Предать себя

Глава 1. Артём

Открываю глухие ворота дома и пропускаю вперёд Гектора. Ротвейлер как-то странно ведёт носом и, порыкивая, слишком резво переходит на бег. Несётся на задний двор, словно ему мало двухчасовой пробежки.

Шагаю к дому по витиеватой дорожке и выравниваю дыхание. Рукавом утираю пот со лба и щурюсь от слепящего, оранжевого диска, готового вот-вот закатиться за горизонт. Холодный апрельский ветер быстро остужает не только промокшую одежду, но и разгорячённое бегом тело, заставляя ускорить шаг.

Отпираю входную дверь и оглядываюсь. Собаки так и нет. Еле слышно доносится рычание и какой-то неясный, приглушённый грохот.

Спускаюсь по небольшой лестнице и огибаю дом.

— Гек, какую кошку ты там опять загна...? — обрываюсь на полуслове и с отвисшей челюстью взираю на весьма необычную… кисулю, что так искусно обезоружила моего лучшего бойца.

Девчонка лет семнадцати-восемнадцати, тяжело дыша, сидит прямо на земле, опершись спиной о стену дома. Таращит на меня настороженный, даже загнанный взгляд и гладит огромную чёрно-рыжую бестолковку Гектора. А тот, в свою очередь, почти со щенячьим поскуливанием виляет хвостом и лижет маленькую грязную ладошку.

Даже не само появления этого чуда на заднем дворе дома меня удивляет, а её, мягко говоря, растрёпанный вид, словно она с кем-то сражалась не на жизнь, а на смерть. Губа разбита в двух местах, кровь уже запёкшаяся и размазанная, «украшает» нижнюю половину лица и часть шеи. На скуле виднеется наливающийся кровоподтёк, всё руки испестрены грязными царапинами, будто она, не разбирая дороги, мчалась сквозь непролазный лес. Рыжие длинные волосы всклокочены и спутаны вместе с мелкими ветками — хвойными иголками и листвой. Да и одета она для апреля слишком беспечно — лёгкий спортивный костюм серого цвета, испачканный в земле и старых листьях. За спиной тёмно-синий рюкзачок.

— Та-а-ак, — подхожу ближе и сажусь на корточки, внимательно рассматривая её, — ну и от кого ты…

Громкий, нетерпеливый стук по металлическим воротам обрывает меня. Оглядываюсь, а девчонка мгновенно вздрагивает и мёртвой хваткой вцепляется мне в руку.

— Не выдавай меня, прошу! — тихо и торопливо произносит, вперив в меня испуганный, молящий взгляд зелёных глаз.

На какой-то момент зависаю на этом отчаянном просительном взоре. А после оглядываюсь и замечаю под крышей в нескольких метрах стопку пластиковых перевёрнутых стульев. Поднимаюсь под напряжённый пристальный взгляд кисули и иду под навес. Вытаскиваю один стул и ставлю рядом с ней. Осторожно приподнимаю девчушку и замечаю исказившееся болью личико. Она, щадя, подволакивает правую ногу и тяжело опускается.

— Посиди пока здесь, — говорю ей и поворачиваюсь к Гектору. — Гек, охранять!

Ускоряю шаг и иду к нетерпеливым визитёрам, продолжающим настырно долбить по воротам. Открываю дверь и вижу мужика лет тридцати пяти с коротким светлым «ёжиком» на башке и кривым, неоднократно сломанным носом. Суёт мне в лицо фото рыжей девушки, робко улыбающуюся со снимка.

— Видел её? — басит и косится за ворота.

Приближаю снимок к себе, рассматривая изображение.

— Красивая, — отвечаю и машу головой. — Актриса, что ль, какая-то или блогерша? Хотя у меня на лица память хреновая.

Он смотрит на меня, как на идиота, лезет внутрь куртки и достаёт визитку.

— Если увидишь, набери.

— Обязательно, — беру визитку. — А что она натворила-то?

Но бык молча разворачивается и направляется к соседнему дому, от которого отходит его сородич.

Закрываю ворота, прячу визитку и быстро возвращаюсь на задний двор.

Как только девушка видит, что я один резко выдыхает, расслабляясь. Прикрывает глаза и как-то странно начинает заваливаться набок.

Еле успеваю подхватить.

— Эй, ты чего это? — удерживаю за плечи, немного встряхнув. Она с трудом приоткрывает веки и снова их смыкает. — Так, кисуль, грех, вообще-то, бороздить просторы таким хорошеньким носиком, — поднимаю на руки и несу в дом.

Осторожно укладываю на диван полубоком. Рюкзак за её спиной мешает, и я его снимаю, откидываю на кресло.

Надо бы ногу посмотреть, пока она в отключке.

Аккуратно расшнуровываю кроссовки и стягиваю.

Нога чуть припухла, но гематомы не видно. Да и сустав на месте.

Быстро иду на кухню и беру аптечку. Эластичным бинтом накладываю повязку, фиксируя голеностоп. Я почти заканчиваю, когда слышу болезненный стон. Девушка открывает глаза и испуганно дёргает ногой.

— Ай! М-м-м, больно же! Ты чё творишь? — выкрикивает и приподнимается выше, подальше от меня.

— Вообще-то, слова благодарности звучат несколько иначе, — усмехаюсь и сажусь напротив.

Она снова смотрит на свою ногу, пытается ей пошевелить, морщится и настороженно осматривается. Останавливает блуждающий взгляд на мне и натянуто улыбается.

— Спасибо!

— Не верю, — усмехаюсь и слежу, как на лице замешательство сменяется злостью, а потом страхом и паникой.

— А где?... Где моя сумка? — крутит головой.

Глава 2

Пока кисуля-красотуля плещется, иду на кухню и разогреваю ужин.

Обновляю собаке воду, насыпаю корм в миску. Гектор мгновенно цокает когтями по напольному покрытию и жадно припадает к воде.

— Ну что, Гек, положил на неё глаз, да? — треплю короткую шерсть за ухом. — Туше, бро. Даже без боя. Чем это она так взяла тебя? Хотя что-то в ней определённо есть, — тяну задумчиво.

Варю кофе и думаю, что же заставило её бежать? Куда? От кого? И зачем?

Вариантов на самом деле херова туча. На ум лезет один хуже другого. Похоже, кисуля попала в непростую ситуёвину.

Прохожу в гостиную и вытаскиваю из кармана визитку.

«Молохов Игорь Алексеевич. Заместитель начальника службы безопасности охранного предприятия “Гефестия”».

За спиной хлопает дверь. Поворачиваюсь, пряча прямоугольник серебристого картона в карман спортивных штанов.

Она несколько секунд изучающе смотрит, затягивая пояс на махровом халате потуже. И вдруг тепло улыбается, направляясь ко мне. Чуть прихрамывает.

Удивлённо ухмыляюсь и с интересом жду продолжения, разглядывая преобразившуюся девушку.

Хм, и правда, красотка! Намного лучше, чем на фотке. Живее, что ли, или даже ярче.

— Знаешь, я не совсем с того начала, — елейно произносит и подходит совсем близко.

Чувствую тепло её тела и какой-то фруктовый аромат. Такой приятный, что рецепторы щекочет. Хочется наклониться ближе к коже и вдохнуть ещё раз. А потом ещё… А лучше взять и притянуть к себе.

— Просто я испугалась. И я очень тебе благодарна, — поднимает руки, намереваясь обнять, и в нерешительности замирает с вопросом в глазах:

— Можно?

Да она просто находка! Во всех смыслах.

— Даже нужно, — одобрительно улыбаюсь и раскрываю объятия.

Ну а что? Мне совсем несложно. Даже наоборот.

Меня слишком быстро охватывает жар и какой-то необычный трепет предвкушения соприкосновения с телом этой девушки. Вдруг остро хочется почувствовать.

— Ты мне очень помог. Даже не представляешь, насколько сильно, — обнимает, примостив голову у меня на груди, и отстраниться не спешит. Ведёт ладонями вниз по спине, прижимаясь сильнее. Вслед её движениям чувствую короткие подёргивания мышц.

Странно. Обычно я более сдержан. А тут поплыл от каких-то обнимашек.

Нет, женским вниманием совсем не обделён, я бы даже сказал переодарён, но здесь явно что-то не так. Девочка не совсем обычная. Чёрт, но какая же вкусная…

Прилично прибалдев от такой разительной и стремительной перемены в поведении, утыкаюсь во влажную девичью макушку. Глубоко вдыхаю. Скольжу по узкой талии вверх до острых лопаток. Нежно касаюсь ладонью тоненькую горячую шею, чувствуя, как дико пульсирует сонная артерия.

— Ты меня буквально спас, — с придыханием шепчет. — Спасибо тебе огромное... ублюдок ты бездушный!

Даже сам не понимаю, что происходит. Просто годы тренировок не проходят даром. На автомате защищаю пах блоком левой ноги, но удар коленом всё же достигает цели, правда, вскользь.

— Веб, твою мать! — рычу, чуть согнувшись от резкой боли, и успеваю перехватить убегающую кисулю за живот.

Едва отворачиваю нос от летящего локотка и, схватив за предплечья, блокирую руку.

— Отпусти! — яростно шипит и пытается ударить головой.

— Чтоб ты продолжила членовредительство? Ну уж нет! Буйных обычно связывают. У тебя совесть вообще есть? Ты хоть знаешь, как это больно? А я терпеть ненавижу боль!

— Полагаю, заслуженно! — отвечает и метко ударяет пяткой в голень.

Да что ж такое?! Теперь ясно, как она умудрилась сбежать от тех быков. Маленькая, сильная, вёрткая. Каратистка, что ли?

Резко бросаю её спиной на диван. Сажусь сверху и надёжно фиксирую руки за головой.

— Ты чё вдруг взбесилась-то? Нормально ж всё было!

— Нормально? — задыхаясь от негодования и злости, пыхтит и пытается сбросить меня. Но быстро осознаёт своё положение, впиваясь в меня убийственным взглядом зеленющих глаз, пышущих ненавистью и злостью. — Это, по-твоему, нормально? — разжимает кулачок и слабо бросает смятый клочок бумаги, который ударяясь об мой нос, закатывается ей под шею.

Перехватываю в одну ладонь кисти, а второй рукой лезу за шиворот. От моего касания рой мурашек быстро расползается по тоненькой шее и спускается на грудь. Слежу за разбегающимися мурашками по тоненькой желтовато-золотистой коже и сухо сглатываю…

Она без белья.

Полы халата распахнулись, представив моему искушённому взору глубокое декольте. Высокая, аккуратная, упругая двоечка настолько сильно манит своими округлостями, что я резко втягиваю воздух в давно изголодавшиеся лёгкие. В паху мгновенно становится адски тесно. Сжимаю кулаки, от нестерпимого, жгучего желания ещё немного отодвинуть край ткани и выпустить на свет розовый…

— Ай! Мне больно! — неожиданно вскрикивает, привлекая мою поплывшую вверхнюю голову.

С огромным усилием смаргиваю какое-то дикое наваждение и поднимаю глаза выше. Не понимаю, где именно ей больно, а потом, спохватившись, ослабляю хватку на кистях. Разжимаю правый кулак и смотрю на смятую серебристую визитку.

Глава 3. Саша

Семь месяцев спустя

Поднимаюсь на второй этаж и подхожу к окну напротив нужной аудитории. Достаю потрёпанный студентами матанализ и читаю в десятый раз непонятную тему.

Чёрт, ну как-то же сдают этот грёбаный зачёт? Значит, и я смогу!

Настырно погружаюсь в терминологию, формулы и не сразу замечаю копошение позади. А потом слышу над ухом шипящий звук и мгновенно оказываюсь в белом облаке приторного запаха. Резко подаюсь в сторону, пряча лицо, под дружный издевательский хохот.

Сжимаю челюсти до боли в бессильной злости и как можно спокойнее произношу, покашливая:

— Ну и что это было?

В горле начинает дико першить от непонятной приторно-удушливой ерунды. Кажется, на лицо тоже попало.

— Как чё, Артёмова? — Востриков поворачивает жёлтый баллончик к себе и вслух читает:

— Спрей от убожества. Но, походу, на тебе не работает. Видимо, у тебя запущенный случай.

Группа поддержки главного засранца-мажора снова взрывается идиотским ржачем.

Чувствую, как стремительно волна ярости затапливает рассудок. Прячу руки в карманы толстовки и что есть силы сжимаю кулаки, представляя, куда именно я когда-нибудь засуну ему этот баллончик. Но не сейчас. Нельзя поддаваться. Просто если сорвусь, лучше точно не будет.

— Да она безнадёжна, — выкрикивает кто-то из одногруппников сбоку.

Быстро окидываю взглядом коридор, замечая не только наших придурков-мажоров, но и старшекурсников.

Задерживаю дыхание, чтобы не закашляться ещё сильнее. Хватаю рюкзак с подоконника, книгу и быстро иду в сторону туалетов под дружное дебильное улюлюканье. Оглядываю себя на предмет загрязнений и замечаю несколько светлых полос на тёмной толстовке.

Вот урод, а! Чтоб у тебя вместо головы ещё одна жопа выросла!

Тру ладонью лицо и поправляю очки.

— Саш, подожди! — доносится позади торопливый голос соседки по парте.

Оглядываюсь и больно врезаюсь в кого-то высокого и твёрдого. Матанализ вылетает из рук, очки съезжают набок, больно царапая переносицу, а настроение катится в полную… В общем, день только начался, а у меня уже всё зашибись.

Хватаю ртом воздух и поднимаю голову, готовая вот-вот душевненько так послать кого-нибудь, но застываю…

Молодой человек наклоняется и поднимает мою книгу. Переворачивает, читает название и протягивает мне.

— Всё нормально? — спрашивает и заглядывает мне в глаза. Немного сдвигает тёмные брови, обозначая глубокую складку, и добавляет:

— Мы знакомы?

Опомнившись, быстро опускаю голову и поправляю очки.

***

— Исключено, — бросаю в ответ и выхватываю книгу.

Стремительно огибаю высокую фигуру и спешу подальше. Сердцебиение оглушает. Так отчётливо слышу каждый гулкий, торопливый и хаотичный стук в ушах, что в глазах немного темнеет.

Вот дьявол! Я уж думала, хуже сегодня быть не может!

Но он же меня не узнал, так ведь?! Значит, всё не так плохо.

Закрываю глаза и в тысячный раз вижу этот острый, прямой чёрный взгляд, пробирающийся глубоко-глубоко внутрь. Он не даёт покоя. Вызывает стихийное оцепенение, дрожь, волнение и смятение. А ещё оставляет нетленный след в памяти.

Дверь хлопает, выводя меня из задумчивости.

— Блин, Саша, ну ты несёшься! Еле догнала. Ты как вообще? — Лена Белова подходит ближе, смотрит и поджимает губы. — Слушай, ты не обращай внимания на этих уродов! Понимаю, непросто, — копошится в своей сумке и достаёт влажные салфетки. Оттирает на спине следы спрея.

Поднимаю глаза и не понимаю, о чём она говорит.

— Просто Андрей всегда был занозой в заднице, — а, точно. Про этого слабоумного дебила Вострикова я уже и забыла. — Ещё в школе любил всех доставать и мучить. У меня с ним двоюродный брат учился. Вот он и рассказал, что значит оказаться в немилости пресыщенного жизнью мажора. Но на тебя он что-то взъелся не по-детски.

Включаю воду, смываю белую, липкую фигню с лица и благодарно принимаю протянутую салфетку.

— Спасибо, Лен! Всё нормально. Не от большого ума, уж точно.

Усмехается.

— Пойдём, — говорит и снова вытирает мне спину, — а то наш божий одуван сатанеет, когда опаздывают.

В аудиторию заходим вместе с преподавателем. Только, да простит меня великий и ужасный матанализ, я так и не смогла вникнуть в монотонный бубнёж профессора-дедулечки ангельского вида.

Бездумно переписывая лекцию, бесконечно перематываю наше столкновение в коридоре и встречу до этого.

Да, всеми доводами рассудка я безмерно счастлива, что он меня не узнал. Значит, я сделала всё правильно! Он и не должен меня узнать. Это слишком опасно! И не только для меня. Но где-то глубоко внутри что-то неясное свербит обидой, отчётливо напоминая о себе ежесекундно.

Сделала всё, чтобы меня никто не узнал из моей прошлой жизни. Коротко обстригла рыжую вьющуюся шевелюру и перекрасилась почти в чёрный цвет. Тёмные распущенные волосы постоянно топорщатся в разные стороны, ниспадая на лоб и по бокам. Чёрные очки с широкой оправой дополняют образ ничем не примечательной девушки в абсолютно обычной одежде. Цветные линзы делают глаза карими.

Глава 4

Весь следующий день я нервничаю и дёргаюсь, хоть и стараюсь этого не показывать. Кажется, Он всё же меня узнал. И непременно найдёт. А потом... Что Он сделает потом? Я не знаю. И это неизвестное «потом» вселяет ужас. Нет-нет! Этого ни в коем случае нельзя допустить!

А Востриков словно считывает моё состояние, и всё время подливает масло. Но на его издёвки, подначивания и колкости пытаюсь не обращать внимания. И к последней паре почти успокаиваюсь.

— На этой недели, — чуть наклоняется к моему уху Лена и возбуждённо шепчет, — в клубе намечается что-то грандиозное. Собирается вся наша группа. И там точно будет Миша. Я считаю, не пойти туда нельзя. Это прекрасный шанс сблизиться, и…

Что там она считает, уже не слушаю. В разношёрстной толпе нечаянно цепляюсь взглядом за высокую, тёмную фигуру в тёмно-синей водолазке у соседнего окна.

Резко втягивая воздух через мгновенно спазмированное горло, отворачиваюсь и нервно сминаю лямку кожаного рюкзака. Застываю на месте, боясь пошевелиться.

Что за фигня? Почему, проучившись почти два месяца, я увидела его впервые только вчера? Везение вдруг повернулось ко мне задом?

Вытираю вспотевшие ладони о джинсы и наклоняюсь к несмолкающей Лене.

— Лен, — но она словно не слышит, увлечённо шепчет план сближения со своим обожаемым Мишей, — Лен! — зову громче и хватаю за локоть. — А это кто? — киваю себе за спину и напряжённо замираю.

Лена с интересом вертит головой и со знанием дела отвечает:

— А, это айтишники с четвёртого. Элита, — чуть причмокнув губами, мечтательно вздыхает, мгновенно забыв Мишу. И как она умудряется быть в курсе всего? — У них сильная группа. Младшаки постоянно жалуются, что им в пример ставят этих самовыродков. А видишь вон ту троицу, — толкает меня в бок. И я осторожно бросаю быстрый, косой взгляд в указанном направлении, — Это Марк, Никита и Артём. Главные терабайты сексуальности, харизмы и обломов.

— В смысле? Каких обломов?

— Полных и жестоких! Но если, — мечтательно скосив глаза, продолжает вполголоса: — к кобелине-Никите ещё можно попасть в койку и получить хотя бы крышесносный оргазм от первого альфа-самца универа, пусть всего лишь на ночку, на большее рассчитывать, к сожалению, не приходится, то про остальных можешь даже не мечтать.

Недоумённо расширяю глаза от её осведомлённости, а она ещё больше входит в раж.

— Марк, тот, что светленький, давно, глубоко и добровольно вошёл в сердце пятикурстницы с иняза. Они встречаются уже года три. Но там вообще без вариантов. Ты бы видела эту принцессу королевских кровей. А Артём, — она неожиданно замолкает и снова бросает взгляд, полный обожания мне за спину.

Едва не вытягиваюсь в струну, ожидая главной информации, и нетерпеливо подгоняю так некстати замечтавшуюся подругу.

— А что Артём? — дрогнувшим голосом шепчу и смотрю, чтобы нас никто не слышал.

Артём, значит.

— Только при одном взгляде на этого красавчика ты отдашь не только мокрые трусики, но и душу. Правда, ни то, ни другое ему на фиг не надо, — с превеликим сожалением произносит и переводит, наконец, взгляд на меня.

— И что это значит?

— Да кто его знает? Просто он самый странный из них. Вроде добрый, юморной, отзывчивый, но странный. К нему вон все девки бегают, кто с чем: то тему объяснить, то телефон настроить, то ноут. Но всё мимо. Нет, он помогает, чинит, настраивает, улыбается так, что теряешь в ногах силу твёрдости, и на этом всё. Его ни разу ни с кем не видели. Он вроде как со всеми и ни с кем одновременно. Поговаривают, что он г*й.

Чего-о-о?! — благо мысленно вырывается у меня. И я, напрочь забыв про осторожность, снова оборачиваюсь. — Да ну, не может быть! Не то чтобы меня это сильно волновало просто, блин, да как-то?!

Обидненько, что ли, за весь наш женский род.

Незаметно сканирую всех присутствующий, отмечая, как девчонки преобразились: томный смех, выгодные позы, приклеенные улыбки, постоянно тянущиеся руки к волосам. А большинство парней мгновенно сникли и скучающе уставились в смартфоны.

— Артёмова, — горланит сбоку Востриков и небрежно закидывает мне руку на плечо. Напрягаюсь, ловя любопытствующие взгляды, с единственным желанием заткнуть его как можно скорее. — Вот смотрю на тебя и думаю: «Как жестоко с тобой обошлась жизнь…»

— Тебе не кажется, что ты слишком много думаешь обо мне? — тихо шиплю и пытаюсь сбросить тяжеленную руку. Но надо отдать должное, сложён засранец превосходно.

— Ни ума, ни внешности, ни фигуры, — продолжает с гаденькой улыбочкой, пропустив мои слова мимо ушей. — Где ж ты так нагрешила?

— Это не кара, а дар. Меня сама жизнь оберегает от говнюков, подобных тебе. Не дай бог оказаться в твоём вкусе, — щиплю и пихаю его локтем в бок.

— Не урыла, а закопала, — ржёт, как конь Максим Стрельников.

— А наша тихоня, оказывается, зубки отрастила. Андрей, ты же не оставишь это так просто? — комментирует Вика Смирнова.

Андрей же усиливает хватку и наклоняется ближе. Его взгляд меняется, становится очень нехорошим, опасным и жестоким. Подносит руку со стаканчиком кофе мне к лицу и угрожающе тычет указательным пальцем.

Глава 5

На мгновение зажмуриваюсь и глубоко вдыхаю.

— Оу-у, — Востриков вполне искренне удивляется и отпускает меня. Отходит на шаг и с издевательской ухмылочкой любуется проделанной работой. — Я не специально, но получилось неплохо.

Под мерзкие смешки огибаю его и иду в туалет.

Застирывать не решаюсь. До конца пары всё равно не высохнет. А в одной толстовке слишком холодно бежать до дома. Снимаю кофту и влажными салфетками вытираю грудь и живот.

Господи боже, как же меня достал этот чёрт со своей свитой! Будто мне проблем мало…

Никогда не думала, что скажу это, но как же я ненавижу этих наглых, сволочных, богатеньких понторезов! Считающих, что в этом мире все и всё исключительно для них! Таких, как…

Ну вот что он пристал? Нормально же всё было первые пару недель. Сейчас словно умом тронулся. Обязательно унизит, заденет, оскорбит. И каждый его прихвостень считает своим долгом продолжить дело наставника.

Нет, у нас в группе есть нормальные ребята, но никто не решается пойти против группки мажорчиков с гиперболизированным чувством вседозволенности и собственной значимости. И не дай бог перетянуть их внимание на себя.

Доходит до того, что я просто начинаю избегать его на переменах. Сама понимаю, что это уж никуда не годится. Но когда-то же ему надоест надо мной издеваться?!

Надо поменьше подпитывать его ненависть. Полный игнор! Да, точно.

Но как же тяжело оставаться равнодушной, когда гнев бессилия сводит с ума!

В класс возвращаюсь, когда уже занятие идёт полным ходом. Преподаватель по истории делает вид, что не замечает моего опоздания, чего не скажешь о моих одногруппниках. Тихие пересмешки прокатываются по аудитории и тонут в повышающемся голосе лектора.

После занятий спешу к гардеробу. Надеваю поверх испачканного пуловера чёрную толстовку, шапку и выбегаю на улицу.

Сильный порыв ледяного ветра с дождём и снегом едва не выдувает душу. Накидываю поверх шапки капюшон, затягиваю шнурки и вжимаю голову, моментально продрогнув до костей. Быстро шагаю к дому.

Похоже, мне не удастся более откладывать покупку тёплой куртки. Блин, денег жалко, капец просто! А что делать? Если я слягу с какой-нибудь пневмонией, лучше не будет. Да и в больнице святиться мне не стоит.

Задумавшись и пряча глаза от ветра, не сразу замечаю приближающуюся машину. Поздно отскакиваю от летящей из-под колёс снежно-грязевой жижы.

— А я сразу в этом гопнике тебя признал, — из опущенного окна довольно дорогой машины выглядывает нахальная рожа Вострикова. — Прыгай, подброшу, — как бы нехотя предлагает с великим одолжением на скучающем лице. — А то отморозишь свои прыщики.

— Как бы я ни мёрзла, до тебя, отмороженного на всю голову, мне бесконечно далеко!

— Придурочная! — рычит и резко срывается с места.

Вибрация в правом кармане заставляет остановиться. Вытаскиваю кнопочный телефон и с дикой неохотой принимаю вызов:

— Да, Элла Борисовна.

— Знаю, мы договаривались на пятницу, но у меня форс-мажор. Ты нужна мне сегодня, — ровный, твёрдый голос не спрашивает, утверждает. Знает, что отказать я ей смогу ещё не скоро.

Сжимаю до боли зубы и со злой обречённостью пинаю кусок снежной грязи.

— Всё как обычно. И сегодня процент не возьму, — великодушно, что бывает крайне редко, добавляет и одновременно добивает меня.

Вот дьявол! Чёртовы деньги! Всё из-за них…

— Буду, — выдавливаю, чувствуя горькую тошноту под ложечкой.

В четвёртом часу утра я еле заваливаюсь на заднее сидение такси. Вытягиваю ноющие ноги со сбитыми в кровь мозолями и обессиленно прикрываю глаза, откинувшись на неудобный подголовник.

Каждый раз после работы чувствую себя не просто выжатым лимоном, а вдобавок приправленными сверху гадким, скверным омерзением и ненавистью к себе самой. Настолько тошнотворной неприязнью, что у меня внутри всё скрипит от несмирения. Паршиво-то как…

Не знаю, насколько меня хватит. И если вдруг что-то пойдёт не по плану, не сломаюсь ли я? А может, я уже сломалась? Или, во всяком случае, надломилась.

Открываю глаза и упираюсь лбом в холодное стекло. Отрываю взгляд от быстро мелькающих городских огней и поднимаю выше, на небесные огни. В глазах мгновенно скапливаются слёзы дикой усталости, страха, обиды и близкого отчаяния.

Где бы взять побольше равнодушия? И тогда я всё смогу, всё сумею…

Боже, помоги, а!

Поспав всего четыре часа за ночь, точнее за утро, зарекаюсь, что сегодня обязательно высплюсь. А то заснуть на лекции, это уж совсем. Я же сюда учиться пришла, как-никак. И обязательно выучусь. Какая бы задница ни происходила с моей жизнью.

На большом перерыве иду в кафе-столовую и беру два пакетика растворимого чёрного кофе и булочку с корицей. Один, к сожалению, меня уже не берёт.

Отсчитываю наличку, ибо картой я не пользуюсь давно, и слышу позади громкий, едкий бас на всё огромное, шумное помещение. Казалось, только глухой в танке не услышит.

— Артёмова, давай резче! Ну, сколько тебе там копеек не хватает? Могу задонатить.

Глава 6

А у меня на прерывистом вдохе, словно мир замирает. Всё вокруг останавливается. Время замедляется. И в этом необычном моменте мы стоим как два идиота, держим три несчастные методички с разных сторон и молчим.

Моргнув, я с трудом разрываю зрительный контакт и смотрю по сторонам. На нас все уставились так, словно я как минимум стою с молодым Брэдом Питтом. Хотя ещё неизвестно, чья популярность в нашем универе больше.

— Не догоняю. Ты о чём это? — старательно цепляю на лицо растерянность, изо всех сил маскируя волнение и смятение, и снова тяну методички на себя.

— Тебе идёт эта кофта больше, чем мне, — улыбаясь, кивает на меня.

Опускаю голову.

Вот дьявол!

— Ребят, вы что, знакомы? — ошарашенно произносит Лена и подходит ближе.

Смотрит глазами долгопята то на меня, то на Артёма. Но на него больше.

— Конечно…

— Нет! — произносим мы в один голос. — Конечно нет! — подытоживаю и вырываю книги из его лап.

Смотрю на него. Давлю взглядом. Молча прошу заткнуться!

— Она моя девушка, — произносит этот идиот и одаривает Лену самой очаровательной улыбочкой из всех, что я видела когда-либо в жизни.

Че-е-его-о-о?!

— Ты, блин, под к*йфом, что ли?! — шиплю я просто в бешенстве и хочу провалиться сквозь пол.

Всяк мимо проходящий одаривает меня пренебрежительным, а некоторые даже презрительным выражением лица. И недоверчиво смотрят на Артёма. А те, кто и вовсе слышал наш разговор, замерли с безмолвными, но красноречивыми мордами: «Мол, братан, ты часом умом не тронулся?»

Лена что-то неразборчиво крякает в ответ и ещё больше распахивает глаза. Честно говоря, я уже начинаю бояться за её орбиты, как бы ни треснули.

— Бывшая, — добавляет и переводит взгляд чёрных глаз на меня. — Бросила меня, даже ничего не объяснив, представляешь?

— Ты что несёшь? Это неправда! Лен, ты иди. Я на минуту, — подталкиваю её к двери, но вид у неё такой, будто она напрочь оглохла.

Хватаю Артёма за локоть и отвожу чуть в сторону. От сторонних глаз не скрыться, так хотя бы подальше от ушей, готовых вот-вот воспламениться.

— Это что сейчас, блин, было? — сквозь зубы шиплю, еле контролируя рвущийся наружу крик негодования.

— Я тебе помогаю, — самодовольно лыбится и тянется к моим волосам.

— Да? — отбиваю его клешню смачным шлепком. — И как же, интересно?

— Защищаю твою честь и достоинство.

— Чем это? Своим непоколебимым авторитетом?

— Можно сказать и так, — снова улыбается. Да так тепло, открыто и по-доброму… Улыбается так, как я уже давно не могу себе позволить.

— Представителю сексуальных меньшинств это трудно будет сделать.

— В смысле? — не переставая сиять беспечностью, немного сводит брови.

— В буквальном. Или ты не знал, что все в курсе о твоих сексуальных предпочтениях? Ты сначала себе помоги! — не даю ему даже возможность ответить. — Капец, ну ты нашёл чё ляпнуть! Да ещё и кому?! Пара закончится не успеет, как все всё будут знать!

— На то и расчёт.

— Значит так, — крепче прижимаю стопку методичек к груди, как бы отгораживаясь, и смотрю по сторонам на перекошенные лица. Лишь бы никто снимать не начал. — Больше не смей ко мне подходить! Ясно?

Огибаю его и вхожу в аудиторию следом за преподавателем. Быстренько раскидываю по партам учебные пособия, стараясь не обращать внимания на изумлённо-недоверчивые взгляды и насмешливые шёпотки.

Как только сажусь на своё место, Лена низко наклоняется и частит на ухо:

— Ты что, правда, встречалась с Артёмом Самариным?! Почему не рассказала? Офигеть! Вот это ты тихушница! Я-то думала, мы подруги, — обиженно дует губы.

— Не рассказала, потому что такого не было!

Лена недоверчиво хмыкает и утыкается в телефон.

Всё-таки узнал... Что предпримет? Визитку интересно сохранил? Хотя он сказал, что помочь хочет.

Ладно, всё потом! Старательно отсеиваю ненужные мысли, что не так легко, и приступаю к выполнению самостоятельной по зловещему матанализу. Даже Востриков, прилично опоздавший и нагло ввалившийся, не привлекает моего внимания.

В перерыве перед последней парой сдаю работу и выдыхаю. Вроде на четвёрку написала. Главное, не два и не пять. Не выделяться! Нельзя забывать составляющую моей свободы — быть середнячком во всём. Правда, индюк-Артём мне всё чуть не запорол.

Облокачиваюсь о парту и кладу голову на сцепленные руки. Глаза дико режет от усталости и недосыпа.

— Кого?! Самарин и наша лошкирия?! — слышу противный голос Андрея, сжимаю зубы в бессильной ярости, но голову не понимаю. Тотальный игнор. — Зачётный пранк! Считай, я поржал. Ну ни хрена ты, Артёмова, губу раскатала! Я бы на месте Тёмыча заставил горько пожалеть этот болтливый рот, — и ржёт как конь.

Делаю медленный, глубокий вдох и выдох. Снова вдох и выдох…

Глава 7

Устало убираю руки от лица и поднимаю голову. Стараюсь вложить в свой взгляд всё безразличие, на которое только способна.

— Это правда? — буравит жёстоким прищуром холодных серых глаз с явной угрозой, ненавистью и брезгливостью.

— Если я скажу правду, — как ни странно, но мой голос звучит спокойно и уверенно, хотя изнутри начинает потряхивать, — мне всё равно никто не поверит.

Поднимаю руку и небрежно отбрасываю прядь волос, что так настырно лезет на очки. Андрей резко хватает меня за кисть, больно сжимая, и притягивает к своему лицу.

Ох, что-то новенькое! Он никогда раньше подобного себе не позволял. На шею руку забрасывал довольно грубо и пренебрежительно, мог плечом пихнуть, но физическую боль не причинял. Сейчас же я отчётливо чувствую его впившиеся в кожу запястья пальцы. Больно. Наверное, даже синяки останутся.

— Да ты, видать, совсем кукухой потекла. И не только ей. Он на тебя даже не посмотрит, не то что…Ты кем себя вообще возомнила, а?! — рычит и прищуривает осатанелый взгляд.

Лена даже с места подскакивает, но сделать так ничего и не решается. Стоит в нерешительности, мнётся, но не встревает. Впрочем, как и всё остальные.

Я же просто молча смотрю на него в упор и чувствую, как меня начинает переполнять ненависть и гнев. Но показывать истинных чувств нельзя. Иначе этот энергетический вампир никогда от меня не отстанет. Делаю медленный, глубокий вдох и лениво усмехаюсь. Не без труда, но всем своим видом даю понять, насколько мне побоку его трепыхания. Он стискивает руку сильнее и выплёвывает:

— Ты даже не синий чулок. Синий — для тебя слишком яркий, насыщенный. Ты серая, блёклая пыль. Вроде незаметная, но жутко раздражающая своим существованием.

— И чего это вдруг пыль вроде меня вызывает столько эмоций? — спокойно произношу и делаю вид, что сдерживаю улыбку.

Он теряется на миг. Глаза начинают бегать по моему лицу, и хватка ослабевает. А после резко отпрянывает с брезгливым выражением лица. Даже руку, которой удерживал меня, тщательно вытирает о джинсы. Словно касался не меня, а какой-то грязи. Хотя мне тоже нестерпимо и как можно скорее хочется пошёркать руку с мылом. Смыть с предплечья его мерзкий след.

— Да бесишь просто. И на пыль у меня аллергия.

— Тогда тебе лучше держаться от меня подальше.

— Это точно. Так-то ещё и нарваться на Самарина теперь можно. Одной аллергией не отделаешься, — ржёт Кирилл Меньшиков, неожиданно поддакивая мне, за что мгновенно словесно огребает.

— Захлопнись, анчоус! — рявкает на него и возвращается на место.

— Да гон всё это! Никогда в жизни не поверю, — кривится Вика. — Тёмыч и эта?! Это же днище какое!

Дальше уже стараюсь не слушать. Выходит не очень. Не могу сказать, что меня совсем не задевают их слова. Обидно, конечно. Но по сравнению с моими остальными проблемами всё это агуканье младенца.

Меня больше заботит, что Артёму так легко удалось привлечь ко мне ненужный сторонний интерес. И чем всё это может мне грозить? Хотя надо признать, я и сама не справилась с поставленной задачей, учитывая травлю Вострикова и его подвывал.

На деле, оказывается, всё гораздо сложнее, чем в теории.

Вот чёрт, если бы не Андрей с Самариным, всё могло бы быть очень даже сносно.

Следующие два дня я старательно избегаю встреч с Артёмом. Выучила его расписание, всех людей с кем он общается, места, в которых он бывает чаще, дабы свести на нет даже мизерный шанс столкновения с ним в стенах универа.

За подробную информацию спасибо Лене! Она, конечно, странновато поглядывала на меня, но помогла здорово.

Мне казалось, мой план должен сработать.

Но нифига подобного!

У меня вообще сложилось впечатление, что чем усерднее я от Самарина убегаю, тем старательнее он ищет меня.

А ещё меня порядком достали все эти любопытные рожи, готовые рассматривать меня под лупой в поисках ответа на главный вопрос всего универа последние два дня: «Что Артём Самарин нашёл в этой амёбе?».

Чувствую себя главным экспонатом на выставке убогих. Честно говоря, мало приятного. Поскорее бы выходные, что ли. Надеюсь, их пыл остынет.

А то у меня уже скоро невроз начнётся. И всё благодаря словесному недержанию Самарина. Прибила бы гадёныша!

Но его я, кстати, тоже динамлю. На все попытки завести со мной разговор где бы то ни было, просто молча ухожу. Или скрываюсь до того, как он подойдёт.

Востриков неожиданно затих. Что странно. Очередную пакость готовит? Всё чаще ловлю на себе его волчьи, по-другому и не скажешь, взгляды. Надо быть начеку.

А вот почти все девчонки универа, будто с ума посходили. Каждая встречная будь то в коридоре, в столовой, в туалете обязательно смерит презрительным взглядом и издевательски усмехнётся с перекошенным лицом. И это как минимум.

В субботу, почти выспавшаяся, приезжаю ко второй паре. Пока есть время, решаю позавтракать. Выбираю уютную лавку наполовину скрытую широкой лестницей. Достаю кефир, пачку печенья и учебник английского. Повторяю домашку и нажёвываю. С каждой минутой гул студентов усиливается. Боковым зрением отмечаю, что кто-то подсаживается рядом. Дочитываю абзац и кошу глаза.

Глава 8. Артём

Конечно, я её искал. Пробил типа этого, что визитку дал. Но конкретно с ней, ни он сам, ни охранное агентство «Гефестия» не связаны. Скорее всего, был просто закал на девчонку.

Да и на кисулю инфы по нулям. Шустрая оказалась и умненькая. Нихрена мне не сказала и быстренько ушуршала пяточками, пока я в душе был. Хорошо ещё, что толстовку мою догадалась прихватить, а то окоченела бы вся. Даже сам не могу сказать, чем она меня так зацепила. Но я дико хотел её найти. Прямо зудело у меня что-то. Никак не шла из головы. Всё время думал о ней. Места себе не находил. Возможно, чувствовал, что нуждается в помощи. И волновался. Как она? Всё ли с ней в порядке? Решила ли свои проблемы?

А потом мы случайно столкнулись в коридоре универа. Она, конечно, хорошо над собой поработала, но передо мной у неё просто не было шансов. Разве можно эти испуганные миндалевидные глаза испортить очками и карими линзами?

Не стал напирать на неё и пугать ещё больше. Решил понаблюдать. И то, что я увидел, мне очень не понравилось.

Её, мягко говоря, травили. Затевалой козления однозначно был Востриков. И некоторые в группе поддерживали этого полудурка. Но что самое интересное, так это её реакция на их нападки. Практически молча и покорно всё терпела. Что на неё было совсем не похоже.

Безвольная овечка не смогла бы сбежать из дома, — или откуда она там сбежала, — дать отпор двум «быкам» и залезть в чужой дом, скрываясь от преследования. Для этого решительность, смелость нужна, даже некая безбашенность. Мы, конечно, почти не знакомы, но я неплохо разбираюсь в людях. Ну не такая она смиренная, чтобы спускать подобное отношение. Она либо боится этого урода, либо не хочет высовываться. И ей в любом случае нужна помощь. А эта маленькая гордячка крутит динамо, даже просто поговорить не хочет.

— Тём… Тёмыч, бл*! — нетерпеливо зовёт Никитос. — Ты чё завис опять?

— У него снова баг, — ржёт Марк и выходит в коридор.

— Ментальную связь с компом устанавливаю, — отвечаю и поднимаюсь с компьютерного кресла. Очень неудобного, надо сказать. Спина снова затекла. Левую часть поясницы ломит так, будто судорогой сводит и простреливает к шее.

Тяну голову в сторону, разминая шейные позвонки, и выхожу из аудитории.

— А вот и твой баг, — смотрит мне за спину Марк, — И, похоже, она не в духе.

— Это не баг — это фича, — оборачиваюсь и снова еле успеваю защититься от её маленьких кулачков.

— Как ты мог?... Зачем ты это сделал?... Ты не понимаешь, что ты всё испортил? — колотит меня и кричит, а у самой из-под очков слёзы хлещут в три ручья.

— Как? Уже? — Никита делает страшные глаза и со стёбом добавляет:

— Ну ты скор на «послать»!

Кидаю в него предостерегающий взгляд и перехватываю руки кисули.

Теряюсь на пару мгновений. Она не просто расстроена. Она в отчаянии. Её всю трясёт от злобы и обиды. Щёки залиты слезами. А на лице такая маска боли и страдания, что мне самому становится нехорошо. Её состояние болезненно дёргает что-то внутри.

— Так, остынь! Слышишь? — чуть крепче удерживаю вырывающуюся девушку и легонько встряхиваю. — Что случилось? Объясни толком!

Поднимает горящий ненавистью взгляд и шипит:

— Что случилось?! Да весь ваш чат забит моими фотками! — гневно отвечает, и вдруг будто ослабевает в моих руках.

Сникает. Бессильно опускает голову и обречённо вертит из стороны в сторону.

Тихо произносит:

— Ты не понимаешь, что ты наделал! Ты даже представить не можешь, какие чудовищные, страшные вещи могут произойти…

Поворачиваюсь к Марку и бросаю:

— Почисти чат, — тот кивает, с интересом наблюдая за нами, и лезет в рюкзак за ноутом.

Прижимаю почти безвольную, потерянную девушку к себе и завожу в пустую аудиторию. Закрываю двери и сильнее обнимаю.

— … и во всём этом б-будешь виноват ты-ы-ы… — уже плачет навзрыд, но не вырывается. Только вяло ударяет по спине.

— Ну всё, всё, — тихо говорю и крепко обнимаю вздрагивающую, рыдающую девушку. Ладонью удерживаю её головку у себя на груди. Чувствую, как быстро ткань футболки становится влажной, впитывая горячие слёзы. — Тише, кисуль…

— Ну заче-ем, а? Почему ты это сказал? — всхлипывает, вздрагивая всем телом.

— Может, всё не так плохо? — спрашиваю и тут же крепче сжимаю вырывающуюся девушку. — Чем я могу тебе помочь?

— «Помочь»? — ядовито усмехается сквозь слёзы, хлюпая носом. — Можешь проводить до деканата.

— Могу. А зачем?

— Документы забрать! — зло отвечает и отпихивает меня. — Мне снова придётся бежать! Господи, — цепляется себе в волосы и закидывает голову кверху. Из уголков глаз снова выкатываются крупные слёзы. — Ты даже не представляешь, сколько сил, трудов всё это стоило… А ты со своим речевым поносом всё испортил… Ты разрушил не только моё настоящее, но и надежды на будущее. Ты разрушил мою жизнь! И не только мою, — скорбно добавляет и разворачивается к двери.

— Так, стоп, стоп! — беру девушку за локоток и утягиваю внутрь. Смотрит зло и ненавистно отчаявшимся, загнанным зверьком. — Чат уже чистят. В нём не будет больше ни одной твоей фотки.

Глава 9

— Послушай, я понимаю, ты напугана. Боишься, что тебя каким-то образом узнают по этим фото. Но уверяю тебя, ты здорово изменилась. Вообще, другой человек. Да у нас пол-универа девчонок твои близнецы.

— Ну, ты же меня узнал.

— Я видел тебя до твоего преображения.

— Видел всего лишь раз, больше полугода назад. И, тем не менее, ты без труда узнал меня.

— У меня исключительная память на лица.

Девушка жуёт нижнюю губку, напряжённо обдумывая мои слова.

— Нет! Это слишком рискованно, — резко и твёрдо произносит и опять решительно направляется к двери.

Снова ловлю её за руку и преграждаю путь.

— Послушай, давай поступим так. Мы примем выжидательную тактику.

— «Мы»? Тебе-то это зачем?

— Я хочу помочь.

— «Помочь»? Ты? — пренебрежительно усмехается. — Господи, ну чем мне может помочь нахальный красавчик-мажор? Обучишь меня своей фирменной улыбочке или поделишься сногсшибательной харизмой, которая разноцветными лентами так и вьётся вокруг тебя? Очень смешно и нелепо! Да, тогда ты меня не выдал. Спасибо тебе! Но на этом всё!

— Ладно. Ты мне не доверяешь. Но не надо сейчас уезжать. Пока ничего непоправимого не произошло.

— А когда произойдёт — будет поздно! — припечатывает.

— Давай понаблюдаем недельку-другую. Я послежу за твоим домом. А ты пока отсидишься в другом месте. Если что-то замечу, я помогу тебе уехать, — продолжаю давить, видя её сомнения.

— «Недельку-другую»? Ты думаешь, это так легко? Я и так живу на голом нерве. И в каком другом месте?

— В другой квартире. Лучше в моей. — Она устало вздыхает и разочарованно закатывает глаза. Спешу добавить:

— В смысле, так будет удобнее. И тебе, и мне спокойнее.

Похоже, я перегнул.

— Просто забудь обо всём! И не смей ко мне приближаться! — предостерегающе произносит и смотрит выжидательно.

Отступаю на шаг и улыбаюсь, выпуская девушку.

Вот и прекрасно, кисуль! Думаю, ты приняла верное решение.

И пусть сейчас она мне не доверяет и не хочет к себе подпускать. Она остаётся, и это главное!

Не знаю, почему я так вцепился в неё. Просто на каком-то интуитивном уровне чувствую, должен ей помочь. Особенно сейчас, когда она буквально балансирует по тонкому льду самообладания.

Или, может, во мне вдруг взыграла острая необходимость передать эстафету, что я много лет назад перенял от Богданы. (От автора: подробнее о прошлом Артёма можно узнать в книге "Восьмой смертный грех". История Богданы. https://litnet.com/ru/book/vosmoi-smertnyi-greh-b397972)

Девушка очень измотана и издёргана. Тяжело постоянно бежать и жить в вечном страхе. Дикое напряжение, бесконечный стресс в определённый момент может сломать кого угодно. А она маленькая, ещё совсем юная девчонка, на чьи плечи выпала непростая ноша. И с этой ношей надо поскорее разобраться. Иначе ноша «разберётся» с ней.

Все выходные торчу около её дома.

Кисуля выходит лишь раз в воскресенье утром, но почти на целый день. Четыре часа проводит в ночном клубе. Что именно она там делает — это ещё предстоит выяснить. После отправляется в салон красоты, весьма неплохой. Как, кстати, и ночной клуб считается лучшим в городе. В салоне сидит ещё три с половиной часа и только после отправляется домой.

Квартирка её находится на втором этаже старенькой хрущёвки. В метрах пятидесяти на углу соседнего дома удачно располагается пивнушка с круглосуточным видеонаблюдением. Камера пишет, проверил.

А ещё торчу полтора часа в гостях у прелестной смотрительницы порядка Анфисы Егоровны, живущей на первом этаже. Она-то мне и рассказывает, что девушка обитает с июня, точнее, с первой декады, числа с 8, — дай бог мне такую память в семьдесят восемь лет. Сашенька — девочка тихая, скромная и очень одинокая. Никто ни разу к ней не приходил.

Но литр выпитого чая и пять съеденных булочек даром не проходят. Контакт налажен. И ещё одна «живая» камера бдительно следит за моей целью.

Через универ особо никакой информации не нашёл.

Артёмова Александра Григорьевна, восемнадцать лет. Адрес проживания и тот другой. Так же как и телефон недоступен. Поступила, сдав местные, вступительные экзамены с отличным результатом. На этом, пожалуй, и всё.

Ни счетов в банке, ни кредиток, ни страховки. Ничего.

Кого же ты, кисуля, так боишься? Родителей? Отца? Судя по возрасту, конечно. Ну не мужа ведь! Хотя и это вполне возможно.

По факту я знаю только то, что она скрывается, видел её настоящую внешность и имя того быка, что искал кисулю. В принципе, немало. Надо начать сначала. Более тщательно изучить этого мудака Молохова и хозяина охранного агентства «Гефестия». Кто-то да должен меня к ней привести.

Сашуля сидит словно мышка. В окне старается не показываться. Но очень часто буквально каждые пятнадцать минут подходит и сбоку осторожно осматривает двор. Возможно, она ищет кого-то определённого, потому как моя машина её вообще не привлекает. А как только темнеет, плотно задёргивает шторы и включает тусклый свет.

Глава 10. Саша

Дьявол бы побрал этого Самарина!

Я тоже хороша! Надо ж было его послушать. В итоге все выходные сижу и трясусь от страха, уповая на везение. Мне всё время кажется, что они уже здесь и вот-вот придут за мной. Уже все глаза в окно проглядела, выискивая этих упырей в чёрных пальто.

Найдут—не найдут? И как скоро? Поспать и то толком не удалось. Вздрагивая, в ужасе просыпалась каждые полчаса. А пару раз вообще настолько реально слышала их голоса и тяжёлую поступь, что подскакивала и в темноте начинала метаться по комнате, собирая сумку. Как ещё в окно не прыгнула?...

Но в любом случае это меньшее из зол. Надеюсь, Самарин прав. И всё прокатит. Не хотелось бы сейчас трястись в автобусе, снова уезжая в неизвестность. Начинать сначала…

Не могу я далеко убегать от этого места. Точнее, от соседнего городка. Да и учёбу бросать не хочется. Это вообще чудо, что мне удалось поступить в универ по поддельным документам. Я не могу потерять свою призрачную надежду на нормальную жизнь. И пока есть шанс, я буду зубами вгрызаться в наше будущее. И из последних сил раз за разом переживать все тяготы и невзгоды настоящего, какие бы перипетии ни готовила судьба.

Всё бы ничего, но мои нервы натянуты так сильно, что, кажется, вот-вот лопнут.

Под напором злых языков, жестоких взглядов, колючих жестов и собственных страхов, тревог я слишком быстро остаюсь без брони и даже кожи.

Мне на самом деле плевать на всю болтовню в универе. Правда, это тоже порядком выматывает и тяготит. Ладно, если бы они просто чесали языками, да зубоскалили, но эти фотки…

Лена, кстати, ещё в пятницу сказала, что весь чат почистили. А потом прислала скрин сообщения Самарина, в котором он всех настоятельно просит не снимать, а тем более публиковать где бы то ни было его и Артёмову Александру, то есть меня, без личного на то согласия. А также требует удаления и пресечения распространения изображений, ссылаясь на статью и своего адвоката. И, как ни странно, к его просьбе всё отнеслись серьёзно.

Похоже, Артём держит слово. Не зря его авторитет в стенах универа столь укоренён. И репутация нерушима и тверда, даже несмотря на порицаемую обществом якобы связь со мной.

Но мне всё равно нужно найти какой-нибудь способ хоть немного пополнить ресурс сил, энергии. Выдохнуть чуточку. Передохнуть. Что там люди делают: успокоительное принимают, курят, пьют, спортом занимаются, психолога посещают. Хотя физических нагрузок мне хватает, а психолог слишком дорого. Надо бы в аптеку зайти.

В понедельник на первых двух парах матанализа чуть в летаргию не впадаю, честное слово. Может, этого дедулю домой позвать. Он будет бубнить лекции, а я спать. Очень заманчиво!

— Блин, чувствую, матанализ не сдам, — скулит Лена на обеде. — Как вообще можно разбираться в этой фигне? И одуван наш нихрена толком не объясняет. Ну вот что, за сто лет не мог придумать какой-нибудь метод, чтоб доходчиво объяснить студентам свой предмет?

— Почему за сто? — вяло интересуюсь и вспоминаю дату зарождения дифференциальных исчислений.

Кажется, семнадцатый век.

— Да он уже лет сто преподаёт, не меньше, — фыркает подруга и внезапно расплывается в обольстительной улыбочке, смотря мне за спину.

— Привет, девчули-красотули! — произносит Самарин и с ветреной лыбой оседает рядом со мной.

— Привет, Тёма! — восторженно выдыхает Лена, сверкая восхищённо-глуповатым взглядом.

И все как по команде поворачивают любопытные глазёнки к нашему столу.

Да он издевается!

Сжимаю челюсти и отодвигаю подальше двойной чёрный кофе. От греха, так сказать… Лайкозависимым нельзя давать повод снова схватиться за телефоны.

— Как дела? — спрашивает, пристально шаря по мне взглядом, словно выискивает что-то.

— Отлично! Было. До тебя! — тихо, но твёрдо произношу и поворачиваюсь к Лене. — Ты закончила? Пойдём.

Она растерянно моргает и безмолвно раскрывает рот. Поворачиваюсь и снимаю рюкзак со спинки стула, чувствуя горячую, широкую ладонь чуть повыше колена, крепко удерживающую меня на месте.

Медленно поворачиваюсь и тяну взбесившийся взгляд от его наглой клешни до вкрай обнаглевшей, самодовольной роже.

— Пару минут, — ровно произносит и тут же Лене зубоскалит:

— Елена Прекрасная, не откажите в любезности?..

Лена хлопает нарощенными ресницами и как заворожённая едва в рот ему не заглядывает.

Внезапно чувствую не только привычную злость, но и раздражение. И непонятно кто в большей степени её вызывает: Лена или Самарин.

— Я догоню, — бросаю подруге.

И Артём, наконец, убирает ладонь.

— Не смей меня лапать! Ещё и на глазах у всех! — шиплю, как только Лена отходит.

Смотрю по сторонам на бессовестно пялящихся и вроде бы не замечаю телефонов.

— То есть не «на глазах» можно? А-а-а, я знал, что ты тоже в восторге от наших обнимашек. Тебя влечёт ко мне со страшной силой, правда? — спрашивает, чуть прищуривая тёмный хитрющий взгляд, и наклоняется ко мне.

— Чего?! — в шоке отодвигаюсь. — Тебе чё надо от меня? — бросаюсь на него шёпотом. — Что ты пристал ко мне как банный лист, честное слово? Слушай, может, вы поспорили на меня, а? — внезапно меня осеняет догадка.

Глава 11

Всматриваюсь в его невозмутимое лицо, жду и еле терплю, чтоб не заорать и не вытрясти ответ из этого беззаботного, самодовольного позёра.

— Пара начнётся через две минуты, — не отрывая от меня чертячьего взгляда, произносит и встаёт.

— О-о, думаю, ты успеешь со своим-то языкоблудием, — не могу сдержать язвительного тона и тоже встаю. — Просто скажи кто!

— Ну, в этом вопросе спешка точно ни к чему, — произносит, словно издеваясь надо мной, и добавляет:

— Завтра, здесь, в это же время продолжим.

Матюгнуться бы сочно… Отпустит, наверно. Но я шумно втягиваю воздух и смотрю, как он медленно разворачивается.

— И кстати, — словно вспомнив что-то важное, он резко поворачивает голову, — этот человек не из твоего прошлого. Ну, это так, чтобы ты вконец не извелась до нашей встречи, — с противной самодовольной улыбочкой добавляет и быстро шагает к выходу опустевшей столовой.

Вот самомнящий гадёныш! Чтоб тебя приподняло да хлопнуло! — досадливо ударяю ладонью о мирно стоящую рядом колонну и шиплю от боли.

Хватаю рюкзак и бегу на пару.

На самом деле он прав. Я действительно маюсь и извожусь предположениями, кто мог за мной следить? И зачем? А если бы он ещё и не сказал, что это кто-то из моей настоящей жизни, я бы вообще свихнулась на нервной почве.

А что, если этот кто-то узнает, чем я занимаюсь ночами? Или уже узнал? Боже, мне только «славы» сейчас не хватало для полного счастья!

По пути к дому постоянно оглядываюсь. Чуть ли не шарахаюсь от каждой тени и прохожих. Ежесекундно кажется, что за мной следят и преследуют. Но никого подозрительного или даже смутно знакомого не замечаю.

Более или менее выдыхаю только дома, закрывшись на два замка. Но и здесь я не чувствую себя в относительной безопасности. Похоже, невроз становится образом моей жизни. Нездоровым образом жизни…

Не знаю, как доживаю до следующего утра. А на первых двух парах буквально «сижу на иголках».

Чувствую, прям плохо становится. Меня потряхивает от переживания, нетерпения найти его и немедленно услышать ответ. Даже писать толком не получается. Нервозность меня так и дёргает.

Нет, сегодня по-любому надо в аптеку заскочить.

Швыряю ручку на парту и перехватываю Ленин удивлённый взгляд. Она вопросительно приподнимает брови, мол, ты чего? Отмахиваюсь и в тысячный раз смотрю на экран телефона.

Чертыхаюсь, проклиная самую подлую вещь на свете — время. Последние полчаса мне кажутся адской нескончаемой временной петлёй. И как только заканчивается пара, первой вылетаю из аудитории.

Блин, ещё и он первым пришёл! Придётся мне к нему подходить.

В кафе-столовой Самарин сидит у окна с двумя незнакомыми парнями. Мало того что он достаточно оживлённо участвует в беседе, так ещё и в ноутбуке успевает порхать длинными, красивыми пальцами.

Подхожу ближе. Артём замечает меня и расплывается в самой радостной улыбке, словно только и ждал меня всю жизнь.

Не сдержавшись, закатываю глаза и поправляю очки.

— А вот и моя Санечка! — отодвигает стул рядом с собой.

Чего?! Санечка? Моя? — закусываю нижнюю губу, сдерживая праведное возмущение, и сверлю его взглядом.

Три ближайшие пары глаз устремляются на меня. На остальных стараюсь не обращать внимания. Народу становится всё больше.

Сажусь на предложенный стул и смотрю на растерянных или даже смущённых парней напротив.

— Коля, Олег, — представляет Артём, — они с истфака.

Киваю.

— Э-эм, мы пойдём. Ты маякни, как закончишь, — говорит один из будущих историков, и оба поднимаются.

Артём кивает и утыкается в экран. Не поднимая головы, пододвигает ко мне бумажный пакет, стоящий рядом на столе.

— Мне надо три минуты и я весь твой. Ты пока пообедай.

— Нужен ты мне весь, — ворчу и заглядываю в пакет.

Нет, я не собираюсь с ним посиделки устраивать. Мне просто нужно узнать имя человека, следившего за мной.

На нервяке и есть-то не хочется. И в пакет заглядываю из банального любопытства, но как только замечаю до боли знакомый стаканчик из «Старбакса», руки сами тянуться и достают любимый кофе.

— Ладно, будем считать, что это твои искренние извинения.

Артём кидает на меня косой быстрый взгляд и улыбается.

«Хотя, в таком случае, ты меня должен кормить до конца жизни, за миллиарды моих нервных клеток», — добавляю про себя и делаю глоток.

М-м-м… Божественно! Чёрный с сахаром. Как же долго я его не пила…

От кофе разыгрывается аппетит, и я снова лезу в пакет. Достаю белый контейнер с логотипом хорошего ресторана и кошусь на полностью увлечённого делом Артёма.

Открываю, и голодная слюна мгновенно скапливается во рту.

Интересно, а этот аппетитный мясной салатик тоже мне?

Беру вилку и, не раздумывая более ни секунды, отправляю в рот сочный кусочек, м-м-м… индейки!

Глава 12

Странно всё и непонятно. И меня это жутко злит, заставляя лишний раз нервничать и психовать. Оно мне надо вообще?

Снова смотрю на окружающих и едва сдерживаюсь, чтобы не передёрнуть плечами, сбрасывая их озлобленные, пренебрежительные взгляды.

— Выглядишь больно болезной, — и опять этот придирчивый, оценивающий взгляд, в котором я замечаю что-то вроде порицания, укора. — Не спишь, не ешь. Долго не протянешь.

— Кто за мной следил? — спрашиваю и переплетаю руки на груди.

Он тянется к контейнеру, берёт голубичку и подносит к моему лицу.

— Открой ротик — скажу, — нахально улыбается. Особенно своими чёрными, бездонными дьявольскими глазами, в которых плещется шаловливость и чудачество. Но не злое, а ребяческое и доброе.

Или это я совсем не разбираюсь в людях и поневоле пленяюсь его харизмой и очарованием. А он просто хороший притворщик и лицемер.

— А массаж стоп не надо?! — шиплю, теряя терпения.

— Это твой одногруппник, Востриков.

— Что?! — ошарашенно произношу, а Артём проворно впихивает мне в полураскрытый рот ягодку. Морщусь и жую, хотя голубика невероятно вкусная и сладкая. — Ты серьёзно?

— Да.

Задумавшись, хмурюсь и автоматом беру протянутую Артёмом ягодку. Немного покрутив в пальцах, закидываю в рот.

— Может, ты неправильно понял. Он просто рядом оказался. Случайно.

— В пятницу после пар он вёл тебя до дома намеренно.

— Да ну! Бред какой-то. Андрей, конечно, засранец, каких поискать, но точно не сталкер. Да и зачем ему это?

— Думаю, он видит то, что ты пытаешься скрыть.

Порядочно напрягшись, ёрзаю на стуле. Крепко и нервно сжимаю мгновенно вспотевшие ладони.

— В смысле?

— Ты ему нравишься, — вполне серьёзно отвечает.

— Нравлюсь?! — недоверчиво переспрашиваю и откровенно смеюсь. — Ты себя-то слышишь? Востриков меня ненавидит и презирает! Он мне жизни не даёт своими бесконечными нападками и издевательствами.

— Именно, — продолжает гнуть своё. — Он влюбился, и его это бесит. А через твои боль и унижения, он пытается себе доказать, что ты недостойна его симпатии.

Откидываюсь на спинку стула и ошеломлённо молчу. Обвожу растерянным взглядом студентов, тщетно выискивая Андрея.

— Блин, это звучит так дико, и… по-маньячному, что ли, — неприязненно передёргиваю плечами. А потом вдруг в ужасе замираю от кошмарного предположения. — Боже… А если он?... Он следил за мной только в пятницу? — еле ворочаю пересохшим языком и в упор смотрю на Самарина, уже представляя новые, более изощрённые унижения, глумеж и оскорбления.

И во что всё это может выльется…

— Только в пятницу, — отвечает, сканируя меня.

Расслабленно опускаю голову и выдыхаю, а потом вдруг снова мгновенно напрягаюсь и медленно возвращаюсь к чёрным глазам на неприлично красивом лице. Волнение, трепет, страх тугим узлом скручивают внутренности и до предела натягивают изношенные нервы. Сердце трепыхается, а к горлу подступает лёгкая тошнота.

— А ты? — еле выдавливаю короткий вопрос и застываю в тягостном, напряжённом ожидании.

Неужели ты действительно за мной следил? Я не заметила тебя ни разу… Да и вообще, я ведь не приняла тот наш разговор всерьёз.

— Всё время был рядом.

Порывистый глоток воздуха застревает в горле, причиняя противную, давящую боль. Собираю последние крупицы самообладания и стараюсь как можно спокойнее произнести.

— И в клубе? — голос дрожит.

— Да.

Удушливая волна… не стыда, нет, омерзения к самой себе затапливает, словно меня при свидетелях окунули в грязь. И мой свидетель — Артём.

Я не стыжусь того, как мне приходится зарабатывать. И ни в коем случае не осуждаю других девчонок. Но я не одобряю то, чем занимаюсь сама. Наверное, поэтому я так скверно себя чувствую.

— И что ты собираешься делать? — вылетает резко и гневно, словно я уже сейчас жду подвоха и подлости. Хотя почему словно, я ведь, и правда, жду.

Артём пытливо всматривается в меня, затем чуть поддаётся корпусом вперёд и снова приземляет ручищу на мою коленку. От неожиданности вздрагиваю. Даже через плотную ткань джинсов чувствую жар его ладони, от которой крупными мурашками по телу расползается дрожь. Перевожу взгляд с лица на ладонь и обратно.

— Собираюсь помочь тебе. Меня интересует, какой у тебя план? Сидеть на попе ровно и нервно трясти ногой? — спрашивает и медленно убирает руку.

Что? Трясти ногой? Я что, трясла ногой? Он поэтому руку положил? Армагеддец, кажется, у меня нервный тик.

— Ещё раз так сделаешь — и твой ноут беспрепятственно познакомиться с твоим гениальным серым веществом. Может быть, после этого ты научишься учитывать мнение и желания других людей.

Он тихо смеётся и кладёт руки на стол. А я продолжаю:

— Пока от твоей помощи у меня невроз и клок седых волос. Нет, вполне возможно, что ты на самом деле хороший парень и искренне хочешь мне помочь, в чём я не могу не сомневаться, но не стоит. Понимаешь, ты слишком…

Глава 13

Горло внезапно сдавливает удушливый ком, в носу противно шипит, а глаза начинает печь. Где-то в груди с нарастанием пульсирует боль, обида и страх, требуя выхода и отчаянно нуждаясь в понимании, сочувствии и поддержке.

Вот дьявол! Ты чё, совсем сдурела? Немедленно отложи истерику!

Что ж ты за гад такой проницательный, а?! Одной фразочкой меня до слёз довёл! Да-а, Андрею у тебя учиться и учиться…

С трудом увожу глаза и с силой растираю лицо ладонями, залезая пальцами под очки и прогоняя подступившую слабость. Запускаю руки в короткие волосы и делаю глубокий вдох, испытывая странное чувство.

Я точно знаю, что если позволю ему остаться и впущу в свою жизнь, то горько пожалею об этом. А если прогоню, то пожалею ещё больше, так и не узнав чего-то поистине важного, ценного и трудно достижимого.

Что это? Интуиция, третий глаз, чутьё? Не знаю…

Но я не могу найти в себе силы отказать ему и согласиться тоже не могу.

Молчу. Поднимаю глаза и вижу, что он всё понял.

— Дай мне свой телефон, — даже без тени победного ликования произносит и протягивает ладонь.

Достаю основной телефон и вкладываю в руку.

— Как часто ты меняешь номер? — спрашивает, что-то быстро набирая в моём мобильном.

— Раз в три-четыре недели.

— Хорошо, — передаёт обратно. — Это мой номер. Запомни его и…

— И никогда не звони, — перебиваю его с едким смешком. — Думаю, если бы ты знал правду, именно так бы мне и сказал.

— Проверишь, когда всё расскажешь, — невозмутимо произносит и убирает со стола, складывая одноразовую посуду в бежевый бумажный пакет.

— Не когда, а если, — поправляю.

Но Артём смотрит на меня так, что я понимаю, он не оговорился. Он действительно считает, что я всё ему расскажу. Мол, это всего лишь вопрос времени.

— Пойдём, я тебя провожу, — подхватывает контейнер с ягодами, пакет с мусором и мягко подталкивает меня к выходу.

— Да я и сама в состоянии найти аудиторию, — противлюсь и останавливаюсь.

Внезапно становится тяжело дышать, ещё и мушки чёрные перед глазами залетали.

Он разворачивается и наклоняется чуть ближе. Произносит терпеливо и спокойно.

— Чем чаще нас будут видеть вместе, тем быстрее они привыкнут и перестанут обращать внимания.

— Привыкнут к чему? — вскидываю голову вверх и делаю шаг назад, чтобы и от него быть подальше и видеть его получше.

— Что мы вместе.

Чувствую, как стремительно щёки и даже шею опаляет жаром, ещё и сердце заколотилось как сумасшедшее, И это странное и очень неприятное ощущение в области солнечного сплетения, как будто бы тупая и едва различимая боль смешивается с сильнейшим чувством беспокойства, страха и нескончаемой дрожью. Оттягиваю ворот кофты и неосознанно смотрю в окно.

Сейчас бы на воздух, а то меня что-то душит…

Снова перевожу взгляд на Артёма.

Не ты ли?

— Кисуль, тебе плохо? — он берёт меня за локоть и пристальнее заглядывает в лицо.

— Ага, я в ужасе от того, что ты говоришь. И перестань меня называть этим дебильным словом, — слабо возмущаюсь и шагаю к выходу, стараясь глубже дышать.

— Как скажешь, Санечка, — улыбается и попутно выбрасывает пакет. Потом вдруг серьёзнеет и строго добавляет: — Будь осторожна с Востриковым. Нигде и никогда не оставайся с ним наедине. И с его друзьями тоже. И если что, в любое время я на связи.

— Ну, ты монстра-то из него не делай.

— Я и не делаю. Люди, как правило, сами с этим справляются, — произносит тихо, но с каким-то непонятным еле различимым подтекстом предупреждения или же угрозы… Но неясно в чей адрес. Мой или Вострикова? Хотя почему мой-то? Это ведь Самарин мне навязался с помощью.

Может, он просто так это сказал. И что это значит? Или же мне везде мерещатся угрозы…

— Послушай, я надеюсь, ты не собираешься… ну… там поговорить с Андреем?

— Разговором тут не обойтись.

— В смысле? Постой, нет, нет! Даже не думай! Пойми, мне не нужна шумиха. Он ничего серьёзного мне не сделал. Возможно, это даже я где-то лишний раз провоцировала его.

Он приближается почти вплотную и, всецело удерживая моё внимание, произносит:

— Не стоит в чужой низости и подлости искать свою вину.

У меня от его близкого чёрного, гипнотического взгляда всё внутри замирает, голова словно мутнеет и оцепенение берёт, а на периферии всё становится тусклым, белым шумом. И я не сразу замечаю, что мы остановились в метрах пятнадцати от закрытой двери аудитории, а почти тридцать пар глаз наблюдают за нами. Кто-то нагло и в открытую, другие исподтишка кидают недоумённые косые взгляды. Но никто в присутствии Самарина не решается отпускать смешки, фыркать и изгаляться.

— Он уже угомонился, — еле выдавливаю, смаргивая непонятно откуда взявшуюся оторопь.

Глава 14

— Думаю, для тебя одной их слишком много.

Всматриваюсь в черноту его глаз, удерживая зрительную связь, а потом вдруг чувствую, как плечи начинают расслабляться и дышать становится легче. Словно только поддавшись напору и доверившись, часть моего груза с лёгкостью переходит к нему.

И я не знаю, как и чем именно он хочет мне помочь, да и сможет ли вообще. Но сейчас, осознав, как сильно устала бояться и бороться в одиночку, я слепо и безрассудно ему доверяю.

И пусть совсем не отпустило, но немного полегчало…

— Я тебя очень прошу, — на мгновение закрываю глаза и, глубоко вдохнув, тихо произношу:

— Можешь даже ничего не делать, только не навреди мне своим огромным желанием помочь.

Он одобрительно и так ласково улыбается. А потом подаётся вперёд и умело, по-собственнически, словно мы и правда сто лет вместе, обхватывает ладонью мою голову и коротко целует в висок. Оставляет как отпечаток горячий поцелуй и отпускает, всучив мне в руки прозрачный контейнер с ягодами.

— Я позвоню, — снова улыбается и быстро уходит.

Внезапно лёгкие начинают гореть. Делаю резкий, порывистый вдох.

Выходит, пока была в его руках, даже вдохнуть не смела.

А ещё рядом с ним я забыла про колючие взгляды в свою спину и затылок. Сейчас же так отчётливо чувствую их, прямо горит всё, что даже оборачиваться не хочу.

Снимаю рюкзак и кладу внутрь контейнер, ни на кого не обращаю внимания. Стараюсь вести себя как обычно. Подхожу сразу к двери, которую открывает преподаватель. Лена пристраивается сзади, и мы гуськом заходим в аудиторию.

Подружку хватает на семь минут.

Специально время засекаю и украдкой слежу за ней.

Смешно, честное слово!

Её, бедную, аж распирает и разрывает всю от любопытства. Она то и дело бросает в меня гневно-любопытные взгляды и нетерпеливо ёрзает по лавке, то набирая воздух в лёгкие, будто что-то сказать хочет, то шумно выпускает, передумывая в последний момент.

В общем, сопит-сопит, пыхтит-пыхтит, елозит, наклоняется и горячим шёпотом мне в ухо выдаёт:

— Вы чё, с Артёмом опять вместе?

— Не опять.

— А снова?! — гневно язвит. На что я только улыбаюсь. И чего она ядом брызжет? Завидует, что ли? — Могла бы и нормально ответить. Очевидно же.

— Если очевидно, зачем спрашиваешь?

Лена зло зыркает и утыкается в телефон. А я в свои мысли.

Я думала, меня загрызут сомнения на счёт Самарина.

Но нет! Наоборот. Кажется, я просто гребла всех одинаково. Но пора признать, Артём не такой, как Востриков. Помочь он хочет искренне и бескорыстно. Во всяком случае мне очень хочется в это верить.

После пар сразу заворачиваю за учебный корпус и захожу в аптеку. Беру самое сильное седативное без рецепта. Попробую сначала успокоиться, а потом выспаться. Сегодня снова смена.

Выхожу на крыльцо аптеки и ёжусь от порыва ледяного ветра. Натягиваю рукава и засовываю руки глубоко в карманы. Огибаю кружок девчонок, как-то странно поглядывающих на меня, и скрепя сердцем, поворачиваю в сторону торгового центра.

Немедленно за зимней курткой! Ну сколько можно мёрзнуть.

Перебегаю дорогу и иду в небольшой парк. Через него до ТЦ рукой подать.

Насторожённо оглядываюсь, но никого подозрительного не замечаю. Ни слежки из прошлого, ни из настоящего. Только девчонки, те, что были около аптеки, идут позади, увлечённо о чём-то споря.

Поправляю сползшую лямку рюкзака и ускоряю шаг.

Интересно, сколько может стоить тёплая и недорогая куртка?

— Слышь, шлёндра? — слышу позади и уже догадываюсь, что это мне.

Быстро же я из амёбы доросла до шлёндры.

Что ж за злогребучий случай, а?!

— Она не только убогая, но и глухая, — вторит другая.

Шаги позади становятся быстрее, громче, а затем рывок за руку.

Разворачиваюсь и смотрю в исказившиеся ненавистью, злостью и у кого-то даже страхом лица.

Прямо группировка воздыхательниц Самарина.

— О, если вы мне, то приятно познакомиться! Я Саша, — спокойно произношу и делаю шаг назад для лучшего обзора.

Их четверо. Хотя нет, пятая подходит и встаёт позади всех, что-то удерживая в руках.

— Ты бы не дерзила, — добавляет третья и беспокойно озирается.

А у меня противный и неприятный холодок страха проходится по позвоночнику.

Они что-то задумали?

Высокая, стройная брюнетка, довольно-таки красивая выходит вперёд. Её правильные черты лица даже гримаса брезгливости не портит. Публично, цинично созерцает мою серую шкурку и надменно произносит, усмехаясь:

— Тут даже собственным глазам поверить трудно, не то что слухам.

— Реальность, вообще, полна разочарований. Ближе к сути, — подгоняю и оцениваю свои хреновые возможности.