— Златушка, ты уже полчаса сидишь и улыбаешься. Поделись хотя бы поводом, — ворчит коллега и подходит к моему столу.
Через секунду раздается оглушающий визг. Не мой.
— Злата! Ты беременна?! Ура-а! поздравляю! Поздравляю! — Нина, словно ураган, наваливается сверху и едва не душит в своих объятиях.
— Спасибо, дорогая! — эмоции переливаются через край, и я тихонько всхлипываю.
В груди разливается тепло, от которого всё тело приятно вибрирует. Счастьем.
Да, коллега права. Я совершенно не думаю о работе.
Какая работа, когда час назад я узнала, что мы с Саидом станем родителями!
Наш долгожданный малыш. Как долго я просила небеса подарить нам счастье. И вот оно! Спустя столько лет попыток и терапии.
Утром я сделала тест. Наверное, тысячный по счету.
Делала его и почему-то была уверена, что сейчас у нас точно получилось.
И у нас получилось! Тест показал две ярко-красных полоски! Чудом мне удалось сдержать радостный вопль. Спрятаться от Саида за шумом воды.
Не хотелось раньше времени тревожить мужа. Ему же не объяснишь, что «я так чувствую».
Наши переживания небезосновательны… страшный диагноз для любой женщины — сначала первичное бесплодие, затем невынашивание...
Но чудо есть. Вот оно, в двух полосках.
— Так вот куда ты убежала во время обеда! — Нина разглядывает черно-белый квадрат УЗИ-снимка.
Крутит его туда-сюда.
Забираю снимок обратно, еще раз бережно разглядываю его.
— Да, я записалась в клинику. Нужно было убедиться, что… что всё хорошо.
— Так, ну что, будущая мамочка, с тебя простава! — тарахтит неугомонная коллега.
— Нина, будущим мамочкам не до простав. Только если это не милкшейк.
— А я как раз про него. В соседнем доме открыли кофейню с очень вкусными молочными коктейлями. Сходим после работы? — предлагает она.
Заманчивое предложение, но я даже на секунду не сомневаюсь.
Качаю головой и посылаю ей извиняющуюся улыбку:
— Извини, подруга, но я домой. Тем более сегодня пятница. Побегу домой — радовать Саида. Да и Марьям уже писала, они опять из-за чего-то поцапались…
— Марьям… — Нина кривится. — Вот хоть убей, но я не понимаю, КАК можно было впустить в свой дом эту вертихвостку! Зачем она живет у вас, раз ей вечно всё не так?
— Она не вертихвостка, а моя лучшая подруга, — поджимаю губы и убираю снимок в сумку.
Раздражение на коллегу растет, поэтому я начинаю разглядывать мармеладки в виде крошечных бутылочек с сосками и детских колясок. Я купила их в пекарне во время обеденного перерыва.
Хотела купить рамку для фотографий и вложить туда УЗИ, красиво оформить и подарить мужу. Но Нина задела меня своей грубостью.
Да и Марька написала, что Саид нарычал на нее из-за лукового супа. Кулинарка…
Нужно ехать, разнимать этих двоих.
И… радовать любимого мужа!
После моих новостей — любимому Асадову и подруге уж точно станет не до луковых войн. Муж на радостях целую кастрюлю лукового супа съест!
Марьям, моя бедовая подруга, два месяца назад умудрилась затопить и себя и соседей — прорвало теплый пол, а она была в командировке. За два дня потопа там случился такой погром, что пришлось делать ремонт с нуля.
Разумеется, я без лишних разговоров уговорила подругу пожить у нас.
Мы живем за городом, в двухэтажном особняке и уж присутствие одного человека нас не потеснит.
Только Саид и Марьям как собака с кошкой, никак не могут найти общий язык. Но где-то в глубине души, я уверена, что им просто нужно найти точки соприкосновения.
Например, теперь, у Асадова не останется шансов не сдружиться с моей подругой детства. Я собираюсь предложить Марьям стать крёстной мамой нашему малышу.
И только Нина уже который раз твердит мне, что нельзя подселять к своему мужику постороннюю бабу. Тем более лучшую подругу.
Потому что по ее жизненному опыту, они сразу же перестают быть «лучшими».
Немного жаль Нину… но это не значит, что всех нужно мерить по себе.
Ей не повезло. А мы с Марькой, как сестры.
Алиева, наоборот, отговаривала меня встречаться с Саидом. Всё называла его змеем, который оборачивает вокруг меня свой ядовитый хвост и скоро совсем задушит своей восточной ревностью и деспотичностью.
Не задушил. Окружил заботой и любовью!
И традиции он свои не соблюдает, потому что считает это пережитком прошлого.
А подруга всё не верит. Наверное, она просто меня ревнует.
Ведь когда Асадов вошел в мою жизнь, наше общение немного сократилось. Не сильно, но для девочек, которые всё детство провели друг у друга в гостях — с ночевками и совместными поездками на море — это трагедия.
Вот я и пытаюсь сглаживать острые углы. Уже шесть лет.
А подруга будто специально, то бешбармак готовит, то луковый суп…
Успокаиваю Марьям, что сегодня приеду раньше и пишу ей про сюрприз. На все вопросы «Какой?» и для «Кого?» загадочно отмалчиваюсь.
Для вас обоих, мой любимый муж и дорогая подруга.
Сегодня даже светофоры на моей стороне, поэтому в наш поселок я въезжаю на десять минут раньше обещанного времени.
Открываю дверь своим ключом и выставив вперед пакет со сладостями, в который спрятала снимок нашего малыша вхожу внутрь.
— Я дома!
Предвкушение бурлит в крови. Я даже обувь не снимаю, так вбегаю в гостиную.
Красное белье, красные чулки и красная помада… с черными волосами подруги этот контраст просто ошеломителен. Особенно, потому что она всегда носит достаточно закрытые вещи… Лишний раз не оголяет тело.
Традиции… воспитание…
Видимо, эти же традиции удерживают ее на коленях моего мужа.
— Саид… Марьям… — сглотнув, с трудом проговариваю. — Как же так…
Открывшаяся взгляду картинка настолько ужасает, что мне с трудом удаётся сдержать поток слёз.
Застать любимого мужа в объятьях с лучшей подругой… Что может быть хуже?
❤️ ❤️ ❤️ ❤️ ❤️
Познакомимся с главными героями:
Злата Асадова
Саид Асадов
Марьям Алиева
— Предатели… — выдыхаю едва уловимо.
У меня в голове не укладывается… Как в такое вообще можно поверить? Два самых близких и родных человека… Я верила им, как себе! Хотела сделать сюрприз!
Боже, я хотела рассказать им о нашем малыше долгожданном!
Внутри обрывается что-то, яркая вспышка боли обжигает внутренности, и я мысленно прошу малыша быть сильным в этот момент.
Мы так его ждали… Мечтали много лет.
За секунду я успеваю прокрутить в памяти все самые яркие моменты совместной жизни. Нашу чудесную свадьбу, медовый месяц, который едва не сорвался из-за постоянной занятости мужа, и последний совместный отпуск…
Выходит, он и правда был последним? Какая ирония.
Вместе с нами в отеле жила семейная пара: муж с женой и невероятной красоты малышка. Темноволосая куколка с пухлыми щечками и одним крошечным зубиком. Во время завтраков она часто нам улыбалась, и в такие моменты мое сердце неизменно замирало.
Всего на миг, но этот миг был наполнен надеждой.
Саид чувствовал мою боль и каждый раз, видя, как я украдкой пытаюсь сморгнуть слезы, утверждал, что у нас скоро родится такая же кроха.
Удивительно даже, как быстро сбылись его пророчества. Только вот малыш, недавно поселившийся под сердцем, будет только моим.
Предателям в нашей жизни нет места.
Заметив меня, Саид бледнеет, что совершенно ему несвойственно. В глазах шок, смешанный с сожалением.
— Мое Золото… — забыв про подружку, подается в мою сторону, продолжая удерживать её на своих коленях.
Мое Золото? Я не ослышалась?
Изумленно смотрю на него.
Насколько нужно быть циничным и беспринципным, чтобы пойманным на измене обращаться ко мне, как и прежде?!
— Я вас ненавижу, — произношу, до боли стискивая ремешок своей сумочки. Ногти в кожу впиваются. Всё тело горит от немыслимой боли. Я не могу осознать. Принять не могу. Моя лучшая подруга и муж! — Животные, а не люди...
Марьям усмехается.
Мой взгляд к мужу прикован, но тем не менее я улавливаю, как губы подруги искривляет самодовольная улыбка.
Она знала о моем скором возвращении и подготовилась. Змея, пригретая мною на в нашем семейном гнездышке.
Вот скажите, не дура ли я?
Невольно вспоминаю предупреждения Нины.
Вертихвостка…
Получается, коллега видела Марьям насквозь.
Впервые в жизни эмпатия и вера в людей мне такую боль причиняют.
— Я тебе всё объясню, — Саид ссаживает любовницу со своих колен на диван и, поднявшись на ноги, ко мне направляется.
— Объяснишь? — отшатываюсь. — Ты мне объяснишь? С чего ты взял, что я хочу тебя слушать?!
Кажется, я впервые в жизни повышаю голос на мужа.
— Успокойся, не стоит так нервничать. Это, — не оборачиваясь, он взмахивает рукой в сторону Марьям. — Ничего не значит. Поверь, мне очень жаль, что ты застала нас вместе.
Не скрывая досады, Саид запускает пятерню в волосы, ероша их и слегка сжимая.
Я смотрю на него с глубочайшим изумлением.
Жаль, что застала? Всего-то?
А то, что он дуру из жены сделал, не жаль?
Находясь в сильнейшем шоке, могу поверить в услышанное. Стою, едва удерживаясь на ногах. По ощущениям — ещё несколько таких откровений и мое истерзанное сердце не выдержит.
— Может мне уйти, а ты и эта… Гадина, — выплевываю, бросая короткий взгляд на бывшую подругу. — Продолжите? Раз уж я вас так сильно отвлекла…
— Не говори глупости! — Саид психует, позволяя себе прикрикнуть на меня. — Ты не так всё поняла!
— Я ещё и виновата? — из меня вырывается нервный смешок, и я торопливо прикрываю ладонью лицо.
Господи, пожалуйста, пусть это всё окажется дурным сном!
Я хочу вернуться в свой родной и уютный мирок!
Нет сил пропускать через себя столько боли.
— У тебя есть удивительная способность переворачивать всё с ног на голову, — сделав глубокий вдох, муж качает головой. — Выслушай меня, а после этого сделаешь выводы.
— Я видеть тебя не хочу, не то что слушать!
— Вот и отлично, — Марьям впервые вклинивается в наш разговор. — Если не хочешь, то мы тебя здесь не задерживаем.
Нисколько не стесняясь своего вульгарного вида, «лучшая» подруга грациозно встает с дивана и, подойдя к Саиду, опускает ладонь на его предплечье. Проводит длинными ногтями по идеально выглаженной ткани рубашки, которую я для него с утра подготавливала.
— Мы с Саидом… — Марьям одаривает меня насмешливым взглядом. — Давно хотели тебе рассказать…
— Ты что несешь? — осекает её и отводит руку. — И вообще, приведи себя в порядок, скромной восточной женщине так ходить не пристало.
Марьям с места не сходит, но, наклонившись, подхватывает с пола короткий шелковый халатик, который я сразу и не приметила.
Вторую жену?
Всего-то два слова, а ощущение такое, что на мою голову бетонная плита обрушилась.
Все внутренности сдавило. Оглушило…
Чудом я не разрываю пакет со сладостями. Так сильно впиваюсь в него ногтями…
Саид не должен узнать, какой сюрприз я для него приготовила!
Пока не знаю, что делать… Разрывает от эмоций.
Любимый муж… Лучшая подруга…
Хочется рухнуть на пол и завыть.
Хочется тигрицей подбежать к мужу и залепить пощечину.
Хочется подойти к Марьям и стереть эту мерзкую улыбку с ее губ. По всему лицу размазать красную помаду и как есть выставить её на улицу.
Но ничего из этого я, разумеется, не буду делать.
Во-первых, я должна думать за двоих.
Во-вторых… Саид — мужчина. Я знаю своего мужа, он никогда не причинит мне физический вред, но...
«Не причинит? Именно поэтому ты застала на нем полуголую Марьку?» — раздирает душу внутренний голос. Не щадит меня совсем.
Умоляю его замолчать. Такую борьбу внутри себя веду…
Но никто из этих двоих этого не видит. И не увидит!
Бросаться с кулаками на мужчину, который физически сильнее тебя?
Зачем? Это глупо и опасно для здоровья. И дело даже не в том, что у Асадова восточная кровь.
Бросаться на его любовницу? Оскорблять ее?
Зачем?
Я только себя унижу.
Нет, такого удовольствия я им не доставлю.
Когда мир рухнул, нет смысла бросаться в виновных осколками — потеряешь силы, и поранишься.
Саид и Марьям испачкали меня. Не хочется погружаться в это ещё больше.
Подхожу к столу.
Внешне я спокойна. Даже пугающе спокойна.
Открываю бумажный пакет со сладостями, снимок узи, бережно упакованный в файл, режет глаза. Но слез нет, поэтому мне просто больно — будто песок насыпали, а глаза не дают закрыть.
Крошечная бутылочка с соской. Розовая.
Кладу ее в рот, почти не чувствуя сладость…
Зато два пристальных взгляда чувствую кожей. Вижу, что оба опешили. И молчат.
Отсюда ни Саиду, ни Марьям не видно, что именно я положила в рот.
Подружка наверняка надеется, что яд. Но пусть выкусит! Такого удовольствия я этой дряни не доставлю.
Спокойно заворачиваю свой сюрприз и убираю в сумку.
Застегиваю молнию, мысленно ликуя, как буднично звучит мой голос:
— «Вторую жену?» — ухмыляюсь. — Саид, дорогой, а ты ничего не перепутал? Мы, вроде, в светском государстве живём. Поэтому для Москвы «вторые и последующие жены» — это просто любовницы. Обычные потаскушки. Змеи, пробравшиеся в чужую семью.
— Злата! — зло рычит Саид.
А вот с лица Марьям сходит краска. И помада уже не такая яркая…
Что, подруга? Провела аналогию со змеей?
Змея ты и есть! Подлая скользкая дрянь!
— Я что-то не так говорю? Или ты резко решил чтить традиции? В таком случае, нам не по пути.
Муж сжимает челюсть и резко подается вперед. Но тут у него звонит телефон, и он отвлекается на него.
Хоть в чём-то удача на моей стороне.
У Саида важный контракт на носу, поэтому звонок из офиса он пропустить не может.
Бросив сухое «Подожди, мы не договорили», Асадов уходит в свой кабинет.
Мы остаемся с подружкой один на один.
И вот, еще недавно ухмыляющаяся Марьям, резко становится тихой и покорной. Если бы не красное белье, виднеющееся в вырезе распахнутого халатика, могла бы слиться с бежевым цветом стен.
Думает, что я буду нападать? Плохо же ты меня знаешь, подруга…
Чем ближе я подхожу к Марьям, тем больше она боится. Упиваться страхом бывшей подруги я не собираюсь.
Мне вообще никакие ее эмоции не нужны. Видеть и слышать не хочу.
Я иду к лестнице, хочу подняться наверх, а она не понимает, что стоит на моем пути. Причем иронично — во всех смыслах этого слова…
Прохожу совсем близко, едва не задевая Марьям плечом.
— Ты куда? — пищит она.
— А что? — ухмыляюсь, не оборачиваясь. Спокойно иду вперед, хотя каждый шаг дает через силу. Считаю ступеньки. — Может быть, вышвырнуть твои вещички? Будущий муж новые купит.
— Злата…
Боже, как же больно и противно!
Мне выть хочется, а я должна быть сильной.
Иду в нашу спальню.
Не хочу и не могу смотреть на кровать. Вдруг они там…
В гардеробную вхожу, чувствуя, себя загнанной в капкан. Сердце стучит, как оголтелое, но стерва Марька ни на секунду не выпускает меня из виду.
— Выйди отсюда и не смей входить, пока я здесь, — смотрю в карие глаза. И на красные губы, которые поджимаются… как раньше, будто бы она правда сожалеет.
Какая ложь…
Аж тошнит.
Всё-таки я очень хорошо знаю подругу детства.
Марьям делает неуверенный шаг вперед и складывает руки в молящем жесте:
— Златик, прости меня… я… я виновата, да! Но я люблю его!
— Поздравляю.
Усилием воли я выключаю эмпатию. Не хочу слышать эту ее исповедь лживую.
Собирать чемодан — слишком долго. Беру дорожную сумку и, не глядя, бросаю туда несколько платьев, бельё, хлопаю перед носом подруги дверью в комнату с сейфом.
Драгоценности я тут не оставлю — не те, что дарил Саид, а мои фамильные. Дорогие сердцу.
Уж в меркантильности муж меня не обвинит. Я, наоборот, делюсь — с лучшей подругой!
У которой нет совести, потому что Марьям никуда не ушла, а продолжает изливать мне душу:
— Златик, давай поговорим. Пожалуйста!
— Злата! И не смей больше называть меня так! Отстань от меня, Марьям.
Причем, я ведь предельно серьёзно говорю. Не до нее сейчас.
У меня и так времени в обрез! Саид долго не будет говорить по телефону и скоро пойдет меня искать.
«Поговорить». А я не хочу.
— Ну, конечно! Строй из себя обиженку! — переходит в наступление Алиева.
Она это серьезно?
Меня прорывает. Будь это кто-то другой…
Но Марька… почти сестра…
— Как ты могла? Ты же меня сама отговаривала и Саида терпеть не могла! Вот так предать? Ты же знала, что я еду! Зачем всё это выставила? Так не терпелось избавиться от препятствия? Кстати, как тебе предложение?
Внутри всё клокочет.
Предатели! Что муж, что лучшая подруга…
Мне так плохо… Сидя на маленькой, но очень уютной кухне Нины, я никак не могу успокоиться. Слезы текут ручьями, а я их уже и не замечаю.
Пытаюсь привести мысли в порядок и не могу.
Плохо помню, как сбежала из дома, оставив растерянного Саида (до сегодняшнего дня я его в таком состоянии никогда не видела) разбираться со своей будущей женой и её беременностью.
Кажется, память специально блокирует триггерные моменты. Я постоянно сбиваюсь, рассказывая Нине о случившемся.
— Вот же кобель! — слышу голос подруги. — По… Мерзавец последний! Каким надо быть идиотом, чтобы дома развлекаться с любовницей.
Нину трясет от злости.
Глядя на то, как пылко она меня поддерживает, испытываю острый прилив благодарности. Он сдавливает сердце, причиняя новую боль.
Подруга щадит мои чувства. Ни слова о том, что я сама виновата — притащила в дом вертихвостку. Только поддержка, однако слова Нина подбирает с трудом.
Я так растерялась, что не придумала ничего лучше, чем позвонить подруге. Хотя… Мне и идти, по сути, больше некуда.
До замужества я жила с мамой, но сейчас она в санатории, а в квартире проходит ремонт.
Кому-то покажется смешным, но у меня ключей даже нет от родного жилья.
История долгая и весьма неприятная… Мама была против нашего брака с Саидом и, отговаривая меня от замужества, пошла на шантаж. Сказала, если муж бросит, то обратно меня не примет. Я, вспылив, запросто отдала ей ключи.
Позже мы помирились. Да и Саид нашел, как мне кажется, к ней подход. Я и подумать не могла, что мне когда-нибудь в обозримом будущем захочется вернуться домой.
Тем более, когда поняла, что мама оказалась права, и наивные тогда глазки не заметили, кого берут в мужья...
— Каким надо быть... кхм, чтобы на Марьям позариться?! Лучше уж сразу дома серпентарий устроить, — чертыхается Нина. Впервые мне не хочется её переубеждать. — Это же надо… Ну ничего, он ещё пожалеет!
Переводя дух, она берет в руки чашечки с чаем и делает небольшой глоток.
— Саид хочет взять её второй женой, — делюсь и этой ошеломительной новостью.
— Кем? — коллега давится и шумно закашливается. Её глаза на лоб лезут. — Когда в нашей стране проституцию легализовать успели? Асадов головой, что ли, тронулся?
Наблюдая за её праведным гневом, я невольно улыбаюсь. Нет, мне совсем несмешно, даже напротив — от боли и тоски я на стены готова лезть.
Особенно, когда позволяю памяти снова проигрывать наш разговор с «лучшей подругой». Отчаянные слова Марьям про любовь и ИХ ребенка... Растерянный, но немного будто бы радостный, взгляд мужа, когда я сказала ему про нее...
А УЗИ нашего с ним ребенка одиноко лежит в моей сумке и терзает сердце...
Зажмуриваюсь.
Сделала сюрприз? Разделила радость с любимыми людьми?
Наверное, поэтому так приятно и ценно знать, что тебя не все бросили, что есть человек, способный поддержать тебя в трудный момент.
— Кобель небритый! Шейх выискался... Точно тебе говорю тебе, рехнулся он!
— Я не знаю, Ниночек. Мне показалась, что впервые в жизни видела перед собой этого мужчину. Это не мой Саид был… Он не мог стать настолько жестоким…
Во рту пересыхает. Чтобы чем-то занять свои руки и перестать расцарапывать запястья — нервничая, очень часто начинаю чесаться, — я беру в руки чашку с чаем.
Грею одеревеневшие пальцы.
— Правильно, пей, — подбадривает Нина. — На тебе лица нет. Бледная вся. Только глазища покрасневшие светятся. Черт бы с ними! Мерзавец и вертихвостка. Я уже предвкушаю, какой яркой будет их семейная жизнь.
Она немного злорадствует, оно и понятно… Нина, как и я, выросла в обычной среде, где любых женщин, влезших в семью, называли в лучшем случае любовницами, но никак не вторыми женами.
Когда мы познакомились с Саидом, да и все шесть лет после, он не был приверженцем традиций и всегда называл себя светским человеком.
А теперь что? Кровь взыграла?
В таком случае мне нет места в его новой жизни.
Даже если он одумается и поймет, что за дикость творит, я уже простить не смогу.
Как забыть, как смыть с себя ту грязь, в которую он меня на пару с Марьям сегодня окунул?
А его будущий наследник?
«И, вообще-то жду от него ребёнка!»
Воспоминания о словах подруги снова больно бьют, ударяют в центр солнечного сплетения, окончательно дух из меня выбивая. Когда она только успела?
«Не всем приходится так долго стараться, как тебе», — напоминаю мысленно.
Ворочаюсь поверх бежевого покрывала, пустым взглядом разглядывая потолок. Нина едва ли не пинками выгнала меня в комнату — поспать перед ужином.
Слышу, как она во всю орудует ножом, чувствую запах жареных котлет. Всё просто и по-домашнему уютно.
А мне рыдать хочется от боли…
Подруга приютила меня, но это тоже неправильно. Нина в разводе и живет с сыном. Это сегодня бывший муж забрал малого себе, чтобы исполнить роль воскресного отца.
Причем, реально воскресного. И слова Нины про подруг-змей — это не просто метафора… Увы…
Коллега прошла тяжелый и горький путь предательства. Некогда лучшая подруга приходила к ним домой, помогала сидеть с сыном, когда молодой мамочке нужно было отойти по делам. А потом и в постель к мужу влезла…
Нина терпеть такое не стала и подала на развод. Не представляю, какой стойкости ей хватает жить с бывшим мужем и лучшей подругой в одном доме, только на разных этажах…
За это время её бывший успел заделать ребенка от «молодой» жены и теперь берет старшего сына только на выходные. Забирает в пятницу, а возвращает в воскресенье…
В эти дни Нина отдыхает, приходит в себя после тяжелой рабочей недели. А тут я…
Как снег на ее голову. Коллега добрая и, конечно же, не откажет. Но я не хочу ее стеснять.
Нужно что-то придумать…
Беру телефон и открываю телефонную книгу.
В избранных Саид, Марька, Мама…
Со злостью удаляю два первых номера.
Вы больше не избранные!
Избранные предатели!
Мама… Она отдыхает в санатории, я сама ее туда отправила.
Так не хочется нервировать, но вариантов у меня нет. У меня кроме мамы, как выясняется, и близких-то нет.
Тот, кто обещал и в радости, и в горе… собственноручно наполнил чашу ядом предательства…
Слушая длинные гудки, я делаю глубокий вдох. Совру что-нибудь…
— Златик, привет! Я только с ужина пришла, — мамин голос, чуть запыхавшийся, как глоток свежего воздуха.
Только сейчас понимаю, как мне не хватает ее!
Хочется прижаться щекой к щеке. Рассказать всё-всё… Выплакаться родному и любимому человеку.
Я жалко всхлипываю и злюсь на себя:
Тряпка! Я же не хотела ее расстраивать!
Но мама, на то и мама, что чувствует своё дитя даже на расстоянии:
— Злата, ты чего там? А ну рассказывай!
И меня прорывает.
Пусть и не рядом с мамой — плечом к плечу, а по телефону. Но сейчас я не взрослая жена бизнесмена, а маленькая девочка, которая сильно влюбилась, а понравившийся мальчик обидел и унизил.
Рана, разворотившая грудь, ноет с новой силой. Я бы могла попытаться понять Саида, если бы причиной всех этих гнусностей стало непреодолимое желание стать отцом. У меня ведь не получалось… Но судя по его реакции — недоуменному выражению лица, шоку и растерянности в глазах, о скором отцовстве он узнал от меня. И клянусь, что был рад! Я видела это в его глазах!
Марьям ему не рассказала, и значит, желание взять вторую жену созрело в нём самостоятельно.
— Мам, можно я у тебя пока поживу… пока не придумаю, что дальше делать… — тихо прошу, когда всё уже рассказано, а мама слишком долго молчит. Лишь вздыхает — тяжело.
— Дочь, ты же помнишь, как я относилась к твоему этому Саиду? Наивно было полагать, что из черешни вырастит яблоня. Но и прятаться за моей спиной я тоже тебе не позволю, — тон мамы меняется. Строгость и нравоучение режут меня без ножа.
Я ждала чего угодно, но только не этого…
Сердце будто останавливается, шокированное ее последними словами:
— Возвращайся к мужу. Зачем кормить сплетниц новостью, что твой джигит тебя обрюхатил и бросил?
— Мама! Но ведь это не так… Зачем ты так…
— Так — не так… Какая кому разница до правды? Им лишь бы языки почесать. Златик, не доставляй этим двоим такой радости. Езжай к мужу и разберись уже со всем до конца. А ко мне куда? Там ремонт, побелкой пахнет… Ладно, дорогая, я на танцы. Созвонимся.
Мама давно закончила разговор. Это я сижу, застыв с трубкой около уха.
Тело задеревенело, я не могу пошевелиться. Только дышать могу.
Слезы стекают по щекам ручьями… в голове пустота, а на сердце огромная рана.
Третий избранный номер…
Мамочка… за что ты так со мной?
Хочется завыть, но я словно онемела. Связки ноют, а звука нет. Так и сижу, скрючившись от тройной боли. Даже не знаю, как долго — минуту или час.
В таком положении меня застает Нина, которая уже накрыла ужин.
С силой заставляет встать умыться и усаживает за стол.
Аргумент подруги: «Тебе сейчас за двоих питаться нужно! А всех дураков в лес послать!» срабатывает.
Я успокаиваюсь, думая о своем малыше.
Черешенке, да?
Нина что-то болтает, но я слушаю её через слово. Только когда она слабо сжимает моё запястье, окончательно прихожу в себя.
— Ты, надеюсь, Саиду о ребёнке не рассказала? — стреляет глазами на мой ещё плоский живот.
В ответ я мотаю головой.
— Нет, — сглатываю колючий ком из слёз и разбившихся надежд. — Он бы тогда из дома меня даже не выпустил… — добавляю горько. — Да и Саиду этот малыш уже без надобности.
Нина хмурится, не понимает, куда я клоню.
— Марьям сказала… — запинаюсь. Так больно… Больно и адски противно. — Сказала, что беременна от Саида.
Вот и в этом призналась...
И мир, что удивительно, не рухнул. Небеса не разверзлись. Однако чувствую я себя жутко одинокой и потерянной.
Ощущение, будто вселенная решила надо мной посмеяться. Показать, что бывает с теми, кто безоговорочно верит близким. Наказывает за слепую наивность.
Я ведь сама её в свой дом привела! Ну не дура ли, а?
В дом, в который мама так цинично отправила меня «разобраться со всем и не позорить ее перед соседками»…
Нина охает от такой новости и почти залпом выпивает бокал с вином. Кривится, обмахиваясь руками. Я же отпиваю клюквенный морс — как раз под настроение…
— В Рязани такой ливень! Кошмар! Ты бы видела, Нин, — бывший муж коллеги ладонью стряхивает капли с волос, морщится. — Намного сильнее, чем здесь.
Нина смотрит на Михаила, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.
— Я думала, ты ребёнка повёз к бабушке на все выходные. Какой был смысл тащить его в такую даль ради пары часов? Не проще ли было видеосвязью воспользоваться?
— Так это… У матери крыша потекла… В смысле на доме, — оправдывается растерявшийся мужчина.
Фыркнув, коллега опускается на корточки и помогает сыну снять ботинки.
Я отворачиваюсь и, немного поразмыслив, юркаю обратно на кухню. Неловко становиться свидетельницей семейной ссоры.
Представляю, как ей неприятно.
Нужно собраться силами и поискать приличную гостиницу. Желательно поближе к работе. Для начала на несколько дней, а после подберу квартиру.
Внутри всё дрожит.
Только сейчас я до конца осознаю, что это не Асадов. В глубине раненной души, я боялась, но и надеялась, что мужу есть до меня дело...
Ноющая боль заполняет грудную клетку свинцовой тяжестью. Не так я себе этот день представляла! Не так!
Я ведь тысячу раз успела представить себе, как Саид будет рад малышу, как мы вместе отпразднуем самый счастливый момент нашей семейной жизни…
Но на деле…
Он будет рад и отпразднует, только вот не со мной…
От несправедливости мне хочется кричать и топать ногами! Я знаю, что значит расти без отца, и своему ребёнку такой участи никогда не пожелаю!
Одергиваю себя и мысленно ругаю за негативные мысли.
Пора привыкать к новой реальности. В конце концов, я не первая и не последняя.
Да, больно. Да, обидно. Но многие и в худших ситуациях оказывались.
Пока я открываю приложение для бронирования, в коридоре слышатся шаги. Вскоре на кухню входит Нина с Дениской.
Шустрый мальчишка быстренько забирается на стул и, потирая животик, просит у мамы чего-нибудь вкусненького.
— Папа тебя не кормил?
— Нет. Зато мы у бабушки кушали пельмешки и курник, но я уже проголодался опять.
Вид у Нины очень говорящий, словно она готова бывшего придушить за то, что он ребёнка морил голодом.
— Горе-папаша… — бурчит она тихо, направляясь к плите.
Свободного пространства мало, и мне приходится вжаться спиной в стену, чтобы не мешать этой маленькой, но такой милой семье.
Засматриваюсь на малыша. Бойкий, смышлёный. Нина справилась, и у меня тоже всё обязательно получится.
Главное — наличие стимула! А он у меня ого-го! Пусть и пока что с горошинку.
— Что это ты делаешь? — коллега заглядывает в мой телефон. — Какая гостиница, даже не думай!
— Я не хочу вас стеснять…
Она фыркает.
— Не говори глупости. Мы с Дениской отлично поместимся на его кровати. Правда, сынок?
— Да! — тут же отзывается мальчик. — А ты мне сказки будешь читать? А спинку погладишь?
С улыбкой наблюдаю за их идиллией и совсем некстати вспоминаю, как ещё совсем недавно наивно считала, что Марьям нас тоже не будет стеснять. Дом большой, она мне как сестра…
Какая же я наивная…
Представляю, как они за моей спиной поглумились. Создала им все условия для отличного времяпрепровождения.
Как долго Саид меня обманывал? Лгал и притворялся, что любит только меня, а сам изменял с близкой подругой?
Когда началась их связь?
До переезда Марьям к нам? А что если нет…
Вдруг она специально подстроила этот потоп, чтобы оказаться под одной крышей с любовником?
Догадка ослепляет. Господи, как же больно!
Приказываю себе не думать об этом сейчас. И без этого тошно...
Я уже собираюсь оплатить выбранный отель, когда на экране телефона загорается надпись «Мамочка».
Сердце на миг замирает, но я быстро беру себя в руки. Извинившись перед Ниной, иду в спальню и только там принимаю вызов.
— Дочь, — мама горестно вздыхает, — родная, прости. Я так растерялась, что глупостей тебе наговорила. Да таких, что сердце теперь не на месте.
Слёзы снова к глазам подступают. Как знала, что не выдержу и снова разрыдаюсь.
— Я понимаю. Ты меня предупреждала, — отзываюсь глухо.
— Да… То есть, нет. Всяко в жизни бывает, Златушка. Никогда заранее не узнаешь, какой выбор будет правильным. Нередко и пожалеть о своей решимости приходится.
Отчего-то мне кажется, что сейчас мама говорит не обо мне, а о себе.
— Ты о папе?
Слышу её шумный вздох. В телефонной трубке повисает тишина.
Родители развелись, когда я училась в начальной школе. Отца уволили в связи с сокращением штата, он начал пить. Потерял ориентиры и резко начал опускаться на дно.
«Не прячься, нам нужно поговорить»...
Спокойный голос Саида меня раздражает. Подбрасывает кровь вверх.
Если ещё секунду назад я с трудом удерживала равновесие, то сейчас ноги резко обретают твёрдую опору.
Я злюсь.
Очень сильно злюсь.
Глаза мечутся в поисках чего-нибудь тяжелого.
Понимаю, что это глупо бросаться в мужа предметами, но кажется, у меня наступила иррациональная стадия. И это стадия агрессии и разрушения. Острое желание причинить Саиду хоть каплю той боли, что он нанёс мне.
Шаги приближаются. Мамина квартира по сравнению с нашим домом, как предбанник.
Еще несколько шагов и Саид найдет меня. Это нетрудно сделать, учитывая, что в комнате горит свет.
Но муж будто бы не торопится...
Даёт мне время.
Только я не пойду к нему навстречу. Не сделаю этот первый шаг!
Ни первый, ни второй. Никакой…
— Злата, — взгляд Саида внимательно ощупывает мое тело.
А меня забрасывает на несколько лет назад.
Мама на работе, мы с Саидом пьем чай… Он крепко обнимает меня и шепчет нежно: «Золотая девочка Злата. Ты — моё Золото. Никогда тебя не обижу».
А потом сам Саид Асадов медленно опускается на одно колено и протягивает раскрытую коробочку с кольцом. Черную, бархатную…
От восторга я тогда неловко дернула рукой и несколько капель маминого малинового варенья попало на обои. Пятнышко крошечное, его можно и не заметить, если не знаешь, где искать…
Но я знаю. Мы знаем…
Сейчас это пятно ровно посередине — между мной и Саидом. Доживает последние деньки на этой стене, а потом будет навсегда стерто. Уйдет в прошлое вместе с куском обоев, оторванных рабочими.
Почему-то сейчас боль не острая, а тянущая. Сердце ноет, но дышится мне легко. Щедро вдыхаю запах стройматериалов, встречая взгляд мужа.
— Откуда у тебя ключи? — я знаю ответ на свой вопрос, просто интересно послушать Асадова.
— Ты же прекрасно знаешь ответ. Полина Алексеевна передала, — Саид говорит спокойно, нисколько не смущается.
Хотя, смущение никогда не было его чертой.
— Получается, ты специально съездил к моей маме за ключами? Столько километров... Неужели не лень было, Саид?
Вместо ответа я получаю его тяжёлый вздох. Так, будто он действительно сильно устал. Измотался, бегая и разыскивая меня.
Горькая обида душит.
Мама.
Мама, мама… как же ты так? Сначала сказала разбираться самой, потом позвонила, велела приезжать, а сама за спиной сдала меня Саиду.
Усмехаюсь про себя: нужно было выбирать санаторий в другом городе. Тогда от присутствия любимого мужа у меня была бы передышка хотя бы на день.
Выходит, пока я была у Нины, мама строила свои планы по примирению...
— Присядь, пожалуйста. — Саид кладёт руку на обивку рядом с собой.
Неужели думает, что я сяду рядом? Сейчас, когда во мне бушуют эмоции от его предательства и маминого?
Да, от них обоих...
От всех троих…
Но стоять не буду — не из принципа, не потому что он сидит, а я возвышаюсь над ним. Сяду, потому что тоже устала. Сильно устала...
Его присутствие будто вытягивает из меня все жилы.
Прохожу к креслу, заботливо укрытому плёнкой, и сдёргиваю её.
Если уж мама так любит своего зятя, пусть он купит ей новое кресло, если это по итогу запачкается.
Сажусь. Обхватываю себя руками, скрещивая их на животе. Слишком очевидный жест, возможно, но Саид не догадывается о том, что предал не только меня, но и свою «Черешенку»...
Только не плакать. Не подавать виду, что мне больно!
Отсутствие эмоций — лучшее наказание для Саида.
Так и есть: муж жадно впивается взглядом в моё лицо, ища хоть какие-то эмоции. Хоть что-то — злость, сарказм, ярость, обиду, слёзы... Но, я как восковая фигура, красивая и застывшая, смотрю на него, гадая, ради чего проделал такой долгий путь?
Нервы не выдерживают:
— Так о чём ты хотел поговорить? — последняя нить самообладания с треском рвётся. — Кстати, если Марьям в машине, не заставляй беременную томиться в ожидании. Позови её. В конце концов, мой дом — практически и её дом.
Кусаю щеку, так что во рту вкус железа. Поздно одёргивать себя...
Саиду-таки удалось добиться своего: я не сдержалась и брякнула про Марьям.
И он цепляется за эту эмоцию, подаётся вперед:
— Я приехал один. Нам нужно поговорить как мужу и жене. Золото, я люблю тебя.
Ногти впиваются в ладони до боли.
«Золото», «золотая девочка»… Мне хочется крикнуть, чтобы не смел так называть. Потому что внутри всё умирает от боли.
Но я молчу. Один раз я уже выдала эмоции — больше не позволю себе.
Я сильная. Я выстою.
— Давай погорим. Но ты про вторую жену не забывай.
— Послушай… — Саид выдыхает. Желваки так и играют на мужественном лице.
Я вижу, как потемнела его щетина.
Пальцы ощутимо покалывает. Будь это наш привычный вечер, я бы сидела рядом с ним на диване и касалась колючего подбородка. Улыбалась, смотря в любимые глаза…
Но, сейчас между нами не просто полтора метра…
Между нами целая пропасть, в которую он безжалостно сбросил меня. Толкнул, не дав даже парашюта.
А я лечу, сжимаясь от страха, но пытаюсь сгруппироваться.
Не исчезну. Но и не останусь…
Я не сдамся и постараюсь, как кошка, приземлиться на четыре лапы.
— Злата, я не хочу, чтобы всё было так. Сейчас не о Марьям — там потом сам разберусь. Я о нас.
— О нас?
— Да, о нас. Я люблю тебя, и ты меня любишь, — Асадов не спрашивает, он утверждает. — Поэтому между нами всё останется как прежде. Я закрою вопрос…
Не выдерживаю и перебиваю:
— Закроешь вопрос со второй женой, Саид? Ты правда считаешь, что можно так просто взять и «закрыть» этот вопрос?
— Злат, пожалуйста, сейчас абсолютно неподходящее время грызться из-за того, что случилось. Давай ты спокойно соберёшь свои вещи, и мы поедем домой.
Моё упрямство выводит Саида из себя.
Резко дёрнув рукой, он сжимает ладонь в кулак. На секунду прикрывает глаза — собирает остатки выдержки, после чего, взяв себя в руки, произносит:
— Посмотри, неужели ты не чувствуешь эти запахи? — брезгливо морщится. — Ты здесь не останешься. Ремонт полным ходом идёт. Давай без истерик, прояви рассудительность. Поехали…
Невыносимый диктатор!
Раньше, ослеплённая любовью, я принимала его настойчивость за заботу. А теперь понимаю: муж просто хотел меня контролировать — полностью и всесторонне.
Куда смотрели мои глаза?
— А может быть, я пойду в соседний дом? К родителям своей самой близкой и единственной подруги? Раньше Марьям часто оставалась ночевать здесь, у нас. Теперь она заняла моё место в нашем с тобой доме. Будет справедливо, если я поживу у её родителей. Как тебе такой вариант?
— Злата… — голос Саида сквозит холодными, угрожающими нотками.
Только ему нечего мне противопоставить.
Да, он может задавить авторитетом. Может силой вытащить меня отсюда — как раз-таки на потеху тем сплетницам, которых так боялась мама. Может просто позвонить своим безопасникам и приказать им свернуть меня, как безвольную куклу в ковёр, и доставить в опочивальню Его величества?
Только он ничего из этого не сделает. Потому что ответ на свой вопрос — хотя не вопрос это вовсе, а приказ — он читает в моих глазах.
Я не вернусь в дом, который они осквернили!
Не хочу думать, гадать, предполагать, в каких местах они друг друга целовали… и не только.
Мне там всё противно!
Наш любимый дом разрушился. Стены остались. А всё, что внутри, — покрылось ядовитым плющом и плесенью. Сгнивает с каждой минутой, с каждым часом...
— Злата, не нагнетай. Ничего непоправимого не случилось…
Он серьёзно сейчас? Вот так просто?
Наглость невиданная!
— Ты собираешься решить этот пустяковый вопрос? Но ты забыл одну очевидную вещь — твоя любовница… Ух, извини, твоя «вторая жена» ждёт ребёнка! — снова не могу сдержаться, упоминая её. Боль невыносима. — Твоего ребёнка. И куда же собираешься ты её деть, скажи мне на милость? Или предлагаешь нам с ней дружно поселиться в соседних комнатах? Жить под одной крышей?
Настоящий шейх! Только недоделанный!
И этот мужчина заявлял, что он светский человек. Говорил, что средневековые обычаи ему чужды.
— Тебя не должен волновать ребёнок Марьям, — уверенно произносит, добавляя металл в голос. — Я не понимаю, Злата, зачем ты себя накручиваешь раньше времени?
— По-твоему, у меня нет повода для беспокойства? Я застала своего мужа в объятьях другой женщины! Своей лучшей подруги!
— Я люблю только тебя! — повышает голос. — Это главное. Мы с тобой семья и должны жить вместе.
Он злится, и мне становится немного страшно.
Мой Саид ни за что бы меня не обидел, но мужчина, стоящий напротив, не тот человек, которого я любила всем сердцем.
Мой любимый ни за что бы меня не предал! А этот — чужой, запросто.
— Ты пришёл сюда с этим предложением. А поговорил ли ты предварительно с Марьям? Или для неё моё возвращение станет сюрпризом таким же, как вы устроили мне несколько часов назад? — я облизываю пересохшие губы.
От нервного перенапряжения голова начинает кружиться. Картинка перед глазами рябит и расплывается. Но я лучше умру, чем покажу слабость.
Муж делает шаг в мою сторону, хочет взять за руку, но я отшатываюсь и, выставив руку вперёд, запрещаю ему приближаться.
— Саид, ты не царь и не Бог. Ты был для меня всем: и царём, и Богом, и мужем моим любимым. Но сейчас ты всё растоптал.
— Пожалуйста, я прошу тебя, — его голос звучит мягко, но в глазах загорается яростный огонёк.
Саид на грани. А что за чертой — мне не известно.
Не хочется узнавать...
— Я не хочу сейчас разговаривать. У меня нет сил — ни моральных, ни физических. Оставь меня в покое, — уверенно говорю.
Знал бы он, чего мне стоит показная смелость.
— Ты здесь не останешься.
— Тогда я сниму гостиницу. У меня есть средства к существованию, и я сама оплачу себе номер. Я тебя прошу. Пожалуйста, оставь меня. Уйди...
— Ты не слышишь меня, Злата…
Опустив голову, Асадов сдавливает пальцами переносицу. Массирует, давая понять, что чертовски устал.
Наш разговор его утомил? Так пусть катится! Я не держу.
— Ты моя жена… Моя девочка… Я не могу тебя отпустить.
— Тоже за сплетни переживаешь? — Натянуто усмехаюсь. — Боишься испортить свою кристальную репутацию.
— Не говори глупости, — жестко. — Да, мне сейчас скандал ни к чему, но дело совершенно не в этом. Ты не получишь развода в любом случае.
— Асадов, крепостное право давно отменили.
— Если потребуется, посажу тебя на цепь. Запру дома, но не отпущу. Забыла наши клятвы? Навсегда.
От его тихого холодного тона у меня в жилах стынет кровь.
Муж стоит в начальственной позе: идеальная выправка, голова поднята, руки в карманах, пробирающий до глубины души взгляд, играющие на щеках желваки…
Мне вдруг себя так жалко становится...
Вместо того, чтобы наслаждаться самым долгожданным моментом своей жизни, я вынуждена противостоять своему супругу.
Разве это справедливо?
Я не сразу понимаю, что что-то не так…
Во рту начинает скапливаться слюна. Сглотнуть её не выходит. Картинка перед глазами тускнеет. И самое страшное — я ощущаю, как живот сводит судорогой. Мне даже прикасаться к нему не приходится, чтобы понять - каменеет.
Липкий страх прокатывается волной от макушки до копчика.
Господи! Только не это!
«Моя черешенка, держись…» — мысленно произношу перед тем, как отключиться.
Сознание медленно возвращается с чётким ощущением, будто я плыву. Плыву в пространстве.
Открываю глаза и понимаю — не плыву. Это автомобиль движется, от этого и ощущение будто парю в невесомости.
Голову бережно удерживает Саид на своих коленях и гладит мои волосы. Касается золотистых прядей — это умиротворяет.
Но реальность всё равно слишком сурова.
Пользуясь тем, что муж ещё не понял, что я уже пришла в себя, прислушиваюсь к организму. В животе больше нет этого холодного напряжения — такого, будто меня затянули в корсет.
Дышится спокойно. Если во всей нашей ситуации «покой» — вообще уместное слово.
Пробую анализировать свое состояние: боли нигде нет. Значит, Асадов не позволил мне упасть, рухнуть на пол.
Наверное, это хорошо…
Плохо то, что мы всё-таки едем в машине после тех моих слов перед потерей сознания.
Снова он решил всё сам…
Понятно, что Саид не мог допустить, чтобы я осталась в квартире мамы. Но я уверена на тысячу процентов, что и в гостиницу он меня не везёт.
— Как ты себя чувствуешь? — Рука Саида на мгновение замирает возле корней, массируя кожу головы.
Заметил...
Внимательность и чуткость — одна из его сторон, так гармонично сочетающаяся с силой воли и энергией власти.
— Мне уже лучше, спасибо, — отвечаю, понимая, насколько бессмысленно притворяться, изображая обморок.
Мы не один год женаты, и уж кто-кто, а мой супруг… Неверный супруг (приходится поправлять себя) изучил меня идеально.
Нужно подняться и отсесть подальше от Саида. Пустяковое действие, но сил нет... А ещё я понимаю, что, если спрошу, куда едем, ответ будет очевиден: «Конечно же, домой».
В любой другой ситуации я бы начала пререкаться и отстаивать свою точку зрения, но сейчас мне настолько плохо, а ещё страшно, что второй такой стычки, как у мамы в квартире, я больше не вынесу. Ведь неизвестно, почему я упала в обморок, а рисковать счастьем, которое так внезапно и вовремя на меня обрушилось, я не имею права.
Поэтому просто молчу.
Упираюсь локтем в бедро Саида и приподнимаюсь.
— Может быть, полежишь? — Его льдистый взгляд вонзается в лицо. Ощупывает. Спускается ниже, блуждает по моей фигуре.
Мотаю головой.
Саид, вздохнув, помогает мне сесть.
Тишина давит.
Но я не хочу разговаривать… Лучше так — без слов.
Бездумно смотрю вперёд, узнавая знакомые пейзажи. Что ж, на гостиницу этот маршрут мало походит…
Впрочем, разве были сомнения, что Асадов не сделает по-своему?
Разглядываю затылок нашего водителя. Вернее, водителя Саида — его телохранителя. Всегда угрюмый и молчаливый, лишнего слова с него не вытащишь. Может быть, это и хорошо? Мне бы не хотелось, чтобы нас с мужем кто-то обсуждал.
Странно, да?
Думаю совсем не о том, о чём нужно. Но мне просто необходимо думать хоть о чём-то, иначе я сорвусь.
Перед въездом в посёлок есть ресторан восточной кухни. Мы часто там бываем, и иногда заказываем еду домой…
— Ты упала в обморок, возможно, от голода. Заедем перекусить? — предложение звучит, так будто бы всё уже решено.
Это пробуждает моё притихшее упрямство.
— Нет, я не хочу. Это был не голодный обморок, Саид. Я просто устала.
Чувствую, как его взгляд прожигает мою щеку, но упорно молчу. Каждой клеточкой ощущаю его недовольство.
Но Асадов молчит. Принимает моё упрямство.
Однако на этом его галантность заканчивается, потому что, когда мы паркуемся возле дома и я тянусь к ручке, Саид взглядом приказывает водителю заблокировать двери. Выходит один, обходит машину и открывает дверь с моей стороны.
Хочется съязвить:
«Неужели так боишься, что убегу и спрячусь в саду?»
Он у нас большой и мужу долго придется побегать по кустам… только ведь это глупо.
Кому и чего он пытается доказать? Через мгновение становится понятно, чего: крепкие руки обхватывают мою талию и поднимают тело, словно пушинку. Ещё вчера я бы засмеялась, обвила его шею руками, наслаждаясь ароматом туалетной воды с нотками ананаса. Сейчас же превращаюсь в статую, которую несут владельцу.
Я просто каменная статуя. Жду, когда ему надоест…
Оживаю, только когда ноги касаются пола в гостиной.
Я намеренно не спрашиваю, где Марьям — по тишине понятно, что её здесь нет. Плетусь вперёд, чувствуя шаги Саида за спиной.
Он молчит. И хорошо… потому что говорить, и даже просто стоять с ним у меня нет сил.
— Злата, ты куда? — муж всё же прерывает прерывает молчание, когда я поворачиваю не к нашей спальне, а к гостевой в другой конец коридора.
Неужели он не понимает?
Неужели думает, что добровольно войду в нашу спальню?
Но, видимо, Саид понимает — не войду. Поэтому молча отступает, провожая тяжёлым взглядом, а я прячусь от него за дверью комнаты.
Это моя иллюзия свободы и контроля ситуации...
Свет не включаю — слишком устала.
Скидываю обувь, подхожу к кровати и стаскиваю покрывало, пододеяльник и простыню.
Горькая обида и брезгливость накрывают с головой. Умом я понимаю: Марьям никогда не была в этой комнате, потому что я выделила ей отдельную спальню. Ничуть не хуже нашей.
Но не могу совладать с эмоциями. Они разъедают…
А я хочу побыть эгоисткой.
Больше не хочу страдать!
Ложусь на матрас, опускаю голову на подушку, а вторую прижимаю к себе — к животу и груди. Ноги сами поджимаются вверх.
Очень хочу быстрее провалиться в сон. Безмятежный и сладкий…
Как маленький человечек в моём животе.
Пытаюсь представить, что сейчас ощущает Черешенка внутри меня.
Я дам ей всё — материнскую любовь, тепло и заботу! Раз она выбрала меня быть её мамой, я стану лучшей мамой.
Клянусь.
Поворачиваюсь на бок, и сквозь приоткрытую штору солнечный свет бьёт прямо в глаза.
Интуитивно чувствую, что уже утро — я всегда привыкла просыпаться за несколько минут до будильника. Вот и сегодня, несмотря на жуткую ночь, глаза открылись сами собой.
Шокировано смотрю на одеяло, которым аккуратно укрыта.
Саид заходил ко мне, пока я спала?
Как же крепко я отключилась, что ничего не видела, не слышала и не почувствовала?
Хочется накрыться с головой, чтобы все проблемы исчезли под этим одеялом. Но так не получится… к сожалению…
Если в детстве от всех страхов можно было спрятаться под одеялом с фонариком, уйдя в сказочный мир книг, в другую реальность, то сейчас этот номер не пройдёт. Я уже взрослая женщина — сама наделала ошибок, и теперь придётся разбираться с ними один на один.
Хотя в душе всё равно остаюсь той маленькой девочкой, которая верила, что папа одумается и вернётся. Пока не случилась трагедия, но даже после я ждала и надеялась — в моих мыслях всегда был он. Когда было плохо, в трудные минуты я знала, что папа наблюдает за мной откуда-то сверху и оберегает…
Сейчас как никогда остро чувствуется его отсутствие. И мама... её предательство…
До сих пор не могу понять, как она могла выбрать Саида, а не меня? Хочется спросить, но пустая комната, увы, не ответит.
Я не смогу понять маму, поэтому надеюсь, никогда не стану такой… Для своего ребёнка сделаю всё возможное. Даже если он будет не прав — поддержу и всегда встану на его сторону.
С горечью вспоминаю слова соседки-сплетницы о нас с Асадовым:
«Как же так, девочка? Что же ты вместо свиной колбасы выбрала персик. Не понимаешь, дурочка, персики надоедают! Зимой — пресные, жесткие. А колбаска — навек. Сальце в нашей душе, в крови!».
Тогда мама была на моей стороне… кажется…
Полина Алексеевна, филолог до мозга костей никогда не молчала в ответ: «Как не стыдно о мусульманине в контексте свинины говорить? Да ещё и называть себя добропорядочной женщиной!»
А я...
Глупо хихикала, думая, что эта аналогия меня не коснётся (и не коснулась, ведь это Саид выбрал персики…).
Улыбаюсь своей наивности. Эти воспоминания греют душу, но одновременно пропитывают её ледяным холодом.
Там, в прошлом, всё было хорошо: тепло, любовь. А здесь и сейчас — только холод, предательство и непонимание...
Как близкие могут так ранить?
Я бы так никогда не поступила.
«Поступай с людьми так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» — народная мудрость.
Неужели мама, Саид, Марьям хотели бы такого предательства? Не верю…
Но реальность бьёт со всех сторон. Казалось бы, делаешь выдох и вот он, свет, уцепившись за который, можно выбраться, но нет, — снова новый удар. Более жестокий и гасит свет в конце тоннеля.
Только вот лежать, страдая под одеялом, я тоже не могу.
Не могу и не буду!
Начинается новая жизнь, в которой я теперь одна. Я и мой малыш.
Со злостью отбрасываю одеяло и застываю: моя сумка с вещами, о которой я вчера совершенно забыла, аккуратно лежит на пуфике. Рядом на полу — дорожная сумка.
Саид не только накрыл меня, но и принёс мои вещи.
Вроде бы ничего, но в сумке лежит УЗИ...
Если он заглядывал внутрь... Если видел снимок?
Даже думать об этом страшно!
Сижу и трясусь от ужаса — теперь ещё страшнее спускаться вниз. Хочется забаррикадироваться, закрыться на ключ, пододвинуть комод, завесить шторы и сделать вид, что меня здесь нет.
Исчезнуть… просочиться сквозь окно, испариться, чтобы он никогда меня не нашёл.
Ведь если Асадов узнает…
Если он залез в сумку, если увидел…
Что теперь будет?
Тошнота накатывает резкой волной. Зажав рот, мчусь в ванную. Падаю на колени — меня выворачивает. Это не только токсикоз, но и панический страх.
Он сковывает.
Усилием воли не позволяю себе скатиться в это состояние и успокаиваю себя и крохотную «Черешенку»:
«Всё будет хорошо, мы со всем справимся, — шепчу, поглаживая живот. — Я защищу тебя, малыш. Никому не позволю тебя обижать»
На дрожащих ногах иду в душ. Выворачиваю кипяток на максимум, но вовремя вспоминаю, что в моём прекрасном положении играться с кипятком — не самый хороший вариант. Кажется беременным противопоказанны именно горячие ванны, но поскольку я не знаю про душ, лучше не рисковать.
Делаю воду теплой, чтобы просто согреться.
Помогает — немного прихожу в себя, обретая опору под ногами.
Надеваю халат, бросая затравленный взгляд на часы: Саид, возможно, уже уехал. Если да, то хорошо...
Не то, чтобы я желала оттянуть момент встречи… Хотя если быть честной с собой, то именно этого я и хочу. Отчаянно хочу! Пытаясь казаться сильнее, чем есть на самом деле.
И тут же злюсь на себя. Почему я его боюсь?
Да, он сильный мужчина, но я — не менее сильная женщина!
Я готова защищаться!
Готова драться и бороться за себя и свою свободу. Отбивать любые атаки, которые они все приготовили мне.
В том, что будет очередной нож в спину — я не сомневаюсь.
Решительно открываю дверь и спускаюсь.
В доме тишина. Кажется, мои молитвы и желания услышаны: Саид уехал на работу.
Живот узлом скручивает от голода. Понимаю, что так нельзя — к тому же после утренней тошноты неожиданно вернулся аппетит.
Первым делом иду на кухню.
Кофе мне не хочется. Ещё слишком рано по сроку, но почему-то некоторые запахи я ощущаю гораздо ярче. Кофе сейчас отталкивает.
Достаю пухлую банку с зелёным чаем. Руки сами тянутся к мяте — хочется чего-то пряно-мятного, освежающего. Колдую, чувствуя себя чайным сомелье.
В мультиварке варится каша. Обычно я не любительница каш по будням, но сегодня почему-то захотелось...
Каким-то шестым чувством улавливаю, что я больше не одна. Воздух резко меняется, давящая энергия волной касается лопаток.
Застываю с чашкой в руках. Повернуться нет сил.
Мысленно представляю, как изворачиваюсь и выливаю на его неверную голову обжигающий кипяток.
Злость это не убирает, но самолюбие тешит очень хорошо. А ещё этот мой порыв моментально считывается Саидом, и он убирает руки. Хмыкает, конечно, мол, это он сам решил…
Раздражает и тем, что ведёт себя как всегда!
— Злата, ты точно хорошо себя чувствуешь? Ты так дрожишь, что сейчас в обморок упадёшь. Не хочу, чтобы ты ударилась.
Именно вот эта его «забота» меня убивает…
— Со мной всё в порядке, — цежу сквозь зубы. — Отойди от меня, пожалуйста.
— А если я тоже чаю хочу? — в его голосе слышится знакомая ухмылка. Не злая, а добрая, подначивающая.
Такая, как прежде... До того, как я узнала, что муж спит с лучшей подругой...
Наливаю ему чай — не из вежливости, а чтобы занять дрожащие руки. Привычные движения успокаивают. Можно было бросить сухое «сделай сам», но это лишние эмоции. Перебьется…
Нам двоим и так очень тесно на большой кухне.
Ставлю чашки на стол, пока Саид открывает мультиварку и накладывает кашу. Не только мне, но и себе…
Саид, который терпеть не может кашу, накладывает себе полную тарелку! Обычно я готовила ему омлет, тосты с рыбой и крепкий кофе.
То, что сейчас он ест эту кашу и пьёт чай, красноречивее любых слов.
Не словами, а поступками?
Удивительно: всегда строгий Асадов сидит и давится ненавистной кашей. Лишь бы поймать мой взгляд, который я упорно избегаю. Не специально — просто не могу смотреть на него.
Слишком больно — сердце буквально разрывается.
Он ждёт, пока я проглочу несколько ложек каши и отопью чай. Бизнесмен, которому пора бы уже бежать по своим очень важным делам...
Ведь Саид до последнего не хотел, чтобы я работала в его офисе. Точнее, чтобы я вообще работала. Но я настояла. Он же светский человек (всегда это утверждал) — как его жена, я хотела и имела право работать.
Сидеть в четырёх стенах — совершенно не моё. Он понял и принял, но поставил условия: работаем вместе, но в разных офисах. Так или иначе, я всегда под его присмотром — уверена, что кто-то приглядывает за мной. Возможно, не контролируют каждый шаг. Хотя с этим восточным мужчиной никогда нельзя быть уверенной и ничего исключать...
Асадов не выдерживает:
— Вчера нам не удалось поговорить, — начинает он. — Я понимаю твои чувства. Если не захочешь идти со мной на приём — не ходи. Я это приму и дам тебе время успокоиться, схожу один. Потом обсудим. Что касается Марьям…
Он прокашливается, видя, как я со всей силы сжимаю чашку. Ещё немного и будь у меня больше сил, фарфор треснул бы, разметав осколки по сторонам. Но это риск для моего здоровья и малыша. Убираю руки с чашки, прячу их под столом, сжимаю в замок. Пальцы белеют.
Вскидываю взгляд на него, молчаливо требуя «продолжай».
И он продолжает…
Только говорит совершенно не то, что я хотела бы услышать. Не оправдывается — просто констатирует факты. Сухие факты и умозаключения. Ему они кажутся логичными, и он действительно не понимает, как больно делает мне. И, наверное, даже Марьям… Потому что будь я на её месте (а я, слава Богу, не на её месте и никогда не буду), мне было бы ужасно неприятно слышать такое от человека, в которого влюблена. С её слов, разумеется…
— Что касается Марьям, — снова начинает Саид. — Тебе действительно не нужно волноваться. Я лично проверю, беременна ли она. Не думай об этом, отдыхай. Тебе... — он странно смотрит на меня, — Тебе сейчас вредно волноваться.
А потом молча встаёт и уходит, оставляя меня в панике.
Что могли значить эти слова? Почему мне «вредно волноваться»?
Ведь он уже второй раз произнёс это — когда только подошёл и вот сейчас…
Играть в шарады с Асадовым? Да я проиграю на втором же ходу.
Оставаться в пустой квартире совершенно мне не хочется. И зачем только отпросилась?
Можно было бы податься к Нине… а потом меня осеняет: какое отпросилась, Злата? Сегодня же выходной…
Куда тогда уехал Саид? Разбираться с Марькой? Выяснять на счёт моей беременности?
Не могу сидеть на месте и подрываюсь с места. Нужно проверить сумочку — я педант до мозга костей. Если Асадов её открывал, сразу же замечу.
Голова кружится от адреналина…
Всё на своих местах.
Судорожно выдыхаю. Не знает! Он ничего не знает!
Но сколько я буду скрывать? Так никаких нервов не хватит…
Не смогу я здесь находиться. Этот дом — он как тюрьма мне стал. Не получается вдохнуть толком.
Я слабая… не смогу, как Асадов делать вид, что ничего не произошло. Сидеть за одним столом, делать вид, что Марьям это то, о чём не нужно волноваться…
Машинально иду в кабинет мужа.
Руки дрожат, слезы катятся по щекам… Но я всё равно беру чистый лист бумаги и пишу…
Плевать на кривые строчки — главное, что я выплескиваю всю свою боль…
А потом также тихо собираю свои вещи…
Дорогие читатели, как и обещали выкладываем вторую проду! И у нас небольшая просьба - давайте поставим истории звездочку? Авторам будет оооочень радостно ❤️
Свое заселение в отель я помню с трудом. Особо не выбирая, нашла ближайший к нашему офису.
Должен же быть хоть какой-то толк от моего незапланированного и крайне болезненного переезда.
Всё. Сказка закончилась.
Пора возвращаться в суровую реальность, где близких и родных людей у меня, как оказалось, просто нет. Были, да все вышли...
Стоит зарядить телефон — он сдох ещё до того, как я шагнула в просторное фойе отеля, но сил нет. Чувствую себя опустошённой, выжатой до последней капли.
С трудом заставляю себя найти в чемодане зарядку…
Наспех приняв душ, я настраиваю систему кондиционирования в номере — специально делаю температуру ощутимо прохладной — и забираюсь в постель.
Устроившись поудобнее, натягиваю одеяло до подбородка, и именно в этот момент понимаю, как сильно устала.
Безумно сильно устала...
Эмоциональное выгорание или токсикоз? В любом случае приятного мало.
У меня на плечах масса проблем и нерешённых вопросов, но думать ни о чём абсолютно не хочется. Усталость и ничего больше.
Во-первых, нужно что-то решать не только с жильём, но и с работой.
Пусть и в филиале, но я работаю на Саида. Привычная обстановка, царящая в нашем офисе, ни на секунду не позволит забыть, кто наш биг-босс.
Что-то мне подсказывает, моя выходка с кольцом мужа взбесит, и уже в понедельник он прискачет выяснять отношения. Уходя, я оставила обручальное кольцо на рабочем столе Саида.
Зачем мне этот символ верности? Верности, которой нет и в помине.
От одной мысли о связи мужа с моей лучшей подругой сердце начинает сбоить.
Даже вдох сделать больно — я с трудом представляю, как буду дальше жить без человека, потребность в котором стала частью меня. Видеть его каждый день…
Касаться…
Любить…
Как же больно. Просто невыносимо.
Во-вторых, мне стоит поторопиться с разводом. Если интуиция меня не подводит, вырывать свободу из лап Асадова придётся с боем. За недолгое промедление мне придётся заплатить огромную цену.
Не отпустит…
Он меня не отпустит, если моё интересное положение станет заметно до того, как нас разведут.
«А если Саид уже в курсе?» — вновь промелькнувшая мысль вызывает волну дрожи во всём теле.
Нет-нет-нет... Только не это! Пожалуйста...
Признаться, больше всего на свете я боюсь не того, что Саид откажется разводиться и начнёт давить на меня. Я боюсь того, что муж пожелает забрать ребёнка себе.
В мусульманской культуре дети считаются частью семьи отца.
Я знаю, как глупо это для многих звучит, однако правда зачастую на стороне того, у кого больше власти и денег.
До боли закусив нижнюю губу, крепко зажмуриваюсь.
Уснуть долгое время у меня не выходит. Ворочаясь на мягкой постели, я то и дело вспоминаю наше прошлое. Не специально. Оно само в голову лезет.
Вот Саид учит меня кататься на лыжах. Кто бы только знал, как самоотверженно он подбадривал меня и хвалил, даже в те моменты, когда ноги разъезжались и я падала.
Вот с помощью парашюта парим над Красным морем. Муж обнимал так крепко, что страха я не испытывала.
Вот я рыдаю после очередной неудачной попытки забеременеть. Увидев мои слёзы, Асадов не находил себе места.
Это так странно… Была жизнь и не стало. Если бы не наша черешенка, я бы точно не вывезла.
В какой-то момент меня накрывает настолько сильной лавиной эмоций, что я не выдерживаю. Грань моего болевого порога пройдена. Уткнувшись лицом в подушку, рыдаю так громко, что приходится закусить кусочек наволочки.
Не хватало ещё того, чтобы меня отсюда выселили.
Минуты растягиваются, превращаясь в часы. Я пропускаю тот момент, когда потихоньку начинаю проваливаться в дрему.
И так же внезапно выныриваю из неё.
Вздрагиваю и подбираюсь, когда поблизости раздаётся знакомая трель.
Лучше бы не заряжала мобильный!
Спросонья я немного мешкаю и не сразу принимаю вызов. Только когда телефон оживает во второй раз, касаюсь экрана и тут же слышу взволнованный голос матери:
— Златушка, доча, ты где?
Нотки беспокойства в её голосе заставляют меня усмехнуться.
Серьёзно? Вот так просто?
Нагадить в душу, а после изобразить заботушку о Златушке?
И она думает такое прощается?
Предательство мамы я ощущаю едва ли не острее, чем измену мужа. Разве родители не должны в любой ситуации выбирать своих деток?
Мысленно обещаю своему малышу, что он станет центром моей вселенной.
— Злата, ангел мой, — тянет мама заботливо.
— Я тебя слушаю, — бормочу, борясь с подступающими слезами.