Предыстория о корпорации "Тринити"

1 глава.

Глава I — Совет Пауков

Под землёй, в старом зале, где стены дышали плесенью и прошлым, мерцали факелы. Каменные колонны, исчерченные временем, казались позвоночником мёртвого чудовища. На круглом столе лежали карты, ножи, непочатая бутыль вина и тяжесть молчания.

Отряд Пауков собрался.

Анархист сидел чуть поодаль, задумчиво теребя лезвие ножа, будто раздумывал — с кого начать. Его взгляд был холоден, но в нём читалась мудрость, не раз спасавшая их всех.

Боровито, развалившись на стуле, с ухмылкой ковырял ногтем в столе.
— Так что, начинаем, а? Или опять будем слушать, как кто-то строит планы, а потом всё идёт к чёрту? — бросил он, дерзко глянув на Белу.

Чарли поправил ремень с арбалетом и хмыкнул:
— Лучше слушать что тебе говорят, Боровито, чем потом собирать твои кишки по кустам, — сказал он спокойно, но с оттенком иронии.

Бела поднялась. Свет от факелов заиграл в её волосах. Её взгляд был твёрдым, голос — уверенным, почти завораживающим:
— Нешемир сошёл с ума. Он собирается поднять революцию. Убить короля и поставить себя во главе армии. Но мы — Пауки. Мы служим короне, а не чужим бредням. — Она положила ладонь на стол, карта под ней слегка дрожала. — Мы должны свергнуть его, пока он не утопил страну в крови.

Повисла тишина.

Боровито хмыкнул, выдохнув дым сигариллы:
— Серьёзно? Мы против Нешемира? — он ухмыльнулся. — А где Бонарт? Или он тоже решил пересчитать кости на стороне безумца?

Бела посмотрела на него с раздражением, но сдержалась:
— Бонарт на разведке. Вернётся — всё узнает.

Она перевела взгляд на Аспида. Тот сидел в тени, словно сцена была его личным зеркалом. Лёгкая ухмылка на губах, поза безмятежная, глаза — как зеркало воды перед бурей.

— Аспид, — сказала Бела. — Ты маг. Мне нужно, чтобы ты помог нам. Ты знаешь его слабости. Мы избавимся от Нешемира, и всё закончится быстро.

Аспид слегка склонил голову, будто оценивая звучание её просьбы. Потом медленно улыбнулся.
— Избавиться от Нешемира? — он протянул слова лениво, с ядом в бархатном тоне. — Нет, Бела. Я отказываюсь.

Боровито фыркнул:
— Ты что, сдурел?

Аспид не обратил внимания. Его взгляд устремился куда-то в темноту за факелами:
— Мне нравится смотреть, как он играет. Как переигрывает каждого полководца со стороны короля, как расставляет фигуры. Это красиво. Он стратег, а мы — его пешки. — Он усмехнулся. — Почему я должен мешать художнику, который пишет войну как картину?

Бела шагнула к нему, глаза вспыхнули гневом:
— Он предатель. Если мы не остановим его сейчас — он уничтожит всё, ради чего мы жили!

Аспид поднял взгляд, встретился с ней глазами. Там не было страха. Только лёгкое любопытство.
— Тогда уничтожь сама, Чаровница. Мне будет интересно посмотреть, как ты это сделаешь.

Бела на мгновение замерла. Хотела ударить — но не стала. Только выпрямилась, холодно улыбнувшись.
— Что ж, — сказала она тихо. — Если ты не поможешь... я сама свергну Нешемира.

В зале повисло тяжёлое эхо.
Анархист чуть прищурился. Чарли сжал ремень арбалета. Боровито засмеялся, коротко и грубо.
А Аспид, всё с той же ленивой улыбкой, просто откинулся на спинку стула — как зритель, пришедший на спектакль, где он сам написал сценарий.

И где, возможно, умрут все...

Глава II — Разведчик

Таверна «Три медведя» стояла на перекрёстке дорог, где запах жареного мяса смешивался с потом, пивом и ложью. Воздух был густым, как бульон, и тёплым от множества голосов. В углу, где свет от камина не доставал до лица, сидел мужчина — спокойный, будто не из этого шума.

Бонарт.

Он ел медленно, без суеты. На тарелке остывал кусок запечённого мяса и ломоть хлеба, который он время от времени макал в густой соус. Его движения были точны, экономны, как у человека, привыкшего жить среди клинков и смерти.

Длинные чёрные волосы падали на плечи, скрывая часть лица, но не взгляд.
Жестокий, внимательный, будто отточенный сталью.
Подбородок — резкий, как лезвие. Лицо — благородное, но с тем изъяном, что выдаёт не королевскую кровь, а воина, который слишком часто видел, как мир сгорает.

Он не пил. Не позволял себе расплываться в тумане вина.
Его внимание было приковано к столу у окна.

Там сидел Юсуп — один из лучших воинов Нешемира. Высокий, плечистый, с рубцом от уха до шеи, который будто говорил за него вместо слов. Его окружала охрана — пятеро крепких мужчин в кожаных кирасах, с кинжалами на поясе и глазами, привыкшими искать угрозу.

Юсуп говорил негромко, но с властью. Судя по его жестам, обсуждение шло не о женщинах или выпивке — это был разговор людей, у которых на кону стояли жизни.

Бонарт наблюдал.
Словно художник, изучающий линию кисти противника.
Каждый жест, каждое слово, каждый взгляд — всё складывалось в узор.

Он вытер руки о ткань, лежавшую на столе, и откинулся чуть назад, не теряя Юсупа из поля зрения. Взгляд Бонарта был холоден, будто рассматривал добычу, но под этой сталью теплился рассудок. Он не был просто убийцей. Он был охотником, который ждал момента, когда зверь сам подставит горло.

Юсуп громко рассмеялся, ударив ладонью по столу.
Охранники расслабились.
Бонарт — нет.

Он заметил на столе у Юсупа печать — золотой перстень с гербом Нешемира.
Перстень, который носили только командиры его внутреннего круга.

— Значит, не просто встреча, — тихо пробормотал он себе под нос.
Голос у него был низкий, с хрипотцой, словно от долгих зимних походов.

Он доел мясо, отставил тарелку.
Пальцы нащупали рукоять меча под плащом — не как угрозу, а как привычный ритуал спокойствия.
Потом поднял взгляд снова — прямо на Юсупа.

Их глаза встретились. На мгновение.
Юсуп нахмурился, будто что-то почувствовал. Но тут же рассмеялся, возвращаясь к беседе.

Бонарт чуть улыбнулся.
— Ты даже не понял, что уже под наблюдением, — подумал он.

Он встал, бросил на стол монету, не дожидаясь сдачи, и направился к выходу.
Когда дверь за ним закрылась, в таверне стало чуть тише.

2 глава.

Глава II. Пламя Нешемира

Над полем стелился дым — густой, пахнущий железом и гарью.
Аванпост короля стоял на пригорке, как мёртвый зверь: стены почернели от огня, знамена лежали в грязи.
Среди пепла — шаги. Тяжёлые, уверенные, вымеренные.

Капитан Нешемир шёл через развалины. Высокий, широкоплечий, в чёрном плаще, пропитанном дождём и дымом.
На его лице не было жестокости — только спокойствие. Тот редкий тип спокойствия, от которого людей бросает в дрожь.

— Всё, — сказал он негромко. — Аванпост пал. Король потерял ещё один зуб.

Позади него двигались его люди.
Не армия — кость, нерв, сердце. Опора его восстания.

Волкодав шёл первым. Гигант с лицом, высеченным из скалы. Его меч был шире человеческого плеча.
Но в его глазах не было ярости — только усталое благородство. Он ненавидел резню, но сражался, потому что считал это необходимым.

— Капитан, — произнёс он, стирая кровь с меча. — Мы могли бы взять пленных. Зачем жечь всё дотла?

Нешемир обернулся.
— Потому что страх движет быстрее, чем разум. Пусть король знает: я не играю в осаду. Я иду по прямой.

Рядом засмеялся другой — Краснокрылый, яркий, с медными перьями на доспехах и двумя закрученными бумерангами, висевшими на спине.
— А я-то думал, мы пришли повеселиться! — сказал он с широкой улыбкой. — А капитан всё о страхе и дисциплине.

Он подбросил бумеранг, и тот, сверкнув, вернулся к нему обратно, оставив в воздухе след из искр.

— Развлекаться будешь потом, — буркнул Куроро, невысокий, жилистый мужчина с цепкими глазами.
Он выглядел как вор, затесавшийся в ряды воинов. Но ходил — как человек, которому нечего терять.
— Пока ты кидаешь игрушки, я нахожу слабые места. Эти стены, к примеру… были прогнившие. Я поджёг пороховой склад, и всё рухнуло.

— Трусость не стратегия, Куроро, — сказал Волкодав, глядя на него сверху вниз.

— А идеалы — не броня, — хмыкнул тот в ответ.

Между ними уже начинало искрить, но вмешался Рамси — молодой маг в красном плаще, огонь которого не гас даже под дождём.
Пламя плясало на его ладонях, отражаясь в глазах.
— Довольно! Хотите спорить — спорьте потом. Король всё ещё дышит. А пока он жив — пепла будет мало.

Нешемир остановился, глядя, как остатки аванпоста догорают.
— Всё вы правы, — произнёс он спокойно. — Каждый по-своему.
Он поднял взгляд к тучам. — Но пока мы едины — нас не сломить.

В этот момент из-за разрушенной стены показался юноша — лет шестнадцати.
Золотые волосы, взгляд, в котором слишком рано поселился огонь.
Гордей, сын Нешемира.

— Отец, — произнёс он, подойдя ближе. — Ты говорил, что я сегодня увижу настоящую битву. Я видел, как твои люди сжигали аванпост. Но я не видел, как ты сам убиваешь.
Он сжал рукоять меча. — Я хочу научиться этому.

Нешемир обернулся к нему.
На мгновение в его глазах мелькнула боль — отцовская, тихая.
— Убить — не искусство, сын.
— Но ты ведь убиваешь, — бросил Гордей.
— Потому что вынужден, — ответил Нешемир. — Но прежде чем ты поднимешь меч, научись держать слово. Без чести убийство — это просто грязная работа.

Он подошёл ближе, положил ладонь на плечо сына.
— Король не заслуживает трона, но даже в падении он останется человеком. Запомни это. Если ты когда-нибудь победишь врага — не радуйся. Просто иди дальше.

Гордей сжал губы, но кивнул.
Он хотел быть как отец — сильным, непоколебимым.
Но не понимал, почему тот отказывается быть хищником до конца.

Волкодав подошёл ближе.
— Он растёт, капитан. Но ему нужно поле, не слова.

— И получит, — ответил Нешемир. — Ещё немного — и мы выступим к столице. Там решится всё.

Он поднял меч к небу, покрытому дымом и пеплом.
— Сегодня — первый удар. Завтра — война.

Пламя от горящего аванпоста отразилось в глазах всех пятерых.
Каждый видел в этом отражении своё: идею, жажду, веру, сомнение.
Но все они знали — дороги назад уже нет.

...

Нешемир и его свита только начали обсуждать планы, когда с треском подошёл Юсуп — весь в пыли и с чужой кровью на седле. Его лицо было напряжённо-бледным, виной и страхом пахло сильнее дыма.

— Капитан! — выпалил он, не выдержав паузы. — Бонарт… тот самый паук… с какой-то чародейкой — они… они истребили девяносто девять наших. Практически всю роту. Они — живые тени, они ——

Нешемир молча смотрел на него, и в его взгляде таилась нестерпимая холодность.
— Почему ты жив? — спросил он тихо, просто, как будто спрашивал, зачем забыл сапог. Вопрос лежал прямо, как лезвие.

Юсуп на миг замолчал. В горле у него застрял ответ, и он искал в словах щит. Его губы дрогнули, но гордость мешала признаться. Он не смог вымолвить правду: что бросил людей и улизнул, как крыса с тонущего корабля. В груди его всё сжалось — стыд густым свинцом опустился.

В этот момент из тени вышел Куроро. Его глаза блеснули, и голос проскользнул ровно и едко:
— Да ладно тебе объяснять, Нешемир. Видно же — он сбежал. Понятное дело, что бросил наших. Ты что думал? Что он будет стоять против легенды и гибнуть? Нет, он просто пошёл по пути, который всегда выбирают трусы — туда, где нет крови на его руках.

В строившейся тишине послышался шорох — даже Краснокрылый на мгновение замолчал, бросив взгляд на Юсупа, как на больную собаку.

Нешемир тяжело вздохнул. В этом вздохе было и разочарование, и какой-то усталый приговор. Он медленно повернулся к сыну — Гордею — и на секунду в его лице вспыхнула отцовская боль и требовательность одновременно.

— На первый раз прощаю, — сказал Нешемир низко. — Но запомни: проливших кровь своих людей я не забываю. Я даю клятву, Юсуп. Если ты ещё раз предашь своих, если ты снова оставишь людей, — я лично отрубаю тебе голову.

Эти слова упали тяжёлой плитой. Юсуп побледнел ещё сильнее; его челюсть дернулась. Он хотел что-то возразить, но только кивнул, как кивнутый солдат. В глазах его плеснул страх — не столько за собственную голову, сколько за позор, который теперь будет тянуться за ним, как клеймо.

3 глава.

Глава III. Весть о Бонарте

Собрание отряда проходило в старом амбаре, заброшенном ещё со времён последней войны. Сквозь щели в крыше пробивался свет, а внутри стоял густой запах металла, вина и тайны.

Бела стояла у стола, опершись руками о потрескавшуюся карту. Её глаза горели, но в голосе звучала сдержанная тревога.

— У нас весть, — сказала она, обводя взглядом присутствующих. — От разведчиков. Бонарт жив.

Анархист поднял голову, медленно, с той тяжёлой сосредоточенностью, что всегда пугала новичков.
— “Жив” — это уже много, — тихо произнёс он. — Но в каком он состоянии?

Бела выдохнула, будто сама не верила словам, которые сейчас скажет.
— Они рассказали… что Бонарт в одиночку перебил почти сотню человек из армии Нешемира.

В амбаре повисла тишина.
А потом раздался резкий, гулкий смех.

— Ха! — это был Аспид, сидевший в углу на перевёрнутой бочке, играя кинжалом. — Я знал! Я знал, что он не сдох!
Он стукнул кулаком по дереву и ухмыльнулся, как человек, для которого весь мир — сцена.
— Вот кто достоин называться Пауком! Остальные из нас — тени, копии, грязь на его сапогах!

Белла нахмурилась:
— Не начинай, Аспид. Это не повод для панегириков.

— А для чего тогда повод, Белка? — он лениво посмотрел на неё, глаза играли холодным блеском. — Он стоял против сотни. И выжил. Один.
Он усмехнулся, глядя в сторону. — А мы тут сидим, спорим, кто предал, кто нет…
Он подался вперёд, его голос стал серьёзным. — Бонарт единственный, кто заслуживает быть со мной наравне.

Боровито плюнул в сторону.
— С тобой? Да он бы тебя в два взмаха закопал.

— Возможно, — ответил Аспид с самодовольной улыбкой. — Но хотя бы я бы умер от руки достойного.

Чарли хмыкнул, покачав головой.
— От достойного или нет, но Бонарт сейчас где-то там, израненный, полумёртвый. Если в нём хоть капля крови осталась, её высосет первый же патруль Нешемира.

Бела кивнула.
— Именно. Поэтому мы идём за ним.

Анархист поднял взгляд.
— Это решение… одобрено всеми?

Боровито фыркнул:
— Я не хочу, чтобы этот мрачный фанатик сдох, пока мы здесь сидим. Пусть живёт, хоть для того, чтобы потом спорить с ним, кто первый убьёт Нешемира.

Бела резко выпрямилась.
— Тогда решено. Мы идём к нему.

Аспид лукаво усмехнулся:
— О, какая забота. Белка волнуется. С чего бы это?

Бела посмотрела прямо ему в глаза — и в её взгляде было нечто стальное, опасное.
— С того, что Бонарт — не просто мечник. Он наш щит. Пока он жив, имя Пауков внушает страх. Потеряем его — потеряем смысл.

Аспид замолчал, но улыбка осталась.

Анархист тихо сложил карту и сказал:
— Выходим на рассвете. Я поведу тропой вдоль старой реки.

Чарли, вечно спокойный, добавил:
— А я возьму собаку. След Бонарта свежий, найдём быстро.

Бела посмотрела на всех и коротко кивнула.
— Готовьтесь. Через пару часов тронемся.

Когда остальные вышли, Аспид задержался у двери.
Он бросил взгляд на Белу, которая стояла у окна, молча глядя на вечерний свет.

— Знаешь, — сказал он тихо, — если он выжил после такого… может, он стал кем-то больше, чем человек.

Бела не повернулась.
— Или кем-то меньше, — ответила она. — После такой бойни никто не возвращается прежним.

Аспид усмехнулся.
— Тем интереснее будет встреча.

Он вышел, а Бела осталась, слушая, как снаружи ветер треплет потрёпанное знамя Пауков.
Где-то там, в лесах, шёл тот, кого они называли братом — и чудовищем одновременно.

....

Глава IV. Привал

Они шли уже несколько часов. Лес становился плотнее, ветер тише, и только шаги Бонарта звучали уверенно и ровно, как удары маятника.
Мелисса шла чуть позади, уставшая, но не смея жаловаться.
Её взгляд всё время натыкался на его спину — прямую, будто высеченную из камня.

Когда солнце клонилось к закату, Бонарт остановился.
— Привал, — коротко сказал он.
Он не стал спрашивать. Просто снял плащ, разложил сухие ветки и достал из сумки огниво. Через минуту между ними уже потрескивал костёр.

Мелисса села, растирая руки, а Бонарт молча ушёл в чащу.
Она услышала лёгкий хруст, короткий свист — и через минуту он вернулся, держа в руках кролика. Животное ещё дёргалось.
Он перерезал ему горло без тени эмоций. Кровь закапала на землю.

Мелисса смотрела молча, потом тихо спросила:
— Тебе… не жалко его?

Бонарт поднял взгляд. В его глазах не было ни злости, ни сочувствия. Только холод.
— Жалость — роскошь для тех, кто ещё не понял, как устроен мир.

— А ты понял? — осторожно спросила она.

Он молчал, пока разделывал тушку.
— Давно. — Он бросил кусок мяса на сковороду и добавил, не поднимая головы: — Я перестал что-то чувствовать. Ни жалости, ни любви, ни страха. Всё выгорело. Осталась только привычка выживать.

— Значит, ты считаешь себя монстром?

Он усмехнулся, тихо, безрадостно.
— Монстром? Нет. Монстр хотя бы наслаждается тем, что делает. А я просто делаю, что должен.

Мелисса смотрела, как он переворачивает мясо, и тихо сказала:
— Ты не перестал чувствовать. Ты просто запретил себе чувствовать. Это разные вещи.

Бонарт поднял на неё глаза.
— Какая разница?

— Огромная. — Она говорила спокойно, почти шепотом, но каждое слово резало точно. — Один человек теряет чувства, потому что их у него выжгли. Другой — потому что боится их. Ты из второй породы, Бонарт.

Он замер. Сковорода зашипела.

— Боишься снова что-то потерять. Поэтому проще притворяться камнем. Проще называть себя монстром, чем признать, что тебе больно.

Он отвёл взгляд, вглядываясь в пламя.
Долгое молчание. Только потрескивал костёр и запах мяса тянулся в воздухе.

— Ты думаешь, я не пытался? — наконец сказал он, тихо, почти глухо. — Каждый, кого я подпускал близко, либо погиб, либо предал. Чувства — это слабость. Они делают тебя уязвимым.

— А может, наоборот? — ответила она. — Может, именно это и делает тебя живым.