Лиза
– Сколько ему лет?
Я слышу этот вопрос так, будто он звучит издалека.
– Пять, – отвечаю. Голос звучит хрипло, словно я простудилась.
Он смотрит стеклянным взглядом. А потом медленно приподнимает бровь.
– А мы расстались… пять лет назад.
Я опускаю глаза. Потому что в его взгляде слишком много всего – боль, недоверие, злость. А еще – пустота. Как будто в ту секунду, когда он сложил все в голове, внутри него что-то сломалось.
Я знала, что этот момент настанет. Что когда-нибудь он увидит его и точно заметит схожесть. Те же глаза, тот же упрямый изгиб губ, та же привычка слегка морщить лоб, когда думает.
Я знала, что это произойдет. Но надеялась на еще один месяц, на еще один год… на бесконечную отсрочку.
Он делает шаг ко мне. Его тень накрывает нас, и я ощущаю, как холод ползет вверх по позвоночнику.
– Он мой? – голос низкий, почти ровный. Но я знаю, что это опасное спокойствие, которое всегда предшествует буре.
Я поднимаю глаза.
– Наш.
Это слово – как выстрел. Я вижу, как оно попадает в цель. Никита едва заметно качает головой, будто не верит, или не хочет верить.
Мимо проходят люди. Кто-то смеется, кто-то разговаривает по телефону. Но для меня все это будто за стеклом. Сейчас есть только он. И его взгляд. И то, как он сжал кулаки так, что побелели костяшки.
– Нам надо поговорить, – произносит Никита и разворачивается, не дожидаясь ответа.
Я иду за ним. Потому что уже поздно бежать. Потому что мои пять лет молчания рушатся, как карточный домик, и я больше не могу прятаться.
Мы сворачиваем в сторону, туда, где тише. Он идет быстро, я едва успеваю. Сын не понимает, что происходит, и только сжимает мою ладонь сильнее.
– Ты скрывала его, – он останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в него. – Все это время ты прятала его от меня.
Я пытаюсь подобрать слова. Но все они будут звучать фальшиво.
– Я… хотела защитить тебя.
Он усмехается.
– Защитить? От чего? От собственного сына?
Я вздрагиваю. Не от слов, от того, как он их сказал. Так, будто я совершила нечто ужасное. И он, наверное, прав.
– Ты бы все разрушил, – говорю тихо, почти шепотом. – Мы тогда были на грани… ты сам знаешь.
– А ты решила, что у меня нет права знать? – он смотрит прямо в глаза, и в этом взгляде – приговор.
Я не выдерживаю и отвожу взгляд.
– Я боялась.
– Боялась чего? Что я уйду? Я тогда уже ушел, – его голос становится жестче. – Но ты забрала у меня пять лет. Пять лет его жизни.
Сын тянет меня за руку.
– Мам, я хочу мороженное. Там, – Марк показывает рукой в сторону кафе.
Я опускаюсь на колено.
– Иди, солнышко, выбери пока. А я сейчас подойду.
Марк бежит вперед, не подозревая, что только что оставил нас вдвоем на минном поле.
Никита подходит слишком близко. Я слышу его дыхание. Оно сбивчивое, злое.
– Ты даже не представляешь, как сильно я тебя ненавижу сейчас.
Я смотрю на него. И понимаю – да, ненавидит. Но под этой ненавистью все еще бьется что-то настоящее. Что-то, что может либо погаснуть, либо вспыхнуть сильнее прежнего.
Я хочу сказать правду. Рассказать обо всем том кошмаре, который я тогда испытывала… Открыть причину, по которой промолчала. Но мы оба знаем – этот разговор не вернет нам того, что мы потеряли.
– Если ты хочешь его видеть… – начинаю я, но он перебивает.
– Хочу. И буду. Но не ради тебя.
Никита
Пять лет.
Пять, мать его, лет.
Я иду быстро, почти бегу. Не оборачиваюсь. Потому что если сейчас остановлюсь, то… даже не знаю, что сделаю. Может, скажу что-то, чего уже не заберу обратно. А может, сорвусь так, что нам обоим потом будет некуда отступать.
В ушах звенят ее слова. «Пять». И потом – «Наш».
Два удара. Два выстрела. Две секунды, которые обнулили все, что было раньше.
Она решила за меня. Просто взяла и вычеркнула меня из собственной жизни и из жизни… моего сына. Сына, который все это время рос без меня. Даже не знал, кто его настоящий отец.
Я бы никогда не подумал, что она способна на такое. Мы были вместе шесть лет. Я знал каждую ее привычку – как она пьет чай маленькими глотками, всегда оставляя чуть на дне, как поправляет волосы, когда нервничает, как улыбается, если слышит свое имя. Я мог угадать ее настроение по одному взгляду. И все равно… я не заметил.
Был уверен, что понимаю ее, как никто. Что она честная. Своя. Та, кому можно доверять с закрытыми глазами. А оказалось – человек, который умеет смотреть прямо в глаза и при этом врать.
Пять лет.
Я повторяю это про себя снова и снова, как будто пытаюсь вбить в голову. Пять лет мимо. Пять лет, в которые я не держал его на руках, не видел, как он делает первые шаги, не слышал первых слов. Я не знал, чем он болел, что любит, чего боится.
Все это время он звал отцом кого угодно, только не меня…
Я не понимаю, куда иду. Просто двигаюсь вперед, сжимая кулаки. Чувствую, как злость и обида прожигают изнутри. Хочется что-то разбить. Сорваться. Уничтожить все вокруг, лишь бы заглушить это чувство.
Всплывает тот день, когда мы расстались. Я ушел поздно вечером. Мы почти не разговаривали тогда, только ссорились. Она все время молчала, я все время был на работе. Мы оба были на грани. Я думал, что ухожу от женщины, с которой не смогу иметь детей и построить будущее. А выходит, я уходил от женщины, которая уже носила моего ребенка.
Я останавливаюсь возле какого-то дома, облокачиваюсь о стену. Лоб холодный, ладони мокрые. Сердце бьется так, будто я только что пробежал пять километров.
Злость накатывает волнами. И каждая волна тяжелее предыдущей.
Нет, я не оставлю это так. Я буду видеть его. Каждый день. И она не сможет помешать. Это уже не ее решение. Это мое право.
Но доверия больше нет. Его нельзя вернуть. Она, возможно, думает, что сможет все объяснить, что я ее пойму, но она ошибается.
Я вспоминаю, как она на меня посмотрела, когда я спросил: «Он мой?». Помню, как она ответила: «Наш». Не дрогнув, но и не торжествуя. Как будто призналась в краже, которую уже не скрыть.
Нет. Теперь все будет по-другому.
Я сделаю так, чтобы он знал меня, чтобы он понял, кто я, чтобы она видела, кого потеряла.
Пять лет назад я ушел, думая, что между нами все кончено. Но теперь мы связаны крепче, чем когда-либо. И если она думает, что может и дальше диктовать правила – она плохо меня знает.
Предательство – это не только измена. Предательство – это забрать у человека то, что по праву его. И даже не посчитать нужным сказать.
Лиза
Я вспоминаю, как мы познакомились. Это была не история с искрой или драматическим поворотом судьбы. Все вышло просто и буднично – я опоздала на автобус. Стояла на остановке, сердито переступая с ноги на ногу, и вдруг рядом оказался он. Высокий, в темной куртке, с чашкой кофе в руке. Улыбнулся так, будто мы уже знакомы лет десять.
– Тоже ждешь? – спросил он, слегка наклоняя голову.
– Да. Опоздала. – Я кивнула в сторону уже скрывшегося автобуса.
– Я тоже. Но я решил, что лучше потерять двадцать минут, чем утро без кофе, – он показал на стаканчик и чуть подмигнул.
Через пять минут мы уже разговаривали так, как будто стояли не на остановке, а на кухне у кого-то из нас, лениво болтая, о чем угодно. На следующий день он снова появился на этой остановке, хотя, как я позже узнала, его маршрут был совсем другой.
Через полгода он предложил переехать к нему. Через год – сделал предложение.
Свадьба была в августе, в Туапсе. День теплый, но не жаркий, как по заказу. Я не любила громких мероприятий и хотела тихую церемонию, но родители настаивали на банкетном зале, музыкантах и длинном списке гостей. Я согласилась, потому что посчитала, что все это – неважно. Главное, что рядом он.
Гостей было много. Везде суета, кто-то кого-то звал, кто-то уже фотографировался. Когда я с родителями подходила к ЗАГСу, я случайно задела плечом чужого жениха – брюнет, строгий серый костюм. Бархатная коробочка с кольцами выпала у него из рук. И кольца, звеня, покатились по асфальту. Старушка в платке перекрестилась и тихо, но отчетливо сказала:
– Плохая примета. Недолгий брак, не дай Бог.
Я тогда даже не успела что-то ответить, мы уже прошли внутрь.
Следующий курьез случился прямо на регистрации. Теперь уже с нами. Когда я доставала кольцо, одно, мое, выскользнуло из коробочки и покатилось по полу. Все было, как в замедленной сьемке: блеск, легкий звон, а потом шорох – и кольцо катится, катится куда-то под стол к регистратору.
Кто-то из гостей ахнул.
– Это не к добру… – зашептались сзади.
– Говорят, если кольцо падает, брак будет трудным…
Я на секунду застыла, но Никита быстро поймал мою руку, сжал пальцы.
– Не слушай, – тихо сказал он. – Мы всегда будем вместе, – добавил и посмотрел так, что у меня не осталось сомнений.
Я не любила громких фраз. Но в тот момент – поверила. И еще подумала, что все эти приметы – ерунда. Что и я, и та невеста-блондинка в шелковом платье, жениха которой я случайно задела на улице, обязательно будем счастливы.
Первые годы были как из фильма. Мы ездили на море, даже если денег хватало только на дешевую комнату в частном секторе. Готовили ужины вдвоем, спорили, кто будет мыть посуду, и в итоге все равно мыли вместе. По вечерам гуляли по набережной, держась за руки. Я изучила все его привычки – как он смеется, чуть прикрывая глаза, как любит засыпать на диване под телевизор, как ворчит, если кто-то трогает его инструменты.
Иногда он приносил мне кофе в постель. Не потому, что был повод, а просто так. Я тогда думала: если так будет всегда, то мне больше ничего и не нужно.
Мы говорили о будущем, мечтали о детях. Никита уверял, что хочет минимум двоих. Я смеялась, что начнем с одного, а там посмотрим. Мы выбирали имена, спорили, кто будет строгим, а кто – мягким родителем. Я представляла, как мы вместе учим ребенка кататься на велосипеде, как Никита держит его за спину, а я снимаю это на телефон.
Все казалось таким простым. Легким. Надежным.
Никита
Я до сих пор помню тот день… Словно это было вчера…
Я стоял в ванной, умывался холодной водой и все никак не мог поверить, что сегодня этот день. Моя свадьба. Моя. Черт, как же это звучит.
Накануне у нас был мальчишник, и если честно, я до сих пор не понимаю, как мне удалось вообще проснуться в нормальном состоянии. Сначала мы с пацанами пошли в бар, потом кто-то предложил пойти в клуб, потом появилась идея сыграть в бильярд, хотя, кажется, никто из нас не мог нормально попасть по шарику.
А в какой-то момент, часа в два ночи, мой друг Пашка вдруг выдал:
– А давайте прямо сейчас к невесте поедем, проверим, как она там, не передумала ли.
Я ржал, пока не понял, что он говорит серьезно. Еле уговорили его остаться на месте. В итоге мы оказались в круглосуточном супермаркете, где Паша, с абсолютно серьезным лицом, покупал торт «Наполеон» и детский конструктор, объясняя продавщице, что «это все для будущей семейной жизни друга».
Я тогда подумал: когда у нас с Лизой будет сын, я точно расскажу ему эту историю.
Утро свадьбы пахло кофе и новыми горизонтами. Я смотрел в зеркало – бритый, галстук почти идеально завязан (почти – потому что мама все равно поправила).
ЗАГС заполнили наши гости. Лиза была в обалденном кружевном платье, и я понял, что все – пропал. Понял, что не смогу уже жить без нее.
А потом случился курьез. Лиза достала кольцо, и мое сердце ушло в пятки – одно, ее, выскользнуло и покатилось прямо к регистратору под стол. Все это сопровождалось тихим «ой!» и шепотом в зале:
– Это не к добру…
Я увидел, как Лиза чуть напряглась, но я поймал ее взгляд и сжал пальцы.
– Не верь в эти глупости. Мы всегда будем вместе.
Она кивнула. А я был уверен в том, что так и будет.
После церемонии мы поехали на банкет. Музыка, тосты, друзья орали «Горько!». Я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Лиза смеялась, танцевала и шептала мне на ухо, что любит.
Вечером, когда мы остались одни, я думал только об одном – как сильно я люблю ее и как хочу, чтобы у нас была настоящая семья. Хочу, чтобы были дети, крохотные ладошки, первый день в садике, первый велосипед.
Я и представить себе не мог, что однажды эта тема станет камнем преткновения. И мы разрушим то, что строили.