Предчувствие

Глава 1. Прошлая жизнь

Ты возьмёшь и проведешь меня через Вавилон

(с) песня “I fell you”

— С днём рождения, Мия.

Марго кривит губы в подобии усмешки и подходит ближе к столу, накидывая на чужие плечи мягкую кофту. Мия с трудом, но всё же приподнимается на локтях, позволяя укутать себя в кашемировую ткань. Тело отказывается слушаться и кажется каким-то тяжёлым, будто она толкает сама себя через толщу воды вверх. В итоге, удаётся сесть, и она непокорными подрагивающими пальцами цепляет кофту по краям, силясь запахнуть на обнажённой груди. Мия смотрит на женщину и раскрывает губы, а голос звучит иначе, по-странному с хрипотцой и придыханием:

— Как всё прошло?

— Сама посмотри. — Марго хмыкает и кивает в сторону.

Мия еле-еле поворачивает голову и в одном из многочисленных зеркал видит совершенно постороннее отражение. На неё в ответ смотрит худощавая девушка с волосами цвета капучино ниже плеч и мутными глазами неразличимого при слабом свете цвета, её кожа смуглее, чем у настоящего тела, и черты более острые, очерченные, будто выточенные из камня. Так непривычно. А затем она кидает взгляд на второй стол, но не находит там себя.

— А где… — Начинает Мия, но вошедший человек прерывает вопрос.

— Я всё закончил.

Это Алекс. Он входит в импровизированный алтарь и глядит на неё пристально, с нескрываемым интересом, и чему-то одобрительно кивает.

— Со всем разобрался?

— Да. Всё кончено.

Мия решает не вмешиваться в их диалог. Ей не интересно каким образом они подстроили самоубийство, ведь свою часть она выполнила ещё накануне: сочинённую ею предсмертную смс Алекс должен был скинуть прямо перед самим ритуалом. Сейчас куда важнее другое: они уедут, сегодня же уедут из этого города, страны, от этих людей, и начнут новую жизнь. Странное ощущение лёгкости и свободы наполняет тело предвкушением, и на душе становится совсем спокойно. Всё закончилось. Наконец-то. Мия Савицкая мертва. Да здравствует Мия!

— …документы. Мия, ты меня слышишь?

Да-да, конечно она слышит, вот только о чём это Алекс говорит? Видимо, тот всё понимает, потому что вздыхает, протягивает к ней руки и помогает сползти со стола, придерживая и прижимая к себе. Помнит, каково ему самому было, но Мия сомневается, что Лекс испытывал то же, что и она сейчас, ведь его тело было точной копией родного, а тут посторонний человек, с другими пропорциями. О том, как будет приспосабливаться к новому образу, она ещё успеет подумать, голова и без этих мыслей словно ватой набита, а ноги совсем не слушаются. Поддерживаемая со стороны, Мия всё-таки выходит из помещения на свежий воздух. Улица кружится перед глазами в ритме карусели, и даже привычные цвета кажутся другими.

 — Ты знал, что каждый человек видит цвета по-своему? — Спешит поделиться замечанием Мия.

 — Да. — Алекс кивает и помогает ей усесться на заднее сидение автомобиля, умещаясь рядом. — Я тоже заметил, когда очнулся.

 — Забавно, — отстранёно замечает она и расслабляется.

Остаток дороги до аэропорта проходит в полной тишине, а там регистрация и снова мягкое кресло в бизнес-классе. Мия вновь проваливается в сон и не видит ничего: ни других людей, ни очередных загулов, ни Инес, ни Владислава. Владислав? Кто это вообще такой? Но она помнит… Помнит, с чего всё началось.

Как сказала ей Марго прямо перед ритуалом: «Существует одно простое правило: не спасай того, кто не хочет быть спасённым». А Мия отчаянно жаждала спасения. Желала уйти, убежать от прошлой жизни, от той, где не осталось больше ничего важного и нужного, где не было ни любви, ни семьи, ни счастья, где балом правил жестокий мир родственных душ.

***

Мие Савицкой было семнадцать, когда появилась метка, как и у всех в её возрасте. Восхитительные, пронизанные едва заметным голубоватым свечением буквы готическим шрифтом сплелись в знакомое имя чуть ниже тазовой кости. Она даже загуглила шрифт, но не нашла перевода его обозначению. «Werfus» выглядел красиво, но как-то оборвано, чужое имя в две строчки: «Владислав Янковский».

Несмотря на бойкий характер, она наивно предположила, что любить её будут обязательно и всем сердцем. Ведь так и должно быть! Ведь они — родственные души! Наверное, Владислав просто не хочет торопить события, ждёт свою предназначенную и также предвкушает их воссоединение. Иллюзии с треском рассыпались, когда в ту же ночь Мия различила яркую вспышку под закрытыми веками — сцену любви между двумя партнёрами. На теле мужчины из этого видения, чуть ниже тазовой кости при каждом движении очень ясно можно было различить лёгкий отсвет букв, складывающихся в известное: «Мия Савицкая».

Утром она ничего никому не сказала, только покосилась на довольного жизнью Владислава, не зная с чего начать, что сказать, и стоит ли вообще о чём-то заикаться. Она решила подождать и посмотреть, как сложатся обстоятельства. Ведь не может он не ощутить, что метку так и тянет к родственной, появившейся всего восемь часов назад? Не может ведь, верно?

В следующий раз видение настигло её в раздевалке. В этот раз у стены оказалась зажатой какая-то блондинка — Мия уверена, что где-то её видела. И всё те же отрывки, та же надпись и девичьи стоны, а знакомая ладонь зажимала припухшие от поцелуев губы.

Мия терпела, ждала, ей уже исполнилось восемнадцать, а почти что ежедневные похождения своей половинки заполняли голову в самый неподходящий момент, даже на тренировках. Она одним только чудом умудрялась ничего себе не сломать и не вывихнуть, когда перед глазами вставали образы очередных пассий Владислава, а Ландау тем временем кричал, требуя идеального выполнения арабеска.

На смену ожиданию пришло негодование: она начала огрызаться на балетмейстера, грубить, не задумываясь о чужих чувствах, а затем наступило полнейшее непонимание ситуации. Как так? Почему Владислав её не чувствует? Почему он не ощущает боль своей родственной души? Что с ним не так? Мие хотелось с кем-то поделиться, поговорить с тем, у кого такое уже было и кто точно её не выдаст. Разговор с Камиллой она завела в тот же день, подкараулив подругу у выхода из зала и вызвавшись провести домой.

Глава 2. Друг

В квартиру друзья завалились измотанные морально практически под ноль, мокрые и замёрзшие. Бабушка наверняка уже спала, поэтому, без задних мыслей, Мия начала раздеваться прямо в коридоре. Алекс последовал её примеру, и она чисто случайно скользнула взглядом по его идеальному телу, слишком идеальному, пожалуй. Мия подметила только странный шрам у того под рёбрами, нахмурилась, сгребая все вещи в одну кучу, и тут её словно током прошибло. Резко развернувшись, Мия схватила друга за руку и с неприкрытой яростью практически прошипела:

— Где твоя метка, Лекс?

Тот вздрогнул, приоткрыл губы, будто хотел что-то сказать, но ничего не вышло.

— Идиот! Где метка?!

Алекс молчал, и Мия начала судорожно шарить по его телу в поисках хотя бы намёка на отметину, но ничего кроме проклятого шрама на боку у него не было. Вот теперь стало действительно страшно, голос сел и руки тряслись, как у алкоголика:

— Лекс, ты же не… Ты же не избавился от неё? Когда предназначенный умирает, я знаю, она темнеет, становится, как обычная татуировка, а у тебя и этого нет… Этот шрам — это же не… Скажи мне, что ты не сделал такой глупости! Без метки дольше месяца никто не выживает!

Она уже  была на самой грани, схватила друга за плечи, встряхнула, с надеждой всматриваясь в тёмные глаза, когда ощутила мягкую ладонь у себя на шее, а чужой тембр, обволакивая, принялся успокаивать:

— Я от неё не избавлялся, смотри. — Он притянул чужую руку к шраму, давая его ощупать, прочувствовать, ведь тот давно уже затянулся.

Мии прерывисто, с облегчением выдохнула и уткнулась лбом в смуглую грудь, не ощутив при этом ни малейших неудобств или смущения.

— Я бы не смогла без тебя.

 — Прости.

— И всё же… — Так и не поднимая головы, она поинтересовалась: — Где твоя метка? В трусах? — Со смешком.

— У меня её нет, — явно с неохотой ответил Алекс.

— Но как так? Разве такое вообще бывает?

Мия наконец отстранилась, а тот только неопределённо покачал головой, подталкивая её в спину и заставляя пройти в ванную.

 — Давай сначала согреемся, а потом я расскажу. — Снова обещание, которое он точно сдержит.

Когда они уже уселись на кухне, согретые после душа, и заварили горячий чай, Алекс решился и начал медленно, словно неуверенный в том, следует ли такое говорить, свой рассказ:

— Есть один способ разорвать связь душ после их соединения, но это очень опасно. Он действует также и в том случае, если связь установлена, но один из пары не принял второго, а второй тоже хочет избавиться от этого.

На этой фразе Мия чуть не подавилась чаем, выплюнула остатки обратно в чашку и с долей недоверия посмотрела на своего друга. Ведь так не бывает. Все знают, что так не бывает. Этот жестокий мир, в котором существуют родственные души, подчиняется таким же жестоким правилам. Предназначенные друг другу могут испытывать те же чувства и даже видеть глазами своих пар, если их эмоции зашкаливают, будь то, к примеру, сильная боль или удовольствие: душевные или физические. После того разговора с Камиллой она сама проверила и перепроверила много-много раз: если появляются видения, связь уже никак не разорвать, и смерть — единственный существующий выход из этого безумия.

— Как? — Вот что волновало её в этот момент больше всего.

— Мия… — Алекс вздохнул. — Это очень серьёзная вещь, на такое непросто решиться, и дело не в родственной душе. Цена за этот разрыв слишком велика.

На мгновение она всё же засомневалась, а затем цокнула языком и вполне себе спокойно вылила чай в раковину, заменяя на новый:

— Не хуже, чем всю жизнь страдать от постоянных галлюцинаций, выворачивающих тебя наизнанку. Я просто хочу быть свободной.

— Даже если расплачиваться за это будешь не просто до конца своих дней, а целую вечность?

Мия наблюдала за ним несколько секунд немигающим взглядом, без намёка на колебания, а потом почти неуловимо грустно улыбнулась.

— Даже если вечность.

— Знаешь, тебе следует как-нибудь поехать в Европу, в Румынию, например, — выдохнул Алекс. — Я тебя кое с кем познакомлю.

Эта ночь стала первой, в чреде непрекращающегося на протяжении трёх лет бреда, когда она наконец по-настоящему выспалась. Её интерес не угас, а наоборот только распалился, давая такой запал энергии, что к концу репетиций выматывалась не она, а сам Ландау, чего уж говорить про остальных танцоров. 

Остальные откровенно её сторонились, а когда в помещении появлялся Алекс — вовсе смущались. Сразу было видно, Камилла постаралась донести новость до каждого. Мия не сразу поняла, что почти весь этот ропот основан на зависти, и не к кому-то постороннему, а в отношении неё самой, ведь она — первый кандидат на роль примы.

В один из дней, Мия решила посмотреть на своего друга со стороны, не как та, кто видит его ежедневно по сети или постоянно общается в свободное время — не как кто-то близкий. Она смотрела, всё больше убеждаясь, что Алекс прекрасен настолько, насколько это вообще возможно, практически идеален. Неудивительно, что псевдо-новость о том, что они — родственные души, вызвала зависть у окружающих. Мия не сразу разобрала странное чувство, поселившееся у неё в душе… Она и сама ревновала друга к его истинной паре, но отмахнулась от этой мысли и прикусила губу, ведь у Алекса нет метки.

— А каково это — когда нет родственной души? — Тем же вечером поинтересовалась Мия, сидя рядом с ним за просмотром фильма.

— У меня её не то, чтобы нет. — Алекс вздохнул. — Она была.

— Была? — Фильм сразу отошёл на второй план, всё её внимание было приковано к другу.

— Я с ней познакомился незадолго до семнадцатилетия. — Он кивнул. — Мы решили, что в этот же день разом оборвём связь.

— Почему? — Едва ли не вселенское недоумение в одном только слове.

 — Она оказалась старше меня на двадцать лет, замужем и с двумя детьми. — Алекс поёжился, вспоминая. — Сама понимаешь, это тебе разница даже не в десять лет.

Глава 3. Потрясения

В тот вечер Мия попросила Алекса остаться с ней на ночь. Просьба прозвучала немного жалостливо, но ей слишком сильно не хотелось быть одной. Видимо, Алекс это понял, потому просто приподнял уголки губ в намёке на улыбку, и этого было достаточно. Слишком хорошо они понимали друг друга, даже не с полуслова, а вообще без разговоров. Завалившись домой, Мия сразу же оккупировала ванную, пока Алекс разбирался с оставленным её бабушкой ужином. Время на часах показывало 23:20.

Потом они сидели на кровати, разложив блюда прямо на простынях и не заботясь об их чистоте, смотрели иностранное шоу по телевизору и изредка перекидывались парочкой фраз. Когда наступило время сна, Мия подтянулась ближе к боку своего друга, поёрзала, не в силах уснуть.

 — Мия, — позвал Алекс. — Спрашивай.

Она не была поражена догадливостью Алекса, только набирала побольше воздуха в лёгкие перед тем, как узнать то, что волновало всё время с самого разговора в баре.

 — Это больно?

 — Очень.

Большего и не требовалось. Это больно. Это проклятие, длиною в вечность. Но она была готова. С этим убеждением, засевшем в голове, сердце и даже душе, Мия и заснула, не зная, что во сне плотно прильнёт к Алексу, обнимая вплоть до самого утра, потому что утром того в постели не окажется.

С этих пор все её мысли занимал только обряд: вроде и страшно, но совершенно точно необходимо. Но вот стоит ли оно того? Стать другой, потерять прежнюю жизнь… Мия всё чаще хмурилась, больше пребывая в своих мыслях, меньше грубила. Окружающие списывали перемены в поведении на взросление, а её их мнение не волновало. Она готовилась к новой постановке, мечтала стать всемирно известной балериной, но каждый раз всё разбивалось о чёртову метку, из-за которой танцевать становилось сложнее. Превозмогая боль и жжение, она продолжала репетиции, изучала новые танцы, запивала перед сном обезболивающее вперемешку со снотворным, привычно перед этим скинув «Спокойной ночи» тому, кто был далеко за пределами страны.

Внезапная новость выбила почву из-под ног. Мия с трудом удержала равновесие: её вывело не просто содержание этой вести, а сам факт того, что она узнала это последней, да ещё и от кого! От Григория из вспомогательного состава! Такой Мию ещё не видели: переобувшись и наспех накинув куртку, она откровенно послала Янковского на три счастливых в присутствии всего балета и покинула зал.

По дороге она набрала номер Алекса, но включилась голосовая почта, доводя её практически до белого каления. Мия и сама не понимала зачем раз за разом звонит на явно отключённый телефон, матерится на автоответчик, обещает переломать ноги и засунуть туда, куда вообще засовывать их лучше не стоит, и носится по комнате, как угорелая, пока на дисплее не высвечивается входящий с долгожданного номера.

— Ты с ума сошёл?! — Вместо приветствия покричала она в трубку.

— Дай мне объяснить. — Голос Алекса прозвучал устало, но это не мешало на него злиться.

— Что значит — это твой последний тур?! Да как ты можешь всё бросить! — Распалялась она только сильнее.

— Мия, так надо, — как всегда безэмоционально выдохнул Алекс. — Я должен заняться семейным делом.

— В жопу такие дела, которые отрывают тебя от любимого дела! Разве не ты хотел заниматься музыкой? Как же твоя мечта, Лекс!

— И это мне говорит та, которая собирается поступить почти что точно так же.

Мия вздрогнула, даже отодвинула телефон от уха, глядя на него так, будто держала в руках гадюку, затем поднесла обратно и уже совершенно спокойно ответила:

— Это другое.

— Неужели? Ты тоже сделала выбор не в пользу мечты, готова на всё, чтобы избавиться от связи, но при этом считаешь, что единственный сын не может заняться благополучием своей семьи, пусть и в ущерб музыке?

Алекс очень редко говорил так много, поэтому Мия внимательно его выслушала, понимая, что он прав. Она прикусила от обиды губы, от обиды на себя, конечно, ведь она так взорвалась, даже не подумав, что и сама не без греха.

— Музыкальная индустрия многое потеряет без тебя.

— Как и балет без тебя, — откликнулся Алекс. — Если только ты не передумаешь.

— Я не передумаю. — Мия плюхнулась на диван, задирая ноги на стену, а голову свешивая с края, посмотрела на потолок. — Эта метка сводит меня с ума. Там ничего не слышно?

— Пока нет. — Мимолётная заминка и в трубке послышался звук расстёгиваемой молнии. — Был там кто-то, но Марго сказала, что не вариант, потому что девственница.

Мия издала тихий смешок и закрыла глаза, растирая пальцами свободной руки переносицу. Марго послушалась её просьбы — хорошо.

— Скажи мне… — Теперь голос Алекса стал слышен чётче. — А почему ты об этом попросила?

Она сразу поняла о чём говорит друг, но не торопилась объяснять. Сначала Мие и самой не до конца было ясно это требование, но потом ответ пришёл сам, во время очередного приступа видений и неконтролируемого жара в области букв. Воспоминания о Франции бились в голове подобно раненой умирающей птице.

— Потому что я не хочу почувствовать это впервые, — наконец пояснила она. — Не со своим соулмейтом.

— А может ты просто боишься, что в этот раз всё будет не так, как должно было?

— Возможно, — согласилась она неохотно.

— Так ты боишься дать себе и первый, и второй шанс… Наказываешь сама себя?

Мия поджала губы, пытаясь найти более правдоподобное объяснение, которое устроило бы Алекса, но, как назло, ничего на ум не приходило. Она фыркнула и попыталась поменять положение тела, пока по другую сторону телефона терпеливо ждали — тянула время. Наконец она решилась, но совсем на другое. Мозг даже не успел обработать выданную информацию, а губы уже произнесли:

— А каким был твой первый раз?

Вот теперь молчание стало действительно неловким. Несмотря на то, что они были так далеко друг от друга, Мия кожей ощутила нависшие над собой тучи от тяжёлого взгляда Алекса и непроизвольно поёжилась, забиваясь в мягком углу дивана и подтягивая ноги к груди. Однако это не мешало ей, оставив вопрос открытым, ждать чужого откровения.

Глава 4. Воспоминание о смерти

Мия уже давно совершеннолетняя и не нуждается в присмотре, однако Ландау всё равно пытался её опекать, замечая, что танцевать его любимая воспитанница стала хуже. Мия портила абсолютно все элементы, даже самые простые, и ругать её было бесполезно. Инес была единственной, кто что-то подмечал, и пыталась поговорить с Мией, но её игнорировали так же, как и всех остальных. День икс стремительно приближался, но никто об этом даже и не догадывался. В тайну посвящены были лишь трое.

Незадолго до знаменательного события Мия перебирала в памяти всю свою жизнь, думала над тем, что останется после неё. Ведь сейчас она — живой эталон балета. Пока что живой. Переплюнув всех, кого могла, и обзаведясь сумасшедшим набором поклонников, Мия — практически богиня театра. Но это всё меркло для неё на фоне потери родного человека и, как бы не хотелось признавать, родственной души. Осталось ли у неё хоть что-то важное, весомое, а не просто материальное? Чёртовы грамоты, награды… Остался ли хоть кто-то, кто будет любить её такой, какой она была, а не за заслуги в искусстве? Чёртов Владислав с его непонятными взглядами.

— Да, — вслух подвела итог Мия, договаривать и продолжать рефлексию не было смысла.

Это был последний день февраля. Мия пробралась в клуб джазовой музыки, игнорируя табличку «Закрыто». Внутри царил приятный полумрак, играла ненавязчивая мелодия, а помещение заполнили клубы дыма — так знакомо, прямо дежавю. В центре зала были установлены параллельно два продолговатых стола, один из которых явно был кем-то занят и прикрыт простынёй, у второго стояла, прижавшись поясницей к углу, Марго и курила. Заметив Мию, она сделала непонятный жест рукой, то ли в знак приветствия, то ли подзывая, и та, не думая, подошла ближе.

Откуда-то со стороны вынырнул ещё один человек: высокий, мускулистый, бородатый, со смешной шапкой, сдвинутой по самые брови, и закатанными до локтей рукавами. Поставив на стул небольшой чёрным чемодан, он достал машинку для татуировок. Теперь ясно для чего он тут: будет набивать новую метку. Всё это время Марго молчала, а Мия боялась прервать словесную тишину, словно это могло стать спусковым крючком, правда для чего — непонятно. Она подала голос только когда татуировщик закончил все приготовления.

— Какую метку хочешь, милочка? Оригинальную или, — в глазах Марго промелькнула явная усмешка, напополам с пониманием и каплей ехидства, — ту, что уже имеется у кого-то?

Мия ответила не задумываясь. Никаких сомнений, это ведь само собой разумеющееся. Она наблюдала, как бородач вытянул бледную руку из-под простыни, перенося на неё узор с выданной Марго бумажки. Мия старалась дышать глубоко и размеренно. Она так не волновалась даже перед своим самым первым выступлением. Напряжение сковало тело, но никто, кажется, не обратил внимания. Она хотела, чтобы Алекс был сейчас тут, рядом, поддерживал её, хоть это и до жути эгоистичное желание, ведь он сейчас занят улаживанием проблем со смертью и подготовкой к её, Мии, новой жизни.

Это был последний шанс отказаться от идеи, плюнуть на всё, уйти в свой мир, где она — гордость российского балета, отвергнутая своим предназначенным, потерявшая самого близкого человека, одинокая, нужная миру только для победы. Остаться — начать жизнь заново, с новой судьбой, найти иное предназначение, стать свободной и, возможно, обрести любовь. Остаться — значит стать счастливой, как завещала бабушка. За этими думами Мия не заметила, что обстановка несколько поменялась, а мужчина, закончив своё дело, удалился. Вокруг столов были расположены зеркала, а по периметру образованного круга — свечи.

— Садись на стол, — обыденным тоном приказала Марго.

Мия послушалась, стараясь не дышать слишком громко, хотя её трясло от страха. Она уселась на указанное место по-турецки и проследила за мелькающим в полумраке женским силуэтом. Раздавшийся из-за спины голос заставил её буквально подпрыгнуть на месте:

— Простынь сними, мне нельзя к вам заходить. — Послышался смешок. — И помоги ей тоже сесть, лицом к тебе.

Жутко, господи, — взмолилась Мия, — как же жутко. Тем не менее, указанное она выполнила. Белая ткань упала на пол, она обхватила чужие плечи, ощутив, что тело очень даже тёплое, и нахмурилась. Установив незнакомку в сидячее положение напротив себя на самый край, Мия соскользнула в ту же позу, одной рукой придерживая ту, что была напротив.

— Надо чтобы лицо было направлено в зеркало.

Скрипнув зубами, Мия свободной ладонью обхватила подбородок девушки и подтянула вверх. Её била крупная дрожь, но она держалась — на одном лишь упрямстве — и думала о том, что делает это не только ради себя, не теперь. Дальше всё закрутилось, смешалось в один скоростной поток, который заглотил её, засосал внутрь. Мия с ужасом отметила, как её отражение буквально слилось с чужим. Раздался пробирающий до костей то ли вой, то ли хрип, и её снесло волной дичайшей боли, разрывающей мясо, дробящей кости, разъедающей мышцы, а потом наступила непроглядная тьма.

Когда она наконец смогла открыть веки, то первым делом заметила напряжённый взгляд словно выцветших зелёных глаз, а потом различила, как приоткрываются губы Марго, и скорее поняла, чем услышала:

— С днём рождения, Мия.

***

«Мия Савицкая умерла!» — гласили все заголовки в интернете и прессе. Жадные до сенсации журналюги расхваливали талантливую девушку направо и налево: ах, какая печаль, какая трагедия умереть в день своего рождения, это ведь самоубийство, да? И ещё с две сотни выдуманных причин, подвигнувших русское дарование на такой ужасный шаг.

Её тело было найдено в реке на рассвете самим Владиславом Янковским, который — как утверждали очевидцы — кинулся в ледяную воду, чтобы вытащить свою бывшую протеже. На трупе не было обнаружено следов насильственной смерти, что и навело на мысль о суициде. Также со смертью исчезла и метка соулмейта, а ведь всем страстно хотелось узнать кем был этот человек, но на самом деле — скинуть всю вину на него. Затем люди вовремя вспомнили, что буквально за несколько месяцев до происшествия скончалась бабушка Мии, и появилась новая версия: видимо, девушка не выдержала горя.

Глава 5. Новое тело

Пробуждение даётся с трудом. Тело будто вывернуто, и не получается сразу понять где какие конечности, вместе с этим приходит осознание того, что она сделала. Рывком Мия всё же умудряется сесть и запускает обе ладони в волосы, с силой оттягивая пряди. Что же она, чёрт побери, сделала. Одна в чужой стране, в странном постороннем доме, в новом непокорном теле… Идиотизм чистой воды. Но у неё есть Лекс, который обещал вернуться. Понимание собственной безрассудности, беспечности и слабости рвёт многострадальную душу на части, вот только уже поздно что-то менять. Единственный выход — дождаться соулмейта и свалить, как можно дальше и быстрее. А что потом?

Неприятный холодок пробирается по позвоночнику выше, сковывает каждую мышцу, заставляя напрячься. Неуклюжее движение, рывок, и Мия оказывается на полу: шипит зло, силится подняться, что удаётся только с четвёртой попытки. Она приближается к зеркалу, упираясь обеими руками по сторонам от отражения и смотрит пристально, недоверчиво, разглядывая свою внешность.

В ответ загнано глядит незнакомка: прямые цвета кофе с молоком волосы чуть выше плеч, пробор на правом боку, острые, ярко выраженные скулы, тонкий прямой нос, губы пухлее привычных, немного ассиметричные, и глаза орехового цвета — зелёно-карие с тёмным ободком по краю радужки. Она стягивает с себя кофту, проводит руками по резким формам ключиц, скользит по смугловатой коже, прослеживает движением впалый живот, поддевает резинку свободных джинс, оттягивает, рассматривает новую себя и вздыхает.

Двадцать два, да? Вспоминая вчерашнее, она лишь немного ниже Алекса, но выше прежней себя, хотя такая же худая и обманчиво хрупкая. На теле ни единого шрама, ни одной родинки, лишь слегка обрисованные мышцы на руках и животе, а вот бёдра и ноги сильные, как прежде, словно родные.

Мия не спеша сгибает и разгибает пальцы, локти, затем ноги, прокручивает запястья и ступни, потом потягивается всем телом, каждая частица которого изнывает каким-то непонятным ощущением, и думает, что надо поесть, нельзя изводить новый организм.

В доме никого не обнаруживается, ни души, одна темнота и пустота. Вот где стоит снимать фильмы ужасов: чего только стоит эта атмосфера загадочности, жути точно напустит даже на самого смелого. Единственный признак того, что тут всё-таки кто-то обитает — до отказа набитый холодильник. Мия закидывается первым же, что под руку попадается, и, придерживаясь для страховки за стены, проходит к тому самому бальному залу.

Тихо так, что хоть волком вой. В другое время она бы наверняка молилась на это полное одиночество, но не так, не в таком месте. От мыслей отвлечь может лишь привычная тренировка, в которой хоть и нет смысла, но это — то самое, оставшееся от прежней жизни, что успокаивает совсем как в период страданий от обречённой связи. Зайдя в зал, первым делом Мия становится у станка. Надо вспомнить, как когда-то, руку вверх и в сторону, давай же, Савицкая! И тут же вслух чертыхается. Новая попытка, ну, Абилева! Получается, также легко, также плавно, ноги двигаются сами, и она отпускает себя, позволяет памяти тела взять вверх.

Мия плывёт, скользит, летит, ведомая неизвестными рефлексами. Танец получается сам собой, каждый прогиб и новое па — это не она и она одновременно. Определено, кем бы эта девушка не была, танцы — её стихия. Сразу захотелось узнать о ней больше. Пока Мия думает у кого бы лучше спросить, раздаётся звонок. Новый телефон, найденный в штанах с утра, звенит стандартной трелью. Этот номер она узнает из миллиона.

— Лекс?

— Не разбудил? — Услышав отрицательный ответ, он продолжает: — Как ты?

— Тестирую новое тело. — Мия фыркает. — Оно странное.

— В каком смысле странное? — Напряжение в его голосе чувствуется даже через трубку.

— Мне кажется, она была танцовщицей или типа того. — Мия прижимается поясницей к станку и на полном автомате вытягивает одну ногу в носке в сторону, хмурится. — Точно…

— Тебе там… — Алекс подбирает слова. — Не скучно?

— Хочешь знать, не пугает ли меня этот жуткий особняк? Или боишься, что мне одиноко?

Молчание по ту сторону, как подтверждение её догадкам, и от этого сразу становится легче. Сама не замечая, Мия вытягивается по струнке, становясь на носки, одной рукой придерживая смартфон, второй цепляется за поручень:

— Я хочу знать кто она. Стоит спросить у Марго?

— Пожалуй. — Уклончивый ответ и совсем неожиданно. — Я соскучился.

Судорожный выдох, и невесть откуда взявшееся тепло появляется в груди. Мие кажется, что этот её вздох разнёсся по всему особняку, а на лицо так и просится улыбка.

— Я тоже. Эм, Лекс… А у тебя видений ещё не было?

Молчание затягивается, слышен лишь стук пальцев по чему-то твёрдому, но она привыкла, ради такого можно и подождать, дать бывшему другу возможность собраться и сказать всё честно, но услышанное даже немного разочаровывает.

— Нет. — Опять долгая пауза. — Может, дело в том, что эмоции недостаточно сильные.

— Может.

Мия не хочет признаваться даже себе, что это ей не нравится, но Алекс прав. Откуда было взяться сильным эмоциям, когда она, настолько уставшая от перехода, вчера и вовсе была не в себе. Причём, как фигурально, так и буквально. Из размышлений вырывает ставший родным голос:

— Я поговорю с Марго, чтобы она дала информацию об этой девушке.

Она не прощается и слов прощания не ждёт, а просто скидывает входящий. Чисто детский поступок, поэтому Мия злится на себя сильнее. Нельзя так, Лекс не виноват. Но иррациональный страх, что всё может повториться и её снова не будут ощущать в то время, как она страдает, никак не хочет покидать разум. Возродившаяся заново Мия пытается убедить себя, что Алекс не такой, лучше Влада, не посмеет предать и обмануть, но это не помогает. Только тело, словно отдельно от своей обладательницы, двигается под несуществующую мелодию по всему залу: раскрывается, изгибается, извивается и порхает, будто живёт своей жизнью.