За окном глубокая ночь. Я не могу уснуть. Раз за разом беру в руки телефон, чтобы набрать номер мужа, но знаю, что это бесполезно.
“Абонент вне зоны доступа” – это всё, что я услышу.
Пытаюсь читать книгу, но не получается вникнуть в сюжет, сериал – тоже мимо. Единственный, кто меня понимает – это луна. Мы сейчас с ней одинаково одиноки.
Где же ты, Серёжа. Чем занят?
Да, несколько часов назад муж прислал сообщение: “Малышка, прости, я буду поздно. Дела на фирме. Ложись без меня”.
Какие могут быть дела в два часа ночи?
Мне не понять. Особенно если учесть, что Сергей в последнее время ничего не рассказывает. Он вообще очень изменился за этот месяц. Стал раздражительным, нервным, угрюмым.
“Проблемы на фирме” – это всё, что мне удалось из него вытащить. Какие проблемы, что у него вообще происходит – это загадка.
Сергей никогда не посвящал меня в свои рабочие вопросы. Да мне это было и не особенно интересно. Я просто купалась в любви мужа, знала, что он всегда готов исполнить любую мою прихоть, в деньгах недостатка никогда не было. Как за каменной стеной – это про него. Красивый, уверенный в себе, обеспеченный, надежный.
Мы вместе уже два года, поженились через месяц после знакомства. Серёжа ворвался вихрем в мою жизнь, затмил собой всех, нагло и уверенно присвоил мое сердце, занял главное место в жизни. Ещё недавно я была уверена, что это взаимно и навсегда, но последние дни уверенность сильно пошатнулась…
Первая иголка сомнения кольнула, когда я завела разговор о детях. Да, я хочу ребёнка. Хочу, чтобы моя огромная любовь к мужу дала ростки, и рядом со мной появился ещё один нежный, ласковый комочек, который я смогу любить также сильно.
Но когда я завела об этом разговор, Серёжа повёл себя странно. Он сказал, что пока не готов к детям, что нужно ещё пару лет пожить для себя, а уж потом планировать ребёнка. Я немного расстроилась, но Сергей быстро отвлёк меня нежностью, страстью. Он прекрасно умел это делать, в его жарких объятиях я моментально забывала обо всем.
– Малышка, просто сейчас неудачный момент для детей. Мы немного позже поговорим об этом, хорошо? Ты же знаешь, как я тебя люблю. Мы же собирались с тобой мир посмотреть, ты хотела слетать ещё раз во Флоренцию, Рим. Помнишь наши Римские каникулы? Я хочу повторить их…
Римские каникулы и правда были волшебными. Невольно улетаю в тёплые воспоминания, наполненные нашей любовью и страстью…
Хлопает входная дверь, я вздрагиваю от неожиданности.
Сергей вернулся!
Выхожу потихоньку, стою в тёмном коридоре, наблюдая за любимым мужем…
В стельку пьяным любимым мужем…
Я ненавижу алкоголь и пьяных людей. Сергей прекрасно знает об этом и раньше никогда не позволял себе такого. А вот в последние дни он почти каждый день приходит изрядно выпивши. Сейчас же вообще с трудом стоит на ногах. Пытается разуться. Кое-как снимает туфлю, цепляется за второй, чуть не падает, в последний момент хватаясь за стоящий в прихожей комод.
Грохот. С тумбочки слетает ваза с цветами. Их он подарил несколько дней назад, извиняясь за свои ночные переработки.
Ваза отлетает в угол, раскалывается на осколки, цветы рассыпаются по полу.
– Чёртов веник! – ругается Сергей, наступая на нежные стебли гладиолусов. – Лиза! – зовёт меня.
– Я тут, – отзываюсь недовольно.
– О, малышка моя, – пьяно улыбается. – Иди ко мне! – тянет руки, спотыкается, практически падая на меня, впечатывает в стену. Я ударяюсь затылком, перед глазами звезды.
– Чёрт, Серёжа, аккуратнее! – отталкиваю его. – Отпусти меня!
Но он не отпускает, прижимает сильнее, рука нагло скользит под мою пижамную кофту, пальцы больно сжимают кожу, а его влажные губы пытаются найти мои. От Сергея разит перегаром и … женскими духами?
О боже! Меня начинает тошнить от этого приторно-сладкого омерзительного запаха и грубых прикосновений. Накрывает паника, я пытаюсь вырываться изо всех сил.
– Пусти меня! Отпусти! Ненавижу! Отстань!– кричу я, отбиваясь.
– Что ты сказала? – вдруг с угрозой в голосе рычит мой муж, отступая на шаг. Я замираю. – А чего это вдруг тебе перестали нравиться мои прикосновения? Разлюбила?
Он надвигается скалой, а мне впервые становится страшно. Я не узнаю этого человека. Я его просто не знаю. Эти горящие гневом глаза, этот ледяной тон.
– Серёжа, – произношу дрожащим голосом. – Ложись спать. Мы завтра поговорим.
С ужасом замечаю следы помады на его воротнике. К страху примешивается чувство омерзения, тошнота усиливается. Я пытаюсь открыть дверь ванной, чтобы спрятаться там, но муж не позволяет.
– Нет, я хочу сегодня! Я приехал к любимой жене! – зло чеканит он. – А ты сбегаешь? Иди сюда! – ловит меня за руку, сжимая на запястье пальцы так, что завтра там точно останутся синяки. – Вместе и навсегда! – рычит он мне в лицо. – Или забыла? Ты принадлежишь мне! Поняла?
– Серёжа, пусти! От тебя воняет женскими духами! Где ты вообще был?
– Это не важно, где я был! Я приехал домой! К тебе! А ты не рада? Так не пойдёт!
Толкает меня к спальне, заваливает на кровать, придавливая всем весом, начинает отчаянно целовать шею, ключицы, моя пижама трещит под его руками.
– Я же тебя люблю, моя девочка, – меняется его тон на нежный. – Только тебя люблю. Мне никто не нужен, ты же знаешь. Поцелуй меня, пожалуйста, – шепчет мне в губы.
Я никак не реагирую. Лежу куклой, зажмурившись и борясь с тошнотой. Сергей целует мои бесчувственные губы, делает это нежно, потом все настойчивее. Не получив реакции, его сносит на эмоции.
– Не нравится? – вдруг орёт муж.
Его кулак врезается рядом с моей головой в матрац. Я сжимаюсь в комок от этой неожиданной агрессии. Сергей приподнимается, я изо всех сил ногами и руками толкаю его в грудь, он отлетает к стене, бьётся об угол шкафа, и сползает на пол, стонет.
Меня трясёт. И пока муж не пришёл полностью в себя, я вылетаю из комнаты, закрываюсь в ванной, замыкаюсь на замок, едва добегаю до унитаза, и тут же извергаю из желудка всё содержимое. Потом сползаю на пол и долго еще лежу так, прислушиваясь к звукам за дверью. Он ведь может и дверь выбить в таком состоянии.
– Лиз, ты как? – наверное, в десятый раз спрашивает Маша, с беспокойством поглядывая на меня.
Я плохо помню, как мы доехали до квартиры подруги. И сейчас всё ещё в прострации.
– Нормально, – отвечаю безжизненным тоном.
– Ты меня пугаешь, – признаётся Машка.
Я и сама себя пугаю. У меня как будто заледенело всё внутри, и я сижу каменной статуей, не в силах пошевелиться.
– Я тебе сейчас коньяка налью. Тебе надо. Нервы успокоить.
– Нельзя мне коньяка, – судорожно втягиваю воздух.
– Нужно! – убеждает Машка.
– Я беременна. Поэтому нельзя.
– Что, – приседает шокированная подруга передо мной. – Вот козлина паршивая! – сносит её на эмоции. – Дома беременная жена, а он, урод, с этой курвой грудастой кувыркается!
– Он не знает, – шепчу потерянно. – И пусть не узнаёт совсем, – всхлипываю.
И вот теперь резко бросает в рыдания.
– Тише, тише, – гладит меня по спине Машка. – Поплачь немного. Это лучше, чем молчать. Поплачь.
Так мы сидим до утра. Я то рыдаю, то затихаю раненой птичкой. Машка поддерживает меня, как может. Я ей очень благодарна. Но исправить уже никто ничего не в силах.
– И что ты будешь делать дальше? – задаёт подруга вопрос, которого я и сама боюсь.
– Я не знаю, Маш. Но я не смогу простить его, – слёзы рвутся наружу, снова я рыдаю на груди у подруги.
– Не думай сейчас об этом, – успокаивает меня Машка, поглаживая по голове. – Утро вечера мудренее. Поспи пока, – укладывает меня, укрывает одеялом, и я покорно закрываю глаза. Потому что уже дошла до предела психологического истощения.
Полноценно уснуть не получается. Я постоянно плаваю в каком-то жутком коктейле из чёрных мыслей, болючих чувств, обид.
Внутри я продолжаю рыдать, биться в истерике, раниться о правду, которая вдруг открылась передо мной. Но внешне просто лежу, не позволяя себе выпустить эту истерику на волю.
Постепенно меня всё же выключает на несколько часов.
Просыпаюсь, в комнате светло и тихо.
Голова тяжёлая, во рту сухо, как будто вчера я послушалась Машку и напилась коньяка. Шлёпаю босыми ногами на кухню, подруги нет, но на столе накрыт завтрак и лежит записка: “Скоро вернусь. Не скучай!”
Жадно пью воду, на еду смотреть не могу. Низ живота противно тянет. Это плохо. Наверное, нужно в больницу. Но сейчас я просто не в состоянии шевелиться.
Возвращаюсь на диван, сворачиваюсь калачиком и снова погружаюсь в мой персональный ад из мыслей. Как вынырнуть из этого котла воспоминаний?
Ответ прост. Никак. Это надо пережить.
Смогу ли? Не знаю.
Нужно думать о главном, о ребёнке. И сосредоточиться только на этом.
А значит, надо назначить встречу с врачом.
Нахожу свой телефон. Включаю. На меня тут же начинают сыпаться уведомления о сообщениях и пропущенных звонках от мужа. Я всё безжалостно удаляю.
Тут же пробивается входящий звонок от Сергея. Сбрасываю. Отправляю всего два слова в ответ: “Забудь обо мне”. И то самое видео, которое прислала Машка.
Блокирую его номер. Пока я не готова общаться совсем. Не хочу выслушивать ни его оправдания, ни извинения, вообще ничего. Каждая мысль о муже острым кинжалом вонзается в сердце и отдаёт болью вниз живота. Я чувствую, это плохо для малыша. А значит, нужно исключить пока наше общение.
Нахожу номер моего гинеколога. Звоню, договариваюсь о приёме. Сегодня, через три часа. Отлично, мне как раз хватит времени, чтобы собраться с силами.
Вскоре возвращается Машка. Приносит полные пакеты продуктов, раскладывает всё это по полкам, начинает готовить, щебечет что-то. Я понимаю, она пытается меня отвлечь, развеселить, но это просто невозможно. Я как могу стараюсь отвечать ей, даже улыбаюсь через силу, но внутри всё равно болит так, что иногда приходится медленно втягивать воздух и также медленно выдыхать. Хоть это и не спасает.
– Маш, мне к врачу нужно. Отвезёшь меня?
– Да не вопрос. Отвезу, конечно.
– И Маш, я у тебя несколько дней поживу. Пока соображу, что делать дальше.
– Это вообще не обсуждается. Живи сколько хочешь. Я всё равно всё время почти на работе. Квартира пустует.
Машка работает администратором в гостинице. Той самой, где мой муж… Странно только, что Сергей её не узнал.
– Маш, а когда ты увидела… их. Он что, не узнал тебя?
– Он меня не видел, – вздыхает Машка. – Напарница моя им ключ выдавала. Я вышла и увидела их, когда они уже к номеру шли. Я сначала обалдела, а потом решила, что ты мне не поверишь без доказательств. Ну и… Дальше сама понимаешь.
– Да. Понимаю, – киваю убито.
В груди снова начинает гореть, и в живот отдаёт болью.
Всё, Лиза! Не думать, не вспоминать! Тебе нельзя!
Машка с боем засовывает в меня куриный суп. Я ем, вообще не ощущая вкуса. Просто понимаю, что это нужно моему организму, который теперь отвечает не только за себя.
– Собирайся, Лиз. Поехали.
– Да, пора.
Одеваюсь, выхожу на улицу. Здесь сыро и ветрено. Поднимаю воротник пальто, укрываясь от ветра. Жду Машу, она пошла за машиной, которую припарковала где-то в соседнем дворе, потому что здесь не было свободных мест.
Ненавижу холод. Хочу к морю. Погреться под солнышком. Хотя сейчас, кажется, меня никакое солнце не согреет.
– Лиза! – вдруг слышу голос, от которого прошивает насквозь.
Резко поворачиваюсь. Он. Помятый, бледный, небритый, но всё равно красивый… Смотрит на меня побитым псом. Ещё вчера такой родной. А теперь…
Как бы ни хотелось сказать обратное, родной и сейчас. Вижу его плотно сжатые губы, горящие глаза. Распахнутое пальто, которое мы выбирали вместе. На груди крестик - это я дарила, хотела защитить. Сергей не верит в Бога, но обещал его носить, потому что верит в нашу любовь.
Верил. Или только врал?
– Малышка, прости меня, – шепчут его губы. – Лиза! – делает он шаг ко мне.
– Не трогай меня! – отскакиваю от него подальше.
Я лежу в отдельной палате. Она наверняка платная, и я так понимаю, что оплатил её мой муж. От этой мысли неприятно, но я слишком плохо себя чувствую, чтобы как-то это изменить.
Да я сейчас вообще не способна ни на что. Только сплю, и с трудом что-то ем. Не ощущаю толком ни вкуса, ни запаха, просто засовываю в себя отвратительную больничную еду.
Посетителей ко мне не пускают, врач строго-настрого запретил все посещения после того, как у меня случилась истерика в первый день моего здесь пребывания, когда ко мне в палату пытался прорваться Сергей.
Беременность сохранили, но угроза выкидыша всё ещё не миновала. В меня постоянно вливают какие-то препараты, в том числе успокоительные, от которых я много сплю.
Сейчас я тоже под капельницей. Рука затекла, и лежать неудобно, но я должна всё выдержать ради малыша.
Втягиваю воздух, мне кажется, или пахнет парфюмом моего мужа? Господи, может это галлюцинации?
Чёртов предатель! Отстанешь ты от меня или нет?
Я никак не могу прогнать этого подлеца из мыслей, мне часто кажется, что я слышу его голос в коридоре, а сейчас ещё и этот проклятый запах. Сразу начинает щемить в груди, и тоска берёт за горло, напоминая о его измене.
Как же тяжело…
Это даже хуже, чем когда я потеряла маму. Смерть - это страшно, но с тобой остаются светлые воспоминания о любимом человеке. А тут…
Как будто самый родной человек для тебя тоже умер, но, вспоминая хорошее, ты понимаешь, что всё было фальшью…
За эти несколько дней я много думала, анализировала, пыталась понять. Причины его поступка я не могу найти.
Наверное, я из тех слепых жён, которые до последнего не видят перемен в своих мужьях. Точнее не так. Перемены я как раз увидела, но не поняла, что они означали. Я даже точно помню тот день, когда Сергей пришёл домой чернее тучи, закрылся в кабинете и взялся за бутылку.
Может, я могла тогда ещё что-то изменить? Сказать, спросить? Но что?
В такие моменты мне хочется с ним поговорить. И я говорю. Строю в голове бесконечные монологи, от которых становится только тяжелее. Потому что никак не могу найти достаточно убедительную причину, чтобы понять, почему.
Что он нашёл в ней? Чего ему не дала я?
Не знаю. Просто не знаю.
Я всегда считала, что у нас есть взаимопонимание и духовная близость. И в постели мне казалось, у нас всё хорошо. Но что-то же сломалось? Почему-то он закрылся от меня?
Понимаю, что нам всё же придётся с ним поговорить… Но сделать я это смогу только тогда, когда немного успокоюсь. А пока я очень далека от этого.
Слышу в коридоре шаги и тихий разговор. Господи! Опять мне кажется, слышу голос Сергея.
В такие моменты хочется вскочить с постели и броситься к нему в объятия. А он бы меня зацеловал, заласкал, как делал раньше, когда я болела.
С ним я всегда ощущала себя хрупкой, слабой девочкой. Он приучил к тому, что моя главная обязанность - быть весёлой, беззаботной, заниматься любимым делом и ни о чём не думать.
Нет, конечно, у меня были планы. Но как у творческого человека они чаще касались новых идей картин, новых техник, новых концепций выставок.
Я закончила академию художеств, некоторое время работала в галерее, но потом Сергей убедил меня, что я должна развиваться как самостоятельный художник. Он оборудовал для меня мастерскую, и я пропадала там всё свободное время среди холстов, красок, кистей.
Вспомнила наш дом и снова защемило. Если я уйду от мужа, то куда? Мне совершенно некуда. И как я брошу наш дом?
А если останусь, то как буду там жить?
А как я вообще буду жить, когда уйду от Сергея? Я ведь останусь один на один с суровой реальностью, к которой совершенно не готова.
Но и простить его я не смогу. Как быть рядом с человеком, которому больше не веришь? Как подпустить его к себе, если в памяти стоят кадры того, как он лапает другую?
Я не хочу постоянно сходить с ума от мысли, что если муж не рядом, то он может быть с другой. Это всё равно отравит нашу жизнь. Наш брак как поражённая конечность начнёт загнивать, распространяя инфекцию на весь организм, поэтому резать нужно сразу. Больно, с кровью, без анестезии.
Только как решиться на этот последний шаг?
Для этого нужны силы. Вот их-то я и должна набраться прямо сейчас.
В палату заходит медсестра. Она заносит поднос с обедом. Ставит его на столик, до меня доносится приятный запах куриного бульона. Подвигает столик ко мне ближе, поднимает изголовье кровати.
– Интересно, – рассматриваю я содержимое тарелок. – Это не похоже на вашу обычную еду.
– Сегодня вы на особом меню, – улыбается медсестра. – Кушайте! Вам нужно хорошо питаться!
– Спасибо, – проговариваю задумчиво.
Начинаю есть. Суп бесподобно вкусный, такое ощущение, что сварен он на домашнем бульоне. И булочки вместо хлеба очень ароматные, хрустящие, такие пекут в пекарне недалеко от нашего дома.
Вылавливаю пару макаронин из тарелки, замираю. Они необычные, разноцветные в форме звёздочек и маленьких цветочков. Именно такие я покупала недавно домой. В больнице их точно быть не может.
Суп становится поперёк горла. Тяжело сглатываю…
Это что, готовил мой муж?
Прошёл ещё один день. Мне уже лучше. Слабость ушла, начали появляться силы. Ещё бы душу подлечить, но тут без вариантов.
Ко мне теперь пускают Машу. Я сама попросила, чтобы она пришла. Машка принесла кучу вкусняшек, и вот уже час щебечет без умолку, пытаясь меня развлечь. Она старательно обходит острые углы и болезненные для меня темы, рассказывает всё больше о себе. О том, что у неё новый роман с мужчиной её мечты, о повышении на работе, о новых шмотках, интересном фильме, погоде.
Я больше молчу, слушаю её, как радио, не включаясь в разговор, думая о том, что жизнь за окном продолжается. Люди влюбляются, женятся, разводятся.
Вспоминаю услышанную когда-то статистику, что почти половина браков распадается в первые три года совместной жизни. Я всегда была абсолютно уверена, что это не про нас. Думала, это про глупых людей, которые создают семью без любви, без глубоких чувств, без взаимопонимания. И что теперь? Оказывается, в эту бездушную статистику попасть очень легко. Только как пережить это?
Но как-то же люди справляются? Значит, справлюсь и я.
– Лиз, ты меня слушаешь? – трогает меня за плечо подруга.
– Прости, Маш, я отвлеклась.
– Да я так и поняла, – вздыхает грустно. – Ты решила, что будешь делать дальше?
– Нет, Маш. Я в полной растерянности.
– Ты собираешься его простить? – смотрит на меня внимательно, а глаза её кричат: “Не вздумай!”
– Даже если бы я этого хотела, просто не смогу, – признаюсь честно.
– Ты сейчас выглядишь уже более спокойной. И Лиз, я бы хотела тебе рассказать кое-что. Не очень приятное.
– Говори. Хуже уже всё равно не будет.
Мысленно натягиваю на себя броню.
Ну что, Лиза, же хотела ампутацию, вот, сейчас наверняка получишь лишний повод для этого.
– Я видела их снова, – сообщает подруга. – Они ужинали в ресторане при нашей же гостинице, ворковали там, противно смотреть, короче. Я хотела подойти, плюнуть ему в рожу, но побоялась получить выговор от начальства. Короче, вот!
Протягивает телефон. Там фото. За столиком Сергей и та самая женщина. Яркая, красивая, дорогая. Соблазнительно улыбается, глядя на моего мужа. В руках у них бокалы с шампанским, интересно, что они отмечают? Скорую свободу Сергея?
Я убеждала себя, что готова ко всему, но нет. Наверное, всё-таки в глубине души я пыталась обелить предателя. Искала ему оправдания и возможность простить. Поднимается удушливая волна гадливости, внутри всё сжимается, но внешне я держусь. Рассматриваю их улыбающиеся счастливые лица на фото. А Машка продолжает.
– И ещё Лиз. Мужчина, с которым я встречаюсь, он оказывается неплохо знаком с твоим Сергеем. У них общие дела какие-то по бизнесу. Так вот, он их тоже видел, и от него я узнала, что с этой дамочкой твой муж мутит давно. Она богатая вдова, у них какой-то общий проект или что-то типа того. Мне жаль, но утешить мне тебя нечем.
– Понятно, – проговариваю абсолютно спокойно.
Хватит. Время истерик прошло. Оказывается, Сергей уже давно нас приговорил, убил, фактически.
Теперь уже труп не оживить. Надо его просто похоронить.
– Я подам на развод сразу, как только выйду из больницы.
– Лиз, – берёт меня Машка за руку. – Я понимаю, как тебе тяжело. Ты постарайся меньше нервничать и помни, ты не одна. Я тебе помогу всем, чем смогу. И ребёночка твоего воспитаем. Всё хорошо будет.
Мнимое спокойствие слетает вмиг. Не надо меня жалеть. Это хуже всего. Слёзы начинают капать, но я не позволяю себе больше безобразных истерик. Просто горько плачу в подушку, пока Машка меня успокаивает, гладит по голове…
Подруга уходит, я засыпаю… Скорее всего, мне снова что-то вкололи…
Не знаю точно, сколько сплю, когда просыпаюсь, за окном темнеет.
На автомате заставляю себя делать самое необходимое. Умываюсь, ем, смотрю какую-то муть по телевизору.
Мне больше не мерещится ни голос, ни запах Сергея. Может он больше не приходит, а может и раньше не приходил, просто моё подсознание начинает его отпускать.
Ко мне заходит мой лечащий врач и медсестра. Обычный вечерний обход, стандартные вопросы. Только вижу, что доктор не торопится уходить. Он просит медсестру выйти, явно хочет мне что-то сказать.
Внутренне напрягаюсь. Только бы всё было в порядке с ребёнком.
– Что-то не так? – спрашиваю взволнованно.
– Нет, Елизавета. Ваше состояние сейчас уже стабилизировано. Через пару дней мы вас выпишем. Дальше будете наблюдаться у своего гинеколога, и при соблюдении всех рекомендаций у вас очень хорошие шансы родить здорового малыша.
– Спасибо, – выдыхаю с облегчением.
– Только, – продолжает врач с озабоченным лицом. – Скажите, у вас какие-то проблемы с мужем, я правильно понял?
– Да. Мы разводимся, – оказывается, произнести это вслух очень тяжело.
– Я бы хотел, чтобы вы кое-что знали, – присаживается доктор на край моей кровати.
– Что? – тяжело сглатываю.
– Ваш муж, – вижу, что врач с трудом подбирает слова. – Как бы вам сказать это помягче…
– Говорите уже.
– Он не желает ребёнка? Я правильно понимаю? – впивается в меня взглядом.
Мне хочется закрыться от этого человека и прогнать его. Но разве он виноват, что говорит правду? Он же не знает, что сейчас бьёт по самым больным ранам.
– Мы не обсуждали этот вопрос с ним, – отвечаю уклончиво.
– Просто ваш муж очень настойчиво выяснял у меня все варианты прерывания беременности.
– Что? – замираю шокировано.
– На самом деле не просто выяснял, – добивает меня врач. – Ваш муж пытался меня подкупить, чтобы я “поспособствовал” прерыванию беременности. Понимаете?
Врач уходит, а я… А я не знаю, как описать то, что чувствую.
Ничего не понимаю, разум замер. Это переварить он не в состоянии.
В голове бьётся только одна мысль, что моя прежде идеальная счастливая жизнь превратилась в кромешный ад. А главным палачом стал мой самый родной и близкий человек.
Просыпаюсь в кромешной темноте.
Господи, где я?
Присматриваюсь. Слева от меня дверь, под нею внизу пробивается полоска света.
Встаю, нахожу выключатель, щёлкаю, загорается свет.
Я в спальне. Но как я сюда попала? Я же заснула на первом этаже в гостиной.
Ничего не помню. Странно как. И голова всё ещё тяжёлая, но уже нет того странного тумана. Только ужасно хочется пить.
Приоткрываю дверь, тихонечко выхожу. Вдалеке слышны голоса.
Иду к лестнице, голоса становятся громче.
Не пойму, кто-то ругается?
Замираю у перил, прислушиваюсь. Почему Маша и Артём кричат? Что происходит?
Присаживаюсь на пол, наблюдаю из темноты.
Они на кухне, Маша эмоционально что-то доказывает Артёму. Выскакивает из кухни в гостиную, они останавливаются прямо напротив меня внизу.
– Ты обещал! – кричит Маша.
– Да кому она теперь нужна? – пренебрежительно отмахивается Артём.
– Так спрячь её, дай денег!
Господи, про кого это они? Неприятные мурашки ползут по спине.
– Спрячу обязательно. Возможно, даже навсегда, – ухмыляется Артём.
У него сейчас такое злое лицо… Совсем не похож на того обходительного вежливого мужчину, которого я видела недавно.
– Тёма, ты что? – замирает Машка. – Ты же обещал её не трогать…
– Да не собираюсь я её трогать! – отмахивается. – Сделку оформим, а потом пусть валит на все четыре. Оспорить они уже ничего не смогут.
– Артём, она же беременная…
От этих слов подруги меня прошивает. Они обо мне? О господи… Куда я вляпалась? Какая сделка?
В голове выстрелами летят кадры, как я что-то подписываю. А что именно? Они же толком не дали мне прочитать. Сделка… Но у меня ничего нет.
А Артём продолжает:
– Беременная, – закатывает он глаза. – И что теперь? Я и так уже заманался ей сопли вытирать! Вы, бабы, такие жалкие и тупые…
– Понятно, – смахивает Машка слезы. – Короче, ты меня тупо использовал, да?
– А ты, наивная, поверила в неземную любовь? – цинично усмехается Артём.
– Да, представь себе, на минуту поверила. Не больше, – с презрением смотрит на него подруга. – Хорошо, что быстро прозрела. И что теперь? Ты получил что хотел. Всё? Я больше не нужна?
– Ну почему. В койке ты меня вполне устраиваешь. Можешь оставаться.
– Да нет. Обойдусь. Вызови мне такси!
– Ну уж нет! Пока твоя подружка здесь, будешь её нянчить. Это недолго! Завтра всё решится! Потом – валите на все четыре стороны! – отрезает Артём, идёт на выход.
– Ты куда? – кричит Маша вдогонку.
– Отчитываться я тебе не обязан. Но коль уж ты спросила, пойду искать новую «любовь». Раз ты в мою постель не вернёшься, мне нужна новая грелка!
– Удачи! Надеюсь, новая любовь принесёт тебе новые ощущения и какую-нибудь заразу! – выплёвывает подруга. – Например, сифилис! Твоему гнилому нутру очень пойдёт гнилой нос!
– Заткнись, тварь!
Артём замахивается, пощёчина, Машка отлетает в угол. Я сжимаюсь в ужасе. Господи, это так страшно…
Хлопает дверь. Артём ушёл. Я судорожно ловлю воздух. Слышу, как внизу рыдает Машка.
Встаю кое-как, спускаюсь. Иду к ней.
– Маш, Маша.
Падаю перед ней на колени. Меня трясёт.
Машка замирает на несколько секунд, закрыв лицо руками.
– Маш, это правда? – всхлипываю я.
– Ты всё слышала? – безжизненно спрашивает подруга.
– Да. Это что… Это подстава? – еле выдавливаю из себя. – И ты тоже с ним? – это самое страшное открытие.
– Прости, Лиза. Я не думала, что так обернётся.
– А как? Он же обещал помочь? – всё ещё не могу до конца осознать услышанное.
– Обещал, – горько усмехается Машка. – Но видишь, как оказалось. Я ему была нужна, только чтобы к тебе подобраться… Все они козлы! – выплёвывает с ненавистью.
– И что? Про какую сделку он говорил?
– Пойдём, Лиза, я тебе всё расскажу, – вздыхает Машка.
– Больно? – трогаю её щеку.
– Внутри больнее! Тебе ли не знать, – усмехается горько.
Мы идём на кухню, Маша ставит чайник, я достаю из морозилки кусок мороженого мяса, заворачиваю в полотенце, отдаю ей, чтобы приложила к щеке.
– Рассказывай! – требую я.
– Я сама не всё понимаю, Лиз. Но сегодня я случайно подслушала разговор Артёма и этого адвоката. Я поняла, что там что-то нечисто.
– Они меня чем-то опоили, да? – вспоминаю своё мутное состояние.
– Прости меня, Лиз, – отводит подруга виноватый взгляд. – Мне нужно было раньше понять, но я была слепа во многом, как и ты, – набирает в грудь побольше воздуха, продолжает говорить. – Артём дал мне капли, убедил, что это просто хорошее, безопасное успокоительное, я их тебе в чай добавляла. А сок сегодня он сам тебе наливал, я ещё удивилась, зачем он его заранее приготовил. Это теперь я понимаю, почему ты так крепко уснула.
– Все врут, – всхлипываю я. – Как вообще жить дальше, как верить людям?
– Я не знаю, Лиз. Я ведь тоже поверила ему. Думала, буду как ты, любима и счастлива, – подруга вытирает слёзы. – Я ведь завидовала тебе, – признаётся она.
– Как видишь, нечему завидовать, – горько усмехаюсь.
– Да уж. Все они одинаковые, мы для них так, куклы. Сегодня одна, завтра другая…
Роняя слёзы каждая о своём, сидим в безысходной тишине.
– И? Чего я ещё не знаю, – нарушаю молчание.
– Да в целом всё ты теперь знаешь.
– А видео то?
– Тут всё правда, – поджимает губы Маша. – Все они козлы! Лишь бы под юбку новой тёлке залезть! Видео Артём снимал. Но я там тоже была и всё видела. У меня ещё фотографии из номера есть. Но я тебя пожалела, не стала скидывать эту гадость. Если бы не Артём, я бы тебе вообще ничего отправлять не стала. Может быть сказала бы потом, но не так. Это он меня убедил.
– Понятно, – отвечаю убито. – И что теперь делать? Что я там вообще подписала?
– Я не знаю точно, но похоже, что на тебя были оформлены какие-то активы твоего мужа. Артём хочет их отжать.
Всю дорогу до аэропорта меня трясёт. Я нервно оглядываюсь, мне кажется, нас преследуют. В голове всплывают всякие ужасы о погонях, увиденные в фильмах.
Но я не спецагент. Очень надеюсь, что никому я особенно не нужна. Лишь бы Маша не рассказала моему мужу, где я сейчас. Надеюсь, он её не тронет…
В аэропорту стараюсь держаться спокойно и не шарахаться от каждого рядом идущего человека.
Направляюсь к информационным экранам. Мой вылет через полтора часа, регистрация уже началась.
Иду сразу к стойкам. Стандартная процедура, проверка документов, багажа. Внутри трясет. Кажется, у меня на лбу написано, что паспорт у меня чужой, что я преступница, хоть ничего и не сделала плохого, что бегу на край света от собственного мужа-предателя.
Проверяющий документы сотрудник несколько раз смотрит на фото в паспорте и на мое лицо, я стараюсь мило улыбаться, хоть внутренности скручивает в узел от паники. Наконец, он пробивает посадочный талон и пропускает меня дальше.
В зоне предполетного досмотра раскрываю сумочку, которую мне дала подруга. В отдельном кармане нащупываю что-то странное, открываю замочек, нервно сглатываю. Приличная пачка крупных купюр.
Машка говорила что-то про деньги, но я не рассчитывала на такую сумму. Откуда у нее столько? Застегиваю замочек. Надеюсь, они не фальшивые.
Проверяющий потрошит мою сумочку, при виде денег хмыкает, обдав меня внимательным взглядом, но ничего не говорит. Пропускает.
И вот только здесь я немного успокаиваюсь. Иду в кафе, покупаю чай с лимоном и пирожное. Я вообще не помню, когда нормально ела в последний раз. Вдруг просыпается аппетит. Заказываю себе еще и пасту с креветками, с удовольствием съедаю.
Нервы немного отпускают.
Лиза, ты должна справиться. Все будет хорошо. Когда-нибудь. Ты выдержишь, как мантру повторяю я.
Объявляют посадку на мой рейс. Еще немного, и я буду далеко отсюда. В безопасности!
Следуя указателям, иду к терминалу посадки. Встаю в длинную очередь.
Когда передо мной остается всего три человека, к горлу резко подкатывает тошнота. Чертова паста, зачем я ее только съела!
Оборачиваюсь, туалет близко. Бегу туда, влетаю в первую свободную кабинку и извергаю все съеденное. Долго пытаюсь отдышаться, пока не становится немного легче. Достаю влажные салфетки, вытираю губы. Выхожу, смотрюсь в зеркало. Бледная, глаза огромные. Поправляю слегка потекшую тушь.
Глубоко вдыхаю, собираюсь с духом, выхожу. И вдруг натыкаюсь взглядом на Сергея.
Боже, он все же нашел меня! Паника и ужас захлестывают мгновенно, ноги становятся ватными.
Он смотрит прямо на меня горящим взглядом, поза агрессивная, губы поджаты. Сергей явно зол.
Делает шаг ко мне, я отступаю назад, оглядываюсь. Между нами метра три.
– Не вздумай бежать, – цедит он сквозь зубы. – Нам нужно поговорить.
– Нам не о чем разговаривать! – голос ломается.
– Зато мне есть, что тебе сказать!
– Оставь эти разговоры для любовницы, – вздергиваю подбородок.
– Об этом мы тоже поговорим, но потом. Сейчас важно другое!
Делает еще шаг ко мне, я отскакиваю.
– Лиза, ты что, меня боишься? – вдруг замирает он.
– Сережа…, – пытаюсь подобрать какие-то слова, но их нет. Я ничего не понимаю. Нервно оглядываюсь на терминал, где заканчивается посадка на мой рейс.
Вдруг из-за угла выворачивают двое людей в форме, останавливаются позади моего мужа.
– Туманов Сергей Леонидович? – обращаются они к нему.
И пока муж оборачивается, я несусь в сторону терминала.
– Лиза, стой, – бросается он ко мне, но люди в форме мгновенно хватают его, пытаясь заломить руки. – Лиза! – зовет меня муж, вырывается из захвата, бьет полицейского кулаком в челюсть, но второй сбивает Сергея с ног, ему заламывают руки, гремят наручники.
Я же с ужасом взираю на эту картину.
Мне страшно и душа болит за Сергея. Он ведь еще не стал для меня чужим, сердце по привычке отзывается. У него сейчас такие раненые больные глаза, и я четко вижу, что его губы шепчут “Прости!”
Но я не прощу! Приоритеты теперь у меня другие! Я четко понимаю, что оставшись, буду под ударом. Я должна думать сейчас только ребенке, о котором он, надеюсь, никогда не узнает!
Бросаю последний взгляд на Сергея, отрицательно качая головой. Надеюсь, он все поймет!
Разворачиваюсь и иду к самолету, который должен унести меня в новую жизнь!
– Соня! Нет! – бегу к дочери, пытаясь предотвратить катастрофу.
Конечно же, не успеваю. Соня умудряется вытащить кисточку из баночки жёлтой краски и смачно ею мазнуть себе по уху.
– Ну, Соня! – приседаю перед ней расстроено.
Краска растеклась по столику, и сейчас жирными каплями падает на пол. Пытаюсь отобрать кисточку у маленькой шкодины, но она не отдаёт.
– Дя-дя-дя! – требовательно хмурится, пряча кисть за спину, пачкая ещё и кофточку, отползает от меня, садится и пытается откусить кусочек кисти.
– Соня, это ка-ка! Нельзя в рот! – перехватываю её ручку прежде, чем краска попадает на её губёшки.
– Дя-дя-дя! – капризно.
– Доченька, милая, почему ты поспала так мало, – хнычу я, поднимая малышку на руки.
Я должна была успеть дорисовать картину. Мне её завтра отдавать заказчику, а там ещё столько всего не доделано!
Но планировать что-то, когда у тебя маленький ребёнок – бесполезно!
Соня лучше знает, когда маме нужно работать, а когда заниматься моим главным сокровищем – ею!
Кое-как забираю кисть из цепких пальчиков, Соня начинает обиженно всхлипывать, а потом и вовсе рыдает в голос, пока я отмываю её от краски.
– Ну всё, маленькая моя, не плачь, мама больше не будет бросать свои баночки без присмотра, обещаю, – поглаживаю мою крошку по голове.
Даю ей в руки резиновый прорезыватель для зубов, прикусывает, жалобно всхлипывает.
Ох уж эти зубки, когда они уже вылезут!
Понимаю, что мы только в начале этого сложного пути. Пробую лобик малышки – горячий. Опять температура.
Меряю, тридцать семь и пять, не критично, но теперь понятно, почему Соня капризничает и кушать отказывается.
Грудь распирает от молока, но малышка упрямо отворачивается.
Придётся опять сцеживать, а потом кормить её из бутылки. Хотя Соне уже одиннадцать месяцев, а я планировала после года отучать её от груди. Вот, возможно, придётся сделать это раньше.
Как будто услышав мои крамольные мысли, дочь пытается задрать вверх мою домашнюю футболку.
– Что, жалко отдавать? – смеюсь я.
– Тя-тя-тя! – объясняет Соня, преданно заглядывая мне в глаза.
– Это тя-тя! Согласна! Давай покушаем! – помогаю дочери пристроиться поудобнее, качаю её, напевая песенку.
Может, заснёт сейчас, и я успею закончить срочную работу.
А ещё нужно приготовить малышке кашу на вечер и постирать её вещи. Машинка стиральная у нас сломалась неделю назад, и это, на самом деле, катастрофа.
На мастера у меня просто нет лишних денег, всё расписано до копейки. Вот если получу за заказ, то первым делом починим машинку. Но чтобы их получить – картину нужно дорисовать, да ещё и чтобы понравилось. А там такая капризная барышня с “аристократическими” запросами. Ей, видите ли, нужен пейзаж в стиле Прованс, но при этом она потребовала добавить столько пошлых деталей, что картина потеряла своё очарование. Теперь на переднем плане у нас жёлтые тюльпаны, того самого вырвиглаз цвета, которым Соня покрасила себе ухо.
Ну что ж, зато он хорошо гармонирует со шторами в их безвкусной гостиной. А это для заказчицы главное!
Соня засыпает, а я до поздней ночи вожусь с прорисовкой злосчастных тюльпанов. Хорошо, что на картине не будет моего имени. Эта не та работа, которой я хотела бы гордиться…
Взгляд падает на другой холст. Вот его я рисовала с душой. А точнее, туда я вложила всю свою боль, тоску, обиду.
Это пейзаж, который открывался из большого окна в гостиной нашего дома с Сергеем.
Желтеющие листья клёна, резные белые качели под ним, вдалеке беседка, увитая плющом.
Когда-то я мечтала, что на этих качелях будет заливаться смехом наша дочь, а рядом мы бы обязательно поставили песочницу и детский бассейн летом. Но этому не суждено было сбыться, как и увидеть мне этот клён ещё раз в зелёном наряде. В моей памяти он остался одиноким, холодным, обдуваемым всеми ветрами. Как и я теперь…
Через пару дней эта картина отправится на выставку в галерею. Мне жаль отдавать именно её, но я так решила. Хватит смотреть и вспоминать… Слишком многое она поднимает в душе из того, что давно следует забыть…
После побега, как и советовала Маша, я решила затеряться в маленьком городке.
В первые недели меня сводила с ума паранойя. Всё время казалось, что кто-то преследует меня. Я плохо спала ночами, постоянно оглядывалась в панике, прислушивалась к каждому шороху. Поэтому переезжала я несколько раз в самые разные города России. Пока не попала сюда - в небольшой, но красивый город на Кавказе.
Меня вдруг поманили горы, они же помогли мне обрести хоть какой-то душевный покой. Да и бегать дальше мне уже не позволяло состояние здоровья.
Беременность протекала сложно, почти половину срока я пролежала на сохранении.
Зато в больнице я познакомилась с хорошими людьми. Одна из медсестёр в отделении, где я лежала, оказалась отзывчивой, потрясающей женщиной. Мы с ней подружились.
Зоя Павловна теперь Сонечку называет внученькой, а меня – дочкой. Если бы не она, даже не знаю, как бы я выживала.
Эта женщина очень помогла мне с малышкой в первые месяцы после её рождения. Соня много болела, плохо кушала, да и сама я долго отходила после тяжёлых родов.
Я вообще долго отходила. Буквально училась заново жить. Привыкала к самостоятельности, к мысли, что теперь я одна и надеяться мне не на кого.
Это было больно и тяжело. Я осознала, от скольких проблем меня защищал мой муж, как сложно выживать одной, и как сильно я привыкла к его заботе. Но всё это мелочи.
Самым тяжёлым оказалось вырвать его из сердца. Оно никак не хотело отпускать этого предателя.
Да, я помнила всё, что он сделал, я помнила кадры того поганого видео, но это днём…
А ночью мне снился мой самый родной, нежный, любимый Серёжа. Он звал меня, просил вернуться, не бросать его, каждый раз шептал “Прости”, и во сне я сдавалась. Падала в его объятия, забывая обо всём. И только утром проклятая память бросала меня в уродливую реальность.
Ночь получается бессонной. Сонечка плакала почти всё время, а если и засыпала, то только на руках, когда я её качала, расхаживая по комнате.
В итоге я свалилась под утро с дикой болью в пояснице.
За окном только светает, а малышка уже гулит в своей кроватке, и я ещё полчаса досыпаю, не в силах открыть глаза.
Но вот её зов становится всё более требовательным, с капризными нотками, пока не переходит в плачь.
– Всё, выспалась мама, да, малышка? – встаю устало, беру Сонечку на руки, идём умываться и завтракать.
Нам сегодня нужно в поликлинику на плановый осмотр к педиатру. Мы уже изрядно опаздываем из-за того, что Соня решила за пять минут до выхода уделать памперс, и пришлось возвращаться, отмываться, переодеваться.
Выкатываю прогулочную коляску из нашей съёмной квартиры, жму на кнопку вызова лифта. Жду несколько минут, но лифт не едет, и судя по отсутствию каких-либо звуков, я понимаю, что он сломан.
– Да чтоб тебя! Как не вовремя!
Со злостью разворачиваюсь, начинаю спускать коляску по ступенькам.
На одном из пролётов у меня отваливается колесо.
– Ну, нет! Только не это! – чуть не плачу я, осматривая аварию.
Зато плакать вместо меня начинает Соня, которой совершенно не нравится то, что происходит.
– Тише, малышка, тише! – достаю из сумки погремушку, отдаю дочери в пухлые ручки.
Хватает, тут же засовывает игрушку в рот, успокаивается. Только основной проблемы это не решает.
Рассматриваю отвалившееся колесо. Пытаюсь посадить его назад на крепления, но ничего не выходит. Мучаюсь минут пять.
– Девушка, вам помочь? – раздаётся вдруг незнакомый мужской голос.
– А? – поднимаю голову.
По лестнице спускается мужчина. В джинсах, бежевой толстовке, модных кроссовках. Светлые волосы небрежно зачёсаны назад, в ушах наушники. Не видела его раньше в нашем доме.
– Так что, помощь нужна? – ещё раз с улыбкой спрашивает он.
– Ах да! У меня тут вот, – взмахиваю колесом. – Не знаю даже, что делать.
– Давайте посмотрим, – наклоняется над коляской. Что-то там рассматривает, щёлкает какими-то фиксаторами, и так это ловко ставит колесо на место.
– Готово! – улыбается белозубо. Обаятельный какой.
– Спасибо! – улыбаюсь благодарно в ответ. – Даже не знаю, что бы я без вас делала.
– Да там ничего страшного. Просто фиксаторы у вас не до конца были закреплены, – отмахивается он. – А с лифтами у вас часто такое бывает?
– Не часто, но бывает. И как правило, в самый неподходящий момент, – вздыхаю я.
– Понятно. Буду знать. Я сюда всего пару дней назад переехал. У меня квартира на четвёртом.
– Да? У меня тоже на четвёртом, – вспоминаю, что пару дней назад видела, как грузчики заносили чьи-то вещи в квартиру напротив.
– Правда? Значит, мы соседи. Меня Антон зовут, – протягивает руку.
– Меня Ли… э… Майя, – теряюсь немного, протягиваю руку в ответ.
Пожимает уверенно.
– Очень приятно, Майя. Как пчёлка из мультика?
– Типа того, – смущаюсь ещё больше. Никак не привыкну к этому имени.
– Ну что же, Пчёлка, давай помогу вам спуститься, а то вдруг опять что-то отвалится.
– Спасибо.
Подхватывает легко коляску вместе с Соней и идёт так до первого этажа. А я спешу следом, любуясь тайком на широкие плечи мужчины, обтянутые тонким трикотажем.
Интересный у меня сосед. Хотя… Какая мне разница? Я ведь твёрдо решила, что мужчин в моей жизни больше не будет. Один раз обожглась, хватит, не хочу.
У меня есть дочь, и это главное. Ну и картины мои.
У подъезда мы расходимся с Антоном в разные стороны. Прежде чем убежать к роще, он одаривает меня своей голливудской улыбкой, а мы отправляемся с Соней в поликлинику.
Из больницы я возвращаюсь часа через три, уставшая и жутко раздражённая. Нам пришлось отстоять в длинной очереди. Несмотря на день здорового ребёнка, там было полно кашляющих детей, ещё и врач наш куда-то ушёл на полчаса. А Соня никак не желала сидеть спокойно. Ей нужно было ходить за две руки, прыгать, всё тянуть в рот.
В итоге домой я еле доползла. А лифт ведь так и не заработал.
Со стоном отчаяния начинаю затаскивать коляску по ступеням, уже ко второму этажу я готова разреветься.
– Нет, Пчёлка, так ты останешься без трудолюбивых рук, – вдруг доносится до меня.
– Антон, – с тяжёлым вздохом поворачиваюсь к нему. – Вы мой ангел-спаситель!
– Такая должность мне подходит! Только я не спросил, а как зовут принцессу-пчёлку? – наклоняется с улыбкой к Соне, та улыбается в ответ, показывая все свои три зуба.
– Её зовут Соня.
– Отлично, Соня, полетели! – подхватывает коляску и быстро поднимает её по ступеням.
Соня заливается смехом от восторга, а я еле поспеваю за ними.
– Спасибо! – останавливаюсь у своей квартиры.
– Это было нетрудно! – Антон зависает на мне внимательным взглядом. – Мне очень приятно, что у меня такая очаровательная соседка, и я всегда готов помочь.
– Мне тоже приятно, – застенчиво опускаю глаза.
– Хочешь, запиши мой телефон, если понадоблюсь – звони в любое время! – предлагает сосед.
– А… Нет, не стоит, – смущённо отворачиваюсь, пытаясь открыть квартиру.
– А в чём дело? – не сводит с меня внимательных глаз. – Муж будет против?
– Нет, не будет, – открываю дверь, больше не смотрю на Антона, закатываю коляску. – Спасибо ещё раз и до свидания!
Захлопываю дверь.
Сосед, конечно, симпатичный, но никаких телефонов! Нам с Соней этого не нужно…
Смотрю на свои несчастные руки. Опять раздражение на порошок. И вроде бы беру детский гипоаллергенный, а всё равно не помогает, потому что стирать приходится руками много и часто.
Прошло уже три дня, как готова картина с жёлтыми тюльпанами, но заказчица укатила в Париж. Спасибо, хоть сообщение прислала, что заберёт картину, как только вернётся. А вот когда это случится, в известность меня не поставили.
И что теперь делать?
Стиральная машинка сама себя не починит, но таким как эта Елена Венедиктовна чужие проблемы до лампочки.
Одеваю Сонечку на прогулку, она капризничает. Не нравятся ей шапочки, даже если они самые красивые. А на улице сегодня прохладный ветер.
– Не-не-не, – в очередной раз ажурная шапочка с очаровательной розочкой из фоамирана летит на пол. А я так старалась, когда делала этот цветок. Мечтала, что дочь у меня будет самой красивой.
Хотя она красивая и так. До сих пор не понимаю, как у нас получился такой белокурый ангелок. У меня волосы тёмные, и у Серёжи. В моей семье блондинов не водилось. Может, конечно, по линии мужа от кого-то досталась нам такая красота, но спросить мне теперь не у кого.
Бывшего мужа! – одёргиваю себя, и сердце тут же начинает щемить. Это больно, понимать, что ты совсем одна, что тебе не с кем поделиться успехами дочери или её проблемами.
Но лучше так, чем ждать нож в спину и переживать за свою жизнь и жизнь ребёнка.
После того как я немного успокоилась и перестала паниковать от каждой мелочи, меня начали посещать мысли: может, моё бегство было слишком скоропалительным? Может, нужно было всё же выслушать Сергея?
Мне очень хотелось узнать хоть какие-то новости. Маша запретила звонить ей, но я нашла в той сумочке, которую дала мне подруга, записку с номером телефона её мамы. Ирина Алексеевна жила далеко на севере, и через неё едва ли меня стали бы искать. Я решилась позвонить ей. Просто хотела узнать, всё ли хорошо с Машей. И узнала…
Не зря у меня душа болела за подругу…
Ирина Алексеевна ответила на мой вопрос тихим безжизненным голосом. Так на меня обрушилась новость – Маша мертва…
И не просто мертва - её убили.
Я долго переживала, винила себя. Ведь Маша явно предчувствовала или знала об опасности. И она могла спастись, но предпочла спасти меня…
В какой-то момент ко мне снова начала возвращаться паранойя, особенно после того, как я решилась почитать новости в интернете о смерти подруги. Тут меня ждал ещё один шок. В убийстве Маши обвиняют моего бывшего мужа…
Я не знала, как уложить в голове эту информацию. Серёжа ведь не мог?
Хотя не так давно я была уверена, что и изменить он не мог, а на деле получается, что я совсем плохо знала бывшего мужа.
Но теперь исправить уже ничего нельзя, и для себя я сделала окончательный вывод, что я тогда поступила правильно, и к прежней жизни не вернусь, как бы ни было больно.
Образ мужа для меня теперь будто раздвоился. Я тосковала о том Серёже, которого полюбила раньше, но безумно боялась того Сергея, который открылся мне в ночь, когда я узнала об измене.
Так, Лиза, всё! Хватит ворошить! Забудь и живи дальше. Решай свои маленькие проблемы и не вспоминай о прошлом!
Вот сейчас придумай, как доченьку уговорить одеться.
– Соня, последняя попытка! – натягиваю шапочку на мою вредину ещё раз. Не проходит и минуты, как та снова летит на пол.
– Ну доча-а-а, – в отчаянии приседаю перед Сонечкой. – Совсем не нравится?
– Не-не-не! – продолжает кукситься.
– Ну что с тобой делать? Хоть клеем приклеивай, да?
– Не-е-е-е, – возмущённо машет ручками.
– Ну что ж, – вздыхаю тяжело. – Не хочешь быть красоткой, будешь пчелёнком, – надеваю ей на голову простую вязаную полосатую шапочку с крепкими завязками.
Соня пытается избавиться и от неё, но ничего не получается.
– Не-не-не!
– Да! Нам нужны здоровые ушки, чтобы слушать песенки, – включаю её любимого утёнка, который тут же начинает забавно крякать, отдаю в руки. Отвлекается. Ура!
Быстро одеваюсь сама, выкатываю коляску.
Лифт у нас наконец-таки заработал. Закатываю коляску в кабинку, нажимаю на первый этаж.
Очаровательного соседа за эти дни я больше не видела. И хорошо. В какой-то момент его заинтересованный взгляд основательно напряг. Я потом всю ночь ворочалась, думала, примеряла его к себе, и каждый раз понимала – не стоит. Не хочу. Это же нужно человека в душу пустить, начать доверять. А вдруг я опять ошибусь?
Нет. Это слишком больно… Я такого больше не переживу.
Хотя, вполне возможно, мне просто показалось, что я ему понравилась. Я себе-то не нравлюсь уже давно. Вот, одни руки чего стоят. О косметике я давно не вспоминала, волосы стали тусклые. Да и с чего им быть другими, если ухаживать мне за ними некогда. Лицо бледное, да и фигура после родов уже не такая подтянутая, как раньше.
Выезжаем из подъезда на дорожку.
Не торопясь прогуливаемся по аллее, ведущей от нашего дома к еловой роще.
Воздух тут волшебный, вокруг возвышаются горы, невероятная красота здесь, особенно весной.
Я люблю это время года. Природа оживает, расцветает, запускает новый круг жизни. И я очень стараюсь ради дочери ожить вместе с ней…
Засматриваюсь на красивую горную вершину. Решаю, что обязательно должна нарисовать этот вид. Вглядываюсь в детали, чтобы потом по памяти сделать набросок, а на следующую прогулку обязательно возьму с собой альбом и когда Сонечка будет спать, можно будет прорисовать точнее.
– Потрясающий вид, – вдруг слышу голос за спиной.
Вздрагиваю от неожиданности, поворачиваюсь, застываю...
Передо мной Антон с букетом полевых цветов.
– Что? – основательно теряюсь.
– Потрясающий вид, говорю. Такая красавица на фоне гор заставляет сердце в груди спотыкаться, – его открытая улыбка обескураживает.
– Антон…
– Это тебе! – протягивает букет.
Он видит моё замешательство, но это его не смущает.
Внутри меня лёгкая паника. Первый порыв оттолкнуть мужчину. Но за секунду до соприкосновения наших губ я вдруг решаю попробовать. Чтобы понять себя. Может мне понравится?
Антон приподнимает меня за подбородок, аккуратно проходится губами по моим… Целует нежно… Я чувствую его сбитое дыхание, его запах… Но… Внутри меня пусто.
Я помню тот волшебный трепет перед нашим первым поцелуем с Серёжей. Бабочки в животе, поплывшие мысли, нетвёрдые колени…
А сейчас – ничего…
Отворачиваюсь.
– Антон, не стоит… Прости…
Секундная пауза. Отступаю на шаг.
– Не извиняйся, Пчёлка. Всё нормально. Я просто поторопился.
– Да, наверное…
– Не грузись! – улыбается Антон. – Всё хорошо! Завтра ещё погуляем?
– Я пока не знаю… Возможно… – отвечаю сбивчиво.
– У меня с утра съёмка. А после часа я совершенно свободен. Я вас выслежу, – усмехается он.
– В смысле? – напрягаюсь я.
– С моего балкона прекрасно виден наш подъезд. Так что я увижу, когда вы пойдёте гулять.
– А-а-а. Хорошо, – киваю, и как можно быстрее скрываюсь в своей квартире.
Соня всё ещё спит в коляске, так что у меня есть пару минут, чтобы прийти в себя.
Зачем ты сделала это Лиза? Потому что дура!
Решила же, никаких мужчин!
Но суть в том, что мне понравилось общаться с Антоном. Я так долго была одна. Как-то не случилось у меня здесь подруг. Да я вообще теперь очень настороженно отношусь к людям.
А Антон сумел пробить этот барьер. Вот только как своего мужчину я его рассматривать не хочу. Он ведь будет надеяться на что-то, а внутри меня выжженное поле.
Сегодня я в этом ещё раз убедилась.
Ничего не дрогнуло от его поцелуя. Почему? Красивый ведь парень, всё при нём, лёгкий, весёлый. противоположность моему бывшему мужу.
Сергей никогда не был лёгким и уж тем более разговорчивым. Наоборот. Он одним взглядом мог рассказать больше, чем любыми словами. Да и чаще всего не нужны нам были слова. Мы общались языком тел, душ, касаний.
Хотя…
Видимо, это мне, дуре, так казалось.
Возможно, всё так трагично случилось у нас как раз потому, что в какой-то момент эта ментальная связь разорвалась, а разговаривать откровенно мы не научились.
Всё, Лиза! Хватит! Забудь!
Но как забыть?
В памяти ярким кадром встаёт наше с Серёжей знакомство…
Оно случилось на выставке известного современного художника. Сергей был не один, с ним под руку шла красивая, глянцевая блондинка, я обратила на них внимание ещё на входе. А я пришла с подругой и с упоением рассматривала картины.
В какой-то момент я увлеклась целиком и полностью одним из полотен. Оно было потрясающим, пропитанным эротизмом, эмоциями, чувствами. На нём грубыми штрихами изображалась часть лица девушки и её шея, на которой сжималась властная мужская рука. По закатившимся глазам было понятно, что девушка на вершине блаженства, а мужская грубость её только заводит.
Меня полностью захватили нескромные образы, которые эта картина порождала в сознании.
И вдруг над самым ухом я услышала хриплый шёпот:
– У тебя шея ещё более сексуальная. Я уверен, что кончаешь ты не менее ярко!
В этот момент меня пронзили странные чувства. По телу прокатились мурашки, ожили те самые бабочки и собрались они где-то внизу живота.
Конечно, уже через секунду я отскочила с возмущением от нахального незнакомца.
Но та секунда была упоительной…
Потом этот мужчина стал натурально преследовать меня. Сначала я была испугана и шокирована, но под его огненным напором быстро сдалась, потому что загорелась в ответ…
Сергей обладал той самой властной, тёмной энергетикой, которая рождала желание отдаться ему целиком.
И я отдалась. Упала, как в омут головой.
Иногда Сергей говорил, что этот омут у нас один на двоих. Тогда я ему верила…
Уже через две недели после той выставки я окончательно стала его. Сергей открыл для меня дверь в новый мир чувственных удовольствий, спалил своей страстью, забрал мою невинность, его нежность граничила с грубостью, но мне это нравилось.
А когда я немного пришла в себя после нашей первой близости, то над изголовьем кровати Сергея увидела ту самую картину…
Она до последнего дня висела в нашей спальне. Я считала её нашей общей грешной тайной, с которой всё началось…
И потом она была свидетелем многих страстных ночей…
И того последнего безобразного скандала тоже.
Интересно, что видит эта картина сейчас? И сколько ещё грязных секретов было у моего мужа?
Накрывает снова боль, обида, разочарование.
Не хочу. Антона не хочу. Никого не хочу.
Не нужно мне больше этих разрывающих в клочья чувств.
Но и одной всю жизнь тоже тяжело. Быть может, мне нужен как раз вот такой открытый, спокойный мужчина? Без второго дна, без властных замашек, без больших денег, без гипнотического, сжигающего дотла взгляда…
Я не знаю. И пока едва ли смогу найти ответ на этот вопрос.
Просыпается Соня, начинает хныкать.
Всё, минута слабости прошла, вот мой белокурый ориентир по жизни – моя дочь. Буду думать только о ней!
Ночью сплю плохо, мне снится Серёжа. Его поцелуи, руки, горячий шёпот… Проклятая эта картина…
Просыпаюсь с колотящимся сердцем.
Чёртов предатель! Когда же ты оставишь меня в покое?
До утра рыдаю в подушку, встаю разбитая.
На улице дождь. Это даже хорошо. Не придётся выходить и встречаться с Антоном.
Но погода здесь переменчивая, уже к обеду выглядывает солнышко.
Соня требует гулять! Ну что ж. Не буду же я прятаться.
Собираемся, выходим. Антона нет. Вот и отлично.
Мы с Соней идём по нашему любимому маршруту, вниз по аллее. Снова находит тучка, начинает накрапывать дождик.
– Пчёлка, постой! – вдруг доносится до меня.
Оборачиваюсь, ко мне бежит Антон, но не это заставляет меня замереть. Чуть поодаль под деревом стоит мужчина…