уйти. Его корпус повернут в сторону выхода.

— Там родители, — он кивает в сторону гостиной и с тяжестью вздыхает.

— Миша… — в моем голосе неожиданно появляется мягкость, и он тоже ее замечает.

Я хочу попросить, чтобы он остался, а не шел туда, где она. Хватит с меня и того, что Адель начала окучивать убитую горем свекровь.

Я бы так хотела вывести ее на чистую воду и всем рассказать, какая она змея! Как влезла в мою семью, ради своей похоти. Чтобы удовлетворить свою извращенную натуру.

Но у меня нет морального права так поступить.

Смотрю для Михаила и понимаю, что не хочу, чтобы он уходил. Да только губы произносят другое.

— Иди к семье. Уверена, что со мной все в порядке, скоро я к вам присоединюсь.

Не задерживаясь на мне взглядом, он кивает и исчезает в дверном проеме.

Врач измеряет мое давление, проверяет уровень сахара в крови тест полоской и глюкометром. Даже уточняет, пила ли я сегодня кофе, а может быть, выкурила сигаретку. Бред, конечно же - нет.

— Со мной всё в порядке, — уверенно говорю.

— Я тоже так думаю. Подскажите, как вы думаете, что спровоцировало ваш обморок? Были ли какие-то предпосылки?

— Деверь умер. Я как узнала, так сразу же потеряла сознание.

— Примите мои соболезнования, Екатерина, — доктор создает недлинную паузу. — Эмоциональное потрясение вполне может стать причиной обморока. Я проконтактирую вашего семейного врача, сообщу о своем визите. Может, мне вам таблеточку успокоительного дать?

— Нет, спасибо.

Если бы хоть что-либо из того, что произошло, можно было исправить таблетками…

Когда я возвращаюсь в гостиную, то сразу же замечаю, как Адель все еще утешает свекровь. Взглядом нахожу Михаила, он тихо о чем-то беседует с остальными мужчинами.

Каждый раз, когда я смотрю на Виталика, мне его жалко. Надо же было жениться на такой гадине. Хотя, о чем это я? Я эту гадину всю жизнь прощала, верила в то, что люди меняются.

Даже свою беременность едва ли не в деталях с ней обсуждала. Ведь мы сестры! Мои родители любили повторять, что роднее нас на всей земле никого нет.

— Катюша, что тебе доктор сказал? — Светлана Олеговна поднимается на ноги и подходит ко мне, вымучено улыбаясь. — Надеюсь, с нашей внученькой всё хорошо.

Она с любовью смотрит на мой живот и берет меня за руку. Я чувствую, как дрожат ее пальцы.

У меня сердце сжимается, потому что моя свекровь - замечательная женщина. Добрая, чуткая, и у нее огромное сердце. Я во всем и всегда беру с нее пример.

Она не заслужила потерять молодого сына. За свекра у меня тоже сердце болит, да вот только что-то мне подсказывает, что материнская боль — она другая.

— Конечно, — в ответ улыбаюсь я и не могу сдержать слез. — Мне очень жаль, — шепчу. — Безумно жаль…

— Боженька забирает лучших, — свекровь вытирает хлынувшие слезы. — А знаешь, Катюша, я пока своими глазами его не увижу, наверное, и не поверю.

Слушая свекровь, я зубами изнутри стискиваю губы.

— Благо, что вы с Мишей у нас есть, — она смотрит на меня источающими адскую боль глазами. — И малышка скоро родится. Мне хоть будет для чего жить. Без вас, я бы наверное, не справилась, — шепотом говорит она последние слова. — Я тебя и раньше дочкой родной считала, а теперь, когда с нами больше нет моего младшего мальчика…

На этих словах к ней подходит Михаил и крепко обнимает. Тонкие плечи Светланы Олеговны содрогаются под его большими ладонями, что заботливо гладят их.

— Береги свою жену, сынок, — свекровь смотрит на него, а потом на меня. — Жизнь такая непредсказуемая, и временами такая жестокая, что можно не заметить, как самое счастливое время пройдет мимо тебя...

Она заботливо поправляет лацканы его пиджака.

— Я завтра улетаю.

Меня холодом обдает от его слов.

— Уже? — тихо уточняет свекровь и переводит на меня виноватый взгляд. — Я присмотрю за Катюшей, пока тебя не будет.

— Миша… — я растерянно мотаю головой, до меня плохо доходит смысл сказанного.

— Что такое, Катерина?

— Я хочу с тобой, — как есть говорю я, и сразу же виду в его глазах отказ.

А ведь я хочу его поддержать.

— Исключено. Посмотри на свой живот.

— Я… — робею от резкости его тона и не понимаю специально он или нет.

— Он прав, милая, — вмешивается свекровь. — Тебе лучше остаться дома. Так правильнее и для тебя, и для малышки.

Правильно говорят, что каждый скорбит по-своему. Видимо, Михаил не нуждается в утешениях. Даже моих. И это осознание ранит.

Я ношу под сердцем его ребенка, но не могу поддержать его в такую минуту?

— Я могу полететь с Мишей, — из ниоткуда появляется Адель. — Я оканчивала курсы английского и могу быть очень полезной. Ведь нас ждать куча всякой бюрократии, не так ли? Плюс, одна голова хорошо, а две лучше, — она переводит на моего мужа блестящий взгляд. — Что скажешь, Миша? Мне паковать чемоданы?

Глава 15. "Сюрприз"

Поверить не могу в ее наглость!

Сжимаю ладони в кулаки и привожу требовательный взгляд на мужа. Он должен прямо сейчас поставить ее на место, иначе это будет проявлением неуважения ко мне.

Которого и так уже через край.

Но Михаил не обращает на меня никакого внимания. Я кожей ощущаю его холод и отчуждённость.

— Миша? — напоминает о себе Адель и машет рукой, все с теми же вызывающими ногтями.

— Ни одна из вас со мной никуда не поедет.

Произносит он, разворачивается и возвращается к своему отцу, который в это время смотрит билеты, склонившись над столом.

А у меня аж губы дрожат от обиды. Это что только что было?..

— Не расстраивайся, сестренка, — Адель подходит ко мне, обнимает за плечо и заглядывает в глаза. А потом шепотом добавляет: — Кажется, он к нам с тобой одинаково безразличен.

Отталкиваю ее. Получается резковато и свекровь замечает, заплаканные глаза лихорадочно переключаются с меня на сводную сестру и обратно.

Адель никак не успокаивается.

— Правда глаза колит, да? — шипит ядовитой змеей мне на ухо.

— Вон пошла, — говорю я и рукой указываю ей на дверь.

Она усмехается.

Всегда усмехается, и никто ей не указ. Походкой от бедра она огибает нас со свекровью и идёт к отчиму. По дороге нацепив маску грусти, Адель кладет голову ему на плечо и о чём-то тихо говорит.

Отчим в ответ обнимает ее и по-отечески утешает. Слышу, как он произносит имя Ильи и сочувствующе смотрит на Михаила со свекром, которые обсуждают его скорый отъезд.

У меня внутри мясорубка из чувств, я настолько поглощена ужасом последних дней, включая сегодняшний, что не сразу чувствую ладонь свекрови у себя на запястье.

— Пойдем, водички мне нальешь.

Не дожидаясь ответа, она уводит меня из гостиной, да вот только на кухне мне еще более тошно.

— На тебе лица нет, Катюша.

Светлана Олеговна даже не притрагивается к воде, которую я ей подала и буравит меня проницательным взглядом.

— Простите. Это все нервы, — говорю первую отмазку, что приходит на ум.

Свекровь поправляет черный шелковый шарф на шее, поджимает губы и прикладывает кончики пальцев к припухшим от слез векам.

— Я, может, и убитая горем мать, но не слепая. Что-то между вами с Мишей не так, я права?

Однажды на мой вопрос, почему он в меня влюбился, Михаил ответил, что, я не умею врать, и это его подкупило. Помню, я тогда возмутилась. И ради принципа решила ему соврать по какой-то мелочи, уже не припомню.

Он сразу же меня раскусил. Мы повторили этот опыт еще несколько раз, и он снова безошибочно определял, где правда, а где ложь.

И вот теперь, стоя перед своей растерзанной горем свекровью, я понимаю, что обязана солгать во благо. Сказать ей, что у нас все как раньше, ведь ее радует наша семья.

Но не могу.

Стою перед ней словно немая. Ртом хватаю воздух.

— Мой сын - тяжелый человек, мне ли не знать? Ты прости его, если он тебя сегодня чем-то обидел, — она ласково улыбается и берет меня за руку. — Миша очень сильно тебя любит. Помни об этом, хорошо?

— Да, — выдавливаю из себя слова через ком в горле.

— А что до твоей сестры…

— Не будем о ней, — сразу же закрываю тему я, перебивая свекровь.

Светлана Олеговна смотрит на меня с прищуром, слегка склоняют голову набок и на выдохе произносит:

— Я так и знала…

— Знали, что? — у меня за секунду пересыхает во рту.

— Непутевая она. Только, пожалуйста, не говори своим родителям ничего, ладно? Это ведь не их вина.

То, что свекровь озвучивает свое наблюдение насчет Адель, относительно успокаивает. Я-то думала, что она каким-то образом узнала про измену Михаила.

— Я вижу, как она смотрит на Мишу.

— Как? — хватаюсь за столешницу и пальцами, впиваясь в холодную поверхность.

Свекровь поднимает тему, которая воскрешает моей голове картинки, которые я навсегда хочу забыть.

— Заинтересованно, Катюша. Это я с высоты своих лет могу уверенно тебе сказать.

— Не замечала, — нервно облизывая губы, и продумываю, как побыстрее сменить тему.

Я ценю наблюдение Светланы Олеговны, да вот только сейчас уже ничего не исправишь.

— Лукавишь, — вздыхает свекровь. — У тебя все на лице написано. Но я тебе так скажу: в моем сыне можешь даже не сомневаться. Он достойный и верный мужчина, — она немного понижает голос, — и никогда даже не посмотрит налево. Ты для него единственная женщина. Да и положа руку на сердце, — продолжает утешать меня свекровь, — ты ему настоящая пара. Но никак не Адель.

Расстаётся глухой стук. Мы со свекровью пугаемся и поворачиваемся к источнику шума.

Сводная сестра стоит у кухонного острова, на поверхности которого лежат ключи от машины. Видимо, именно их она и швырнула, когда услышала мнение Светланы Олеговны о себе.

— Не пара, говорите? — Адель вскидывает подбородок, ее ноздри трепещут в гневе. — Что же, тогда у меня для вас сюрприз.

Глава 16. Я что-то пропустил?

— Не надо, — я поднимаю ладонь, жестом призывая Адель успокоиться.

Она не слушает меня и огибает кухонный остров, на ходу бросая на него победный взгляд. Гадина!

В каждом ее жесте читается пресыщенность жизнью. Видимо, отсюда и наглость.

— А мне кажется, что надо, — она встает напротив нас, скрестив руки на груди.

— Адель! — повышаю голос я. Она в ответ вскидывает тонкую бровь. — Ты вообще помнишь причину по которой мы здесь сегодня собрались?

— Я не дам никому смешивать себя с грязью, поняла? Даже матери Миши, — она переводит взгляд с меня на свекровь. — Вас это, наверное, удивит, но ваш сын далеко не святой.

— Так я и не говорю, что он святой, — воинственности Светлане Олеговне не занимать даже в такую минуту. — И вообще, милочка, подслушивать чужие разговоры некрасиво.

— Ваш сын со мной спит, ясно? — огрызается Адель, перебивая свекровь. — Так что не вам читать мне нравоучения по поводу того, что красиво, а что нет.

Я в ужасе поворачиваю голову к свекрови. Бедная женщина. От ее лица отливают краски.

Да и у меня самой внутри вместо сердца мясорубка…

— Как ты смеешь? — толком и не обдумав, что делаю, выхватываю у Светланы Олеговны из руки стакан с водой и выливаю в лицо сводной сестре. — Мерзавка! Пошла вон из моего дома! Пошла вон!

С каждой новой фразой мой голос все сильнее превращался в крик. На который моментально сбежались мужчины.

Первым на кухню вошел Михаил и глазами нашел меня.

— Что здесь происходит? — слишком спокойно спросил он.

Снова в его голосе этот могильный холод, полный безразличия к происходящему.

— Миша, твоя жена совсем с катушек слетела! — начинает давить из себя слезы Адель. — Сначала утопила мой телефон в туалете, теперь вон водой меня облила. Что дальше, Катя, а?

— Любимая, это всего лишь вода, — к ней со спины подходит Виталик, и бережно обнимает за плечи.

— Боже мой, что происходит… — обессиленно шепчет мне свекровь, прежде чем осесть на пол.

— Врача! — пытаюсь удержать ее, и в итоге мы обе опускаемся на пол. — Позовите врача, может он еще не уехал, или недалеко и может развернуться… Светлана Олеговна, вы меня слышите?

— Мама? — Михаил склоняется над своей матерью и пытается взять ее на руки. — Катерина, что здесь, вашу мать, произошло? Я тебя что, на минуту одну оставить не могу?

— Миша, я…

На глаза накатываются слезы и голос слабеет, оттого я и блею как овечка. Он готов на меня наорать ни за что.

Ведь даже не знает, что здесь случилось, а уже окрестил меня виновной.

— Что Миша? — зло спрашивает он, а потом через плечо бросает: — Да вызовите вы кто-нибудь этого сраного врача поскорее. Что встали как истуканы и уши развесили?

Орлов больше не смотрит на меня. Легким движением он бережно поднимает с пола свою мать и относит в ту же спальню для гостей, где еще недавно меня после обморока осматривал врач.

Я иду за ним и закрываю за собой дверь. Мы молча укладываем на постель Светлану Олеговну.

— Надеюсь, что это просто обморок, — шепчу дрожащими губами.

— Они у нее слишком часто, — неожиданно нарушает тишину Михаил. — С тех пор как она узнала про Илью.

Проходит несколько мгновений, и Светлана Олеговна медленно распахивает веки. Затем накрывает лоб ладонью, и взглядом находит сначала меня, а потом и своего сына.

— Дети… как хорошо, что вы здесь… мне только что такое приснилось…

Орлов переводит на меня вопросительный взгляд. Догадался, что его мать говорит вовсе не про сон, а про самую что ни на есть явь.

Я жестом подзываю его к себе.

— Мам, ты пока отдыхай и набирайся сил. Доктор сейчас приедет, — он бережно оглаживает ее плечо и целует в щеку.

Я не удивляюсь. Михаил не склонен проявлять свои чувства перед чужими, но свою мать он любит и всегда относится к ней с большим уважением.

Мы отходим в дальний угол комнаты, пока Светлана Олеговна, прикрыв глаза, лежит на боку.

— Что произошло? — Михаил склоняется надо мной и тут случается неожиданное.

Его руки ложатся мне на спину и он буквально втягивает меня в свои объятия, насколько это позволяет живот. И Господи, я поддаюсь. Тоже обнимаю его, так крепко, насколько могу.

— Мне так жаль, что Илья погиб, — шепчу в его грудь, а он в ответ целует меня в лоб.

Я понимаю ,что делаю ошибку. Нельзя идти на сближение с супругом, который изменил.

Но ведь должны быть исключения? Как я могу оставить его одного в такой момент? Хотя бы в эту секунду, одну-единственную секунду, я могу проявить заботу о нем как о близком человеке?

— Катерина, расскажи мне, что произошло на кухне.

И в этом есть весь Орлов. Никаких глубоких разговоров, все касается исключительно дела.

— Адель все рассказала твоей маме...

Спина мужа под моими руками каменеет, становится твердой словно гранит. А потом он бережно снимает с себя мои ладони и выходит в коридор, на прощание бросив мне сухое:

— Присмотри за мамой.

Я не девочка на побегушках, которой можно указывать, но я обязана остаться, чтобы присмотреть за Светланой Олеговной.

Все, что я могу сделать, так это прижаться к дверному косяку и слушать, что дальше произойдет в нашем доме.

Пока до меня долетают только твердые шаги Михаила.

— Адель? — зовет он. — Подойди.

— Да, я здесь! — слащаво отвечает она. — Виталик, оставь нас, нам с Мишей есть что обсудить наедине…

— Да ладно, мы же семья. Какие могут быть тайны? — в своей обычной дружелюбной манере отвечает он. — Или я что-то пропустил?

Глава 17. В чужом глазу...

Я прикладываю к губам ладонь, чтобы сдержать вырывающийся из груди всхлип.

Михаил сейчас в таком состоянии, что этот разговор может закончиться чем угодно.

Мой муж - неэмоциональный человек. Он предпочитает апеллировать фактами, и у него это блестяще получается.

Боюсь подумать, о каких фактах может узнать Виталик, если они прямо сейчас не разойдутся по разным углам.

Муж Адель по сравнению с Михаилом еще ptktysq парень. Орлов матерее, старше, да и что юлить, сильнее. Не дай бог, дойдет до драки.

Остается надеяться, что кто-нибудь подумает о больной свекрови.

— Мне нужно поговорить с Адель без лишних ушей.

Я ахаю. Внутри все опускается, когда голос мужа озвучивает его желание снова уединится с ней.

Да, скорее всего, ни о каком интимном контексте не идет и речи, но…

НО!

Они уже спали, наплевав на чувства своих супругов. Поставили сразу столько семей под удар. В конце концов, Михаил знает, что мне больно! Я ведь не просто так пыталась сбежать, и он был вынужден сторожить меня, словно пес.

Взял и снова растоптал мои чувства, предусмотрительно оставив меня наблюдать за его болеющей матерью, которая потеряла младшего ребенка.

Ни один мускул не дрогнул. Надо же, какой подлец.

Слышу приближающиеся шаги и прикрываю дверь, чтобы он не видел, что я подслушивала.

Соблазнительный стук острых шпилек дополняют уверенные мужские шаги.

Они заходят в специальное помещение на первом этаже, отведенное под прачечную. Там довольно тесно, места разве что на одного. Я с животом там еле разворачивалась...

В сердце поселяется ноющая боль, а в голове навязчивые мысли о том, из всех мест в этом доме, там этим двоим снова снюхаться будет легче всего.

Вдруг он не на разговор ее вызвал, а например, чтобы, не знаю... Пар спустить?

Господи, я такими мыслями сведу себя с ума.

И это на восьмом месяце, когда вот-вот родится наша дочь.

Как у него хватает совести, наглости и бездушия, чтобы заставлять меня жить в его рукотворном аду?

Надо уходить.

Эта мысль мигает в голове красным светом. Корю себя за минуту нежности, которая проскочила между нами у постели с больной свекровью.

Я дала слабину. А он и рад.

Зачем позволяла ему себя обнимать? Чтобы он потом снова куда-то пошел с Адель?

Как только в комнату заходит доктор в компании свекра, я бочком выхожу в коридор. Сердце не просто не на месте, оно обливается болью.

Кошу взгляд в сторону прачечного помещения. Дверь, конечно же, закрыта.

Сжимаю руки в кулаки и уже поворачиваюсь корпусом туда. Напрягаю слух, чтобы не пропустить уже знакомые мне звуки их секса.

Отвратительно настолько, что желудок сворачивается в комок.

— Думаешь о том же, о чем, и я? — рядом из ниоткуда появляется Виталик, но что-то с ним не так. — С каких пор у твоего мужа есть общие тайны с моей женой?

Со вчерашнего дня, Виталик. Со вчерашнего дня.

— Понятия не имею, — безжизненно произношу и тру пылающие веки подушечками пальцев.

— Хм, — он пробегает рукой по волосам и взгляда не сводит с интересующей нас обоих двери. — Мне все это не нравится, Катюша. Пиздец как не нравится, — шепотом добавляет он.

— Почему? — пульс бьется в горле.

Я большими глазами смотрю на Виталика, который никогда, подчеркиваю, никогда не ругается матом.

Поверить не могу, что притворяюсь, якобы не разделяю его плохого предчувствия. Тем самым защищая своего неверного мужа-эгоиста, который этого не заслуживает.

— Ты хочешь туда пойти? — он переводит на меня пытливый взгляд, в котором пульсирует знакомое мне чувство.

Он так же, как и я, чувствует себя обманутым.

— Д-да, — заторможенно отвечаю.

В конце концов, почему те двое не боятся быть раскрытыми, а я боюсь?

Хватит! Наелась ролью тряпки досыта.

— Пойдем, — ведет меня за собой Виталик.

По его профилю вижу, как он напряжен. На лице с как минимум двухдневной щетиной ходят желваки, а не моргающий взгляд устремлен вперед.

Любовь зла. Особенно в его случае. Он не виноват, что полюбил женщину, которая с ним ради денег, да еще и куколда из него сделала.

А он терпит.

Хотя, почему я думаю об этом так, будто ко мне не относится та же самая история?

В чужом глазу, как говорится.

— Ты думаешь, между ними что-то есть? — в метре от двери ошарашивает меня Виталик вопросом.

— Я… Я не… Почему ты спрашиваешь?..

От его пытливого взгляда мне хочется бежать.

Он зубами прихватывает свою нижнюю губу, отводит полы пиджака и упирает руки в пояс.

Сейчас взорвется бомба, я ощущаю это кожей.

— Потому что я их подозреваю.

Его слова падают на меня гранитными плитами. Я стою на месте, не шевелясь и не дыша.

— В чем?

— Кать, — он невесело усмехается с горечью в голосе. — В том самом. И у меня есть на то основание, поверь.

Бух-бух-бух. Стучит в голове пульс.

Основание? Так они что уже попадались на чем-то раньше, а я узнаю последней?

Боже.

— Виталик…

— К черту. Я ждать больше не буду!

Пытаюсь схватить его за рукав, чтобы расспросить, о каких основаниях речь, но не успеваю. Он в пару шагов преодолевает расстояние, распахивает дверь с такой силой, что она бьется о стену и застывает на пороге в позе разъярённого быка.

Из за его широкой спины я не вижу происходящего, но в глубине души надеюсь, на чудо.

Чудо, которому не суждено сбыться.

Виталик от увиденного звереет и с рыком набрасывается на Михаила:

— Ах ты сукин сын!

Глава 18. Время порознь пойдет нам на пользу

В крохотной прачечной комнате завязывается драка. Не знаю, как у Адель это получается, но она просачивается между мужчинами и стенкой, и зареванная выбегает в коридор.

Я на секунду окидываю ее растерянным взглядом.

Вряд ли Виталик застал их там на горячем.

Она скорее выглядит подавленной. И к тому же у меня до сих пор перед глазами стоит победное выражение в её глазах, когда она спрыгивала с кухонного острова и поправляла юбку.

Сейчас в ее взгляде нет ничего, кроме разочарования.

— Виталик, что ты делаешь? С ума сошел, придурок?! — заикающемся от рыданий голосом кричит она на мужа, который кинулся на Михаила, чтобы защитить ее честь. — И ты чего встала, овечка? — она налетает на меня, зажав ладони в кулаки. — Подслушивала мразь, да? Понравилось?

— Рот закрыла, — отвечаю ей в тон.

— Как же я тебя ненавижу, — шипит она с пеной у рта.

Я вижу по её глазам, что она так и хочет на меня накинуться. И накинулась бы, да вот наши мужья теперь набивают друг другу морды не в прачечной, а в коридоре, рядом с нами.

Из-за нее я даже не заметила, когда они переместились. А ведь это два взрослых мужика

Отскакиваю, придерживая руками большой живот от греха подальше.

Михаил почти сразу же скручивает Виталика и обездвиживает его.

— Успокойся, мужик, — талдычит он Виталику, пока тот пытается вырваться из захвата.

— Да пошел ты! — выплевывает тот в ответ.

— Я серьезно, — настаивает Михаил. — Остынь и давай обсудим все как взрослые люди.

— Как взрослые люди, говоришь? — из-за гнева, голос Виталика походит на рык. — Какого хуя ты закрылся там с моей женой? А? Еще до слез ее довел, гаднон.

Слушая речь Виталика, я понимала, что долго терпеть оскорблений Орлов не будет. И была права. Стоит мужу Адель закончить свою гневную речь, ему живот пролетает кулак.

Он закашливается и падает на пол, потому что Михаил его отпустил. Орлов отряхивает руки, перешагивает через корчащегося парня и подходят ко мне.

— Тебе не стоило на это смотреть.

Я в неверии широко распахиваю глаза.

— Проблема только в этом? — неодобрительно качаю головой. — То есть то, что ты ввязался в драку с членом семьи, это ничего страшного? Ещё швырнул его на пол как какую-то тряпку! Миша, ты что делаешь?

— Он есть тряпка, — Орлов оплетает мою талию рукой и уводит.

Адель тем временем падает на колени рядом с мужем и помогает ему подняться на ноги.

— Что там произошло? — стоит нам остаться наедине, требую я. — Честно говоря, я думала, что вы с Адель снова взялись за старое, ну тогда, почему она вышла в слезах?

— Я послал ее, — ровно отвечает Михаил.

— Послал?

— Ты удивлена?

— Вообще-то, да. Почему сейчас?

Вернее, почему только сейчас? Ведь Михаил прекрасно знает, как я отреагировала на его измену. Но и пальцем не пошевелил, чтобы отлучить ее, а та и рада. Почувствовала свободу и начала внаглую к нему лезть.

— Твоя сводная сестра — тупица. У нее нет мозгов. Я сказал ей то же самое. А потом добавил, чтобы она держала свою пасть на замке, и чтобы больше никогда в жизни ни слова не говорила моим родителям. Она разревелась, начала скулить. Вешаться. Вошел ее муж, увидел жену в соплях и накинулся на меня. Конец истории.

Ушам своим не верю.

Нет, Орлов, конечно, молодец, что поставил ее на место, когда его матери стало плохо.

Но почему, черт подери, он не заступился за меня?! Почему ради меня не прогнал ее? Она тут дефилировала королевой, пока я тихо умирала внутри.

— Миша.

— Прости меня за драку, — он берет меня за локоть и притягивает к себе. — Я не сдержался и выплеснул свой гнев на невиновного человека. Хотя нефиг было первым кулаками махать.

— Миша.

— М? — он губами преподают к моему виску, и, кажется, даже оставляет на нем невесомый поцелуй.

— Между тобой и Адель все кончено?

Этот вопрос срывается с губ так естественно и неожиданно, что я сама удивляюсь.

— Что за вопрос? — муж цепляет мой подбородок пальцами и вынуждает посмотреть ему в глаза. А затем строго отвечает: — Между мной и ней ничего не было.

— Ну да, — фыркаю я и отвожу лицо в сторону. — Я так и поверила.
А как же слова Виталика про подозрения? Он-то как раз таки лицо, заинтересованное в правде, как и я. Я обязана вывести Михаила на чистую воду.

— Это что еще за ответ такой, Катерина?

— А какой еще, блин, ты ожидаешь от меня ответ?! — повышаю голос и отталкиваю его. — Я своими глазами видела, как ты с ней трахался! Но ты продолжаешь вести себя так, будто этого не было. Будто это какая-то мелочь!

— Я не говорю, что этого не было, — вздохнув произносит он, будто этот разговор его утомляет. — Было, да. Не понимаю, почему тебе так нравится возвращаться к этому снова и снова. И да, я считаю, что это мелочь.

— Хорошо, поняла, — киваю я и прикладываю ко лбу тыльную сторону ладони, чтобы хоть немножко остудить лицо. Руки после того, как я лицезрела драку ледяные. — Получается, что в нашей паре измены для тебя приемлемы?

— Даже не пытайся, — отрезает он. — Я достаточно хорошо знаю, насколько ты упряма, чтобы понять, куда именно ведет этот разговор.

— Ты бы принял меня после другого мужика? — вздергиваю подбородок. — Или только тебе можно гулять?

Я бы не опустилась до измены, но пусть хоть гипотетически прочувствует каково это.

— Катерина, не беси меня. Сейчас не время.

— Ах, то есть вот именно сейчас мы говорим про то, что случилось с твоим братом. Как только на горизонте замаячил разбор твоих полетов, — ты чего ему в грудь пальцем, — ты сразу же решил зайти с козырей!

У Орлова лицо меняется от моих слов. Я замолкаю, понимая, что сказала лишнего. Какие, к черту, козыри, когда речь о смерти Ильи?

Это даже не я сказала. А ужасная внутренняя боль, что никак не утихает, взяла надо мной вверх и вынудила произнести это сгоряча.

Глава 19. Родительский дом

Он улетел рано утром, еще до рассвета. Я проснулась от звука отъезжающей от дома машины и еле разлепила припухшие от слез веки.

Михаил с вечера собрал чемодан, молча закидывая в него первые попавшиеся под руку вещи из шкафа.

Я сидела на постели и наблюдала за ним. Совсем не знала, что сказать.

Да и что можно сказать человеку, который скоро увидит своего погибшего брата?

Вот и я слов не нашла. А потом Михаил хлопнул дверью и ушел спать на диван.

После отъезда я не могла одна находиться в доме и минуты. Каждый уголок казался мне чужим, а на первом этаже я вообще задыхалась.

Здесь произошла измена, драка, мой обморок и приступ свекрови.

— Привет мам, — я неловко улыбнулась, стоя на пороге родительского дома, когда мама распахнула дверь.

— Доброе утро, милая, проходи! Я тебе завтрак сделала. Блинчики. Будешь?

Ее красивые голубые глаза окружает красная сетка капилляров. Что совершенно неудивительно, ведь она горюет.

Я хочу что-то сказать, но в горле ком, что никак не сглатывается.

Уже на кухне после пары глотков чая у нас наконец-то завязывается разговор.

— Бедный Миша, — качает головой она. — Врагу не пожелаешь. Во сколько он прилетает в Лондон?

Хороший вопрос мам. А ведь я не знаю. Он сам не сказал, а до меня не дошло уточнить.

— Уже не помню, — выталкиваю из себя улыбку. — Уверена? он сообщит по прилету.

Мама кивает, смотря перед собой расфокусированным взглядом. Отмечаю, насколько осунулись ее плечи за последнее время. Черная футболка ее размера висит и топорщится.

— Слушай, Катя, — она понижает голос и наклоняется ко мне. — Что у них за потасовка с Виталиком случилась?

— Нервы, — переплетаю под столом пальцы добела. — Думаю, что Миша виноват. Не проконтролировал себя, возможно, нагрубил. Вот Виталик и не выдержал…

— Хорошо, если так, — загадочно произносит мама.

Я тут же выставляю на нее вопросительный взгляд.

— Катюш, ты на меня внимание не обращай, я вчера перепила Корвалола, наверное, причудилось, — она машет ладонью, будто мы обсуждаем какую-то мелочь.

А я нутром чую, что что-то не так.

— Что, ты думаешь, тебе почудилось? — пульс начинает биться в висках и горле.

— Да так, — она нахмурит брови припоминая. — Когда Виталик с Адель уезжали, я стояла у открытого окна в гостиной. Они ругались в пух и прах. Она даже отказывалась с ним ехать домой. И он тогда что-то ей в сердцах бросил… что-то такое… на языке вертится, а я вспомнить не могу.

Пока она пытается вспомнить, что именно слышала, меня бросает в жар, затем в холод.

— А чего ты не ешь? — мама подталкивает тарелку поближе ко мне. — И чай вон стынет.

Да мне кусок в горло не лезет, мама.

Хоть я и понимаю, что пропускать приемы пищи — нехорошая идея, учитывая, что я больше не хочу падать в обмороки. Это опасно для малышки.

— Ну, ты вспомнила? — подношу ко рту кусочек ароматного блинчика на вилке.

— Дословно не могу. Но по смыслу было понятно, что он отправлял ее к другому мужчине. И она еще так странно ему ответила.

— Странно?

— Да. Даже не стала отпираться, что у нее никого нет. Сказала что-то вроде того, что другое ее мужчина помужественнее Виталика будет, представляешь? Она в слезах кричала: вот он настоящий мужик, а ты нет.

— Боже, — у меня внутри себя опускается.

Нет, я и не планирую скрывать измену Михаила от семьи. Но чтобы все раскрылось вот так через скандалы Адель с ее мужем? Этого я не хочу.

В моих мыслях вообще было упомянуть, что Михаил изменил с кем-то, не разоблачая сводную сестру. В конце концов, у родителей и так будет болеть сердце из-за нашего разрыва, я хотя бы поберегу их здоровья тем, что не расскажу всей правды.

Все равно от нее только боль.

— Она что-нибудь тебе рассказывала? Про нового мужчину? — украдкой спрашивает мама. — Вы все-таки сестры. Самые родные на свете. И насколько мы с отцом знаем – очень близки.

— Близки, да, — гипнотизирую танец чаинок на дне чашки.

— Неужели она изменяет Виталику? — мама прикладывает к губам ладонь. — Отец не одобрит. Он против такого.

В дверь стучат. Герман Вольфович, мой отчим, спускается со второго этажа, чтобы открыть.

Мы с мамой обе прислушиваемся к голосам. Судя по озадаченному выражению лица мамы, она не ожидала гостей. К тому же еще утро.

Кто это может быть?

Дверь захлопывается. Слышится шуршание колес чемоданов в прихожей.

У меня тут же округляются глаза, я подскакиваю с места.

— Миша? — мама читает мои мысли, и мы вместе идем в коридор.

Вернулся? Но зачем? И как так быстро понял, что я у родителей?

Может, полет отменили или перенесли? Мы в получасе езда до аэропорта, он вполне мог заехать сюда, чтобы переждать какое-то время.

Я даже не знаю, что чувствую. Но сердце бьется просто в бешеном ритме.

— Папа… — завывает Адель сорванным от слез голосом, и я останавливаюсь на повороте. — Папочка!..

— Тише, милая, — низкий голос отчима ласково успокаивает дочь. — Все хорошо.

— Что такое? — взволнованно шепчет мама, приложив к груди ладонь.

— У нас только один способ узнать.

Шагаю в коридор и сразу же натыкаюсь на аж четыре чемодана Адель. И как она их сюда затащила? А главное: почему?

— Адель, девочка моя, — мама тоже идет утешать зареванную сводную сестру. — Что стряслось?

— Я… — она вытирает лицо руками, но все, что могу видеть я это ее вызывающие длинные когти цвета фуксии. — Я… ушла от Виталика! Не могу так больше… Не могу его обманывать...

Глава 20. Тайна Адель

В лживом представлении сводной сестры я не участвую. Но и родителям рассказать правды не решаюсь.

Намертво сцепив перед собой руки, я так и стою в коридоре, где происходит действие, на случай, если Адель решит проговориться про их связь с Михаилом.

Но она просто плачет.

Правдоподобно, артистично, впрочем, как и всегда. Поразительно, насколько слепыми родителей делают любовь к ребенку.

Они замечают, что я стою в стороне, но, видимо, списав все на шок от последних новостей, ничего не спрашивают.

Отчим помогает Адель занести чемоданы в свободную спальню на втором этаже, мама готовит ее успокаивающий чай.

А я сижу над телефоном и жду новостей от Михаила.

Во мне бурлит лютая ненависть. На него и на нее. А потом я вспоминаю про погибшего Илью, и что-то во мне оттаивает.

Я дам Мише время пережить потерю. Дам, но не больше нужного.

У меня вообще закрадывается червячок сомнений, насчет сегодняшнего фокуса сводной сестры. Плач отчима на плече она все повторяла о том, что больше не может обманывать Виталика.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — речь о другом мужчине.

А конкретно о моем муже.

Малышка в животе начинает беспокойно пинаться. Я вижу в этом призыв усмирить свои негативные эмоции. Но меня хватает ненадолго.

Коротко оповестив маму, что мне нужно отъехать, я сажусь в машину, и в навигатор смартфона забиваю по памяти один адрес.

Где, если не там мне помогут пролить свет на ад, в который превратилась моя жизнь?

Возвращаясь к навигатору взглядом снова и снова, я надеюсь увидеть входящее сообщение от Михаила. Я проверила данные полета в интернете, он приземлился полтора часа назад, а мне так ничего не написал.

Поразительно, конечно, что это он попался на измене, так еще у Орлова хватает наглости наказывать меня игнором!

Я все понимаю, у него погиб брат. Да разве это оправдание, чтобы обращаться со мной как с половой тряпкой?!

Слезы жгут глаза, а обида пожирает сердце.

Останавливаюсь у нужного мне дома в элитном поселке. Даю себе пару минут, чтобы прийти в себя и успокоиться. И выхожу, наступая на белый гравий у высоких кованых ворот.

Прохоровы богатая и влиятельная семья. Для меня они тяжеловаты в общении, все время создается ощущение, что я не дотягиваю до их уровня интеллигентности. В такие моменты мне на подмогу приходил муж. У него хватает эрудированности, чтобы поддержать любую тему.

А вот их сын Виталик, наоборот - человек приветливый, мягкий, одним словом, душа компании.

Когда он сошелся с Адель, я, конечно же, обрадовалась. Да вот только в душе всегда его жалела. Стыдно было в таком себе признаваться, но он был слишком хорош для нее.

Домашний, заботливый, в чем-то даже мягкий он во всем потакал ее капризам. Осыпал дорогими подарками, возил в путешествия, на их первый совместный день рождения, подарил ей иномарку, упакованную в гигантскую подарочную коробку.

Тогда даже все соседи собрались, чтобы на это посмотреть.

Он завоевал ее щедрыми поступками, и в один момент мне даже показалось, что она его любит.

Но нет. Моя сводная сестра любит только себя и деньги.

Стоит мне произнести это про себя, как внутри поселяется страх. А что, если она любит Михаила? Зная ее склонный к одержимостям характер, она ради цели пойдет на все.

Рука сама тянется к животу в порыве желания защитить ребенка. Способна ли она навредить и малышке?

Мотаю головой, чтобы стряхнуть с себя это наваждение, и замечаю вдали рядом с домом мужскую фигуру.

— Виталик, это ты? — кричу я.

— Открыто. Проходи, — жестом зовет меня пока еще муж моей сестры и выбрасывают в сторону окурок.

Я даже не знала, что он курит. Скорее всего, это временно, из-за того, что она ушла.

— О господи, что с тобой? — восклицаю я, подходя к нему. Я настолько шокирована тем, что вижу, что даже проконтролировать себя не выходит.

— Все нормально, Катюш — утешает он. — Я сейчас майку накину. Просто вышла покурить.

Он идет в дом, а я за ним.

Боже, что тут произошло? У Виталика до крови расцарапана не только грудь, но и спина. Он стоял на улице в одних джинсах.

А теперь прямо в гостиной, где по полу разбросаны вещи и мебель, находит рубашку и быстро накидывает ее на себя, прежде чем снова повернуться ко мне лицом.

А когда поворачивается, я замечаю царапины и на лице.

— Это она? — скрыть волнение в голосе не получается, как бы я ни старалась.

В ответ он коротко кивает.

А у меня по спине ползет холод. Это как раз таки подтверждает мое недавнее озарение. Если она поставила себе цель… берегитесь.

— Адель ушла от меня этим утром.

Виталик держится, но я слышу, как надломан его голос. Он пробегает рукой по волосам, пока лихорадочным взглядом окидывает беспорядок.

— Я не мог ее отпустить, Катюш. Не мог, — он трет подбородок ладонью. — Уговаривал. Просил. На коленях валялся, — он усмехается, но совсем не потому, что ему смешно. — Но она ведь упертая. И гордая. Если что-то решила, то уже не отступится.

— Есть такое, — соглашаюсь. — Так что вас тут произошло?

— Да что-что, Катюш. Я не отпускал ее, говорю же, — он пальцем трет царапину возле глаза. — А она давай драться, как дикая кошка. Кричать. Обсирать меня. Столько говна мне в лицо высказала, а я ее даже не слушал. Просто про себя молился, чтобы она остыла, выговорила все, что накопилось внутри, и осталась со мной.

— А почему погром такой?

— Это она здесь всё крушила. Доставала из шкафа вещи, скидывала их со второго этажа по лестнице. На кухне тоже все вверх дном. Телефон мой, кстати, она тоже разбила, наверное, чтобы я ей не звонил. И была права. Я позвонил ей, Катюш.

Мне не просто больно его слушать. На Виталика больно смотреть. Его поза, взгляд, полная безнадёга в голосе — у меня сердце разрывается за него.

— Я даже не знаю, где она, — севшим голосом произносит он.

Глава 21. Готова отправиться на тот свет?

Мерзавка!

Какая же она мерзавка! Конченая мразь! Тварь!

Надо было родителям с порога сразу же все про нее рассказать, чтобы не пускали ее в дом. Эту змею. Эту…

Я мчусь назад в родительский дом уже под вечер. Кровь бурлит. Я даже превышаю скорость, чего раньше никогда не делала.

То, что мне показывал Виталик, до сих пор стоит перед глазами. А ведь он об этом знал некоторое время. Да вот только потому, что его яйца были в сумочке жены, он ничегошеньки не предпринял!

Отвратительно.

Мне действительно настолько отвратительно, что во рту скапливается горькая слюна.

Тошнотворное зрелище. Только так можно описать то, что я видела.

А Виталик… он даже после этого дерьма ждет ее домой с распростертыми объятиями!

Не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы не рассказать ему о том, как я застала его любимую обожаемую жену с развитыми ногами под моим мужем.

Так бы и обматерила всех троих!

Стоит мне об этом подумать, как мне наконец-то звонит за пропащий муж. Легок на помине.

Я, даже не думая дважды, принимаю вызов.

— Слушаю! — сердце колотится в горле от гнева.

— Звоню, чтобы отчитаться, — по-деловому произносит он, будто звонит бизнес-партнёру, а не жене. — На таможне задержали, ждал несколько часов, пока всё проверят. Ты что за рулем?

— Да, я за рулем.

И прекрасно знаю, что ты скажешь. Опять начнешь гундеть о своих правилах, будто нам больше нечего обсуждать.

— Я же говорил тебе, чтобы ты беременная никуда сама не ездила. И, тем более, чтобы по телефону ни с кем не говорила, если за рулем. Это опасно. В первую очередь для тебя и ребенка.

— Да пошел ты, — шепчу я, не сильно заботясь о том, услышит он меня или нет.

— Что ты сказала, Катерина?

— Я сказала: да пошёл ты, Орлов!

— Не понял, — его голос грубеет, хотя и до этого не был излишне ласковым. — Ты совсем страх потеряла, как я уехал? А ну, быстро припарковалось в безопасном месте и вызвала себя такси. Хочешь себя угробить — пожалуйста, но здоровье нашей дочери — это не то, с чем бы я советовал тебе играть!

— Знаешь, будь ты человеком слова и чести, я бы тебя послушала, а так… — у меня из груди вырывается смех, который звучит откровенно безумно. — Я в тебе бесконечно разочарована. Даже не знаю, кто ты такой, представляешь? Орлов, я не знаю, от кого вот-вот рожу дочь! Ты столько лет притворялся одним человеком, а оказался другим.

— Катерина, твою мать, ты что творишь? Что ты несешь? Можно без загадок, прямо сказать?

— Нельзя. Как только я рожу, мы с тобой разводимся. И больше не звони мне. Поговорим, когда прилетишь.

Кладут трубку, не давая ему договорить, и бросаю телефон на заднее сиденье, чтобы не дотянуться до него, если Орлов снова будет звонить. Так надежнее.

И он звонит. Настойчиво. Все десять минут, которые я добираюсь до родительского дома.

Кажется, я выбегаю из машины, даже не включая сигнализацию. Плевать! Сейчас важнее прижать к стенке эту мерзавку, тем более у меня на телефоне есть доказательства.

Все что я нафотографировала в их с Виталиком спальне, покажу родителям, а там кто знает, может, скину и Орлову. Уж он то должен оценить, как никто другой.

— Мама! Папа! — с порога крючья стягивая с плеч курту и скидывая ботинки. — Где вы? Надо срочно поговорить! Я только что была у Виталика и он рассказал мне про Адель кое-что очень интересное…

— Ну? И что же эта сопля тебе рассказала? — Адель стоит вверху лестницы в коротком красном халатике и бокалом вина в руках.

— Мама! — игнорирую её и зову родителей, но в доме вообще никаких звуков.

— Уехали они, — меланхолично произносит она, садится на верхнюю ступеньку и закидывает ногу на ногу. — За продуктами. Минут пятнадцать назад. Так что можешь мне рассказать в свою маленькую грустную сплетню, — она подмигивает мне и отпивает из бокала, — ведь их не будет дома еще долго.

— Перебьюсь, — отвечаю ей в тон. — Семейный ужин обещает быть насыщенным. Ты, может это, приоденься, а то я даже отсюда вижу твою жопу.

Она начинает смеяться, перекидывает волосы через другое плечо, явно наслаждаясь собой.

— Ты бы лучше меня не осуждала, а в пример ставила. Если бы ты дома ходила в халатике на голое тело, как это делаю я, то возможно, твой муж в порыве страсти и голода и не набросился бы на меня ради спонтанного секса. Я даже не догадывалась, что его ко мне так сильно влечёт. Орлов на поверхности серьезный мужчина, а внутри, голодный дикий самец, — медленно и томно протягивает она. — Знаешь, тогда тебя хочет такой мужчина — это безумно приятный сюрприз.

Вот тварь. Упивается своей безнаказанностью и тем, что ей удалось обвести вокруг пальца наших родителей.

— Во-первых, советую тебе не привыкать к этим стенам. Уверена, после того, как я расскажу всем правду, отчим сам тебя отсюда выгонит. Если мне не изменяет память, то он очень чтит семейные ценности. Даже поразительно, что у него родилась такая дочь.

Глаза Адель темнеют. Наливаются кровью.

— Да-да, милая сестрица, грядет большой скандал, после которого тебя пнут под твою голую жопу.

— Ого. Смотрю, половая тряпка заучилась говорить, — с притворным удивлением произносит Адель.

— Во-вторых, — продолжаю свою мысль, — я знаю, что в твоем сексе с моим мужем не было никакой спонтанности.

— О, ты ошибаешься, сестрица, — она копирует меня. — Он буквально с порога сам…

— Виталик мне все показал, — перебиваю ее. — Все! — выделяю это слово. — А я сфотографировала. На память, так сказать.

Адель встает на ноги так быстро, будто ее вздернула невидимая рука кукловода. Из ее пальцев выскальзывает бокал с вином и падает по лестнице к моим ногам, разбрызгивая остатки вина.

Красные капли приземляются на мои белые носки, и точь-в-точь похожи на капли крови.

Я вижу в этом плохой знак и решаю поставить свой разговор с Адель на паузу. Вот приедут родители, тогда-то я все факты им и выложу.